355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лана Черная » Айя и Лекс (СИ) » Текст книги (страница 13)
Айя и Лекс (СИ)
  • Текст добавлен: 30 августа 2020, 21:00

Текст книги "Айя и Лекс (СИ)"


Автор книги: Лана Черная



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

25

Конец апреля.

Я стою у панорамного окна, наблюдая за рыскающими по серым лентам шоссе машинами. Пестрые, сливающиеся в радужный поток, они словно игрушечные. А мельтешащие внизу люди кажутся маленькими точками на огромном полотне города, утопающего в лучах закатного солнца. Просто шахматные фигурки на клетчатой доске чужой партии. Как и все мы, собравшиеся в просторном кабинете новенькой высотки. И каждый верит, что он-то уж точно самый главный здесь, самый умный, самый хитрый. Каждый, но не я.

Я точно знаю, что угодила в ловушку. Сама шагнула в схлопнувшийся капкан. И чем дальше, тем сильнее он сдавливает меня, ломает. И я не могу из него выбраться. Не сейчас.

Тяжелая ладонь ложится на плечо. Вздрагиваю, тут же подавляя в себе желание стряхнуть ее с себя. Делаю вдох и смотрю на мужчину, замершего ко мне вполоборота.

– Устала? – ловит он мой взгляд и по-своему истолковывает мелькнувшую на губах усмешку.

Качаю головой. Нет, я не устала. Я полна сил и энергии, потому что у меня есть стимул, чтобы карабкаться, царапаться, кусаться и выгрызать себя из убивающего меня капкана. Даже если моя цель – иллюзия, я ни за что не отступлюсь от нее. Но набив себе пару шишек, я поняла – мне нужна помощь. И эта встреча как нельзя кстати. Только здесь я смогу встретить того, кому под силу мне помочь. Того, кто уже однажды пытался вытащить меня из психушки. И ведь вытащил, только я вернулась обратно, потому что заключила сделку с Мариной. Он не стал меня останавливать, только вложил в мою ладонь два армейских жетона на витой цепочке, которые я не снимаю с того дня.

– Идем, уже почти все собрались, – говорит он и берет меня под руку. А внутри нарастает неконтролируемое чувство отвращения. Каждое его прикосновение вызывает только тошноту. И я с содроганием думаю о том, когда же мне придется лечь с ним в одну постель. А ведь придется рано или поздно. И эта мысль болезненно колет затылок и воняет предательством.

– Айя…

Его пальцы касаются моей щеки.

– Не надо… – слишком резко, но Павел не отнимает руки. Смотрит внимательно.

– Противно? – надо же, какой проницательный. Только признаться – дать ему лишний козырь. А этого я не могу себе позволить.

Я просто смотрю в его хмурое лицо, отмечая, как сильно он изменился за эти полгода: возмужал, стал спокойнее, а в голубых глазах, некогда сияющих и живых, застыло безмолвие. С тех пор, как я со злой мачехой заключила сделку, Павел стал приходить ко мне каждый день. И каждый раз приносил розу. По одной каждый день. Спустя месяц я возненавидела эти цветы и этого мужчину. А он упорно приходил и я ловила себя на мысли, что не могу отыскать в памяти хоть одну причину, по которой меня угораздило вляпаться с ним в отношения. Не могу вспомнить ничего, что меня порадовало бы или огорчило. Ничего. Как будто и не было многолетней дружбы, переросшей в романтические отношения. Не было навязчивого желания выйти за него замуж и построить с ним настоящую, крепкую и дружную семью. Только белый лист и ненависть за то, что он делал сейчас. Даже злую мачеху я не ненавидела так, как Павла, в начале марта ставшего моим мужем. У нас была грандиозная свадьба, я настояла. Белое платье, фата, букет невесты, дорогой ресторан и куча прессы. Уже на следующее утро новость о скоропалительной свадьбе вдовы Тумановой взорвала весь Интернет, а свадебные снимки разукрасили обложки модных глянцев. Марина рвала и метала, а я ждала. Чего – сама не знала. Но ждала. Дождалась ли?

В раздумьях я позволяю Павлу довести себя до длинного, выструганного из темного дерева, стола, и усадить на чертовски неудобный стул.

– Ну здравствуй, Айя, – тихий голос Леси отвлекает от самокопания. Фокусирую взгляд на старой подруге. На ней строгий костюм, акцентирующий внимание на официальности данной встречи, под пиджаком – бирюзовая блузка. Невольно усмехаюсь, оценивая свой, совсем не официальный наряд в виде шерстяного темно-зеленого платья с длинными рукавами и высоким воротом. Леся прожигает меня зеленым взглядом, ждет моих слов. А я отмечаю, что она похудела, черты ее красивого лица заострились, а в рыжие словно потускневшие от горя волосы вплетена черная лента. До сих пор носит траур по брату?

Почему-то эта лента кажется насмешкой лично мне, и острое желание выдрать ее из волос жжет пальцы. Но я сдерживаюсь, пряча сжатые в кулаки руки под стол. Только от напряженной Леськи не ускользает этот жест и в ее зеленых глазах вспыхивает злость, помешанная на боли. Адова смесь. Но сейчас мне все равно. Равно как и чувства всех здесь присутствующих. А кроме нас с Леськой за столом сидит профессор Корзин, Игнат Крушинин с очень похожей на него молодой брюнеткой и белобрысым подростком, скучающе уставившимся в окно за моей спиной. И, конечно же, моя злая мачеха, которая, как ни странно, была официально приглашена на встречу нотариусом. Еще одна шутка моего мужа? По-моему, это как раз в его духе: собрать всех в одном месте и самому явиться с того света.

– Это сестра Игната, Ольга, – шепчет на ухо Павел, – и ее сын Данил. Странно, что они здесь делают?

Я лишь пожимаю плечом, перевожу взгляд на внезапно распахнувшуюся дверь и забываю, как дышать.

Первым в кабинет входит Тимур. Я помню его: его цепкий взгляд, холодную, почти циничную усмешку и горячую ладонь, вкладывающую в мою странный талисман. Тимур, с которым меня так и не успел познакомить Лешка. Сама познакомилась. И его осуждение помню, желание что-то объяснить мне, как и перекинуть через плечо, связать и закинуть в машину. Я все помню. Как и то, что могла тогда сбежать вместе с ним. И я точно знаю – он бы защитил ото всех, даже от злой мачехи. Но я не могла, потому что у меня была цель. Цель, которая так и оказалась иллюзией, лопнувшей, как мыльный пузырь. Потому что следом за Тимуром входит еще один мужчина: высокий, наголо бритый с обезображенной шрамом половиной лица. Совершенно не тот мужчина, которого я ждала. Не тот. И разочарование скользит по венам полынной горечью. Мужчина же окидывает пронзительным синим взглядом всех присутствующих, на один удар сердца задерживается на мне. И за это короткое мгновение я точно переживаю клиническую смерть, как минимум, потому что в его равнодушном взгляде вспыхивает ярость, чистая, выкристаллизованная, и так же быстро исчезает, когда он отводит глаза. И что это значит? Выдыхаю, ощущая, как мои пальцы сжимает Павел. Он тоже смотрит на тех, кого мы все ждем уже сорок минут.

Незнакомец обходит стол, и я замечаю в его руках трость, а в походке – напряжение. А когда он садится напротив меня, я ловлю себя на мысли, что этот мужчина тоже проигнорировал дресс-код, потому что на нем – светлые джинсы и кожанка поверх темной водолазки.

– Ну что ж, – прокашливается обозначивший себя нотариус, мужчина средних лет с небольшими залысинами и твердым взглядом. Слишком твердым и уверенным, чтобы сейчас бояться сказать лишнее слово, а дрожь в его голосе хорошо различима. – Раз уж все собрались, приступим.

Нотариус оглашает завещание. Сегодня ровно полгода со дня гибели Алексея Туманова. Сегодня день «икс», когда моя злая мачеха станет богаче на пару десятков миллионов. Если, конечно же, мой муж успел включить мое имя в свое завещание, в чем я очень сильно сомневаюсь, потому что он не собирался умирать. Это я знаю точно. Но нотариус легко разубеждает меня, назвав мое имя.

