Текст книги "Пленница Белого Змея (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Нет. Если вы думаете, что Маркус…

– Я ничего такого не думаю… – начал было Эрик, но Тобби оборвал его:

– Нет.

Это прозвучало почти жалко – Тобби, лишенный всего – карьеры, жизни, всего, что делало его самим собой, не хотел потерять еще и друга. И это очень не понравилось Эрику. Очень. Он и сам не мог объяснить, что именно его настораживает, но чувство тревоги было нервным и зудящим.

На кону было министерское кресло. Эрик отлично понимал, что люди убивают и за меньшее. Организовать взрыв, прекрасно зная характер Тобби и то, что он обязательно станет мстить за жену, а потом, когда дело неминуемо придет к казни – вернуть старого друга с того света. Ни в какой политике Тобби уже ничего решать не будет, так что желанный пост однозначно останется за Хелленбертом. И совесть его будет чиста, пусть и относительно. Друга-то он спас. С того света вытащил.

– Нет, – жестко повторил Тобби. – Нет, вы неправы.

Эрик усмехнулся.

– Иногда мне кажется, Дерек, что вы читаете мои мысли, – сказал он.

– Тут нечего читать, – недовольно ответил Тобби. – У вас все на лице написано.

Он умолк, а потом добавил чуть ли не с обидой:

– Маркус мой давний друг. Он не стал бы так поступать, я его знаю.

– Хорошо, если нет, – примирительно ответил Эрик. Откуда-то издали донеслась тихая музыка – ожил старый рояль в малом зале. Должно быть, это была Брюн, кто же еще. Девушек учат играть на музыкальных инструментах, а рояль в Геренхаусе не звучал с того момента, как умерла мать Эрика и Альберта. Играть было некому. Негромкая мелодия переливалась, словно маленький ручеек, наполняла огромное здание, и в лаборатории будто бы стало светлее.

– Аурика не играла, – вдруг сказал Тобби. – У меня дома не было музыкальных инструментов. Я думал, что все это ерунда, а она не просила. Идите лучше к Брюн, Эрик. Я уже понял, как работает эта система.

«Весьма необычный способ избавиться от неприятного собеседника», – подумал Эрик, покидая лабораторию». Впрочем, Тобби можно было понять. Когда намекают на то, что лучший друг причастен к смерти жены, то тут невольно взбеленишься.

Брюн действительно играла на рояле – стояла рядом с инструментом, и Эрику казалось, что рояль счастлив. Раньше до него дотрагивались только служанки, вытиравшие пыль, он был всего лишь предметом интерьера, но пришла эта девушка, и рояль ожил, снова став самим собой. Великое это дело, быть кому-нибудь нужным. Услышав шаги Эрика, Брюн обернулась, смущенно и испуганно, словно ее застали за чем-то предосудительным.

– Я давно не слышал, как он звучит, – признался Эрик. – С самого детства, представляешь? Мама играла на нем, а потом ее не стало.

– Если хочешь, я сыграю что-нибудь еще, – предложила Брюн, но Эрику вдруг подумалось, что эта музыка должна принадлежать только ей одной. И только тогда, когда этого потребует движение души.

– У меня есть идея получше, – сказал он. – Конечно, если ты любишь бабочек.

– Бабочек? – улыбнулась Брюн. – Да, люблю. А что?

Эрик посмотрел в окно – солнечный день уже утратил жаркую яркость и стал наполняться насыщенными красками вечера. В глубине парка среди старых деревьев уже царят прохлада и сумрак.

– Самое время для небольшой прогулки, – улыбнулся Эрик. – Идем.

Он загадал, что если им никто не встретится по пути, то скоро вся эта история завершится, и финал будет хорошим. Слуги занимались делами по дому – вышколенные еще покойным отцом, они были приучены не попадаться на глаза хозяевам, если их не звали. В саду Эрик увидел маленькую фигурку садовника, который возился с розовыми кустами, но он был далеко, и Эрик решил, что это не считается.

– Куда мы идем? – заинтересованно спросила Брюн. Эрик подумал, что за фасадом приличной домашней девушки прячется легкая на подъем, активная и дерзкая искательница приключений, и это его обрадовало.

