355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лана Черная » Айя и Лекс (СИ) » Текст книги (страница 9)
Айя и Лекс (СИ)
  • Текст добавлен: 30 августа 2020, 21:00

Текст книги "Айя и Лекс (СИ)"


Автор книги: Лана Черная



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Горькая усмешка кривит губы, а пальцы нашаривают сигареты. Марина закуривает, жадно втягивая табачный дым, заполняя ими легкие, которые невыносимо сжались от внезапной нехватки воздуха. И от того, что вновь воспоминания пошатнули ее уверенность в правильности своих действий. Когда-то давно ревность спасла ее от необдуманного поступка, раз и навсегда убив наивную влюбленную дурочку, готовую ради него бежать хоть на край света. Вместе с ним. Одна встреча все изменила, показав, что ревность не бывает случайной. И что никакой любви не существует априори. И свою собственную она выжжет. Она все для этого сделала. Но судьба редкостная тварь. Снова столкнула ее с этой проклятой любовью. Только теперь она знала ей цену. И ни о чем не жалела. Разве что о мотоцикле, который она давно разбила. У него на глазах. Стирая с его лица снисходительную усмешку. Разбила самой обычной битой. С трудом сдерживаясь, чтобы не ударить его, даже зная – не позволят, сломают ее саму. Тогда ее увез Стас. При мысли о Стасе неприятный холодок прошелся по спине, пересчитал позвонки. Стас спас ее от самой себя, вновь вернул прежнюю Марину. Можно сказать, по кускам собрал. Но уже сейчас был мертв. Буквально полчаса назад Марина получила подтверждение, что ее заказ выполнен. Она делает затяжку, выдыхает дым, царапающий горло. И грудь снова сдавливает что-то муторное. Нет, не жалость. Она никогда не жалела. Давно перестала, когда поняла, что в этой жизни все просто. Или ты, или тебя. Она всегда выбирала первое. Отец может ей гордиться, вот только в последнюю их встречу она не увидела в его постаревших глазах ничего, кроме осуждения. А ей уже было плевать. На все и всех, кроме одного.

Алекс Туманов снова бесцеремонно влез в ее жизнь и забрал то, что принадлежит ей. А она не привыкла отдавать свое, и уж тем более, когда это отнимали бессовестным образом. Туманов отнял. И Марина пока не разобралась в его мотивах.

В его любовь к Айе, даже как теоретическую, Марина не верила. Алекс не того поля ягода, чтобы в свои сорок потерять голову от неопытной девчонки. Нет, увлечься он мог вполне. Айя молода, красива, даже слишком. Неопытна, наивна как многие красотки и совсем не похожа на неё, Марину. Идеальное сочетание для Туманова. Закрутить роман с такой девочкой – одно удовольствие. К тому же она вполне была во вкусе Туманова: светловолосая, голубоглазая, с хорошей фигуркой. За столько лет Марина стольких подобных видела рядом с Тумановым. Бабочки-однодневки. Они ничего не значили для Туманова. Но чтобы жениться на такой? Пусть даже Айя – девочка приличная. Да еще и открыто заявить, что она – его. Для этого нужен веский мотив.

И Марина видела только один. Месть. Никто никогда не задавался вопросом, как простой хирург мог заработать столько бабла. А если и задавался, то вслух произнести не решался. Что уж говорить, чтобы спросить в лоб у самого Алекса. Марина знала. Нет, она не спрашивала, но она никогда не была дурой. Все понимала еще потому, что сама была такой. И видела рядом с собой свое уродливое отражение. И тогда же поняла, что Туманов не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. В ту пору он хотел наследника и даже не скрывал этого. В ту пору она была слишком глуха и слепа, чтобы в этом желании видеть неприглядную правду. Он хотел наследника, не семью, и женщина рядом совершенно не входила в его планы. Странно, что он выбрал ее. Впрочем, это тоже вскоре прояснилось. Снова месть. Глупо, но факт. Простая месть за старого друга. И не объяснить, что тогда Эльф был сам виноват. Что это он разрушил все то карамельное, что было между ними, и сделал Марину той, кем она есть сейчас.

Некому было объяснять да и не стоило. А родить, чтобы снова потерять – нет уж, увольте. Она все это проходила. Хватило по самое горло. И она сделала то, что считала самым верным.