Я вздрагиваю и перевожу взгляд на смолкшего нотариуса. Я удивлена и растеряна. Когда…когда он успел? Когда…и только спустя несколько долгих и мучительных мгновений вдруг соображаю, что в завещании прописано не имя Айи Тумановой, коей я стала после замужества. Нотариус называет меня по фамилии отца – Корсак. И боль совершает немыслимый кульбит внутри меня, выплясывает по внутренним органам, заставляя морщиться.

– Что-то не так, Айя Дмитриевна? – живо интересуется нотариус, готовый сию секунду спасать меня.

– Скажите… – голос подводит, и я откашливаюсь, но колючка так и сидит в глотке, дерет. – Скажите, когда было составлено это завещание?

– Простите, но я не…

– Скажите, – перебиваю излишне резко.

– Айя, в чем дело? – злая мачеха. Ну куда же без нее. Но я отмахиваюсь от ее раздражения. Вот плевать, честное слово.

– Виталий Денисович, – низкий голос незнакомца – незнакомца? – усмиряет расплясавшуюся боль. Я нервно сглатываю, со всей силы сжав кулаки под столом. Этого не может быть. Или может?

Нотариус кивает, соглашаясь с невысказанным приказом – а это точно был именно приказ! – мужчины напротив.

– Данное завещание было составлено девятнадцатого июня шесть лет назад.

– Не может быть, – качаю головой. – Этого просто не может быть!

В тот день…девятнадцатого июня шесть лет назад погиб мой отец. В тот день я осталась один на один со злой мачехой. В тот день я знать не знала никакого Алекса Туманова. И уж точно не могла никак попасть в его завещание! Но попала же. Как? И…зачем?

– Откупился, значит, – в голосе мачехи просто звенит цинизм.

Откупился? От чего? Я ведь могла никогда не узнать об этом завещании. Или же Лешка собирался умирать еще тогда? Почему? Разве он не был одним из них? Разве не он виноват в смерти папы?

– Я ничего не понимаю, – выходит жалко, а взгляд цепляется за напряженное лицо незнакомца. Голубые глаза прищурены, губы сжаты и стиснуты зубы так крепко, что, кажется, будто я слышу их скрежет друг о друга.

– Димка был нашим другом, – вмешивается Тимур, – и перед смертью…

– Виталий Денисович, – тихо перебивает Крутова незнакомец, – продолжайте.

– Да-да, конечно, – он шуршит листами и дочитывает фразу до конца, – значит, все свое движимое и недвижимое имущество, в том числе все имеющиеся банковские счета, завещаю в равных долях Айе Дмитриевне Корсак и Леониду Викторовичу Костромину…

– Что-о-о?! – мачеха вскакивает как ужаленная. Стул с грохотом падает на пол. Среди присутствующих прокатывается изумление. А я сжимаю в кулак армейские жетоны, что вдруг обжигают кожу. И сердце застревает где-то в горле, разрывая бешеной пульсацией сонную артерию.

– Это еще кто такой? – хмурится Павел.

– Тимур, что происходит? – это уже Леся.

А я неотрывно смотрю на мужчину напротив. На самого близкого, самого родного мужчину, который когда-то поклялся защищать меня от всего мира. Который не сдержал свое слово. Или сдержал?

– Вы что несете? – голос мачехи бьет по нервам, натягивает их до предела. – Леонид Костромин умер…

– Нет, Марина, – перебивает ее мой визави, с явной неохотой отрывая от меня свой пронзительный взгляд, – я жив-здоров, как видишь.

Если бы ее ударили на глазах у всех, оскорбили, унизили, вылив на голову ведро с помоями, даже тогда она бы не выглядела настолько жалкой, как в эту минуту, обратив свое внимание на обретшего имя незнакомца.

