Текст книги "Научи любить (СИ)"

Автор книги: Лана Черная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Киваю. Да, мой любимый муж, наверное, тебе повезло. Как и мне, что я тебя нашла.

– Скажи, ты счастлива, пташка?

– Да, – хриплое в ответ, и боль в черных глазах эхом моих слов. А я касаюсь его щеки, обвожу большим пальцем каждый шрам и кажется, Марк перестает дышать. Как и я. – Сейчас я счастлива.

– Расскажи мне о нем, пташка.

– Он замечательный, – улыбаюсь, вспоминая нашу жизнь. – Он спас меня, когда я осталась совсем одна. Он был всегда рядом. И он меня любит…любил, – исправляюсь, потому что совершенно не знаю, что чувствует сидящий передо мной Марк к той Алисе, что сохранилась в его памяти.

– Любил? – цепляется за слово Марк.

– Раньше любил – я знаю точно. Но пять лет назад он пропал. Он изменился, и я не знаю, что он чувствует ко мне теперь. Я вообще не знаю его теперь.

Марк щурится и между бровей залегает морщина, и я стираю ее большим пальцем.

– Кто твой муж, Алиса? – хмурится.

– Ты.

– И как давно мы женаты? – он не верит, смотрит странно, будто сквозь меня. И от этого его взгляда мурашки ползут по позвонкам.

– Семь лет.

– А Лиза? Ты приехала вместе с моей дочерью?

Отрицательно качаю головой. И боль перекрывает горло.

– Лиза…погибла.

И ярость с мучительной болью в черных глазах заставляют отшатнуться. Но Марк не выпускает, вглядываясь в мои глаза. Ищет ответ: вру я или нет? И от понимания, что я говорю правду – боль чернотой затапливает глаза, и он встает порывисто, выходит под дождь. И я кидаюсь следом, обхожу, заглядывая в лицо, перекошенное невыносимой мукой, глажу его по плечам, зову.

А он как каменный, стоит, молчит и смотрит в пышущее грозой небо.

– Расскажи, – просит, опуская голову. По лицу его стекает дождь.

И я говорю. Обо всем, что было. Обо всем, что знала. Опуская некоторые подробности – сейчас они ему ни к чему, а когда память вернется, он меня поймет. А сейчас мы стоим под проливным дождем, на ветру, выхолаживающим душу. Я говорю, сбиваясь и вздрагивая от каждого порыва ветра. А Марк слушает и не видит меня. И отчаяние тугим узлом скручивает внутренности.

– И вот, неделю назад Дима и нашел меня. А сегодня привез. Марк, – зову, коснувшись ладони, – поехали домой?

– Домой, – усмехается Марк, – а где он мой дом? Я не знаю, пташка.

– Зато я знаю, – улыбаюсь робко, поймав его посветлевший взгляд. – Просто доверься мне.

Он щурится недолго, глядя на меня, а потом вдруг выругивается витиевато. А я смеюсь.

– Сейчас…сейчас… – повторяет он, подхватив меня на руки. – Не хватало еще заболеть. Твою ж мать…

Он заносит меня в хижину, ставит у жаркой печи. Джун недовольно встает и отступает в угол, но боком тулится к печи. Улыбаюсь невольно. А Марк ловко стягивает с меня мокрую одежду. И я вдруг ощущаю его горячие руки на своей коже, его тяжелый взгляд, от которого краснею, и жар разливается в животе. И дышать становится невмоготу. И я невольно тянусь к Марку, обвиваю руками его шею, льну всем телом. А он гладит меня по спине и под его шершавыми ладонями рассыпаются мурашки. И только сейчас я понимаю, как не хватало мне его все эти годы. Как невыносимо тяжело было верить, что он живой. И не сдаться.

А Марк прижимает крепче, так, что дышать почти невозможно. И я дрожу. А он заглядывает в мои глаза и целует мягко, слегка касаясь губ и не отводя взгляд. А потом выдыхает хрипло.

– Прости, – и лбом упирается в мой. – Прости, девочка моя.

И выпускает из объятий. Укутывает в тяжелый плед и уходит. Где-то за стенкой гремит посуда. А на тахте оживает мой телефон. Гляжу на дисплей: Крис.

– Алиса, мать твою, – ругается Крис вместо приветствия. – Ты где? Почему Димыч до тебя дозвониться не может?

