Текст книги "Пленница Белого Змея (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
4.6
Компания девушек на выданье, к которой по привычке, воспитанной в родительском доме, присоединилась Брюн, напоминала стайку тропических птичек. Летние бальные платья были яркими, легкими, украшенными множеством цветов и страз – казалось, что если подует ветерок, то девицы, жадно смотревшие по сторонам в поисках кавалеров, просто взлетят над паркетом.
Брюн решила просто держаться в общей компании и не заводить ни с кем ни дружбы, ни разговоров. Не придется врать, рассказывая, кто она такая, и почему находится здесь без родителей. Необходимость танцевать с его высочеством Патрисом почему-то внушала Брюн суеверный ужас – она присела на скамеечку и несколько раз взмахнула веером, пытаясь освежиться.
– Ах, кавалеры! Если бы хоть один из них был похож на Карла Петера Ульриха… – вздохнула девушка, сидевшая рядом. Брюн покосилась в ее сторону: высокая дебелая блондинка с томно опущенными ресницами смотрела в сторону компании молодых людей у карточных столов. Соседкой блондинки была уже немолодая женщина с истерично выкаченными глазами – то ли родственница, то ли дуэнья. В руках женщина держала растрепанную собачонку, а на ее запястье Брюн заметила браслет с множеством красных камушков, негласный знак того, что дама, помимо мужа, имеет и любовников.
Ну и компания! Брюн о таком только читала, и если бы матушка нашла эти книжки, то порки было бы не избежать.
– В них и близко нет того благородства, – заметила женщина с собачонкой. – Что они видят, кроме своих карт? А еще и вино… Нет, тут определенно собралось общество низкого пошиба.
Блондинка вздохнула и вынула из сумочки крошечную книжку в потертом переплете. На обложке красовался светловолосый юноша в очках, который нервно сжимал в пальцах волшебную палочку. «А что, если дама с собачонкой и есть та самая Лютеция, которой поручено свести меня с принцем?» – подумала Брюн и почему-то испугалась. Впрочем, тут бояться должен Тобби, которого такая образина чуть ли не волоком тащит в кровать.
– Новая обложка? – заинтересовалась дама с собачонкой. – Ах, дорогая моя, какой вкус! Какая тонкая работа кисти! Ты просто обязана отнести свою книгу издателю!
Блондинка махнула рукой, но было видно, что похвала ей приятна.
– Мой Карл-Петер Ульрих никому не нужен, – с грустью сказала она. – Сейчас в моде сказки про пылких драконов и невинных дев…
Брюн старательно делала вид, что не слушает, хотя это давалось ей с большим трудом. Хотелось рассмеяться. Похоже, томная блондинка искренне влюблена в придуманного ею персонажа!
Эрик наверняка бы сказал, что это потеха.
Дама с собачонкой начала было бранить вкусы нынешних читателей и издателей, но в это время в зал вошла компания военных – дама осеклась, нервно схватила блондинку за руку и горячо зашептала:
– Агата, ты только посмотри!
– Да! – от волнения Агата едва не перестала дышать. – Да! Тот блондин…
– Какая выправка! Какой гордый взгляд!
И обе хором выдохнули:
– Вылитый Карл-Петер Ульрих!
Блондин, который даже не предполагал, что произвел такой фурор, носил на погонах знаки майора, а на лице печать вырождения – так, по крайней мере, показалось Брюн. Но ее соседки от переживаний едва не выпрыгивали из платьев. «Припадочные», – подумала Брюн и встала, чтобы отойти от дам подальше, но в этот миг блондин что-то сказал своим спутникам и ровным шагом двинулся к дамам.
– Господи, Агата, он идет к тебе! – прошептала дама с собачонкой. Агата едва не падала в обморок от волнения, и веер почти выпрыгивал из ее руки. Блондин остановился перед Брюн, поклонился ей и проговорил с легким акцентом:
– Госпожа, позвольте пригласить вас.
Брюн с трудом удержалась, чтоб не показать язык своим соседкам. Впрочем, они и без этого практически лишились сознания от разочарования и обиды. Предложив Брюн руку, блондин повел ее в сторону от остальных девиц, туда, где уже собирались пары для первого танца.
