Текст книги "Пленница Белого Змея (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Вот и хорошо, – вздохнула Брюн и поспешила добавить: – Вместе не так страшно во всем этом…
Эрик осторожно привлек ее к себе. Это было странное объятие – не дружеское, не любовное, что-то среднее, и Брюн подумала, что так и должно быть. Она повела плечами, удобнее устраиваясь в руках Эрика, и спросила:
– Что мы будем делать? Прятаться здесь?
В груди по-прежнему теснило, становилось трудно дышать. Растаявший сон до сих пор владел и душой, и телом Брюн, и она отчаянно боялась, что Эрик поймет, почему она так дрожит, почувствует, как ей хочется, чтоб он дотронулся до нее иначе.
– Какое-то время придется, – ответил Эрик. – Королева хочет узнать, как именно Тобби добился манипуляции с сознанием. Буду надеяться, что он меня не выдаст.
– Нет. Не выдаст. Потому что мы ему еще нужны… – сказала Брюн, изо всех сил стараясь не думать о том, что тепло, разлитое в ней, становится мучительным, что тело желает, почти молит о том, чтоб его заполнили – просто для того, чтоб понять, где сон, а где явь.
А потом их лица оказались слишком близко, и Брюн сама не поняла, что произошло, и как так получилось, что мгновение назад они с Эриком просто смотрели друг на друга и о чем-то говорили, а спустя миг уже целовались.
Все происходило будто бы само по себе. Тело Брюн обрело собственную волю, неожиданно плавно и умело разместилось так, что Эрик оказался сверху, между раскинутыми ногами девушки. Брюн слегка сдвинула колени, словно обозначала притязание: ты мой – и Эрик, сумев-таки оторваться от ее губ, произнес:
– Я тобой не манипулирую, Брюн. Поверь мне. Это не я.
Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза, и Брюн, чувствуя, как пальцы Эрика скользят в ее волосах, мягко поглаживая голову, вдруг испугалась того, что происходит.
– Я знаю, что не манипулируешь, – наконец, откликнулась она. – Я сама этого хочу.
Эрик вдруг грустно улыбнулся и произнес:
– Тобой управляют, Брюн. Мной тоже, но в меньшей степени.
Чего-то в этом роде она и ожидала, и это явно были проделки Альберта. Сперва он наслал на нее бесстыдный сон, а затем подложил под своего брата уже наяву.
– Это Альберт, да? – предположила она и дернулась, пытаясь освободиться. Эрик не протестовал.
– Да. Его работа. Работа мага-визуала с образами плюс немного приворотных артефактов, – сказал он, когда Брюн на всякий случай устроилась от него подальше. – Тебе наверняка что-то снилось…
Да, снилось, вот только Брюн сгорит от стыда, если Эрик узнает, что именно она видела во сне. На нее словно вылили ведро ледяной воды – наваждение исчезло, Брюн опомнилась, и теперь ей владел только стыд.
– Ужасно, – прошептала Брюн. – Это ужасно.
– Визуальная магия работает только с тем, чего ты действительно хочешь, – произнес Эрик. – Вынимает на поверхность твои потаенные желания…
– Нет! – воскликнула Брюн и с ужасом взглянула в лицо Эрика: растерянное и честное. Он смотрел на нее так, словно хотел сказать что-то, что скрывал от самого себя.
– Меня влечет к тебе, это правда, – продолжал Эрик. – Ты действительно нравишься мне, Брюн, поэтому я сегодня ушел от Лютеции. Мне не нужны суррогаты, я хочу настоящее чувство.
– Тогда почему ты остановился сейчас? – прошептала Брюн, не слыша своего голоса. Эрик улыбнулся. Протянул руку, погладил Брюн по запястью.
– Потому что хочу, чтоб мы были вместе по собственной воле, – ответил он. – Чтоб нас не подталкивали копьями в спину. Не ты одна видишь сны…
– Эрик… – только и смогла проговорить Брюн. Сейчас ей хотелось сделать две вещи: обнять Эрика и придушить Альберта. Оторвать голову этому змею и засунуть туда, куда солнце не заглядывает.
«Не кипятись, – посоветовал внутренний голос. – Тебе ведь было хорошо, не так ли?»
