Текст книги "Рассказ о шпионе"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

«Специфика военных игр такова, что не все проблемы, возникающие в ходе игр, могут быть решены в соответствии с правилами. Поэтому посредничество и контроль за играми должны носить консультативный характер. Контролирующим лицам не рекомендуется самим решать такие проблемы – до тех пор, пока все участники военной игры не изучат данные проблемы адекватным образом».

Примечания для участников военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.

Мы стояли на центральном посту, одетые в утепленные белоснежные маскхалаты, что казалось нелепым среди офицеров в рубашках с короткими рукавами. Гидролокатор показывал над нами открытую лагуну, но капитан продолжал стабилизировать подлодку против течения и бороться со своей нерешительностью.

– Полковник, посмотрите сюда. – Капитан стоял около перископа. Его тон стал почтительным. То ли из-за последнего скандала со Шлегелем, то ли из-за письма из Пентагона, то ли потому, что капитан уже не ждал нашего возвращения обратно. Трудно сказать почему. Шлегель подошел к перископу и настроил резкость. Он с минуту смотрел в окуляры, кивнул и затем предложил взглянуть в перископ. Я смог увидеть только неясные очертания бледно-голубого цвета.

– Это с прибором ночного видения? – спросил я.

– А вот так – без него, – сказал кто-то и отключил прибор. В окулярах стало совсем темно.

– Ничего не видно, – ответил я.

Ферди тоже взглянул в окуляры.

– Это просто лунный свет, – насмешливо произнес он и рассмеялся. – Ты думаешь, русские для нас фонари понаставят?

Это разрядило обстановку, и даже Шлегель улыбнулся.

– Это лед? – спросил капитан. – Мне наплевать на освещение, но это лед или нет?

– А что, на гидролокаторе его не видно? – спросил я.

– Тонкий слой льда гидролокатор может и не показывать, – ответил рулевой офицер.

– Всплываем, капитан, – сказал Шлегель.

Капитан кивнул:

– Перископ вниз. Готовность ко всплытию.

Подводная лодка закачалась, когда ухнули цистерны, и всплытие закончилось. Удар об лед был таким, словно кузнечный молот со всего размаха опустился на стальную обшивку корпуса, сжатого со всех сторон. Капитан закусил губу. Все смотрели на капитана. Стало ясно, что подлодка получила существенные повреждения. Но было очевидным и то, что наше всплытие, несмотря ни на что, продолжалось. Мы поднялись на поверхность, словно скала, взметнувшаяся из водоворота взбаламученной воды. Капитан уже поднимался вверх по трапу. Я последовал за ним. Высиживать внизу было нечего, мне хотелось посмотреть на все своими глазами. После яркого света флуоресцентных ламп внутри подлодки я все же надеялся хоть как-нибудь рассмотреть бескрайние просторы мерцающего льда. Но мы были в зоне полярной ночи, и только слабый лунный свет освещал темноту и серый туман. Ледяной ветер прорезал мои легкие, словно острый скальпель.

Только лишь привыкнув к темноте, я смог разглядеть дальнюю оконечность лагуны, где темные воды превратились в пепельные нагромождения льда. Капитан, изучив вмятины на корпусе перископа, посмотрел на огромное ледяное поле, расколовшееся при нашем всплытии на мелкие льдины, которые качались на волнах.

– Дело плохо, Дэйв? – спросил капитан у начальника электромеханической службы, который отвечал за все – от атомного реактора до рабочих отсеков.

– Все находится в герметичных отсеках, капитан. Надеюсь, что ничего не пострадало.

– Все равно нужно все проверить.

– Понял.

Шлегель взял капитана за локоть и сказал:

– Я рассказал вам официальную версию. А сейчас я хочу, чтобы вы запомнили самое главное.

Капитан наклонил к нему голову, чтобы лучше слышать.

– Сынок, ты за свою посудину не беспокойся. И на всякие там инструкции тоже наплюй. Но если ты скроешься отсюда и уплывешь, оставив здесь хоть кого-нибудь из нас, ты наживешь себе врага. Врага в моем лице. Тогда я очень разозлюсь, достану тебя хоть из-под земли и кастрирую. Вот это и есть самое главное для тебя, и постарайся это осознать.