– Я есть адъютант его высочества Патриса, – произнес он. – Принц поражен вашей красотой и просит о чести разделить с ним сегодньяшние танцы.
– Хорошо, – испуганно кивнула Брюн. Из толпы показался знакомый черный мундир Тобби – компанию министру составляла женщина какой-то невероятной, исключительной красоты: на ее фоне он выглядел особенно мрачным и отстраненным.
Адъютант подвел Брюн к долговязому молодому человеку, который со знанием дела рассказывал своим спутникам о некой Катрине. «Неужели это и есть принц? – Брюн испугалась еще сильнее. – Черноволосый, с некрасивым осунувшимся лицом, немного сутулый, как и все, кто высок ростом и вынужден склоняться к тем, кто ниже…» Долговязый обернулся и, увидев Брюн, расплылся в довольной улыбке. Его спутники почтительно отступили в сторону и сделали вид, что заняты другими делами.
– Ваша прелесть сразила меня, как только я вошел в зал, – добродушно признался принц. – И я решил действовать дерзко, не будучи представленным, – он поклонился и представился: – Патрис вин Габен, к вашим услугам. Смею просить вас разделить со мной танцы.
– Шторм и натиск? – Брюн улыбнулась, сделала реверанс и сказала: – Брюнхилд Шульц. Наше знакомство – честь для меня, ваше высочество.
Принц рассмеялся. Он производил странное впечатление, словно в нем одновременно были хмурый молчун, охочий до выпивки, и душа компании, джентльмен и весельчак. «Только танцы, – напомнила себе Брюн. – Только танцы. Тобби обещал».
– Нигде мне не скрыться, – досадливо усмехнувшись, признался Патрис. – Куда ни приду, всем сразу ясно, кто я.
– Это ведь не помеха для танцев, – улыбнулась Брюн. Дирижер на балконе вскинул руки, и ожили скрипки – первым танцем традиционно был легкий и непринужденный кивач. Ни сложных фигур, ни затейливых схем, просто элементарное чувство ритма и…
Брюн вдруг поняла, что уже танцует. Принц заключил ее в объятия и лихо повел по залу – так, что все закружилось и смешалось в водовороте красок и звуков. Осталось плечо, на которое Брюн опустила руку, осталась рука, сжимавшая ее ладонь, и легкий запах одеколона, идущий от шеи принца – все исчезло, был только танец и власть человека, которому Брюн не могла противостоять.
Она чувствовала себя пушинкой, которую подхватил ветер и понес куда-то вдаль. Брюн давно не танцевала, и сейчас замирала от восторга – все было легко, все получалось именно так, как нужно. Она, Брюнхилд Шульц, провинциальная дворянка, сейчас кружилась под музыку в компании наследного принца Хаомы…
Этого просто не могло быть. Это было невозможно и неправильно. Танец закончился, Патрис осторожно выпустил Брюн из рук и поклонился – кланяясь в ответ, Брюн думала о том, что на самом деле замыслил Тобби. Зачем он свел их.
– Благодарю вас, Брюнхилд, – улыбнулся принц и как-то по-домашнему заметил: – Вы запыхались. Хотите воды или сока?
– Не откажусь, – откликнулась Брюн и увидела, что к ним уже со всех ног спешит слуга с подносом: принцу стоило просто поднять бровь, как его желание уже неслись выполнять. Начался второй танец, но Патрис отвел Брюн в сторону, к выходу на балкон, и поинтересовался:
– Я прежде не встречал вас в свете. Откуда вы?
– Из восточных земель, – ответила Брюн. – Совсем недавно приехала в столицу.
– Родственница Дерека? – Патрис покосился туда, где Тобби раскланялся со своей спутницей и занял место за карточным столом с какими-то стариканами с невообразимым количеством орденов на мундирах.
– Очень-очень дальняя, – улыбнулась Брюн. Пусть уж ее считают родней министра, так будет проще. Патрис взял ее за руку и вывел на балкон: свежий ветер тотчас же обнял Брюн, взбодрил и заставил опомниться.
Она поняла, что именно было неправильным – чувство вязкой покорности, которое заполняло ее тогда, когда Эрик начинал эксперименты.
Но Эрика здесь не было. Он лежал в больнице, раненый после взрыва, и понятия не имел, где и с кем его пленница. Так откуда..?
