Текст книги "Айя и Лекс (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
16
Конец апреля.
Он ждал этого вопроса. Еще после стычки со Стасом. Не сегодня, так позже. Ждал и все-таки оказался не готов отвечать. Солгать? Так почует же. И это будет полный провал. Соврет и потеряет Айю навсегда. Но парадокс был в том, что скажи он правду – все равно ее потеряет. Ту живую и искреннюю, что ласкала его взглядом. Что с тревогой всматривалась в его лицо и жалась к нему, как к единственному спасению. Она доверяла ему. Поэтому он и ответил, сжимая до боли руль:
– Да.
И почувствовал, как она вздрогнула всем телом, словно ее ударили. Со всего размаху врезали под дых. Алекс даже ощутил, как сбилось ее дыхание, и сорвался с поводка пульс, барабаня мелкой дробью под тонкой кожей. И боль ее он почувствовал, как свою. Стиснул зубы, выпрямил спину, стараясь не думать о том адском огне, что пересчитывал его позвонки. Медленно отпустил педаль газа, потому что страх скручивал внутренности, переключил «передачу», усмиряя норов «Ниссана», и с удивлением отметил, что ладошка Айи по-прежнему лежит на его кулаке. Выдохнул сквозь зубы.
До дома Крушининых еще несколько километров. Они успеют выяснить все по дороге, или же переступят через это, погребая прошлое раз и навсегда.
Но Айя выбрала иной вариант.
– У тебя невыносимый характер, – заговорила она тихо, четко и лаконично перечисляя факты, разве что пальцы не загибала. – В твоей команде работают исключительно профессионалы. Асы! Лучшие из лучших! Других ты не терпишь, потому что сам такой. Тебя называют первым после Бога. Пациенты едва не молятся на тебя, выстраиваясь в очереди, чтобы попасть к тебе на прием.
Алекс улыбнулся, восхищаясь осведомленностью Синеглазки. И когда только успела, если еще вчера поверить не могла, что Туманов и он – одно лицо?
– Ты оперируешь с тяжелой травмой и это… – она осеклась. Алекс бегло глянул на жену: уставилась в окно, нахмурилась, губу закусила, словно каждое слово приносило мучительную боль. Ему так точно, взрезая каждую мышцу. – К студентам относишься скептически, – продолжала свой доклад Айя, прикрыв глаза. – Поэтому отказался, когда тебе предложили читать лекции в нашем университете.
– Не поэтому, – возразил он, а Айя снова прикусила губу. – Я просто не мог быть рядом с тобой.
Айя кивнула, принимая его признание. Вздохнула.
– Ты богат, что никак не вяжется с твоей профессией. Откуда – никто не знает.
– Могу рассказать, – снова не удержался. Айя лишь отрицательно качнула головой. Не хотела знать или уже была в курсе? Не важно. Вот только жидкий огонь, плавящий его кости, затопил ядовитой жижей каждую клеточку спинного мозга.
– О тебе мало пишут в газетах, в основном о научной деятельности. Или об очередной пассии. Но все это… – она потеребила сережку в ухе, – все это лишь игра. Тщательно спланированная на публику, потому что ты всегда все держишь под контролем. Собственное прошлое, чувства, бизнес, женщин. У тебя даже машины с механикой вместо автоматики. Полный контроль. Я не удивлюсь, если ты фотографии и вопросы для каждой статьи лично подбираешь.
– Я, конечно, параноик, Синеглазка, но не до такой степени, – ухмыльнулся, осторожно подвигав плечами. Боль перекатывалась под мышцами раскаленными шариками. А так все радужно начиналось. И поездка к Игнату уже не казалась столь уж правильной. – И мне льстят твои познания моей души, – не сдержался от сарказма. – Но…
– Не мои, – возразила она, наконец, перестав его игнорировать. И резанула по нему заточенным, словно лезвие, взглядом.
– Не понял, – принимая ее злость, впитывая в себя, как сумасшедший катализатор собственной, сплетающейся из боли и бессилия.