– Просто не стоит заваривать кашу, которую приходится расхлебывать флоту, – сказал капитан. Шлегель громко расхохотался. Капитан раскусил Шлегеля гораздо быстрее, чем я. Шлегель любил разыгрывать из себя этакого грубоватого варвара, чтобы проверить реакцию своих компаньонов. Интересно, удастся ли нам отделаться так же легко, как это удалось капитану.

– Полковник, ваши ребята готовы к высадке?

– Давно готовы. – Но легче было сказать, чем сделать. Высокий борт и обтекаемый корпус атомной подлодки усложняли высадку с нее, а высадиться можно было только с прочного выступа или с катера. Мы слезли по складному трапу вниз, перемазавшись об обшивку и задохнувшись от перенапряжения.

Труп мы взяли с собой. Мы вытащили его из металлического цилиндра, из которого пахнуло испарениями искусственного льда. Труп сидел на грубом деревянном сиденье, которое мы отвязали от него и отправили обратно на подлодку. Потом тело было привязано к двум полозьям, и мы начали свой путь по льду.

После постоянного флуоресцентного дня в подводной лодке мы оказались в темноте долгой зимней полярной ночи. Облачность была низкой, но сквозь нее все же пробивался лунный свет, который освещал окрестности слабым голубым светом, словно включенный и забытый телевизор в покинутом магазине. Морозный воздух и твердый лед делали каждый звук неожиданно гулким. Даже отойдя от подводной лодки больше километра, мы могли слышать приглушенный разговор сварщиков, изучающих помятый перископ.

На следующем километре пути все уже почувствовали усталость. Мы остановились и вытащили радиомаяк, который был перестроен на аварийные частоты русского Северного флота. Мы оглянулись на подводную лодку, когда ее палуба снова начала скрываться в пучине.

– Похоже, они его так и не отремонтировали, – сказал Шлегель.

– Да, наверное, – согласился я.

На какой-то момент воцарилась тишина, а затем черное блестящее тело подлодки медленно стало уходить в темные воды Арктики. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас. Мы были совершенно одни на целом континенте, полностью состоящем изо льда, плывущем по северным водам.

– Давайте пройдем еще немного, – предложил я, – а то на этот радиомаяк очень легко настраиваются ракеты с головками радионаведения.

– Хорошая мысль, – сказал Шлегель, – и заодно перенесем эту тяжеленную штуку. – Он указал на замерзший труп. Тот лежал на боку, похожий на снежный ком, словно кто-то специально катал его по снегу. Мы прошли еще метров двести, сели и приготовились ждать. У нас еще был целый час до назначенного времени встречи. Мы застегнули анораки до самых ушей и надели защитные очки, чтобы иней не накапливался на ресницах.

От низкой облачности и твердого ровного льда эхом отразился рокот приближающегося вертолета. Казалось, этот шум разнесся на всю округу. Это был КА-26 с двумя коаксальными винтами, которые шумели больше, чем сам двигатель. Вертолет повис над радиомаяком, опустив нос для лучшего обзора пилоту. Так же с опущенным носом вертолет начал кружиться вокруг маяка, обозревая местность, пока не заметил нас.

– Поисково-спасательная служба, – заметил Ферди.

– Подлодка смылась. Можно начинать дело, – сказал Шлегель.

– Вы имеете в виду дело с Ремозивой? – спросил Ферди. Шлегель бросил в мою сторону быстрый взгляд.

– Да, возможно, – сказал он, – вполне возможно.

Вертолет сел в огромное облако снежной пыли, поднятой его лопастями. Только после того, как снег немного улегся, мы увидели вертолет приземлившимся в сотне метров от нас. Это был легкий вертолет со сдвоенной хвостовой балкой. Кабина представляла собой всего лишь коробку, над которой размещались два огромных двигателя. Огненные выхлопные газы освещали темноту. Формы вертолета подчеркивались оранжевыми полосками – цветом, принятом во всем мире для лучшего обнаружения как в океане, так и на льду. На всех оконечностях вертолета светились габаритные огни, и даже после того, как винт остановился и очертания вертолета стали трудноразличимыми, габаритные огни продолжали вспыхивать и гаснуть, словно очумелые светлячки летним вечером.

Шлегель схватил Ферди за локоть.

– Пускай подойдут. Пусть подойдут поближе.

– А это, должно быть, Ремозива? – спросил Ферди. Шлегель только недовольно проворчал.

Человек, который вышел навстречу, открыл дверь со стороны пассажирского сиденья. Он ухватился за раму и спрыгнул на лед, шумно вдохнул морозный воздух. Это был явно не молодой человек, и я только сейчас начал осознавать, что все действительно становится явью.

