Текст книги "Пленница Белого Змея (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Рядом с ним она ничего не боялась.

– Да, неприятное местечко, – согласился Альберт, когда Фриц вышел на улицу и снова принялся за расстановку столов. – Все эти колоритные домики стоят на древних катакомбах, под нами целый лабиринт из подземных туннелей. Самое лучшее место, чтоб спрятаться… – он отпил чаю и добавил: – Тут испокон веков кто только не прячется.

– Дерек не полезет вниз, – промолвила Брюн. – Ему страшно спускаться под землю.

Эрик удивленно посмотрел на нее, но Альберт лишь понимающе кивнул. Брюн почувствовала, что сиреневый камень в ее артефакте налился тяжестью и потеплел.

– Да, я что-то такое о нем слышал, – кивнул Альберт. – Что Тобби провел раннее детство в столичных катакомбах, с тех пор даже подвалов боится.

– Тут и без подземелий можно спрятаться, – сказал Эрик. – Интересно, зачем ему Лютеция?

Фриц тем временем вошел в чайную и, услышав имя, удивленно вскинул брови.

– Лютеция? Это вы о которой Лютеции, милорд?

Брюн стало очень неприятно. Вроде бы Эрик окончательно расстался с былой любовью, а она все бродит и бродит рядом – как змея, которая ползает среди цветущих кустов и так и норовит укусить. Брюн не сомневалась в выборе Эрика и в том, что выбор не изменится, но томительное тянущее чувство не покидало ее.

– Лютеция Монк, – сухо сказал Эрик, всем своим видом давая понять, что не хочет обсуждать эту женщину, и Фрицу лучше бы не лезть в свое дело. Однако тот воскликнул:

– Конечно, госпожа Монк! Она прихожанка отца Александра, вот буквально вчера приехала на исповедь.

Эрик, Альберт и Брюн удивленно переглянулись.

– Я начну верить, что у Тобби действительно везде свои люди, – наконец, произнес Альберт. Фриц пожал плечами и сказал:

– Тобби – это такой мелкий и резкий? Белесый?

Вся компания дружно кивнула и уставилась на хозяина чайной, но Фриц только плечами пожал:

– Уже полгода его не видел. А Лютеция не то что бы с ним, она племянница баро. Знаете, кто такая баро?

Брюн не знала, но Эрик и Альберт кивнули, причем у Эрика был очень сконфуженный и пристыженный вид.

– Ловко же она играла роль благородной дамы, – сказал он, когда Фриц ушел на кухню. – Всю жизнь…

Альберт похлопал его по плечу.

– Вот и славно, дорогой мой, что ты не вляпался в нее ни по молодости, ни теперь.

– Кто такая баро? – спросила Брюн. К щекам прилил румянец, и Брюн не знала, как успокоиться.

– Глава клана ортодоксов, – объяснил Альберт. – А ортодоксы – это кочевой народ. Но не это сейчас главное. Если Лютеция спрячет Тобби у ортодоксов, то нам до него не добраться. Они не любят ни артефакторов, ни полицию, а на чужаков спускают собак…

Брюн вдруг подумала о Тобби с искренним уважением и восхищением. Все продумать, быть готовым к любому повороту событий, уметь подружиться и наладить связи во всех слоях общества – да, для такого нужен талант.

Но, конечно, от таких талантливых людей лучше держаться подальше.

– Что теперь? – спросил Эрик. Сейчас он выглядел как человек, который перестал удивляться всему, что происходит вокруг, и решил просто какое-то время плыть по течению жизни. Альберт покачал в ладонях чашку – черный чай, кстати говоря, был на удивление хорош – и ответил:

– Пока – ждать. Фриц уже велел своим ребятам быть настороже. Как только тут появятся Тобби или Лютеция, нам сразу же сообщат.

Ждать пришлось долго. Постепенно солнечный свет обрел палящую белизну, и на площади стали появляться прохожие, желающие выпить чашку прохладного чая. Фриц предусмотрительно никого не пускал в чайную, накрывая на столы на улице, так что маленькую компанию в чайной никто не видел. Брюн невольно радовалась тому, что люди с такими угрюмыми лицами и тяжелыми взглядами исподлобья не замечают их. Вряд ли в таких местах затевается что-то хорошее. Постепенно церковь стала заполняться прихожанами самого непритязательного вида с печатью глубокого вырождения на лицах. Должно быть, только такие люди и могут жить в этих угрюмых домишках, возносить молитвы чудовищным богам и заниматься делами, о которых и подумать страшно.