– Мы с Бертом нашли это место в детстве, – сказал Эрик. Они перешли мостик через пруд и оказались возле стены старых деревьев. Управляющий давно говорил, что эту часть парка следует вырубить, но Эрик раз за разом давал ему отказ и советовал не умничать. – Однажды отец устроил нам знатную выволочку, был вечер, и мы убежали из дома в парк.

Он вспомнил сумрачный вечер ранней осени. Ленты тумана выползали из-за стволов деревьев, превращая привычное и знакомое место во что-то таинственное и жуткое. Гувернеры и наставники всегда говорили: дети, не ходите в дальний парк! – но Эрик и Берт, не сговариваясь, направились именно туда.

– Нам хотелось, чтоб нас не нашли, – продолжал Эрик. Тропинка, петлявшая между деревьями, была чистой и ровной, хотя здесь редко кто ходил. – И мы решили, что надежно спрячемся там, где ручейки становятся болотцем.

– Здесь есть болото? – Брюн поежилась и осеклась. Вспомнила собственные слова об убийстве Эвги и, должно быть, решила, что Эрик собирается сделать то же самое. Все-таки она не доверяет ему до конца, даже приняв предложение руки и сердца.

И так будет еще долго. Эрик прекрасно это понимал.

– Есть, но мы сейчас не туда, – торопливо ответил Эрик. – Тогда мы тоже не дошли до болота. Заблудились в тумане и выбрались вот сюда…

Тропинка вывела их на небольшую тенистую поляну среди деревьев, заросшую дикой травой. Здесь, среди темных стволов и густых трав, не верилось, что стоит пройти совсем немного – и мир изменится, появится огромный дом, начиненный артефактами, а трава на газонах будет аккуратно подстрижена. Эрик помог Брюн перебраться через поваленное дерево и предложил:

– Присаживайся. Надо подождать совсем чуть-чуть.

Кажется, Брюн вздохнула с облегчением.

– Неужели ты и правда подумала, что я хочу заманить тебя в болото? – с улыбкой спросил Эрик. Брюн посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Разумеется, нет, – ответила она. – Просто вспомнила жен Альберта, и мне стало не по себе. И вообще… – Брюн замялась и сказала: – Я думаю о тебе намного лучше, чем ты сам о себе думаешь.

Эрик улыбнулся и благодарно сжал ее руку. Подумалось, что он вот так бы всю жизнь просидел с Брюн на этой поляне. Где-то над ними негромко защебетала птичка, и по траве на поляне пробежала невидимая волна. Это было как дуновение ветра – но теплый воздух, наполненный запахом трав и воды, был неподвижен.

– Начинается, – с затаенной радостью произнес Эрик.

Над травой задрожали мелкие золотые огоньки. Брюн ахнула, сильнее сжала руку Эрика. Огоньки медленно-медленно стали подниматься вверх, и вскоре стало ясно, что это крошечные бабочки – они разворачивали тонкие прозрачные крылышки, густо усеянные пыльцой, и, вздрагивая, неторопливо начинали полет.

Это было удивительно и красиво. Бабочки порхали над поляной, золотая пыльца с их крылышек рассыпалась в траву, окутывая поляну прозрачной дымкой, и Брюн смотрела на это зрелище с восторгом ребенка перед новогодней елкой. Эрик вспомнил, как они с братом сидели в траве, прижавшись друг к другу, глядели, как кружит стайка бабочек, и мир больше не казался им ни плохим, ни жестоким.

– Раньше стая была намного меньше, – сказал он, когда бабочки, словно повинуясь незримому сигналу, стали подниматься вверх, к кронам деревьев. – Когда мы с Бертом попали сюда, тут было всего четыре бабочки…

Он вдруг увидел себя и брата со стороны: зареванные испуганные дети зачарованно смотрят на светящихся бабочек, и на их лицах медленно высыхают потеки слез.

– Это… это невероятно, – прошептала Брюн, и Эрик увидел, что в ее глазах появился влажный блеск. – Это волшебно.

Она обернулась к Эрику и проговорила:

– Спасибо, что показал мне это.

И теперь в ее голосе не было ни страха, ни досады, ни горечи. Только любовь и благодарность.