– Патрик, лучше идти тебе, – сказал Шлегель.

– Почему это мне?

– Ты можешь говорить.

– Ферди тоже.

– Ферди слишком много знает.

– Ладно, ждите меня здесь, – сказал я, поднялся на ноги и пошел навстречу пожилому человеку. На фоне белого снега его было лучше видно, чем меня: он был одет в синюю морскую шинель, но без погон и знаков отличия. Сток. Это был полковник Сток. Он остановился в пятидесяти метрах от меня и поднял вверх ладонь, предлагая мне тоже остановиться.

– Нам нужно тело, – сказал Сток.

– Оно здесь.

– Знаки различия?.. Униформа?.. Все остальное?..

– И все остальное тоже, – ответил я.

– Скажите им, чтобы они принесли тело к вертолету.

– Ваш человек, – крикнул я, – где ваш человек?

– Он вместе со своим помощником на заднем сиденье. Все в порядке. Идите обратно и скажите им, что все в порядке.

Я вернулся к остальным.

– Ну, что ты думаешь? – спросил Шлегель. Я чуть было не сказал, что мне это все совершенно не нравится; но мы еще раньше договорились, что я поверю в сказки и возьму свои слова обратно, как только мне покажут сенсационные заголовки в «Известиях».

– Он очень приятный собеседник, можете мне поверить.

– Хватит трепаться, – отрезал Шлегель. – Так что ты думаешь?

– Он сказал, что Ремозива с его помощником находится на заднем сиденье. Они хотят, чтобы мы принесли тело.

– Что-то я не понимаю, – сказал Ферди. – Если они взорвут вертолет с трупом в кабине, то как они сами доберутся обратно?

– Ну вот, Ферди, настало и для тебя время узнать побольше о волшебствах Санта-Клауса!

– Заткнитесь вы оба! Лучше помогайте тащить этого проклятого жмурика!

Русские нам не помогли. Сток наблюдал за нами через прибор ночного видения, прикрепленный к силовому агрегату. Поисково-спасательные службы тоже, видимо, оснащались такими приборами, но все равно полной уверенности, что тебя в случае чего заметят, не было.

Когда мы были в десяти метрах от вертолета, я спросил Шлегеля:

– А кто-нибудь все-таки может распознать, настоящий ли Ремозива сидит в вертолете?

– Какая разница? Сейчас самое главное – это труп.

Я приостановился.

– Разницы-то никакой. Но этим людям он может быть нужен как вещественное доказательство против Ремозивы. Они могут быть из службы безопасности и держать вашего друга Ремозиву под арестом.

– Отличная мысль, Патрик, – ответил Шлегель. – Но если мой друг адмирал уже находится под арестом, то мертвец с больными почками, одетый в униформу, им все равно многого рассказать не сможет.

– У вас цинизма как у гробовщика, – заметил я, и мы дотащили труп к самой двери вертолета. Вдруг я почувствовал, что кто-то сзади схватил меня за кожаный пояс. Видимо, это послужило сигналом, и русский около Стока ударил Ферди в лицо. В этот момент Ферди, наклонившись над трупом, пытался поднять его ноги в дверь кабины. От удара он выпрямился. Следующий удар скользнул поверх его плеча, зато ответный удар Ферди попал в цель. Русский отлетел на открытую дверь, которая громко хлопнула о фюзеляж. Меховая шапка русского свалилась, и я узнал в нем одного из людей Стока, который был с ним в моей квартире.

Пилот спрыгнул вниз с другой стороны вертолета. Я вскочил на подножку шасси, но Шлегель стащил меня обратно и отбежал сам. Он вскинул руку вверх и выстрелил из ракетницы. Хлопок выстрела был оглушительно громким, и высоко над нами взвилась красная ракета, которая окрасила местность мягким розовым светом.

Двое на заднем сиденье, толкаясь в дверях, ухватили Ферди за руку, пока Сток боролся с ним. Было даже забавно смотреть на Ферди и на русского, как они кружились и толкались, словно пара подвыпивших танцоров.