И все смолкает в одночасье. Не слышно ничьего дыхания. Кажется, даже часы над стеклянными дверями и те остановились. Тишина. Давящая на плечи…душу. Выворачивающая, сводящая с ума. Звенящая. Да, теперь я понимаю, как это. Кажется, словно между этими двоими натянулись до предела невидимые нити. Они держат их крепко-крепко. Намертво связывают этого мужчину и эту женщину. И с каждым ударом сердца, с каждой утекающей секундой от их звона что-то рвется внутри меня, хлестко, рассекая меня надвое противной дрожью и острой болью. И я вдруг ясно осознаю, что кем бы ни был этот мужчина в прошлом для меня, кем бы он ни был сейчас, он – не мой.

И я делаю то, что давно стоило – ухожу, раз и навсегда оставляя за спиной иллюзорные мечты.

26

Конец апреля.

Алекс видел всех, кто слетелся делить его имущество. Сестра, лучшие друзья и даже Марина, которая мечтала пустить его по миру. Вспомнить только всех тех шавок, что она натравила на него. Все те проверки, что вымотали Алекса похлеще собственной смерти.

Закатное солнце раскрашивало город алыми мазками. А на парковке остановилась вишнёвая Audi Серёги Корзина. Ему тоже Алекс отправил приглашение на сегодняшнее рандеву, но Серёга упорно не хотел туда идти. Сидел в машине и так же, как он сам, наблюдал за прибывшими гостями. Почему? Совесть замучила? Или просто хотел подождать, пока прибудут все? Выждать того, кто собрал здесь всех? Не выйдет – Алекс не намеревался идти туда, пока в кабинете на девятом этаже новой высотки не соберутся все, кого он пригласил. Хотя видеть их лица, изображающие скорбь об ушедшем друге или муже не хотелось. Всё это лишь фальшь. Обман, игра на публику. Никто не скорбит о Туманове: ни о настоящем, чьи останки Алекс перезахоронил спустя почти двадцать лет; ни о том, чья фотография висит на мраморном памятнике. Пожалуй, только Леська действительно горюет. До сих пор. Она и приехала в числе первых. И наверняка по той же самой причине, что и он сам. Она и на кладбище слишком часто приезжала.

И как только Корзин допускает, чтобы Леська себя так гробила. Вон, как изменилась. Ожесточилась, даже из её походки пропала прежняя воздушность. Причёску сменила, волосы перекрасила. Заменила гардероб классикой преимущественно чёрно-серых тонов. Не ездит на своём легкомысленном алом Jaguar, она вообще больше не водит. Не смеётся, а из её зелёных глаз исчез счастливый блеск. Да и с Серёгой приехали порознь. Леська вообще в последнее время избегала Корзина: сутками пропадала на работе, а домой приезжала, когда уходил Серёга. Что-то не ладилось у его сестрёнки в личной жизни.

Он вчера тоже на кладбище ездил. Как-то так вышло, что там легче думалось. Только вчера едва с Барцевым не столкнулся. Приезжал с супругой. Алекс стоял невдалеке, наблюдая за родителями своего погибшего друга. Одного из их великолепной семерки. За прошедшее время они постарели неимоверно. Пал Палыч сильно похудел, осунулся, ходит с тростью, хотя прежде не жаловался на здоровье. А Юлия… До случившегося у неё были шикарные каштановые волосы до пояса. А теперь абсолютно седая голова, заострённые черты лица, нервозность в движениях. Сердце сжалось в комок.

Алекс прислонился лбом к шершавому стволу сосны. Родители не переживают смерти своих детей. Они уже дважды теряли сына. Сперва родного – Алекс не успел спасти Костика. Тот умер от передозировки наркотиков. Потом крестника и сына лучшего друга – Лёню Костромина.

Слишком часто Алекс волей-неволей наказывал родных людей, заменивших ему родителей, поэтому до последнего старался стать Барцевым сыном. И вот он снова ударил по больному – отнял у них Туманова. Пусть не настоящего, но другого Барцевы не знали. И даже когда-то подаренная им надежда в лице маленькой несчастной девочки не приносила Алексу облегчения. Особенно теперь, когда он знал об этой девочке так много.