В четверть одиннадцатого из кухни вышел лохматый паренек в грязных обносках – Брюн поняла, что на кухне был потайной ход. Поманив Фрица, разливавшего чай на улице, тот что-то зашептал ему на ухо, помогая себе дергаными жестами левой руки, покрытой струпьями. Хозяин чайной выслушал его, вложил в ладонь серебряный кругляш полукаруны, и лохматый ушел на кухню. Едва слышно хлопнула дверь. Фриц приблизился к столу и негромко сказал:

– Ну все, засекли его на выселках. Макс видел Тобби возле Башенок.

Альберт прикрыл глаза. На его лице расцвела довольная улыбка.

– С ним девчонка какая-то, – продолжал Фриц, и улыбка Альберта тотчас же растаяла. – Молоденькая совсем, из благородных. Держится очень спокойно, как с другом или родственником.

Альберт дотронулся до длинной розовой царапины на шее и каким-то беспомощным взглядом посмотрел на Эрика, словно пытался найти защиту и поддержку – и не мог.

– Он ведь должен был убить меня, – произнес Альберт. – Но не убил. Эрик, скажи мне, почему?

Лицо Эрика дрогнуло, и Альберт почти прокричал:

– Как?

– Он не хотел тебя убивать, – медленно произнес Эрик. – Но ранил потому, что ему нужна твоя кровь. Кровь Белого Змея. Нанес удар и тотчас же запаял рану артефактом…

Альберт закрыл лицо ладонями и несколько минут сидел молча. Это было настолько жутко, что Брюн снова взяла Эрика за руку – просто чтоб почувствовать хорошее и живое в этом страшном месте.

– Это Марселлин, – наконец, сказал Альберт. Он смог взять себя в руки и теперь снова выглядел уверенно. – Он похитил ее высочество Марселлин. Кто их будет искать у ортодоксов, дьявол побери их всех…

От церкви донесся удар колокола – глухой, навевающий серую тоску даже среди жаркого летнего дня.

– Это не Марселлин, – сказал Фриц от дверей. Передав кому-то очередную монету, он вошел в чайную с газетой в руках. – Марселлин скончалась ночью, голубка. Мозговая горячка.

И он совершенно искренне всхлипнул и провел ладонью по лицу. Газета легла на стол среди опустевших чайных чашек, и Брюн увидела дагерротипический портрет юной принцессы. Марселлин было всего пятнадцать – тоненькая блондинка с огромными доверчивыми глазами и еще хранящим детскую припухлость личиком смотрела радостно и удивленно: мир, лежащий перед ней, был добрым, свежим и прекрасным.

Портрет перечеркивала траурная полоса. Все подошло к концу.

* * *

Королева была убита горем, и вся страна в эту минуту действительно горевала вместе с ней. Принц Патрис лечился у лучших медикусов государства, но ходили слухи, что его высочество вряд ли сможет исцелиться от воспаления мозговой оболочки настолько, чтоб в свое время занять престол Хаомы. Принцессы Марселлин не стало – значит, рано или поздно эта ветвь рода вин Геллан уйдет окончательно.

Впрочем, люди, которые сейчас были на площади, вряд ли думали о тонкостях наследования корон. Принцессу просто по-человечески жалели: она была юной, прекрасной и доброй, и народ ее любил. Королеве сочувствовали точно так же. Мать, потерявшая ребенка, одинаково горюет и на троне, и в трущобах.

– Получается, Тобби каким-то образом увел Марселлин из дворца, – прочитав статью, Альберт некоторое время с кислой миной тер виски, а потом позвал Фрица и попросил чего-нибудь позабористее. Тот кивнул и вскоре принес бутылку вина настолько неприглядного вида, что Эрик не рискнул бы определить ее даже для покраски забора, не то что для употребления внутрь.

– Получается, что так, – подала голос Брюн. Здесь, в этих трущобах, она казалась настолько прекрасной, словно в ней горело маленькое солнце. Эрик не мог перестать любоваться ею.