Видимо, после сигнала Шлегеля пилот вскочил обратно на свое место, запустил двигатель, и лопасти винта стали быстро набирать обороты. Вряд ли есть вертолеты, у которых лопасти винта находятся так низко, что могут задеть даже самого высокого человека. Тем не менее вряд ли найдется человек, не пытающийся пригнуться от работающего винта. Когда пилот увеличил обороты, Сток пригнулся. Но затем, испугавшись, что вертолет поднимется без него, подбежал к двери и протянул руку, чтобы ему помогли подняться в кабину. Теперь только один человек держал Ферди за руку, а вертолет уже взметнулся в воздух и завалился в сторону из-за лихорадочных действий пилота. Ферди повис под вертолетом, размахивая ногами и пытаясь достать подножку шасси.

– Помоги мне, Патрик! Помоги!

Я был совсем рядом. Труп уже вывалился на лед. Я сбросил перчатку и, нащупав в кармане маленький пистолет Мэйсона, выдернул его из кармана. Ноги Ферди уже оторвались ото льда, и я, словно вратарь, одним прыжком достал его ногу и обхватил своими руками. Вторая нога Ферди болталась в воздухе и пыталась обхватить другую и мои руки. Из-за этого у меня никак не получалось освободить руку с пистолетом и поднять ее. Вертолет с ревом поднимался в темное небо Арктики.

Оторвавшись от земли, вертолет закружился во все стороны. Потом, видимо, пытаясь сбросить меня, он резко повернулся и наклонился. Я мельком увидел Шлегеля, одиноко стоящего на сером льду и неистово машущего руками, изо всех сил пытаясь оставить хотя бы меня под своим командованием. Я задохнулся от порыва ветра, а затем, открыв глаза и наблюдая, как вертолет с ревом проносит нас над ледовым полем, увидел подводную лодку. Она купалась в серой воде, словно огромный черный кит, окруженный гирляндами из осколков льда. Несколько моряков сновали по верхней палубе подлодки.

Потом до меня дошло, что мне нужно было стрелять по тонким бортам фюзеляжа в место пилота или хотя бы в направлении подвески двигателя. Но я думал только о человеке, схватившем Ферди за руку, и все свои выстрелы направил в этом направлении. Вдруг я услышал крик боли и почувствовал, что начал падать. Я еще крепче вцепился в ноги Ферди, но это не остановило моего падения.

Трудно сказать, сколько времени это продолжалось: несколько секунд, минут или часов. Я, наверное, пошевелил рукой и почувствовал боль, которая вернула мне сознание.

– Ферди… Ферди!

Он не двигался. Его лицо было в крови из-за кровотечения из носа. А его ботинок был вывернут так, что я заподозрил у Ферди перелом лодыжки.

Лодыжка. Это должна быть лодыжка. Неужели еще что-нибудь? Вряд ли у меня были шансы протащить Ферди больше двадцати метров. Даже если бы я знал, в каком направлении находится подводная лодка и здесь ли она еще.

Шлегель должен нас найти. Я был в этом уверен. Несмотря на его скотский характер, он нас не бросит на произвол судьбы.

– Ферди! – Он зашевелился и застонал. – Луна была на северо-востоке, так, Ферди?

Ферди попробовал кивнуть головой, но не смог. На его лице отразилось, что он со мной согласен. Я снова посмотрел в небо. Сквозь просветы в низких облаках проглядывала луна. Было видно даже несколько звезд. Осталось только найти созвездие Большой Медведицы и по нему найти правильное направление.

– Подводная лодка, Ферди.

По его лицу было видно, что он понял.

– Ты хочешь сказать, что подлодку нужно искать в этом направлении?

Он не отрываясь смотрел на луну и на мою руку, которую я поднес к его глазам. Ветер гудел так громко, что мне пришлось придвинуться ухом к самому его рту, чтобы услышать его слова.

– Дальше, – видимо, сказал он. Держа свою руку перед его глазами, я стал поворачивать ее, пока он глазами не подтвердил правильное направление. Потом я медленно поднялся на ноги и осмотрел себя и Ферди. Он был в полубессознательном состоянии, но его лодыжка была, по-видимому, единственным повреждением, которое я смог обнаружить. Поставить Ферди на ноги оказалось делом трудным и долгим, но боль в лодыжке постепенно вернула его в реальный мир.

– Оставь меня, – прошептал Ферди, когда я начал почти волоком тащить его, стараясь поднять на руки. Своими руками он ухватился за мою шею и изредка пытался помочь идти своей здоровой ногой.

– Оставь меня и дай мне спокойно умереть, – твердил Ферди.

– Послушай, Ферди, – разозлился я, – ну-ка соберись, а то я тебя сейчас так соберу!