* * *

Эрик постучал в дверь комнаты Брюн поздним вечером, когда все обитатели дома уже спали. Брюн только что вышла из ванны и, услышав стук, вдруг испугалась: мать всегда говорила, что джентльмен не должен видеть леди с растрепанными волосами.

В тот же миг она назвала себя набитой дурой. Ведь Эрик не раз видел ее и растрепанной, и несчастной, и больной. Хуже от этого не стало. Если сейчас он здесь – точно не стало.

Они несколько минут стояли на пороге, молча глядя друг на друга, и Брюн со сладким ужасом понимала, зачем он пришел. Мать сказала бы, что такие вещи порядочные люди делают только после свадьбы, но сейчас, в эту минуту, никакие правила уже не имели значения. В груди вдруг стало тесно и горячо, к щекам прилил горячечный румянец, и Брюн едва слышно промолвила:

– Я думала, ты уже спишь, – и в тот же миг поняла, что сморозила очередную глупость. Эрик только улыбнулся – мягко, почти смущенно.

– Нет, – сказал он. – Не спится что-то.

– Мне тоже, – проговорила Брюн. – Мне…

Она не успела договорить: Эрик каким-то быстрым, неуловимым движением буквально сгреб ее в объятия и, втолкнув в середину комнаты, запечатал губы поцелуем.

Это было совсем не так, как той ночью на конспиративной квартире Альберта. Сейчас рядом с Брюн был мужчина, который твердо и уверенно брал свое себе, не оставляя никаких сомнений в том, что Брюн теперь принадлежит только ему, и он никому и никогда ее не отдаст. Это была сила и воля, и Брюн послушно покорилась ей, с удивлением понимая, что наслаждается каждой минутой. Маленькая и робкая в руках большого и властного человека, она не была ни жертвой, ни рабыней, ни пленницей Белого Змея – Брюн стала тем, кого нужно любить, беречь и защищать. Брюн прильнула к Эрику всем телом, словно хотела слиться с ним в одно существо, и с такой же жадностью откликнулась на поцелуй.

Сорочка скользнула вниз по плечам, и Брюн неожиданно вздрогнула, пытаясь подхватить ее каким-то стыдливым девичьим движением. В этот миг они с Эриком будто опомнились, очнулись ото сна. Волна безумия схлынула с них, и некоторое время они молча стояли, не размыкая объятий, а потом Эрик негромко сказал:

– Прости. Со мной иногда так бывает.

– Как? – выдохнула Брюн, каким-то чутьем понимая, что именно он имеет в виду.

– Безумно, – выдохнул Эрик в ее влажные волосы за ухом. – Кровь Белого Змея иногда делает меня сумасшедшим. Все должно быть по-другому.

Он выпустил Брюн и открыл окно. В комнате сразу стало свежее – ночной ветерок принялся играть с занавеской, из сада долетели звонкие голоса цикад, и Брюн подумала, что Эрик прав. Все должно быть по-другому.

Это ведь был не сон. Сейчас ей стало жутко. По спине пробежал озноб, а сердце забилось так, словно хотело вырваться. Но грудь наливалась томительной приятной тяжестью, а в низу живота медленно, но верно нарастало тепло.

Эрик приблизился и каким-то очень нежным и трогательным жестом дотронулся до волос Брюн. От него снова пахло одеколоном с османтусом, как и в первый вечер, но сейчас этот запах не пугал и не раздражал. Эрик осторожно вытянул длинную шпильку, которой наскоро были подхвачены влажные пряди. Пропустил между пальцами кудрявые локоны.

Брюн казалось, что она сейчас взлетит.

– Тебе страшно, – негромко сказал Эрик, легонько погладив Брюн по плечам.

– Чуть-чуть, – откликнулась Брюн. – Немножко…

На этот раз в поцелуе не было ничего от недавней испепеляющей страсти и властной алчности – только нежность, покорявшая быстрее, чем сила. И, вновь отзываясь на поцелуй, Брюн подумала, что сейчас все именно так, как она всегда хотела.

