355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лана Черная » Научи любить (СИ) » Текст книги (страница 15)
Научи любить (СИ)
  • Текст добавлен: 30 августа 2020, 21:00

Текст книги "Научи любить (СИ)"


Автор книги: Лана Черная



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Ты точно в порядке? – теперь в глазах «спасителя» появляется нечто напоминающее беспокойство.

– Мы с вами на брудершафт не пили, – отвечаю, сняв туфлю и осматривая масштабы повреждения. Вот же Катька. И надо было тащить меня сюда. От мысли о поводе приезда, озноб прошибает тело. И перед глазами снова всплывает мраморный памятник с фотографией Марка. И я обессилено приседаю на кованую оградку. В затылке ноет, и боль стучит по вискам. И впервые за последнее время хочется сбежать на обитаемый остров и желательно с амнезией. Чтобы воспоминания не выворачивали наизнанку. Чтобы боль и глухое отчаяние не прокрадывались в мои сны.

– Умер кто? – доносится совсем близко. Поднимаю взгляд на собеседника и слышу, как он витиевато ругает себя за непонимание. Действительно, раз уж мы на кладбище, то и правда кто-то умер. Но не у меня. У меня все живы, наверное. И я неуверенно качаю головой. – А ведь не подумал, болван. Ты так забавно выглядела. И я…

Странные слова слышатся как сквозь вату.

– Эй! – меня легонько встряхивают. И боль чем-то острым протыкает мозг. Я закусываю губу, морщась. – Так, диагноз ясен.

Меня отпускают, но внезапная слабость не проходит. И я пытаюсь собрать себя в кучу, даже порываюсь встать, но меня перехватывают, усаживают обратно. Ощущаю себя безвольной куклой. Да что со мной? Острый запах коньяка ударяет в нос. Перед глазами появляется пузатая бутылка.

– Давай-давай, – мужчина подносит горлышко к моим губам. – Как лекарство, – но я отворачиваюсь. Не хватает еще пить с утра да еще с горла, да еще после странного типа! Убраться бы отсюда, но я не знаю, куда. – Да не бойся, я не заразный, – усмехается «спаситель», иначе расценив мой отказ.

– Я не пью, – вяло возражаю, и слова как наждаком по горлу. – По утрам…

– Это обнадеживает, – не удерживается мужчина от колкости. – Но сейчас можно.

И кивает для убедительности.

Я делаю осторожный глоток. Коньяк комком стекает по горлу, обжигая. И я часто дышу, пока тепло достигает желудка, растекается по венам, скрадывая боль. А мой собеседник кивает довольно и тоже отпивает из бутылки. Вот же докатилась – пью на кладбище с каким-то странным типом. Бизнес-леди, называется. И хриплый смех разрезает наше молчание.

– Полегчало? – интересуется «спаситель». Прислушиваюсь к себе – ничего не изменилось. Все та же я. – Может, еще? – предлагает, протягивая бутылку. Я отказываюсь. Он усмехается и отпивает еще. – А теперь рассказывай. Что такая красавица делает в столь мрачном месте?

– Я заблудилась, – признаюсь со вздохом. Мужчина смотрит внимательно, будто сканирует. И я не удерживаюсь, нагло рассматриваю его. Высокий, в плечах косая сажень, одет в дорогую одежду – не бедный, стало быть. Темные волосы, не длинные и не короткие, стильно остриженные, растрепались на ветру, и мужчина то и дело проводит по ним ладонью, то ли поправляя, то ли взлохмачивая больше. Лицо смуглое, правильное, с волевым подбородком, прямым носом, высокими скулами и красивыми, чуть прищуренными глазами цвета коньяка. В ответ на мое рассматривание он скалится и делает еще один глоток. И оставаться рядом с ним хочется все меньше. А время неумолимо тикает, подгоняя. Надо выбираться из этого места. Еще бы переодеться где-нибудь. Я снимаю туфли – не простужусь, лето на дворе.

– Где здесь выход? – спрашиваю, отлепившись от оградки.

Мужчина машет в сторону, где мне на пути попалась злосчастная береза, в чей ствол я врезалась лбом.

– Все время прямо иди. Не заблудишься, – добавляет мужчина и больше не обращает на меня внимания.

