сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Мои глаза распахиваются, и я тут же замечаю быстрый взгляд Кристен в нашу сторону. Подняв руку и покачав головой, даю ей понять, что все нормально. Кажется, это срабатывает, потому что она возвращается к своему прежнему занятию.
— Что? — снова говорит Джек, как будто я не расслышал его с первого раза. К счастью, на этот раз он не кричит.
— Я был не в себе. И она искала повод, чтобы сбежать. Я просто подумал, что дам ей его.
— Что? — он проводит рукой по волосам, смотрит вокруг, а затем устремляет свой взгляд обратно на меня. — Почему? Почему ты был не в себе? И почему она искала повод, чтобы сбежать?
Я пытаюсь рассмеяться и небрежно пожимаю плечами.
— В этом городе это вопрос на миллион долларов, не так ли?
— Черт, Рэм! — теперь он в нетерпении. — Я, вроде как, твой лучший друг. Разве я не должен знать о таких вещах? Лучшие друзья знают друг о друге то, что больше никому не известно, верно?
Я выдыхаю и секунду смотрю на него. Действительно не знаю, почему я никогда не рассказывал ему. Он бы сохранил тайну Эшли, я знаю. Но опять же, я принципиально никогда никому не рассказывал. Конечно, никто никогда и не спрашивал. Либо они слишком боялись, либо им просто нравилось верить в свою собственную версию.
— Что она сделала? — спрашивает он.
Мой взгляд снова падает на Кристен в дальнем углу зала и задерживается там на несколько секунд. Я вижу, как немного соли просыпается на стол. Она берет щепотку и бросает ее через плечо, а остальное смахивает на пол. Потом я обращаю внимание на часы рядом. Обыкновенные черно-белые офисные часы, спешащие на пятнадцать минут и висящие на стене, оклеенной выгоревшими обоями. Без них стена смотрелась бы пустой. Их секундная стрелка издает несколько ритмичных щелчков, после чего мои глаза перемещаются на повтор какой-то старой игры в маленьком телевизоре над нами. А потом ничего не остается. Не остается ничего, что помогло бы мне увильнуть ответа.
— Она любила кое-кого еще, — переведя дыхание, говорю я.
Он сужает глаза, но ничего не говорит.
Мое сердце разгоняется, но, несмотря на это, по моим венам стало разливаться какое-то спокойствие. Я никогда не говорил об этом вслух.
— Она изменила тебе? — он выглядит так, будто слова даются ему с трудом.
— Нет, — быстро отвечаю я, — нет, она не изменяла.
— Тогда какого черта ты несешь? — спрашивает он.
Я скрещиваю на груди руки и ищу ответа на потолке. Несколько мгновений спустя возвращаю взгляд на Джека.
— Оуэн, — говорю я. — Она любила Оуэна.
У Джека такой вид, будто он увидел привидение. С лица сползает краска, челюсть отвисает.
— Как? — спрашивает он.
Чувствую, как мои щеки раздуваются, и я с силой выталкиваю из них воздух.
— До того, как она переехала сюда. В Миннесоте. В школе.
К нему, кажется, начинает приходить понимание. Он слегка прикрывает рукой рот. В остальном он словно одеревенел, глаза прикованы к чему-то в противоположной стороне бара, а потом снова мечет взгляд на меня.
— Открытки?
Я просто киваю головой.
— Это была она.
— Ничего себе, — говорит он, кажется, частично переварив эту информацию, — так же, как и я год назад. — Ничего себе. Прости, приятель. Это… Я не видел, чтобы она туда ходила.
Я просто сижу и тяжело вздыхаю.
— Да, — говорю я. — Ну, я тоже.
Глава 25
Прошлое — год назад
Рэм
Я умышленно положил открытую коробочку с кольцом внутри на журнальный столик. Эшли в Небраске навещает свою семью, поэтому я уверен, что она не сможет прийти и заметить ее.
— Сегодня большая игра, — я слышу, как Джек кричит мне из прихожей.
Мое сердце заколотилось, как сумасшедшее, когда до меня дошло, что он может легко заметить коробочку. Ощущения, как в тот год, когда на Рождество я получил железную дорогу. Я так взволнован, что едва могу сдерживаться — как тогда, в шестилетнем возрасте. Я осторожно отхожу от столика, добегаю до стула и плюхаюсь на него. Потом, закинув ногу на ногу, пытаюсь принять непринужденный вид и щелкаю кнопками на пульте телевизора.
— О, — он испуганно смотрит на меня, входя в комнату. — Ты здесь. Когда твоя тупая задница мне не ответила, я подумал, что ты еще не вернулся.
Я качаю головой
— Я все время был здесь.
— Тогда почему ты, черт возьми, молчал?
— Просто так, — говорю я.
— Что с тобой?
