Текст книги "Мю Цефея. Только для взрослых"

Автор книги: Лариса Бортникова

Соавторы: Татьяна Леванова,Эльдар Сафин,Александра Давыдова,Максим Тихомиров,Максим Черепанов,Яков Будницкий,Ольга Цветкова,Татьяна Аксёнова,Ринат Газизов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Ну еще бы, – хохотнула рыжая великанша, – это фетиш и непроходящая мода. Слышал про Теодора и Цезаря?

– Основатели города?

– Именно. Они просто помешаны на твинцесте. Город живет близнецами и теми, кто умеет их продать. Кстати, как там тебя, Рейн? Мы не встречались раньше? Лицо у тебя знакомое. Впрочем, ладно, наверное, показалось, столько тут этих лиц мимо меня ходит! До завтра, дружочек.

Он уж точно теперь представлял – сколько. Получается, ему вроде как повезло? Рейн вышел в стеклянную огненную ночь. «Как вечное Рождество», да, Лилли? Такой город он мог полюбить, но сегодня уже слишком устал, чтобы влюбляться.

Из угла облепленного рекламой здания сочился свет и знакомая тягучая музыка. Две изящные фигурки в прозрачном кубе сладостно жались друг к другу. Вот кому повезло по-настоящему. Предел мечтаний и решение всех проблем близнецов. Близнецов, готовых на всё. Рейн не был уверен, что решился бы на такое с Лилли. А она? Решилась бы она?

Пора было возвращаться в мотель. В мотель, слишком дорогой даже с его новой работой. Рейн пролистал контакты, ища тот, по которому никогда не собирался звонить.

– Мэй? Если вы еще не передумали насчет той квартиры…

Нет, Рейн, приезжать не надо. Извини, что последнее письмо показалось тебе грустным, я просто сильно устала. И, да, конечно, я очень и очень скучаю. Даже больше, чем могла когда-либо представить. Если бы ты мог быть рядом сейчас… Но приезжать не стоит, правда.

У меня всё отлично, а встреча только разворошит, понимаешь? Ты ведь не останешься, тогда зачем? Будет только хуже. Ох, ты опять решишь, что письмо грустное. Я живу в фантастическом городе, у меня хорошая работа, милая квартирка – разве не здорово? Вот и я так думаю! Так что не волнуйся за меня.

Люблю, Лилли.

– Вот, знакомься, это Фантом Тридцать Девять. – Рыжая хозяйка «Щупалец» представила Рейну его новую партнершу. – Если интересно, почему Тридцать Девять, – ровно столько ей на самом деле лет.

Молоденькая светловолосая девушка с короткой стрижкой закатила глаза за круглыми линзами изящных очков.

– Прекрати, ужасная женщина! Мне всего лишь двадцать один. – Она протянула Рейну руку. – Просто Дина. Фантом – это псевдоним для зрителей. С Тридцать Девять звучит загадочней.

– Хорошо, Дина.

Рейн улыбнулся, девушка ему понравилась. Особенно тем, что ни капли не походила на Лилли. Не замена, а просто партнер для танцев. Может, макияжем и удастся придать им некоторое сходство, но подделка под близнецов явно будет совсем уж дешевой. Впрочем, и само заведение было вовсе не для взыскательных.

– А я внезапно поняла, почему ты показался мне знакомым! – Хозяйка приблизилась и, бесцеремонно взяв Рейна за подбородок, покрутила его голову вправо-влево. – Месяца полтора назад к нам пробовалась девушка, точь-в-точь твоя копия. Эх, жаль я ее не оставила, вы бы с ней подошли друг другу куда лучше, чем с Диной. Но наша Фантом тогда еще была при партнере.

– Лилли? – вскинулся Рейн. – Была здесь? Это моя сестра, я ищу ее. Она не осталась? Ох, черт… Может, вы знаете, где она сейчас?

– Что-то она говорила, чтобы мы могли ее найти, если передумаем…

Пока рыжая великанша морщила лоб, силясь вспомнить, вмешалась Дина:

– Не трудись, у тебя наверняка полно дел. Я тоже говорила с Лилли и сама Рейну расскажу, пока показываю клуб. О’кей?

И Фантом подхватила его за руку, увлекая в люминесцирующие фиолетовые недра «Щупалец».

– Вот здесь наша гримерка, направо – сцена…

– Стой, Дина. Это всё подождет. Ты знаешь адрес моей сестры?