И я следую его совету: никуда не сворачиваю. И вскоре оказываюсь на мощеной дорожке, что приводит к центральным воротам, через которые мы с Катькой сюда зашли. Подруга курит у машины. При моем появлении она выбрасывает сигарету, мерит меня внимательным взглядом, но ничего не спрашивает. В полном молчании мы возвращаемся обратно домой.

В своей спальне я осматриваю себя с ног до головы. На удивление на лбу лишь несколько царапин, которые легко затереть тональным кремом. И я на скорую руку привожу себя в порядок, попутно бросая взгляд на часы. До обеда я еще успею наведаться с инспекцией в мастерские и посмотреть, все ли готово к аукциону. На благотворительном аукционе этим вечером будут выставлены две куклы из коллекции Марка. Те, что, я знала, не дороги самому мастеру. Переодеваюсь в брючный костюм, влезаю в туфли и с ужасом понимаю, что не хочу никуда ехать. А хочу на море вместе с неугомонной подругой, на которую я злюсь до сих пор, и моими дочками. Боясь передумать, звоню заместителю, отдаю все необходимые распоряжения, отрезав, что всецело ему доверяю и что исчезаю на две недели. Выключаю телефон и оставляю его на кровати. Даже чемодан не собираю – все можно купить и на курорте. Под радостные вопли девчонок, все усаживаемся в Катькину машину и едем в аэропорт.

Юг встречает нас обжигающим солнцем, синим небом и прозрачным морем, таким теплым, что и вылезать неохота. Настя с Риткой и не вылезают, вместе с Крисом плавают до самых буйков, катаются на водном мотоцикле и устраивают мыслимые и немыслимые конкурсы: то кто дольше просидит под водой, то кто дальше проплывет, то кто достанет самый красивый камень с морского дна. Девчонки визжат, не слезая с Криса. А тот лишь хохочет и на ходу придумывает новые правила очередной игры. И рядом с моими озорницами их крестный папа Крис странным образом меняется. Здесь, на курорте, он вообще другой: нежный, добрый, веселый, любящий свою жену и крестниц. А не тот циничный и жесткий бизнесмен, каким его знает весь мир. И меня всегда поражают эти его перемены: с какой легкостью он оставляет за порогом дома все, кроме семьи. И сейчас для него не существует никого, кроме близких.

В такие моменты мне остро не хватает Марка: его нежных рук, ласковых губ, его шепота, будоражащего все внутри. Его самого не хватает. Поэтому, как только мои озорницы засыпают, я выскользаю из номера. Брожу по пустынному пляжу, босыми ногами утопая в песке, или забредаю в воду по щиколотки и просто стою, вдыхая солоноватый аромат моря. И так почти неделю.

Но сегодня с моими близняшками остаются Корфы. Они без возражений ночуют в моем номере. А я поднимаюсь в горы. Туда, где между отвесных скал ютится круглый пятачок смотровой площадки. С трассы он кажется таким неприметным и ненадежным, но чем выше поднимается такси, чем ближе становится площадь, утыканная кафешками и автобусами туристов, тем меньше остается страха. И я почти без мандража подхожу к ограде, всматриваясь в расчерченную разноцветными огнями города ночь.

И высота, такая манящая и завораживающая, сейчас не пугает. Скорее, наоборот. Теперь понимала Катьку, которая говорила когда-то, что есть высота, в которую легко шагнуть. Когда голова идет кругом от острого ощущения безграничной свободы, до которой всего один шаг. Когда легче легкого сделать всего одно движение и превратиться в птицу. Пусть на мгновение, но ощутить этот терпкий, пьянящий вкус свободы, полета. А потом отдаться во власть злой, беспощадной высоты. И я прикрываю глаза, отрешаясь от шума за спиной, вжимаясь в кованую ограду, вдыхаю теплый летний ветер с привкусом моря. И я ощутила, как губы растягиваются в улыбке.

– Хреновая идея, – мужской голос за спиной заставляет вздрогнуть и распахнуть глаза. Разговаривать не хочется. Хочется просто подставлять лицо ветру, смотреть вдаль и ни о чем не думать. Особенно о том, что накатывает от непривычного ничегонеделания на курорте. И я просто игнорирую реплику, но мой навязчивый собеседник не желает отставать. – Но у меня есть получше. Да и вид оттуда великолепный.