Марина сминает окурок в пепельнице, устало растирает лицо, ощущая, как продрогла. Позволила совести пошалить сегодня и будет.

Она все делает правильно. И плевать на Туманова. Она его не боится и никогда не боялась. И ее люди сделают все правильно. Уже завтра Туманов пожалеет, что вернулся в родной город. А пока стоит рассказать Павлу кое о чем. Марина не сомневается – его это касается в первую очередь.

А ей важна Айя. Она вернет девчонку под свой контроль любой ценой. Слишком много сил Марина угрохала на её жизнь, чтобы одним махом от всего отступиться.

Марина возвращается в кухню, где бросила свой мобильник, и набирает номер…

18

Конец апреля.

Алекс стоял на балконе.

Они вернулись от Игната часа три назад. Айя уснула почти сразу. Она уже в машине дремала, с ногами забравшись на сидение.

Но поначалу еще пыталась с ним разговаривать, явно ухватывая его настроение.

– У тебя замечательные друзья, – со вздохом произнесла она, скинув туфли и стянув чулки, подогнув под себя босые ноги. Алекс усмехнулся, краем глаза улавливая каждое ее движение. В них не было и намека на соблазнение, только усталость, но Алекса самые обычные вещи заводили похлеще профессионального стриптиза. Потому что с Айей. И это понимание поражало каждый раз, когда Алекс с ним сталкивался. – Я не ожидала…

– Почему? – удивленно изогнул бровь.

Она повела плечами.

– Не знаю. Просто они…такие обычные. Каждый со своим ворохом проблем, – она развернулась к нему, положила голову на подголовник сидения. – Я заметила, как помрачнела Ася, когда ты вернулся с букетом, – и вдруг нахмурилась. – Где ты его раздобыл? Мы же не покупали цветы.

– Привет из прошлого, – тремя словами объясняя все, потому что он и сам толком не понимал, что происходит между его друзьями. Нет, он знал, но думал, что время многое изменилось. Оказалось, нет. Со стороны Сварога так точно. Да и на Асю время не возымело своего магического действия, похоже.

– Твоего? – все же спросила Айя.

– Скорее, Аси, – и крепче сжал руль, невольно вспоминая разговор со Сварогом.

Старый друг прилетел по делам, а уж день рождения Аси послужило поводом для встречи с Алексом. Сварог был убедительным, только в причинах и поводах не особо верил другу, но и разбираться в этом было недосуг. Потому что друг говорил кое-что более актуальное на сегодня: кто-то поставил в ружье все службы города, поставив перед ними одну цель – Алекса Туманова. Сварог был обеспокоен, а когда Алекс уверенно заявил, что это дело рук Марины, даже не удивился. И неожиданно предложил погостить в его доме на побережье. Но перед этим ввести в курс дела Игната, тот со своими связями непременно разберется в происходящем. Да и тыл в виде силовых структур никогда еще никому не мешал.

Только одного Сварог не учел: Игнат был человеком подневольным, следующим приказам вышестоящего начальства, с которым Марина была на короткой ноге. Что прокурорша, что мэр, которого она периодически потрахивала. Именно так, а не наоборот. В этом была вся Марина Нежина.

И еще шесть лет назад Алекс пытался докопаться до причины, сделавшей ее такой. Но после их несостоявшейся свадьбы как отрезало. Не дурак, понимал с первого раза и все уроки усваивал на отлично. Хотя с одним промахнулся: надо было еще тогда сделать все, чтобы она тоже усвоила урок и больше никогда не совалась в мужские дела. Не стал, пустив все на самотек. Слишком раздавленным вдруг оказался. А зря. Теперь проблем от нее не оберешься.

В общем, со Сварогом все обсудили. Последний пообещал помощь, если что, и растворился в ночи, оставив на капоте букет черных роз приветом. Его-то Алекс Асе и притащил вместе с подарком.

И видел ее потерянный взгляд, и враз улетучившееся все веселье. Даже подарок Айи: соболиные кисти для рисования ручной работы, – не вернули Асе прежнюю легкость. Хотя подарку она обрадовалась искренне и даже утащила Айю опробовать тот на практике. Впрочем, они весь вечер вдвоем провели, наплевав на остальных гостей.

И Алекса это даже радовало.