– Тогда кто в гробу, простите? – Берт начинал злиться. Розовая царапина на шее потемнела.

– Если Лютеция из ортодоксов, – начал Эрик, – то наверняка кто-то из них сделал соломенную куколку.

Альберт посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением. Эрик с запоздалым сожалением вспомнил о том, что брат не настолько преуспел в изучении народной магии, чтоб ловить мысли Эрика на лету.

– Это что за дьявольщина? – спросил Альберт, неприятно скривившись.

– Есть такая штука в магическом арсенале ортодоксов, – примирительно произнес Эрик. – Делают куколку из соломы, вплетают в нее волоски и ногти, и она приобретает облик нужного человека. Не отличить от настоящего. Вполне возможно, что королева Аврения сейчас убивается возле именно такой куколки.

Альберт лихо осушил свой бокал, а затем вдруг звонко хлопнул ладонью по колену и расхохотался.

– Гениально! – воскликнул он. – Нет, Тобби действительно гений или сам дьявол! Припрятал настоящую наследницу там, где ее уж точно никто не станет искать, и теперь спокойно ждет, кто первым начнет прыжки в сторону престола!

Брюн нахмурилась. Эрик смотрел на нее и испытывал тихую легкую радость. Именно такая женщина и была ему нужна. Не кисейная барышня, которая боится сломать ноготок и читает только любовные романы, а та, которая пойдет за ним туда, куда понадобится. Вместе и в горе, и в радости – Эрику хотелось верить, что так и будет.

В конце концов, они оба заслужили это.

– Королева еще молода, – пожала плечами Брюн. – У нее ведь может родиться еще один ребенок.

– Не может, – твердо промолвил Альберт так, что сомневаться в его словах не пришлось. – Роды принцессы Марселлин лишили Аврению возможности иметь детей.

Он откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, почти промурлыкал:

– Как же хорошо, что Тобби мне поверил!

– А если нет? – спросил Эрик. – Если он по-прежнему действует в рамках своего плана?

Альберт посмотрел на него примерно с такой же снисходительностью, с которой Эрик смотрел на него раньше.

– Тогда он убил бы Марселлин по-настоящему, – сказал он. – И был бы уже очень далеко отсюда. В той же Лекии. Но пока он прячется у Башенки и ждет.

– Я пойду к нему, – вдруг промолвила Брюн. – Пойду и выясню, что происходит, и чего Дерек хочет на самом деле.

Когда-то давно Эрик пообещал себе, что никогда не ударит женщину. Но сейчас ему очень захотелось как следует встряхнуть Брюн, чтоб все глупости вылетели у нее из головы.

И чтоб она перестала называть Тобби по имени. Эрик вспомнил, как Лютеция сказала, что Брюн является любовницей министра инквизиции – он, конечно, убедился минувшей ночью в том, что эта была ложь, но на какой-то миг почувствовал раздражение. Легкое, почти тень.

– Нет, – припечатал Эрик. – Никуда ты не пойдешь.

Брюн сердито сверкнула глазами в его сторону и едва не уперла руки в бока.

– Это еще почему? – поинтересовалась она, и стало ясно: девушка готова упрямо настаивать на своем, игнорируя всю возможную опасность.

– Потому что я тебе запрещаю, – с прежней твердостью сказал Эрик. – Это очень опасно, и я не пущу тебя в омут головой.

Брюн сердито прищурилась, и Эрик подумал, что от такого взгляда своей достойной половины порядочный супруг должен бы со всех ног бежать подальше. Должно быть, она позаимствовала этот грозный взор у своей матушки – вот только в данной ситуации он был бесполезен.

– Это может иметь смысл, – вместо того, чтоб поддержать брата, Альберт выступил на стороне Брюн. – Нам ведь все равно нужно обложить Тобби со всех сторон, а с учетом того, как он расправился с моей группой, это будет как минимум сложно. А вот девушка, которой он во многом доверяет и симпатизирует, может пригодиться. Я бы ее отпустил.

Почувствовав поддержку, Брюн выпрямила спину и гордо вскинула подбородок. «Не заставляй давить на тебя, – подумал Эрик. – Пожалуйста, не вынуждай меня снова на тебя влиять».