Брюн не хотелось об этом думать.
В коридоре послышались шаги, и в дверь едва слышно поскреблись. На пороге обнаружился Альберт – бледный, растрепанный, было понятно, что он по-настоящему потрясён.
– Все! – воскликнул он и махнул рукой. – Тобби дает признательные показания, не выдержал!
Эрик медленно поднялся с кровати и прошел к окну, Брюн сидела ни жива, ни мертва. Альберт вынул из внутреннего кармана сюртука плоскую фляжку, сделал большой глоток и, отерев губы, продолжал:
– Признался, что готовил покушение на его высочество Патриса и ее высочество Марселлин. Артефакты ему сделал лекийский мастер. Ну тут Тобби молодец, Лекия своих не выдаст, – Альберт плюхнулся на стул и продолжал: – Королева поет и пляшет, наконец-то сможет от него избавиться с концами.
– Концы в воду? – серьезно предположил Эрик. Альберт хмуро кивнул.
– Да. Уже готовятся к казни, – он посмотрел на Брюн и объяснил: – Государева преступника сбросят в реку со скалы Эффретто.
Брюн вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Вспомнилось собственное предсказание – насколько же быстро оно сбылось!
– Тогда нам тут нечего делать, – произнес Эрик. – Можем ехать домой, не забирая вещей.
Альберт довольно улыбнулся.
– Я уже все собрал и отправил. Экипаж у дверей.
Когда они выходили из комнаты в темный коридор, Альберт вдруг произнес:
– Дурак же ты, братец, прости меня Господь! Я так старался!
* * *
На конспиративной квартире пришлось задержаться.
Когда вся компания вышла из коридора, то лысый Оттон, тревожно озиравшийся по сторонам, велел им идти обратно и носу не высовывать до утра. В городе было неспокойно. Полиция и служба безопасности короны прошлись по столице с рейдом, результатом которого стало помещение под стражу людей из самых разных слоев общества: похоже, министр под пытками сдал своих доверенных лиц.
Тобби должны были повесить через два дня, и посмотреть на казнь съехалась чуть ли не вся столица.
Министерство инквизиции само по себе мрачное и неприятное ведомство, но его министр для многих был настоящим воплощением ужаса. Говаривали – вполголоса и с обязательной оглядкой – что он собственноручно умертвил семьдесят пять ведьм. Что в особом сундуке на чердаке его особняка хранятся их срезанные волосы и кусочки кожи. Что к смерти прежнего государя Дерек Тобби тоже умудрился приложить руку. Что королева Аврения боится его сильнее, чем младенец – буку под кроватью. Одним словом, много чего говорили, всему верили и невольно радовались тому, что такая зловещая фигура скоро уйдет со сцены.
Устроители казни не думали, что смотреть на сбрасывание со скалы притащится такая тьма народу, и не озадачились тем, чтоб организовать особые места для знати, так что потомственные дворяне толпились рядом с самыми непритязательными господами из низших слоев общества. В толпе скользили громогласные разносчики воды со льдом и сладостей, артистично работали мастера карманной тяги, даже мелькнули бойкие девчонки из заведения мадам Хасинды, предлагавшие скоротать ожидание более приятным способом, чем разглядывание помоста с петлей. Взволнованные зеваки, старавшиеся рассмотреть место казни получше, едва не падали за веревочное ограждение.
Река внизу была бурливой, глубокой и гневной.
Альберт нашел место в отдалении от остальных – отсюда была отлично видна скала, с которой собирались сбросить Тобби, предварительно надев ему на шею петлю. Брюн не хотела смотреть на казнь, она была уверена, что ударится в истерику, но Эрик, который тоже не испытывал удовольствия от грядущего зрелища, сказал:
– Здесь должен быть хоть кто-то, кто не хочет его смерти. Пусть это будем мы.
И Брюн не решилась спорить.
Сейчас она сидела на пледе, заботливо расстеленном Альфредом, думала о том, что они все-таки уедут из столицы сегодня вечером, и смотрела, как палач со знанием дела проверяет затейливо завязанную петлю. Девицы и дамы строили ему глазки – это было видно даже отсюда.