– Познания твоей души, – вернула ему его же слова с его же сарказмом. – Они не мои. Я ничегошеньки о тебе не знаю. А она слишком много, – не называя имени, но и так понятно, кто Синеглазке основательно мозги промыл. Когда только успела? – Посторонний человек не может знать, что ты пьешь черный и очень сладкий кофе, но только утром или после тренировки. Или что ты обожаешь мотоциклы, ведь ты нигде никогда не появлялся на байке. А еще посторонний человек не может знать, что ты поешь «Металлику» в душе и…А она знает. Вывод очевиден, не правда ли?
– Тебя это беспокоит?
Не нравилось Алексу ворошить прошлое, но раз уж без этого никак, то откровение за откровение.
– А тебя разве нет? – разозлилась Айя. – У тебя был роман с моей матерью. А теперь ты женат на мне. Считаешь, нет поводов для беспокойства?
– Абсолютно, – и даже улыбнуться попытался, но вышло криво. – Ключевое слово «был», Сине… – закончить не сумел, боль вырвала кусок сознания. На автомате свернул на обочину, затормозил и едва не завалился на бок, потому что простреливало так, будто обойму выпустили в спину.
– Лекс, – позвала Айя настороженно и тихо выругалась, когда он не отозвался. Краем сознания уловил, как хлопнула дверца, а через минуту его окатило прохладным воздухом, сдувая обморочную муть. – Вылезай, – робкий голос вдруг обрел стальные нотки.
– Я бы с удовольствием, маленькая, – прохрипел он, удерживая себя на грани реальности.
– Я помогу, – и нырнула к нему в салон, перехватывая за корпус, бережно разворачивая лицом к себе. Переставила его ноги ступнями на асфальт. Сильная девочка. Его. А Айя тем временем осторожно потянула его на себя, заставляя опереться на нее.
– Я тяжелый, – выдохнул, удивляясь силе и выдержке своей жены.
– А я сильная, – легко парировала Айя, потянув на Алекса на себя, вынуждая опереться на ноги. Боль прошила позвоночник, парализуя мышцы. Алекс стиснул зубы, сдерживая стон. Нельзя. Никак нельзя быть слабым рядом с собственной женщиной. Только не с той, кого обязан защищать. – Боже, Лекс, – простонала Айя, толкая его к машине, заставляя упереться ладонями в крышу, – ты же травматолог. Лучший из тех, кого я знаю. Как ты мог сделать это с собой? – ее голос звенел злостью, а тонкие пальчики порхали по напряженным мышцам, расслабляя. Нажимали, постукивали, находили уязвимые точки, взрывая адские мины, рвущие нервы. Он почти терял сознание, но Айя удерживала. Ее пальцы не позволяли вырубиться, творя нечто невероятное, приручая его боль. Она что-то нашептывала, тихо ругалась, а Алекс чувствовал, как судороги отпускают из своей мертвой хватки, как выравнивается дыхание и сердце с новой силой разгоняет по сосудам кровь, словно в него щедро залили топлива.
– Рехнуться можно, – присвистнул Алекс, ощущая лишь слабые отголоски приступа. – Синеглазка, ты…
Осекся и перепугался так, что сердце едва не стало. Она сидела на дороге, вытянув ноги и затылком упершись в желтый бок машинки. Глаза закрыты, а на губах дрожала улыбка.
– Айя, – Алекс присел рядом, аккуратными и выверенными движениями ощупывая ее всю, сбитый с толку ее состоянием. Усталость? Боль? – Что? – на большее не нашлось сил. В горле враз стало сухо, словно в пустыне – ни звука не произнести. Он обхватил ладонями ее лицо, поцеловал скулу, кончик носа, глаза, губы. И она ответила, тихо рассмеявшись. А когда распахнула свои большие синие глаза – в них плескалось такое неподдельное счастье, словно она только что сотворила чудо. Впрочем, Алекс знал, что именно это она и проделала с ним. Она стала его чудом.
– Тебе нельзя сидеть на холодном, – все-таки произнес он, и попытался было подхватить ее на руки, но не тут-то было.
– Только попробуй, – зло прошипела Айя. – И к твоей переломанной спине добавится пара гипсов на руках, – и сама встала, и даже предложенную руку проигнорировала. – Не смей, – отчитывала, как нашкодившего мальца. – Даже попыток не делай взять меня на руки. Не сахарная, не рассыплюсь. А ты, – ткнула пальцем ему в грудь, – как ты мог не рассказать мне, что с тобой происходит? Мы же решили – никаких секретов. А ты соврал мне. И чуть не угробил себя!
