Текст книги "Айя и Лекс (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
4
Конец апреля.
Что-то неладное со мной творится. Ладно, обморок. При беременности такое бывает. Не удивлюсь, если еще и токсикоз нагрянет. Но вот реакция на этого…Алексея Николаевича – это просто смертоубийство какое-то. Так реагировать на мужика, которого знать не знаешь. Ну переспали один раз. Ну ладно, не раз. Ночь была длинной и сумасшедшей. Вырваться от темпераментного и не знающего усталости любовника мне удалось лишь когда он все-таки выдохся и уснул, не выпуская меня из своих объятий. Устроил на себе и уснул, лишь попросил никуда не сбегать, пока он не проснется. Ага, как же. Сошла на первой станции. Поймала такси и вернулась обратно в город. Денег, правда, пришлось у него одолжить. Но, полагаю, он не в обиде. Хотя черт разберет. Вон как злится – взгляд колкий, прожигающий, и кулаки сжаты, желваки ходят. Пожалуй, он не просто злится – он в бешенстве. Интересно, что такое ему врачиха поведала, что вывело его из себя? Вздыхаю, запахнув на груди разорванную блузку. Любимую, между прочим. А он ее вон как лихо разодрал. Еще и приказывать вздумал. Фигушки послушалась я бы его, если бы мне было чуточку легче. И плевать на его пронзительный взгляд, от которого внутри все холодеет и пылает. На его бархатистый, обволакивающий голос, вызывающий неконтролируемое желание прижаться к нему, коснуться губами. Ошарашенная собственной реакцией, лежу и делаю вид, что ничего не замечаю, выводя в воздухе причудливые узоры. Движения пальцев успокаивают, а в голове рождаются картинки, складываются в мини-сюжеты, которые наверняка вечером найдут свое отражение на бумаге. И тошнота откатывается, оставляя неприятный привкус на языке. Поесть бы чего-нибудь. С самого утра ни крошки во рту не было.
– Как ты? – от низкого голоса, прозвучавшего совсем рядом, невольно вздрагиваю. Алексей стоит надо мной, засунув руки в карманы брюк, и пытливо смотрит на меня.
Дергаю плечом, садясь. Мир снова пускается в пляс, и я зажмуриваюсь, пытаясь угомонить расходившееся сердце.
– Тише…тише…не надо резких движений…
Сильные руки прижимают к себе, гладят по волосам. И становится легче дышать, впитывая запах этого мужчины: кардамон, корица и сандал. Чувственный и дерзкий, как он сам. И я невольно трусь носом о его плечо.
– Легче? – насмешливым шепотом.
Предпочитаю не отвечать. Вздохнув, отодвигаюсь от затянутого пиджаком плеча, заглядываю в напряженное лицо мужчины, сводящего с ума. Я бесстыдно его рассматриваю, очерчиваю взглядом острые скулы, темную бороду, внимательные черные глаза в разломе бровей, высокий лоб, на который падает непослушная прядка стильно уложенных волос, черных с проблесками седины, чувственные губы, изогнутые в чуть кривоватой усмешке.
– Нравлюсь? – вкрадчиво, опаляя дыханием шею.
Шумно сглатываю, ощущая, как пересохло горло. А внутри – настоящий пожар ломает все преграды и доводы разума. Впрочем, последний рядом с этим мужчиной отключался напрочь. Уже не в первый раз.
– А ты мне нравишься, – снова тот же волнующий шепот, пробирающий до дрожи. – Очень, – он прихватывает губами мочку уха. – Сладкая…
Меня словно током шандарахнуло. Отшатываюсь, с изумлением глядя в смеющиеся, чуть прищуренные черные глазищи. Краска стыда заливает лицо. Боже, я чокнулась. Сижу на лавочке под университетом и едва ли не трахаюсь с незнакомым мужиком. Дрожащими руками запахиваю блузку, чувствуя, как стучат зубы.