– Вот, послушайте, – Альберт вынул из кармана смятый лист «Хаомийского времени» и прочитал: – «Стараниями службы безопасности короны столица наконец-то будет избавлена от изувера, хитростью и подлостью сумевшего пробиться на государственную службу. Господин Максим Фюше, исполняющий обязанности министра, уверяет, что его ведомство ожидает грандиозное реформирование. Деньги на это пойдут из имущества Тобби, изъятого в казну».
Он сунул лист обратно и вздохнул:
– Жаль, что тебе так и не заплатили.
Эрик махнул рукой.
– Не обеднею. Зато моя голова при мне, – беспечно ответил он.
Брюн молчала, задумчиво крутя в пальцах сорванный василек и стараясь занимать как можно меньше места. Ей хотелось, чтобы братья совсем не обращали на нее внимание. В сумочке, которая сейчас лежала в высокой траве, скрывался продолговатый футляр – его вчера принес какой-то оборванец с нервно бегающими глазками. По счастью Эрик и Альберт покинули их конспиративную квартиру в «Сипухе», Брюн была одна – открыв футляр, она вскрикнула от ужаса, увидев знакомые розовые бриллианты.
К посылке прилагалась записка – ломкие буквы, написанные будто бы пьяной рукой, прыгали по листку. Трудно писать каллиграфическим почерком после допроса третьей степени.
«Дорогая Брюн!
Ты одна из немногих, кто знает мою настоящую историю. Эти бриллианты я подарил Аурике незадолго до того, как ее убили про приказу королевы Аврении. Пусть они принесут радость хоть кому-то.
Ты еще будешь счастлива. Я в этом уверен.
Берегись младшего змееныша. Он опасная тварь.
Д.Т.»
Брюн закрыла футляр, спрятав сияющие камни, и дала себе слово, что Эрик никогда не узнает об этом подарке из могилы. Сейчас, глядя на подготовку к казни, она не испытывала ничего, кроме пронзительной жалости к человеку, жизнь которого была разрушена, а месть не смогла ничего исправить.
Она даже свершиться не смогла, эта месть. Принцу Патрису стало лучше, придворные медикусы и артефакторы уверяли, что теперь с его высочеством все будет в порядке. Дерек Тобби умрет напрасно. Она видела его смерть, но не смогла остановить.
Зеваки вдруг заорали, заголосили, и в толпе замелькали голубые мундиры солдат внутренних войск. То ли государыня боялась, что Тобби сумеет сбежать в последний момент, то ли не хотела, чтоб его прибили благодарные сограждане, не дожидаясь казни.
– Везут, – лениво сказал Альберт, лузгая семена поднебесника. – Сейчас все кончится. Четверть часа, не больше.
Над толпой парили золотые шары. Утром Альберт рассказал, что над ними работали почти все столичные визуалы – шарам следовало показывать в королевских покоях все, что происходит сейчас над рекой. Аврения не отходила от больного сына, но, разумеется, не могла пропустить казнь врага, которого она так и не смогла укротить.
Зачем она приказала убить Аурику? Брюн не переставала об этом думать.
– Ведут, – с искренним сочувствием произнес Эрик, и Брюн увидела, как на помост вытолкнули белую фигурку бывшего министра. Отсюда он казался совсем маленьким. Вдруг стало тихо-тихо: смолкли зеваки, минуту назад оравшие, как оглашенные, даже ветер успокоился. Внизу едва слышно шелестели волны, бившиеся о камни. В этом месте традиционно казнили преступников, сбрасывая их со скалы – Аврения приказала на всякий случай набросить на шею Тобби петлю. Брюн не сразу поняла, что на глаза навернулись слезы.
– Желаешь ли ты умереть сыном Господа или отступником? – донесся до нее голос палача. Тобби что-то ответил, но его слов, похоже, не расслышали даже те, кто стоял рядом. Палач понимающе кивнул и, больше не тратя времени, подвел бывшего министра к самому краю деревянного настила и набросил ему на шею петлю.
В эту минуту – Брюн готова была поклясться – Тобби посмотрел туда, где стояла их троица. А потом – в этом она готова была поклясться тоже – узнал их и улыбнулся. Брюн не могла в точности рассмотреть эту улыбку, но она была уверена, что в эту минуту, стоя с петлей на шее, Дерек Тобби улыбается.
И эта улыбка не сулит его врагам ничего хорошего.
Потом палач резко толкнул его в спину, и над обрывом разнесся общий вздох зрителей, испуганно подавшихся вперед. Тобби сорвался с помоста, петля затянулась, и бывший министр несколько раз вздрогнул и обмяк, словно сломанная кукла.
Брюн вскрикнула и закрыла лицо ладонями.
Все было кончено.
Палач выждал несколько минут, а потом перерубил веревку одним ударом тяжелого клинка, и мертвец рухнул вниз и ушел под воду. С людей словно спала пелена: все закричали, заговорили, кто-то показывал вниз, кто-то уже спешил к палачу – забрать кусочек веревки. По поверью веревка висельника спасала от несчастной любви.
– Там водоворот внизу, – устало сказал Эрик. – Тело затягивает… и все.
– Ты был прав, – сказала Брюн. – Тут должен быть кто-то, кто не ненавидит.
– Но и благодарить нам его не за что, – подал голос Альберт. – Надеюсь, с принцем обойдется без последствий. Дурак на троне никому не нужен.
«Берегись младшего змееныша», – вспомнила Брюн и сказала:
– А я? Заказчик умер, эксперименты уже не нужны.
Эрик обернулся и посмотрел на Брюн так, словно впервые ее увидел. В его взгляде было горькое удивление.
– Один раз мы уже вырвали тебя из отчего дома, – произнес он. Альберт молчал, старательно глядя в сторону: сейчас решение принимал старший брат, и его мнение не требовалось. – Теперь, я думаю, ты сама можешь решить свою судьбу так, как сочтешь нужным. Я, конечно, хочу, чтоб ты осталась. Ты мне нравишься, Брюн, – Эрик сделал небольшую паузу, словно его пугало то, что он говорил. Похоже, он давным-давно никому не признавался в своих симпатиях. – Ты мне очень нравишься. Но решать тебе. Я приму и поддержу любое твое решение.
Брюн молчала. Смотрела туда, где в темном омуте навеки сгинул Дерек Тобби. Ей было одновременно страшно до одури и очень грустно.
– В качестве кого я могу остаться? – едва слышно спросила она. Сейчас Брюн было очень важно, чтоб Эрик дал нужный ответ – или хотя бы не увильнул от ответа. Альберт одобрительно хмыкнул.
Эрик вздохнул.
– В качестве моей гостьи и близкого человека нашей семьи, – откликнулся он, и это прозвучало, как пощечина.
«А чего ты хотела, дорогуша? – сварливо осведомился внутренний голос. – Что он сейчас отряхнется и поведет тебя к алтарю?»
– Не в этом дело, – произнес Альберт и указал в сторону водоворота. – Главный сорняк выполот, но королева продолжит прополку. Пока девчонку не ищут, она пешка в чужих руках, но я не гарантирую, что к нашей Брюн никогда не возникнет интереса. В таких случаях летит не только глава дома, но и чада с домочадцами. Говорю как специалист: Брюн лучше быть под нашим присмотром. А в качестве кого… – он посмотрел на Брюн так, что она вздрогнула, вспомнив свой давешний сон во всех подробностях. – Тут даже и спрашивать не надо.
Брюн почувствовала омерзение, словно наступила на крысу. «Берегись младшего змееныша!» – настойчиво напомнил человек, чью смерть она увидела несколько недель назад.
Интересно, сколько стоят бриллианты, которые Тобби оставил ей в наследство?
– Ничего плохого не случится, – сказала Брюн, и в эту минуту она действительно не сомневалась в том, что все будет в порядке. – Но Эрик, я приму твое приглашение. Ты тоже мне нравишься, и я хотела бы узнать тебя получше.
Эрик улыбнулся, смущенно и радостно, и протянул Брюн руку, помогая подняться. Теперь, когда он стоял прямо перед ней, закрывая обрыв, виселицу и расходящихся зевак, Брюн стало легче дышать. Прикосновение руки Эрика вселяло в нее уверенность и надежду.
– Вот и замечательно, – с улыбкой сказал Альберт. Стоя за спиной Брюн, он быстро провел кончиками пальцев по ее спине – прикосновение заставило ее вздрогнуть и нервно обернуться. Альберт дружеским жестом приобнял Брюн за плечи и произнес: – Тогда не будем тратить время. Мы и так тут загостились.