– Все хорошо, Крис. Я его нашла, – и перехватываю задумчивый взгляд Марка, замершего в пороге с двумя чашками.

В ответ Крис лишь хмыкает, что красноречивее любых слов и ругательств, и отключается. Марк садится рядом, протягивает мне одну чашку. В ней пахнущий земляникой чай. Отпиваю глоток и жмурюсь от удовольствия. Так и пьем, молча некоторое время.

– Как он? – спрашивает Марк, кивнув на телефон. О брате спрашивает.

– Безнадежно женат и чертовски счастлив.

– Даже так? – он в изумлении выгибает бровь. Не верит?

– О да, – протягиваю весело, хотя у самой внутри все дрожит. – Катька все-таки приручила своего зверя. Или он ее. Фиг поймешь. И Машка у них уже взрослая совсем. Невеста. Только, боюсь, с таким папой, ей жениха еще долго…

И осекаюсь от тихого смеха Марка. Он заражается моим напускным весельем. Хотя сам наверняка в полном раздрае.

– А у нас есть дети? – вмиг серьезнеет он.

– Да, – отвечаю, дуя на чай. – Рита и Настя. Им семь лет. И они невероятно на тебя похожи. Знаешь, у нас традиция есть. Я каждый вечер рассказываю им истории об их папе. Где бы я ни была, я звоню и рассказываю о тебе. Они помнят тебя, Марк.

– А я их – нет. У меня была лишь одна дочь. И она погибла, – он замолкает и долго не говорит ничего, смотря на огонь. А я не свожу глаз с любимого мужчины, которого неотвратимо теряю снова. И боль полынной горечью обжигает горло. И слезы душат. – Я потерял двенадцать лет жизни. Я не понимаю, кто я. Где моя настоящая жизнь? Я тебя не помню своей, – и голос его срывается. – Поэтому когда гроза уйдет, я провожу тебя в поселок. И Димыч отвезет тебя обратно.

– Я никуда не поеду без тебя, – возражаю упрямо. – Я столько лет тебя искала. И для чего? Чтобы вот так просто сдаться сейчас, когда я…

– Ты уедешь обратно, – перебивает Марк. – Мне нужно время, понимаешь? Время, Алиса.

– Сколько? – почти шепотом.

– Я не знаю, – качает он головой. – Я не знаю.

И уходит, оставив меня наедине с ожившей болью, грызущей изнутри.

Гроза стихает к вечеру и Марк, как и обещал, отводит меня в поселок. Хозяева предлагают заночевать у них, но я не хочу. Нет сил оставаться здесь и мучить себя и его. Не смотря на Марка, я сажусь в машину. И только, когда мы оставляем позади темное озеро, я даю волю слезам.

Крис.

Открутить башку этому идиоту – меньшее, что хотелось мне сделать после возвращения Алисы. Внешне она и не изменилась, даже еще красивее стала, только работала теперь по двадцать пять часов в сутки. Но вот внутри у нее надломилось что-то. Каждый день вижу в ее глазах ледяную пустоту. Что же у них произошло на том гребаном озере? Алиса не разговаривала со мной, только попросила, чтобы девчонки ее пожили еще с нами. Катька согласилась, не раздумывая. Димыч тоже отмалчивался, да еще и смотался на свой Алтай и связаться с ним даже через брата было невозможно.

Потому мне ничего не остается, как навестить упрямого братца и силой приволочь его к жене, если станет артачиться.

Отменяю совещание, предупреждаю секретаря, что в ближайшие пару дней меня ни для кого нет. Она записывает мои указания на случай экстренных ситуаций в толстенный блокнот в кожаном переплете. Готовит срочные документы на подпись, пока я варю себе кофе. Попутно набираю Катю.

– Привет, Печенька, – улыбаюсь, слыша ее звонкое «алло» в трубке.

– Что-то случилось, Корф? – вмиг напрягается, затаив дыхание.

– Все в порядке, родная. Ты чего всполошилась?

– Просто у тебя сейчас должно быть совещание…

– А я его отменил, – отвечаю весело. – В конце концов, я же большой босс и имею право отменять все, что пожелаю, – продолжаю веселиться. – А ты чем занимаешься?

Она молчит недолго.

– Думаю, что бы на себя надеть. Пообещала девчонкам парк аттракционов, а на улице такая жара – кошмар просто.