Во-первых, избавило Айю от излишнего мужского внимания, в том числе Игнатова. Во-вторых, ей сейчас просто необходимы были новые знакомства и друзья. Ася была хорошим другом.

Алекс позволил себе улыбнуться, впервые за весь вечер радуясь, что идея с гостями все-таки оказалась правильной. Только поганые мысли все равно лезли в голову. И Айя это заметила, потому что спросила, вдруг став серьезной и даже позабыв об усталости и дреме:

– Алеша, что случилось?

Его аж подбросило от того, как она произнесла его имя. С какой нежностью и тревогой. Его сто лет так никто не называл. Еще с той, прошлой жизни. Пожалуй, Серега только и то Лехой больше. А так ласково, с хрипотцой, которая то ли от беспокойства, то ли еще от чего прорезалась в ее звонком голосочке – никто и никогда. И от этого в голову хорошенько так шандарахнуло и пульс рванул до запредельных цифр, как и стрелка спидометра. А в голове только ее тихое: «Алеша…» И сердце гулким эхом отдается в висках.

– Черт, – ругнулся Алекс, ощущая, как вибрирует мотор, набирая скорость, и с каким напряжением зажал педаль газа. Заклинило его, твою ж налево! На голосе Синеглазки заклинило, на собственном имени, которое давно затерлось манерным Алекс, на ее тревоге и на том, как она ловко просекла все: его настрой, напряжение. Да все. Словно в мозги к нему залезла. Выдохнул, отпуская педаль, поглядывая, как стрелка упала до безопасной цифры. Рукой провел по волосам от затылка. И только потом глянул на Айю. Она не сводила с него перепуганных глаз, сжалась вся, вцепившись пальцами в обивку сидения.

– Прости, – выдохнул, мысленно себя идиотом обозвав – напугал жену на ровном месте. Но кто ж подумать мог, что его клинанет так? И не с чего вроде бы, но вот же ж…

Айя слабо кивнула, продолжая таращиться на него своими невозможными синими глазищами.

– Айя, все хорошо. Успокойся, – и не сказал, приказал почти. А она вдруг как-то так странно улыбнулась, насмешливо.

– Да я спокойна, как танк, – и пальцы разжала. – Алеша, – добавила чуть тише, растягивая гласные, смакуя.

А у него жаром по венам полыхнуло. Да так, что он руки едва от оплетки руля не оторвал, всерьез струхнув, что оплавится от того, что внутри бурлило, наружу рвалось. Никогда такого не было, чтоб вот так от одного имени. Но то, как Синеглазка его произносила и как на Алекса смотрела – крышу рвало конкретно.

– С огнем играешь, Синеглазка, – прохрипел, ловя ее сияющий взгляд. – Я же контроль теряю к чертовой матери.

– Ничего не имею против.

А он рассмеялся, наслаждаясь своей девочкой. Дерзкой. Откровенной. Его. И хотелось плюнуть на все, свернуть на обочину и показать ей, что доигралась уже. И что контроль в самом деле теряет рядом с ней. Хочется ее. Всю. Постоянно. И не только тело. Мысли, душу, в конце концов. Чтобы она всегда такой была. Живой. Настоящей. Только для него. И, похоже, она разделяла его желание целиком и полностью.

– Так и я не отказываюсь, маленькая, – хмыкнул, костяшками пальцев погладив ее бедро. И ее дрожь с тихим вздохом-всхлипом стала лучшей наградой. Снова рассмеялся. Умела она вот так…прямой массаж сердца, не иначе. Разрядом по обнаженным тканям. Она его к жизни возвращала. И, похоже, сама толком не понимала, что именно творит с ним.

А теперь спит. Он и отвлекся на пять минут, а когда в спальню вернулся, так и застыл в пороге, к косяку плечом привалившись. И уже не в первый раз Алекс понял, какая она красивая. Мягкая, теплая, родная. И такая светлая во сне, без налета страха. Свободная, что ли. И его задело это. Зацепило не по-детски. Потому что с ним такой свободы и легкости не ощущала: опасалась, зажималась. Только в сексе открывалась…отрывалась даже. Отпускала себя в их близости. Алекс чувствовал это. И хорошо, вроде. Но мало. Чертовски мало. Ему надо свободной видеть ее постоянно. И чтоб глаза горели, когда он рядом. Для него. Из-за него. И Алекс все для этого сделает, даже если снова придется за грань ступить. Лишь бы его девочке хорошо было.