– Не адрес. Она говорила только название местечка, куда хотела попробоваться. Прости, но это всё, вот… – Дина виновато пожала плечами и записала для него название.

Рейн готов был сорваться и бежать, но Фантом удержала его руку.

– Если она там, то никуда не денется. А если нет – ты потеряешь работу за просто так. Не глупи, Рейн. Небольшая репетиция, и полетишь искать сестричку.

Она была права, права, права, и все же он не мог сосредоточиться на танце. Тело отрабатывало знакомые движения на узкой сцене с истертым полом, но мысленно он уже ехал за Лилли. Скользящий шаг назад, вытянутая рука, тонкая кисть Дины, поворот… Неужели сегодня его поиски наконец завершатся? Дина неплохо танцевала, и у них почти получалось двигаться синхронно. Почти. Если ты когда-либо танцевал со своим близнецом, любой партнер будет лишь «почти».

Дина прижалась к нему спиной, двинула бедрами, закинула руки назад, обвив шею Рейна. Ее движения все меньше напоминали танец, Дина завладела его ладонью и направила к своей груди, будто предлагая расстегнуть пуговки блузы. Рейн застыл, понимая, что требует от него Дина, но не понимая зачем.

– Ну же, смелее, – подбодрила его та, приняв непонимание за робость, – не укушу. Зрителям нравятся стеснительные девочки, а не мальчики.

– Это что, часть номера? – Рейн отстранился, и Дина резко развернулась к нему лицом.

– Естественно, а ты думал? Это место что, похоже на храм искусств?

– Я думал, мы будем танцевать.

– Мы и будем. Сначала. – Дина закатила глаза, дивясь его наивности. – Слушай, ты же не девочка в самом деле. Давай уже сделаем это и закончим на сегодня.

Она прильнула к Рейну, но он отстранился.

– Нет, погоди. Я правда не думал, что здесь нужны не просто танцы. Мне такое не подходит.

– Ты это серьезно?! Я слышала, ты пробовался в «Час близнецов», там братья с сестрами трахаются прямо на улице в этих чертовых кубах! А теперь воротишь нос от небольшого стриптиза?

– Я сестру искал.

Дина вскинула голову, будто хотела одновременно удержать и гордость, и слезы. Она навернула круг по сцене, шумно выдохнула и заговорила подрагивающим голосом:

– Слушай, Рейн. Это правда не самое плохое место. Правда. Если ты уже здесь, значит, везде, где лучше, тебя послали. Остальное – хуже, можешь поверить. Не отказывайся сразу, хорошо? Покрути так и сяк. И думай не только о себе, ладно? Если ты откажешься, меня тут же выкинут отсюда.

Головой Рейн понимал, что Дина взывает к его чувству вины совершенно безосновательно, и все равно эту вину ощутил. Он мягко положил ладони ей на плечи, и она охотно поддалась на утешение.

– Ты ведь давно тут, почему тебя должны выгнать из-за меня?

– Не из-за тебя, а без тебя, – терпеливо, как маленькому, пояснила Дина. – Мой прошлый партнер свалил, и мне просто повезло, что сразу подвернулся ты. Я знаю, что это мои проблемы, но все равно прошу, подумай.

– Я подумаю, Дина, обязательно. Мне бы не хотелось делать плохо тебе, особенно после того, как ты помогла мне с Лилли. Спасибо.

Она кивнула очень сдержанно, то ли из скромности, то ли потому, что все еще на него злилась. Но как бы Рейну ни хотелось отблагодарить ее решением остаться, он ощущал, что еще не перешел ту черту, после которой готов согласиться на всё.

На что ты готов ради меня, Рейн? Нет, я не прошу приехать, наоборот, я писала, что не нужно. Просто подумалось… Здесь повсюду близнецы, мне невыразимо сложно не вспоминать о тебе каждую минуту. А еще эти близнецы… Как бы тебе объяснить? Между ними бывает самая разная «дистанция». Мне всегда казалось, что мы очень близки, даже слишком, но тут я поняла, что предел близости может быть много больше, дальше. Ты мог бы поцеловать меня? Нет, забудь, какая-то глупость лезет в голову.

И все же… На что ты готов ради меня?