– Все, что касается Брюн, буду решать я, – жестко промолвил он, – нравится вам это или нет. Она выходит за меня замуж, и я отвечаю за нее. Брюн, даже не думай спорить. Берт, тебе лучше подобрать другой вариант.

Альберт понимающе кивнул. Последним, что увидел Эрик перед тем, как погрузиться в глубокий спокойный сон, был взгляд брата – печальный и все понимающий. Потом он понял, что мягко скользит куда-то со стула, и его быстро подхватывают руки Фрица, должно быть, давно готового к такому повороту событий.

Кажется, Брюн кинулась к нему. Кажется, она испуганно закричала.

А потом стало темно.

Фриц осторожно подхватил Эрика, не давая ему свалиться на грязный пол, и свистнул. Из кухни вышел давешний оборванец, и вдвоем они потащили Эрика в комнатушку, которой пользовался хозяин чайной, чтоб вздремнуть после обеда, не отходя далеко от рабочего места. Брюн с ужасом смотрела им вслед – Альберт моргнул, и к ней вновь вернулась способность двигаться и говорить.

– Эрик! – вскричала Брюн, бросившись к комнатушке. Альберт перехватил ее – так смертоносная желтая мамба бросается на жертву – и негромко произнес:

– Будет тебе трепыхаться, птичка. Хотела помочь – так помогай.

Брюн испуганно посмотрела на него, словно никак не могла взять в толк, что имеет в виду Альберт. Тот усмехнулся и подтолкнул ее в сторону дверей.

– Идем спасать Хаому, – сказал он. – Пожалуй, ты предложила как раз то, что нужно.

– Что ты с ним сделал? Что?

Брюн почти кричала. Когда Эрик вдруг покачнулся и медленно стал оседать куда-то вниз, она почувствовала, что ее сердце на миг остановилось. Альберт, который невозмутимо шагал по переулку, спрятав руки в карманы и совершенно по-босяцки насвистывая какую-то песенку, остановился и обернулся.

– Ничего особенного, – ответил он. – Просто усыпил до нужного момента. Будет спать и видеть приятные сны с тобой в главной роли.

Брюн остановилась. Сейчас, посреди пыльного переулка, залитого слепящим летним солнцем, они с Альбертом казались бойцами на ринге, и невидимые зрители, оторвавшись от молитв чудовищным богам и страшных занятий, таращились на них из-за заколоченных дверей и грязных оконных стекол, ожидая, когда прозвучит сигнал к началу представления.

Драка благородной барышни и шпиона. Такое не каждый день увидишь.

– И что, я могу тебе доверять? – свирепо прошипела Брюн. – После того, как ты родного брата вырубил?

Альберт пожал плечами.

– Мы ведь теперь почти семья, – ответил он, – так что я бы непременно советовал полностью и безоговорочно довериться мне, – по губам Альберта скользнула мягкая улыбка, а в глазах появился теплый блеск. – Ты хотела пойти к дорогому Дереку – так пойдем. Незачем тут торчать, не только у меня есть глаза и уши в Стрелецких выселках.

Брюн невольно поежилась. Дальше они шли рядом и некоторое время хранили сосредоточенное чинное молчание, а затем Брюн спросила:

– Далеко еще?

– Четверть мили, – прикинул Альберт, – или около того.

– Я сделаю все, что смогу, – заверила его Брюн, и Альберт тотчас же воскликнул:

– Без геройств и подвигов, птичка! Лезть на рожон – не твоя задача. Ты тихонько поднимаешься по лестнице на второй этаж – они с Марселлин там, в бывшей гостиной. Постарайся не слишком шуршать платьем и не цокай каблучками. Просто посмотри – убедись, что принцесса жива и здорова, и принеси мне подробнейшее описание помещения. Тобби наверняка начинил его и оружием, и артефактами.

Брюн поежилась. О том, что ее может ждать бомба под какой-нибудь ступенькой, она как-то не подумала.

– Я хотела поговорить с ним, – сказала она. – Попытаться убедить его освободить принцессу.

Альберт расхохотался так, словно это была самая лучшая шутка за всю его жизнь. Звонкий смех пролетел по переулку и растаял, будто стены домов проглотили его.

– Бог ты мой! – воскликнул Альберт, отсмеявшись и вытирая слезы. – Переговорщица! И чего ты хочешь добиться? Убедить Тобби отпустить Марселлин, если там действительно принцесса?

– Да, – хмуро ответила Брюн, чувствуя, как лицо заливается краской так, что даже глаза начинает печь. – Именно это я и хотела сделать.

Альберт продолжал посмеиваться на ходу, но его лицо уже стало серьезным.

– И как ты планируешь его переубедить? – поинтересовался он. Брюн подумала, что ей никогда еще не было настолько стыдно. Появилось стойкое ощущение, что Альберт просто издевается над ней. А ведь с этим человеком ей предстоит жить под одной крышей, если, конечно, он не обманул Эрика, пообещав уйти в отставку. И что же, Альберт так и будет изводить ее колкостями и насмешками.

– Не буду, – откликнулся он на мысли Брюн. – С женой моего брата я буду исключительно добропорядочным джентльменом и просто паинькой. Но ты, мышка, должна понимать, куда и к кому идешь.

Брюн была уверена, что понимала.

– К несчастному человеку, – ответила она, – который полностью раздавлен и изувечен своим горем.

– Как мило, – презрительно хмыкнул Альберт. – Оставь эти сказки для девичьей. Ты идешь в пасть безжалостному и беспощадному хищнику. Который, к тому же, совершенно не дружит с головой.

Они свернули на узенькую улочку, в которой царила настолько плотная тишь, что казалась осязаемой. Двухэтажные дома-развалюхи словно бы нависали над дорогой, и Брюн чудилось, что они с Альбертом оказались в распахнутой пасти чудовища – какого-нибудь из подводных богов, чьи изображения были на вратах храма. Кто здесь живет? Чем занимаются эти люди? Умеют ли они сочувствовать, понимать и любить – или ими правит только разрушение и ненависть?

Брюн не могла понять, почему задумалась об этом именно сейчас.

– Я понимаю, – ответила она. – Но ведь это только часть его души. А я попробую обратиться к другой стороне. Хорошей и доброй.

Альберт хмыкнул.

– И ты уверена, что эта сторона существует? – поинтересовался он, толкнув калитку, за которой лежал унылый запущенный сад. Брюн подалась за ним по крошечной, едва заметной тропке. Улица выглядела полностью вымершей, но кто-то ведь прокладывал тропы…

– Да, – твердо сказала она. – Да, существует. Дерек хороший человек.

Альберт поднялся по засыпанным сором ступенькам к дверям угрюмого двухэтажного дома и, взяв молоток, болтавшийся на цепи, постучал.

– Этот хороший человек приказал принцу выкинуть тебя из окна, – сухо сказал он. – И едва не перерезал мне глотку. Люди для него – это вещи, которые должны послушно служить до поры до времени. А не будут служить – их выкинут.

С этим было трудно спорить. Брюн слишком хорошо помнила, как принц толкнул ее с балкона, как мир завертелся бело-розовой каруселью и как потом пришла тьма. Не стоило и напоминать, такое не забудешь.

– Я понимаю, – послушно ответила она. – И буду осторожна.

Альберт довольно покосился на нее.

– Именно это я и хотел услышать. И ты просто сделаешь то, что я говорю.

Брюн решила не спорить.

За дверью послышался какой-то неприятный шорох, заставлявший волоски на руках подниматься дыбом. Казалось, по дому ползет длинное змеиное тело, негромко шелестит чешуйками по полу и приближается к двери, готовясь кинуться и пожрать незваных гостей. Брюн невольно сделала шаг назад и с трудом подавила в себе желание взять Альберта за руку. Дверь приоткрылась с длинным неприятным скрипом, и из дома выглянул грязнолицый и низкорослый оборванец с торчащими клоками рыжих волос на крупной голове.

– А, Берт, дружище, – проговорил он. – Добро пожаловать! Барышня с тобой или на ужин?

У Брюн даже живот заболел, когда она представила, какой именно ужин может иметься в виду в здешних краях. Вполне возможно, что как раз она и стала бы главным блюдом. Альберт обменялся рукопожатием с рыжим гномом, и тот бесшумно отступил, давая возможность войти в дом.

Здесь было сумрачно и свежо. По ногам скользнуло дуновение прохладного ветра, который шел откуда-то снизу, из-под трухлявых досок пола. Гном повел Альберта и Брюн по темному коридору, слабо озаренному единственной свечой, и казалось, что они бредут над бездной, от которой их отделяет лишь дерево половиц, изъеденных жучками. Когда они вышли в убогую гостиную, где в открытые окна врывался солнечный свет, Брюн невольно вздохнула с облегчением и наконец-то выпустила руку Альберта, в которую все-таки вцепилась изо всех сил.

– Не дрожи так, птичка, мы у друзей, – весело сказал Альберт и обратился к рыжему: – Ну что, Майкл, есть новости от Сапсана?

Майкл только руками развел.

– Нет. Как затихарился с той девчонкой, так ни звука. Из дома не выходил. Мои огольцы, как ты и приказал, там не маячат и лишний раз не отсвечивают.

– Надо провести туда барышню, – Альберт кивнул в сторону Брюн. – Через туннели, чтоб вышла на первом этаже. Сможешь?

Некоторое время Майкл пристально рассматривал Брюн, которая под этим испытующим взглядом вдруг ощутила себя обнаженной – но в этом не было ни следа вожделения. Она почувствовала себя куском мяса, который придирчиво выбирает хозяйка.

– Чего б не смочь? – ответил он вопросом на вопрос. – Смогу. Барышня сможет прибрать этого гада?

Да, похоже, Дерека тут недолюбливают, хотя и позволяют скрываться.

– Барышня осмотрит дом и вернется, – твердо сказал Альберт. – Больше ничего.

Майкл понимающе кивнул, скользнул языком по губам и приказал:

– Тогда усть раздевается. Принесу ей шмотье попроще, в этом ее сразу услышат.

Брюн лишилась дара речи от такой наглости, но Альберт лишь кивнул.

– Разумеется, – и, посмотрев на Брюн, поинтересовался: – Тебе помочь?

– Нет уж, – процедила Брюн. Все шнурки и ленты на ее платье были спереди: и модно, и можно обойтись без служанки. Альберт оценивающе смотрел, как она раздевается, и наверняка представлял очередную гадость в своем духе.

– Жаль, птичка, что все это было только сном, – вкрадчиво сказал он, когда платье оказалось на полу, и Брюн осталась в одном белье. Подойдя вплотную, Альберт невозмутимо обнял ее, опустив тяжелые горячие ладони на бедра, и добавил: – Мы с братом иногда меняемся женщинами. Может быть, через несколько лет, если ты захочешь…

– Нет, – оборвала его Брюн решительным тоном, не оставляющим простора для толкований. – Ты просто не знаешь, что такое любовь, Альберт. А мы с Эриком знаем. И Дерек… он тоже знает.

Вспомнилось, насколько томительным и сладким был тот сон на конспиративной квартире, и ноги наполнило предательской слабостью. Гигантским усилием воли Брюн сумела совладать с собой. Альберт едва слышно рассмеялся и, легонько поцеловав Брюн в щеку, сказал:

– Быть может, птичка, быть может. Но не зарекайся. Если однажды захочешь – просто скажи.

От двери донеслось деликатное покашливание: вернулся рыжий Майкл. В руках он держал кучу лохмотьев, которые протянул Брюн с таким видом, словно это были королевские наряды.

– Извольте, барышня, – улыбнулся он одной стороной рта и снова скользнул языком по губам. – Я в коридоре подожду.

Брюн представила, как пойдет по подземному ходу в компании этого противного карлика, и ее невольно передернуло от отвращения. Альберт наконец-то выпустил Брюн и принялся скептически рассматривать то тряпье, в которое она облачалась с брезгливой гримасой. Грязная рубашка, рваные штаны, тонкий жилет – заплата на заплате. Хотя бы крови нет – уже можно порадоваться.

Кто носил все это раньше, где теперь этот человек?

– Ты настоящий побродяжка, – одобрительно произнес Альберт, когда Брюн застегнула жилет и обернулась к нему, мысленно обещая себе, что после того, как снимет все это, залезет в горячую ванну и просидит там минимум час, стирая с кожи даже воспоминание об этом рванье. – Выглядишь так, словно всю жизнь провела на Стрелецких выселках.