— Что? — смеюсь я. — С чего ты решил, что со мной что-то не так?
Около минуты он, вроде как, изучает меня. Затем оглядывает комнату.
— Чувак, я не знаю, какую хрень ты куришь,— он падает на диван перед столиком и замирает. — Чувак, черт возьми, что это?
Я начинаю смеяться.
— Ну, мы ведь знаем друг друга с пеленок. Знаешь, я решил, что время пришло.
Он смотрит на меня с глупой улыбкой на лице.
— Черт, приятель, тогда оно должно быть золотым. Золото мне нравится больше.
Я просто посмеиваюсь, наблюдая за тем, как он рассматривает кольцо.
— И все же? — спрашивает он. — Это правда?
Он выглядит так, будто хочет взять кольцо в руки, но почему-то боится.
— Это правда, — подтверждаю я. — Я уже разговаривал с ее отцом.
— Черт! Ты уже спросил ее?
— Нет, придурок, поэтому кольцо все еще здесь.
Он смотрит на меня так, словно пребывает в небольшом шоке, а потом берет черную коробочку и подносит ее к глазам.
— Итак? Как давно ты это решил?
— В тот же день, когда впервые увидел ее.
— Вау! — восклицает он. — Это реально взрослое дерьмо.
— Да, я знаю,— громко смеюсь я, а он все продолжает разглядывать кольцо. — Так что ты думаешь?
Он делает вдох, выдох, а затем уголки его губ приподнимаются.
— Я думаю, она будет сумасшедшей, если откажется.
— Хорошо, — говорю я, кивая. Чувствую, что широкая улыбка словно приклеилась к моему лицу. — Теперь осталось только рассказать Оуэну.
Глава 26
Прошлое
Рэм
Я прошел половину пути от входа на кладбище до могилы Оуэна и остановился.
— Что ты здесь делаешь? — я спрашиваю это без осуждения и гнева. Я просто спрашиваю. Девушка в желтом сарафане с длинными светлыми волосами, вздрогнув, поднимает на меня взгляд. Выражение ее лица настолько же смущенное, насколько поражен я сам. Я смотрю, как она заправляет за ухо прядь волос, затем переводит взгляд на надгробие и снова смотрит на меня.
— Я… я вернулась пораньше и просто решила навестить старого друга.
Она опускает взгляд на землю, а я просто смотрю на нее несколько секунд, после чего заставляю свои ноги двигаться. Подойдя немного ближе, замечаю у нее в руке открытку. И тут меня осеняет. Только сейчас до меня доходит.
— Эшли, — шепчу я, — откуда ты знаешь Оуэна?
В ее глазах слезы, но, приблизившись, я понимаю, что появились они не только что. Она совершенно точно плакала до этого.
— Прости, — говорит она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Я не хотела, чтобы ты видел меня такой. Я была в этом районе и решила зайти. Он был просто моим другом в колледже, — она смеется сквозь слезы. — Не смотри на меня. Я, наверное, сейчас ужасно выгляжу.
Я ничего не говорю, потому что все еще пытаюсь переварить информацию. В моем мозгу всплывают все открытки, которые я находил рядом с его могилой.
— А ты почему здесь? — спрашивает она после нескольких минут молчания.
Я смотрю на открытку, пытаясь убедить себя, что они были просто друзьями или что, возможно, она ошиблась могилой. Но видя открытку в ее руке, понимаю, что шла она именно сюда. Я вздыхаю и чувствую, как воздух проходит по моим дрожащим губам.
— Я здесь, чтобы навестить его, — я указываю глазами на могилу Оуэна.
С ее розовых губ слетает легкое «ох».
— Ты знал его?
Я ничего не говорю — просто потому, что не могу заставить свои губы двигаться.
— Конечно, знал. В этом городе его, скорее всего, знал каждый.
— Мне жаль, — она делает паузу и тянется к моей руке, но я быстро отстраняюсь от нее. Это движение удивляет даже меня. Я удивлен, как я мог не взять ее за руку.
— Рэм? В чем дело?
Она расстроена. В ее словах звучит боль. Но я ничего не говорю. Чувствую, как мои губы начинают дрожать, — как и в тот день, когда я услышал новости про Оуэна.
— Рэм, это не … Я не … Он был просто другом. Я не хотела тебя расстраивать.
Она снова замолкает, а я не могу перестать думать о ней и Оуэне. Не могу перестать думать о них вместе, об этих открытках. Она любила его. Я знаю, что любила. Она была той единственной, что любила его. Эшли — моя девушка, любовь всей моей жизни — была любовью и всей его жизни тоже.
— Рэм?
Я все еще не отвечаю и смотрю на нее.
— Малыш, откуда ты его знаешь? — спрашивает она.
Я заметил, что она перевернула открытку лицевой стороной к платью.
— Предполагаю, что вы были близки, — говорит она.
Впервые … не знаю, за какое долгое время, я смотрю в эти наполненные слезами глаза и как будто больше не узнаю ее.
— Малыш, — я слышу слово, сорвавшееся с ее губ, и оно обжигает каждую частичку моей души.
— Малыш? — по голосу чувствуется, что она снова плачет. Ее слова звучат прерывисто, словно осколки стекла, — именно это я сейчас чувствую по отношению к нам. Как будто нас посадили в стеклянную колбу, а затем бросили ее на твердую землю и разбили.
Вдребезги.
Она начинает рыдать. Я должен что-то сказать. Я должен сказать ей.
Делаю глубокий вдох и, закрыв глаза, через силу выдавливаю:
— Он был моим братом.
Глава 27
Прошлое
Рэм
— Что? — ее голос хриплый и неровный. — Нет, — говорит она, качая головой, прежде чем я могу сформулировать очередную мысль.
Я застыл. Не могу двигаться. Даже смотреть на нее не могу.
— Нет, — шепчет она, и в ее голосе слышны слезы. — Нет, — повторяет она снова, как будто сама не может в это поверить.
Я все еще не двигаюсь. Чувствую, как бешено колотится мое сердце. До боли. Смотрю на надгробие, на котором высечено имя моего брата. Смотрю на открытку, которую она прижимает к платью. Мой брат любил Эшли Уэскотт. Эшли Уэскотт любила моего брата. Смысл этих слов засасывает меня. Но, может быть, если я отброшу их до того, как они завладеют моим разумом, то все это просто исчезнет в небытие. Я стараюсь думать о чем-то другом. Эшли; первый день, когда я увидел ее в продуктовом магазине; ее улыбка — такую же улыбку она, наверняка, дарила Оуэну … Я не могу этого вынести.
Я поворачиваюсь в сторону выхода с кладбища и просто ухожу. Она не окликает меня. Хотя вряд ли я бы услышал ее. Такое ощущение, что я ослеп, оглох и ничего не чувствую. Черный железный забор, ограждающий это место, держит меня в ловушке. Небо, земля, могилы — все это душит меня. Я просто должен выбраться отсюда.
Не так быстро, как хотелось бы, я добираюсь до своего грузовика. Хватаюсь за ручку двери, но не открываю. Вместо этого прислоняюсь спиной к металлическому боку машины и сползаю вниз, опускаясь на корточки. Через ткань брюк ощущаю бедром лежащую в кармане коробочку с кольцом, и она посылает через все мое тело невероятную боль. И еще я чувствую онемение и беспомощность. Я шел сюда с намерением сказать моему брату, что хочу сегодня просить любовь всей моей жизни выйти за меня замуж. А теперь такое чувство, будто я пытаюсь удержать в кулаке воду, а моя мечта медленно утекает сквозь пальцы.
Я обхватываю лицо руками. Тело не подчиняется мне. Я словно снова теряю Оуэна, потому что теряю Эшли Уэскотт — единственного человека на земле, который мог знать его лучше, чем я. Теперь все понятно. Чем больше я получал от нее, тем больше забирал у него. И если бы все это осталось тайным, она могла бы заполнить ту часть моего сердца, которую он забрал с собой. Но теперь я все знаю … Теперь я знаю … Я не могу. Я не могу быть с ней.
— Я не могу. Не могу. Не могу.
— Рэм.
Я слышу ее голос и убираю руки от лица. Она стоит передо мной, качая головой. Слезы градом катятся по ее щекам и капают на грудь.
— Я не могу, Эшли, — я поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к машине. Не могу даже посмотреть на нее.
— Я не … — начинает она, но потом замолкает. — Я не знала. Почему я не знала? Рэм, почему я не знала? — умоляет она.
Я прилагаю чертовски много усилий, борясь со слезами, и потираю ладонью шею.
— Все знают, Эшли. Ты не должна смотреть так строго.
— Так вот почему ты никогда ничего не говорил? Поэтому никто здесь не говорит о нем? Все! Они говорят обо всем на свете, но никто никогда не говорит ни слова о нем.
Я чувствую, как мой взгляд медленно перемещается в ее сторону.
— Хочешь верь, хочешь нет, — мне удается справиться с волнением, — есть некоторые вещи, которые считаются запретными в этом городе … И это — в их числе.
А потом, несмотря на все мои усилия, мой взгляд скользит по ней, и сердце чуть ли не разрывается пополам.
— Прости, Эшли.
Я хватаюсь за ручку и открываю дверь.
— Что? — она качает головой. — Куда ты собираешься?
Я тяжело и протяжно вздыхаю.
— Эшли, — говорю я самым спокойным и ровным голосом, на который только способен.
— Я буду бороться за тебя, — я останавливаюсь и исправляюсь: — Я бы боролся за тебя до скончания дней.