Рейн смотрел на потолок. Такой низкий, что, казалось, можно достать до него, протянув руку. За крошечным окном растекалась наряженная в мириады огней ночь. В этой квартирке все было каким-то маленьким, узким, тесным… Но при этом достаточно милым и опрятным – тут Мэй не соврала. Даже из вентиляционной решетки тянуло не подгоревшим маслом, а чем-то сладко-карамельным. Самое то для девочек, а Рейну было в общем-то все равно, лишь бы дешево, да при этом не пропитаться насквозь злачной вонью подвальных каморок.

Вот он уже нашел себе и жилье, и работу, от которой, правда, почти отказался, но все же… Оброс какими-то знакомыми. Город всасывал в себя, не оставляя шанса на возврат к прежней жизни. Да и куда возвращаться? Пока Рейн не нашел Лилли, разве мог он сдаться, уехать? А она никак не хотела находиться. Наводка от Дины Фантом тоже оказалась пустой – там сестра никогда даже не появлялась.

И писем она по-прежнему не писала. Да и был ли в них прок? Чем больше Рейн блуждал по ее неверным следам, тем больше убеждался, что с этими письмами было что-то не так. Мистер Андерс, который никогда не работал в «Часе близнецов», – мошенник? Мистическое место работы, где она никогда не работала, – или Рейн просто неверно опознал приметы? Счастливая жизнь в достатке в том же самом городе, где Рейн не знал, от чего лучше отказаться: от завтрака или поездки до центра на гиперрейле.

Ты лжешь мне, Лилли?

– Хочешь ириску?

Рейн не понял, откуда Мэй взялась в его комнате, но и не особенно удивился – всего за сутки их совместной жизни близняшки успели показать себя совершенно беспардонными соседками.

– Не надо, спасибо…

– Ну и дурак! Между прочим, ириски – отличное средство от хандры.

– Ладно, давай проверим. – Рейн потянулся за конфетой.

Но стоило его кисти оказаться рядом с протянутой рукой Мэй, как та ловко ухватила Рейна за запястье.

– Эй, Беленький! Знаю, тебе сейчас кисло: сестра пропала, всё такое… Но надо как-то собраться, а то впору лечь и помереть. Съешь ириску!

– Вообще-то я и собирался, пока ты не вцепилась мне в руку. – Рейн через силу улыбнулся.

Почему-то рядом с Мэй и ее близняшкой такое вот бездеятельное лежание в депрессии казалось проявлением кошмарного слабодушия. Он принял угощение и, пока разворачивал хрусткий фантик, в комнате появилась Джун.

– Пойдем с нами? – Мэй встала рядом с близняшкой, и только сейчас Рейн заметил, что они обе нарядились в короткие блестящие платьица рубинового цвета и ярко накрасились. – Мы в клуб, чего и тебе советуем. Пора увидеть, что в этом городе есть не только безработица и безбожные цены.

И Рейн не нашел причин, чтобы отказаться.

Сегодня мне показалось, что я видела тебя, Рейн. Чуть не бросилась на шею незнакомцу… Как глупо.

Клуб походил на огромное электронное сердце, пульсирующее в такт ритмичной музыке. Иллюзию сокращений создавала алая мигающая подсветка по всему фасаду, окна закрывали голограммы с отрывисто движущимися силуэтами. Мэй и Джун подхватили Рейна под руки, и они втроем вошли внутрь.

Агонизирующие свет и звук, запахи тел, алкоголя, дыма, затуманенные глаза, случайные касания. Шумная толкливая реальность, втягивающая любого, кто готов растворяться, и выплевывающая тех, кто старается сохранить себя.

Рейн ощутил себя в эпицентре водоворота, полного плотских наслаждений и почему-то бессильного против одиночества. Всё кружилось, кружилось, кружилось и не способно было задеть.

Иногда мне кажется, что мы уже никогда не увидимся. Будто я уехала не в другой город, а в другую, параллельную жизнь, где нет тебя. Невыносимо! Неправильно! Рейн, мы ведь обязательно встретимся снова? Это же просто разные города…

– Нет, Рейн, так не пойдет! – проорала ему в ухо Мэй.

Неужели она так легко читала с его лица? Особенно здесь, среди сотен вспыхивающих на миг и тут же гаснущих человеческих масок, где сложно было уследить даже за самим собой.

– Дашь еще одну ириску?

– Лучше!

Сестры поволокли его куда-то сквозь толпу, сквозь плотную, почти осязаемую музыку. Рейн уже предчувствовал, что они задумали, и заранее знал, что не откажется. Он извел, измотал себя тревогой, просто устал не любить этот город. Хотелось увидеть Рождество Лилли. Яркие огни и счастье.

– Это Геновефа де Мо. – Мэй притащила их в отгороженную ложу, где на диване полулежал мужчина в белоснежном старомодном костюме. Высокая полупрозрачная стенка частично экранировала звуки музыки, позволяя говорить, не переходя на крик. – Наш джинн, маг и друг.

Рейн не заметил, чтобы мужчина стремился пожать ему руку в знак знакомства, а потому и сам не двинулся с места. Это шоу Мэй, пусть она там и заправляет. И она, конечно же, охотно удержала инициативу:

– Мо, нам нужны сладости для нашего приятеля, он грустит. Потом рассчитаемся.

– О, свет моих очей, – голос мужчины оказался густым и тягучим, истинной патокой, – друзья моих друзей печалиться не будут. Отведай мой лукум, и яростный самум его тоску сметет.

Рейн приподнял бровь, но Джун сдавила его локоть, бессловно веля попридержать удивление при себе. Он послушался и был вознагражден – Геновефа извлек из складок одежды золотую коробочку и открыл перед Рейном. Словно живые блестящие леденцы, там толклись маленькие скарабеи. Да, не таких сладостей он ожидал, и что с ними делать – не представлял абсолютно.

Мэй пришла на помощь. Она подцепила ноготками алого жучка и поднесла к носу Рейна.

– Не бойся, – шепнула близняшка, когда Рэйн вздрогнул от щекотного прикосновения лапок к коже. – Позволь ему.

Он думал, что задохнется или что желудок вывернет от отвращения, но Мэй казалась такой уверенной… Тогда Рэйн зажмурился, задержал дыхание. Позволил щекотке пробежать до самой носоглотки.

И свет разлился фантастическим сиянием.

Я вижу во сне нас; будто ты приехал ко мне. Но ты, конечно, не приезжай. Пожалуйста, не приезжай. Не приезжай… Пожалуйста, приезжай, приезжай, приезжай…

Вспышки света, звука, запахов. Миг – белые экстатические лица, как на фото. Миг – кромешная чернота космоса. Рваные движения в дымке, пульс толкающей в грудь музыки, смесь чужих духов и табака.

Рейну понравилось, что он не забыл о проблемах, но они будто перестали быть проблемами, перестали давить. Ясное чистое сознание, свободное от гнетущих «не выйдет», «никак», «никогда». Шаги и решения обрели четкие очертания и теперь вели прямиком к цели, к успеху. Всё получится, а сейчас – танец.

Мэй и Джун по-прежнему были рядом. Мягкие, гибкие, как кошечки. Он и сам двигался не как обычно – идеально отрабатывая техничные элементы, а будто был нанизан на музыку, и теперь лишь она управляла его телом, а Рейн позволял. Он стал частью всего, и всё стало частью его. Мир обнимал, принимал и по-отечески подталкивал вперед. И откуда-то через темноту, просеянную вспышками стробоскопов, для него светило солнце.

Рейн, я люблю тебя больше всего на свете. Помни это всегда, что бы ни случилось. Что бы ты ни узнал…

Мэй потерлась бедром о его бедро, Джун прильнула с другого бока. Рейн обнял обеих, пробежал пальцами по ткани платьев. Такие теплые и близкие. Их темные глаза в свете прожекторов блестели отполированными ониксами.

Вспышка, вспышка, вспышка.

Мягкие осторожные губы коснулись его губ. Чьи они? Мэй или Джун? Язык дразняще скользнул по кромке зубов, и вот уже другие губы. Точно такие же, но пахли – ирисками. Мэй.

Сладко, горячо и хотелось больше.

Иногда я подхожу к зеркалу, убираю от лица волосы и говорю с отражением, представляя, что это ты. Нет, не звони мне.

Они как-то оказались в квартире, и Мэй обнимала Джун, пока Рейн стаскивал с себя футболку и джинсы. А может, Джун обнимала Мэй. Он перестал различать, когда они перестали говорить, и их запахи смешались. Вдвоем близняшки уже были чем-то цельным, завершенным. Но, когда они втянули Рейна в круг, он не почувствовал себя лишним.

Теснота квартирки обрела новую ценность: шаг, объятие, шаг, два языка у него во рту, шаг – и они уже на кровати.

Почему за мечту нужно платить одиночеством?

Рейн целовал ключицы и шею одной, наверное Джун, одновременно задирая подол платья Мэй. Когда его пальцы скользнули по трусикам и подцепили невесомое кружево, она выгнулась, раздвинула колени. Джун тут же толкнула его подбородок, заставляя поднять лицо, поцеловала, чуть прикусывая губы. Рейн, прости меня… Его едва хватало на двоих – требовательных, жадных и жаждущих. Он входил в одну, ощущая руки и губы другой, потом они менялись. Бесстыдный вскрик Мэй, тихий стон – Джун.

Не за что-то, просто так. Можешь? Сквозь неплотно сомкнутые жалюзи ночные огни заглядывали в комнату, полосуя кровать и стены красным, оранжевым, желтым. Они лишь слегка разгоняли темноту, а Рейн все равно видел ослепительное сияние – вокруг, внутри, в Мэй и в Джун. Они отдавали себя щедро и с удовольствием. А он брал и возвращал им свет. Здесь братья и сестры становятся совсем другими. Что стало бы с нами?

У Мэй – кажется, Мэй – на внутренней стороне бедра была татуировка с леденцом на палочке. Засыпая, Рейн накрыл ее ладонью. Джун, если он их опять не спутал, тесно прижалась к бедру и груди близняшки, сплелась с ней ногами. Вчера я решила вернуться домой, даже вещи собрала, но осталась.

Вопреки ожиданиям, утром Рейн не ощутил и капельки стыда. И ни капельки обязательств. Всё честно и просто. Проснувшиеся одновременно с ним близняшки лишь подтвердили это непринужденной болтовней. Одна ночь для него в подарок и не больше.

Теперь он понимал, что имела в виду Лилли, говоря о дистанциях и других границах близости. Наверное, он ощущал что-то такое и раньше, глядя на кубы, но то было шоу, а произошедшее вчера – жизнь. И тут он вспомнил, что еще – жизнь. Деньги, работа… Отложенное до утра решение для Дины. Остаточная эйфория искристым порошком осыпалась на простынь, и даже веселый щебет Мэй не смог вернуть ему присутствие духа.

– Эй, Беленький, отходнячки? Или мы где сплоховали?

– Нет, вы отличные. – Он все же постарался тепло им улыбнуться. – Просто сегодня нужно согласиться или отказаться от работы, и оба решения паршивые. Дешевый разврат на сцене, или прощай, деньги, а с ними и эта ваша квартирка.

– Ты что, всерьез в таком отчаянии, что не знаешь, какое решение тут единственно верное? – Мэй казалась разочарованной.

– Дело не только во мне. Если я откажусь, из-за меня уволят еще одну девушку.

– И это только ее проблемы, Беленький. То есть ты, конечно, молодец, что думаешь о других и все такое, но незнакомый человек не может требовать от тебя раздеваться за деньги, чтобы он мог сохранить работу. Это же чистый бред.

– Она не требует… – ответил он, но скорее ради справедливости, а не оправдания для. Мэй была кругом права.

– Ну так и в чем беда? Ищи дальше, мы тоже поспрашиваем у Геновефы, помнишь его? Он не только в жучков может, еще и в закрытые вечеринки, где мы иногда выступаем с Джун. У него там бывают не только близнеценутые.

Мэй хихикнула, а Рейн благодарно улыбнулся. А потом попросил Дину о встрече и заодно проверил почту. Конечно, никакого нового письма от Лилли.

Лилли, пожалуйста, найдись.

Дина ждала в кофейне напротив «Щупалец», и по ее лицу Рейн понял, что она уже знает ответ. Да и нетрудно было, в общем-то, догадаться, почему он назначил встречу не на месте работы. Да и вообще зачем назначил встречу, когда мог просто прийти и танцевать.

– Ну и глупо, ни хрена ты лучше не найдешь, – сказала Дина на удивление беззлобно.

– Может быть, – легко согласился Рейн. После разговора с Мэй он окончательно уверился в своем решении. – Прости. Мне правда жаль, что я не могу остаться и помочь остаться тебе. Если мне что-то подвернется, я попробую узнать про место и для тебя.