– Послушайте, – начинаю, оборачиваясь к собеседнику, и замираю. Мужчина стоит вполоборота, локтем упершись в ограду, и улыбается. Тень от скалы скрадывает черты его лица, но я уверена – это мой давешний спаситель с кладбища. Вот так встреча.

– Привет, красавица, – в его баритоне переливается радость и удивление. – Прыгать передумала? – и он кивает в сторону расстилающейся под нами пропасти.

– Да я и не собиралась, – усмехаюсь его глупой идее. Нет, лишать себя жизни – удел слабых или сломленных; тех, кому нечего терять. У меня же есть Настя и Рита. И Марк, которого до сих пор не нашли.

– Тогда предлагаю воздушную прогулку. Что скажешь?

– Скажу, что я замужем, – и смотрю на его реакцию. А он снова и бровью не ведет.

– Да брось, – и в низком голосе усмешка. – Ни один нормальный мужик не отпустит такую красавицу одну ночью.

Да уж, Марк бы точно не отпустил. Да я никогда никуда не рвалась от него. Мой мир заключался в нем. И когда он пропал – все рухнуло. До сих пор не понимаю, как мне удалось себя собрать.

– Ну так что? Идем? – и протягивает мне руку в приглашающем жесте.

– И куда же? – шагаю чуть ближе. Выжидая, что же ответит этот нахальный тип, нагло вломившийся в мое одиночество.

– Полетаем, – серьезно отвечает он, но мне чудится, что он улыбается. И я делаю еще один шажок, рассматривая его в отблесках фонарей от кафе. Сейчас его глаза кажутся чернее ночи. Непроницаемые и холодные. Но я помню их серьезными, теплого коньячного цвета. И ресницы длинные и густые, как у девчонки. И красивая открытая улыбка, совсем мальчишечья.

– Я боюсь высоты, – заявляю со всей серьезностью. И он отчего-то смеется.

– Не бойся, красавица, со мной не упадешь. Ну же!

Довериться странному незнакомцу и рвануть в неизвестность? Я фыркаю, чувствуя, что в жизни не совершала большей глупости, и вкладываю свою ладонь в его.

Дорожный серпантин опускает нас к подножию скал, ровной лентой шоссе уводит все дальше и дальше от города. Незнакомец, оказавшийся Димой, ведет машину, не забывая рассказывать мне о том или ином месте, которое мы проезжаем. Я смотрю за окно, вдыхая аромат моря, рассматриваю вычурные домики или виноградники, ускользающие за горизонт, и не чувствую ничего, кроме необъяснимой легкости. Как будто все-таки прыгнула с той площадки, покорилась зову высоты и теперь парю, не думая, что будет больно падать. Это будет потом, а сейчас мне хорошо и умиротворенно. И сквозь полудрему убаюканная мелодичным голосом Димы я не замечаю, как мы подъезжаем к огромному зеленому лугу, пестрящему множеством куполов воздушных шаров.

– Полетаем, значит? – спрашиваю, не скрывая восторга. И Дима улыбается мне, и в его собственных глазах отражается веселье.

– Идем, – приглашает он, раскрывая дверцу и подавая руку. Я снова вкладываю свою ладонь в его, и странное тепло разливается по телу. И я, молча, иду следом, не выпуская его руки.

Диму приветствуют так, будто его тут сто лет не видели, но всегда очень рады. По-свойски, одним словом. Ненадолго он оставляет меня одну, разговаривает с невысокой девушкой, та машет в сторону черного купола шара. Дима кивает, возвращается ко мне. И мы лавируем между радужными куполами, пока не подходим к нужному. Высокий молодой мужчина встречает нас открытой улыбкой и веселым свистом.

– Наш пилот, – поясняет Дима, – Игорь.

– Какие люди и без охраны, – протягивает Игорь, выбираясь из гондолы. – Да еще и с прекрасной леди. Позвольте представиться, – он щелкает несуществующими каблуками, галантно кланяется, не пряча лучезарной улыбки. А я едва сдерживаю смех. – Игорь Грозовский, пилот высшей категории и по совместительству брат этого засранца, – и прикладывается губами к моей руке. Дима беззвучно хохочет за спиной Игоря, а я манерно отвечаю, чуть склонив голову. И все-таки прыскаю со смеху.

– Хорош паясничать, Гарик, – легко толкает брата в плечо мой спутник.