– Оставь меня, – сказал Ферди и издал долгий стон боли и утомления.

– Правой-левой, правой-левой, правой-левой, – громко командовал я. Он вряд ли был в состоянии слушать меня, тем не менее мои усилия не пропали даром, и он время от времени стал опираться на левую ногу.

Я ошибся, считая, что нужно идти до видимого горизонта.

Дотащившись до этого места, я убедился, что подводной лодки нигде не было. Я остановился. Но удерживать Ферди прямо оказалось намного сложнее, чем я ожидал.

– Шлегель наверняка нас уже ищет, – сказал я. Ферди застонал, словно отвечая, что лучше умереть здесь, чем быть спасенным этим отвратительным Шлегелем.

– Правой-левой, правой-левой, правой-левой, – продолжал я. Иногда влажный густой туман окутывал нас так, что приходилось останавливаться и ждать, пока ветер раздует его с нашего пути.

– Ради бога, Ферди! Ты хоть иногда перекладывай свой вес на здоровую ногу.

– Булочки с корицей… – прошептал Ферди.

– Ты совершенно прав, – ответил я, – это все из-за проклятых булочек с корицей.

Иногда мне приходилось останавливаться не только из-за тумана. Я останавливался перевести дыхание, и по мере нашего продвижения мои остановки становились все чаще и чаще. Но во всяком случае Ферди уже не требовал оставить его в арктических просторах. Это было хорошим знаком, думал я. Тем более что он еще пробовал шутить о булочках с корицей.

Со временем становилось все темнее и темнее, и я стал опасаться, что теряю чувство ориентации, так же как и чувство времени.

Однажды мне показалось, что кто-то свистит. Я остановился:

– Слушай, Ферди! Свистят! – Но это был всего лишь свист ветра в ледяной гряде.

– Правой-левой, правой-левой.

Я говорил не столько Ферди, сколько самому себе. Я давал команды своим собственным ногам давить этот бесконечный снег.

Становилось все темнее и темнее. И я все чаще натыкался на ледяные глыбы, которые вдруг выступали из мглы. Словно корабли, плывущие сквозь туман.

– Тут еще одна глыба, Ферди, – сказал я. – Правой-левой, правой-левой, правой-левой. Только бы не отклониться с пути. Вот так, молодчина.

Когда я видел ярко-красные вспышки впереди себя, то это, видимо, был еще один корабль. «Правой-левой, правой-левой, правой-левой». А свистел только ветер. Ферди и я упорно продирались вперед. Даже когда ледяные глыбы делали боевой разворот, чтобы протаранить нас. Или когда ледяные корабли цеплялись и рвали нашу одежду.

– Правой-левой, правой-левой. Да убери же ты свою чертову ногу! Ферди, ты – последняя скотина! Ты мог бы для разнообразия свой вес перекладывать и на здоровую ногу. Это же целый центнер булочек с корицей.

Со всех сторон нас окружили торчащие глыбы льда. Пройти между ними стало еще труднее. Я вытянул вперед руку, чтобы удержаться на ногах. Как вдруг почувствовал, что лед сам встал перед моими глазами.

– Еще немного, Ферди, – подбадривал я его, – я уже чувствую запах этих чертовых булочек.

– Они оба сошли с ума. – Это был голос капитана.

– Правой-левой, – твердил я, прокладывая свой путь по льду. Но он не давал мне идти. И я почувствовал, что топчусь на одном месте.

– Помогите мне снять здоровяка. – Это был голос доктора.

– Он мертв, причем уже давно.

Голос Шлегеля:

– Был без очков – вот и ослеп от снега, да еще контужен. Доктор, у вас шприц с собой?

Где-то неподалеку от меня я увидел еще одну сигнальную ракету. И увидел совершенно четко. Я вырывался, чтобы освободиться.

– Зря старался, – послышался голос Шлегеля, – тащить его все это время. Представляю, в каком он состоянии.

– По всей видимости, он еще был жив, когда они пошли.

– А может, и нет, доктор.

– Отцепись от Фоксуэлла! – Это опять рявкнул голос Шлегеля, а его лицо появилось всего в нескольких сантиметрах от меня. – Я кому говорю, дубина! Отцепись от него!

Глава 21

«Распечатка (на листах розового цвета) производится в конце военной игры. Второстепенные, общие и непрерывные действия, не включенные в распечатку, не являются частью военной игры».

Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.