Дина невесело усмехнулась и опустила глаза. Под бликующими от света линзами очков их стало совсем не разглядеть. Несколько минут она просто молчала, помешивая латте.

– Не извиняйся, – наконец произнесла Дина. – Вообще-то это я должна. Что ж ты, мать твою, такой правильный и хороший-то?! Аргх…

Рейн даже не пытался понять. Просто смотрел в ее лицо и ждал, пока она объяснится. Дина качнула головой и встретила взгляд Рейна.

– Про твою Лилли… Мне нужен был партнер, понимаешь? Вот так позарез. И тебе был нужен. Но если бы ты нашел сестру, то стал бы танцевать с ней. Я знаю, знаю… Это тупо и… И подло. Особенно когда ты правда старался думать не только о себе, но и обо мне. А теперь ты все равно не будешь танцевать со мной, так что какая уже разница, да? Твоя Лилли собиралась попробоваться в «Одинокую кошку» и, похоже, там осталась. Всё. Теперь можешь послать меня, ну или что ты там собираешься сделать. Я заслужила.

– Спасибо, – ответил Рейн.

А потом встал и бросился к выходу. Ему некогда было злиться, некогда было думать о том, как бы все повернулось, останься он работать в паре с Диной. Сейчас его ждала Лилли. Он ехал к ней, а перед глазами стояла пошлая вывеска с длиннохвостой кошкой. А еще та девушка, входившая в клуб, так похожая на сестру. Девушка, к которой он не подошел…

Лилли, это была ты?

У тротуара напротив дверей в «Кошку» стояла машина неотложки. Резкое, щемящее чувство заставило Рейна остановиться. Потом – побежать. Нет, нет… Не сейчас, не она! Внутри могла быть сотня народа, это мог быть кто угодно, но Рейн почему-то ощущал роковую предопределенность. У него было две возможности оказаться здесь раньше, но получилось лишь сейчас…

Он подлетел к дверям бара и едва успел затормозить, когда они распахнулись, выпуская санитаров с носилками. Взглянуть на них казалось выше его сил. Но Рейн должен был.

Там лежал мужчина. Тучный, с пунцовым лицом, в пропотевшей футболке. Рейн запрокинул голову и прикрыл глаза. Чудо с пустого места…

Он протолкался сквозь людскую пробку внутрь бара. Все галдели, обсуждая случившееся, где-то слышались женские рыдания. И знакомый-знакомый голос причитал:

– Я не знаю… Я просто танцевала, он часто задышал. Потом… Потом завалился и…

Снова рыдания, но Рейн уже бежал, летел туда.

Она стояла едва одетая, укрытая великоватой кофтой с чужого плеча. Покрасневшие веки и мокрые щеки, блестки в остриженных до плеч волосах…

– Лилли!

Сестра оглянулась. Удивление медленно стирало следы страдания с ее лица. А потом она просияла, разом становясь его и только его Лилли.

– Боже, Рейн…

Шепот, который невозможно расслышать в гомоне и орущей музыке, Рейн все равно расслышал. Считал с ее губ, с мыслей, забрал прямо из ее сердца. Она бросилась к нему, спотыкаясь на высоченных шпильках, упала прямо в руки. И долго, долго не отрывала заплаканного лица от его плеча. А Рейн не мог расплести пальцев, словно сросшихся за ее спиной. Нашлась, живая… Вместе.

Лилли наконец подняла глаза, коснулась пальцами его щек, будто проверяя, не исчезнет ли он от прикосновений:

– Как же хорошо… Как хорошо, что ты снова со мной.

Пожалуйста, не приезжай… Приезжай, приезжай, приезжай!

Он же всегда чувствовал, что это «не» никогда не следовало читать. И никогда им не следовало разлучаться.

– Мне так стыдно, – тихо говорила она, не посылая слова ему, а роняя их в чашку с мятным чаем. Там они таяли и долетали до Рейна только вместе с паром. – Ты не должен был видеть меня такой. Вообще там, в «Кошке», но особенно – сегодня.

– Лилли, не надо…

– Надо! – Ее голос вдруг взвился. – Видишь, до чего я опустилась? Всё пошло наперекосяк, с самого начала. Я ведь пробовала сделать всё правильно, я… Не сразу сдалась, я пыталась! Сначала…

Щеки и шея Лилли вспыхивали, пальцы стирали в труху салфетку, но сквозь унижение она все равно пыталась рассказать ему. Рейн остановил. Он ей не отец и не муж, да и что нового сестра могла ему рассказать? Рейн сам видел и пробовал – может, и не всё, но достаточно. Он даже не стал ее спрашивать, зачем лгала в письмах, все равно она бы не смогла ответить, чьи чувства оберегала больше: его или свои.

