Текст книги "Пленница Белого Змея (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
3.4
Эрик еще никогда не чувствовал себя таким идиотом. Даже тогда, когда в школе бросил пачку дрожжей в уборной.
Идиот. Полный и набитый. Рыцарь недоделанный.
Глядя на свою посеревшую физиономию в зеркале прикроватного шкафа, Эрик думал, что в этой конкретной ситуации он не рыцарь. Он, скорее, дракон, который рискнул показать зубы твари намного опаснее любого дракона.
Захотелось рассмеяться. «Вы хорошо мечете ножи – а я неплохо стреляю». Министру следует хохотать до икоты.
– Почему вас вообще понесло к министру? – хмуро поинтересовался он, подозревая, что услышит в ответ. Брюн, сидевшая на своей стороне кровати, подняла на него заплаканные глаза и призналась:
– Я попросила его, чтоб он забрал меня отсюда.
Вот, значит, как. Эрик обнаружил, что в пальцах, которые завязывали узелок на обрезанной ленточке, поселилась нервная дрожь. То есть, получается, он напрасно вступил в драку. Надо было просто позволить министру сделать его работу и вернуться в компанию той блондинки, как бишь ее… Да, Амели. Почему-то с ударением на «Е».
– Мы вроде бы пришли к определенной договоренности, – сказал он, изо всех сил подавляя в себе желание взять Брюн за тонкую шею и встряхнуть как следует.
Брюн шмыгнула носом и едва слышно призналась:
– Это было до того, как ваш брат пытался меня… – тихий голос сорвался, и Брюн разрыдалась. Эрик посмотрел на нее и с неожиданной горечью понял, что ее действительно трясет от ужаса и отвращения. И что теперь делать?
Осторожно, стараясь не испугать, Эрик подошел к кровати и, сев рядом с Брюн, выждал немного и обнял ее. Он боялся, что она попробует вырваться, но Брюн уткнулась мокрым лицом ему в грудь и разревелась еще сильнее.
Эрик не знал, сколько времени гладил ее по голове и говорил какие-то тихие глупости, которые говорят детям и животным, когда хотят их успокоить – но в конце концов всхлипывания стали тише, и Брюн смущенно отстранилась от него.
– Честно вам скажу, – произнес Эрик. – У меня очень маленький опыт в общении с женщинами. Так что если вам понадобится моя помощь, не намекайте. Говорите в открытую, я почти не понимаю намеки. Договорились?
Влажные глаза Брюн сердито сверкнули.
– Ну конечно, так я и поверила в маленький опыт… – проворчала она и тотчас же зажала рот ладонями, поняв, что проговорилась. Эрик вздохнул. Вот, значит, чьи торопливые шаги послышались ему возле каминного зала – а он еще думал, были они на самом деле или пригрезились.
Он усмехнулся и окончательно выпустил Брюн из рук. На дворе глухая ночь, пора и на покой. Тем более, завтрашний день обещал много дел и забот.
Но Альберт! Эрик предполагал, что он может не сдержаться, но и подумать не мог, что это произойдет так скоро.
– Жаль, что ваши родители не научили вас манерам, – произнес Эрик, откинувшись на подушку. По лицу Брюн было видно, что она сконфужена, но девушка старательно прятала это чувство за наносной бравадой.
– Что, собираетесь меня высечь? – дерзко осведомилась она. Эрик только головой покачал. Ну и девушка! Неудивительно, что министр Тобби сыграл на ее поле.
– Нет, – ответил он. – Боюсь, что вам понравится… при вашем-то характере, – Эрик мысленно потянул за одну из нитей, которые соединяли ведущего и ведомую, и Брюн покорно опустилась на кровать и прикрыла глаза. Эрик приподнялся на локте, повернулся к Брюн и, дождавшись, пока выражение ее лица примет нужный, понимающий вид, произнес:
– Не зли меня, пожалуйста. Мне не нравится быть злым, но ты постоянно меня раздражаешь.
Губы Брюн дрогнули:
– Министр сегодня сказал то же самое.
Эрик усмехнулся и мягко дотронулся до губ Брюн, приказывая ей молчать. Девушка послушно умолкла, и Эрик подумал, что если сейчас переместит руку чуть левее и вниз и накроет левую грудь, то уловит ладонью, как бьется сердце.