Дуновение ветра скользнуло прохладным языком по разгоряченной спине. Брюн вздрогнула и почувствовала, что чужие руки осторожно опускают ее на кровать. На миг ей показалось, что она задыхается. Эрик с той же осторожностью избавил ее от сорочки и склонился над Брюн, покрывая быстрыми, почти невесомыми поцелуями шею и грудь. Брюн обхватила его за плечи, то ли стремясь оттолкнуть, то ли наоборот, желая приблизить к себе. Поцелуи из легких, почти невесомых снова стали жадными и обжигающими, Брюн услышала чей-то негромкий стон и с удивлением поняла, что он сорвался именно с ее губ, что жар в ее теле нарастает, и ей хочется большего. Не просто долгих ласк, от которых она почти теряла сознание от наслаждения – большего.

Соединиться с человеком, которого она любит. Стать с ним одним целым.

Брюн поняла только сейчас, что чувство, наполнявшее ее все это время, было именно любовью. Не благодарностью и нежностью, а чем-то выше, больше и сильнее любой благодарности и нежности.

– Да, – хриплым от желания голосом промолвила она, когда Эрик отстранился и опустил ладони на ее колени.

– Да, – сказал он.

Потом стало больно – настолько, что Брюн вскрикнула и дернулась в сторону, пытаясь вырваться из рук Эрика. Он удержал ее, негромко повторяя что-то ласковое и успокаивающее, а потом боль взорвалась яркой вспышкой и растаяла. Взгляд Эрика был темным и тяжелым, и Брюн, глядя в его глаза, видела свое отражение – оно дрогнуло и исчезло, когда Эрик одним плавным движением вошел в нее до конца.

– Все хорошо? – спросил он, улыбнувшись самыми краешками губ.

– Лучше не бывает, – откликнулась Брюн и повела бедрами, подаваясь навстречу. Она откуда-то знала, что и как надо делать. Ее вело что-то древнее, потаенное, и эта власть была сильнее Белого Змея.

Это было похоже на движение морских волн – сначала неторопливо, ласкающе, трепетно, а затем быстрее и быстрее, почти на грани, почти до боли, чтоб, едва не добравшись до пика, замедлить темп, вернувшись к прежней тихой размеренной нежности движений, объятий и поцелуев. Брюн хотела, чтоб так было всегда. Ей казалось, что Эрик чувствует каждую клеточку ее распаленного тела, сгорающего от желания в его объятиях – и она всеми силами души стремилась отдать ему всю себя, до последней капельки. Движения Эрика были то томительно неспешными, то нервными и резкими, Брюн до крови искусала губы, чтоб не кричать от мучительного наслаждения – и все-таки кричала, впиваясь пальцами в плечи Эрика, выдыхая его имя.

Это было настолько хорошо, что не могло быть правдой. И, когда в низу живота взорвался огненный шарик, а по телу пробежала сладкая судорога наслаждения, почти выбивающая дух, Брюн поняла, что это правда. И так будет всегда.

Это не сон. Это лучше любого сна.

На живот выплеснулось что-то горячее, и Эрик со стоном уткнулся влажным лбом в плечо Брюн. Несколько минут они молча лежали рядом, не разрывая объятий и стремясь продлить момент тихой нежности. Миновала буря, страсть притихла и улеглась, и остались только двое, искренне любящие друг друга.

За окном разлилась щелкающая трель ночной птицы. Эрик улыбнулся, накинул на Брюн краешек одеяла.

– У них тоже любовь, – заметил он и улыбнулся: – Вот и все, госпожа Шульц. Теперь вы моя и никуда от меня не денетесь.

– Я и не собираюсь никуда деваться, – рассмеялась Брюн. – Но и вы, господин Эверхарт, должны…

Снаружи что-то хлопнуло – звук был подозрительно похож на выстрел. Отец частенько хаживал пострелять уток у речки, Брюн и сестры иногда ходили с ним, так что ошибиться было трудно. Эрик поднялся с кровати, выглянул в окно и спустя несколько мгновений растерянно произнес:

– Дьявольщина… Там Берт.

Брюн бросилась к нему. Неужели это кто-то стрелял в Альберта? И когда он успел вернуться?

Но, высунувшись из-за Эрика, Брюн увидела, что Альберт стоит на дороге, опустив руку с пистолетом, и весь его вид говорит о том, что он только что потерпел сокрушительное поражение. Самоходный экипаж, который выехал за ворота поместья, почти исчез во мраке. Мелькнули звездочки задних огней и растаяли в ночи.

– Берт! – окликнул Эрик. – Что случилось?