– Здесь прохладно, – проговорила Брюн и не услышала себя. – Давайте вернемся.
Патрис посмотрел на нее так, словно она сморозила неимоверную глупость. Из зала донесся смех, возле балкона скользнула чья-то тень. Брюн сделала шаг назад, оперлась о решетку оградки. Ноги подкашивались.
– Здесь красиво, – принц подошел к Брюн вплотную. Ей казалось, что она слышит, как под дорогой тканью сюртука стучит его сердце. – Здесь очень красиво. Закат…
Чужие руки тяжело легли на плечи Брюн. Она вдруг увидела, что глаза у принца необычные – темно-зеленые, с крошечной точкой зрачка. И сейчас в этих глазах была только мутная пелена, словно живой и разумный человек больше не имел никакой власти над обстоятельствами и собой.
– Закат, – еле слышно повторил принц, и в следующий миг стены и окна дома, пышный фруктовый сад, розовое золото вечернего неба смешались и закрутились. В лицо ударил тугой порыв ветра, Брюн сразу же захлебнулась им, а потом почувствовала тяжелый удар в спину, и на какой-то миг все отступило в сторону и потеряло цвета и звуки.
«Я упала с балкона, – поняла она. – Вернее, принц меня сбросил».
Откуда-то сверху донесся страшный крик, и все померкло.
Первым, что услышала Брюн после того, как пелена обморока рассеялась, был голос министра. Тобби говорил спокойно и уверенно, и это спокойствие заставило Брюн похолодеть. Он прекрасно знал, что сделает его высочество Патрис, он все это подстроил.
Но как?
– Кто она, эта девица? – усталый, какой-то надтреснутый женский голос был незнаком Брюн, и она отчего-то решила, что лучше пока не открывать глаза. Лучше просто молча лежать в мягкой постели, вслушиваясь в тупую боль в спине от удара, и делать вид, что спишь.
– Моя родственница, – откликнулся Тобби. – Из восточных Шульцев.
Его тотчас же перебили – похоже, у принца была истерика. Брюн не удивлялась: когда тобой манипулируют, еще не так заорешь. Уж она-то в курсе.
– Я этого не делал, матушка! Клянусь Господом, не делал!
Значит, женщина – ее величество Аврения. Неудивительно, что она здесь.
– Помолчи, Патрис, – сухо оборвала государыня. – Ты уже все сделал, теперь позволь умным людям с этим разобраться. Дерек… – она сделала паузу, словно собиралась с духом. – У тебя нет родственников на востоке. Не делай из меня дуру.
– Ваше величество, – вкрадчиво проговорил Тобби. – Я не хотел бы афишировать свои частные отношения…
– А! – воскликнула Аврения. – Тогда рада узнать, что ты оправился от своей потери. И теперь хотела бы услышать без утайки: что именно произошло на балу, и почему мой сын выкинул с балкона твою любовницу.
Брюн не вытерпела и все-таки приоткрыла глаза. Государыня сидела в кресле у окна, и свет маленькой лампы делал ее красивой и постаревшей, ничем не напоминавшей женщину, чей профиль красовался на золотых и серебряных карунах. Маленькая пухлая рука, унизанная перстнями, прикрывала глаза, словно у Аврении болела голова. Принц стоял рядом с матерью и медленно рвал какую-то бумажку – словно нашкодивший гимназист, чьи проказы раскрылись. Теперь он ждал, как взрослые решат его судьбу, и больше всего хотел оказаться как можно дальше от этой комнаты.
– Его высочество танцевал первый танец с Брюнхилд, – произнес Тобби. Он расположился на диванчике у стены, и его темный силуэт напомнил Брюн взлохмаченную страшную птицу Гахуль – то самое чудовище с человечьей головой и орлиным телом, которое летает над полями сражений и поедает глаза и языки павших воинов. – После этого они отошли в сторону, выпили по бокалу воды со льдом и вышли на балкон. В следующую минуту девица уже летела вниз… по счастью у меня в саду очень густая и мягкая живая изгородь.
– Я этого не делал, – повторил Патрис, бог весть в какой раз за вечер. Тобби усмехнулся.