– Как погода на Алтае, Димыч? – после братских объятий спрашивает пилот нашего воздушного шара.

– Снежно, но тихо, – отвечает Дима серьезно, и не о погоде вовсе. А я смотрю на него удивленно: Алтай, друзья-пилоты, шикарный и удобный внедорожник и не бизнесмен (такую яркую фамилию в мире бизнеса я бы знала) – от него веет силой и во взгляде то и дело мелькает настороженность, словно он привык быть всегда начеку. Особенно это ощущается, когда мы, наконец, отрываемся от земли. И мир под нами расстилается зелено-алыми лоскутами в свете закатного солнца. Будто на землю накинули лоскутное одеяло. Такое, как сшил Марк на рождение наших близняшек. Я перевожу взгляд на полыхающее алым небо и ощущаю, как слезы застилают глаза от воспоминаний.

…Я ехала в аэропорт – Марк прилетал с очередного курса реабилитации. Хотела сделать сюрприз. Вызвала такси и поехала встречать. Я так по нему соскучилась, что всю дорогу представляла, как он будет счастлив, когда увидит меня в терминале, и как я буду прижиматься к нему, обнимать и целовать. Разговаривала с малышами – мы так и не узнали, кто у нас будет: мальчики или девочки – эти хулиганы или хулиганки все время упорно не желали признаваться нам и принимали такое положение, что врач лишь руками разводил. Я рассказывала детям, что совсем скоро я увижу их папочку и моего самого любимого мужчину на планете. Увидела. Через двое суток. На кольцевой нам навстречу вылетела машина, таксист едва избежал столкновения, но вылетел на обочину, нашу машину перевернуло и я потеряла сознание. Когда очнулась в больнице – Марк сидел рядом, осунувшийся и поседевший. Не нащупав живота, я запаниковала. Где наши дети? Что с ними? Марк не говорил. Убедился, что я жива, и ушел. А я сходила с ума еще почти сутки. Марк вернулся поздно ночью, лег рядом, крепко прижал меня к себе и выдохнул: «Рита и Настя в порядке. Теперь все будет хорошо». А я не сразу поняла, кто такие Рита и Настя, а когда осознала – расплакалась. Когда нас выписали, в огромной кроватке для наших девочек лежало лоскутное одеяло с монограммой рода Ямпольских…

– Мой муж пропал пять лет назад, – заговариваю тихо, прикрыв глаза. Теперь я боюсь смотреть вниз, боюсь, что воспоминания не отпустят сегодня. – Уехал на деловую встречу и не вернулся, – Крис сразу заподозрил конкурентов. Тех, к кому в то утро на встречу ехал Марк. И проверил их сразу, своими методами. Они оказались чисты. – А через два дня из реки между городом и нашим домом полиция вытащила машину мужа, – и не обнаружили повреждений, что указывали бы на покушение, – а его самого в машине не было. Спасатели прочесали реку и берега на несколько километров вверх и вниз по течению реки, – Крис искал дальше и дольше, но и его поиски не увенчались успехом. – И никаких результатов. Мне пришлось самой продолжать дело мужа. Мне помогали, – Корфы практически поселились у меня. Катя заменила моим девочкам меня, пока ночами Крис втолковывал мне азы бизнеса. – Но ты даже не представляешь, что значит быть бизнес—леди и каждый день доказывать высокомерным миллионерам, что я не хуже, а даже лучше. Ловить их насмешливые, а то и похотливые взгляды и сдерживать себя, чтобы не сбежать или не расцарапать этим уродам морды, – и злость холодком ползет по позвоночнику. – Но я справилась, – и доказала всем, что я сама могу все и чтобы управлять бизнесом мужа, мне не нужны покровители. – А поздними вечерами, когда хотелось выть от тоски и боли, спасала семья. А два месяца назад пропал пес мужа. И у меня появилась надежда. Но неделю назад сестра мужа признала его мертвым и… – голос срывается, – похоронила…

Горячие руки обнимают за плечи, и я подаюсь назад, прижимаюсь к сильному телу, и запах ментола щекочет нос. Я выдыхаю, высвобождаясь из не тех рук не того мужчины. И очарование полета развеивается. Становится зябко. Наверное, Дима чувствует перемены, потому что очень скоро мы снова оказываемся на земле. Где нас встречает та самая невысокая девушка с термосом горячего черного чая.