Киваю, ослабляя галстук. Духота улиц в кабинете не ощущается, здесь всегда комфортно, но иногда хочется пошалить. И я распахиваю огромное окно, подставляя лицо опаляющему пеклу лета.

– Надень тот бирюзовый костюм, мой любимый.

Она фыркает.

– Я же с детьми на карусели, а не к тебе на свидание собираюсь.

Ухмыляюсь понимающе. Мы периодически так развлекаемся: ходим на свидания. И этот легкий костюм с открытой спиной воздушного топа, свободными брюками, прячущий все самое сокровенное и дающий волю моей неуемной фантазии, Катя надевала всего пару дней назад, когда мне так и не удалось его с нее снять. И воспоминания о том вечере накрывают безудержным желанием. Остро захотелось послать все к черту и приехать сейчас к любимой жене и не вылезать из постели как минимум сутки. Но сейчас никак. По крайней мере, пока малые озорницы Ямпольские переворачивают вверх дном наш дом.

– Корф! – зовет Катя. – О чем думаешь?

– О тебе, любимая. Я всегда думаю только о тебе.

И чувствую, как она улыбается на другом конце этого суетного, никогда не спящего города.

Катя вздыхает и вдруг говорит тихо-тихо.

– Я люблю тебя, муж мой, – и от этих слов по венам растекается тепло. Прикрываю глаза, наслаждаясь мягким голосом жены. Она сводит меня с ума тем, как нежно и трепетно называет «мой муж»: с придыханием, порой доводя до исступления. – Хочешь, я сейчас приеду? – спрашивает нежно, будто гладит по волосам.

– Очень хочу, – соглашаюсь хрипло. – Я всегда тебя хочу до одури. И ты нагло этим пользуешься, Печенька.

Она приглушенно смеется.

– Но нельзя огорчать девчонок, пока их бестолковые родители дурью маятся, – улыбаюсь.

– Ты прав, – вздыхает Катя. – Так уж и быть, надену твой любимый костюм, и буду ждать тебя вечером.

Дразнит меня, и я тотчас представляю, как, наконец, сниму с нее этот чертов костюм, такой откровенный и в то же время столь целомудренный, что ощущаю себя первооткрывателем и соблазнителем невинной девицы. С ней все время так: каждый раз, как будто впервые. И это сводит с ума и только крепче привязывает меня к ней. Фыркаю сам себе, встряхиваю головой и закрываю окно.

– Не нужно костюма, Кать. Не сегодня, – она вздыхает разочарованно. – Сегодня мне нужно к Марку.

– Все-таки поедешь?

– Ну кому-то же надо вправить мозги этому придурку.

– А я съездила на кладбище, – говорит уже посерьезневшая Катя, – нет больше памятника.

– Зря, – хмурюсь. – Надо было оставить, как напоминание. Еще накосячит – место уже готово.

– Корф, – взмаливается Катя, а потом просит: – Только не подеритесь. А то я знаю тебя – долго не будешь думать, сразу в морду дашь.

– Дам, – легко соглашаюсь, усаживаясь за стол. Секретарь как раз приносит документы на подпись и не уходит. – Ладно, Катюш, нужно закончить дела.

– Целую тебя.

– И я тебя нежно-нежно, моя сладкая.

И откладываю телефон.

– Что-то не так, Марина Евгеньевна? – обращаю свое внимание на смущенного секретаря.

– К вам посетитель.

– Я же говорил, что меня ни для кого нет.

– Даже для меня? – спрашивает появившийся в дверях Марк.

– На ловца и зверь бежит, – протягиваю насмешливо, рассматривая братца. Потрепанный, но вполне себе живой. – Спасибо, Марина Евгеньевна. Вы можете идти.

Но секретарь отчаянно трясет головой и отступает вглубь кабинета. Резко встаю, напрягшись.

– В чем дело?

– Там… – только и лепечет она, указывая за спину Марка.

– Марк, ты кого там привел с собой?

Тот пожимает плечами, обернувшись, сам по-видимому не понимая, чего так испугалась женщина.

– С-с-собака…огромная, – с трудом выдавливает из себя секретарь, сильно бледнея.

И словно по приглашению в дверях появляется рыжая морда ретривера. Выдыхаю со смешком. Еще одна пропажа объявилась.

– Марина Евгеньевна, – успокаивающе глажу женщину по плечу. – Не бойтесь. Это Джун. Очень добрый и невероятно умный пес. Гораздо умнее своего хозяина.