– Когда это? – искренне удивился Алекс, пораженный ее внезапной…тревогой? Заботой о нем? И губы сами расползались в дольной улыбке.
– Только что! И нечего зубы скалить – ничего смешного я не сказала, – насупилась.
– Ох, Синеглазка, – притянул ее к себе, вдыхая сладкий аромат весны. Наслаждаясь ее теплом и тем, как она трется щекой о его плечо и замирает, удобно устроившись в его руках.
– И машину поведу я, – добавила, обиженно сопя.
– А ты умеешь?
Айя кивнула, весело фыркнув. И тут Алекс понял, что даже его досье оказалось ничтожным, потому что его жена не переставала его удивлять.
– Научилась, – говорила Айя, когда они вернулись в машину и тронулись в путь, – когда у…Марины случился приступ женского счастья, и она ненадолго выпустила меня из-под своего контроля.
Она вела мягко, но уверенно и шикарно смотрелась за рулем. Алекс сидел рядом, расслабленно наблюдая за ее изящными пальцами на кожаной оплетке, за ее губами, то улыбающимися, то сжимающимися в тонкую полоску, за ее грудью, вздымающуюся от тяжелого дыхания. Он просто смотрел и слушал.
– Я тогда сбежать хотела, – покачала головой, словно удивлялась собственной наивности. – Мечтала путешествовать, как отец. Водить машину было главным пунктом. Так что спасибо тебе.
Алекс вопросительно выгнул бровь, что не укрылось от Синеглазки.
– Полагаю, в то время моя… – и снова запнулась, подыскивая правильное слово. Твою мать! Открутить бы голову Марине за то, что сотворила с этим чудо-цветком, просто сверкающим сейчас неуемной радостью. Какая же она еще девчонка. Сильная, с изломанным к чертям детством, но такая маленькая и хрупкая. Так и хотелось закрыть ее от всего мира. Защитить. Чтобы она больше никогда и мысли не допускала, что никому не нужна по-настоящему. Ему нужна. Вся.
– Айя, – перебил он, совершенно не вслушиваясь в ее домыслы о его бурном романе с Мариной. Было и было. Это его прошлое. И ничего не изменить в нем, даже если бы очень хотелось. Но оглядываться на него – последнее дело. Как и позволять прошлому рушить такое хрупкое сейчас. – Я хочу, чтобы ты запомнила мои слова. Меня волнуешь только ты. И никакая другая женщина мне не интересна. Но если ты хочешь, я…
– Нет! – испуганно вскрикнула Айя, словно он сбросил ее с высоты, оставляя один на один с паническим страхом.
– Вот и хорошо, – кивнул, всматриваясь в изменившийся пейзаж за окном. – На развилке налево.
Айя лишь кивнула. И спустя десять минут она уже парковалась у двухэтажного коттеджа Игната.
– У них красивый дом, – заговорила Айя, когда они миновали охрану и оказались на выложенной брусчаткой подъездной дороге.
– Шикарный, – согласился Алекс, бросив взгляд на светящийся панорамными окнами деревянный дом, причудливо изломанный, словно его слепили из разных кусков глины и забыли отшлифовать. – Один чокнутый архитектор проектировал.
– Почему чокнутый? – Айя пальчиками погладила его запястье.
– Потому что гений, – и потому что позволил запереть себя в психушке, отказавшись от его, Алекса, помощи. И это злило вот уже много лет. Но пугать Синеглазку еще одним кошмаром он не стал.
– Хочу с ним познакомиться, – вдруг выдохнула она, резко остановившись и буквально съедая взглядом дом без единой правильной формы: острый, ломаный, агрессивный. Только теплый свет, льющийся из огромных окон, дарил иллюзию уюта.
– Не в этой жизни, Синеглазка, – покачал он головой, увлекая ее за собой в сторону мужских голосов.
Она лишь кивнула в ответ, больше не заговаривая о доме и его творце.
– О, Туманов! – остановил их веселый бас двухметрового детинушки у беседки с мангалом.
– Рома, Шурик, здорова, – пожал руки обоим операм из команды Игната. Всегда вместе: обогащенный богатырской силушкой Рома и мозговитый «ботан» Шурик. Нелепая, но очень эффективная в деле парочка.
– Наконец-то, а то без тебя мясо сгорело, – оживился второй, но, зависнув на идущей с Алексом под руку Айе, распетушился.
И Рома в сторонке отсиживаться не стал, поддержал друга.
– Девушка, давайте к нам, с нами весело, – запели в унисон. – Шашлык, вино…
– Шашлык сгорел, вино прокисло, – резко ответил Алекс. – И слюни подотрите. Девушка со мной, – и крепче Айю прижал.
Она хихикнула ему в плечо, охотно позволяя ему собственнически обнять за талию. Мужики ретировались, но веселиться не перестали.
А уже у самого дома Айя попросила рассказать об Игнате и Асе.
– Они – мои друзья, – немного подумав, сказал Алекс. – Самые надежные и верные. Есть еще Тимур, я тебя с ним обязательно познакомлю. Он сейчас за границей живет. Но мы слетаем к нему. У него здоровенный особняк на побережье. Отдохнем, на солнышке погреемся, – улыбнулся, представив Синеглазку в одном купальнике…или нет, лучше без купальника…в лунном свете…плескающуюся в теплом океане. И капельки воды, стекающие по ее аккуратной груди, маленьким озерцом скапливающиеся в впадинке пупка…Жар тут же растекся по телу, звеня напряжением, искрившемся на кончиках каждого нерва. Захотелось сграбастать Синеглазку и утащить в пещеру, как первобытному человеку. А уж там дать волю фантазии и…она сама поцеловала его. Нежно, словно хотела ослабить скрутившееся в паху желание, но лишь распалила, вспенила…
За спиной раздалось вежливое покашливание, и Айя резко отпрянула, стушевалась и вся залилась румянцем. Интересно, а ее аппетитные грудки тоже стыдливо покраснели? И жидкий огонь разлился по венам, так захотелось заглянуть за глухой ворот ее целомудренного платья, коснуться кожи, чтобы снова потеряться в ней. Черт бы побрал эту вечеринку!
– У нас есть свободная спальня на втором этаже, – подал голос Игнат. – Шумоизоляция на высшем уровне, сам проверял, – и улыбнулся довольно, когда Алекс на него глянул. А Айя шагнула ему за спину, уткнулась лицом между лопаток, пальцами в пиджак вцепилась.
– Придурок, – выдохнул Алекс беззлобно и Синеглазку поймал за запястье, выудил из-за спины, лицом к лицу сталкивая с ее кошмаром. А она вся будто закаменела, запрокинув голову, и с такой силой сжала его ладонь, впиваясь ногтями в кожу, что наверняка следы останутся. – Родная, познакомься. Это Игнат – мой друг. Игнат…
– Вряд ли ты рада встрече, девочка, – усмехнулся Крушинин под цепким взглядом Алекса. Ведь договорились же! Алекс ему все в подробностях расписал, и Игнат вроде понял. На кой ляд тогда эти выпады? – Но я рад, – взглядом обрубив злость Алекса, – наконец, познакомиться с тобой, – и руку ей протянул, а когда Айя, явно заставляя себя ответить на приветствие, вложила в его свою ладонь, с легкой улыбкой прикоснулся к ней губами. Алекс закатил глаза: джентльмен, мать его! Синеглазка вздрогнула и резко отстранилась, теснее прильнув к Алексу. Настолько, что, казалось, слиться с ним хотела. Алекс обнял ее за талию, широкой ладонью накрыв живот, одновременно оберегая Айю и их ребенка. Их – он не сомневался. Разве что в первые минуты, а потом понял – его и точка. Вся она. Все в ней – его. В неосознанном жесте Синеглазка накрыла его ладонь своей, переплела их пальцы.
– Охренеть, – резюмировал Игнат и со странным выражением лица покачал головой, будто собственным глазам не верил. – Не ожидал. Не ожидал. Айя, девочка, я покорен, – и за сердце схватился, изображая меру своего поражения, не разрывая взгляда, в котором читалось веселье.
– Надо Асе сказать, чтобы не наливала больше, а то ты тут всех девиц покорять начнешь, – хохотнул Алекс, обходя повеселевшего Игната и увлекая жену за собой. – Пошли искать именинницу.
– Ой! – Синеглазка вдруг застыла каменным изваянием – не сдвинуть.
Алекса мгновенно пот прошиб и холодно стало до омерзения. Резко развернул ее к себе, в ладони лицо взял, выискивая ответы на самое худшее и…расслабился в один момент, когда ни следа боли не обнаружил, ни тени страха.
– Подарок, – прошептала она, напрочь растерявшись, и даже рванула было назад, к машине, где этот ее подарок и остался, но Алекс остановил, прижал к себе, на мгновение уткнувшись носом в ее макушку, вдыхая сочный летний аромат ее волос. Просто так, потому что захотелось. Вообще ее все время хотелось трогать, обнимать, целовать. И не отпускать никуда и никогда. А еще лучше спрятать ото всех и любить…до одури, до изнеможения, до полной потери себя в ней. И не только в постели. Он давно вырос из тех лет, когда трахал едва ли не все, что движется, женского пола. Было время, когда ему было плевать на возраст, цвет волос и даже цвет кожи. Возбудила – она его. Впрочем, в то время даже напрягаться не приходилось – девки на него табуном вещались, мечтая только об одном – залезть к нему в трусы. Именно так, потому что кровать не всегда рядом обнаруживалась. Хотя в свою он никого не пускал. Даже на порог своей квартиры. Его дом, его крепость. Айя первая и единственная женщина, ради которой он нарушил собственное правило. Леська не в счет. А Марина… с ней все было не по-настоящему. Давно их отношения стали настолько игрушечными, что, казалось, так не бывает. Он ошибся. Только понял это поздно. А ведь до последнего цеплялся за отголоски их прошлой сумасшедшей любви, хоть и не признавался ей. Для нее он давно умер, а он, наконец, смог поставить точку. С Айей все было не так. Вернее, так было. Как надо. Как когда-то в детстве он внушал Леське, разубеждая ее любить Серегу. Правильно. Он как будто себя собрал по частям. Нашел вторую половинку, как бы «слюняво» это ни звучало. Нашел. Себя в ней. Не пытающимся что-то кому-то доказывать. Не рвущим жилы ради той, что с легкостью перешагнула через него. Рядом с Айей он был тем, о ком давно умудрился забыть. Она воскрешала в нем того пацана с дикой жаждой жизни, готового в лепешку расшибиться ради самых близких. Для него Айя стала ближе всех. В один момент заграбастав его сердце, даже не подозревая об этом. Рядом со своей женой он хотел жить. Ради нее и ради их семьи. Настоящей, какой ему всегда не хватало.
– Алекс, – Синеглазка легко толкнула его в плечо, вытряхивая из собственных мыслей. Даже не заметил, как в себя ушел, ничего не замечая вокруг, кроме ее нереально синих глаз. Не чувствуя ничего, кроме ее дурманящего запаха, въевшегося в самую подкорку.
– Я принесу, – улыбнулся, разом забирая ее растерянность и беспокойство. Пальцами в волосы зарылся, слегка потянул, заставляя ему в лицо посмотреть. И губами ее скулы коснулся. – Ничего не бойся, Синеглазка, – почти приказал, когда она щекой о его губы потерлась с явным наслаждением. Ухмыльнулся. А у самого внутри все словно кипятком ошпарило от такой невинной ласки. – Тебя здесь никто не обидит, – с трудом оторвался от ее лица, оставив влажный след на щеке.
– Я с ней побуду, – отозвался за спиной Игнат. Все это время рядом стоял – Алекс позвоночником чуял его взгляд, внимательный и неопасный.
– Ты в безопасности, – каждое слово отчеканил, словно по плацу маршировал. – А я быстро.
Айя кивнула уверенно, а он вернулся к машине. В салоне нашел пакет с подарком. Синеглазка сама упаковывала, ни словом не обмолвившись, что же там такое волшебное, прям остро необходимое Асе. Говорила только, что истинному художнику их подарок придется по душе. Ася была художником. Алекс видел ее картины: живые как будто. Казалось, отвернись сейчас, и слетит с полотна ее огненный дракон или сорвется ввысь дивная фея. Она никогда не писала пейзажи и людей. Только что-то невиданное, выдранное из закоулков ее неуемной фантазии. Как Синеглазка. Алекс был уверен – девушки подружатся.
Подхватил пакет, щелкнул замком, закрывая машинку, и наткнулся на коренастого мужика посреди дороги. Одетый во все черное и с букетом таких же черных роз, он шагнул к Алексу. Обошел машину, оставив на капоте букет, и распахнул руки для дружеского объятия. Напрягшийся в один момент Алекс, ощутив на себе тяжелый непроницаемый взгляд друга, вдруг широко улыбнулся, заключив того в крепкие объятия.
– Сварог, чертяга, – приподнял того над землей аж в позвоночник стрельнуло – здоровенный же лось, мать его. Прилетел, значит, не удержался. Не смог пропустить Аськин день рождения. Отодвинулся, слегка потряхивая друга, старательно избегая поганых мыслей.
Сварог лишь мрачно оскалился и обрубил злым:
– Поздравляю, Эльф, тебя заказали.
17
Конец апреля.
Марина не спала. Несколько раз она пыталась уснуть, но как только закрывала глаза, из подсознания всплывало лицо Туманова. Она промаялась полночи.
Еще днем звонил Павел – интересовался своими дальнейшими действиями. Смышленый парень, подкинул Марине кое-какую инфу по бизнесу Туманова. И где только раздобыл? Хотя ей было все равно, какая «крыса» поможет разорить Туманова. Никакие способы и люди не могли остановить уже запущенный механизм. И Павел это понимал, поэтому лишь пытался скоординировать свои шаги. Марине он нравился с самого детства. С его матерью Марина дружила со школьной скамьи. Правда, на выпускном они сильно разругались и не общались двенадцать лет, пока вновь не встретились в кабинете директора школы, где учились их дети. Тогда стоял вопрос об отчислении Айи из гимназии за прогулы и нежелание соблюдать устав школы. Марине с трудом удалось уладить скандал и спасти не только свою репутацию, но и репутацию матери Павла – тогда следователя прокуратуры. Оказалось, Айя и Павел сидели за одной партой, прогуливали и хулиганили вместе. И именно Павел с подачи матери образумил непутёвую дочь Марины. Тогда она ещё не могла влиять на эту девчонку. Авторитетом Айя считала лишь своего отца, несмотря на то, что воспитанием занималась Марина.
Муж был журналистом и вечно мотался по всему миру: то с миротворческой миссией в странах третьего мира, то проводя очередное независимое расследование, то просто в поисках громкой сенсации. Марина могла поспорить, что Айя знала и помнила отца исключительно по фотографиям и его подаркам, привезённым из бесконечных командировок. Когда-нибудь это должно было плохо закончиться – так и вышло. И практически тогда же, когда погиб отец Айи, судьба подкинула Марине прекрасную возможность подчинить себе строптивую девчонку.
Это случилось одиннадцать лет назад, когда отцовский детский больничный комплекс накрыла прокуратура. В одной из лабораторий Айя проходила курс иммунотерапии. По крайней мере, так было написано в официальной истории болезни. А на самом деле раз в полгода отец лечил Айю от последствий тех экспериментов, которые проводили над её матерью. «Чтобы не проявились бракованные гены», – как он говорил. Марина не возражала, а в суть лечения и экспериментов не вникала. Хватило их на собственной шкуре испытать. Когда нагрянула милиция, отец принялся заметать следы. В первую очередь, нужно было спрятать или уничтожить подопытных. Айю с ещё одной девочкой тогда заперли в одном из подвалов, куда имели допуск только приближённые к отцу. Обе были без сознания. И Айя убила только потому, что пришла в себя и приняла человека в белом халате за обидчика. А потом оказалось, что тот был одним из прокурорских.
Марины тогда не было в стране. А когда вернулась – обнаружила в почтовом ящике конверт. А в нём видеозапись с камеры наблюдения, на которой было чётко видно, как Айя зарезала следака обычным скальпелем, а потом на своих плечах вынесла из палаты другую перепуганную девчонку. Лица Айи на записи не видно, но то была несомненна она. И одежда её, и причёска, и серьги, которые ей подарил отец. Марине предложили выкупить плёнку, и она заплатила, сколько просили. А вдобавок к плёнке принесла из клиники окровавленный скальпель и продемонстрировала дочери. Марина и не ожидала, какой эффект возымеют её «улики». Айя стала невероятно покорной.
Да и помощь Павла Марина не отвергала – тот был идеальным шпионом. И Марина всегда оставалась в курсе самых мельчайших подробностей личной жизни Айи. Пока в их жизнях не появился Алекс.
Марина смяла в пепельнице сигарету и посмотрела в окно. Ночь клубилась за окном, прорезаемая яркими вывесками не спящего города. Она мрачно улыбнулась и открыла окно. Не по-летнему холодный воздух заполнил кухню, внеся в смесь запахов кофе и табака солёный аромат моря. Накинув на плечи плед, Марина устроилась у окна и вновь закурила, позволяя отдаленным звукам ночного города унести ее в прошлое, где она была по-настоящему счастлива.
Она любила Алекса. Так сильно, как любила только в юности его друга Эльфа. Алексу удалось воскресить в ней ту бесшабашную девчонку, готовую на любые безумства; разбудить давно похороненные чувства. Он сделал её слабой и зависимой от любви к нему, чтобы потом без труда сломать…
…Они встретились шесть лет назад в Лондоне на медицинской конференции, которую Марина посетила намеренно. Хотела лично познакомиться с Тумановым. О нём в те времена очень много говорили. Врач, которым все восхищались. Бизнесмен, которому всегда и всюду уступали дорогу. Самый молодой. Самый удачливый. Самый талантливый. И самый богатый. А ей как раз позарез был необходим такой компаньон для выхода на европейский рынок медицинских услуг.
Несмотря на то, что многое из того она относила к слухам и преувеличениям, ибо невозможно быть миллионером и честным хирургом в одном лице, она хотела его заполучить. Быть может, и не только в бизнес. Если хотя бы половина слухов о нем – правда, она бы не отказалась и разделить с ним постель, тем более что в последние годы там было паршиво без хорошего любовника.
Иллюзий Марина не строила, осознавая, что таких мужчин – идеальных во всем – просто не бывает в реальной жизни.
Оказалось, бывают, и Марина лично в этом убедилась.
Да и на конференции он выступил в неожиданном амплуа исследователя. Алекс читал доклад о новых методах трансплантации. Доклад был изумительным со всех точек зрения. И главное, вполне воплощаемый на практике. Ему задавали уйму вопросов, и он отвечал на все без исключения. Многие изъявляли желание и боевую готовность для работы в данном направлении. Он приветливо улыбался. Спокойно и даже несколько равнодушно принимал комплименты и похвалу.
Марина не собиралась задавать вопросы, просто хотела посмотреть со стороны и найти способ заинтересовать его после конференции. Поэтому и прилетела в холодный и ненавистный Лондон.
Она уже собиралась покинуть зал – её всегда тяготили подобные съезды мировых светил медицины – как Алекс выудил из кармана флэшку, легко и быстро подсоединил к своему ноутбуку, пальцами пролетел по клавишам, и на экране за его спиной высветилась фотография маленькой девочки.
На короткий миг Марина потеряла ощущение реальности, забыла, где находится. Перед глазами не было ничего, кроме большого экрана, с которого на неё смотрела не по возрасту серьёзная девочка. Ни улыбки, ни блеска в слепых глазах. Мир вокруг окрасился в чёрно-белые тона, где единственным ярким пятном резал глаза красный бант в рыжих волосах. Ноги подкосились и, чтобы не упасть, Марина вцепилась пальцами в спинку кресла последнего ряда. Чьё-то прикосновение вывело её из ступора.
– …Неделю назад она была у меня на приёме, – говорил Алекс с тёплой улыбкой, будто о родной дочери. – Вы не поверите, но она хохотала только оттого, что ощутила тепло кружки с горячим кофе. Поразительно упрямая девчушка… А это Кирилл Федулов, – на экране появилась фотография юноши с длинными кудрявыми волосами. – Ему двадцать два. Он безумно талантливый пианист. В пьяном угаре отец перебил ему руки газовым ключом. Его пальцы собирали буквально по кусочкам. Неудачно собрали. Медики посоветовали ему навсегда забыть о рояле. Парень едва не покончил с собой. После этого его невеста обратилась ко мне. Оказалось, во время операции повредили нервы, и парень перестал чувствовать свои пальцы. Через полгода после нескольких операций я был на консерваторском концерте Кирилла. Зал аплодировал стоя…
Марина слушала Туманова с похолодевшим сердцем. Пальцы сводило судорогой, но не от тех кошмаров, что он рассказывал. Марина сталкивалась с более жуткими историями. Нет, её пугали сами дети. Их было девять, и она знала каждого. Все они являлись неудавшимся экспериментом её отца. Расходным материалом, как он говорил. И этот расходный материал должен был сгореть в печах крематория ещё пять лет назад. Марина помнила, как отец пришёл в бешенство, когда ему сообщили, что из лаборатории пропало одиннадцать детей. А на следующий день в клинику нагрянула прокурорская проверка. Многие тогда получили внушительные сроки, но как ни странно на дела отца это никак не повлияло. Впрочем, он всегда видел в этом благородные цели. И Марину пытался залучить, но ее это мало интересовало. Может, она просто была не настолько сумасшедшей, как отец. А может, он просто так и не сумел заинтересовать ее, все же не до конца доверяя. Может и так, только среди пропавших тогда детей были и эти девять ребят. И все те травмы и увечья, о которых говорил Алекс, они получили не в авариях, драках или быту, а в тех стерильных лабораториях.
Марина перевела взгляд на Алекса – смотреть на экран не было никаких сил. Стройный, в джинсах и белом вязаном свитере с высоким горлом; привлекательный с зачёсанными назад блестящими чёрными волосами, самоуверенный.
Туманов заставлял аудиторию любого класса и масштаба слушать его с первого слова. Она не понимала, как у него это выходило. Как не могла взять в толк, как эти дети с ним связаны? Почему он врал о причинах их травм? Ведь он не мог не знать, потому что все до единого ребята были сиротами. Или его обманули? И что ему известно на самом деле? Желание получить ответы затмило первоначальный повод для знакомства.
Однако Алекс опередил её. Он подошёл к ней сам и пригласил в ресторан. Марина согласилась, не раздумывая. Только ни в какой ресторан они в тот вечер так и не пошли.
Потом она спрашивала, почему он подошёл именно к ней и с ходу пригласил на свидание. Он смеялся, целуя ее и убеждая, что влюбился с первого взгляда. А спустя три дня их британского загула случился её День рождения. Алекс поздравил её первым. Вместо завтрака принёс на подносе ключи и сонную вытолкал на балкон. Марина едва запахнула халат, но завязать пояс так и не успела. Она увидела его – свою мечту.
Прямо на тротуаре под окнами отеля стоял Harley. Слегка наклонившись в бок, он словно насмехался над снующими мимо прохожими, в изумлении разглядывающими его со всех сторон. О да, посмотреть там было на что! Солнце яркими бликами играло в хромированной стали задранного руля и в спицах широких колес. Марина до сих пор помнила тот шок, который испытала, увидев мотоцикл. Об этом железном звере она мечтала с четырнадцати лет, когда ещё носила «кожанку» и грезила «Металликой». Да только об этой мечте знал всего один человек на планете, но его давно нет в живых. Тогда как об этом узнал Алекс? Марина спросила, а он не ответил. Да и она не особо выспрашивала, наслаждаясь таким забытым ощущением счастья…
…Теперь Марина понимала, что именно Harley влюбил её в Алекса. То, как ловко Туманов влез ей под кожу, своим поступком вскрыл то, что она выжигала в себе долгие годы. Вытащил наружу ту бесшабашную девчонку, любящую и верящую в чудо. И она пропала. Намертво привязалась к мужчине, который обратил её душу в пепел. И был ли только Harley тому виной или же сказалось мучительное одиночество, которое она умело заполняла ни к чему не обязывающим сексом, Марина не знала до сих пор. И это непонимание собственных поступков, злило до сих пор. Как и ревность, выжигающая изнутри, парализующая, снова толкающая ее в прошлое.