Отхлебывая сладкий чай, жмурюсь от удовольствия и приятного тепла, растекающегося под кожей. Расслабляющего, разгоняющего болезненные воспоминания. И чувствую рядом крепкое плечо чужого, но странно близкого мужчины. Разве так бывает? Разве так может быть, чтобы едва знакомый мужчина угадывал желания на раз—два?

– Кто ты? – осторожно спрашиваю я, зачарованно наблюдая, как ветер тормошит волосы Димы.

– Будем знакомиться заново? – удивляется он.

– Ты шпион? Работаешь на конкурентов? – не унимаюсь я, забыв про чай. – А может, тебя наняли, чтобы соблазнить меня? Или убить?

– Странные и запоздалые предположения, тебе не кажется? – он тоже отпивает чай из пластмассовой чашки термоса. Да уж, тут он прав. Хотел бы убить – убил бы, а не знакомил с кучей народа. Случись со мной что – целая толпа покажет, что видела меня в его обществе.

– Вижу, ты и сама все понимаешь, – усмехается Дима.

– Тогда кто ты? – и сердце сбивается с ритма, предчувствуя неладное.

– Спасатель, – спокойно отвечает Дима. – Но в одном ты права: меня действительно попросили найти тебя и узнать, как ты живешь.

– Кто? – и голос дрожит.

– Твой муж.

– Ты мне не веришь, – констатирует Дима, глядя в мое изумленное лицо. – Это нормально.

Он достает из кармана рубашки примятую фотографию и протягивает мне. На ней – Марк. Живой. Дыхание перекрывает, мир расплывается от слез, и я закусываю губу, чтобы не разреветься. Дышу глубоко. И только тогда рассматриваю снимок: Марк сидит на деревянной скамейке, вытянув ноги; лицо его изрезано мелкими шрамами, черные волосы сильно отросли; на смуглом лице легкая небритость, легкий прищур черных глаз и сигарета в кулаке. А рядом с ним сидит Джун.

И боль накрывает ослепляющей волной, ломает ребра, рвет легкие. Снимок выпадает из пальцев, и я медленно оседаю на землю. Меня тормошат, о чем-то спрашивают. Я не понимаю. А потом кто-то подхватывает на руки – я не вижу лица, ничего не вижу. Прихожу в себя от резкого запаха нашатыря. Чихаю, отпихивая мужскую руку.

– Алиса, ты меня слышишь? – взволнованный голос Димы рядом.

Киваю, обнаруживая себя на переднем сидении Диминого джипа. А пальцы сжимают фотографию. Разве я не уронила ее? Фокусирую на ней взгляд. И слезы текут по щекам. Всхлипываю.

– Как? – выдыхаю, не зная, как и что спрашивать. Я тупо смотрю на лицо любимого мужчины и не верю. Не верю, что все это правда. А вдруг фотомонтаж? И сама же отметаю это предположение – у Марка нет ни одной похожей фотографии. Впрочем, фотошоп сейчас творит чудеса. А если обман, то зачем? И все эти мысли выливаются в одно слово. Но Дима снова понимает.

– Я не обманываю тебя, Алиса. Я просто приехал в гости к сестре и деду. У меня дед – лесник. А сестра с ним живет. Они Марка и нашли.

Я вздрагиваю на имени мужа, провожу большим пальцем по его глянцевому лицу. Катька его похоронила, а он живой. Живой. Разве так бывает? И сердце бешено стучит в груди, говоря, что бывает. Но я все равно не верю. Хоть и ждала этого пять лет.

– Отвези меня к нему. Прямо сейчас.

Дима морщится и качает головой.

– Боюсь, прямо сейчас не получится.

– Это еще почему? – и тревога бьется в висках. – Что с ним? Где он? Он же тут…

– Он тебя не помнит, – ошарашивает Дима. Я смотрю, не веря. Как не помнит? Дима же сам говорит, что Марк попросил найти меня. Или врет?

– Не вру я, – злится Дима в ответ. – Твой муж даже собственного имени не помнит. Зато вспомнил, что у него есть жена и дочь.

– Две дочки, – машинально повторяю я. А Дима как-то грустно усмехается. И сердце обжигает болью.

– Нет. Это неправда. Неправда, – шепчу лихорадочно.

Но каждое произнесенное Димой слово рвет грудную клетку.