– Ваше высочество, двум сотням моих гостей не могло померещиться. Это не был несчастный случай, вы действительно толкнули девушку. Она не оступилась.
Аврения поморщилась, потерла висок. На мгновение Брюн ощутила острую, пронизывающую жалость. По стеклам зацокали коготки дождя, и где-то справа заворочались величавые раскаты грома.
– Матушка, выслушайте меня, – горячо взмолился принц. В сторону Тобби он не смотрел – должно быть, министр тоже пугал его. – Я не знаю, что случилось. Я никогда не видел эту девчонку, но почему-то отправил к ней своего адъютанта, чтоб пригласить на танцы. Я понятия не имею, почему повел ее на балкон, почему столкнул. Все словно в тумане. Меня будто заперли в стеклянной клетке и все сделали моими руками.
Брюн с трудом сдержала крик ужаса. Все было именно так, как с ней во время опытов Эрика. Но эксперимент не завершен, он застрял на середине, а Эрик ранен и лежит в больнице. Неужели у Тобби есть еще один ученый, который создал артефакт для управления сознанием раньше Эрика?
– Надо вызвать хороших медикусов, ваше величество, – с искренним сочувствием произнес Тобби. – Я, конечно, не специалист в сфере душевных недугов, но тут картина ясна.
Аврения опустила руку и посмотрела на Тобби так, что впору было срываться с места и бежать, не захватив пожиток.
– Ты хочешь сказать, что… – начала было она и осеклась. Не было больше государыни великой державы – была лишь мать, раздавленная своим горем.
– Ваше величество, – мягко промолвил Тобби. – Это симптомы воспаления мозговой оболочки. Помутнение разума, действия, которые не осознаются. Его высочеству Патрису нужно наблюдение лучших медикусов страны.
Аврения тяжело вздохнула и не ответила. Брюн понимала ее: трудно признать, что твой сын сошел с ума. Невозможно.
Вот только Патрис не был безумен. Его использовали, и что-то подсказывало Брюн, что это только начало, и принцу отведена своя роль в этой интриге. Как и ей с Эриком.
И бог весть, чем все это закончится.
– Завтра я приглашу академика Никоша, – проговорила Аврения, и страдающая мать, которая показалась в ней на какой-то миг, исчезла без следа. В кресле сидела государыня, и она умела принимать правильные и тяжелые решения. – Пусть осмотрит тебя и все решит.
– Он законопатит меня в Бедлам, – голос принца дрогнул. Тобби тотчас же откликнулся:
– Ни в коем случае, ваше высочество. Думаю, все можно будет решить иными методами.
Аврения одарила министра сердитым взглядом и медленно поднялась из кресла. Патрис тотчас же бросился к ней, и Брюн в очередной раз подумала, что он похож на ребенка, который торопится спрятаться за мамой от всех бед.
– Всего хорошего, Дерек, – вздохнула государыня и тяжелым усталым шагом двинулась к дверям. Теперь это снова была женщина, глубоко несчастная, сраженная своим горем. Брюн захотелось сесть и сказать ей, что все подстроено, что принц стал жертвой, а не убийцей.
Но, конечно, она не сделала этого.
* * *
Медикус позволил покинуть больницу утром.
Контузия оказалась не настолько сильной, как подозревал Эрик, дорогие артефакты, доставленные лично министром Тобби, быстро справились с обожженной спиной, и утром, после финального осмотра, Эрик почувствовал себя свежим, здоровым и готовым к подвигам.
– Господин министр просил передать, что ваша супруга ждет вас в его особняке, – голос медикуса, лично помогавшего Эрику одеваться, был услужлив именно в той мере, чтоб нельзя было заподозрить подобострастие и заискивание. – Вчера с ней произошел несчастный случай.
Эрик не сразу понял, о ком речь – а потом догадался и на мгновение испытал странное чувство: словно стоишь на высокой башне, смотришь вниз и вот-вот свалишься. Они с Брюн вместе были в лаборатории, девушка почти не пострадала от взрыва и смогла привести помощь – вот все, что он знал.
И теперь с Брюн несчастье. И почему-то она в доме заказчика.
От всего этого пахло чем-то дрянным. Гадкой интригой, в которой Эрику и Брюн было отведено одно из главных мест, но им не давали этого осознать до конца.