Торчащая бусинка соска натягивала ткань сорочки, и Эрик отвел руку.
– Доброй ночи, – сказал он, и, повинуясь импульсу от нитей, Брюн закрыла глаза, и ее дыхание стало глубоким и ровным.
Выждав еще несколько минут, Эрик вытянулся на кровати и устало подумал: почему Альберт и министр Тобби всегда делают то, что считают нужным, даже если это простая прихоть? Вот захотел Альберт взять эту девушку – пошел и протянул руку.
Почему он не может поступить точно так же? Хорошее воспитание, которое не позволяет джентльмену нарушить волю дамы – или же он просто рохля?
«Завтра вы отправляетесь со мной в столицу, – вспомнил Эрик слова министра. – Не хотите отпускать госпожу Шульц – будете работать вдвоем под строжайшим надзором инквизиции. Под вашу ответственность, господин Эверхарт! Лабораторию, стол и квартиру я вам предоставлю».
Эрик не знал, стоит ли ему радоваться – или же пришла пора всерьез испугаться за свое будущее.
3.5
Вещей стало как-то слишком много.
Одежда Брюн теперь занимала три чемодана. Впрочем, глядя на то, как слуги пакуют книги, документы и артефакты под руководством взмыленного Эрика, Брюн понимала, что три ее чемодана – сущие мелочи. То, что Эрик собирался взять с собой в столицу, займет целый грузовой отсек в поезде.
– Спасибо вам, – сказала Брюн, когда в сборах сама собой возникла странная пауза, и они с артефактором остались в комнате наедине. Вроде бы все уже закончено, и слуги отправились на вокзал с вещами, а водитель господина министра уже хлопочет возле самоходного экипажа, но выходить из дому еще рано. Эрик хмуро посмотрел на Брюн, и в его взгляде она прочла искреннее сожаление.
– Мне очень жаль, что Берт поступил с вами так, – голос Эрика дрогнул. – И то, что я сказал министру, было попыткой хоть как-то загладить его вину.
Значит, защищает брата, только и всего. И до того, что пришлось пережить Брюн, ему и дела нет.
«Чего ты ожидала? – ожил внутренний голос. – Он знает тебя несколько дней. Конечно, ему важнее в очередной раз прикрыть братца, вот и все».
– То есть, вы спасали меня от Бедлама для того, чтобы… – начала было Брюн и осеклась. Ею вдруг овладело непонятное смущение, к щекам прилил румянец, и на миг ей показалось, что она говорит не то, и неправильно понимает Эрика.
– Чтобы спасти вас от Бедлама, – закончил он ее фразу. – И чтобы показать, что не все Эверхарты сволочи.
В его голосе звучало неприкрытое волнение. Протянув руку, Брюн дотронулась до запястья Эрика и повторила:
– Спасибо.
Эрик слегка сжал ее руку и искренне произнес:
– Мне очень жаль, что так вышло. Звучит, конечно, по-дурацки, но это так.
Брюн отвела взгляд. Овладевшее ей смущение становилось все сильнее. Комнату пронизывал солнечный свет яркого летнего дня, ветер листал книгу, забытую на подоконнике и гонял по полу какой-то листок – а они с Эриком словно застряли в странном месте вне времени и пространства, и Брюн понятия не имела, что делать.
– Министр сказал, что подберет мне другую подопытную, – промолвил Эрик. – Вы же будете жить в столице в качестве моей ассистентки. Это государственная служба с хорошей зарплатой, потом, когда все закончится, вы сможете жить вполне респектабельной жизнью…
Брюн вдруг захотелось зажать ему рот – потому что Эрик тоже говорил не то и не так. Она не знала, почему ей это так ясно.
– Давайте не будем об этом, – попросила Брюн. – Давайте просто… ну я не знаю… давайте просто попробуем приехать в столицу. А там посмотрим. Да?
Эрик облегченно улыбнулся. Брюн вдруг поняла, что все это время он испытывал те же чувства, что и она: неумелую неловкость, непонятное стеснение и желание сказать и сделать больше, чем нужно.
– Давайте, – сказал он, и в этот миг снаружи донеслась призывная трель гудка самоходного экипажа. Брюн посмотрела в окно: министр уже занял место рядом с водителем, и их с Эриком приглашали спускаться.