– Самое паршивое, что я тоже помню Лилю и шебутную Лизавету. И я не знал, что они погибли. Мы последний раз виделись за год до их смерти. Я видел даты на кладбище. А потом… – он смотрит в темнеющее небо. И я слежу за его задумчивым и помрачневшим взглядом. – Потом многое случилось. Жизнь как-то завертелась. В общем, я пообещал Марку, что найду Лилю с дочкой.

– Ты давно знаком с Марком? – хрипло выдавливаю слова, не в силах слушать это и осознавать медленно и неумолимо, что меня нет в жизни того, кто невыносимо дорог. – Откуда? Почему Марк никогда не рассказывал о тебе?

– Потому что нечего рассказывать, – пожимает плечами. – Так, побыл их персональным гидом в горах. Я больше с Самураем пересекался в то время. Он жену свою привозил часто. Катерину. Красивая пара.

Я соглашаюсь с ним. И закрываю глаза. Слушаю.

– В общем, порылся в интернете. А на кладбище встретил тебя. О твоей-то личной жизни нигде ни слова. Стоило самому проверить.

– Проверил? – устало уточняю.

– Я никогда не думал, что так может быть.

– Как? – вопросы срываются на автомате. А боль ломает ребра. Марк не помнит нашу жизнь. Меня. Наших девочек. Нашу любовь. Забыл все. Застрял в прошлом. Снова. И я не знаю, смогу ли вытащить его оттуда. Познакомиться заново. Позволить вновь пережить всю ту боль, связанную с гибелью дочери. И нужно ли.

– …Так мощно, – улавливаю слова Димы. – Как схождение лавины, сметающей все на своем пути и обнажающей истинный вид гор. Самую суть. Понимаешь? Ты и Катерина – такие вот лавины. Вы видите самую суть, раскрываете ее. А потом прячете ото всех под новым слоем снега. Потому что ваша любовь не для всех. Потому что ваша любовь – только для них. Для Марка и Самурая. И любите вы напролом. А я думал, что таких, как вы, не бывает.

По его лицу блуждает улыбка, мягкая и немного сумасшедшая. Да уж, повезло мне со спутником. Странный он. И говорит странно. Но красиво. Как будто отстал от мира на пару веков. Живет там на своем Алтае и ищет совершенство. И даже поразительно, что передо мной сидит взрослый и наверняка немало повидавший в своей жизни мужчина. Философ просто, а не спасатель. Вздыхаю.

– Дима, я хочу к мужу. Отвези меня к нему, пожалуйста.

– Я отвезу. Обещаю. Но не сегодня, – он пересаживается за руль. – Сейчас тебе нужно поспать.

Разве я смогу?

– А завтра? – спрашиваю с надеждой.

– Странная ты, – он снова улыбается. – Ты ведь можешь требовать, угрожать. В конце концов, Самураю под силу выбить из меня адрес, – он молчит недолго. – А ты…просишь. Почему?

– Потому что мне страшно, – шепчу, не сдерживая слез. Устала. Надоело быть «Снежной леди». Жить хочу. Просто жить, не просыпаясь посреди ночи от выворачивающих наизнанку воспоминаний. Не прячась за маской равнодушия и профессионализма. Просто жить, прижимаясь к горячему боку любимого мужчины. Видеть его улыбку, когда он смотрит на дочерей. Слышать его смех, когда Рита не может оторвать тяжелую попу от пола и ползет бочком, в то время как Настя делает первые шаги. И ощущать его рядом. Всегда. – Я же потеряла его. Понимаешь?

Он кивает.

– Ему тоже страшно, Алиса. Потому что он потерял самого себя.

Больше мы не разговариваем. Дима включает тихую музыку, а я рассматриваю фотографию, впитываю в себя каждую черточку, запоминаю. И где-то внутри рождается тепло, впитывает боль. Я прижимаю к себе снимок и не замечаю, как задремываю под льющийся из колонок джаз.

Алиса.