– Не нервничай, маленькая, – почти приказывает, расстегнув и стянув с плеч пиджак. – Всем плевать на нас. Поверь мне, – и, подмигнув, закутывает меня в свой пиджак. И я снова оказываюсь в кольце сильных рук. Но на этот раз ненадолго. Безумие какое-то. Выворачиваюсь из рук и отодвигаюсь как можно дальше, отгородившись мужским пиджаком от его же хозяина. Странное дело – с Пашкой никогда такого не было, чтобы от одного голоса у меня крышу рвало.
– Откуда такая уверенность? – неожиданно севшим голосом. Мысленно ругая себя, откашливаюсь. И старательно взываю к здравому смыслу, которым сейчас и не пахнет. – Здесь только повод дай – завтра уже ректор будет в курсе. Черт! – закусываю губу, на языке появляется привкус крови. Даже если никого нет в ближайшем обозрении – не факт, что никто не видит. И ведь доложат, чтоб им пусто было. А ректору только повод дай меня отчислить. Вот родительнице радость будет. Что ж за день-то такой, а? – Меня же теперь отчислят, – да хотя бы врачиха та же непременно ректору сообщит о неподобающем поведении лучшей студентки. Или матери накапает. – Выпрут с позором. А мне нельзя…домой нельзя…мать только обрадуется…
Похоже, еще немного и со мной случится истерика. Сама тоже хороша – отлепиться от мужика не могу. Нет бы ретироваться по-тихому, так нет же, надо обязательно дождаться, а потом еще и тереться об него. Но, черт, какой же он притягательный. Просто до одури. И будь мы сейчас в месте поукромнее, вряд ли бы он мне позволил и слово сказать. Да и нужны ли были бы слова?
– Отставить истерику! – грозно рыкает Алексей. Я застываю, уставившись на него, не мигая. – Никто тебя не отчислит, иначе я эту богадельню по кирпичику разберу.
И я понимаю вдруг – этот разберет. Вон какие ручищи огромные. Косая сажень в плечах, и тело натренированное. Такой и гору сдвинет, если приспичит. Только зачем? Ради чего? Вряд ли ради меня.
– Слушай, спасибо тебе…за помощь, но мне уже пора, – скидываю с плеч пиджак, протягиваю владельцу.
Тот смотрит с насмешкой.
– Далеко, позволь полюбопытствовать?
Пожимаю плечами. К Леське поеду, она что-нибудь подскажет. Из сумки достаю шарфик, подаренный подругой, обматываю вокруг шеи так, чтобы концы прикрывали вырез груди. Полы блузки под грудью, соорудив нечто вроде топа.
И все это время ощущаю на себе пристальный мужской взгляд. Темный, как сама ночь, и глубокий, словно омут. Так и манит совершить глупость. Мотаю головой. Хватит с меня глупостей на сто лет вперед. Но, похоже, мой визави иного мнения.
– У меня другое предложение.
– Какое?
Но он игнорирует мой вопрос, набирает номер.
– День добрый, Маргарита Васильевна, Туманов беспокоит.
На фамилии я зависаю. Туманов? Нейрохирург, светило медицины. Талантливый, удачливый бизнесмен. И самый завидный холостяк. Нам этим Тумановы Сергей Василич весь мозг вынес. Я даже доклад сегодня… Не может быть. Этот Алексей не может быть тем самым Тумановым. Или может? Нет, определенно это он. И как же я его не узнала, ведь только на днях в Интернете о нем читала. Перелопатила море сайтов, пересмотрела уйму фото и почти на каждой Туманов в сопровождение роскошной девицы, то актрисы, то модели, то бизнес-леди. И все такие шикарные, что я на их фоне просто моль в обмороке. Странно, что он вообще обратил на меня внимания. И сейчас, и тогда в поезде.
– Айя?
Встряхиваю головой, фокусируя взгляд на внимательном лице так и не поднявшегося с лавочки мужчины. Ноги подкашиваются, и я усаживаюсь рядом, рвано дыша.
– Ты меня слышишь?
– А?