– Пора! – выдохнула она. Скоро все это останется позади. Перемена места – перемена счастья, как говаривала матушка, и тогда действительно можно будет поверить, что все, случившееся с Брюн в этом доме, просто ей приснилось. И не было ни проигрыша отца, ни руки Эрика, скользящей по ее телу, ни жадных, сминающих объятий Альфреда. Ничего этого не было – потому что иначе Брюн не сможет жить дальше.
– Нам пора, – окликнул ее Эрик.
Альберт, который вышел провожать брата, стоял возле экипажа, и невооруженным глазом было видно, что он в бешенстве и с трудом сдерживает обуревающую его ярость. Похоже, будь воля Альберта, он бы голыми руками разорвал и министра, и Брюн. Брюн словно обдало ледяной водой – на какой-то миг она снова погрузилась в прошлое, вчерашний день нахлынул на нее и смял.
Брюн казалось, что она умрет от пронзившей ее боли.
– Жаль, что не могу отправиться с вами, – когда Альберт заговорил, его голос звучал вполне дружелюбно и сердечно. Братья обнялись, и Брюн подумала, что они действительно любят друг друга. Настолько, что Эрик всегда, при любых обстоятельствах будет защищать Альберта. Чего бы тот ни сделал.
– Чем займешься? – поинтересовался Эрик. Водитель открыл перед Брюн дверь, и девушка быстро скользнула в прохладный полумрак салона, подальше от Альберта – ненависть в его взгляде была способна испепелять.
«Я знаю правду, – напомнила себе Брюн. – Знаю и могу рассказать».
– Вы бледны, – заметил Тобби. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, он читал какую-то книгу, изредка делая беглые пометки карандашом на полях.
Брюн устроилась поудобнее – да, с таким комфортом можно ехать в другую страну, эта штука не чета даже лучшему экипажу – и ответила:
– Жарко.
– Чем мог – я вам помог, – произнес Тобби без улыбки. Ощущение чего-то мертвого, запредельного наполняло салон звенящей тревожной тишиной, ожиданием взрыва. – Дальше будет проще. Что именно сделал этот младший змееныш?
Почему-то Брюн не удивилась такому вопросу. Видимо, от Эрика ничего особо пугающего не ждали.
– Он убил своих жен, – прошептала Брюн, опасливо косясь в сторону братьев. Альберт говорил, что займется своими прежними исследованиями в биологии – ну и замечательно. – Обеих.
Тобби негромко усмехнулся.
– Я знаю, – ответил он. – На первой женился по приказу отца, на второй – чтоб избежать призыва на службу. Младшие сыновья в дворянских семьях ее обязательно проходят. И довольно быстро отправил своих дам на тот свет…
Он говорил настолько равнодушно, что Брюн захотелось сбежать. С трудом подавив в себе порыв открыть соседнюю дверь и выскользнуть наружу, она сказала:
– От вас ничего не утаить…
– На то я и министр, – ответил Тобби, и слова, которые должны были прозвучать как легкая шутка, заставили Брюн вздрогнуть.
Эрик распрощался с братом и сел рядом с Брюн. Водитель занял свое место и велел всем пристегнуть специальные ремни.
– Полетим, как пташки божьи! – весело заметил он. – К вечеру будем в столице.
Глава 4
Министр оказался просто невероятно щедр.
Лаборатория, которую выделили Эрику, по оснащению превосходила все, что он видел до этого. Чего тут только не было! Словно зачарованный, Эрик брел среди шкафов и шкафчиков, выхватывая взглядом то редчайшие книги, то связки таких растений, о которых он только читал, но ни разу не видел, то аккуратные пирамидки, сложенные из полудрагоценных камней, что разбрасывали во все стороны пригоршни разноцветных солнечных брызг.
Это было чудо – не обещанное, а сбывшееся, и Эрику казалось, что он вот-вот взлетит: счастье, наполнявшее его, буквально отрывало от земли.
– Прекрасно, просто прекрасно, – выдохнул он, осмотрев лабораторию. Брюн, сидевшая на табурете в уголке, понимающе улыбнулась: похоже, ей тоже понравилось это место, и Эрик, подумав об этом, испытал какую-то непонятную радость и сразу же разозлился на себя.