Алекс задумчиво почесал бровь. Они дружили всемером…

Рассудительный и самый старший Игнат Крушинин – сирота, выращенный бабушкой-актрисой и дедом-генералом. Задиристый хулиган Кастет – Костик Барцев, вечно вляпывающийся в сомнительные истории; одна такая история его и погубила. Поляк – идеалист Димка Корсак, отец Айи; журналист по призванию. Сварог, он же Тимур Крутов, ребёнком чудом уцелевший в пожаре, но потерявший семью. Интеллигент Серёга Корзин; трусливый маленький мальчик, который и по сей день до конца не справился со своими страхами, хоть и стал успешным врачом. Лихач и экстремал Лёха Туманов – Шумахер. И Алекс, сын хирурга и судьи. Впрочем, в ту пору его называли Лёней. Он ненавидел собственное имя в ту пору, считал каким-то сопливым и не достойным настоящего мужчины. Поэтому охотнее откликался на Эльфа – прозвище, которым наделили его друзья. А когда ему пришлось окончательно стать Тумановым, старательно избегая напоминаний об имени, которое значилось в паспорте. Он никогда так и не стал Алексеем, раз и навсегда оставшись Алексом. Теперь снова Костроминым.

Дружба у них была странная – так и не связала всех воедино. Алекс особо не дружил с Шумахером, который хоть и был частью «великолепной семёрки» (так их называли окружающие), но так в неё и не вписался. Как и Корзин.

Серёга… Не думал Алекс, что после шестнадцати лет дружбы тот подставит его. Не верил, что Серёга, тот самый Серёга, с которым Алекс прошёл огонь и воду, так легко всё перечеркнёт. Зачем? Почему просто не пришёл и не поговорил? Неужели его обида оказалась сильнее? Или в его поступке крылись иные, неизвестные Алексу причины и мотивы?..

Шуршание шин отвлекло Алекса от размышлений. Он длинно выдохнул. Не любил вспоминать прошлое, но оно приходило само. Долгое время кошмарами и адскими болями в спине. Теперь вот какими-то урывками, кадрами немого кино.

На стоянке остановился серебристый Mercedes, из которого появился Игнат с сестрой Ольгой и племянником Даниилом. Парень невероятно походил на своего биологического отца в молодости: те же тонкие черты лица, что и у Шумахера, та же осанка, те же жесты. Да и характер унаследовал отцовский: взрывной, бесшабашный. Таким Алекс видел Шумахера перед уходом на войну, таким и постарался запомнить. Хотя в их последнюю встречу тот сильно изменился: посуровел, стал замкнутым, неулыбчивым. В желании обеспечить семью предал собственные идеалы и превратился из талантливого автомеханика и прирождённого гонщика в первоклассного снайпера. В наёмника, живущего от заказа до заказа.

Но Алекс сделал всё, чтобы никто не узнал, кем Шумахер стал на той грёбаной войне. На это ушло пятнадцать сложных, жестоких, страшных лет. И у него вышло. И вот пришло время отпустить Алексея Туманова, освободить его смутную душу. Отдать последнюю дань в благодарность за собственную жизнь.

Его сына Алекс вырастил, как своего, и Даня любил его, как родного. Впрочем, другого отца мальчишка не знал.

Алекс задрал голову к темно-синему небу, потер саднящую щеку. Уже приехали все, кого Алекс пригласил. Почти все. Отсутствовал лишь один человек.

Алекс мрачно улыбнулся. Из-за неё Алекс и устроил весь этот фарс с никому не нужным завещанием. Был уверен, что она не сможет проигнорировать его приглашение.

– И ты думаешь, она сбежит от молодого мужа ради вести с того света? – издевался Сварог, хотя сам же и надоумил Алекса на эту затею собрать всех в одном месте и воскреснуть, оценивая реакцию каждого.

– Уверен.

– Тогда ты кретин, Эльф, – смеялся Сварог, по привычке называя Алекса детским прозвищем. Как и тогда, когда неожиданно заявил Алексу год назад, что его «заказали». Год прошел, а такое ощущение, будто целая жизнь пролетела. Вся его чужая жизнь.