– Правда? – и смотрит не веря.

Киваю. Но она все равно дожидается, пока Марк с псом зайдут в кабинет, и только тогда выскальзывает в приемную с такой скоростью, будто за ней гонится как минимум целая орда дикарей.

Марк усаживается на диване у дальней стены кабинета. Джун разваливается в ногах хозяина, тяжко вздохнув. Сажусь на угол стола, скрестив на груди руки. И глухая стена, которую нам с трудом удалось сломать много лет назад, вновь вырастает между нами.

– Ну здравствуй, братец.

Марк кивает, осматриваясь. И хмурится постоянно.

– Какими судьбами? Неужто конец света все-таки наступил?

О том, что сам только что намеревался ехать к нему, умалкиваю. Пусть сам делится своими планами. Ведь по какой-то причине он пришел именно ко мне?

– Я хочу вернуть свою жизнь, Крис. И отомстить тем, кто украл ее у меня.

Присвистываю от удивления. Не ожидал такого напора так сразу.

– И ты решил, что я лучшая кандидатура на роль мстителя? – хотя идея довольно заманчивая. Самому хочется, наконец, выяснить, кто виноват в той аварии.

– Я решил, что как мой брат и близкий друг моей семьи, ты захочешь уберечь Алису от недобросовестных компаньонов.

– Даже так? – задумываюсь. – И как же ты предлагаешь это сделать?

– Разорить и посадить.

Легче сказать, чем сделать. Хотя если Марк знает виновных, то много времени это не займет. Но есть одно «но», очень весомое.

– Но для этого тебе необходимо воскреснуть и снова встать у руля.

Марк кивает.

– Вместо Алисы.

И снова кивок.

– А ее ты в известность поставил о своих грандиозных планах?

– Зачем? Она и так натерпелась достаточно, пока я был мертвым.

В этом он прав, но только если бы не Алиса – его бизнес давно бы разобрали по кирпичикам. А с другой стороны, я прекрасно вижу, как ей осторчетело все, чем она занимается. И как она мучится, почти не видя своих проказниц.

– Ладно, – обхожу стол, сажусь в кресло. – Выкладывай, чего ты там надумал.

И Марк рассказал все, что произошло пять лет назад. Как его зам едва не подписал договор в его отсутствие, а потом долго расписывал Марку выгоду сделки, полагая, что Марк ввяжется в мутное дело. Но Марк решил сам разобраться в происходящем, поехал на фабрику, с которой зам предлагал сотрудничать, увидел пустырь и все понял. Его явно хотели облапошить, закупая материал неизвестно у кого за баснословные деньги. И возвращаясь обратно, позвонил заму и уволил его к чертовой матери. Да только тот рассмеялся в трубку и сообщил, что не может Марк его уволить, потому что Марка уже нет. А потом мост, машина на «встречке» и неисправность управления. И провал в памяти размером в двенадцать лет. Да уж, просто «везет» братцу на аварии.

А теперь эта липовая фирма значилась главным поставщиком среди компаньонов его компании. И зам по-прежнему работал, будучи правой рукой у Алисы. Марк полагал, что он там уже такую сеть сплел и нажился, что просто уволить его будет мало.

Мы просиживаем до вечера, обдумывая план действий. И когда солнце позолотило закатом небо, я устало откидываюсь на спинку кресла, прикрыв глаза.

Марк допивает кофе, которого мы выпили литра два, если не больше.

– С утра позвоню Плахе, тот займется твоими документами. А Игорек прощупает все финансовые сделки Алисы за последние пять лет.

– Только аккуратно, чтобы не спугнуть раньше времени.

– Не учи ученого, братец, – морщусь и потягиваюсь, ощущая, как хрустят позвонки в ноющей спине. Надо бы в спортзал сходить, поколотить грушу, а то я давненько туда не наведывался. И продать бы, только Лелик против. Ему плевать на воспоминания. А я забыть не могу. – Грозовский – мастер своего дела.

– Грозовский? – удивлен Марк.

– Ага, – встаю, на ходу разминая затекшие мышцы. – Брат у Димыча – гениальный финансист. Значит, ты все вспомнил? – резко перевожу тему и смотрю пристально. Марк дергает плечом, будто пытается сбросить что-то невидимое. Но по глазам вижу – вспомнил, хоть и не все, возможно.

– Я хочу увидеть своих девочек. Поможешь?

– Плохая идея, – отрицательно качаю головой. Марк сжимает кулаки. Натворил ты дел, братец. – Ты зачем Алису выгнал?

– А что я должен был сделать? – бросает зло. – Я же ничерта не помнил! Ничерта из того, что рассказала Алиса. И что, по-твоему, я должен был сделать?! Ну приехал бы я. И что дальше? Что, Крис?!

– Не ори, – обрываю резко успевшего вскочить Марка. – Я знаю одно – ты сломал ее, понимаешь? Даже забыв эти гребаные двенадцать лет, ты ведь не забыл ее, верно? Не забыл, что любишь. Ты не имел права причинять ей боль. Той, кого любишь, несмотря ни на что.

– Кто бы говорил, – огрызается. И Джун порыкивает глухо.

Спелись, вашу мать.

– Крис, я знаю, что они живут у тебя.

– Поразительная осведомленность для человека, потерявшего память, – тоже злюсь.

– Крис.

– Черт с тобой. Поехали. Но никаких намеков на то, кто ты. Иначе я точно тебе что-нибудь сломаю. Уяснил?

Марк лишь хмуро кивает в ответ.

Алиса.

Никогда не думала, что мой собственный муж может превратить мою жизнь в ад. Нет, раньше такое бывало, еще в самом начале наших отношений, но чтобы сейчас, спустя столько лет, да еще так изящно. И главное ведь не придерешься, не обвинишь его – сама согласилась на его предложение. Только тошно до ломоты в зубах и все время спать охота.

Вздыхаю, подписывая последний на сегодня договор. Я очень надеюсь, что последний, потому что Марк в последнее время все чаще засиживается до полуночи, не отпуская домой и меня. Ему, видите ли, нужно самому отвозить меня домой. Только мне это надоело до чертиков. Поэтому сегодня я твердо решила сбежать.

Выхожу из кабинета, на несколько мгновений замираю напротив стеклянной стены конференц-зала, где Марк, жесткий, волевой, самоуверенный, дает указания начальникам цехов. Вот он резким движением отбрасывает ткани, разложенные на столе. Еще одним сминает чертежи. Подчиненные смотрят на него с суеверным ужасом на лицах, но не решаются и слова вставить. Усмехаюсь, глядя на это завораживающее зрелище. Это вам не со мной спорить, коллеги. Вернулся ваш тиран и деспот, наслаждайтесь. А я хочу домой, к дочкам. Пока Марк не решил, что ему тоже нужно поцеловать девочек на ночь. Еще одна прихоть воскресшего папочки.

Вздыхаю, сама не понимая причин собственной злости. Сама же хотела, чтобы он вернулся. Сама пила по ночам только чтобы не чувствовать раздирающей на куски боли после той встречи на озере. Так что же теперь?

Качаю головой и ускользаю из офиса прежде, чем Марк замечает мой побег. Вечер встречает прохладой и мелким дождем. Поднимаю ворот пиджака и снимаю туфли. Асфальт обжигает, но приносит чарующую свободу и снимает усталость. Ни о чем не думаю, спускаюсь по лестнице и иду пешком. Босая по раскаленному асфальту.

Но мысли приходят сами.

Я приехала домой за полночь. Ритка с Настей снова остались ночевать у Корфов. Катька молчала, а вот Крис распекал не по-детски. Грозился даже выпороть, чтобы выбить из головы дурь. Но я не слушала. Мне было паршиво. Я сходила с ума и не хотела, чтобы мое сумасшествие видели девочки. Но я знала, что справлюсь. Нужно только время. Марку вот тоже время понадобилось. Пяти лет не хватило.

Криво усмехнулась, подхватив початую бутылку коньяка. Каблуки мешали, путались между ногами, цеплялись за все, и я сбросила туфли где-то между кухней и гостиной. Старая скрипка лежала на диване, брошенная накануне. Посмотрела устало. И вдруг отчаянно захотелось сыграть. Перенести свою тоску на тонкие струны. Найти в мелодии утешение. Поставив бутылку на пол, достала скрипку. И она будто улыбнулась мне, а смычок с восторгом тронул струны. И те отозвались, чуть вздохнув, будто скучали. И я скучала безумно. И мелодия сама рождалась в голове, сплеталась из причудливых нот, пляшущих перед глазами, хохотала и рыдала переливами струн. Дрожала отголоском моих чувств, наконец, получивших свободу.

Я не услышала, почувствовала. Оборвала мелодию, резко обернувшись, и столкнулась с черным, как ночь, взглядом своего мужа.

Он уверенно пересек гостиную, только чудом не зацепив бутылку, присел напротив меня и обул меня в мои же туфли. Я смотрела на него с изумлением.

– Вот я и нашел свою Золушку, – произнес он со своей чуть кривоватой улыбкой.

А мне захотелось стукнуть его чем-нибудь, хотя бы этой скрипкой, которую я сжимала побелевшими пальцами. И Марк уловил мое настроение, улыбнулся понимающе.

– Или уже не моя? – спросил, сощурившись.

– Зачем пришел? – спросила, старательно сдерживая дрожь в голосе. Не хватало, чтобы он увидел, как я ждала его.

– Я вернулся домой, – ответил как само собой разумеющееся.

Домой, значит? Окинула взглядом светлую гостиную, в которой не изменилось ничего за пять лет. Поднялась.

– С возвращением, – едко, с горечью на языке. – А я, пожалуй, пойду.

– Алиса, – он поймал меня за руку и отшатнулся, схлестнувшись с моим взглядом.

– Я хочу развода, Марк, – произнесла, изумляясь каждому собственному слову. Надоело. Устала. Я ему не собачонка подзаборная, которую можно отшвырнуть, а потом поманить ласковым словом и она бросится к ногам благодетеля. И плевать, что он ничего не помнит. Меня он помнил, как и чувства ко мне. Я знала, видела в его глазах в рыбацкой хижине, чувствовала в его срывающемся дыхании.

– Развода? – он, кажется, не поверил. Но кивнул почему-то. И я ощутила, как внутри что-то лопнуло и жалобно зазвенело. – Ладно. Только что с этого буду иметь я?

– В смысле? – опешила от его такого легкого согласия. – Вернешься к прежней жизни, – робко предложила я.

– Это я сделал бы в любом случае. Что взамен дашь мне ты?

– Взамен чего?

– Твоей свободы, пташка. Ты же ее хочешь?

– А что ты хочешь?

– Есть у меня идея. Сделка на взаимовыгодных условиях.

И дернул же черт согласиться. Взамен на развод Марк потребовал, чтобы я разрешила ему видеться с дочками в любое время. И все. Вроде бы ничего страшного, к тому же я и не запрещала ему этого, да только он буквально поселился в моей квартире, куда нам с девочками пришлось переехать. И дня не проходило, чтобы Марк не приехал в гости. Ритка с Настей, конечно, от него не отлипали. И я с трудом сдерживалась, чтобы не поддаться их ежевечернему веселью и помириться с Марком. Но каждый раз что-то переключалось в голове, и я отступала, пряталась за обидой.

И сегодня в очередной раз ловлю себя на мысли, а стоит ли оно того? Я же люблю его до одури. Каждый вечер жду, когда он приедет или позвонит. Каждое утро мечтаю увидеть его, придя в офис. И хоть к концу дня я обычно готова его прибить, то в машине я с трудом перебарываю желание прижаться к нему, вдохнуть его запах и позволить себе сойти с ума.

Останавливаюсь на скользкой после утреннего дождя брусчатке. Странно, что она не высохла – августовское солнце по-прежнему плавит город, даже вечером не позволяя дышать полной грудью. А здесь приятная прохлада холодит ступни, и легкий ветерок тормошит отросшие волосы. До сих пор не дойду до парикмахера, чтобы обрезать их в прежнее каре. Да и когда, если мой упрямый муж, хоть и воскрес и периодически устраивал разнос на совещаниях, упрямо не желал начинать руководить самостоятельно. Большую часть суток мы проводили вместе, и я научилась сдерживать свои эмоции. Я не краснела и бледнела одновременно, когда Марк задавал мне какие-то пустяковые вопросы, не вздрагивала от его случайных прикосновений. Я умело показывала ему, какая я на самом деле Снежная Леди. Но любить его меньше я не стала. Наоборот, цеплялась за его вопросы, как утопающий за соломинку, и объясняла ему все настолько путано, что сама порой теряла нить собственных рассуждений. Я ревновала его к каждой барышне, с которой он мог заговорить или которая имела наглость флиртовать с ним. Я сводила себя с ума. И ненавидела каждое утро, когда приходилось снова и снова окунаться в это безумие под названием Марк Ямпольский. Ненавидела и с затаенным страхом ждала, когда все это закончится. Ведь должно же когда-то?

– Я конечно в хорошей форме, но бегать за тобой – та еще задачка, – голос за спиной заставляет вздрогнуть и резко обернуться. От неожиданности я поскальзываюсь на брусчатке и падаю в сильные объятия собственного мужа. А он вдруг замирает, прижав меня к себе так сильно, что вздохнуть невозможно.

– Может, хватит уже бегать от меня, пташка? – вкрадчивый шепот в самое ухо. – Два месяца – достаточный срок, чтобы меня помучить, тебе не кажется?

Я упираюсь ладонями ему в грудь, пытаясь отодвинуть, но удается лишь на пару миллиметров. С вызовом смотрю в его черные глаза.

– Ты сам себя мучишь, – в голосе лед. Все, как меня учили. – Подписал бы документы и дело с концом.

Он слегка наклоняет голову, смотрит внимательно и на губах его блуждает странная улыбка. И шрамы на лице почти не видны в сумерках. Но я знаю каждый, уже успела изучить за прошедшие два месяца. И до зуда в ладонях хочется тронуть каждый. Но я лишь закусываю губу и сжимаю кулаки.

– Ладно, – он выпускает меня из объятий, смерив долгим взглядом всю целиком и ненадолго задержавшись на босых ногах. Фыркает. – Будь по-твоему.

Вызывает водителя и через несколько минут появляется черная Тойота. Водитель, худощавый моложавый мужчина, подает Марку черную папку и ручку. Тот кладет папку на капот и легким росчерком подписывает каждый листок, а затем захлопывает папку и протягивает мне.

– Поздравляю, пташка, – и в сиплом голосе откровенная насмешка. – Теперь ты свободна.

И открывает заднюю дверцу джипа. Но оборачивается и добавляет равнодушно.

– Завтра я пришлю юристов. Твоя доля в бизнесе остается прежней. Думаю, денег тебе с дочками хватит. В офис можешь не приезжать. Благодарю за помощь.

И уезжает, оставив меня посреди мостовой в полном одиночестве с долгожданной победой. Я смотрю на папку в руках.

– Добилась? – ухмыляюсь сама себе. – Радуйся теперь, дура, своей свободе.

И не в силах даже разреветься бреду по мосту, не обращая внимания на натыкающихся на меня прохожих. Подхожу к ограде, долго всматриваясь в темные воды реки. Перевожу взгляд на папку и понимаю, что все это неважно. Вообще все неважно: вся моя обида и эти два, совершенно бестолковых месяца, которые мы могли быть вместе. Перекидываю руки через ограду и разжимаю пальцы: капроновая папка исчезает в черноте реки. Улыбаясь, нацепляю туфли, ловлю такси и еду домой к своим девочкам. Завтра у меня выходной.

Крис.

Алиса красива. В длинном шелковом платье цвета морской волны она выглядит роскошно. И распущенные волосы, и легкий макияж. Вот только потухший взгляд мне совершенно не нравится. Как и полное безразличие к происходящему. Она оживает только когда видит дочерей, но сегодня у них особая миссия. А Алиса витает где-то в облаках, думает о чем-то своем. Полагаю, о моем непутевом братце. Ох, если бы не сегодняшнее торжество – ходить ему с разукрашенной физиономией. Довел жену до апатии. Ничего, сегодня мы ее вытряхнем оттуда. А дальше пусть сами разбираются.

Она выходит мне навстречу.

– Здравствуй, – говорю, беря ее за руку. – Шикарно выглядишь.

– Спасибо, – легкая улыбка касается губ. – Но невеста сегодня не я.

Как посмотреть, улыбаюсь я, не говоря ни слова. А Алиса замирает, смотрит, словно впервые меня видит.

– А почему ты здесь? Разве ты не должен ждать невесту у алтаря?

Должен. Но сегодня у всех немного другие роли.

– Я и буду, – вру с легкостью. Катя уже давно в церкви. Ждут только нас. – У Кати там что-то с платьем не заладилось, вот она и попросила тебя забрать.

Алиса верит, но в глазах притаилось что-то яркое и живое. Выдыхаю облегченно.

– А что с платьем? – спрашивает уже в машине. – Может, мне лучше к ней сейчас?

Качаю головой. Сейчас тебе только к мужу, моя дорогая сестренка. Ты ведь давно уже мне родная.

– Тогда мы точно опоздаем и не видать мне утреннего секса с женой. Она та еще вредина. Обидится насмерть.

Она фыркает и уже улыбается широко и расслабленно. Вот и славно.

До костела мы едем в полном молчании. Тихо играет музыка в салоне, Алиса неотрывно смотрит в окно, а я барабаню пальцами по рулю. Нервничаю отчего-то. Хотя вроде все идет своим чередом: Катя и Марк уже на месте, гости тоже, все злодеи разорены и посажены. Но что-то не дает покоя. И я все время поглядываю на Алису. Но та спокойна и не чует подвоха.

Но прежде чем распахнуть тяжелые деревянные двери и войти внутрь, я останавливаюсь. Алиса смотрит удивленно.

– Боишься, что ли? – иначе расценивает мою паузу.

– Чего мне бояться, Алис. Я женат на Кате семь лет. Она и без этого моя.

– Тогда в чем дело?

– Ты же знаешь, что мы с Марком католики. И венчание здесь – старый обычай. Обычно молодожены приходят за три месяца до церемонии. Существует даже некий обряд десяти встреч пастора с теми, кто венчается.

Алиса хмурится.

– А еще по традиции, – продолжаю я, – к алтарю невесту должен вести отец. Но…

– Катя – сирота, – напоминает Алиса.

– И ты. К тому же, ты крайне непредсказуема в последнее время, поэтому я мог бы сейчас просто отвести тебя к Марку. И дело с концом. Но, – перебиваю ее, уже порывающуюся возмутиться, – я прошу у тебя разрешения в этот день проводить тебя к алтарю.

– Ты серьезно? – ее глаза округляются от удивления и негодования. – То есть вы все это задумали, чтобы снова свести меня с Марком? Поразительно.

– Алиса, – рывком разворачиваю ее к себе лицом, – если ты не хочешь жить с Марком, я вот прямо сейчас увезу тебя обратно.

– А как же утренний секс с любимой женой?

– Разберемся как-нибудь, – отмахиваюсь.

– Нет уж, – она берет меня под руку, – я так не могу. А то еще подашься по бабам, а Катя мучиться станет. Фигушки, – фыркает, поправляя платье. А я едва сдерживаюсь от смеха. – Веди уже. И будет тебе утреннее счастье.

Давясь смехом, я открываю дверь, и мы переступаем порог костела. Перед нами сразу же появляются Рита с Настей в одинаковых светлых платьях с небольшими корзинками в руках. Они идут впереди по проходу, посыпая лепестками роз путь невесты. Торжественную тишину нарушает тихое пение и такое проникновенное, что даже у меня что-то щемит в груди. Гости встречают нас стоя. Их немного, только самые близкие. Но Алиса не смотрит ни на кого, только на Марка, замершего у алтаря. А я перевожу взгляд на свою жену. Она восхитительна в нежно-розовом платье в пол, с забранными в косу волосами с бусинами жемчуга и букетом белых цветов в тонких пальцах.

Я передаю Алису брату.

– Обидишь ее снова – убью, – шепчу на ухо Марку. Но тот лишь качает головой и берет холодную ладошку Алисы.

А я подхожу к своей Печеньке. Она смотрит на Марка и Алису. Улыбается счастливо. И в ее синих глазах блестят слезы. Я обнимаю ее за талию, и плевать, что не положено. Она благодарно подается ко мне, пока пастор Петр задает венчающимся положенные три вопроса. Получает заветные «да» и спрашивает то же и у нас. Наши «да» звучат чуть тише, и я с замиранием сердца жду каждый ее ответ, хоть и уверен в нем.

А потом мы произносим клятвы. Марк. Он говорит уверенно, то хмурясь, то улыбаясь. Просит прощения. Обещает любить. Всегда. Надевает кольцо. Алиса молчит. И я замечаю, как вздрагивают ее плечи. Плачет?

– Не плачь, пташка, – говорит Марк, стирая со щеки слезу.

– Я…я просто люблю тебя, – и эти слова лучше любой клятвы.

Катя смотрит на меня странно мечтательно. В ее глазах – янтарные точки. На губах счастливая улыбка. Она глядит на Машку, сидящую на первом ряду. Снова на меня. Проводит пальчиками по моим волосам, очерчивает контур скулы, губ.