Ну какое ему, в конце концов, дело до того, что нравится Брюн, а что нет? Из-за нее он теперь окончательно подвешен на крючок заказчика. Шаг не в ту сторону, и Эрик отправится в тюрьму за укрывательство знающей… Вот тебе и стремление быть порядочным человеком.
– Лаборатория замечательная, – искренне сказала Брюн и тотчас же с готовностью поинтересовалась: – Что я должна буду делать?
Эрик неопределенно пожал плечами. Если получится реализовать ту идею, которая тревожно клевала его в висок с самого утра – а в нынешних рабочих условиях это уже не кажется невероятным – то Брюн не придется мыть пробирки, а министру Тобби – искать новую подопытную.
– Сегодня уже ничего, – улыбнулся Эрик. Несколько минут назад новенькие часы на стене пробили девять вечера. – А завтра я все-таки попробую вычленить эту косичку из вашей нервной системы.
Брюн побледнела. Ух, как она побледнела – словно Эрик ударил ее. Впрочем, конечно, запоздало понял он, в том, чтоб быть марионеткой, приятного мало, и девочка наверняка обрадовалась, что теперь-то никто не станет ковыряться у нее в голове. Но с другой стороны, между ними уже заложены все необходимые связи – Эрик подумал об этом и сразу же заметил, насколько несерьезно и жалко это звучит.
– Вы боитесь за свою свободу, – произнес он. – Думаете, что я сделаю вас своей марионеткой. В очередной раз.
– Да, – ответила Брюн. Теперь, на новом месте, ее решительность стала еще сильнее и ярче. Перед Эриком была дерзкая девчонка, готовая воевать за себя.
– А если удаление косички вас вылечит? – предположил Эрик. – Вы больше не будете знающей? Заживете обычной жизнью, без видений прошлого и будущего. Как вам такой вариант?
Брюн поднялась с табурета так, словно ее потянула чья-то воля. На миг лицо девушки исказила гримаса невероятного, глубокого страдания. Камень на шее сверкнул сиреневым светом.
– Вы в этом уверены? – спросила Брюн с такой надеждой, что Эрик с трудом сдержал дрожь.
– Нет, – честно ответил он. – Но попробовать стоит, правда?
Брюн пожала плечами и покосилась в сторону двери, словно прикидывала, как бы получше удрать. Эрик вдруг подумал, что девять вечера – отличное время для ужина и небольшой прогулки. Просто ради того, чтоб прочистить мозги.
– Пойдемте, Брюн, – сказал он. – Тут неподалеку есть небольшой ресторанчик.
Вечер выдался тихим и теплым, просто идеальным для прогулки. Глядя на гуляющих горожан всех сословий, Эрик мельком подумал о том, как выглядит рядом с Брюн. Кто они друг другу? Не любовники, не коллеги – скорее, брат с сестрой, которые, к тому же, недавно поссорились и теперь идут рядом, изредка перебрасываясь словами просто потому, что долго молчать неприлично. Впрочем, Брюн довольно скоро ожила: яркие краски столичного вечера изменили ее настроение, и девушка с искренним любопытством смотрела по сторонам, разглядывая пестрые витрины магазинов и кафе. Она даже взяла Эрика под руку – должно быть, испугалась затеряться в толпе – и Эрик подумал, что это хорошо.
Они устроились под полосатым навесом летнего ресторанчика, недалеко от площадки, которую занимал оркестр. Несколько пар уже кружились под незамысловатый мотивчик – музыканты завели его для того, чтобы разыграться и потом представить что-то более интересное. Брюн смотрела, как танцуют пары, как пышными цветными облаками плывут платья женщин, и на ее лице возник отпечаток легкой грусти. Должно быть, она думала о танцах, о балах в родительском доме, о жизни, которую потеряла, и которая уже не вернется – и в этот миг Эрик как никогда остро ощутил свою вину.
Впрочем, бокал южного шипучего оказался превосходным лекарством от меланхолии – пусть на время, но Брюн взбодрилась, в ее глазах появился блеск, а на побледневшие щеки наконец-то вернулся энергичный румянец. Эрик подумал, что такая Брюн нравится ему намного больше поникшей тени.
«Не удаляй косичку, – тотчас же посоветовал внутренний голос. – Пусть она останется ненужной для твоих экспериментов. Ненужной и живой».
– Странно, – вдруг призналась Брюн. – Тут очень шумно, и музыка, и люди, но мне впервые стало спокойно. Впервые за все время, – она с подозрением покосилась на Эрика и спросила: – Ваши штучки, да?
– Богом клянусь, я тут не при чем, – серьезно сказал Эрик. Официант поставил перед ними тарелки со смуглыми куриными бедрами, источавшими просто невероятный аромат, и Эрик продолжал: – Мы же договорились, что я буду предупреждать о начале эксперимента.
Брюн понимающе кивнула.
– Вы мне кажетесь хорошим человеком, – сказала она, задумчиво ковырнув курицу. – Вернее, вы и есть хороший человек, просто наше знакомство началось очень плохо.
Эрик только руками развел.
– Этого уже не исправить, Брюн. Как бы я ни хотел, я не исправлю. Но мы можем сделать так, чтоб дальше все было хорошо. Во всяком случае, попытаться.
Брюн посмотрела на него с такой тоской и такой надеждой, что Эрик испытал острое желание провалиться под землю. Юная девушка, почти ребенок, которую силой вырвали из родительского дома, чтоб надругаться и перекроить и душу, и тело – разумеется, ей и горько, и больно, и тоскливо, и все это не исчезнет вот так, вдруг.
– Вам нужно время, Брюн, – сказал Эрик. – Время, чтоб привыкнуть к новым обстоятельствам. Я прав?
Оркестр наконец-то закончил с уличными мотивами и заиграл Клауди – площадку для танцев сразу же стали заполнять пары побогаче и познатнее. Брюн смотрела, как кавалеры обнимают дам, и на ее лице появилось странное мечтательное выражение.
– Да, вы правы, – откликнулась она. – Я постараюсь…
«Что тут стараться, – подумал Эрик, – все пойдет своим чередом и со своей скоростью».
– Вот и прекрасно, – откликнулся он, должно быть, слишком энергично. – Давайте танцевать?
4.1
Мелодия была легкой, невесомой – она взлетала над столицей, и летний вечер становился сказочным, наполненным звонким очарованием. Когда они вышли на площадку для танцев, и Эрик опустил ладонь на спину Брюн, то девушка вздрогнула и на мгновение почувствовала тягучую робость, словно танцевала с кем-то в первый раз.
Ее рука в руке Эрика казалась крошечной, кукольной. Артефактор танцевал очень хорошо: в свое время отец не пожалел денег на то, чтоб его дочерей обучил танцам сам Флегьянти – теперь, кружась по площадке в объятиях Эрика, Брюн вспоминала своего учителя: он вел именно так – с уверенным контролем, который не подавлял, а направлял туда, куда нужно.
Брюн казалось, что ее туфельки не касаются земли. Ей вдруг стало хорошо и легко – настолько, что она едва не рассмеялась от счастья. И не было ни страшного проигрыша в карты, ни всего, что ей пришлось пережить в поместье Эверхартов, ни собственного недуга – был только танец, запах летних цветов, и чужие уверенные объятия, в которых было спокойно и надежно.
«Ты сошла с ума, – заявил внутренний голос. – Чары Белого Змея сделали из тебя покорную невольницу, которая и помыслить не смеет о сопротивлении, а ты и рада».
Брюн отмела эту мысль как неуместную и глупую. В конце концов, они договорились, что Эрик предупредит о начале эксперимента, а артефактор всегда держал слово, в этом Брюн уже успела убедиться. А потом музыка закончилась, последние ноты упорхнули к вечернему небу, и Брюн растерянно замерла – неужели сказка так быстро кончилась? Несколько мгновений они с Эриком стояли, не разрывая объятия, а потом артефактор негромко произнес:
– Спасибо.
Они вернулись за столик, и, опустившись в плетеное кресло, Брюн почувствовала себя на удивление свежо, словно только что выступила из прохладной озерной воды. Официант обновил их бокалы, и Эрик, задумчиво глядя в золотые блестки, парившие в вине, поинтересовался:
– За что тост? За танцы?
– Нет, – выдохнула Брюн и подняла свой бокал. – За свободу.
Эрик улыбнулся краем рта. Звякнул хрусталь, когда он поддержал тост.
