Текст книги "Айя и Лекс (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
6
Конец апреля.
На пути к дому они молчат.
Алекс ведет машину, изредка поглядывая на свою правую руку, которая ловко справляется с ручкой коробки передач. Он привык всё держать под контролем. Всегда. Потому и машины собирались для него индивидуально. Ручная сборка, и никакой «автоматики». Друзья старались, зная его пристрастия.
Правая рука на обтекаемой ручке.
Контроль. Свобода. Безопасность.
Только теперь на той самой правой руке сияет изящное обручальное кольцо. Платиновые кольца – золото Айя не носила из-за аллергии, а серебро не годилось для такого случая – были именные и изготовлены на заказ год назад.
Алекс заказал их знакомому ювелиру прямо из машины в тот самый день судьбоносной встречи.
Он тогда тоже дьявольски опаздывал и ненавидел, казалось весь мир. А еще его тяготила вся та административная волокита, какой ему вновь приходилось заниматься каждый день.
Его компаньону пришло в голову открыть в этом городе дочернюю точку их компании. Он, видите ли, узнал, что здесь продаются отличные помещения для лабораторий, куда можно перенести часть исследований новых лекарственных препаратов. Да и самому Алексу будет проще контролировать процессы, если работа будет осуществляться буквально у него под боком, а не за сотни километров, раз уж ему вздумалось вернуться в город детства столько лет спустя. Только Алексу хотелось совсем другого, просто оперировать и, наконец, отдохнуть от суеты бизнеса. Но компаньон думал иначе. И он согласился на свою голову. И теперь ему, вместо того, чтобы нормально оперировать, приходилось вновь заниматься прежней рутиной бизнеса. Договора, сделки, поставки и снова договора, сделки, переговоры… Он давно усвоил, что практически невозможно выбраться из этого замкнутого круга, особенно когда нужно, чтобы всё было правильно и идеально. И «грандиозная» идея его компаньона лишь подтверждала данную аксиому, как Алекс ни стремился её опровергнуть.
Подобными делами давно занимались надёжные люди. Он лишь контролировал, чтобы никто не ошибался. С тех самых пор, как добился всего, что задумывал. А теперь… Он не планировал никаких перемен и расширений бизнеса. Знал, как это хлопотно. Поэтому сам никак не мог понять, почему согласился на столь заманчивое предложение. Думал, сможет спихнуть всю работу на замов, директоров, финансистов. Но пока не выходило. И это нервировало его. Несмотря на то, что он успешно справлялся со всеми проблемами. На практике доказал, что всегда достигает намеченных целей, иначе никогда бы не добился того, что имел. Просто он всегда старался не выпендриваться должностями и титулами, когда в этом не возникала острая необходимость. Отмахивался, когда его уверяли, что у него не просто талант, а дар от Бога. Дар так дар, – для Алекса это не имело значения. Он просто делал свою работу, как умел. Старательно жил двумя жизни. И если никто не уличил его в раздвоении личности, значит, маскировался он на отлично.
Алекс посигналил застопорившему движение микроавтобусу. Тот тронулся и покатился по прямой, а Алекс повернул направо. Прежде чем ехать в больницу он должен был забрать друга из института. Он взглянул на часы и тяжело выдохнул – можно уже никуда не спешить. Опоздал.
Алекс сбавил скорость и остановил джип напротив центрального входа в Мед. Выключил зажигание, достал мобильный телефон, набрал номер и передумал.
Увидел её. Тогда Алекс уже знал, что Айя дочь Димки Корсака, его школьного друга. Она сразу показалась ему очень знакомой, ещё когда была лишь строчкой в личном деле её матери. Потом он долго состыковывал фамилию, дату рождения, родителей, а когда у него всё сошлось, приятно удивился, насколько девчонка похорошела. Впрочем, уже привлекательная девушка. Собственно, он и в спонсорство ввязался, когда узнал, что Айя здесь учится. Спасибо Серёге – свел с нужными людьми.
Айя стояла в компании нескольких студентов и что-то горячо доказывала.
Изящная, хрупкая и невероятно красивая. Алекс любовался ею. Красная шёлковая блузка, застёгнутая на все пуговички, подчёркивала высокую грудь, облегала плоский живот. Да и длинные ноги в белых брюках и летних туфельках на высоком каблуке выглядели сексуально, будоражили его инстинкты. У Алекса даже шея взмокла. Он открыл дверцу и плюхнулся в прохладный салон. В голове немного прояснилось. Сразу стало легче. И теперь он заметил то, что ему решительно не понравилось.
Мужская рука, по-хозяйски обнимающая ее за талию. Собственник внутри Алекса взвыл, рванулся вперед: отобрать, перекинуть через плечо и увезти к черту на рога. А уже там…Алексу пришлось стукнуть кулаком по рулю, приводя себя в чувства. Этот хлыщ, которому хотелось что-нибудь сломать, ее парень – Алекс это тоже знал. И он имеет права прикасаться к ней, целовать, ласкать…
– Черт! – выругался, прикидывая уязвимые места парня. Он прекрасно понимал, что тому нечего противопоставить и Алекс размажет его в два счета. Но кому станет легче от этого?
Неожиданный звонок отвлёк Алекса от девчонки. Звонили из отделения – нервничали, что он опаздывает. Операцию пришлось перенести – Айя никак не шла из головы. Да ещё и навязчивые мысли переломать к чертям руки ее парню.
Потом Алекс выпытывал о ней у её профессора, кардиолога и своего друга.
– У неё большое будущее! – отвечал Алексу профессор Корзин. – Она умна, напориста, талантлива. А глаза? Нет, ты видел, как у этой Корсак горят глаза?!
Глаза у неё действительно горели. Тем самым особым огнем, который делал из простых студентов высококлассных врачей.
Тогда же он твёрдо решил, что эта девушка непременно будет его. И он сделает для этого даже самое невозможное. Тогда же он, все-таки дождавшись друга, и позвонил ювелиру.
За весь разговор Туманова по телефону выражение лица Серёги Корзина постоянно менялось. Алексу тогда посчастливилось изучить всю палитру эмоций своего друга. От дружеского любопытства на широкой физиономии: зачем Туманову понадобился ювелир да еще такой именитый мастер? До искреннего изумления в маленьких светлых глазах: Туманов, оказывается, собрался жениться!
– Вот это новость! – ахал Корзин, почёсывая белобрысый затылок. – Жениться на девушке, которая ещё ни сном, ни духом обо всём этом! Она и тебя-то, гения и знаменитость, лично не знает. И знакомиться не собирается.
– Это ничего, – говорил Туманов с нелепой щенячьей радостью. Сам не понимая собственной реакции. Обычная ведь девчонка, а зацепило – не вырваться. – Она всё равно будет со мной. Не сомневайся.
Тогда Серёга Корзин не узнавал своего друга. Он никогда не видел его таким и никак не мог взять в толк, что стряслось. Его, что, подменили?! Да нет, вроде он…
И Сергей внимательно, как невиданную доселе диковинку, осматривал друга со всех сторон. И даже своего одноклассника припомнил – первоклассного психиатра.
– Всенепременно, – смеялся Алекс (в тот день он вообще много смеялся, нокаутируя старого друга), когда Корзин вдруг предложил ему проконсультироваться со специалистом. А потом заверял друга, что это он – Алекс Туманов собственной персоной. Тогда Сергей растерянно разводил руками.
Нет, точно подменили!
С того дня, как Алекс увидел повзрослевшую Айю и понял, что хочет ее и не только в свою постель, он изменился. Он и сам не знал, что может быть таким.
Он не преследовал Айю, хотя имел массу знакомств и способов для этого. Не искал встреч с ней, несмотря на отчаянное желание видеть её каждую минуту. Пожалуй, он даже избегал её, особенно когда его приглашали в Мед. Боялся не сдержаться, поддаться чувствам. А подобная опрометчивость могла испугать девчонку. А ей и без того страхов хватало. Хотя порой, замечая ее в институтском парке, что-то увлеченно читающую или рисующую очередные комиксы, ему до зуда хотелось закинуть ее на плечо и запереть в своем доме, спрятать от всего мира. Останавливало одно – она выглядела счастливой. И парень, с которым она встречалась был…неплохим. И это мучило больше всего. Отбирало у него права вмешиваться в ее жизнь.
Но сдержаться он так и не сумел. Ему всё время хотелось удивлять её, дарить подарки, радовать, видеть счастливый блеск в её глазах. И он удивлял через Леську. Благодаря сестре, Алекс многое узнал об Айе: о привычках, вкусах и мечтах. Алекс знал, что на завтрак Айя частенько готовит Леське блинчики с творогом и какао, которые любит сама. Знал, что она живёт морем, но не умеет плавать. Любит осень и ненавидит дождь. Ей нравится снег, бесшабашное катание на санках и детская игра в снежки. Она мечтает побывать в Норвегии, чьими сказочными историями зачитывается по ночам. Но при этом она жуткая мерзлячка и зимой с большой неохотой вылезает из-под одеяла.
Он подарил ей удивительное путешествие в сказочную страну фьордов, где она провела незабываемый месяц с Лесей. Он дарил ей цветы, и ему с Леськой частенько приходилось импровизировать, чтобы доставить очередной букет адресату. А порой доходило до абсурда: выбранный Алексом подарок Айе дарил тот её парень, а цветы – случайный прохожий. Алекса заботило лишь одно – счастье в любимых синих глазах. Он стал её персональным волшебником, убеждённым в главном, – настанет день, когда она окажется рядом с ним. И уж тогда он ни за что на свете её не отпустит. Он скорее умрёт, чем позволит ей уйти.
И она оказалась. Дважды. И оба раза не самым лучшим образом, но с судьбой не поспоришь. Только теперь он её не отпустил. И совершенно не знал, что делать дальше.
А он так привык всё держать под контролем. Всё и всех. Одна Айя никак не вписывалась в его привычный уклад жизни. Невзирая на год тайных ухаживаний, доводивших Алекса до сумасшествия. Айя была словно с другой планеты, из другого, параллельного и абсолютно чуждого ему мира. Такая притягательная и по-прежнему недоступная. Хотя теперь всецело его. По закону. Только чувства по этому закону не предусмотрены; любовь не прописывают в штампе. И это единственное, что пугало Алекса. Как влюбить в себя эту очаровательную и такую желанную девушку? Алекс бегло глядит в зеркало заднего вида.
Айя сидит, снова сцепив на коленях руки, и смотрит в окно. Машинально Алекс поворачивает голову, на короткий миг выхватывая картинку.
Ничего интересного. Всё как всегда. Шоссе, машины…Машины, шоссе…
Снова смотрит в зеркало заднего вида. Айя даже не шелохнется, виском прислонившись к стеклу.
Что с ней? Неужели все-таки боится?
Алекс переводит взгляд на серую ленту дороги, мельком глянув на обручальное кольцо, и улыбается краешком губ.
Она не боится его, нет. Она не говорила, за нее все сказали ее глаза, рваное дыхание и румянец на щеках. Алекс чувствует ее желание. Такое же необузданное, как в ту ночь в поезде. Такое же стремительное, обжигающее, сносящее крышу. Такое же, как у него. Но страсть – не любовь.
Он тяжело выдыхает. Кажется, он повторяется. Но от этого правда не перестает быть правдой. И она больно режет по самому живому. Заставляет нервничать. А ему до одури хочется остановить машину, вытащить из салона Айю и поцеловать. По-настоящему. Долгим страстным поцелуем. Прямо посреди шоссе. Доказывая ей, что она – его, всецело и навсегда. Показывая всем, кому она принадлежит. А потом поскорее добраться до своей огромной квартиры и брать ее без устали всю ночь напролет. Пить сладость ее стонов, слизывать мед ее соков и любить ее, доводя до оргазма. Ловить ее удовольствие губами. Ощущать на кончиках пальцев. Нет, одной ночи ему будет мало. Катастрофически мало.
Алекс встряхивает головой. От внезапно ожившего воображения Туманова резко бросает в жар, заламывает затылок, мутится в глазах, позвоночник прожигает раскаленным штырем, на лбу выступает пот.
Он взъерошивает волосы, смахивает со лба капли пота, ещё раз улыбнувшись обручальному кольцу. Сокрушено качает головой, мысленно укоряя себя за неосмотрительность.
Кто же упускает из виду дорогу, когда на заднем сидении сидит беременная жена? Хватит одного раза, когда он чуть не свихнулся, что причинил ей боль, что она пострадала. Его жена…
Жена…
Алекс даже присвистывает от удовольствия, так ему нравится!
Жена…
И ловит на себе удивленный взгляд Айи. Похоже, у него вошло в привычку ее удивлять. Ну что ж, пусть так.
Минуя последний перекресток, Алекс въезжает на подземную парковку элитной высотки. Выбирается из машины, помогает Айе. Она вкладывает в его руку свою ладошку. И это прикосновение…такое невинное…сносит все преграды.
Он шагает навстречу вместе с ней, сгребает ее в охапку и сминает ее губы поцелуем. Такие мягкие, нежные, они раскрываются ему, впуская его язык, сводя с ума, распаляя. Она отвечает ему с той же страстью: прикусывает губы, слизывает кровь и снова срывается, впиваясь в его губы жалящим, как укус, поцелуем.
Он не пытается быть нежным, просто не может. Слишком долго он мечтал о ней. Семь недель – это слишком много. Слишком много в его жизни было не тех женщин. Слишком. Всего слишком. Только ее не было.
Он не пытается быть нежным, опрокидывая ее на заднее сиденье машины, разрывая к черту ее платье. Сейчас его не в силах ничто остановить. Разорвись рядом бомба, он ни за что не оторвется от ее красивой груди. Не перестанет жадно втягивать ртом ее набухшие соски и исцеловывать каждый миллиметр ее нежной кожи. Ему плевать на все, кроме ее желания. Кроме ее отклика. Такого невероятного, что он и не смел о таком мечтать. Не думал, что она будет такой податливой и дерзкой в страсти. Что она будет не уступать ему, принимая его ласки, а будет вторить ему с тем же сумасшествием. И это рвет крышу, стирает все грани.
Айя вскрикивает, когда он одним движением входит в ее разгоряченное лоно. Резко, на всю длину. И тут же выгибается ему навстречу, вжимаясь в него, руками сжимает его ягодицы.
– Да… – срывается с ее губ. – Да… пожалуйста…еще…сильнее…
И сама ускоряется, впечатывая в себя, подмахивая ему, выгибаясь и содрогаясь в оргазме. Таком сильном, что следом не выдерживает и Алекс, кончая в ее пульсирующее лоно.
А после, переведя дыхание, закутывает ее в плед и несет в свою квартиру. Но когда переступает порог, Айя уже крепко спит, уткнувшись лицом в его плечо.
7
Конец апреля.
– Почему он? – вопрошает Павел, сжимая в руках фотографию русоволосой девчонки в ярко-красном сарафане в белый крупный горох. Она смотрит на него смеющимися синими глазами и молчит. Снимки не умеют разговаривать, а ему так хочется услышать её звонкий голосок, почувствовать её горячее дыхание у своей щеки и прикосновение её мягких, не знающих помады, губ. Сейчас особо остро. Потому что именно сейчас он потерял её навсегда. Она больше не принадлежит ему, в эти самые минуты став женой другого. И его воображение вмиг подкидывает ему картинки одна откровенней другой: она стоит на четвереньках, трясется от резких толчков мужика, трахающего ее сзади. Не нежно, как Павел имел ее, а грубо, по самые яйца, шлепающие о ее истекающую щелку. Ей же нравится грубость, раз от его нежности она никогда не кончала. А сейчас, растрахиваемая сзади – кончит? И воображение тут же подкидывает Павлу залитое спермой лицо Айи, ее волосы, грудь в белых потеках. И ее счастливо улыбающуюся от собственного оргазма.
Павлу становится дурно. Тошнота подкатывает к горлу, все расплывается. Жаркая волна неожиданной ревности ослепляет, и он со всего маху отшвыривает фотографию. Ударившись о стену, золочёная рамка разлетается вдребезги, а сверху ложится неповреждённый снимок той, которую он ненавидел и любил. Отчаянно и безнадёжно. Покачиваясь от внезапно накатившей слабости, Павел бредет в кухню, берет со стола початую бутылку водки и на вдохе делает несколько жадных глотков прямо из горла. Прозрачная жидкость обжигает горло, раскалённой лавой растекается по венам, принося минутное забвение. Выдохнув, Павел обессилено опускается на табурет. Он знает, что сам виноват, что Айя сейчас не с ним. Он сам обидел её, выгнал, подтолкнул в чужие объятия. Тогда он наивно полагал, что главное – её счастье, пусть и с другим. С ним она никогда бы не стала счастливой. Он слишком жалок и слаб, чтобы быть рядом с ней. И он готов был на всё, чтобы увидеть счастливый блеск в её не по возрасту мудрых глазах. Но тогда Павел не думал, что будет так невыносимо больно видеть её рядом с Тумановым. Всё-таки Павел любит её. Пусть не так, как Айя того заслуживала. Но любит. Он крепче сжимает бутылку в надежде, что алкоголь освободит его от этого проклятого чувства. Сколько уже можно мучиться? Он так устал. Он подносит к губам горлышко, но не делает ни глотка. В дверь звонят. Покачиваясь, Павел добредает до входной двери. Проворачивает замок и криво улыбается. На пороге его персональный Дьявол. Женщина, которая растоптала его жизнь. Алина.
– А, это ты, – нерадостно бубнит он и возвращается в спальню, на ходу допивая водку.
– Что за праздник? – интересуется девушка, брезгливо переступая через разбросанные в коридоре вещи. Павел в ответ неопределенно машет рукой.
– Имею право, – заплетающимся языком мямлит он, – расслабиться…
– Расслабиться? – Алина в удивлении приподнимает бровь. – От чего, позволь спросить? Устал ничего не делать?
– Да пошла ты, – выплевывает он, отбросив пустую бутылку.
– С удовольствием, но сперва… – она осекается, наткнувшись взглядом на разбитую фотографию. Приседает на корточки и поднимает портрет. – Теперь ясно, – хмыкает, рассматривая снимок. – И что вы все в ней нашли?
– Она свят…святая, – икнув, отвечает Павел и падает на кровать. Алина усмехается.
– Святая, говоришь? – она сминает фото и бросает в кучу стекла. – Святые не живут чужой жизнью, – жёстко добавляет она. Но Павел уже храпит, зарывшись в подушки.
– Спи, спи, Павлуша, – ядовито шепчет Алина, накинув на Павла покрывало, – пока можешь.
И, еще немного постояв над пьяным телом, уходит, оставив на кухонном столе черную папку.
Тьма сгущается над городом. Тяжёлым бархатом цепляется за наливающиеся цветом и жизнью ветви. Окутывает молчаливые пятиэтажки особым ночным безмолвием. Алина сидит на узком подоконнике, устремив взгляд в беззвёздное ночное небо, и курит. Её знобит. Дрожь не унял ни обжигающий кофе, ни початая бутылка коньяка. Озноб внутри неё, её частью, отголосками прошлого. От него невозможно избавиться. Ничто не может согреть от одиночества, давно ставшего её единственным спутником. Из открытой форточки тёплый ветерок тормошит её короткие чёрные волосы, мурашками пробегает по телу. В голове тяжело отдаются звуки гитары и барабана, рвущиеся из чьей-то стереосистемы. И сердце разбивается на осколки в такт очередному барабанному соло, возвращая Алину в далёкое прошлое, ни на минуту не отпускающее из своих гнусных лап.
Она выдыхает клубок дыма, прикрывает глаза и вновь оказывается на старой, на ладан дышащей койке приюта…
…Ей тринадцать. Растрёпанные волосы слиплись от грязи и крови. Распухшее лицо украшают сломанный нос, разбитая губа и рассечённая бровь. Живот жжёт нестерпимой болью. Дергает и рвёт на части между ногами. Руки трясутся, и хочется плакать, но слёз нет.
Пару часов назад её привезли из больницы, где ей удалось немного поспать после осмотра гинеколога, и заперли в «комнате совести». Так воспитатели детского дома называли тёмную комнату два на два, куда отправляли провинившихся воспитанников подумать над своим поведением. Алина была частой гостьей карцера и подозревала, что некогда здесь был чулан. Ни окна, ни свободного пространства, только полуразвалившаяся, сильно скрипучая кровать, на которой можно было лишь сидеть или лежать, свернувшись в три погибели.
Но в ту ночь её заперли там несправедливо. Изнасилованную, изувеченную, два года прожившую в аду подопытным кроликом, едва не ставшую расходным материалом.
Спасибо молодому доктору, который вместо того, чтобы пустить её «в расход» отпустил и даже денег дал, чтобы она смогла добраться домой. Только не знал её спаситель, что нет у неё дома. Один приют, куда не хотелось возвращаться. Несколько дней она скиталась по улицам чужого города, ночевала в подворотнях без медицинской помощи, пока не нарвалась на патруль. В отделении её накормили и даже врачу показали (он один и помог ей хоть немного уменьшить разрывающую на части физическую боль), а потом отправили обратно в детдом, где бросили в тёмный чулан. Зачем? Чтобы вернуть назад в ад?
Тогда, сидя в карцере и дрожа от холода, боли и страха, Амина ненавидела весь окружающий мир и лихорадочно искала путь для побега. Он нашёлся случайно. Из заточения её выпустила повариха приюта тётя Рая, всегда подкармливающая вечно голодную Амину чем-то вкусненьким. Единственная, кто стала Алине почти матерью. Единственная, кто искренне любила и хотела удочерить Алину. Не дали. Прознав о случившемся с ней, тётя Рая выкрала ключи от карцера и освободила девочку. Она принесла Алине сменную одежду, немного еды и денег. Алина помнила, как тётя Рая не сдерживала слёз, убиваясь, что не может приютить сиротинушку. Как просила прощения. И как уговаривала её бежать. Куда угодно, только подальше от этих извергов. И она сбежала, снова оказавшись на улице. Холодной зимой без крыши над головой в абсолютном неведении, что делать дальше. Вновь совершенно одна. Израненная маленькая девочка с искалеченной душой.
А спустя несколько недель ночёвок в бомжатниках и питания на помойках, она нашла в одежде измятую визитку с надписью на обратной стороне: «Скажешь, от Алекса. Тебе помогут», – и позвонила по указанному номеру. И ответившая девушка оказалась следователем прокуратуры. Она помогла Алине вернуть нормальное лицо, залечить раны, наказать виновных и нашла хорошую приёмную семью…
…Внезапно затихшая музыка разрывает нить воспоминаний. Алина сминает истлевшую до фильтра сигарету и прижимается лбом к холодному стеклу. С того жуткого времени прошло десять лет. За это время Алина узнала, что то были за опыты, ведь сама стала «продуктом» тех экспериментов. Выяснила она и какие влиятельные люди стояли за всеми теми кошмарами. И даже то, что та милая девушка-следователь обманула её. Власти так и не наказали всех виновных, которые по сей день продолжали свою мерзкую и губительную деятельность. Но сегодня она запустила собственный карающий механизм, который уже не остановить.