Альберт только рукой махнул.

– Это Тобби! – сказал он. – Угнал мой экипаж и был таков!

Он вздохнул и устало добавил:

– Угадай, куда он сейчас направляется…

Тут и угадывать не надо было. Тобби ехал в столицу – мстить королеве Аврении даже из-за края смерти. И не остановят его ни люди Альберта, ни инквизиция, никто. Брюн вспомнила опустошенное лицо принца Патриса, и ее пробрало могильным холодом.

– Господи Боже… – опешив, пробормотал Эрик и спросил уже громче: – Как он смог тебя обойти?

Альберт обернулся, и Брюн увидела на его лице обиду на грани ярости.

– Как смог? Братишка, он обчистил твою лабораторию! – проорал Альберт и гневно топнул ногой. – Спер лучшие артефакты! И Быстрохода тоже!

Это было, как пощечина. Брюн не знала, что такое Быстроход – ей хватило выражения лица Эрика, который отошел от окна и медленно принялся одеваться.

– Прости, – сказал он каким-то чужим, мертвым голосом. – Прости, мне надо вернуться в лабораторию.

– Я с тобой, – с готовностью сказала Брюн. Платье лежало на спинке кресла и чуть ли не само прыгнуло в руки. Эрик посмотрел на нее, и в его взгляде была печаль и признательность.

– Тебе лучше отдохнуть, – тепло промолвил он. Брюн отрицательно качнула головой.

– Я твоя, господин Эверхарт, – сказала она. – А ты мой. Мы теперь всегда вместе, разве ты еще не понял?

Улыбка, озарившая лицо Эрика, была теплой и светлой. Он взял Брюн за руки и легонько прикоснулся губами к ее губам.

– Вот и хорошо, – промолвил он. – Ты не представляешь, насколько я этому рад.

* * *

– Сапсан ушел. Да, ушел… – Альберт скривился, словно у него резко заболели все зубы, нервно щелкнул пальцами. Впрочем, это было единственным, что выдало его волнение: он держался вполне спокойно и уверенно. – При нем большой набор артефактов, включая боевые.

Зеленый огонек на корпусе магофонического аппарата почти погас, чтобы спустя мгновение вновь начать наливаться пронзительно ярким светом. Жидкость в колбах деловито булькала, то поднимаясь почти до края, то снова опускаясь. Связь была хорошей.

Эрик смотрел на Альберта так, будто до сих пор не мог поверить в то, что его брат является одним из сотрудников на верхушке секретной службы. Брюн прекрасно понимала это чувство странного удивления. Так, должно быть, родители смотрят на выросших детей, которые вдруг начинают жить своей жизнью.

– Разрешаете брать? – подчеркнуто уважительно спросил невидимый собеседник. Альберт задумчиво дотронулся до кончика носа и ответил:

– Ни в коем случае! Тобби в совершенстве владеет техникой боя асассинов, он перережет вас за секунду и не ахнет. Даже не суйтесь к нему. Не лезьте на рожон! Берите его в плотное кольцо, но так, чтоб он ничего не заподозрил. Как только окопается в столице, сразу же сообщайте мне.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! Разрешите выполнять? – откликнулся собеседник, и Эрик удивленно поднял левую бровь. Родной брат, бабник, кутила и повеса – и «ваше превосходительство»?

Брюн подумала, что им еще многому придется удивиться. Она всеми силами старалась сохранять серьезный вид, и это было тяжело – ей с трудом удавалось изгнать из памяти картину двух обнаженных тел, сплетенных опаляющей страстью. Но, вопреки желаниям Брюн, она возвращалась снова и снова, и Брюн понимала, что сейчас и здесь у нее довольно глупый вид с этим лихорадочным румянцем и блеском в глазах.

– Выполняйте, – устало сказал Альберт и надавил на кнопку, разрывая связь. Магофонический аппарат издал легкий треск, и огонек погас. Некоторое время никто не произносил ни слова.

– Что теперь будет? – спросил Эрик, когда тишина стала давить на уши. Альберт встрепенулся, стряхивая с себя оцепенение, и ответил:

– Для начала его надо найти. Я пока ничего не говорил королеве… знаешь, почему?

Брюн догадывалась, но предпочла промолчать.