* * *
Кругом была тьма, наполненная плеском ледяной воды. Несмотря на жаркое лето, река почему-то была холодной, и Брюн, которую течение тащило куда-то вперед и вниз, почти сразу окоченела, превратившись в глыбу мертвого льда, чьей-то волей имевшую подобие человеческого тела.
– Тяни! – донесся крик издалека. – Тяни-тяни!
Чьи-то руки выдернули Брюн на поверхность – к легкомысленному голубому небу с редкими завитками облаков, солнцу, свету. Вздрогнув, она села и поняла, что находится в гостевой спальне поместья Эверхартов, и ей приснился очередной сон.
В комнате было тепло. Брюн провела ладонями по плечам – обычное, теплое, живое человеческое тело. Ничего общего с ледяной статуей под водой. Поежившись, она накинула халат и, поднявшись с кровати, подошла к открытому окну.
Кругом царила бархатно-синяя ночь. Где-то в стороне, у пруда, заливались песнями лягушки, им вторили ночные птицы с высоких деревьев. Над садом сверкало созвездие Болотного Господа, похожее на огромное древо. Брюн вспомнила, что рассказывала нянюшка: созвездие Болотного Господа одинаково на небесах всех обитаемых миров и более того, на него и нанизаны все обитаемые миры.
Почти все фонари в саду были погашены. Брюн высунулась в окно, огляделась: все спали, в огромном здании горело лишь одно окно в лаборатории Эрика. Брюн вспомнила, как он сказал, что хотел бы узнать ее поближе, и в груди появилось тепло, медленно разгонявшее холод после кошмара.
Они приехали сюда три дня назад. Альберт сразу же взялся за старое – переоделся и поскакал в заведение с веселыми девушками. После всех столичных приключений Брюн, конечно, сомневалась в том, что Альберт подался к проституткам – но наутро он вернулся с засосом на шее. Что ж, не всегда нужно посвящать время безопасности короны…
Эрик почти все время проводил в лаборатории. Со дня приезда Брюн видела его всего дважды за обедом – вот тебе и желание узнать друг друга получше. Она решила, что самым благоразумным в такой ситуации будет молчать и не навязываться. В конце концов, Эрик ученый – кто знает, чем он занимается в лаборатории заполночь, без сна и отдыха.
Внизу стукнула, открываясь, оконная рама, и Брюн услышала негромкий голос Альберта:
– Не спится, птичка?
Брюн не могла понять, что ему на самом деле нужно – кроме, конечно, совершенно плотских желаний. Вспоминая свой сон на конспиративной квартире, Брюн испытывала растущий гнев – и на Альберта, и на себя.
Ей было хорошо. До сих пор.
– Не спится, – коротко ответила она. – Кошмары.
Альберт вздохнул.
– У Эрика тоже. Неудивительно после казни, честно говоря.
Брюн искренне удивлялась тому, что смерть Дерека Тобби напугала ее намного меньше, чем она ожидала. На ее глазах человека лишили жизни – а Брюн не упала в обморок, не заплакала, не закричала.
– Если хочешь, помогу, – предложил Альберт. – Сделаю твой сон намного слаще. Или явь, это уж как ты захочешь…
– Мой тогдашний сон, – перебила его Брюн. – Это был действительно сон? Или ты просто зачаровал меня и…
Она умолкла. Стыд снова притек румянцем к щекам.
– Это был сон, птичка, – вздохнул Альберт. – Но будь уверена, удовольствие, которое мы получили, было реальным и обоюдным. И не сомневайся, если мы повторим это в реальности, то будет намного слаще.
– Нет! – почти выкрикнула Брюн. Альберт только рассмеялся.
– Я всегда знал, птичка, что на самом деле ты совсем не скромница. Но я и подумать не мог, что ты настолько горячая.
Брюн вдруг показалось странным, что Альберт просто болтает с ней, не делая никаких попыток подняться в ее комнату. Он у себя дома, все спят, Эрик занят работой – кто ему помешает? И несмотря на все это, Альберт просто беспечно сидит на подоконнике и разговаривает.