– Почему ты перестала писать? – вместо этого спросил Рейн.

– Потому что в какой-то момент лжи стало слишком много, а мне было слишком плохо, чтобы улыбаться даже в письме.

– Надо было вернуться домой…

– А есть разница, где позориться? Тут или там… Нет, Рейн, здесь был хоть какой-то шанс, что все изменится к лучшему. Черт, кого я обманываю, да?

Куда бы завел ее сегодняшний срыв? Почему-то Рейн знал, что вряд ли домой. Может быть, судьба все же есть, раз он нашел сестру именно сейчас?

– Изменилось бы, обязательно, – соврал он, зато дальше была чистая правда: – Но теперь это неважно, я же здесь.

– Ты хочешь увезти меня? – спросила Лилли без намека на протест. Будто бы даже с надеждой.

– Если захочешь, но… Тебе больше не обязательно работать в «Кошке»…

– Я не трахалась там ни с кем! – вдруг вскинулась она и так пронзительно посмотрела на Рейна, будто его доверие к ее словам сейчас было важней всего на свете. – Только танцевала!

Из-за всего случившегося он еще не успел подумать ни о чем таком, но почему-то после ее слов испытал облегчение.

– Я верю, Лилли, конечно, верю. Но я просто хотел сказать, мы же теперь вместе, можем попробоваться туда, где отказывают одиночкам. Я снимаю квартиру с двумя хорошими девушками, думаю, они не будут против, если ты переберешься ко мне. Все наладится, вот увидишь!

И Лилли улыбнулась, становясь почти прежней. А потом нашла под столом его пальцы и вцепилась в них изо всех сил.

– Рейн… Боже мой, Рейн, как мы могли разлучиться? Больше никогда…

Конечно, Лилли, больше никогда.

Комната была мала даже для одного. Жить в ней вдвоем – равносильно попытке слона протиснуться в мышиную нору. У Мэй и Джун получалось без труда, но им-то не нужно было спать отдельно и куда-то девать себя, пока вторая переодевалась.

Лилли шуршала тканью за его спиной, а Рейн сосредоточил взгляд на маленьком столике с двумя чашками и пластиковой тарелкой, на которой одиноко лежала последняя печенька. Никто из них не решался ее съесть. Рейн невольно прислушивался к звукам позади, пытаясь угадать, какую именно деталь одежды Лилли надевает. Вот грубоватый шорох джинсов, лязганье пряжки ремня, а вот тихий щелчок застегивающихся крючочков – и он почувствовал, как краснеет. Сухое похрустывание блузки…

– Можешь повернуться. – Лилли погладила его плечо.

Она старалась казаться веселой и благодарной, хотя на деле-то его приезд мало что изменил, кроме разве что одиночества. Зато надежды и мечты лишил окончательно. Раньше сестра могла думать, что вдвоем-то бы они тут озолотились, но приходилось справляться одной. А теперь они были вдвоем, только вот денег едва ли прибавилось. Да, их брали на работу куда охотнее, чем бесполезных одиночек, но за танцы без эротики никто много не платил.

– Рейн, я не обижусь, если ты вернешься домой. Это не твоя мечта. Ты ведь приехал, чтобы меня найти? Вот, нашел. У меня все в порядке… А мучиться вместе ни к чему.

Ему вспомнились последние слова, которые она сказала в кафе. «Больше никогда». Никогда не разлучаться. Неужели всего какой-то месяц заставил ее забыть? Или сестра просто боялась стать обузой?

– Не говори ерунды. И вообще все не так уж и плохо, верно? Жить есть где, дело – любимое. Мы вместе. Если я и решу уехать, то только с тобой.

– Может, уже и стоило бы… – Лилли забрала с пластиковой тарелки последнее печенье и, отломив половину, вложила вторую Рейну в ладонь. – Нет, правда, это мало похоже на мечту. Это вообще… похоже на черт знает что. Раньше я еще старалась, надеялась, а сейчас… Ничего не меняется, и я уже не вижу, как могло бы измениться. Мне стало казаться, что мы просто не подходим этому городу. Вот и всё, просто не подходим.