Что ж, Эрик знал, где живет заказчик, и полагал, что Тобби не станет возражать против раннего визита.
Кошелек остался в комнатке над лабораторией, но в кармане Эрик обнаружил несколько предусмотрительно припрятанных ассигнаций. Вот и славно, не придется идти пешком через половину города. Денег хватило даже на небольшой букет валлийских роз; расплачиваясь с улыбчивой цветочницей, крайне довольной продажей такого дорогого товара, Эрик думал о том, что в родных краях мог бы просто назвать свое имя – и ему бы отдали всю цветочную лавку, поверив на слово, что он расплатится позже.
Дворецкий, открывший дверь, посмотрел на Эрика так, словно давно ждал его появления. Отступив в сторону и поклонившись гостю, он произнес:
– Госпожа Брюнхилд на втором этаже. Еще не проснулась.
Эрик вскользь подумал о том, что прежде Брюн была ранней пташкой, и тут же осекся.
– Как она себя чувствует? – осведомился он, с трудом сдерживая вопрос «Что же все-таки случилось?»
– Ей лучше, – ответил женский голос. – Все-таки нынешняя медицина творит чудеса. Здравствуй, Эрик.
Голос был знаком и просто не мог звучать здесь. Эрик неожиданно растерялся, поймал себя на мысли о том, что у него дрожат колени. Он обернулся к лестнице – Лютеция стояла на ступенях, смотрела на него и улыбалась настолько ласково, как никогда ему не улыбалась прежде.
Она была настолько сногсшибательно прекрасна, что Эрик утратил дар речи. Он превратился в восхищенное зрение – смотрел на Лютецию, не в силах оторвать глаз. Она совсем не изменилась со времен его юности и в то же время стала совсем другой. Теперь эта женщина еще больше знала цену своей зрелой красоты, и Эрик понял, что пропал окончательно.
– Доброе утро, Лютеция, – произнес он. В конце концов, джентльмен должен держаться с достоинством, не напоминая растерянного юнца, которому отказала любовь всей его жизни. – Какими судьбами?
Лютеция спустилась к нему, обворожительно улыбнулась и слегка склонила голову к букету роз, вдыхая тонкий аромат.
– Внештатный сотрудник инквизиции, – ответила она. – Розы? Мне? Как мило.
Эрик и сам не понял, как букет перекочевал в руки Лютеции. Отбирать его было уже невежливо – да и бог с ним, он купит Брюн другие цветы… Эрик растерялся настолько, что не сразу вспомнил, кто такая Брюн.
– Что привело тебя сюда? – осведомилась Лютеция, подхватив Эрика под руку. – Только не ври, что та девочка наверху твоя жена, как все говорят, я не поверю.
– Почему же? – ответил Эрик вопросом на вопрос. Лютеция нисколько не изменилась, но именно за этот шторм и натиск он когда-то ее полюбил.
– Потому что она любовница Дерека, – беззаботно ответила Лютеция. Видимо, выражение лица Эрика стало настолько удивленным, что она поспешила добавить: – Он сам так вчера сказал ее величеству, я это слышала лично.
– Тут была ее величество? – на мгновение Эрик подумал, что Лютеция врет или бредит.
– Была. Принц Патрис… – Лютеция вздохнула, прижала тонкую руку к высокой груди. – Говорят, он лишился рассудка. Вчера во время бала он сбросил с балкона эту Брюнхилд. Слава Господу, внизу были кусты!
Так вот о каком несчастном случае говорил медикус… Эрик растерянно смотрел на Лютецию и не знал, что сказать. Брюн записали в любовницы Тобби, потом его высочество Патрис лишился разума – все это было настолько дико и невозможно, что Эрик едва слышно промолвил:
– Бред.
– Я сказала бы то же самое, – невозмутимо заявила Лютеция, – если бы все это не произошло на моих глазах. Все испугались, что бедняжка расшиблась, но нет, повезло.
Было ясно, что судьба Брюн ей безразлична.
– Я должен увидеть ее, – твердо сказал Эрик тоном, не оставляющим простора для толкований. Лютеция понимающе кивнула, поднесла к лицу букет и улыбнулась.