Сварог единственный, кто никогда не воспринимал друга Тумановым. Единственный, кто с самого первого дня убеждал Алекса, что Серёга Корзин непременно подставит, если узнает правду. Артём с Серёгой особо не дружили, частенько дрались по молодости. А потом неделями прохлаждались на больничных койках с очередным сотрясением или новым переломом. Ещё со школы, когда Сварог с Алексом повышали свой авторитет за счёт слабой малышни. Такой как Корзин. Поэтому Алекс относился к словам друга скептически. А зря; вышло именно так.

Леська сдуру рассказала своему ненаглядному, кем ей приходится Алекс на самом деле. Поведала и о его трудном детстве. Нет, она сохранила в тайне его истинное имя, но Серёга ведь не дурак. Нашёл-таки несоответствие в Леськиных откровениях с подлинной биографией Туманова, хотя их судьбы до определённого момента писались, как под копирку.

Шумахер, как и Алекс, в детстве пережил развод родителей и делёжку между отцом и матерью. Его так же воспитывал отец, который погиб в автокатастрофе. Только у Алекса отец погиб при аварии на шоссе, а у Шумахера – разбился в гонке. И жизнь с отчимом тоже была. Только в отличие от Алекса, которому отчим заменил родного отца, отчим Шумахера жестоко избивал пасынка. А он дурак никому не признавался, даже матери. Терпел, наивно полагая, что поступает как настоящий мужчина. А матери врал, что подрался в очередной раз. С четырнадцати лет он сам зарабатывал себе на жизнь и помогал сводной сестре больной ДЦП. Алекс же после смерти родителей и ставших регулярными запоев отчима заботился о Леське. Шумахер с утра до ночи вкалывал в автомастерской, мог собрать любой двигатель и мечтал стать гонщиком, как отец. Не судилось. Шумахер умер буквально на руках у Алекса. Нет, не так. Он умер у Алекса на плечах. Изуродованный ожогами и шрамами. Умер, так и не выполнив заказ. Пожертвовал жизнью ради того, кто никогда не был ему лучшим другом. А Алекс не только не сумел спасти его, но и украл его имя. И теперь Серёга мстил Алексу, что тогда в тех проклятых горах погиб его близкий человек…

– О чём задумался? – Алекс резко обернулся на голос. За спиной стоял коренастый мужик в чёрном макинтоше и фетровой шляпе. Сварог. Тот всегда умел передвигаться неслышно. Хищник, крадущийся к ничего не ведающей жертве. Отголоски армейского прошлого.

Алекс в ответ неопределённо пожал плечами, краем глаза наблюдая, как Корзин выбрался из машины и скрылся в стеклянном нутре высотки. Пусть идет. Алекс поднимется чуть позже, когда сможет нормально дышать. Расстегнул куртку, подцепил пальцем золотую цепочку, и на ладонь упало тонкое обручальное кольцо Айи. Вместо армейских жетонов, которые Тимур так и не вернул, сказав, что те оплавились, превратившись в кусок никому ненужного металла. Свою же “обручалку” Алекс отправил Айе вместе с приглашением нотариуса. А она просто променяла его на другого. Легко и беззаботно вышла замуж за того, чьей женой могла стать еще год назад, если бы не вмешался Алекс. Тоска мучительной болью сдавила грудь, осушила лёгкие, разорвала сердце. В один миг. Единой мыслью: «Она не пришла».

– Я так и думал, – кивнул Тимур, поравнявшись с Алексом. – Ты почему трубку не берёшь?

– Ты был прав, – севшим голосом произнёс Алекс.

– Нет, Эльф, я ошибся. В ней.

Алекс пристально всмотрелся в непроницаемое лицо друга. Дыхание перехватило от странного веселья в черных, как уголь, глазах Сварога.

– Что?.. – только и смог выдавить Алекс, ощущая, как грудь сдавило неясной тревогой.

– Похоже, Айя вышла замуж, чтобы найти сына.

– Сына… – эхом отозвался Алекс. – С чего ты так решил?

– Потому что Марина выпустила ее из психушки только когда Айя вышла замуж за Павла. А на следующий день она ездила в роддом и встречалась с врачом.

Алекс ощутил, как сердце рвется в груди, бьется сильно и уверенно. Как странное чувство гордости растекается по венам. Его девочка не сдалась, она бьется до последнего. И верит отчаянно в то, что кажется совершенно невероятным. И улыбка невольно растягивает губы.