– Ты хочешь использовать их всех в качестве наживки, – ответил Эрик. – Чтоб настоящий злоумышленник, если он есть, выдал бы себя так или иначе. А Дереку ты ничего не позволишь сделать в любом случае.

Альберт кивнул. Наклонил голову к плечу, показывая шею – сейчас ее украшал едва заметный розовый шрам, длинная-длинная царапина. Лицо Эрика приобрело тяжелое мертвое выражение. Он поднялся со стула, подошел к брату и встревоженно всмотрелся в шрам.

– Ты пытался задержать его, да? – поинтересовался он. Альберт горько рассмеялся. Посмотрел на Брюн и вдруг подмигнул ей так, словно отлично знал, что именно произошло в ее спальне. Словно он наблюдал за ней и Эриком.

– Конечно! – воскликнул он. – Почему Тобби меня не убил, вот вопрос. И почему он так резко сорвался с места? – Альберт сделал паузу и твердо произнес: – Здесь что-то произошло, братишка. Что именно?

Эрик пожал плечами. Еще раз дотронулся до шрама на шее брата и вернулся на свое место.

– Похоже, я навел Тобби на мрачные мысли, – признался он. – Видишь ли, у него есть близкий приятель, господин Маркус Хелленберт. Тот самый, который привез в Геренхаус гроб.

– Я его помню, – нетерпеливо промолвил Альберт. – Заместитель Тобби. И что?

– Я решил, что у него был мотив для покушения, – сказал Эрик. Альберт удивленно посмотрел на брата, и Эрик поспешил объяснить: – Видишь ли, я предположил, что убить хотели не Аурику. Убить хотели именно Дерека. Ну кто мог знать, что министр вдруг возьмет и уступит свой самоходный экипаж жене? А от гибели Тобби больше всех выигрывал именно Хелленберт. Королева Аврения об этом до поры до времени и не помышляла. Ее все устраивало.

Альберт посмотрел на брата так, словно в его душе быстро вызревала страшная догадка, и он искренне сожалел, что не догадался об этом сам.

– Аврения сегодня подписала бумаги о назначении Хелленберта министром, – задумчиво произнес он. – То есть, ты действительно считаешь, что…

– Мотив-то у него был, – сказал Эрик, бездумно крутя в пальцах серебряную пластинку для артефакта – пока еще пустую, не покрытую рунами. – И хороший такой мотив… Помнишь, как говорили древние: «Ищи, кому выгодно». Королева в ужасе – сын стал душевнобольным. Тобби официально казнен. А Маркус удобно устраивается в министерском кресле. Он выиграл больше всех.

Некоторое время все молчали, а потом Брюн негромко спросила:

– Они ведь друзья. И Маркус все-таки спас Дерека…

Альберт расхохотался так, будто слова о дружбе были невероятно смешными. Брюн угрюмо покосилась на него.

– Что я сказала не так? – холодным тоном благородной дамы поинтересовалась она.

Альберт только рукой махнул.

– Твое трогательное предположение о дружбе, вот что не так, – ответил он. – В политике друзей нет, есть совместные договоренности на определенный срок.

Это прозвучало как оплеуха. Или предложение не лезть не в свое дело. Брюн сконфуженно опустила глаза.

– Это все философия, – пришел на помощь Эрик. – Что теперь делать?

Альберт усмехнулся. Сунул руки в карманы, задумчиво покачался с пяток на носок.

– Пока будем ждать, – ответил он. – Тобби, конечно, молодец, но и служба безопасности короны не лыком шита, возьмут его в клещи как миленького. А там уж будь уверен, ему не дадут наделать дел.

Эрик недоверчиво усмехнулся. Казалось, он так и не верил брату.

– Остается надеяться, что он не заметит этих клещей, – произнес Эрик и вдруг с искренней горечью попросил: – Не лезь на рожон, Берт. У меня дурное предчувствие. Очень дурное.

Альберт дотронулся до царапины на шее кончиками пальцев и посмотрел на Эрика так, что сразу стало ясно: братья искренне, всем сердцем любят друг друга. Брюн смотрела на них и видела испуганных, заплаканных мальчишек, которые сидели на поваленном дереве в глубине леса, и у них не было никого, кроме их самих. Совсем никого. Брюн, которая росла с сестрами, няньками и родителями, не могла не ощущать боли и сочувствия, думая о братьях.