– Второй этаж, направо, первая дверь. За это я возьму с тебя обещание прогуляться со мной сегодня в садах Вестерлинга. Три часа пополудни.
Сады Вестерлинга, чудесный парк на окраине столицы. Когда-то Эрик бы все отдал за такую прогулку.
– Хорошо, – кивнул он. – Сады Вестерлинга, три часа. Не забудь.
Взгляд Лютеции стал бархатным, ласкающим. Раньше она никогда так не смотрела на Эрика.
– Не сомневайся, – откликнулась она, и чарующий тон ее голоса заставил Эрика задрожать в предвкушении чего-то невозможного. – Я не забуду.
* * *
Брюн еще спала. Эрик тихо прошел к кровати, осторожно опустился на край, надеясь, что не разбудит девушку. Она действительно выглядела больной. Под глазами залегли синие тени, на бледных щеках цвел румянец, а губы потемнели. Цепочка артефакта, подаренного Эриком, была намотана на правое запястье наподобие браслета.
Эрик ощутил невольную жалость и мимолетное прикосновение нежности. Брюн казалась маленькой и хрупкой, фарфоровой куклой, а не живой девушкой. Эрик погладил ее по руке. Все должно наладиться, она поправится, заказчик наверняка вызвал сюда лучших медикусов столицы.
Осталось только догадаться, почему обезумел принц Патрис.
Его нервный срыв закончится очень предсказуемо – отстранением от престола. За свою историю Хаома повидала множество самых разных правителей, но вот сумасшедших среди них точно не было. У ее величества Аврении есть еще и дочь, совсем юная девушка, которая еще не начала выходить в свет, и наверняка найдутся те, кто сделает на Марселлин вин Габен особые ставки.
Брюн шевельнулась и, открыв глаза, сонно посмотрела на Эрика – и сразу же встрепенулась и села в постели.
– Лежи, лежи, – негромко проговорил Эрик. – Тебе надо отдыхать, Брюн.
– Тебя уже выписали? – спросила она. Лямка сорочки соскользнула с плеча, но Брюн этого не заметила. – Как ты, Эрик?
– Медикус говорит, что полностью здоров, – ободряюще улыбнулся Эрик. – Спасибо тебе. Ты меня спасла.
Брюн нахмурилась, став невероятно нежной и трогательной в своем неожиданном смущении.
– Я ничего особенного не сделала, – сказала она. – Не надо меня за это хвалить.
– Сделала, – уверенно произнес Эрик. – Ты позвала на помощь, хотя могла просто уйти.
«Лютеция так и сделала бы», – невзначай подумал он. Вспомнился букет, который она забрала, изящный наклон головы и мимолетное прикосновение к руке, словно Лютеция поставила на Эрике свою печать.
Брюн посмотрела на него так, словно он закатил ей пощечину.
– Никогда, – твердо сказала она. – Никогда бы я так не поступила. Понятно?
– Понятно, – улыбнулся Эрик, стараясь не показать, насколько он тронут и этой серьезностью, и этой честностью. – Как ты себя чувствуешь?
Брюн посмотрела по сторонам и ответила вопросом на вопрос:
– Ты можешь определить, есть ли в комнате артефакт, который помогает подслушивать?
Эрик кивнул и вынул из кармана сюртука небольшую плоскую коробочку – походно-полевой набор артефактора. Щелкнул крышкой – коробочка открыла свое таинственное содержимое, лежащее в обитых бархатом отделениях: плоские серебряные пластинки артефактов, которые позволяли оказать первую помощь, кого-нибудь убить либо отыскать себе подобных. Эрик извлек нужный артефакт и некоторое время согревал его в ладонях. Брюн зачарованно смотрела, как над руками Эрика поднимаются прозрачные струйки сиреневатого дыма. Когда они растаяли под потолком, Эрик произнес:
– Тут только твой артефакт и те, которые у меня. Комната чиста.
Брюн вздохнула с видимым облегчением.