Он шагнул к ней, бережно укрыл одеялом и поцеловал коротко, почти невесомо, в висок – не сдержался. И еще пару минут просто стоял над ней, любуясь ее мягкой улыбкой, расцветшей от его прикосновения.

Выдохнул и вышел на балкон. Закурил. Поздний звонок не стал для него неожиданностью, как и абонент. Он был уверен, что она позвонит. Раньше ждал. Но она всегда обладала железной выдержкой, которая лишь однажды ее подвела. Алекс помнил: растрепанные волосы, злой прищур, бита в руке и хруст искореженного металла. Это был единственный вечер, когда он видел Марину настоящей.

– Зачем ты это делаешь? – ровно спросила Марина, едва он принял вызов.

– Что «это»?

Покрутил в пальцах сигарету. Затянулся.

– Зачем ты женился на Айе? Зачем она тебе?

Выдохнул горький дым.

– Обожаю быть Робин Гудом, – усмехнулся.

– Ты?! – Марина засмеялась цинично, что даже у него, побывавшего в аду, горло перехватило. – Ты используешь наивную девочку…

Алекс предпочел промолчать. Были у него такие мысли, отрицать не стал.

– Ты даже не отрицаешь, – правильно оценила его молчание. – Значит, все-таки месть, – она не спрашивала, утверждала.

Месть? Любопытно – за что? И спросить подмывало, но не хотел Алекс ворошить прошлое. Но, видимо, только он один.

– Я одного понять не могу, – продолжала Марина. – Ладно я. Унизил, – она сглотнула. Видимо, непросто ей давались откровения. – Растоптал. Я понимаю. Но Айя причем? Она же светлая девочка. Сломать ее хочешь?

– Сломать? – искренне удивился Алекс. – Я?! По-моему, ты все перепутала. И мстить мне тебе не за что. Я всего лишь расставил все по своим местам.

– И место моей дочери рядом с тобой?

– Совершенно верно, – он даже улыбнулся, снова выпустив клубок дыма в ночную темноту. – И я уничтожу каждого, кто даже подумает иначе. Так что давай, Марина, натравливай на меня своих псов. Весело будет.

– Весело, говоришь? Ты даже не представляешь, насколько, – она уже веселилась, Алекс слышал по голосу. А ему было плевать. Он знал, что сильнее. И не потому что денег много или власти. Нет. В этом Марина, пожалуй, даже переплюнула его. У него было то, о чем она даже не мечтала. Надежный тыл

– Что ж, Туманов, поглядим, как тебе весело станет, когда ты останешься совершенно один.

И отключилась. Алекс посмотрел на телефон. И вся та муть, что он столько лет топил в себе, замазывал благородными поступками и такой же профессией, вылезла наружу, вцепилась мертвой хваткой, не позволяя нормально дышать.

Проклятье! Как же он всё это ненавидел. Всему этому нет конца и, похоже, никогда не будет. Он давно понял, что выживает не сильнейший, а тот, кто более хитёр и жесток. Только выгрызая зубами своё место под солнцем, уничтожая более сильных соперников и переступая через слабаков, можно вернуть украденное. Отвоевать право на жизнь. Только смысл этой бесконечной борьбы Алекс давно потерял. Он устал и отпустил прошлое. Но оно, похоже, не желало с ним расставаться.

Сцепив зубы, он сжал тонкую трубку, пока та не хрустнула. На ладони проступили капли крови. Он хотел болью заглушить то мерзкое, что поднималось со дна его души. То, что он не хотел больше тревожить.

Он уже всем всё доказал, всех обошел, всё вернул и добился, чего хотел. Может, пора на покой?

Вот только что это – покой?

Алекс понятия не имел. В ближайшее время покой ему точно не снится. А может взять и послушаться совета Сварога – укатить куда-нибудь в жаркие страны, понежиться на берегу океана вместе с Синеглазкой? Надоело все. Устал чертовски.

Алекс разжал кулак. Телефон высыпался из его ладони, если теперь это можно назвать телефоном. Усмехнулся. И, вытерев ладони о брюки, вернулся в спальню. Лег рядом с женой, сгреб ее с противоположного края кровати. Буквально на себя уложил вместе с одеялом. Зарылся лицом в ее дурманящие сладостью волосы и вырубился.

Тем же вечером на другом конце города.

Павла разбудил телефон. Он проснулся мгновенно. Ему снился кошмар, и выпутаться из его плена оказалось невероятно сложно. Всё было так живо, словно наяву. И страх, липким потом выступивший на лбу, тоже был настоящим. Неожиданный звонок стал его спасением от смерти во сне и кошмара наяву. Взъерошив волосы, он нащупал под подушкой мобильник и ответил.

– Доброй ночи, Паша, – прозвучавший в трубке жёсткий женский голос вызвал новую волну страха. – Это Марина Владимировна.

– Да, я узнал, – запинаясь, проблеял Павел. Эта женщина всегда была верной спутницей Дьявола, которым для него оставалась Алина. С Мариной Владимировной они бы стали идеальной парой. Павел вытер со лба пот.

– Есть разговор, Паша, – продолжала тем временем Марина.

– Что-то случилось с Айей? – Павел сел на край кровати, спустив босые ноги на стылый пол.

– Не больше обычного, Паша. Не больше обычного, – повторила задумчиво. И на долю секунды Павлу показалось, что Марина растеряна. Но в следующий миг наваждение рассеялось. – Ты хочешь вернуть Айю?

Вернуть? Павел задумался. Нашарил под кроватью тапочки и всунул в них замёрзшие ноги. Еще неделю назад он хотел вернуть Айю, понимая, что сделал самую большую ошибку в своей жизни. С трудом сдерживался, чтобы не позвонить ей. Покаяться хотел. Павел знал – она бы простила, если бы была одна. Но Айя быстро нашла ему замену.

– Вы же так прекрасно ладили. Знаете друг друга с детства. Дружите, – её голос потеплел. Или Павлу показалось?

– Дружили, – поправил он, встав с постели, – до первого поцелуя. Не думаю, что я хочу вернуть Айю.

– Даже если она беременна?

– Беременна? – переспросил Павел, застыв на пороге кухни. – Айя беременна? Как же…

– Ну тебе виднее, – ехидно заметила Марина. – Это ведь твой ребёнок, не так ли?

– Мой? С чего вы взяли? – он поскреб пальцем облупившийся кафель на стене. Он не мог быть отцом этого ребенка. Он вообще не мог быть ничьим отцом.

– По сроку. Ей рожать в декабре.

– В декабре… – эхом повторил Павел.

Не в силах стоять, он опустился на табурет. Грудь сдавило раскалёнными цепями, обожгло лёгкие. Сердце стучало и замирало, на короткий миг обрывая его жизнь, чтобы снова зайтись в привычном ритме. Айя обманывала его. Выходит, она давно спуталась с этим докторишкой. Настолько, что тот успел её обрюхатить. Теперь и Павлу стали ясны причины её выбора. Лживая дрянь! Пальцы до скрежета сдавили трубку мобильника. А он ещё себя считал виноватым, что обидел бедную невинную девочку. Невинную, ха! Строила из себя невинность, а сама трахалась с этим. Тварь! А он её святой считал, идиот! Правильно Алина смеялась над ним. Они все одинаковые. И Айя не стала исключением, скорее закономерностью. Яблочко от яблоньки… Кстати, о яблоньке…

Павел криво усмехнулся, доплетясь до кухонного стола и сев на угол столешницы.

– Марина Владимировна, – резко оборвал он пламенную речь женщины, распинающейся о большой любви к дочери. Павел не верил ей. Он давно убедился, что Айя для матери не больше, чем инструмент в покорении очередной вершины. – Извините, я устал и спать хочу.

И отключился, не дождавшись ответа собеседницы. По боку. Пусть хоть подавится собственной желчью, которой сейчас наверняка брызжет – как же, какой-то мальчишка не разделил ее планов! А Павлу было глубоко насрать на ее обиды. Он хотел другого. Сейчас как никогда остро ощущая горький привкус мести на языке. Он отомстит. Лишит ее уверенности и союзника. И тогда Айя узнает, каково это, когда остаешься один на один с целым миром, в котором нет никого, кому бы ты был нужен. А потом она сама приползет к нему. А он вновь заполучит Айю, чтобы дольше насладиться вкусом мести.