– Закончу с этим делом и переведусь в другой отдел, – заверил Альберт. – Устал я от оперативной работы, пришла пора сидеть в кабинете и подписывать бумажки. Поверь, я именно так и собираюсь сделать.

Брюн искренне сомневалась, что Альберт решил отправиться на покой, но не стала ничего говорить по этому поводу. Зато Эрик поверил брату – или просто хотел верить.

Эрик хотел ответить, но в этот миг на боку магофонического аппарата засветился оранжевый огонек входящего вызова. Альберт устало вздохнул и прикрыл глаза.

– Ну вот, – сказал он. – Начинаем работу.

– Ваше превосходительство! – чуть ли не со слезами произнес недавний собеседник. – Мы отследили Тобби на Большом тракте. И… ваше превосходительство, простите, я не знаю, как это вышло…

– Что! – рявкнул Альберт, и Брюн увидела, что он побледнел. «Да ему страшно!» – удивленно подумала она.

– Он как-то понял, что мы рядом, – прохныкал голос из аппарата. – Активировал Прыгунка и был таков. Вот только…

Альберт провел ладонью по лбу.

– Сколько человек погибло? – неожиданно спокойно сказал он, будто именно такого поворота событий и ожидал все это время.

– Вся группа, – глухо откликнулся собеседник. – Двенадцать.

– Я говорил, – сказал Альберт после небольшой паузы, – что не надо к нему лезть. Вы и не поймете, что уже умерли. Куда ведет хвост Прыгунка, отследили?

– Так точно! – откликнулся собеседник уже бодрее. – В столицу!

Альберт сокрушенно покачал головой.

– Чего и следовало ожидать, – вздохнул он. – Ладно, продолжайте поиск. Я буду в столице к утру.

Брюн покосилась на часы: половина первого ночи. Альберт выключил магофонический аппарат и обернулся к брату.

– У тебя есть еще один Прыгунок? – спросил он и чуть ли не с мольбой добавил: – Скажи, что есть.

Эрик сунулся в один из ящиков, несколько минут копался там среди серебряных пластинок, а затем вынул несколько артефактов и произнес:

– Я тебе их отдам, Берт. Но дай мне честное слово, что это твое последнее дело. Что ты действительно перейдешь на другую работу.

– Обещаю, – твердо сказал Альберт и с искренним волнением добавил: – Клянусь памятью матери. Мы узнаем, кто на самом деле заварил эту мерзкую кашу, и тебе больше не придется за меня беспокоиться. Я буду сидеть дома, даже в салон мадам Этель не пойду.

Видимо, это было самым впечатляющим обещанием. Губы Эрика дрогнули в улыбке, и он протянул брату один из артефактов. Эрик взял серебряную пластинку, покрутил ее в пальцах и произнес:

– Похоже, я не смогу убедить тебя остаться.

– Конечно, – весело сказал Эрик. – Мы все будем вместе, раз уж на то пошло.

Альберт придирчивым взглядом смерил Брюн и ворчливо заявил:

– Ну что поделать, потащимся всем табором. Тем более, Тобби в определенном смысле расположен к нашей прекрасной даме, – Альберт едва заметно улыбнулся, и Брюн почудилось, что невидимая рука погладила ее по щеке. Она испугалась, что Альберт вот так, дерзко, продолжит издеваться над ней, но прикосновение растаяло и не повторилось. «Я нравлюсь его брату, – напомнила себе Брюн, – и это меняет дело».

– И я, похоже, знаю, где он может находиться, – сказала Брюн. – У госпожи Лютеции.

Эрик и Альберт воззрились на нее с одинаково изумленным выражением. Потом на лице Эрика появилась тревога.

– Это говорит знающая? – с дрожью в голосе спросил он. Брюн ободряюще улыбнулась.

– Нет. Это просто логика. Лютеция верная соратница Дерека, и у него есть самое главное, что ей нужно. Деньги.

Эрик едва заметно нахмурился, и Брюн подумала, что сейчас он меньше всего хочет говорить и слушать о Лютеции. Она не знала, что произошло между ними во время свидания, но явно ничего хорошего. Альберт подбросил на ладони артефакт и весело произнес:

– Вот и замечательно. Значит, проложим дорожку к окрестностям ее дома.