Мне страшно. До спазмов в животе и трясущихся пальцев. Страшно как никогда. Я боюсь этой встречи. Боюсь даже больше потери. Ее я пережила. Свыклась. Хотя упорно верила, что Марк жив. Я знала, что он не мог умереть. Я вымаливала его у неба каждую ночь. И он выжил. И нас разделяет всего несколько километров, уверенно сокращающихся под колесами Димкиной машины. И чем больше я приближаюсь к мужчине своей жизни, чем ближе наша встреча, тем сильнее я боюсь. Что не выдержу его забвения. Не выдержу разговоров о его первой жене и дочери. Не вынесу его боли, когда он узнает, что их нет в живых. Не переживу его чувств. И ревность улыбается страху, как старому приятелю, ноющей болью поселяется в висках.

– Еще долго? – спрашиваю осипшим голосом.

– Да тут пешком дойти быстрее, – он сбавляет скорость на повороте, кивает в сторону промелькнувшей тропки. Сквозь кроны березок серебряным кругляшом блестит озеро. – Напрямик мимо озера минут десять идти, а по трассе еще минут двадцать колесить.

Напрямик? Пешком? То, что надо сейчас, чтобы привести в порядок растрепанные чувства.

– Останови, – требую излишне резко. Дима смотрит подозрительно.

– Тебе плохо? – в голосе беспокойство.

О да, мне плохо. Мне нереально плохо. Так, что аж наизнанку выворачивает. Но я лишь киваю в ответ. Дима сворачивает на обочину, тормозит.

Я выскакиваю из машины, глубоко дыша. Ищу взглядом скрывшееся за поворотом озеро. Перевожу взгляд на встревоженного Диму, замершего у капота. И в его взгляде читается понимание ситуации.

– Это как минимум глупо, – фыркает он, видимо прочитав в моем взгляде мое решение идти пешком.

– А как максимум?

– Как максимум – это полный идиотизм. Алиса, я не могу отпустить тебя одну в лес. Ты заблудишься.

– У меня навигатор есть, – достаю из кармана свой телефон. – К тому же, ты сам сказал, что мимо озера всего десять минут идти. Мне надо, понимаешь? Я по тропинке. А ты пока как-нибудь подготовишь Марка. Я не заблужусь, Дима.

– Надо было дать Самураю тебя везти, – усмехается он. А я лишь качаю головой. Крис бы не отпустил и так всю неделю сам не свой ходил, когда узнал. Рвался в туже ночь лететь к Марку, но Дима не говорил, где он. И Крис от каждого нового его отказа темнел лицом. Я опасалась, что он, как минимум, набьет морду Диме. Но обошлось. А вот со мной пошел бы, но черта с два даже из машины выпустил бы. Поэтому я наотрез отказалась, чтобы Корфы ехали со мной. Я должна была сама встретиться с Марком. Сама все ему рассказать. Сама пережить заново прежнюю боль, которая, казалось, давно зарубцевалась. Теперь же вновь давала о себе знать, распарывая старые шрамы.

– Но у меня одно условие, – хмурится Дима, недовольный собственным решением. – Ты сразу мне позвонишь. При малейшем шорохе или если встретишь хоть кого-то. Сразу. Поняла?

Киваю.

– И никуда не сходи с тропы. Она нигде не сворачивает и выведет тебя прямо к дому. И телефон не выключай. Здесь связь отличная.

Он провожает меня до тропинки и, когда его джип теряется из виду, сразу же звонит.

– Я уехал. Будь осторожна.

– Ну что ты как маленький, Дим, – возмущаюсь его навязчивому беспокойству. И ставлю телефон на беззвучный, прячу в карман.

Здесь в роще дышится легко и думается так же. И страх растворяется в шелесте березовых веток. И легкий ветерок тормошит волосы, обнимает, даря умиротворение. Полуденное солнце прыгает по зеленым листьям, будто в салочки играет, норовя проскользнуть сквозь густые кроны. Но вместо этого творит причудливые тени под ногами. А потом вдруг исчезает. И небо разбухает черной тучей. А у самого озера, возникшего ниоткуда: вот еще роща, тропинка вьется между деревьев, а тут раз и озеро, темной монетой упавшее под ноги, – меня настигает дождь. Неуверенный, он просыпается на землю редкими теплыми каплями. И небо громыхает раскатом, всполошившим стайку птиц за озером. А я стою на берегу, вдыхая пропахший грозой воздух, подставляя лицо колким каплям. И ощущаю, как улыбка скользит по губам. И первый летний дождь упрямо вымывает из души остатки страха. Так хорошо. Еще немного и можно будет идти. Но очередной раскат грома приносит собачий лай, и сильный толчок чуть не сшибает с ног. Взвизгиваю, отскочив в сторону, и тут же перехватываю тяжелые собачьи лапы.

– Джун, – выдыхаю, рассмотрев-таки накинувшегося на меня пса. Тереблю его за уши, целую в нос, улыбаясь. – Джун, поганец, как же ты меня напугал.

А пес норовит облизать меня всю, и я с охотой подставляю ему щеку. Смеюсь.

– А где же твой хозяин? – спрашиваю и ловлю на себе внимательный взгляд, от которого мурашки по коже. И Джун перестает приставать, отбегает в сторону, усаживается вдали. А я поднимаюсь и встречаюсь с пронзительным взглядом черных глаз.

Марк стоит в нескольких шагах, устало опершись на ружье, как на трость. Отросшие волосы стянуты в хвост на затылке, по заросшему щетиной лицу разбросаны шрамы, как осколки. Слегка склонив на бок голову, он щурится, изучая меня. И страх стягивает ледяными цепями сердце, замораживает все внутри, ворует дыхание. И я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. И они срываются с ресниц, смешиваясь с дождем, когда Марк вдруг широко улыбается, а недоверие в его глазах сменяется удивлением.

– Алиса? Ты что здесь делаешь? – и подходит ближе, словно не верит, что я действительно стою перед ним. – Это действительно ты?

А я не могу ничего сказать, лишь киваю. Да, это я. И как же невыносимо, что ты помнишь меня. Но какую? Что ты помнишь, мой любимый муж?

– Марк, я… – голос срывается. А его пальцы касаются моих, трогают обручальное кольцо. И эти прикосновения обжигают. И я едва сдерживаюсь, чтобы не отдернуть руку. И мысленно ругаю себя, что так и не сняла кольцо. А он выпускает мою руку и на его лице, омываемом дождем, отражается что-то странное. Я пытаюсь заглянуть ему в глаза, но он отводит взгляд.

– Ты вышла замуж, – и в его голосе слышится разочарование. И сердце заходится в бешеном ритме, сбрасывая цепи страха. Я хватаюсь за его руку, на долю секунды ловлю его взгляд, полный глухой тоски, и под ослепительную вспышку молнии оказываюсь в объятиях того, кого люблю больше жизни. – Но все также боишься грозы, – горячий шепот в ухо и нежное прикосновение губ к шее. Я дрожу от его прикосновений, уверенных и таких долгожданных. От его близости и его запаха. Он пахнет лесом и немного дождем. И я трусь носом о его влажную шею, цепляюсь за насквозь промокшую рубашку, желая только одного – стать еще ближе, одним целым и никогда больше его не отпускать.

А дождь упрямо молотит нас по спинам, лезет за шиворот. Но горячие руки Марка не дают замерзнуть и не отпускают. И так хорошо с ним рядом, что никуда не хочется уходить. И говорить не хочется, только вот так стоять и ощущать его совсем близко. И радоваться, что он, наконец, рядом.

Марк уводит меня из-под дождя в бревенчатый рыбацкий домик: небольшой, но уютный. Растапливает печь, сосредоточенно и не глядя на меня, заваривает чай. Джун тут же растягивается у нагревающейся печи. Марк дает сухую одежду и выходит, давая мне возможность переодеться. Мужская рубашка и джинсы мне велики, но пахнут лесом и Марком. И я долго сижу, не решаясь надеть рубашку, принюхиваясь и наслаждаясь таким родным и любимым запахом. И в груди что-то больно сжимается до слез. И я натягиваю рубашку, застегиваю и выхожу на улицу. Марк сидит на деревянной ступеньке, курит и смотрит на льющийся дождь. Сажусь рядом. Он тушит сигарету, накидывает на меня свою куртку, обнимает.

– Как ты здесь оказалась, пташка? – спрашивает глухо куда-то в макушку, и я закусываю губу от нежности в его хриплом голосе.

– Я приехала…приехала к тебе.

И я чувствую, как он улыбается.

– А ты… – слова даются с трудом, потому что от его близости кружится голова, и мысли разбегаются как лесные звери перед грозой. – Ты меня помнишь.

– Помню. И ты… – он отодвигается, рассматривает, словно только увидел, взлохмачивает влажные волосы, – ты стала еще красивее. Твоему мужу повезло.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю