Текст книги "Айя и Лекс (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
10
Конец апреля.
– Не откроет, – фыркает Лекс, повернувшись ко мне и отправив себе в рот кусочек омлета на вилке.
– А кто это? – спрашиваю, подофигевшая реакцией Лекса. Кто может ломиться к нему в квартиру? Подружка? Любовница? Он ведь не монах, наверняка, отбоя от девиц нет. И наверняка с кем-то он даже жил или…
– Это моя сестра, – перебивает он мои мысли. И я невольно выдыхаю, ощущая, что за эти несколько секунд мое тело словно превратилось в готовую вот-вот лопнуть струну. Облегчение махом смывает все сомнения, расслабляет скрученные до предела мышцы. – Она уже давненько не была у меня и не знает, что я поменял замки. А то она большая любительница совать свой нос в чужую жизнь. В данном случае, в мою личную.
– Марина тоже такая, – почему-то сейчас язык не поворачивается называть ее мамой. Лекс не уточняет, видимо, понимая, о ком я говорю. – У нас с ней даже договор был.
– Договор? – хмурится Лекс. А его сестра настойчиво пытается попасть в квартиру. И мне это до жути не нравится. Если тебе не открывают, значит, не хотят видеть. Что за упорство?
Лекс перехватывает мой взгляд, то и дело устремляющийся в коридор.
– Погоди, через минуту звонить начнет. А ты пока рассказывай про договор.
Вздыхаю, уже жалея, что упомянула о нем. Как-то слишком много откровений для одного утра. И это пугает немного, но отступать-то уже некуда. Сама решила быть откровенной.
– Я выхожу замуж за Пашку, а она оставляет меня в покое и…
Меня перебивает звонок мобильного. Моего. Тянусь к трубке: на дисплее высвечивается имя подруги. Вздыхаю.
– Ответь, – настаивает Лекс, видя мое нежелание. Принимаю вызов, замечая, как меняется его лицо из улыбчивого и расслабленного в хмурое, скованное нешуточным напряжением. Это чем же он так недоволен снова? Приходом сестры или прерванным разговором?
– Айя, не смей бросать трубку! – ровным тоном приказывает Леська.
– Да я и не собиралась, – возражаю, улавливая вздох облегчения.
– Отлично. Тогда передай Туманову, пусть лучше впустит меня, а то хуже будет. Меня никакие замки не остановят.
– Так это ты? – выдыхаю изумленно.
– Я. И извиняться за испорченное утро не намереваюсь. Во-первых, уже полдень на часах. А во-вторых, я зла на вас. Так что давайте, вызволяйтесь, буду вас пытать, – последнее сказано со смешком.
А я растерянно смотрю на мужа, который, судя по усмешке на губах, слышал каждое Леськино слово. Фыркнув, Лекс отставляет разнос и исчезает в коридоре, а уже через мгновение до меня доносится гневный голос подруги и цокот каблуков.
– Александра, ты не у себя дома, – Лекс говорит тихо, но в каждом звуке вибрирует злость и что-то еще, парализующее, дающее понять, что говоривший шутить не намерен. И, похоже, Леська это тоже понимает, потому что перестук каблуков стихает.
– Ладно, подожду на кухне. Я надеюсь, меня тут хоть накормят?
– Александра! – одергивает Лекс, а в ответ получает недовольное бурчание.
Лекс возвращается в спальню спустя минуту, замирает в проходе, плечом привалившись к косяку и скрестив на груди руки. Не руки – ручищи, сильные, перевитые жгутами мускул. Поразительно, как такие ручищи могут быть настолько нежными, ласковыми, что пух. А какое дарят наслаждение – с ума сойти можно. Впрочем, я, наверное, и сошла, раз думаю о его пальцах внутри себя и внизу живота разливается жидкий огонь.
– Ты так мило смущаешься, – отзывается Лекс хрипло. – К гадалке не ходи – сразу ясно о чем ты думаешь.