– А еще она ищет могилу, – Алексу показалось, или голос Сварога охрип?

– А ее нет.

Сварог кивнул. Это Алекс тоже знал. Как и то, что Айя подписала разрешение на кремацию их мертворожденного сына. Сварог с Игнатом и это нарыли. И даже графологическую экспертизу провели – подпись действительно была поставлена Айей в сильном душевном волнении. Но это и неудивительно, учитывая, что она пережила. Алекса волновало другое: как она оказалась в роддоме без ведома Сварога и его ребят? Почему сбежала? И зачем, в конце концов, вернулась к матери? Слишком много вопросов и всего один шанс получить ответы.

– Судя по всему, она не верит, что мальчика кремировали.

Не верит. Но почему? Чувствует? Или что-то знает?

Алекс осторожно встал с мотоцикла, растер сведенное судорогой бедро, достал трость, оперся на нее всем весом. Когда же он избавится от нее? Надоело уже ощущать себя инвалидом, черт бы побрал это все. И того, кто пытался его убить. И убил ведь, сволочь.

– Тим, нужно выяснить, кто рожал вместе с Айей. В тот же день или с разницей максимум в неделю.

– Игнат уже выясняет, Лёнь, – тут же отозвался Тимур. – И Алину ищем.

С Барцевой было сложнее. Она как в воду канула. Последний раз ее видел Макс, когда она принесла Айе те чертовы документы. Компромат Димки Корсака, из-за которого его убили шесть лет назад. Алекс сжал набалдашник трости до боли в пальцах. Алекс до сих пор не знал, поверила ли Айя тогда. Но одно он помнил отчетливо: ее полный отчаяния крик, когда он почти сгорел заживо. Когда ненавидят так не переживают. Наверное. Алекс снова оглянулся на подъездную дорожку. Нет ее. Не помогло кольцо.

– Не выглядывай ты ее, – хмыкнул Сварог, заметив нервозность друга. – Она давно уже внутри.

Алекс обернулся слишком резко. Боль прошила ногу, лишив опоры. Он покачнулся, тщетно удерживаясь за царапающую асфальт трость.

– Твою мать, Эльф, – прорычал Сварог, схватив друга под руку, принимая на себя всю тяжесть тела Алекса. Тот ругался сквозь зубы, а Сварог уже посмеивался.

– То есть она приехала? – недоверчиво покосился на Тимура, когда сумел ровно стоять.

– Самая первая, – подтвердил Сварог. – Ты ее пропустил.

Пропустил. Значит, все-таки приехала. Это хорошо. Просто офигительно как хорошо! Теперь он ее не отпустит. Черта с два! Отсюда Алекс уедет только с ней. И полный решимости двинул к стеклянным дверям высотки.

– Эльф, погоди, – остановил Сварог уже у самых дверей.

Алекс посмотрел на мрачного друга.

– Что еще? – нахмурился, ощущая, как опасность колет затылок. Поганое чувство, будто на тебя смотрят сквозь прицел. Ругнулся тихо.

– Я нашел исполнителя.

Алекс замер, не веря услышанному. Полгода. Долгих и невыносимых полгода Сварог искал его убийцу. Пока Алекс восстанавливался после ожогов, спаливших его до самых костей, и заново учился ходить, Сварог искал. И вот…Сказать, что новость его огорошила – ничего не сказать. Удар под дых, не меньше. И Алекс смотрел в напряженное лицо друга и просто старался дышать. Потому что если Тимур нашел исполнителя, значит и заказчика уже знает.

– И заказчика? – все-таки спросил Алекс. Друг кивнул. – И ты его не тронул, да, Тимур? Не тронул, потому что мы договаривались: этот ублюдок – мой.

Снова кивок.

– Ну? Кто он, Сварог? Не тяни, твою мать! – рявкнул, надвинувшись на Тимура.

Тот снял шляпу и швырнул за спину. Взъерошил и без того короткие волосы. И криво усмехнулся, выдохнув:

– Павел, муж твоей Айи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю