Текст книги "Пленница Белого Змея (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

2.4

Утром казалось, что ничего особенного не произошло.

Брюн решила, что станет думать так: мне все это приснилось. Я не буду погружаться в бесплодные раздумья о своем горьком будущем – еще неизвестно, будет ли оно таким горьким, как кажется, да и будет ли оно вообще.

И ей стало легче.

После завтрака в ресторанчике на первом этаже гостиницы они с Эриком отправились в большой оптовый склад, работающий для нужд артефакторов. Брюн никогда не была в подобных местах и, обнаружив, что склад представляет собой нечто среднее между магазином и лавкой чудес и диковин, чувствовала себя ребенком, попавшим в сказку. Да это и было сказкой: Брюн зачарованно шла мимо витрин, и взгляд выхватывал то книгу, страницы которой перелистывались сами по себе, то небольшое фарфоровое блюдце, по которому без остановки каталось крошечное золотое яблоко, то складное зеркало, в котором в зависимости от угла зрения отражался то летний луг, залитый солнцем, то мрачный зимний вечер. Были здесь и склянки темного стекла, наполненные разноцветными жидкостями, и ровные пирамиды золотых и серебряных порошков, и кости неизвестных животных, и необработанные полудрагоценные камни. «Как жаль, что я не артефактор, – со вздохом подумала Брюн, рассматривая удивительные морские раковины, состоявшие, казалось, сплошь из шипов и завитков. – Все это могло бы стать моим, и я бы знала принципы, на которых это работает. А так я смотрю, но не вижу».

Она отложила раковину: по проходу между витринами торопливо шел хозяин склада, низкорослый, практически карлик. Эрик, который шагал за ним следом, выглядел великаном. Под мышкой он нес большой бумажный сверток – должно быть, те артефакты, которые заказал вчера. Брюн отступила, давая хозяину пройти.

– Вот, извольте, – хозяин вытянул с книжной полки толстый том с облетевшей позолотой и протянул Эрику. – Основы структурирования сетей при работе с юродивыми. Между прочим, последний труд самого Ньютона.

Затем он полез в один из ящиков и осторожно вручил Эрику кусок необработанного аметиста на серебряной цепочке, несколько бутылочек с порошками всех оттенков синего и ларчик с серебряными пластинками артефактов. Пластинки были покрыты пугающим темным налетом – Брюн и сама не знала, что вызвало в ней дрожь.

– А это то, что использовал Ньютон, – хозяин склада покосился на Брюн и сказал: – Хватит одной восьмой унции на дозу.

Эрик кивнул.

– Благодарю вас, Пауль. Мы сейчас придем на кассу.

Пауль понял намек, кивнул и удалился – впереди, возле металлических громад кассовых аппаратов, уже стояли новые покупатели. Эрик осторожно опустил свои приобретения на крышку одной из витрин и надел на Брюн цепочку с аметистом. Прикосновение прохладного камня к коже оказалось неожиданно приятным. Брюн дотронулась до него, и внутри аметиста вспыхнул сиреневый огонь.

– Спасибо, – промолвила Брюн. – Он очень красивый.

Эрик усмехнулся.

– Все артефакты красивы, даже когда уродливы, – сказал он. – А этот поможет на какое-то время затормозить развитие способностей знающей.

– Спасибо, – повторила Брюн. – Однажды я видела знающую… жаль, что у нее не было такого камня.

– Конкретно этот стоит полторы тысячи золотых карун, – равнодушно произнес Эрик. Брюн едва не ахнула: цена была поистине колоссальной. На эти деньги можно было бы, например, купить небольшую квартиру в Стокхелине.

– Я очень дорого вам обхожусь, – понимающе заметила она. Эрик пожал плечами.

– Я же должен как-то исправить то, что произошло, – ответил он.

– Спасибо, – повторила Брюн. Эрик ободряюще улыбнулся и кивнул в сторону касс.

– Тогда пойдемте расплачиваться. Я хотел проверить еще пару вещей до нашего отъезда.

2.5

«Парой вещей» стал очередной эксперимент – когда они вернулись в гостиницу, то Эрик сгрузил покупки на кровать и, приказав Брюн встать в центре комнаты, распотрошил один из свертков и вынул тонкую серебряную пластинку, украшенную рунами. Это был самый обычный артефакт – конечно, семья Брюн была не настолько богата, чтоб использовать артефакты в повседневном быту, но она все же имела возможность встречаться с ними.

Но на этот раз серебряная пластинка внушала Брюн какой-то суеверный ужас, и при мысли о том, что Эрик сейчас подойдет и прикоснется к ней артефактом, Брюн начинало трясти, словно в лихорадке. Эрик заметил ее дрожь и с неожиданной радостью произнес:

– Отлично, так и должно быть! Вам сейчас страшно, верно?

Страшно? Это слишком мягко сказано. Брюн сорвалась бы с места и убежала – вот только ноги не слушались. Эрик подошел сзади, осторожно опустил руку на плечо Брюн и произнес:

– Начинаем. Все хорошо, я с вами.

Несколько минут ничего не происходило – даже ужас, сжимавший Брюн в объятиях, стал каким-то привычным. Потом рука Эрика дрогнула, и Брюн пронзило такой болью, что на мгновение она потеряла сознание, и если бы Эрик не подхватил ее, то она свалилась бы на ковер.

– Хорошо, очень хорошо! – воскликнул артефактор, который, казалось, с трудом скрывал свою радость. – Держитесь!

– Что вы делаете… – пробормотала Брюн. Комната плыла, утекая куда-то в сторону и возвращаясь, ноги подламывались, и Брюн чувствовала себя марионеткой в руках умелого кукловода.

– Пытаюсь проложить связи в обход вашего артефакта, – объяснил Эрик. – Сейчас будет больно. Самую малость.

И Брюн рухнула во тьму.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что комната больше не крутится, и мир вновь обрел стабильность. Брюн лежала на кровати, Эрик сидел рядом и, задумчиво нахмурившись, водил пальцем по ее руке от запястья до локтя – на коже вспыхивали синеватые значки и исчезали. Рука казалась слишком тяжелой и чужой.

– Получилось? – негромко спросила Брюн. Лицо Эрика дрогнуло, словно он пытался улыбнуться, но так и не смог этого сделать.

– Нет, – помедлив, ответил он, и это «нет» было похоже на пощечину. Значит, ничего не вышло, и Брюн все-таки не нужна.

– Я понимаю, – проговорила она. – Это конец.

Эрик устало усмехнулся, вычертил последний значок и погладил Брюн по руке, словно хотел подбодрить.

– Вашу косичку не обойти, – с грустью сказал он. – Я надеялся, что она не так глубоко внедрена в нервную систему. Что ж, Брюн… Если хотите, я отвезу вас к родителям.

Сперва Брюн подумала, что ослышалась. Вернуться домой, к родителям и сестрам, никогда больше не вспоминать о днях, проведенных с Эверхартами – нахлынувшая радость была такой яркой и глубокой, наполненной такой детской, невинной чистотой, что Брюн едва не закричала и не захлопала в ладоши.

Потом пришло понимание. Брюн с такой же пронизывающей ясностью осознала, что прежняя жизнь закончена, и ее не вернуть, как ты ни старайся. После того, как отец проиграл ее в карты, и Брюн жила под одной крышей с двумя молодыми мужчинами, она стала порченым товаром. Никогда не выйти замуж, каждый день выслушивать обвинения и самые дикие и грязные предположения, стать всегда и во всем виноватой – вот ее судьба, если Брюн решит вернуться. Говорят, что правда легка и приятна, но сейчас Брюн испытывала только боль.

– Нет, – промолвила она с искренней печалью. Брюн всем сердцем чувствовала, что именно в эту минуту окончательно прощается с детством и юностью и оставляет саму себя в прошлом. Что будет впереди? – она не знала и не была готова к встрече с тем, что ждало ее за поворотом.