– И о чем же? – вздергиваю подбородок. Наши взгляды сталкиваются, не желая уступать. И я впервые замечаю сеточку морщинок, убегающих от прищуренных темных глаз. А ведь он не так уж и молод, как я думала при первой нашей встрече. Красив, бесспорно. Прямой нос, волевой подбородок, высокий лоб, безупречно уложенные смоляные волосы и внимательные черные глаза, обрамленные длинными густыми ресницами, любая девчонка обзавидуется. Даже тонкий шрам, рассекающий губы красит его, придает мужественности. Такие губы хочется целовать, чтобы ощутить, какие они…как это целовать этот белесый шрам. И я знаю, каково это: волнующе и крышесносно. Засмотревшись, не замечаю, как он оказывается близко, склонившись надо мной и губами касаясь мочки уха.
– Если скажу, меня даже армагеддон не остановит, – выдыхает, лаская дыханием. Волна возбуждения прокатывается по телу россыпью мурашек. Вздрагиваю, прикрыв глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не откинуться ему на грудь и не забыться в его руках. – Ты такая отзывчивая, рехнуться можно, – шепчет, прихватив губами мочку уха. Срывая приглушенный стон.
– Лекс…там Леся…
– Да, – соглашается и отстраняется, мазнув губами по скуле. – Но сперва договор. Что Марина тебе обещала взамен?
Он не уточняет, а я не переспрашиваю, но сейчас признаваться гораздо легче, потому что внутри тепло и легко. Потому что с каждой минутой крепнет уверенность, что я все делаю правильно. Что этот сильный и властный мужчина не обидит меня. И что ему просто жизненно необходимо знать.
– Она обещала уничтожить улики, – на выдохе, не сомневаясь, не позволяя голосу подвести.
– Улики? – бровь изгибается, а в глазах вспыхивает что-то странное, пугающее. – Какие улики? – он делает шаг ко мне, но вдруг замирает, словно наткнувшись на стену.
– Запись и орудие… – голос все-таки сбивается, но Алекс все понимает. Кивает. А на лице застывает бездушная маска, и только глаза…в глазах нет равнодушия, но Лекс отворачивается, не позволяя видеть его эмоции. Почему? Я порываюсь спросить, но он обрывает меня резким:
– Иди в душ, Айя.
И уходит. А я ничего не понимаю, смотря вслед ушедшему мужу. И обида закипает слезами на глазах, душит. Закусываю губу, чтобы не разреветься, и торопливо иду в душ. Прохладные струи возвращают ясность мысли, но не приносят облегчения или понимания. Что это было? Что за перепады настроения? То он нежный до головокружения, трепетный любовник и заботливый муж, уберегающий, понимающий, то равнодушный, жесткий до обиды. Почему? Что я сказала ему такого, что вмиг переменило его отношение ко мне? Неужели все-таки до него дошла мысль, что его жена – убийца? Неужели понял, какая это мерзость?
Выдохнув, выбираюсь из укрытия. Наспех одеваюсь в новые джинсы и футболку, обнаруженные на краю кровати, заплетаю влажные волосы в косу и замираю на пороге кухни. Леська стоит у окна, поджав губы, расстроенная и озадаченная. Одна. Лекс ушел. Прост взял и ушел, не сказав ни слова. Как же так? Почему? Что случилось? Сердце трепыхается испуганной пташкой, пойманной в силки.
– Леся… – зову тихо. Подруга оборачивается резко, и выражение ее лица меняется со скоростью света, смягчаясь, расцвечиваясь радушной улыбкой. Не сдерживаю горькой усмешки, уже дважды за сегодня наблюдая странные метаморфозы человеческих лиц. – Где Алекс…ей? – запнувшись, спрятав руки в карманы джинс.
– Братец умчался по делам. Срочно позвонили, вот он и помчался. Бизнес, чтоб его. Меня попросил за тобой приглядеть, – она говорит спокойно, не задумываясь, словно заранее заготовила речь, где каждое слово – вранье. И настроение падает ниже плинтуса. Хочется зарыться под одеяло и ничего не делать. Но жалеть себя – последнее дело. И пусть мне обидно и хочется реветь сутки напролет, я постараюсь справится. И шопинг – самое действенное средство. Все-таки все мои вещи остались или у Марины, или у Леськи.
– Мне нужно забрать свои вещи, – говорю, не смотря на подругу. Не могу. Что-то мешает заглянуть в ее зеленые глаза.
– И прикупить что-нибудь новенькое, – хмыкает Леська, словно прочитав мои мысли. – Теперь тебе нужно соответствовать, подруга. Братец человек публичный, частенько светится на обложках глянца, так что…
– Леся, хватит, – перебиваю подругу. – Просто поехали уже, ладно?
Поднимаюсь резко, на мгновение теряю равновесие, но упираюсь ладонью в стену, переводя дыхание.
Леська подставляет плечо, на которое я благодарно опираюсь. Сажусь на стул.
– Вот я балда, Айка, – сокрушается Леська. – Прости меня нерадивую. Как ты себя чувствуешь?
– Штормит, – отвечаю как недавно Лексу. – Но жить буду.
– Алекс знает?
Киваю.
– И что говорит?
С губ слетает нервный смешок.
– Леся, я с ним и суток не провела. Что он может говорить? Когда? Нам, знаешь, как-то не до бесед было.
Леська фыркает весело.
– Конечно, вы же молодожены! Только я не въеду, как вы так сразу с места и жениться? На тебя совсем не похоже. Или я чего-то не знаю?
Я лишь пожимаю плечами, затылком упершись в стену. Не знает она, что Лекс и есть тот самый незнакомец из поезда. Не знает, что я боюсь за него. Боюсь стать его уязвимым местом. Боюсь, что уже им стала.
– Айя? – руки Леськи лежат на моих коленях, сама она сидит на корточках напротив, тревожно заглядывая в мое лицо.
– Все хорошо, Леся. Все хорошо.
– Ну да, – фыркает подруга. – Ты уже и словами братца разговариваешь. Когда только спеться успели?
– Семь недель назад, – отвечаю ровно и прыскаю со смеху, наблюдая, как вытягивается лицо подруги, а ее зеленые глаза становятся похожими на два блюдца.
– То есть ты хочешь сказать… – начинает она, но вдруг замирает взглядом на моем еще плоском животе. Поднимается, задумчиво качая головой. Похоже, ей все ясно и без моих признаний и аргументов. – Что ж, теперь ясно, почему Алекс так внезапно сдался.
– Сдался? – хмурюсь, смутно догадываясь, что имеет в виду подруга. – Нет, Леся, ты не права. Лекс не знает, кто отец ребенка. Я не говорила.
– Думаешь, ему нужны твои слова? – она выгибает бровь таким знакомым братовым движением, что не остается никаких сомнений в их родстве.
– А разве нет? Как он может знать обо мне что-то наверняка? Особенно о беременности?
– Алекс может. И поверь, он уже все знает. Или узнает в скором времени, – на ее тонких губах, выкрашенных алой помадой, скользит усмешка. – А ты действительно не знаешь, кто отец? – неожиданно тихо спрашивает Леся.
– Знаю, – отвечаю так, словно подруга спрашивает самую большую глупость. – Мой муж.
Никогда не видела Леську такой счастливой. И никогда не думала, что смогу ее за это возненавидеть. А я оказываюсь на грани, когда мы выходим из пятого бутика одежды, где Леська умудрилась заставить меня перемерить едва ли не всю коллекцию летних платьев. Сама же она попутно «грабила» детские магазины, сметая с прилавков пинетки, распашонки, ползунки и полностью игнорируя мои увещевания о том, что покупать вещи еще не родившемуся ребенку – плохая примета.
– А мы не верим в приметы, – отмахивается она в очередной раз, застыв перед витриной с детской кроваткой.