Несколько раз я почти возвращался в туманный белоснежный мир эфира и антисептических средств. Через окно яркое солнце освещало темно-зеленые сосновые леса, деревья, осевшие под снежным покровом.

Кто-то приспустил шторы, и комната наполнилась мягким светом без теней. На столике в передней лежали фрукты, цветы и газеты. Читать газетный шрифт было трудно. На краю кровати сидел человек, которого я узнал. На нем был темный костюм, а лицо казалось постаревшим и немного расплывчатым.

– Он пришел в себя.

– Патрик!

Я застонал. Теперь еще одна фигура попала в поле моего зрения, выплыв из-за очертаний спинки кровати, словно сонное, туманное солнце поднялось над бескрайними просторами Арктики.

– Просыпайся, любезный. У нас еще и других дел полно.

– Я налью ему немного чая, – сказал Доулиш. – Ничто так не взбадривает, как добрая чашка чая. Разве здесь могут готовить настоящий чай?

– Где я? – спросил я. Мне не хотелось говорить, но я хотел узнать, где я нахожусь.

Шлегель ухмыльнулся.

– В Киркенесе, в Норвегии. Норвежский вертолет доставил тебя с подводной лодки несколько дней тому назад.

– Это правда? – спросил я у Доулиша.

– Да уж мы постарались, – ответил Доулиш.

– Еще бы вы не постарались, – сказал я, – я застрахован правительством на десять тысяч фунтов.

– Ему уже стало лучше, – заметил Шлегель.

– Если ты хочешь, мы уйдем… – предложил Доулиш.

Я очень осторожно помотал головой, словно боясь, что она упадет и закатится под кровать, и ее придется выкатывать оттуда палкой.

– Где Ферди?

– Ты знаешь, где Ферди, – сказал Шлегель. – Ты сделал для него все, что смог. Но Ферди умер.

– За что? – спросил я. – Черт возьми, во имя чего?

Доулиш разгладил английскую газету. Я увидел заголовок большими буквами: «ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ, КОГДА КРАСНАЯ КАТЯ ВЫШЛА ИЗ ИГРЫ».

Доулиш сказал:

– Вчера утром люди Стока арестовали сестру Ремозивы. Единственное, что они смогли сделать.

Я переводил свой взгляд то на Доулиша, то на Шлегеля.

– Так вот из-за чего была заварена вся эта каша – из-за воссоединения Германии.

– Они загубили все дело, – сказал Доулиш. – Они никак не могли поверить, что адмирал собирается перейти к нам, пока не увидели труп, который вы туда притащили. Все они циники. Совсем как ты, Патрик.

– Бедный Ферди.

– Скажи спасибо полковнику Шлегелю, что тебя спасли, – ответил Доулиш. – Это он додумался подключить к поиску локатор. Да еще заставил капитана пойти на риск и использовать локатор прямо под носом у русских.

– Грубое нарушение мер безопасности, полковник, – заметил я.

– Мы принесли тебе фрукты, – сказал Шлегель. – Хочешь виноград?

– Нет, спасибо, – ответил я.

– А я вам говорил, что он не захочет, – сказал Шлегель.

– Он все равно еще поест, – ответил Доулиш. – А я, пожалуй, все же попробую. – Он быстро отправил в рот одну за другой две виноградины.

– Значит, вам было на руку, что они схватили Ферди, – обвинил я Шлегеля.

– Хороший виноград, – сказал Доулиш. – В это время года наверняка оранжерейный, но зато страшно сладкий.

– Вы – сволочь, – бросил я.

– Ферди по самые уши влез в козни Толивера. Ему вообще не следовало идти в поход, но он настаивал на этом.

– И вы оба потворствовали всему этому?

– Потворствовали? – переспросил Доулиш. – Значит, ты не хочешь винограда? Нет? Ну тогда я сам все съем. – Он взял себе другую гроздь. – Я бы выбрал вместо этого другое слово. Полковник Шлегель был послан сюда, чтобы помочь нам разобраться в осложнениях Толивера. И мы высоко ценим его помощь.

– Понятно, – ответил я. – Руками полковника Шлегеля дали Толиверу по шапке. А если Толивер пожалуется министру внутренних дел, то можно сказать, что это работа ЦРУ. И все шито-крыто.

– Толивер собрался убрать тебя, – сказал Шлегель. – Так что нечего лить слезы по этому поводу.

– Да уж теперь-то за него возьмутся.