– Нет! – перебила его Брюн и выпалила: – Стрелецкие выселки!

Теперь Альберт выглядел так, словно со всего размаху налетел на невидимую преграду. Брюн в другое время просто наслаждалась бы выражением его лица.

– Действительно, Стрелецкие выселки, – промолвил он. – Как же я сам не догадался!

* * *

Брюн никогда не приходилось путешествовать при помощи артефактов, поэтому после того, как все закончилось, она несколько минут стояла, опираясь на Эрика и сражаясь с тошнотой.

– Дыши носом, – со знанием дела посоветовал Альберт. Уж он-то никаких проблем не испытывал: стоял рядом, сунув руки в карманы, и смотрел по сторонам. Выражение его лица было таким, словно он умножал в уме трехзначные числа на скорость.

Белое сияние за спиной угасло, открывая сонное летнее утро и неказистые домишки, столпившиеся на краю пустыря. На какой-то миг Брюн показалось, что они вернулись к конспиративной квартире Альберта: очень уж запущенным и грустным был пейзаж, совсем как тот, который она видела из окошка той комнатки в харчевне. Эрик провел ладонью по лбу, стирая пот, и поинтересовался:

– Это и есть Стрелецкие выселки?

– Они, родимые, – ухмыльнулся Альберт. – И стоим мы тут у всех на виду. Надо бы пройти подальше.

Брюн поежилась. Солнце едва-едва поднималось из-за горизонта, в этот час все люди крепко спят, но после слов Альберта ей стало казаться, что из-за всех закрытых ставень и опущенных пластинок жалюзи за ними наблюдают невидимые соглядатаи. Испуганно вцепившись в руку Эрика, она подалась за ним – Альберт вел их, уверенно ориентируясь по одному ему известным приметам. Похоже, он прекрасно знал эти места.

– Никогда тут не был, – негромко сообщил Эрик. Брюн вдруг с удивлением поняла, что ему не по себе, и он старательно скрывает нарастающий страх.

– А я успел познакомиться, – бросил Альберт через плечо. – Скоро будет тут одно местечко, сможем там устроиться.

Они прошли по пыльному проулку, где у всех домов были заколочены окна и двери, вышли на грязную улицу с покосившимися заборами и чахлыми садами, и дорога привела их к маленькой площади, что была, должно быть, центром этого района. Брюн увидела церковь, гостеприимно распахнувшую двери, и небольшую чайную – несмотря на раннее утро, хозяин заведения уже выставлял на улицу столики и открывал полосатые зонтики. Увидев Альберта, он дотронулся до виска и произнес:

– Берт, дружище, сто лет тебя не видел.

– Фриц, старина! – Альберт обменялся рукопожатиями с хозяином чайной и сказал: – Нальешь нам по чашечке черного свазиленского?

– Присаживайтесь, сейчас все будет, – пригласил Фриц, указав на один из столиков, но Альберт отрицательно помотал головой.

– Нам бы не у всех на виду, – промолвил он.

– Как скажешь, – ответил Фриц. – Тогда прошу за мной.

Окна чайной выходили прямо на собор: отпив глоток чаю из щербатой чашки, Брюн принялась рассматривать необычно украшенные двери. Вместо ангелов и архангелов здесь были изображены морские чудовища с бесчисленным количеством щупалец и глаз. Эрик проследил за направлением взгляда Брюн и объяснил:

– Это церковь Святых последних дней. Почти секта. Веруют в то, что скоро наступит конец света, и Утонувшие боги поднимутся на поверхность, чтоб стереть с лица земли род людской.

– Мерзость какая! – выпалила Брюн, поежившись. Ну и местечко выбрал Тобби, чтоб скрываться от преследователей! Неудивительно, что Лютеция тогда так испугалась.

На какое-то мгновение Брюн подумалось, что она путешествует по разным мирам. Грязные задворки столицы, где сектанты молятся подводным божествам, не имеют ничего общего с тем миром, где на балах танцуют офицеры, а старые девы влюбляются в книжных героев. Прикосновение страха было легким и жгучим, и Брюн обрадовалась, когда Эрик снова взял ее за руку.