– Слава Господу, – промолвила она. – Тогда я могу тебе все рассказать. Ты даже не представляешь…
Эрик слушал ее рассказ о событиях минувшего дня и чувствовал, как становятся дыбом волоски у него на руках. Значит, безумие принца Патриса было подстроено, и министр Тобби, вполне вероятно, хочет посадить на престол принцессу Марселлин. То, что у заказчика есть еще один артефактор, который справился с задачей быстрее и чище, вызвало у Эрика какие-то двойственные чувства. Он ощутил обиду – его обошли с легкостью профессионала, который оставляет позади неопытного ученика, и какое-то неожиданное облегчение – значит, они с Брюн смогут отправиться домой.
В следующий миг он понял, что раз эксперимент окончен, то Брюн уже нечего с ним делать. Они расстанутся навсегда.
– Это та самая Лютеция? – спросила Брюн после того, как закончила свой рассказ, и в комнате на несколько мгновений воцарилась тишина. Эрик печально улыбнулся.
– Да. Та самая.
– Она очень лихо охотится на министра, – Брюн нарочито смотрела в сторону, изо всех сил делая вид, что ее не интересует ни Лютеция, ни отношение Эрика к ней.
Эрик усмехнулся. Он был достаточно умен и достаточно знал свет и то, как дела делаются в свете, чтобы понимать: Лютеции нужен не он, а его банковские счета. Ради этого она способна разыграть целое представление, которое убедит давнего поклонника в том, что звезда упала с неба, воспылав к нему страстью.
Вот только ее не хватит надолго. Да и Эрик слишком ценит себя, чтоб принимать подачки. Лютеция ошибается, считая его собакой, готовой броситься на кость.
– Господь с ними обоими, – махнул рукой Эрик. – Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо для того, чтоб покинуть это место, то давай вернемся в лабораторию.
Брюн вздохнула и снова отвела глаза, словно необходимость смотреть на Эрика внушала ей отвращение.
– Ты займешься косичкой в моем колене, – едва слышно промолвила она. Эрик отрицательно мотнул головой.
– Боюсь, нам предстоят вещи намного важнее и опаснее, чем я предполагал, – признался он. – И нам надо все обдумать, чтоб выбраться из них живыми.
* * *
Лабораторию привели в порядок, и теперь тут ничего не напоминало о взрыве артефакта. Пол влажно блестел – его старательно надраили совсем недавно. Брюн почему-то поежилась.
– Нас как будто ждали, – сказала она. Эрик прошел по лаборатории, убедился в том, что все в порядке, все артефакты на своих местах, и ни один из них не собирается вызревать и взрываться.
– Вряд ли, – откликнулся он. – Просто есть люди, которые занимаются этой лабораторией. Независимо, есть мы с тобой здесь или нет.
Брюн покосилась в сторону двери, словно всерьез опасалась, что в лабораторию ввалится дюжина головорезов с пистолями. Эрик невольно улыбнулся – настолько она была милая.
– Если бы нас хотели убить, – проговорил он, – то мы вряд ли бы вышли из дома министра. Да что там, мы бы остались прямо тут. Так что тревожиться тебе не о чем.
– Хорошо, если так, – вздохнула Брюн. – Но после вчерашнего мне трудно сохранять спокойствие.
Эрик задумчиво провел кончиками пальцев по деревянной лаковой шкатулке с исцеляющими артефактами и сказал:
– Я бы очень хотел узнать, кто именно помогал министру. Какой артефактор.
Глухая обида, которая назревала в его сердце, росла и становилась все больше и глубже. Она давила, не давая дышать. Был кто-то еще – опытный, знающий, которому досталась беспроблемная подопытная, и он просто работал, совершая переворот в артефакторике. То, что теперь принца Патриса считают безумным, а Хаому со временем ждут очень серьезные перемены, сейчас казалось Эрику незначительным, пустяшным.
Он ловил себя на совершенно омерзительном желании разнести лабораторию вдребезги. Дать выход гневу. Кто-то просто взял и утер ему нос. Можно отправляться домой и, например, уйти в запой с Альбертом – он только рад будет.
– Самое странное, – медленно промолвила Брюн, – что мы с принцем испытывали одинаковое ощущение. Манипулировали нами обоими, не только им.
Эрик печально усмехнулся.
– Вполне возможно. Даже косичка не помешала. Видит Господь, – он горько рассмеялся, – я хотел бы познакомиться с этим человеком. Он гений артефакторики, не иначе.