И что тут ответить? Он и сам видел, что перспектива у них только одна, но никто из них не пытался ее обсуждать.

– Эй, котятки! – заголосила из коридора Мэй. – Кому, кому клевых новостей?

Рейн и Лилли выглянули из дверей. С тех пор как они стали жить вдвоем, Мэй перестала без спросу вваливаться к ним в комнату.

– Смотрите, смотрите, – голосом бывалого шпрехшталмейстера объявила она, – во всех кубах города! Сестры Чэнь, та-дам!

– Что, серьезно?

– Еще как! Не зря мы долбаных три месяца топтали пол «Часа близнецов». Наверное, мы их просто задолбали.

Мэй расхохоталась. Рейн почему-то думал, что тем, кто не попал на прослушивание в первую пару недель, уже ничего не светит. Свои умозаключения он, конечно, дальше головы не выпускал, чтобы не огорчать девчонок, а вот как оно вышло… И радостно за них, и совсем каплю завидно. По тону, которым близняшек поздравляла Лилли, Рейн понял, что и она чувствует то же самое. Наверное, даже сильней, ведь ее мечта сбылась у кого-то другого.

– Мы угощаем, котятки! – безмятежно щебетала Мэй, и Рейн постарался оставить в себе одну лишь радость. Девочки заслужили.

Да и какой был смысл в зависти? Ладно бы они с Лилли тоже пытались, а вышло только у Мэй с Джун – тогда другое дело.

Они выпили. Потом еще немного и еще… Смеялись и радовались совсем искренне.

«Не бойтесь, котятки, мы не съедем, пока вы не подыщете хороших соседей», «Да, контракт уже подписали», «Кому ириску?», «И не надейтесь, что мы загордимся и забудем вас!..»

Близняшки отправились куда-то продолжать праздник, и Рейн с Лилли остались вдвоем. Они сидели друг напротив друга и обнаружили, что, не моргая, смотрят глаза в глаза и никак не могут разорвать намертво перепутавшиеся взгляды. Лилли вдруг рассмеялась.

– Что? – Рейн тронул ее пальцы, и сестра тепло сжала их.

– Я вдруг подумала, что мы слишком много думаем друг за друга.

– Разве это смешно?

– О, еще как, Рейн! То есть не так смешно, чтобы хохотать над этим, но я немного или много пьяная, так что да – смешно. Нет, смотри сам, я так много думала за тебя, что уехала одна, не позвав с собой по-настоящему. Я же «знала», что тебе хорошо дома. Потом писала все эти дурацкие письма, решив, что правда о моем унижении сделает тебе слишком больно…

– Наверное… Но ты ведь не только себя имела в виду? В чем за тебя думал я?

– Не только. – Напускная веселость сестры улетучилась. – Вместо того чтобы сказать, что я дура, и забрать меня наконец домой, ты подумал, что мечта еще слишком много для меня значит. И вот мы здесь. И вот мы оба несчастны. У твоих подружек все будто бы проще.

– Потому что Мэй слишком много болтает, – усмехнулся Рейн, и сестра сразу же вновь повеселела.

– Именно! И кричит она наверняка очень громко.

Да уж, Рэйн-то это знал совершенно точно. Лилли захихикала, точно школьница, застукавшая в туалете целующихся одноклассников, и он невольно вспомнил те ночи, когда всеми силами старался не думать о близости сестры. Она, будто бы и вовсе не замечая его внезапного смущения, невинно продолжала:

– Нет, Мэй и правда болтушка. Я сначала даже думала, что Джун немая.

Они оба засмеялись. Руки сами протянулись друг к другу через узкий кухонный стол, переплелись пальцами.

– Это ведь еще не все, о чем мы подумали друг за друга, верно, Лилли? «Час близнецов», так? – Рейн внимательно посмотрел на сестру и понял, что не ошибся. Не зря же она вспомнила Мэй и Джун. – Я был уверен, что для тебя это неприемлемо.

– А я, – отозвалась сестра, – что – для тебя.

Они помолчали, едва глядя друг на друга. Рейн не сомневался, что сестра любит его всем сердцем, и тем более знал, что она для него – всё и немного больше. Но сейчас они говорили о границах дальше любви. О чем-то из параллельной реальности. И в то же время таком простом и естественном.