– И что? – спросила Брюн. – Зачем ты говоришь мне все эти гадости?
Ей действительно стало гадко. Пусть сон оказался сном – но если ее тело все равно сгорало от страсти в объятиях Альберта, то чем этот сон отличается от яви? Тем, что Альберт не прикасался к ней на самом деле?
– Просто так, – ответил Альберт и совершенно серьезно добавил: – Меня влечет к тебе, птичка. Но ты нравишься моему брату, и это меняет дело. Мы, конечно, иногда делим женщин, но ты другое дело.
Брюн невольно вздохнула с облегчением, но Альберт тотчас же добавил с привычной язвительной усмешкой:
– Но тебе лучше избегать меня, когда я пьян. А то я все-таки решу проверить, есть ли у тебя та родинка на лобке.
Брюн с трудом подавила в себе порыв спуститься и закатить Альберту пощечину – подумала, что если она это сделает, утолив свой гнев и обиду, то «младший змееныш» просто так ее не отпустит.
– Ты просто хам, Альберт, – твердо сказала Брюн тем тоном, каким ее мать отчитывала провинившихся горничных.
– Но-но, птичка! Не груби, – Брюн была уверена, что Альберт грозит ей пальцем, и решила сменить тему.
– Над чем работает Эрик?
Альберт тотчас же стал серьезным – Брюн вдруг почувствовала перемену его настроения.
– Понятия не имею, и мне это не нравится. Обычно я в курсе его работы, – ответил он и сказал: – Тебе лучше пойти спать, птичка. И не дразнить меня ни напрасными надеждами, ни размышлениями. Видит Господь, могу сорваться.
Но спать этой ночью не пришлось никому.
Сперва Брюн увидела какую-то возню вдалеке возле запертых ворот. Привратник, выбравшийся из будочки, махал руками, пытаясь убедить кого-то проваливать подобру-поздорову. Но спустя несколько минут он завозился возле замка, открыл ворота, и к дому бесшумно покатил самоходный экипаж.
– Дьвольщина… – пробормотал Альберт, и Брюн услышала, как хлопнуло, закрываясь, окно.
Дом ожил почти сразу, наполнившись шагами, встревоженными голосами и суетой. Быстро переодевшись, Брюн выскользнула из комнаты и тихонько направилась к лестнице – что-то подсказывало, что незваные гости обязательно направятся в лабораторию.
Так и случилось. Сперва Брюн увидела высокого, смутно знакомого усача в инквизиторской форме, который быстрым шагом поднимался по лестнице. Всмотревшись в его решительное лицо, Брюн вспомнила, где видела его – в воспоминании Тобби! За усачом двигалась целая компания самого непритязательного вида, которая с трудом волокла огромный, тускло светящийся металлический контейнер, очень похожий на гроб.
– Где Старший Змей? – спросил усач, не затрудняя себя приветствиями, но в это время на лестнице появился Эрик, и весь его вид говорил о том, что он крайне удивлен.
– Я Старший Змей, – сказал он. Похоже, работа в лаборатории была в самом разгаре: рукава белой рубашки Эрика были закатаны по локоть, от черных прорех на кожаном фартуке поднимался дымок, а правая линза очков дала трещину, но Эрик, похоже, этого не замечал. – Кто вы, господа, и что вам угодно?
– Я Маркус Хелленберг, старший советник инквизиции, – отрекомендовался усач. – Мне был дан приказ доставить груз в ваше поместье и передать его содержимое в лабораторию, – он негромко кашлянул, словно ему было трудно говорить, и закончил: – У нас мало времени, господин Эверхарт. Очень мало.
По лицу Эрика скользнула тень плохо скрываемого раздражения, но он решил не спорить с инквизицией.
– Поднимайте, – он махнул рукой в направлении лаборатории и спросил: – Кем был отдан приказ?
– Моим руководством, – сдержанно ответил Хелленберг. Эрик вздохнул, посмотрел в сторону Брюн, но она почувствовала, что он просто не заметил ее. Неслышно появился Альберт: только что его не было – и вот уже стоит за спиной Брюн.
– Хорошо, – вздохнул Эрик, смиряясь с неизбежным. – Идемте.
Лаборатория была ярко освещена, и в этом свете сходство контейнера с гробом было неприятным и очевидным. Носильщики поставили его на пол в самом центре лаборатории и, повинуясь нетерпеливому жесту Маркуса, вышли за дверь. Эрик склонился над контейнером и сказал:
– Кажется, я понимаю, что там. Это ведь вы написали мне то письмо?
Инквизитор отвел взгляд.
– Да. Я, – коротко ответил он. – Но деньги, которые вы получили, не мои.
Эрик устало посмотрел в сторону Брюн и Альберта, стоявших поодаль, и проговорил:
– Открывайте. Время дорого.
Контейнер открывался просто: Маркус стукнул носком ботинка по сверкающему боку, и металлическая крышка с грохотом отвалилась вправо, едва не придавив ногу Эрика. Брюн вскрикнула и тотчас же зажала рот ладонями. Альберт успокаивающим жестом опустил руку на ее плечо.
В контейнере лежал Дерек Тобби – мертвенно-бледный, в том же одеянии, в котором его сбросили с обрыва с петлей на шее. Впрочем, петли не было, а красная лента, стягивавшая руки, была на месте. Эрик склонился над бывшим министром, всмотрелся в мертвое лицо и спросил:
– Вы знаете, сколько раз его воскрешали?
– Трижды, – с готовностью ответил Маркус. Вытащив из ножен узкий стилет, он перерезал алую ленту, и руки мертвеца безвольно упали по бокам.
– Какая все-таки великая жажда жизни, – пробормотал Эрик. Возле окна на специальной подставке расположились сверкающие пластинки новых артефактов – Брюн подумала, что все эти дни Эрик работал именно над ними. Повинуясь жесту брата, Альберт подтащил подставку к контейнеру с мертвецом, и Эрик произнес:
– Что ж, будем надеяться, что это запустит сердце, – произнес Эрик. – И сможет вернуть нам господина Тобби в разумном состоянии.
Брюн с ужасом подумала, что с ними будет, если Тобби не оживет. Вряд ли его товарищ станет церемониться с незадачливым воскресителем. Один артефакт опустился на грудь Тобби, второй лег на лоб, третий и четвертый поместились в ладони. Эрик быстрыми отточенными движениями соединил их заранее подготовленной сетью из серебряных проводов, выпрямился и сказал:
– Все. Реакция пошла. Теперь остается только ждать.
Брюн подошла и, помедлив, взяла его за руку. Эрик благодарно улыбнулся, сжал ее пальцы.
Некоторое время ничего не происходило. Затем по серебряной сетке пробежали, потрескивая, бледно-голубые огни, в лаборатории пронзительно запахло горелым, и мертвец в контейнере вздрогнул, выгибаясь колесом. Руки вскинулись, упали, застучали по краям контейнера, и Брюн почувствовала, как колени наполняет вязкой обморочной слабостью, а пол уходит из-под ног. Маркус грязно выругался, рванулся к контейнеру, и Эрик прорычал:
– Не трогать! Собьете реакцию – я его не вытяну!
Инквизитор послушно попятился. На его побелевшем лице был ужас и надежда.
Спустя несколько долгих минут сияние угасло, и мертвец обмяк на дне контейнера. Стало тихо – пронзительное безмолвие нарушало лишь легкое потрескивание над сгоревшими артефактами. Брюн неотрывно смотрела на контейнер, сжимала руку Эрика и молилась – сама не зная, кого и о чем просит.
Потом она услышала вздох. На край контейнера легла рука, и голос Тобби едва слышно позвал:
– Аурика…
* * *
Эрик никогда не думал, что в одну неделю можно вместить столько событий.
Лютеция, конечно, была одним из главных – вернее, не сама Лютеция, а то, что произошло в ее доме.
Дом достался Лютеции в наследство от покойного мужа, и когда-то был роскошным, возможно, даже самым красивым в столице, но теперь переживал далеко не лучшие времена. В неровно подстриженной живой изгороди, небрежно высаженных цветах, приоткрытой двери гаража, где в тени дремал самоходный экипаж, облезающей позолоте на статных фигурах атлантов возле входа чувствовалось наступление тяжелых времен.
«Неудивительно, что она ухватилась за меня, – с грустью подумал Эрик, отстраненно поглаживая бедро Лютеции и откликаясь на ее жадные поцелуи ровно в той степени, которая нужна была для того, чтоб скрыть нарастающее презрение. – Старая любовь не ржавеет, а деньги Эверхартов – заманчивый кусок. Можно и притвориться».
В дом они вошли почти бегом – поднимаясь за Лютецией на второй этаж, в спальню, Эрик невольно обратил внимание на отсутствие слуг. То ли они были заняты делами и не хотели попадаться на глаза, то ли их было настолько мало для такого большого дома, что Лютеция велела им не высовываться при госте. А она явно спланировала эту встречу и наверняка продумала и свой образ до деталей, и позиции, в которых собирается отдаться.
Спальня Лютеции, светлая и просторная, выходила окнами на юг, в цветущий сад. Все было приготовлено к любовному свиданию: постель разобрана и застелена белоснежным шелковым бельем, цвет которого прекрасно оттенит нежную кожу хозяйки, на прикроватном столике бутылка шипучего южного, хрустальные бокалы и крупно наломанный черный шоколад для поднятия тонуса. Эрик мягко отстранил Лютецию, которая повисла у него на шее и не собиралась размыкать рук, сел на кровать и взял бутылку – спиртное могло бы помочь ему принять окончательное решение.
Видит Господь, это было тяжело.
– Это лучшее вино в столице, – ослепительно улыбнулась Лютеция, взяла бокал. Эрик выкрутил пробку, и золотистая струя с веселым шипением ударила в хрусталь.
– Ты, я смотрю, подготовилась, – небрежно проронил Эрик. Улыбка Лютеции стала еще слаще, словно говорила: «Зачем тратить время на разговоры, когда можно провести его намного приятнее?»
– А как же, – Лютеция пригубила вина, поставила бокал на столик и, глядя Эрику в глаза, потянула за едва заметную нить на рукаве платья. Ткань зашелестела, соскальзывая вниз, и через несколько мгновений Лютеция была полностью обнажена. Белья она не носила. На мгновение Эрик залюбовался ей настолько, что решимость почти покинула его. Женщина, сидевшая с ним рядом, была невероятно, недостижимо прекрасна – и всем сердцем желала принадлежать ему. Похожая на античную статую из розового мрамора, она почти светилась в солнечных лучах. Эрик протянул руку, скользнул пальцами по ее ключицам и быстро перевел их вниз, к крупной груди. Лютеция томно прикрыла глаза, потянулась за прикосновением.
Эрик вдруг подумал, что надо махнуть на все рукой и пользоваться моментом, как это сделал бы его брат. Альберт не стал бы размышлять над соблазном, он с удовольствием поддался бы ему, вмяв Лютецию в эти простыни. И было бы неважно, о чем она думает, чего хочет и зачем бросается на когда-то отвергнутого возлюбленного с таким пылом.
Все это было бы неважно.
– Помнится, когда-то ты назвала меня бегемотом, – негромко проговорил Эрик. Лютеция стыдливо отвела глаза и принялась расстегивать его рубашку. Почти невесомые прикосновения ее пальцев были настолько нежными, что Эрик против воли вновь почувствовал возбуждение.
– Это было давно, дорогой, – от нее умопомрачительно пахло какими-то южными духами, за приторной сладостью которых Эрик уловил нотку вербены. Старое приворотное средство без всякой магии. – Я была юная и глупая.
– Я тоже, – усмехнулся Эрик и слегка толкнул Лютецию, вынуждая ее опуститься на кровать. – Но с тех пор прошло много времени, и так случилось, что я поумнел…
Движение его руки было быстрым и резким, словно удар фехтовальщика. Лютеция захлебнулась воздухом, и ее удивительные голубые глаза помутнели. Руна «Ют» на артефакте, который Эрик прижал ко лбу женщины, обладала удивительными свойствами – заставляла говорить правду.
– Кретин, – прошелестел женский голос, в котором больше не было ни желания, ни страсти. Только злость и досада. – Ты кретин, Эрик. Мог бы иметь лучшую женщину в столице…
Эрик скептически заглянул в золотисто-розовую тень между раскинутых ног Лютеции. Усмехнулся.