– Нет, нет и нет! – протестую я, уволакивая Леську куда подальше. – Во-первых, кроватку я буду покупать сама, – ловлю на себе насмешливый взгляд подруги, говорящий мне, что я сама наивность. Ну и пусть. В конце концов, у меня есть муж, а у малыша или малышки папа, вот пусть он и озадачивается покупкой мебели, а не будущая крестная, которая едва ли не сама напросилась на эту почетную роль. А с другой стороны, кто как не она. Других близких подруг у меня нет, да и вообще близких, кроме Леськи и ее брата. Впрочем, о последнем думать не стоит. С тех пор, как он уехал – ни разу не позвонил не то что мне, даже сестре. Пропал, растворился, как и не было. И только запах, въевшийся в кожу, да колечко на безымянном пальце говорили, что этот мужчина – не вымысел.
– А во-вторых?
Смотрю озадаченно на явно смеющуюся надо мной подругу. Похоже, я сильно увлеклась собственными мыслями и потеряла нить разговора.
– Ты сказала, что, во-первых, будешь покупать кроватку сама, в чем я сильно сомневаюсь, потому что когда Алекс осознает всю глобальность сего знаменательного события, – стреляет глазками на мой живот, – он будет не так переборчив, как я.
– Леся, – протягиваю с улыбкой я, вдруг живо представив себе носящегося по торговому центру Лекса, обвешанного пакетами с покупками. Да уж, картинка еще та. И вдруг так сильно захотелось увидеть это воочию, что пришлось тряхнуть волосами, отгоняя видения.
– Ты в порядке?
Киваю, подхватывая Леську под руку, и утягиваю в ближайшее кафе.
Мы устраиваемся за столиком на небольшом балкончике, где тихо и уютно. Леська делает заказ, а я просто смотрю вокруг: мимо проходит молодая парочка, на ходу целуясь и хохоча; на эскалаторе вверх поднимается женщина с мальчишкой, перепрыгивающим через ступеньки. А вот из бутика мужской одежды рядом с кафе выходит высокий брюнет, поправляя явно только купленный пиджак, вот он замирает, оборачивается, кем-то окликнутый, и я перестаю дышать. Мир сужается до одного-единственного взгляда, цепкого, оценивающего. Взгляда, что преследует в ночных кошмарах. Руки холодеют, и все тело застывает восковой фигурой. А я не могу отвернуться. Сделать вдох не могу, потому что ночной кошмар вдруг обрел реальность. Невозможную, страшную, жуткую. Неужели я сошла с ума?
Зажмуриваюсь что есть силы, отсчитывая удары сердца. Уговариваю себя, что мне показалось, что я просто переутомилась, отсюда и странные видения. Глупости. Мертвецы не оживают. Не оживают. Я распахиваю глаза, чтобы увидеть, как мой ночной кошмар двигается прямо к нашему столику.
11
Конец апреля.
Когда Айя сказала о договоре, Алекс живо представил, как сломает шею ее матери. Как его пальцы обхватывают хрупкое горло. Как в голубых глазах плещется страх. А его пальцы сжимаются все крепче, пока не перестает биться пульс. И это видение было настолько осязаемым, что он поспешил убраться подальше от Синеглазки. Боялся испугать. Не хотел, чтобы она поняла, о чем он думает. Леська все поняла без слов – научилась за столько лет их непростой жизни. Пообещала все уладить и присмотреть за Айей. А ему нужно было подумать.
И он приехал туда, где это всегда получалось наиболее удачно – на могилу родителей. От греха подальше. Потому что желание придушить Марину становилось все острее. Алекс понимал, что не будь Марины – многие проблемы отпадут сами собой. Но он не мог. Не мог убить ее, хотя хотел до кровавой пелены перед глазами.
Проклятье! Он не узнавал ее. Не верил, что Марина способна шантажировать родную дочь. Не та Марина, которую он знал много лет. Не та Марина, что встречала с ним рассветы и провожала закаты, и которую он учил водить мотоцикл. Не верил, но знал – Айя не врет и той Марины больше нет. И боль находила прорехи в давно залатанной душе, ядом проливалась на растрепанные швы.
Взъерошив волосы, Алекс взглянул на черно-белые снимки родителей: такие молодые, счастливые. Такими он их запомнил. И тоска больше не бередила память. Привык. Как к ноющей боли в спине и редким судорожным приступам. И лучшим другом ему были маленькие белые таблетки, утихомиривающие приступы и ворующие сны. Правда в последнее время он постоянно их где-то забывал. А все Айя. Она одним махом уложила его привычную жизнь на лопатки и заполнила собой. Айя. От мысли о Синеглазке жажда убийства сменилась жгучим желанием, тугим узлом скрутившимся в паху. Алекс с усмешкой покачал головой, усмиряя разбушевавшиеся гормоны. Позвонил Леське, выяснил, какой супермаркет его девочки решили обогатить сегодня.
Уже в машине набрал номер друга. Игнат ответил сразу.
– Игнат, ты можешь установить наружку за Мариной?
– Что-то случилось? – насторожился друг. Задним фоном слышались женские голоса.
– Я женился на ее дочери.
– Охренеть, – присвистнул Игнат и тут же что-то резко ответил не в трубку.
– Отвлекаю?
– Нет. Твою мать, – и снова возмущение кому-то в сторону. – Решил приодеться для вечера. А то боюсь, сольюсь с толпой на фоне своей красотки. А эти дуры суют мне всякое блестящее дерьмо.
Алекс усмехнулся, представляя, как его красавчик-друг пытается разъяснить девочкам-продавцам, что он серьезный мент, а не богатенький мажор с обложки глянцевого журнала. И что-то подсказывало Алексу, что верят Игнату с большим трудом, учитывая его смазливую морду.
– Так что там с Мариной? – посерьезнел Игнат.
– Думаю, она сейчас очень обижена и может натворить глупостей, – Алекс выруливает с кладбища.
– Я понял. Все сделаю в лучшем виде. Алекс, – после недолгой паузы, – значит, тебя вечером не ждать?
– Почему же? Я обещал жене знакомство с тобой.
– Уверен?
– Игнат, она все это время живет как в кошмаре. Ей нужна передышка, понимаешь? Иначе она свихнется. Она – не мы. Она просто слабая женщина. И она носит моего ребенка. Я не могу рисковать.
– Тогда ждем к шести. И никаких подарков – Ася просила.
– Игнат, так нельзя. Я не могу приехать с пустыми руками.
– Ну…мольберт – не подарок, а вещь необходимая художнику.
– Намек понял. И еще… – Алекс притормозил на светофоре, побарабанил пальцами по рулю. – У Марины есть запись с твоей смертью.
– Вот же сука, – не сдержался друг. – Но это, конечно никакая не улика, ты же понимаешь.
– Я – да. И вряд ли она пустит ее в ход…
– Но сломать жизнь дочери может легко, – догадался Игнат.
Почти сломала. Не появись на горизонте Алекс, дожала бы. И где бы сейчас была его Синеглазка даже представлять не стоит. Потому что стоит подумать об условиях их чертового договора – злость била по вискам, стирала все здравые мысли.
– Как же Поляк проглядел-то?
Алекс не ответил. Они все проглядели и он, Алекс, самый первый. Но никак не объяснить это Игнату. Не поймет. Он и сам не понимал. Не клеилась у него картинка. А он ненавидел что-то не понимать, но отыскать нужные кусочки никак не удавалось. Он перебрал все, даже самые невероятные, варианты. Ничего. Как будто кусок реальности выпадал. Весомый такой. И Алекс знал – найди он его, все встанет на свои места, прорисуется картинка. А пока ничерта. Темень непроглядная. Карандашные наброски, то и дело затираемые ластиком. И это раздражало.
Игнат уже давно отключился, а Алекс катил по шоссе в сторону торгового центра. Забрать своих девчонок. А может, наплевать на все и махнуть куда-нибудь, где его никто не найдет минимум пару недель. Где будет только он и его Синеглазка. Улыбнувшись, покрутил в пальцах телефон, как вдруг точный удар в сердце вышиб дыхание. Алекс крутанул руль, машину занесло. Ударив по тормозам, резко остановился, перегородив дорогу. Благо, трасса пустовала, а то отправился бы к праотцам, как пить дать. Распахнул дверцу, едва ли не выпав из салона. Жадно вдохнул обжигающий воздух. Прислушался к себе. Боль была странной, почти физической, колкими судорогами растекалась по мышцам, вгрызалась в сердце. И позвоночник заныл нестерпимо. Что за черт? Никаких приступов быть не должно. Он принял такую дозу таблеток, что все нервные окончания должны были атрофироваться. Это не та боль. Тогда что? Что могло произойти?
Он выбрался из машины, игнорируя возмущение водителей. В раздражении пнул колесо. Ничего толкового в голову не приходило. Но чем дольше он думал об этом, тем нестерпимее жалило сердце, разбухало, мешая дышать.
Алекс бросил взгляд на часы, прикидывая, где сейчас Айя. Судя по времени, которого прошло ничтожно мало – они с Леськой до сих пор скупают бутики. Айя с Леськой, которая глотку перегрызет каждому, кто посмеет обидеть ее подругу. Значит, в безопасности. Или нет?
Он вернулся в машину, схватил телефон и тут же выронил. Сердце больно кольнуло, и на мгновение он перестал дышать.
– Твою мать! – прорычал, нашарив трубку и срываясь с места.
Вдавливая в пол педаль газа, набрал номер Айи. В ответ – длинные гудки и никакого ответа. Что за херня?!
Набрал снова – та же песня. Леська позвонила сама, едва он нашел ее номер в исходящих.
– Где Айя? – без предисловий рявкнул он.
– Не ори на меня! – рыкнула в ответ сестрица.
– Александра! – злость, помешанная на страхе, колола пальцы.
– Да не знаю я. Ищем.
– С кем ищете? Что произошло?
– Ума не приложу, – теперь в ее голосе билась тревога. – Игнат подошел, а она…
Игнат. Алекс саданул по рулю. Как же он не подумал, что они могут вот так запросто встретиться и что Айя узнает его. Не подумал, потому что даже предположить не мог, что жизнь та еще сука, хотя должен был. Он должен предугадывать любое развитие событий, особенно сейчас.
Звонок по второй линии сбил сердце с ритма.
– Айя, ты где? – как можно спокойнее, чтобы не напугать, или не показать собственную слабость, кто бы ни звонил.
– Я… – тихий всхлип заставил крепче сжать руль и до упора вдавить педаль газа, срывая стрелку спидометра до запредельных цифр. – Я…забери меня отсюда, пожалуйста.
И громкий стук фоном.
– Айя, не дури, давай просто поговорим, – отдаленный мужской голос не понравился Алексу: слишком много в нем обиды.
– Айя… – нет, не так: мягче, нежнее, потому что она боится до чертиков. Кого, мля? – Синеглазка моя, все хорошо, – а у самого грудь сдавило нестерпимо. – Я уже еду, слышишь? Я уже рядом, – и тревога ослабила тиски, когда в сотне метров показалось стеклянное здание торгового центра.
– Правда? – и столько надежды в надломленном голосе, что хоть волком вой. Алекс сжал трубку.
– Конечно. Я же твой ангел-хранитель, Синеглазка.
Он тормозит, не выбирая место парковки. Выпрыгивает из машины, не глуша мотор. Плевать! Сейчас главное найти ее в этом муравейнике.
– А я хотела тебе позвонить, но у меня нет твоего номера.
– Есть, Синеглазка, – возразил Алекс, влетая в здание. Мимо изумленных охранников, наверх, к кафе, где они сидели с Леськой. Вряд ли Айя ушла далеко. А мужской голос на заднем фоне не стихает, просит выслушать его, поговорить, извиняется. Это что, дружок бывший нарисовался?
– Да, есть, – согласилась, уже не всхлипывая. – А я не знала.
– Теперь знаешь, – перепрыгивая через ступеньки эскалатора, проигнорировав приветливо распахнутые дверцы лифта.
– Да.
– Ты где?
– Я? – задумалась ненадолго. – В туалете на третьем этаже.
– Я уже рядом, слышишь? Выходи.
– Я боюсь.
– Кого?
Щуплого парня Алекс увидел сразу. И узнал моментально: Павел Дергачев, любимый сынок прокурора города и бывший дружок Айи.
– Мне кажется, я схожу с ума.
Глянув на замершего у перил Дергачева, выдохнул. Тот окатил Алекса откровенным презрением, но Алексу было начхать. Не Дергачев напугал его жену, значит, поживет еще.
– Ничего подобного, – он вошел в женский туалет, подошел к запертой двери кабинки, постучал костяшками пальцев. – Синеглазка, это я.
Спустя пару мгновений щелкнул замок и появилась Айя: слегка растрепанная, заплаканная. Всхлипнув, она кинулась ему в объятия.
– Кто тебя обидел, Синеглазка? – спросил, поглаживая ее по голове, пропуская пальцы сквозь мягкие светлые локоны. И с каждым мягким движением он ощущал, как облегчение расслабляет мышцы, вытягивает из пут тревоги и страха. Да, именно страха. И он впервые за много лет испугался так, что до сих пор трудно было дышать.
– Я…я не знаю, – вздохнула она. Алекс замер, всматриваясь в ее зареванное лицо. Что же она снова себе навыдумывала? – Я просто увидела мужчину…из своего сна, понимаешь?
Алекс кивнул. Он все понимал. Дернул же черт Игната подойти к ним. Не так Алекс хотел ей рассказать правду. Но, похоже, выбора у него не осталось.
– Вернее, – снова вздохнула, качая головой, но не пытаясь высвободиться из его объятий, – мне показалось, что это он. В общем, я…я…не знаю. Но мне стало так страшно, что я сбежала сюда. А потом появился Пашка…
При упоминании его имени Алекса захлестнула злость настолько живая, что он ощутил ее горький вкус. И острое желание убить этого мажора колола пальцы. Только подрагивающая Айя в его руках останавливала от безумного поступка, загоняла в узду его не на шутку разыгравшиеся эмоции. Было еще что-то…приправленное жгучей ревностью. Сейчас, стоя посреди женского туалета торгового центра, Алекс знал точно, что бы его жена ни чувствовала к своему бывшему, она – его. Он ни за что не отпустит ее от себя, даже если рядом с ним она будет несчастна. И пусть это попахивало сволочизмом – плевать. Она – его женщина. Она носит под сердцем его ребенка. И будет принадлежать только ему, даже если у нее совершенно другие планы.
– Вы еще долго тут торчать намерены? – недовольный голос сестрицы ворвался в их реальность, как тайфун. – Не, я не против…даже только за и на шухере постою, если что. Но…там уже целая очередь столпилась. Игнат, конечно, держит оборону своим сногсшибательным обаянием, но я все-таки переживаю за его жизнь. Даже такой альфа-самец не справится с десятком женщин, которым приспичило по нужде.
Айя уткнулась Алексу в грудь, тихо смеясь. Он прижал ее к себе еще крепче и глянул на сверкающую голливудской улыбкой Леську, за весельем спрятавшую собственные страхи.
– Дай нам еще минутку, – попросил тихо. Сестрица кивнула и ретировалась, что-то громко разъясняя кому-то за дверью.
– Айя, тебе не показалось.
Она удивленно взглянула на него. И в ее синих глазах отражалось непонимание и убежденность, словно она знала, что он собирается сказать и готовилась держать оборону до последнего.
– Игнат действительно тот человек из твоего сна. Ты его не убила.
Если бы слова могли убивать, то сейчас Алекс убил бы свою женщину. Она побледнела в одно мгновение, губы задрожали, синие глаза потускнели.
– Айя!
Он подхватил ее на руки и усадил на тумбу между раковинами, обнял ее лицо, ловя ее потерянный взгляд. Сжал ладони, развернул к себе, поймал ее взгляд и уже не отпустил.
– Я не могу сказать, знала ли твоя мать, кем был тот человек с записи и что он выжил, – он говорил мягко, как с маленьким напуганным ребенком, потерявшимся в толпе. – Но и оправдывать ее не буду. Она поступила жестоко и была бы моя воля… – он осекся, понимая, что выскажи он свое желание придушить Марину, напугает Айю еще больше. Да, она сука. Да, она едва не сломала жизнь Айе. Но она оставалась ее матерью. – Я просто хочу, чтобы ты верила мне. Игнат жив. Ты никого не убивала.
– Но…как? – он не услышал, прочитал по губам, потому что ее голос сейчас походил на шорох опавших листьев.
– У Игната – зеркальное расположение внутренних органов. Полагаю, тебе не нужно объяснять, что это?
Она покачала головой, насколько сумела в его ладонях.
– И тот удар, который по твоим подсчетам был смертельным, не задел ни единого жизненно важного органа. Ты меня поняла?
Айя слабо кивнула, и в ее взгляде мелькнуло облегчение. Ненадолго, вновь затертое сомнением, не дающим ей покоя. Алекс чувствовал, что она хочет что-то спросить, но боится. Как и поверить.
– Я тебе не вру, Айя, – отвечая на все ее сомнения одним махом. – У Игната есть шрам и есть что тебе рассказать.
– Кто он? – громче и увереннее. – Почему тогда был…там?
– Игнат – следователь и мой друг. Остальное, думаю, лучше спросить у него. Если он сможет – расскажет.
Снова кивок. И кривая усмешка на искусанных губах.
– Айя… – он уперся лбом в ее, притянул Айю к себе за талию, не зная, как еще ее убедить. Что сказать, чтобы она поверила и перестала бояться. – Синеглазка моя…
Ее пальчики скользнули по его спине вверх, защекотали шею и запутались в волосах. Тихий вздох вырвался из ее груди. И Алекс ощутил, как она расслабилась, вновь становясь мягкой и податливой в его руках. Снова стала живой.
– Я тебе верю, – тихий шепот смыл напряжение.
Алекс мягко коснулся губами ее скулы и улыбнулся.
– Идем, Синеглазка моя, – прошептал Алекс, целуя ее лицо, вновь разрумянившееся. – А то, видит Бог, придется все-таки Леське стоять на шухере.
И мысленно возликовал, увидев ее робкую улыбку.
Когда они вышли в зал торгового центра, кроме Леськи и Игната у туалета не было ни единой души. Даже Дергачев ретировался, поняв, что ничего ему тут не светит. Коротко кивнув другу с сестрой, Алекс, не выпуская руку жены, довел ее до брошенной машины, которая так и стояла на месте с распахнутой дверцей, усадил в салон, пристегнув ремнем безопасности, и, плюхнувшись на водительское сидение, медленно тронулся с места, тщательно сдерживая желание снова загнать стрелку спидометра на запредельные цифры. Чтобы как можно быстрее добраться до квартиры и запереться на все замки, спрятав Синеглазку от всего мира.
Тихий вздох Синеглазки встрепенул его тревогу, холодком лизнувшую затылок.
– Что случилось? – до боли сжал руль, ожидая самого худшего. У нее за одно утро столько стрессов, что неизвестно, как все могло отравиться на беременности. – Где болит?
– Нигде не болит, не переживай, – ее ладонь легла на сжатый на ручке коробки передач кулак, погладила. – Я просто…спросить хотела. Можно?
Алекс кивнул, косясь на нахохлившуюся, точно воробышек, жену.
– Нельзя ли ехать чуточку быстрее? Я понимаю, ты волнуешься за меня, но мне хочется побыстрее оказаться дома. С тобой.
Он смерил Айю долгим взглядом, непростительно отвлекаясь от дороги. И уловив в ее взгляде обещание, от которого жар плавил не только тело, но и мозг, счастливо рассмеялся. Его девочка. Теперь уж точно никаких сомнений.