– Спаси меня Господь от этого, – сухо сказала Брюн и посмотрела на Майкла. Тот почему-то подобрался, словно Брюн сумела чем-то напугать его. – Если это все, то я готова.

* * *

В подземный ход они попали, спустившись в подвал. Альберт остался наверху, сказав, что будет ждать возвращения Брюн, и в очередной раз посоветовал:

– Не лезь на рожон. Просто посмотри и принеси результаты.

Брюн согласно кивнула, прекрасно понимая, что не будет этого делать.

Майкл, теперь бодро топавший впереди, нес в руке маленький тусклый фонарь, и Брюн, шагая за гномом, невольно радовалась тому, что несколько минут назад послушно переоделась в рубище. Шагать по подземному ходу в рубашке и штанах было намного проще, чем в пышном платье, которое норовило бы зацепиться за что-нибудь, его надо было бы поддерживать, чтоб не споткнуться, и, случись что, Брюн вряд ли смогла бы быстро убежать от опасности.

В том, что здесь опасность таится в каждой тени, она не сомневалась.

В подземном ходе было довольно прохладно. То и дело свет фонаря вырывал какие-то черные провалы по сторонам коридора, и из них веяло стылым сквозняком из неведомых глубин. Карлик вел Брюн, ориентируясь по одному ему известным приметам, сворачивая то в один отнорок, то в другой. Без его помощи Брюн никогда не выбралась бы на поверхность. Порой откуда-то доносились голоса и шаги, которые тотчас же стихали, стоило Брюн обратить на них внимание. Однажды сверху до нее донеслась музыка – кто-то играл на гитаре, и Брюн узнала «Песню купца Гвельда», старинную балладу. Веселая и бойкая в родительском доме, здесь она звучала таинственной, темной, заставляющей сердце замирать. Брюн чудилось, что это не они с Майклом идут под чьим-то домом – это раздаются голоса из бездны, и лучше не задумываться над тем, кто может петь оттуда человеческим голосом, не имея отношения к людям.

Порой в скудном свете фонаря возникали остатки кирпичной кладки, какие-то деревяшки и изогнутые полосы металла, а один раз Брюн заметила старинную фреску в одном из отнорков. Господь на ней был вполне каноничным, вот только никогда, ни на каких иконах и ни в каких книгах к Нему так не льнули чудовищные змеи и кальмары с глазами на щупальцах.

– А не смотри, – мерзко хихикнул Майкл, снова проводя языком по губам. – Не твоего ума дело истинная вера.

Брюн и не собиралась интересоваться пугающими верованиями обитателей Стрелецких выселок, тем более, совать в них нос. Своих забот хватало. Сейчас она все бы отдала, чтоб выбраться на поверхность – на любую из здешних грязных улочек с домами-развалюхами и пыльными разросшимися садами, лишь бы снова увидеть солнечный свет и вдохнуть чистого воздуха.

Ее проводника темнота не смущала. Майкл спокойно шагал по туннелю, насвистывая и изредка усмехаясь каким-то своим мыслям и косясь на Брюн. Упоминание об обеде заставляло ее вздрагивать, стоило карлику в очередной раз ухмыльнуться. Что она сможет сделать, если этот мерзкий тип действительно решит затащить ее в какой-нибудь темный угол и разделать на стейки?

– Не бойсь, – ободряюще произнес Майкл и снова облизнулся. – Не бойсь, не съем.

Брюн презрительно фыркнула. Не хватало еще, чтобы он заметил ее слабость и страх.

– Ничего я не боюсь! – воскликнула она. Карлик уважительно посмотрел на нее и ответил:

– Все боятся. Особенно благородного происхождения. Ведь и косточек не найдут.

Как раз в этом Брюн не сомневалась. Сюда ни полиция, ни инквизиция даже не сунутся – тут заправляют совсем другие силы. Местные жители приспособились жить рядом с ними, только и всего.

– Моих косточек, – уточнил Майкл и подмигнул. – Братец Альберт с меня сто шкур спустит, если что. А змейки доедят.

Брюн не сомневалась и в этом. И, конечно, не захотела спрашивать, какие именно змейки имеются в виду. Ясное дело, знакомство с ними будет крайне неприятным.

Наконец Майкл вывел ее к узкой каменной лестнице с истертыми, почти сглаженными от времени и шагов ступеньками и проржавевшими перилами и махнул рукой.

– Все, пришли, – сказал он. – Поднимайся, там как раз выход из подвала. Будет дверка, она не заперта. Толкнешь – и уже в прихожей. Сделаешь, что надо, и возвращайся. Я тут буду ждать, пойдем обратно.

Сердце забилось еще быстрее. Значит, они на месте. Скоро Брюн поднимется на второй этаж древнего дома и встретит там Дерека Тобби и Марселлин – если, конечно, с ним принцесса.

– Спасибо, – ответила она. – Удачно вам… скоротать время.

Майкл рассмеялся и махнул рукой. Теперь, когда путь закончился, он не казался опасным. Неприятным и отталкивающим – да, но не опасным.

– И правда не боишься, надо же, – произнес он. – Не меня, того, кто наверху.

Альберт предупреждал, что Дерека следует остерегаться, но Брюн никак не могла почувствовать, что идет в клетку к огромному хищному зверю. «Он одинок и несчастен, – с искренним глубоким сочувствием повторяла она, всем сердцем зная, что это правда. – Он одинок и несчастен».

Подвал, в который привела лестница, был настолько пыльным и замусоренным, что Брюн с трудом сдерживалась, чтоб не чихнуть. В одежде побродяжки легко удалось пробраться к двери среди обломков мебели – дверь действительно оказалась не заперта, и Брюн бесшумно вышла в коридор. По контрасту с подземельем, здесь было невероятно, пронзительно светло – солнце светило в выбитое окно первого этажа, и некоторое время Брюн стояла просто так, бесшумно и неподвижно, наслаждаясь этим светом и буквально дрожа от счастья, что тьма ушла.

Майкл напрасно ждет ее – она вернется назад другой дорогой. Если вообще вернется.

Потом она услышала голоса. Несмотря на то, что говорившие находились на втором этаже, Брюн слышала их настолько четко, словно они стояли рядом и спокойно вели почти светскую беседу.

– Жуткое место, честно, – призналась девушка. – У меня от него мороз по коже… и от людей, которых мы видели.

– Это тоже ваши подданные, Марселлин, – Брюн узнала в говорившем Дерека и облегченно вздохнула. – И они искренне горюют из-за вашей безвременной гибели. Воспользуйтесь случаем увидеть и такую Хаому, это ведь тоже ваша страна.

Марселлин всхлипнула.

– Мама наверняка плачет, – промолвила она.

– О, в этом нет сомнений, – тотчас же отозвался Дерек. – Но вы понимаете: чтоб разоблачить врага государства, мы должны были сделать ее горе искренним. Самым искренним и неподдельным.

Несколько минут они молчали. Брюн шагнула к грязной лестнице и заметила, что пыльный слой был нарушен там, где недавно прошли Дерек и Марселлин. Снова захотелось чихнуть.

– А она простит меня? – спросила девушка с доверчивой надеждой и с какой-то детской непосредственностью взмолилась: – Скажите, что простит!

– Конечно, – ответил Дерек, и в его голосе прозвучало неподдельное тепло. Он мог бы так говорить со своей дочерью. – Тем более, дорогая Марселлин, что все это затеял я, и вы мне только помогаете.

«Значит, он воспринял слова Альберта всерьез и решил отработать эту версию», – подумала Брюн. Что ж, это было очень разумно. Дерек мог сколько угодно упиваться своим горем, но он даже в горе оставался профессионалом. И если выяснится, что за смертью Аурики все-таки стоит именно ее величество Аврения, то он просто закончит начатое и прикончит принцессу Марселлин.

Ее и так, и так уже считают мертвой. Месть свершится.

– Интересно, сколько еще ждать… – вздохнула принцесса. Брюн представила себе эту милую юную девушку: должно быть, она воспринимает все это как приключение и захватывающую игру и не думает об опасности. Не боится. Не думает, что тот, кого недавно повесили по приказу ее матери, способен причинить ей зло.