– Нет, – повторила Брюн и закусила губу, чтоб не расплакаться. Эрик вздохнул и снова дотронулся до руки Брюн, словно хотел проявить участие и понимание и боялся, что она его оттолкнет с возмущенным гневом.

– Тогда будете мыть пробирки в моей лаборатории, Брюн, – сказал он. – Правда, у меня их почти нет. Но я найду, чем вам заняться.

2.6

Мыть пробирки? Какая глупость!

Отец, который после смерти жены взялся за воспитание сыновей с утроенной решительностью, всегда говорил: «Вы должны быть бОльшими джентльменами, чем вы есть». Для лучшего запоминания сей немудреной сентенции он использовал розги – ровно до тех пор, как Эрику стукнуло пятнадцать, и он решил, что с него хватит. С тех пор прошло полжизни, и иногда Эрик думал, что именно отцовские розги сделали Альберта чудовищем. Если бы брат рос в любви и душевном тепле, то никогда бы не стал тем, кем стал.

Впрочем, речь не о брате, а о том, что Эрик в очередной раз проявил благородство там, где не надо было этого делать. Раз уж его эксперимент оказался неудачным, то это следует признать и отправить Брюн к родителям, а не прятать голову в песок в напрасных попытках исправить то, что неисправимо. Знающая с косичкой артефакта! Только старшему Эверхарту могло так повезти.

Сейчас Брюн сидела с ним рядом на мягком диванчике вагона, поезд вез их домой, и Эрик в очередной раз чувствовал себя одураченным жизнью. Внутренний голос говорил, что с собой надо быть честным всегда – Эрику следовало признать, что Брюн ему просто понравилась. В конце концов, почему бы и нет? Юная очаровательная девушка не может не нравиться. К тому же, у девушки был вполне решительный характер и умение отстаивать себя.

Странно было бы, если бы она не понравилась.

– Вы давно занимаетесь артефактами? – полюбопытствовала Брюн, когда ей надоело смотреть в окно на однообразные леса и перелески.

– С шестнадцати лет, – ответил Эрик. – Отец хотел, чтоб я пошел по военной части. Но тогда бы Берт остался предоставленным самому себе. Так что это был оптимальный выбор.

Он мысленно осадил себя. Брюн просто коротает время в дороге, на самом деле ей все это не интересно. Берт для нее не любимый брат, не родное существо, которого маленький Эрик кормил и нянчил, а чудовище, монстр на болоте. Незачем вдаваться в детали.

– Для этого нужен талант, – Брюн почему-то казалась заинтересованной и искренней – либо Эрик в очередной раз принимал желаемое за действительное. – Вы действительно талантливы, не отрицайте. И вам нравится то, что вы делаете.

Эрик усмехнулся.

– Да, нравится, – признался он. – Даже очень.

– А ваш брат? Тоже артефактор?

– Скорее, вольный художник, но и артефактор в том числе, – Эрик ощутил укол привычной досады, вспомнив все попытки Берта сделать карьеру – и стремительное крушение этих попыток по вполне банальной причине. – Наш род один из богатейших в этой части Хаомы. Я работаю, потому что мне это нравится. А Берт развлекается – потому что может себе это позволить.

– Значит, развлекается, – в прищуренных глазах Брюн появился тяжелый болезненный блеск.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, – нахмурился Эрик.

Несколько минут они молчали, затем Брюн не вытерпела и поинтересовалась:

– Вы так и живете вдвоем?

– Да, – кивнул Эрик. – Берт был женат, я – нет.

Брюн поджала губы. Дьявол ее разбери, чего она хочет! Поссориться? Должно быть.

– Да, я помню, – сказала она. – Дважды. И хоронил своих жен на болоте.

– Послушайте! – не выдержал Эрик. – Чего вы добиваетесь? Я и без ваших уколов знаю, что Берт болен. Делаю все, чтоб ему помочь. Да, конечно, для вас он монстр. Но для меня – единственное родное существо, и я его люблю.