Кажется, я что-то пропустила. Он выдыхает и заговаривает, намеренно медленно, чтобы до меня дошел смысл его слов.
– Я сказал, что сейчас мы с тобой поедем в ЗАГС, я уже договорился. Распишут нас за пять минут.
Похоже, я снова на грани обморока. Или у меня глюки? Украдкой щипаю себя за запястье, но Алексей перехватывает мою руку, стискивает, как бы говоря, что все это на самом деле.
– Послушай… – указательным пальцем чешет бровь, нахмурившись. Что-то решает или на что-то решается? – Ты мне нравишься, Айя. И я хочу, чтобы ты стала моей женой. Даже если ты сейчас откажешься, это ничего не изменит, потому что я от тебя не отстану.
– И никаких вариантов? – сглотнув, только и выдавливаю из себя, ни на минуту не веря в происходящее. Даже на возмущение сил не осталось. Театр абсурда сплошной.
– Почему же? – отточенным движением изгибает бровь. – Целых три. Как в армии: да, есть и так точно. Я согласен на любой.
Ох нифига себе, какой шустрый! Все решил, все устроил! Привык всем приказывать?! Только я не все и подобными приказами сыта по горло!
– Зато я не согласна! – отрезаю, резко поднявшись. В глазах темнеет, но я лишь мотаю головой, отгоняя накатывающую тошноту. Не сейчас! Только не сейчас! – Ты что о себе возомнил? – цежу, сглотнув противный комок. – Думаешь, одна ночь дает тебе право решать за меня? Ты – никто, – уже рычу, стискивая кулаки. – И не имеешь на меня никаких прав. И вообще, – говорю, враз выдохнувшись, – иди к черту.
Разворачиваюсь на пятках, чтобы уйти, но врезаюсь во что-то твердое. Охнув, отшатываюсь и встречаюсь с довольным оскалом маминого телохранителя.
– Стас… – выдыхаю со свистом. И страх распускает свои мерзкие щупальца.
– Здравствуй, Айя. Я за тобой.
Я ответить не успеваю, как между мной и Стасом вырастает мощная мужская фигура. Алексей ловко задвигает меня за спину и я невольно вжимаюсь в него, ощущая, как бешено колотится сердце и как напряжена каждая мышца сильного мужчины.
– Ты? – в голосе телохранителя сквозит удивление.
– Я, – насмешливо констатирует Алексей.
– Рад-рад…
– Не могу похвастаться тем же, – лед звенит в каждом слове.
– Туманов, мне нужно забрать девчонку, – теперь в голосе телохранителя неприкрытая угроза. И мурашки ползут по спине. – Уйди с дороги.
– Эта девчонка, как ты выразился, моя жена. Так что извини, но нет.
– Жена? – наверное, у Стаса и челюсть отвисла от такой заявочки. Но любопытно другое, откуда они знакомы? – А Марина в курсе?
При упоминании родительницы все внутри сжимается. И хочется бежать без оглядки. Но горячая мужская ладонь удерживает на месте.
– Ну так возьми и поделись с…тещей радостной новостью.
– Она тебя порвет, Туманов, – не угроза – сухая констатация факта.
– С удовольствием посмотрю на это, – теперь он откровенно смеется. Не верит, что моя мать способна разодрать любого, кто встанет на ее пути? Зря. Она может.
– Ну что ж, – похоже, Стас капитулировал? – Был рад встрече.
И ушел? Вот так просто? Облегчение подкашивает ноги, и я вцепляюсь в плечи Алексея, не веря такой удаче.
Он разворачивается резко, в один миг заключая меня в объятия.
– Айя, – зовет тихо, но настойчиво. Я вскидываю на него глаза, полные слез.
Выругавшись вполголоса, он подхватывает меня на руки и уходит из институтского парка.
Я не спрашиваю, куда он меня несет, прильнув к его груди. Сейчас это почему-то кажется неважным. За меня никто никогда не заступался – Леська не в счет – особенно перед матерью. Даже Пашка всегда самоустранялся, когда дело касалось Марины Викторовны Нежиной. Он ее боялся, это очевидно. Но Пашка – юнец, а Алексей взрослый мужчина старше меня. Он не боится моей матери, потому что хищники ничего не боятся. Хищники – охотники. А этот мужчина самый настоящий хищник, от него так и веет неприкрытой какой-то звериной силой. И это завораживает, но в тоже время пугает. Потому что не может такой сильный и самодостаточный мужчина повестись на девчонку вроде меня. Да еще так открыто заявлять на меня права. И пусть перепалка была со Стасом, но он ведь примчался за мной по указке родительницы, а Алексей вступился, открыто заявив, что не отдаст меня. Почему? Это не дает покоя, мешает расслабиться. И об этом я спрашиваю, едва оказываюсь в прохладном салоне белоснежного джипа.
– С детства не выношу несправедливости, – отвечает он, пытливо всматриваясь в мое лицо. – К тому же я ненавижу, когда обижают слабых. Особенно женщину. Мою женщину. Я ответил на твой вопрос?
Киваю, хотя ничерта он не ответил, только еще больше запутал. Но распутывать сложившуюся ситуацию сейчас нет ни сил, ни желания. И хоть все во мне просто вопит бежать, спрятаться, затаиться, что этот мужчина, блуждающий по мне горящим взглядом, не менее опасен, а может даже больше, моей матери, я продолжаю сидеть на месте, усмиряя рванувшееся в груди сердце.
Под его раздевающим взглядом становится неловко, но я не пытаюсь прикрыться. Зачем? Он и так уже все видел. Дрожь возбуждения содрогает тело, а краска смущения заливает щеки. Алексей понимающе усмехается и протягивает мне свой пиджак. И когда только успел его забрать, что я не заметила? Или он еще в разговоре со Стасом уже был в пиджаке? Закусив губу, пытаюсь припомнить, но нет – все размыто, как будто кто-то намеренно стер ластиком картинку, оставив лишь неясные наброски. Пиджак пахнет сандалом и чем-то терпким, мужским. Я закутываюсь в него плотнее.
– Айя, – Алексей в задумчивости трет указательным пальцем бровь, – прежде чем, я скажу, я хочу, чтобы ты знала – ты в безопасности. Пока я с тобой, тебя никто не обидит. Ты меня слышишь?
– Конечно, я ведь не глухая, – и откуда только злость взялась снова. – Пока ты со мной – я в безопасности. А если тебя не будет рядом, что тогда?
– Айя, – предупреждающе.
– Что Айя? Я уже двадцать лет Айя и что? Ты же не всегда будешь рядом. Ты вон какой… – я не могу подобрать слов, потому лишь развожу руками в отчаянном жесте, намеренно пытаясь показать разницу между ним и мной. И далеко не возрастную. – У тебя работа, друзья, своя жизнь, в которую я вряд ли впишусь…
– Айя!
Но я не обращаю внимания на его новое предупреждение. Как говорит Леська: «Остапа понесло…»
– А потом найдешь себе другую и что мне тогда делать? Куда деваться с ребенком? Так что, знаешь, не нужно тут разыгрывать благородство. Помог – спасибо. А я пошла.
И даже делаю попытку выбраться из машины. Не тут-то было.
– Сидеть! – грозный рык припечатывает к месту. Я ошарашено смотрю на взъярившегося мужчину и вся сжимаюсь от страха.
– Проклятье, Айя, – выдыхает рвано, взъерошив волосы. – Я не хочу, чтобы ты меня боялась. Я не обижу тебя. И никому не позволю, слышишь?
Медленно киваю. Почти не дыша. Не сводя глаз с красивого, словно высеченного из камня лица со странным блеском в черных, как ночь, глазах.
– Я могу тебя защитить. Почему ты упрямишься?
Действительно, почему? Этот мужчина мне очень нравится, ведет себя по-мужски, по крайней мере, за время нашего, пусть и короткого, знакомства он ни разу ни словом ни делом меня не обидел; он сильный и властный – и вообще у меня все тело отзывается на него. Да еще как! За все два года, что я встречалась и спала с Павлом – не испытывала ничего подобного. И я совершенно не знаю, что ему ответить. Может, просто страшно?
– Айя, – зовет он тихо. Я вся обращаюсь в слух. – Я предлагаю тебе сделку.
– Сделку? – заикаясь, переспрашиваю я.
– Сделку, – его чувственные губы искажает усмешка. – Я тебе защиту и любую помощь. А ты…
– Что?
– Женщина, помолчи уже, ради всего святого, – стонет он, сокрушенно качая головой. Послушно замолкаю, помня его искаженное гневом лицо и сузившиеся глаза, метающие молнии.
– От тебя требуется лишь стать моей женой.
Я долго смотрю в его глаза, а потом, запрокинув голову, взрываюсь смехом. И почему-то становится легко-легко. Отсмеявшись, утираю проступившие слезы и вдруг понимаю, что нет у меня другого выхода. Что этот сильный и властный мужчина действительно сможет защитить меня. И нет у меня никаких аргументов для отказа. Да и, чего греха таить, не хочется ему отказывать.
Алексей все это время молча наблюдает за мной, ловя, кажется, каждое мое движение, каждый вдох и выдох.
И когда я, сдавшись, отвечаю ему согласием, его напряженное лицо смягчается и в темных глазах загорается…радость?
Нет, определенно сегодня мое воображение играет со мной злую шутку.
5
Конец апреля.
Я смотрю в окно и ничего не вижу.
Там снаружи, конечно, что-то есть.
Наверняка есть шоссе, кишащее автомобилями. Магазины, выстроенные вдоль шоссе в расчёте на проезжающих мимо или живущих по соседству. Жилые дома, задвинутые вглубь этими самыми магазинами и ресторанами.
Там за окном есть жизнь. Я знаю это наверняка. Там есть жизнь: самая настоящая, бурлящая, кипящая. И я не замечаю её. Не хочу.
Что-то переклинило внутри. Ничего не хочется. Слишком много событий…слишком много эмоций за один короткий день на меня одну. Просто отключиться от реальности, заглянуть…в себя и понять, что сегодня произошло. Где я так в прошлой жизни накосячила, что мне в матери досталась…Марина Викторовна? Хорошо хоть замуж вышла не за Пашку, правда свадьбу-то и свадьбой не назовешь. Купили первое платье, на которое упал мой взгляд, переодели, как куклу и…взяли в жены. Именно так. Он взял меня в жены. Алексей. Алекс. Лекс.
Мысленно повторяю его имя, шепчу, катая на языке. Мягкое, перетекающее, как вода, без острых углов и рычаний. Нежное…обманчивое…хищное. Как и запах, забившийся в нос, впитавшийся в кожу.
Запах Лекса. Я тоже знаю это наверняка. Слишком хорошо помню, как еще долго пахла ним. Не помогал душ. Я тогда перевела весь свой гель и пену для ванн. Но его запах пробивался сквозь парфюм и чистую одежду, выползал и поселялся на мне, во мне, будоража, не давая забыть. Первые дни мне даже казалось, что его чуют все. Что этот незнакомый мужчина из ночного поезда пометил меня. Чертов запах! Чертов Лекс!
Постепенно я привыкла, списав все на паранойю. Даже Леську заставляла меня нюхать, а она лишь скептически изгибала бровь, а потом хохотала, убеждая меня, что я пахну исключительно собой.
А теперь он снова ворвался в мою жизнь, перевернул вверх тормашками и я совсем потерялась.
Замерла.
Застыла.
В тот самый миг, когда я дрожащей рукой поставила свою подпись. В тот самый миг, когда Лекс надел мне на палец тоненькое обручальное кольцо. И где успел купить, если он не отходил от меня ни на шаг и ни в каком ювелирном магазине – я точно знаю! – мы не были?
Визг тормозов и мощный толчок вытряхивают из кокона. Я не удерживаюсь и утыкаюсь лицом в спинку водительского кресла. Охаю, зажав нос ладонями. Он пылает так, что казалось: вот-вот пойдёт кровь.
Возмутиться мне не дали.
– Ты как? – Лекс ощупывает встревоженным взглядом.
Я смотрю на него, чувствуя, как от боли слезы наворачиваются.
– Нос болит, – вздыхаю под пристальным взглядом Лекса.
– Дай гляну, – велит он. Для этого мне приходится передвинуться на среднее сидение. Лекс мягко убирает мои руки от лица и сосредоточенно осматривает его. И я кожей ощущаю его взгляд, как будто пальцами касается, ощупывает, проверяя все ли кости целы. – Ничего страшного, не волнуйся, – улыбается мягко и расслабляется. – Держи, – он протягивает мне блестящую зажигалку. – Приложи к переносице, чтобы не распух и кровь не пошла.
Я киваю и только зажигалка оказывается в моей ладони, как Лекс перегибается через сидение и чмокает меня в самый кончик носа. Ошарашенная такой неожиданной лаской я и среагировать не успеваю – распахивается водительская дверца, и с рёвом машин в салон врывается отборный мат, «изрыгаемый» прокуренным мужским голосом.
Лекс подмигивает мне и выпрыгивает из машины, вежливо ответив нарушителю порядка. Вот только за его вежливостью кроется нечто более опасное. А я невольно залюбовалась им: мягкой, пружинящей походкой крадущегося хищника, широким разворотом плеч, красивым профилем и прищуром черных глаз. В нем все вопит о необузданном звере, притаившемся, подчинившемся воле человека. По спине пронесся опасный холодок. Дергаю плечом. Что за глупости лезут в голову? Видать, перечитала я фантастики, вот теперь и мерещится всякое.
Подношу к носу зажигалку, и в этот момент взгляд натыкается на обручальное кольцо. Тонкое, искусно отлитое из платины, оно благородно сияет на безымянном пальце. Растопыриваю пальчики, большим пальцем верчу колечко, любуясь его блеском. Красивое. И наверняка безумно дорогое. Вздыхаю, все-таки приложив зажигалку к переносице. Холодок острыми иголочками покалывает, унимая пульсирующий огонь. Улыбаюсь. Все будет хорошо. Просто нужно привыкнуть. Свыкнуться с мыслью, что я теперь жена. Я теперь не одна. У меня теперь семья. Семья? Да. Именно так. Семья. И пусть между нами только сделка, Лекс обещал меня защищать. Вот пусть и защищает, потому что мне надоело бояться и переживать, где переночевать, чтобы не подставить под удар Лесю и как пережить завтра и не попасться матери. Теперь мне есть, где ночевать. И Леська…Черт, Леська! Она же там наверняка вся извелась, а я совершенно забыла, что еще по дороге в ЗАГС отключила телефон.
Обнаружив мобильник рядом на сидении, я, не задумываясь, набираю номер подруги. Леська отвечает сразу.
– Айя?! – насторожено.
– Леська, прости, – выдыхаю и тут же нарываюсь на «трехэтажный» мат. От неожиданности – никогда не слышала, чтобы Леська так материлась – теряюсь и не слышу, как она перестает ругаться и что-то спрашивает.
– Айя, мать твою, я спрашиваю, где ты?
– В машине, – отвечаю.
– В какой машине? Айя?
– Лесь, а что ты знаешь о Туманове? – вместо ответа спрашиваю я.
– О Туманове? – в ее голосе удивление. С чего бы? Простой вопрос. – А почему ты спрашиваешь?
Врать не хочется, поэтому признаюсь:
– Потому что мне нужно знать, за кого я только что вышла замуж.
– Что?! – в трубке слышится грохот, ругательства. Я не на шутку тревожусь, окликаю подругу. Но та отмахивается от моих волнений – Погоди, я не ослышалась? Повтори.
– Я вышла замуж за Алексея Туманова, – проговариваю едва ли не по слогам.
Леська присвистывает от удивления и, посмеиваясь, протягивает вдруг:
– Все, подруга, теперь ты точно влипла.
– В смысле? – голос неожиданно сипит, и холод обжигает позвоночник, ползет вверх, парализуя.
– В смысле – не отпустит он теперь тебя, – фыркает Леська, явно довольная моей новостью. – Ох, как же сейчас хочется посмотреть на твою мамашку. Ей-то уже наверняка доложили, как думаешь?
– Стас приезжал, – зачем-то говорю я.
Что-то не нравится мне в нашем разговоре. Но никак не удается ухватить за хвост ускользающую мысль.
– О, тогда точно доложили. Менты еще на хвосте не висят? – смеется подруга в трубку. А я невольно оглядываюсь назад: машины мчат, огибая джип Лекса, куда-то спешат прохожие, вдалеке моргает светофор, но никаких мигалок и патрульных.
А если Стас уже сообщил ей, то почему…почему телефон до сих пор молчит? Родительница должна быть в ярости, разве нет? И Лекс первый, кто пострадает из-за меня. Как же, непутевая дочурка вновь нарушила все планы госпожи Нежиной.
– Лесь, а если…
– Не бери в голову, – словно предугадав мои страхи, – Туманов – крепкий орешек и Марине не по зубам.
– А ты чему радуешься, подруга? – ускользающая мысль, наконец поймана и я понимаю, что все время тревожит: Леськина радость, ее уверенность в том, что я все сделала правильно, как будто так и должно быть. – Чего это ты так радуешься, будто сбагрила меня, а? Надоела я тебе, да? А ничего, что я этого Туманова знать не знаю и замуж вышла только потому, что возвращаться к матери – хуже смерти?
– Айя, – пытается возмутиться Леська, но я обрываю ее на полуслове, потому что окончательно перестаю понимать подругу.
– Хватит, Леся. Можешь, даже отметить это дело. Больше я тебе мешать не буду. Адье!
Нажимаю отбой и смотрю в лобовое стекло. Лекс сидит на капоте джипа, скрестив на груди руки и что-то втолковывает амбалу с явно бандитской рожей. Последний нервничает, ругается и жестикулирует проезжающим зевакам, чтобы те не задерживались. А Лекс внешне спокоен, словно ждет чего-то. И то и дело поглядывает в мою сторону. Неожиданно наши взгляды встречаются. Все правильно, он дает мне время. Дает передышку. Усмехается, заметив телефон в руке, и вдруг разводит руками, в одной я замечаю бумажник, а потом снова отворачивается к амбалу. А у меня внутри что-то щелкает, как будто он одним взглядом разом смахнул все оцепенение. Позабыв о подруге, осторожно выбираюсь из машины.
Сегодня я все время делаю что-то неправильно, сегодня день то и дело подкидывает сюрпризы, а я совершенно не понимаю, как на них реагировать. Но сейчас я знаю, что поступаю правильно.
Лекс уже не сидит на капоте, а пристально рассматривает вмятины на заднице громадного Lexus, предлагает амбалу какие-то варианты, но тот сокрушается, огрызается и намеревается вызвать ментов. А я не понимаю, зачем он тянет время, ведь может решить все одним щелчком пальцев – я даже не сомневаюсь в этом. Почему – не задумываюсь. Но я не хочу ждать, не хочу торчать на этой дороге и бояться. Я не хочу бояться. Я подхожу к стоящему ко мне спиной мужу, осторожно трогаю его за плечо. Тот вздрагивает и оборачивается так резко, что я невольно отшатываюсь, оступаюсь и…Упасть мне не дают сильные руки.
– Что? – выдыхает Лекс, а в черных глазах – беспокойство?
– А… – начинаю и сбиваюсь под пристальным, заглядывающим в самую душу взглядом, в котором я увязаю, как в трясине, и никакой возможности выбраться. Да и желания выбираться нет. – Лекс, – выдыхаю, наблюдая, как в его черных омутах вспыхивает огонь. На твердых губах, перечеркнутых шрамом, мелькает улыбка. Почему? Не важно. – Лекс, – повторяю тверже, не разрывая взглядов, – я домой хочу. Пожалуйста.
Коротко кивнув, он, обхватив меня за талию и прижимая к себе, протягивает амбалу визитку. Судя по выражению лица амбала – уже не в первый раз Лекс пытается ткнуть ему визитку. Но теперь тот почему-то берет ее и даже читает, а потом и вовсе удивляет Айю своей реакцией. Вдруг улыбается широко, отчего его лицо становится радушнее, мягче, пожимает Лексу руку и сокрушенно качает головой, мол, чего раньше не сказал, кто ты. Спустя минуту выясняется, что Лекс несколько лет назад оперировал мать амбала, с того света вытянул.
– Ты позвони-позвони, – напоминает Лекс, – все расходы я беру на себя.
Но амбал мотает головой, убеждая, что он и сам справится, и вообще там делов-то на пять минут, всего-то фара разбита.
– Маме привет передавай, пусть не болеет, – улыбается Лекс искренне и, больше не обращая на амбала внимания, усаживает меня в машину. Через мгновение хлопает водительская дверца. Вздрогнув, вцепляюсь пальцами в кожаную обивку сиденья. Еще недолго и неврастеничкой стану. А мне нельзя. Никак нельзя.
– Ты как? – хриплый голос Лекса вмиг успокаивает, разметав все страхи. Вот только… – В порядке?
Я киваю, вдруг поняв, что не могу говорить. В горле все пересохло от одного его голоса: низкого, вибрирующего. Он будоражит, заставляет трепетать и чувствовать странное томление между бедер, тугим узлом скрутившееся внутри. Что это? Страх? Страсть? Вожделение? Похоже, все смешалось. Выпрямив спину, сжимаю ноги, стискиваю кулаки. Не нравится мне все это.
Лекс усмехается. И по его вспыхнувшему взгляду я вижу – он все понимает. Он читает меня, как раскрытую книгу. И от этого мурашки хороводом топчутся по телу, нервируют, перемешиваясь с трепетом неконтролируемого желания. Да что же это?
– Айя, – обжигающая волна судорогой прокатывается по телу, заставив закусить губу, чтобы не застонать от не испытываемого ранее удовольствия, которое вызывает этот его обволакивающий тон. – Не нужно меня бояться.
От неожиданности я теряю дар речи. Бояться? Он решил, что я его боюсь?
– А с чего… – сглотнув, лепечу я, стараясь, чтобы голос не дрожал, – как…почему ты решил, что я боюсь…тебя?
– Не боишься? – и снова это движение бровью, отточенное, отражающее…что? Удивление? Насмешку? Или…понимание?
Я смотрю в его прищуренные глаза, отражающиеся в зеркале заднего вида, и вижу в нем лукавые искорки. Да он же смеется надо мной! Задыхаюсь возмущением!
– Потому что если боишься, то… – продолжает он подтрунивать надо мной.
– То что? – вспыхиваю, подавшись к нему. – Разведешься?
– Не дождешься, девочка, – ухмыляется. – Теперь ты от меня никуда не денешься.
Мне кажется, или в его словах – угроза? Да, права была подруга – этот не отпустит. Да и хочу ли я, чтобы отпускал? Не сегодня – это точно.
– Тогда, может быть, уже поедем? – бросаю, раздраженно поведя плечом. – Домой хочу.
– Домой? – уточняет Лекс.
Киваю, откинувшись на спинку. Пусть завтра я пожалею обо всем, но это будет завтра, а сегодня я намерена прожить так, как отчаянно хочется.
– Домой так домой, – легко соглашается Лекс, выруливая на шоссе.
А я смотрю в окно. Там, за пределами уютного салона, кипит жизнь. Мир не стоит на месте, и я его вижу. Теперь вижу.