– Вряд ли этот гений поделится с тобой секретами, – с искренним сочувствием сказала Брюн. – Что нам делать?
Эрик вдруг подумал, что самым лучшим выходом будет незамедлительный побег. Даже если министру не нужны его изыскания, Брюн остается опасным свидетелем. И что-то подсказывало Эрику, что Тобби не станет с ней церемониться, если дела примут неожиданный оборот.
Впрочем, вряд ли у них получится сбежать. Такие, как Тобби, достанут тех, кто им нужен, даже с того света.
Но обсудить свое будущее они так и не успели – в дверь лаборатории постучали. Брюн вздрогнула, натурально шарахнувшись в сторону от испуга, но в лабораторию вошли не агенты министра с пистолями в руках, а Лютеция собственной персоной.
Она успела сменить легкое, почти домашнее платье, в котором ее увидел Эрик, на более подходящий для прогулки наряд. Сладковатый аромат духов стал сильнее, но не настолько, чтоб казаться вульгарным. Лютеция была невообразимо, невероятно хороша собой – она очаровывала и соблазняла, не будучи ни наглой, ни навязчивой. В плавном движении ее рук, повороте головы, волнах подвитых светлых волос было то, что заставляло сердце биться быстрее.
Брюн рядом с ней была дурнушкой. Цыпленок рядом с королевским лебедем.
– Доброе утро! – свежо прозвенел голос Лютеции, и она тотчас же поправилась: – Вернее, уже добрый день, Эрик. Я помню, что ты всегда был несколько рассеян и наверняка уже забыл о времени нашего свидания.
– Я не забыл, – ответил Эрик. – Добрый день, Лютеция.
– Поэтому я решила заехать за тобой, – в сторону Брюн она не смотрела: бросила взгляд, когда входила, вот и все. Девушка словно была мебелью или прислугой, на которую господа обращают внимание только тогда, когда она понадобится. – Сады Вестерлинга нас ждут, все уже готово для пикника. Погуляем, вспомним старые добрые деньки и обсудим дни грядущие.
Эрик покосился в сторону Брюн: та стояла неподвижно, и на ее побледневшем лице была только страшная обида ребенка, которого обманули и жестоко высмеяли взрослые. Должно быть, она в очередной раз почувствовала, что является просто пленницей Белого Змея.
Эрик вдруг ощутил злость. В конце концов, какое ей дело?
– Разумеется, – кивнул он, и в глазах Лютеции засветилось торжество, которое, впрочем, почти сразу же скрылось за доброжелательностью. – Брюн, тебе лучше отдохнуть, – добавил Эрик, обернувшись к Брюн. – Я скоро вернусь.
– Да… да, конечно, – прошелестела Брюн и сделала вид, что крайне заинтересована сердоликовой пирамидкой на ближайшей полке. Лютеция взяла Эрика под руку и повлекла к дверям.
– Кстати, те розы, что ты подарил утром, просто великолепны, – мурлыкнула она. – Волшебно!
Кажется, Брюн всхлипнула за спиной Эрика – но это могло и показаться.
* * *
Значит, розы. Прямо с утра, не успел выйти из больницы.
Брюн заперла лабораторию, поднялась на второй этаж и, войдя в свою комнату, наконец-то дала волю слезам. Упав на кровать, которую неизвестные посетители успели заправить, Брюн проплакала почти четверть часа – и наконец, ее пронзительная обида стала стихать, оставляя после себя лишь горькую пустоту.
В конце концов, Эрик не жених ей и не муж. Он имеет полное право идти куда угодно и с кем угодно.
– Да на здоровье! – звонко сказала Брюн. Почему она должна переживать из-за этого? Совсем не должна. В конце концов, личная жизнь Эрика ее не касается. Даже если эта сучка Лютеция решила вернуть былого воздыхателя…
А Лютеция действительно сучка, и надо быть Эриком, чтоб этого не видеть. Брюн своими ушами слышала, как та окручивала министра Тобби – этой Лютеции, похоже, все равно, под кого ложиться, лишь бы деньги были. Самовлюбленная стерва, которая и знать никого не желает, кроме себя. И Эрика она походя оскорбила, назвав рассеянным, и Брюн уколола, упомянув тот букет. Дескать, знай свое место, кухарка с толстой жопой.