Он осекся, прекрасно понимая, что не пробьет эту стену. Не рассказывать же, в самом деле, о том, как он, шестилетний, носил на руках крошечного младенца, смешно сопящего розовым вздернутым носиком, кормил его из бутылочки, купал… Берт разражался страшными воплями, стоило брату уйти, и все многочисленные мамки и няньки, приставленные к младшему сыну господина Бруно Эверхарта после смерти его жены, в итоге оказались просто на подхвате у Эрика. И он, прекрасно понимая, что из себя представляет брат, не мог выбросить из памяти его детский образ. Не мог, как ни старался.

– Не обижайтесь, пожалуйста, – примирительно промолвила Брюн, и Эрик вдруг понял, что она вот-вот заплачет. – Просто… просто я боюсь возвращаться.

Вот оно что. Пожалуй, Эрику следовало догадаться.

– Я не позволю бросить вас в болото, – ободряюще улыбнулся он. Так себе, конечно, утешение – но у Эрика не было большого опыта в успокоении девичьих нервов. – К тому же, Берт вряд ли будет сидеть дома, когда в заведении Мадлен пополнение.

Брюн сердито сверкнула глазами. Ну конечно, благовоспитанная девушка из добропорядочной семьи никогда не слышала разговоров о проститутках, и эти разговоры ее коробят. Что поделать, придется ей привыкать. Если Эрик останется джентльменом, то Берт ни за что не станет держать язык за зубами.

– Одним словом, вам ничего не угрожает, – уверенно произнес Эрик. Брюн вздохнула.

– Хотелось бы верить, – промолвила она. – Очень хотелось бы.

2.7

Они спокойно доехали от вокзала до поместья, затем Эрик проводил Брюн в свою комнату, и, на ее счастье, Альберт не попался на пути. Когда за ними закрылась дверь, Брюн вздохнула с облегчением. Она будет сидеть тут и носа не высовывать.

– У меня два новых заказа, – сообщил Эрик, вынимая из своего чемодана бумажные свертки с ингредиентами для артефактов, – так что я отправляюсь в лабораторию. Отдыхайте, можете читать, парк к вашим услугам.

– Хорошо, – кивнула Брюн. Конечно, она не собиралась ни в какой парк – куда приятнее отдохнуть с дороги и почитать что-нибудь интересное. Эрик улыбнулся – должно быть, его обрадовала сговорчивость пленницы – и ушел.

Брюн умылась, переоделась и направилась на изучение книжного шкафа. Конечно, там не было беллетристики – сплошные научные труды. Некоторые были знакомы Брюн еще по школьным занятиям, а о каких-то она никогда не слышала. Что ж, пожалуй, «Введение в артефакторику» вполне подойдет.

Вытащив книгу с полки, Брюн устроилась в большом кресле у окна, сбросив туфли и по-домашнему поджав ноги. Комната Эрика была угловой, света тут хватало, и Брюн против воли вспомнила спальню, которую делила с сестрами – там тоже было светло, и окна выходили в цветущий сад. Сейчас там отцветает сирень, и ее свежий запах летит в раскрытые окна.

Интересно, вспоминают ли о ней родные? Или же Брюн просто оказалась полезной, сохранив дом, деньги и возможность вести прежнюю жизнь хоть какое-то время?

Из книги выпал сложенный вдвое листок бумаги – должно быть, черновик с заметками. Отец всегда делал выписки на таких листках, когда читал книги. Брюн развернула его и увидела, что это письмо.

Первым порывом было сложить его и убрать среди страниц. В конце концов, леди не читают того, что написано не им. Но Брюн, повинуясь какому-то странному зову, разгладила листок и прочла:

«Дорогой Эрик!

Я обещала подумать и дать ответ на твое предложение. Я прекрасно понимаю, что он разобьет тебе сердце, но я всегда дорожила своими чувствами, они для меня важнее. Нет, Эрик, я не могу стать твоей женой. Мы с тобой слишком разные. Я райская птичка, которая парит в небесах, а ты, уж прости меня, но ты смотришь в зеркало – ты, скорее, бегемот. Конечно, леди не должна так говорить, но я чужда условностей. Одним словом, мой ответ – нет. Я уверена, ты еще найдешь свое счастье.

Лютеция».

Брюн захлопнула книгу резким движением, безжалостно смяв письмо. Гадкая бумажонка, и эта неизвестная Лютеция тоже гадкая – в своей нарочитой откровенности она была невероятно, непостижимо пошлой.

А потом Брюн забыла и о письме, и о книге – дверь открылась без стука, и в комнату вошел Альберт.

Сегодня он наконец был гладко выбрит, выглядел истинным джентльменом, и только желтый блеск в глазах говорил о том, что с ним лучше не связываться. Брюн вскочила, отступила за кресло, держа перед собой книгу, словно щит и прекрасно понимая, что это ей ничем не поможет.

– А, птичка, – улыбнулся Альберт. – Где мой брат?

– В лаборатории, – промолвила Брюн. Нарастающий страх делал ноги ватными, и она прекрасно понимала, что вот-вот упадет на ковер. – Он в лаборатории, уходите.

Улыбка Альберта была лихой и обаятельной. Должно быть, видя ее, дамы и девицы начинали испытывать томление и радоваться вниманию такого замечательного кавалера – а Брюн было страшно.

– Я только вошел, – сказал Альберт. Обойдя кресло, он почти прижал Брюн к стене. От Альберта пахло дорогим одеколоном, пуговицы на его белой рубашке были щегольски алыми – словно кровь пролилась. Откуда-то со стороны донеслось шуршание колец змеиного тела.

– Буду кричать, – предупредила Брюн, понимая, что сопротивляться бессмысленно: птичка, завороженная золотыми змеиными глазами, ничего не сможет сделать – ни улететь, ни позвать на помощь.

– Будешь, – вкрадчиво произнес Альберт и, легонько погладив Брюн по щеке, вынул из ее рук книгу и бросил в кресло. – Обычно женщины у меня кричат. Исключительно от удовольствия.

Прикосновение его губ было таким же легким и осторожным – чтобы в следующий миг стать настойчивей и яростней. Чужие руки легли на бедра так, словно Альберт имел на это полное право. Страх медленно утекал, сменяясь уже знакомой вязкой покорностью, которую Брюн испытывала во время экспериментов Эрика – только сердце колотилось в груди так, словно хотело вырваться.

– Умница, – почти проворковал Альберт, оторвавшись от Брюн. Во рту появился вкус крови – он прокусил ей губу. Крошечная Брюн, запертая в самой себе, кричала и звала на помощь – и в то же время стояла возле стены, чувствовала, как в живот упирается чужая плоть, и ничего не могла сделать.

Словно со стороны она увидела, как пальцы Альберта пробежались по шнуровке ее платья – ткань зашуршала, стекая на пол, и Брюн все-таки попыталась подхватить ее, но не сумела удержать в ослабевших пальцах. В низу живота появилось предательское тепло, и, чтоб не упасть, Брюн невольно опустила руки на плечи Альберта.

– Отпусти… – она все-таки нашла в себе силы, чтоб проговорить это. Альберт усмехнулся, его ладони скользнули под сорочку и накрыли грудь. Брюн все-таки не удержала вскрика – прикосновение чуть шершавых пальцев было настолько сладким, настолько томительным и нежным, что ей хотелось, чтоб оно не прекращалось.

– Ну вот, – выдохнул Альберт почти в ее губы, почти откликаясь на ее чувства: – Ты такая сладкая, птичка. Мы поладим.

Брюн не поняла, как они оказались в постели – просто почувствовала спиной прохладный шелк простыней, слегка шелестящий, как чешуйки ползущей змеи. На груди Альберта была татуировка – свернувшийся кольцами Белый Змей – и Брюн казалось, что он шевелится, перетекает с кожи хозяина на чужую плоть. Сейчас она полностью была в чужой власти, и даже внутренняя Брюн устала бороться и, сев на полу своей темницы, закрыла лицо ладонями.