– Он полностью дискредитирован, – ответил Доулиш, – это все, что мы хотели.

– А всю грязную работу сделали русские органы безопасности, – добавил я и взял газету.

«ДВОЕ ВОШЛИ В СОСТАВ ПОЛИТБЮРО, ТРОЕ ВЫВЕДЕНЫ ИЗ ЕГО СОСТАВА». Москва (Рейтер).

«Первая перетасовка состава Политбюро после исторической отставки Никиты Хрущева была осуществлена в ходе двухдневного совещания Центрального Комитета. По мнению обозревателей, новая расстановка сил приведет к краху все надежды на подписание договора о германском федерализме».

Я развернул газету. В сводках отмечалось, что курс западной марки начал падать по отношению к курсу доллара и фунта стерлингов. Что и требовалось доказать. Объединения Германии не будет. От аграрного Востока пострадает сельское хозяйство Франции, что будет на руку французским коммунистам. Тем не менее Германия получит свою долю в Общем рынке при распределении прибылей от сельского хозяйства. Вклад Германии в НАТО – примерно треть всех натовских вооруженных сил – скорей всего будет пересмотрен по всем статьям устава Североатлантического союза. Теперь нет нужды американские войска вводить во Францию, которая не является членом НАТО. Тем более в такой сложный период, когда США переходят на полностью наемные вооруженные силы. В противном случае это бы привело к полному выводу американских войск из Европы. И это все в тот момент, когда Россия завершила свой пятилетний план по наращиванию боевой мощи. Действительно, такое дело стоило пары секретных агентов.

Оба посетителя дожидались, когда я закончу читать.

– Значит, русские арестовали все семейство Ремозива только на основании факта нашей встречи у вертолета?

– По-немецки это называется «ответственность всех членов семьи за деяния одного из ее членов», верно? – сказал Доулиш.

– И вам совершенно безразлично, что с вашей помощью было состряпано обвинение совершенно безвинным людям?

– Ты все неправильно понимаешь. Это не английские полицейские арестовали вчера утром всех поголовно с фамилией Ремозива. Это была русская милиция. А люди, которых арестовали, очень рьяно трудились для усиления, развития и расширения системы. Той системы, при которой среди ночи хватают людей на основании того, что они могут являться государственными преступниками. Из-за этого я не намерен сокрушаться и терять сон.

– Значит, главной целью было угробить воссоединение, да? – спросил я.

– Ты, наверное, слышал, что они там в министерстве иностранных дел получили моделирующий компьютер.

– Ну и что это может означать?

– Ничего не может означать. Это уже свершившийся факт. Они промоделировали на нем воссоединение Германии, и им немного не понравился сценарий возможного развития событий.

Я оторвал себе немного винограда от быстро уменьшающейся грозди. Доулиш сказал:

– Просто у тебя сейчас депрессия. Это от наркотиков. Ты же знаешь, ты был очень плох.

– Мэрджори знает, что я здесь?

– Патрик, я пытался ее найти. Но она ушла из госпиталя. – Он заговорил самым вкрадчивым голосом, на какой был способен: – Она, по-видимому, решила больше не связываться с поставками хлеба и молока.

– Она уехала в Лос-Анджелес?

– Мы в этом не уверены, – ответил Доулиш, стараясь мягко открутиться от меня. – Мы только узнали адрес ее семьи в Уэльсе. Такое название, что язык сломаешь. Она, должно быть, там.

– Вряд ли, – бросил я. – Забудем об этом.

Я отвернулся от моих посетителей. На мгновение я вспомнил обои, которые я никогда не менял, и Мэрджори, встречающую меня из похода. Теперь книжные полки можно очистить от этих проклятых книг по анемии, но еще нужно поискать заколки для волос за спинкой дивана.

Я почувствовал жалость к себе, которая отбила весь аппетит. Было больно. Если вы скажете, что эту рану я нанес себе сам, то мне от этого не станет легче. Ферди уже нет, Мэрджори тоже. Удобный маленький мир, который я сам себе создал, исчез, как будто его и не было.

– Тебя здесь хорошо кормят? – спросил Доулиш.

– На завтрак была рыба под маринадом, – ответил я.

– Что я хотел тебе сказать… – начал Доулиш. – У нас тут появились кое-какие проблемы… Есть одно секретное дельце…

Я уже давно понял, что такой человек, как он, вряд ли прилетит в Норвегию, чтобы просто привезти кому-то виноград.