– За свободу, – повторил он и, отпив глоток, заметил: – Вы прекрасно танцуете, Брюн. Учились у Флегьянти?
Брюн изумленно посмотрела на него. Неужели Эрик и мысли читать умеет?
– Да, – осторожно ответила она, не переставая поражаться такому совпадению. – А как вы догадались?
– Я тоже у него учился, – ответил Эрик. – Отец всеми силами ковал из нас джентльменов, Флегьянти прожил у нас два года. У него ведь своя, особая манера, вот и сейчас, когда мы танцевали, я ее уловил, – Эрик снял очки и вновь полез в карман сюртука за кусочком ткани для протирания стекол.
– Вот так совпадение! – рассмеялась Брюн. – Не думала, что у нас с вами есть что-то общее…
Она вдруг осеклась, словно наяву, увидев картинку: большой зал – тот самый, с батальными полотнами на стенах – неуклюжий юноша, который повторяет одну фигуру за другой, сбивается и едва не падает. Чуть поодаль, в тени, таилась сухонькая фигурка наставника, вооруженного длинной тонкой палочкой: Брюн откуда-то знает, что Флегьянти бьет неуклюжего юношу по ногам за ошибки, за леность, за невнимательность.
Брюн пронзило острой жалостью – настолько сильной, что она едва сдержала вскрик. Человек, сидевший рядом с ней, не был чудовищем: люди, окружавшие его, сделали все, чтоб он поверил в то, что является монстром. А Эрик всем сердцем любил брата, стремился достичь высот в избранном деле и пытался сохранить самого себя – хорошего человека, которому часто было плохо.
Кажется, Брюн все-таки всхлипнула – Эрик дотронулся до ее руки и встревоженно спросил:
– Что с вами, Брюн? Снова приступ?
Брюн уже успела убедиться, что не разбирается в людях – но сейчас она готова была поставить голову против медяка, что артефактор вполне искренне озадачен ее судьбой.
Будь иначе, стал бы он вступать в перепалку с министром?
– Нет, – промолвила Брюн. – Просто… вы не поймите меня превратно. Просто мне стало жаль вас. Ваш путь был очень длинным и очень темным…
Эрик посмотрел на нее так, что Брюн решила не благоразумно замолчать, а продолжать говорить:
– Это не та жалость, которая унижает, Эрик. Я понимаю, что вы вынесли. Вы сирота, ваш брат, которого вы любите… ну, таков, каков есть. Даже ваши артефакты его не исправили. Вы любите науку, но тут я попалась. Тоже неудача. Я уж не говорю про то, что Лютеция вас отвергла совершенно бессовестным образом, – Брюн стушевалась окончательно, поняв, что под влиянием неизвестного порыва нагородила такой ерунды, что ей будет стыдно за это до конца жизни. Всхлипнув, она уткнулась лицом в ладони – Брюн всегда так делала в детстве, если родители ловили ее за очередной проказой. Нет меня, я в домике.
Эрик осторожно отвел ее руки от лица, и Брюн увидела, что, вопреки ее ожиданиям, артефактор не зол, а просто встревожен.
– Снова видение, – сказал он. – Давайте поедем домой, Брюн, вам надо отдохнуть.
– Нет, не видение, – ответила Брюн, глядя ему в глаза и не понимая, почему ей так хочется плакать. – Я просто читала одну из ваших книг и нашла ее письмо.
Щеки горели от стыда. Брюн вдруг поняла, что сумерки стали темно-синими, что зажглись фонари, а гуляющего народу прибыло, и посетители, входящие в ресторан, бросают в ее сторону заинтересованные взгляды. Всем есть дело до того, почему она так разнюнилась.
Потому что дура. Вот и все.
– Ну и хорошо, что не видение, – Эрик облегченно вздохнул и полез в карман за кошельком. Небрежно бросив на стол несколько крупных ассигнаций, он поднялся и, протянув руку Брюн, проговорил: – Вы даже не представляете, насколько я вам благодарен за то, что вы сказали.
– Правда? – удивилась Брюн. Они неторопливо спустились по ступеням и побрели в сторону перекрестка, где несколько приличных экипажей ожидали пассажиров.
– Правда, – кивнул Эрик. – И это дает мне надежду.