Все должно было закончиться именно так. Она не подходила для экспериментов Эрика, и тогда за нее взялся Альберт.

Брюн опомнилась тогда, когда Альберт устроился между ее широко разведенных ног, и к лону прикоснулось что-то округлое и горячее, пытаясь осторожно растянуть его. Пришла ясность – острая, пронзительная, смывающая наведенный морок; Брюн обхватила Альберта за шею, привлекая его к себе, еще успела удивиться тому, каким лихорадочным жаром наполнено его тело, а затем прошептала на ухо:

– Мари просила передать, что ждет тебя в аду.

Альберт замер, словно не поверил своим ушам. Брюн улыбнулась – наконец-то сила была на ее стороне – и добавила:

– О том, что ты завершил свой первый брак ударом ножа, не знает даже Эрик. И ты думал, что все кончено, что все будет сокрыто навеки. Но Мари знает – и ждет.

В следующий миг Брюн уже слетела на пол – удар Альберта был таким, что она на мгновение потеряла сознание. Альберт рывком поставил ее на ноги и прошипел, глядя в глаза:

– Откуда ты знаешь?

Брюн захотелось рассмеяться ему в лицо. Радость, охватившая ее, была легкой и опьяняющей, словно она выпила несколько бокалов шипучего.

– Я знающая, – призналась она. – Эрик рассказал тебе, что я бесполезна для его опытов. Но вот об этом он не упомянул, правда?

Побледневшее лицо Альберта вдруг стало спокойным – и это напугало Брюн так, что она перестала дышать. Альберт толкнул Брюн на кровать и, с медленной жестокостью наматывая на кулак ее растрепанные волосы, проговорил:

– Это не страшно, – чужая рука надавила на спину Брюн, заставляя прогнуться. – Просто тебе незачем больше жить. Передашь привет Мари, когда мы закончим.

Брюн закусила губу, пытаясь не разреветься, но слезы все равно закапали на скомканные простыни. Никто не услышит. Никто не придет на помощь. А Эрик потом все равно простит своего любимого брата – потому что не испытывает к Брюн ничего, кроме равнодушия и досады.

А она даже сопротивляться не может.

Она зажмурилась и сжалась, ожидая, когда чужая плоть станет раздирать ее тело – но ничего не произошло. Альберт вдруг выпустил ее и, сделав несколько шагов по комнате, посмотрел в окно.

– Дьявольщина! – выругался он. – Заказчик!

Брюн едва не расхохоталась от счастья. Ей повезло! Змеиные кольца разжались, выпуская ее на свободу – Брюн обмякла на простынях, чувствуя радостную звонкую пустоту.

Спасена!

– Какого дьявола… – пробормотал Альберт, одеваясь с привычной механической быстротой. – Он обещал приехать завтра, – тут он словно опомнился и посмотрел на Брюн привычным насмешливым взглядом. Брюн поняла, что, совершенно обнаженная, лежит перед почти незнакомым человеком, что ее едва не изнасиловали, и что хуже всего – она стала не просто жертвой, а нежеланным свидетелем.

– Мы еще не закончили, птичка, – улыбнулся Альберт. – Веди себя хорошо.

Когда он вышел из комнаты, Брюн подхватила с пола сорочку и, прикрыв грудь, бросилась к окну. Возле дома стоял самоходный экипаж, водитель суетился у багажного отсека, вынимая чемодан, а пассажир, по всей вероятности, тот самый таинственный заказчик, стоял у ступеней в компании Эрика – хозяин дома даже не снял фартука, в котором работал с артефактами.

Брюн прищурилась. Да ведь это тот самый человек, чей дагерротип она вчера видела в газете! Министр инквизиции!

Брюн отошла от окна и принялась торопливо одеваться. Впервые за все время в этом месте у нее появилась надежда.