Павел, не колеблясь, набрал на телефоне одиннадцать цифр. Ответили сразу, словно ждали его звонка. А может, действительно ждали? Не зря же мать дала именно этот «одноразовый» номер на крайний случай. Вот он и настал.

– Доброй ночи, – уверенно произнёс Павел. – Я хочу сделать заказ…

19

Конец сентября.

– Ты никуда не полетишь, – Лекс обрывает меня на полуслове, с трудом сдерживая рвущуюся ярость. Глаза прищурены, скулы заострились еще больше, пальцы сжаты в кулаки. Да, знаю, из-за моего упрямства у него сдают нервы, но я не могу…не могу отпустить его одного. Слишком часто за последние недели я это делаю. И слишком сильно я устала от чужого города и чужой страны. За эти месяцы я так и не стала здесь своей. И я упорно не понимаю, почему Лекс не хочет, чтобы я возвращалась обратно.

Сегодня этот нерешенный вопрос настиг нас на кухне, когда муж кому-то по телефону пообещал, что прилетит через два дня и сам во всем разберется.

– Да в чем проблема, я не понимаю? – бедром опираюсь о столешницу, кладу руки на округлившийся живот. От нашего спора даже малыш притих. Нейтралитет держит, надо же. А еще пару дней назад, когда я только завела разговор о возвращении домой – во всем поддерживал отца, нещадно пиная меня всеми своими маленькими конечностями. А сегодня тишина вот.

– Вообще никакой проблемы, – разводит руками. – Просто ты остаешься.

– А ты – нет, – договариваю.

– А я – нет, – соглашается Лекс, немного расслабившись. Думает, переубедил? Дудки.

– Отлично. Тогда я полечу одна. А когда прилечу – на развод подам. Как тебе такой расклад, муж мой?

Лекс лицом потемнел и весь подобрался, словно я вот прямо сейчас убегать буду. Может быть и драпанула бы, да только тяжело на седьмом-то месяце.

– Это что еще за бредовые фантазии? – просевшим голосом.

– И ничего не бредовые, – и малыш толкается в раскрытую ладонь, не одобряет мои слова. Ничего. Никуда мы от нашего папочки не денемся. И он от нас. Если только…эта мысль возникает внезапно. Как вспышка. Яркая и настолько мучительная, что дышать становится тяжело. Но расставляющая все по своим местам: его частые отлучки, нежелание брать меня с собой и полное отсутствие секса…сколько уже? Две, три недели? Месяц? Два? Да я уже не помню, когда в последний раз он прикасался ко мне не как к жене или матери его будущего ребенка, а просто как к желанной женщине. Голова идет кругом и все расплывается перед глазами. А сердце, сбившееся с ритма, застревает где-то в глотке, мешая дышать, говорить. Я хватаюсь за горло в каком-то беспомощном порыве и тут же ощущаю сильные руки на талии, плечах, лице.

В черных глазах плещется страх, такой неконтролируемый и жуткий, что мороз по коже.

– Айя, что? Где болит? Что, девочка моя? – он заглядывает в мои глаза, ощупывает и застывает, положив ладонь на мой живот. – Айя? – с надеждой и болью всматривается в мое лицо. И когда наш сын отзывается на его прикосновение ощутимым пинком, а я мотаю головой, зная, что он поймет – все хорошо – Лекс выдыхает и упирается лбом в мой лоб. И взгляд держит, не отпускает. И я вижу, как истаивает страх, оставляя после себя легкую тревогу. Все еще переживает. И от этого щемит сердце, по-прежнему гулко бьющееся где-то в горле. И я по-прежнему ничего не могу сказать.

– Ну и что ты себе навыдумывала, Синеглазка? – спрашивает шепотом, лаская дыханием, поглаживая мой живот горячей ладонью. – Каких ужасов нафантазировала?

Но я лишь упрямо качаю головой. Не хочу говорить. Не хочу облекать в слова свои страхи. А вдруг правда? Страшно узнать эту самую правду. Понять вдруг, что оказалась права.

– Айя, – зовет Лекс, вкруговую наглаживая мой живот. И малышу нравится эта ласка, драться перестает. Он тоже ощущает силу своего папы.

– Ты меня стесняешься? – голос звучит жалко, как и вопрос.

– Что?

Берет мое лицо в ладони, смотрит долго, словно в глазах пытается ответ прочитать.