Не могу больше смотреть в ее печальные глаза, поэтому перевожу взгляд на землю под ногами, после чего продолжаю.
— Но я не стану соперничать. Я не буду соперничать из-за тебя с моим братом — моим покойным братом.
И после этого между нами воцаряется тишина. Это похоже на затишье перед бурей.
— Соперничать? Рэм! — она выкрикивает эти слова, но я, несмотря на это, сажусь в машину. И сижу там несколько секунд, уставившись на руль. Неужели это происходит на самом деле?
— Рэм! — она кричит громче, ее голос пронизан болью. Мои глаза наполняются слезами. Я не могу оставить ее в таком состоянии. Черт, не могу оставить ее так. Но она принадлежала Оуэну. Она принадлежит Оуэну. И она все еще любит его. Я не могу больше встречаться с ней.
Я завожу машину.
— Рэм! — я поднимаю взгляд и вижу ее в открытом окне. — Я совершенно запуталась.
Ее прекрасные глаза полны слез. Я хочу обнять ее. Хочу любить ее. Хочу поцелуями прогнать ее печаль. Но вместо этого я заталкиваю свои желания поглубже внутрь. И, не раздумывая, разворачиваюсь и уезжаю, оставляя позади себя облако белой пыли и любовь всей жизни моего брата в зеркале заднего вида.
Глава 28
Прошлое
Рэм
— Рэм.
Она поднимается на три ступеньки по лестнице крыльца и подтаскивает шезлонг, ставя его напротив меня.
После кладбища я пришел сюда и с тех пор не двигался. Сижу в этом кресле уже несколько часов, глядя вдаль, на синий горизонт, и думаю — назад, вперед, назад, вперед.
— Рэм, ты должен поговорить со мной. Должен объяснить мне, что происходит.
Ее глаза красные. Похоже, она проплакала весь день.
Я ничего не говорю.
— Рэм, — говорит она, на этот раз более строго.
— Что ты хочешь знать? — мои слова рассекают воздух. Они злые. Мне грустно, что они злые, но я не могу сейчас чувствовать себя иначе. Я просто не понимаю, как случилось, что я ничего не знал. Я просто не понимаю, как она могла прийти сюда, понимая, что все знала, но ничего не говорила.
Она делает вдох и медленный выдох, пока ее глаза разглядывают что-то в районе моей груди.
— Это была его куртка, не так ли?
Я бросаю взгляд на свою старую кожаную куртку, прикрываю глаза и медленно киваю.
— Да.
Она сжимает губы, словно пытается сдержать эмоции.
— Как твоя фамилия? — спрашивает она.
Я сглатываю. Действительно не хочу говорить об этом.
— Его отец и моя мать были влюблены в старшей школе. Потом они поженились, и родился Оуэн. Но вскоре после рождения Оуэна его отец умер. Потом, пару лет спустя, моя мать вышла замуж за моего отца, и родился я. Мой отец воспитал Оуэна как собственного ребенка, но на самом деле он мой сводный брат.
Я вижу, что ее рот приоткрывается, и она подносит ладонь к губам.
— Как? Как умер его отец? Он никогда не говорил мне.
— Сердечный приступ, — коротко отвечаю я.
Я бросаю на нее взгляд только для того, чтобы снова увидеть слезы, наполняющие ее глаза. Я отворачиваюсь и сосредотачиваю свое внимание на птичьей кормушке во дворе. В горле появляется болезненный ком. Я часто сглатываю в надежде избавиться от него. Никогда ни перед кем не плакал. И сейчас не буду.
Тишина. Она молчит. Я молчу.
— Зачем ты приехала сюда, Эшли? — даже обращаясь к ней, я избегаю на нее смотреть. Но поскольку сейчас она ничего не говорит, я понимаю, что мои глаза возвращаются к ней.
Она смотрит на меня грустным озадаченным взглядом.
— Рэм, нам нужно поговорить об этом. Мы должны все выяснить. Я совсем запуталась. Не знаю, как мне чувствовать себя.
— Нет, — говорю я, — зачем ты приехала в Аву? Ты знала, что он был отсюда родом?
Сейчас я смотрю на нее. Она прикусывает губу и отводит взгляд куда-то вдаль.
— Он говорил об этом, — ее слова звучат, как признание. — Это место мне представлялось таким волшебным, таким мирным. И, не знаю, может, я просто хотела узнать о человеке, которого в действительности так и не узнала. Мы были вместе всего несколько месяцев. Он был таким тихим, таким загадочным, таким …
— Я знаю. Он был моим братом, — мои слова звучат слишком холодно. Я слышу, как они срываются с моих губ, и тут же жалею об этом. Но слышать ее разговор о моем брате … Она знала его. Она любила его.
— Рэм, ты думаешь, мне легко?