– Я…я не знаю… – выдыхаю, совершенно растерявшись под серьезным взглядом. – Тебя нет, понимаешь? Последние два месяца тебя просто нет. И я…я тут совсем одна.

– Айя…

Но я накрываю его губы ладонью. Лекс хмурится.

– Я все понимаю, правда. Но мне будет легче это пережить в родном городе. Там у меня хотя бы Леська есть.

– Что пережить, Айя?

Я закусываю губу, удерживаясь от необдуманного ответа. Как же сложно. А Лекс вдруг улыбается широко. И что же смешного я сказала?

– Айя, елки-палки. Нет, я знаю, что у беременных организм кардинально перестраивается и гормоны «играют», но что бы настолько – никогда не думал. Айя, девочка моя, – его губы целуют мои глаза, кончик носа. – Родная моя… Любимая…

Я перестаю дышать, застываю в его руках. Любимая? Как же хочется верить, просто верить. И наплевать на все домыслы и подозрения.

– Любимая? – срывается с губ тихое. И светящийся счастьем черный взгляд развеивает все сомнения. Всхлипываю.

– Ну что опять?

Большим пальцем стирает все-таки скатившуюся по щеке слезу.

– Почему ты не хочешь, чтобы я летела с тобой?

Лекс тяжело вздыхает, берет меня за руку, увлекает за собой, садится на стул и меня усаживает к себе на колени. Обнимает нашего сына, кладет голову мне на плечо. И я спиной ощущаю, как напряжена каждая мышца его сильного тела. Как натянут каждый нерв.

– Потому что на меня открыта охота.

– Охота…

Голос подводит, срывается на середине, стоит услышать последние слова. В одну секунду осознать весь ужас сказанной фразы. Охота…Жуткое слово, с привкусом металла на языке. И сердце в горле застревает. Губу закусываю, чтобы не сорваться. А внутри дрожит все. И дрожь такая, что справиться с ней не могу.

– Айя… – с напором зовет Лекс, обнимая, прижимая к себе, словно защищая, пряча. От кого? От чего? – Айя, успокойся, все хорошо, – медленно, но настойчиво уговаривает меня, словно ребенка.

– Хорошо? – не сдерживаюсь, все-таки всхлипываю. И судорожно пытаюсь дышать, но легкие, словно зажимом передавили – глоток воздуха не протолкнуть. Пытаюсь встать, но Лекс держит мертво, не выпускает. Плечи гладит, живот. И говорит что-то. Но я слов разобрать не могу – в ушах звенит. Только ладони его ощущаю, горячие, надежные. И вдруг понимаю, что не смогу. Без него не смогу. Сидеть здесь и ждать, верить, что он вернется живой и невредимый – не смогу. Умру здесь. Потому что не умею без него жить. Привыкла к нему, проросла. Или он в меня – не разобрать. И когда это случилось – не знаю. Просто вдруг понимаю, что во мне он, в каждой клеточке.

– Айя…

Лекс разворачивает меня лицом к себе. Смотрит сумрачно. А я уже знаю, что он сказать хочет.

– Я не останусь здесь без тебя, Алеша, – хриплю, рвано дыша. И успокоиться все не получается. И сын нервничает, бьется больно. Но это мелочи в сравнении с тем, что я сейчас могу потерять все.

– Айя…

Прикладываю палец к его губам, заставляя молчать. Самой говорить трудно, с силой из себя слова выталкиваю, с болью, как будто по тонким тканям наждачной бумагой провожу.

– Я…мы клятву давали…и ты говорил, что я твоя. Беречь обещал.

– Так я и берегу, – со злостью. – Я же ради тебя…ради вас. Чтобы вы в безопасности были.

– А ты? Ты там в безопасности? – тоже злюсь.

– Это неважно.

– Важно! – сиплю, на крик ни сил, ни голоса нет. Вцепляюсь в его рубашку, ткань сгребая в пригоршни. – Мне важно. Ты важен. Понимаешь?

– Айя, о себе не думаешь – о сыне подумай. Я же не выдержу, если с вами хоть что-то… – его голос тоже подводит. – Я же подохну без тебя.

И лицо мое обнимает, в глаза заглядывает. И в его черных столько муки, что смотреть больно. Но я не отворачиваюсь. Улыбаюсь дрожащими губами.

– Это я без тебя умру. Сердца не станет, понимаешь? И вранье все, что это всего лишь мышечный орган для перекачки крови. Мое сердце – это ты.

А он молчит, только смотрит долго и муторно как-то.

– Ты же врач, Лешка! – не выдерживаю, толкаю его в плечо. Он откидывается спиной на стенку, увлекая меня за собой, головой на себя укладывает. – Ты же понимаешь, что без сердца – нет человека. Пожалуйста, – не выдержав его молчания. – Пожалуйста, сердце мое. Давай все вместе. До конца. Вместе.

– Вместе, – эхом откликается муж. – В квартире сидеть будешь под охраной. Поняла? И только попробуй выйти или хоть на один мой звонок не ответить – сразу обратно улетишь, – рычит, сжав мои бедра до боли.

А у меня внутри словно туго сжатая пружина распрямилась. И дышать легко. Только сердце в груди лихорадит отголосками пережитого страха.

– Я буду паинькой, – льну к нему, ощущая неимоверное облегчение. Он – рядом. Самый нужный. Самый надежный мужчина. Мой муж.

А он распускает мои волосы, затянутые в высокий хвост, на кулак наматывает и к лицу подносит, вдыхает шумно.

– Сладкая… Как же я соскучился.

И от того, как он говорит это, низко, с перекатами, как будто мурлычет, по коже мурашки табунами несутся. И я выдыхаю тихий стон, наслаждаясь его дыханием на своей щеке. Прикосновением губ, мягким, почти невесомым. Но мне этого мало. Я хочу большего. Его хочу всего. Чувствовать его везде, слышать его стоны, ласкать его возбужденный член, упирающийся мне между ягодиц. И я не сдерживаюсь, ерзаю на нем, наслаждаясь его твердостью. Предвкушая.

– Ты нарочно, да? – стонет в самое ухо, подавшись бедрами ко мне.

И в отместку скользит губами вдоль пульсирующей жилки на шее, зубами прихватывая кожу и тут же слизывая собственные укусы. Тело моментально напрягается, отзываясь на ласку. Соски твердеют от возбуждения. Они ждут его прикосновений, таких мучительно нежных и желанных до одури. И Лекс не заставляет себя ждать. Одной рукой удерживая меня за волосы, другую опускает на мою грудь. Мягко поглаживает, слегка задевает твердую вершинку. Кожа тут же покрывается колкими мурашками. А Лекс дразнится, кружа по ареоле.

– Лешка, – выдыхаю со стоном, прося, умоляя его делать хоть что-то большее. Иначе не выдержу, с ума сойду.

Он замирает, шумно втянув носом воздух. И пальцы его подрагивают, щекоча и без того чувствительную кожу.

– Повтори, – просит так тихо, что я едва различаю его голос. Смотрю непонимающе, сведя на переносице брови. – Имя мое… Повтори…

Улыбка трогает губы, и сердце обретает крылья, вспархивает, словно птичка, которую выпустили из клетки. Обнимаю его за шею.

– Лешка…Алешка… – растягивая гласные, напеваю ему на ухо. Чувствую, как напрягаются его мышцы под одеждой, как дергается кадык, когда он сглатывает, и срывается дыхание.

– Черт, – выдыхает просевшим голосом. Обхватывает сосок большим и указательным пальцем, сдавливает и перекатывает, вырывая из меня гортанный стон. Низ живота тут же окатывает жаром. Прикусываю мочку его уха и слышу яростное шипение. Пытаюсь отодвинуться, но сильная ладонь прижимает мою голову крепче, сдавливая затылок. А другая по ребрам опускается на живот. Замирает, когда ему в ладонь толкается наш мальчуган. И я замираю и даже дышать перестаю.

– Спасибо, – произносит он нашему сыну. Одобрение получил? Тихий смешок слетает с губ.

– Договорились? – смех смешивается с лавой, плавящей мысли, тело.

Лешка отвечает настойчивыми пальцами, сжавшими клитор. И снова стон. И тело жаждет его внутри.

– Пожалуйста, – всхлипываю, изогнувшись его пальцам навстречу.

– Тише…тише… – шепчет, целуя, лаская дыханием и твердыми губами. Такими нежными, что ласка оборачивается мукой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю