Текст книги "Измена. Я тебя разлюбил (СИ)"
Автор книги: Лада Зорина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Глава 48
– Для протокола, – Вероника смотрела на него со всей серьёзностью. – Я просто выполняю свою часть договора.
– И делаешь это не по собственному желанию и без уважения, – закивал Добровольский. – Я понял, я понял. Как тебе, кстати, отделка?
Они стояли посреди просторного помещения, где едва-едва начались отделочные работы. Дочь обвела взглядом будущую гостиную, но залёгшая морщинка между бровей так и не разгладилась.
– Для Маргариты своей стараешься?
Добровольский хмыкнул про себя.
– Мимо. Но твоего экспертного мнения я, кажется, так и не дождусь.
– Па, чего ты от меня ждёшь? – с неожиданной усталостью спросила дочь. – Восторгов? Я и так знаю, что у тебя денег хватит и на то, чтобы тут вторую янтарную комнату организовать. Я не за этим сюда приехала. Ты же хотел узнать, что там у мамы стряслось.
– Выкладывай, – предложил он с напускным безразличием. – Раз уж ты сегодня не в настроении светские беседы вести.
– Пообещай, что не полезешь туда. Тем более что твоего участия и не требуется.
– Ну раз не требуется, то с чего ты решила, что я буду совать нос в дела твоей матери? Просто я предпочитаю знать, что происходит. Вот разведёмся…
– Ага, и ты сразу же перестанешь интересоваться её личной жизнью, – закатила глаза дочь.
– Так, а вот сейчас не понял, – Добровольский сложил руки на груди и свёл брови к переносице. – Откуда столько дерзости? Тебя так воодушевили восстановленные отношения с матерью? Ты только не забывай, кто вас с братом надоумил с ней помириться.
– Дело не в воодушевлении, – возразила дочь и уставилась взглядом в пространство. – Просто по прошествии времени ко всему начинаешь привыкать. За Пашку говорить не буду, но что касается меня… я вдруг поняла, что если бы ты сейчас от меня потребовал выбирать, я бы тебе другой ответ дала. Я вижу, как маме сейчас нелегко. А когда всё только закрутилось, я и понятия не имела, чем оно всё обернётся. Мы ведь и правда заложники твоего положения и статуса. Раньше я думала, что это просто громкие слова. Сложно притворяться, что ты искренне бедствуешь, когда у тебя по сути всё в жизни есть.
Добровольский слушал дочь сначала с недоумением, но стоило ей замолчать, сообразил, что это не лукавство и не рисовка. Она действительно горевала по собственному решению.
– Не сожалей, – бросил он. – Не приняла бы то решение – не получила бы ценный урок. И не надо на меня так смотреть. Я не считаю себя твоим учителем. Я это к тому, что некоторые важные знания можно получить только из опыта.
– А мама, получается, тоже ещё не научилась, раз ей приходится всякие сложности преодолевать?
– Что, всё настолько хреново? – поморщился он, стараясь не показывать, как его напрягло такое вступление.
– Я стараюсь не давать этому оценку, – пожала плечами Вероника. – Вопрос решился.
– Как?
– Просто. Сам не догадываешься?
Добровольский сжал челюсти.
– Что, проблема возникла и решилась в мгновение ока?
Вероника скосила на него взгляд:
– Что-то в этом роде. Жалобу отозвали или замяли... я не вникала. Мама обратилась за помощью к Соколову. И тот всё порешал.
Ему показалось, Дочь хотела что-то добавить, но то ли передумала, то ли и не собиралась. Однако же ощущение какой-то недосказанности он не смог не ощутить.
– И всё?
– По большому счёту. Ну, ситуация же разрешилась.
– Я буквально шкурой чувствую, что ты что-то недоговариваешь.
– Па, не дави на меня, пожалуйста, – взмолилась Вероника. – Есть кое-какие нюансы, но если я тебе их расскажу… Ты почти наверняка попытаешься вмешаться. А это не нужно. Сейчас это не нужно
– Да тебе-то откуда знать? – он уже чуял, что не в состоянии скрыть подступавших эмоций, хотя собирался же сохранять полнейшую невозмутимость.
– Вот оттуда, – уколола его дочь, ткнув в него пальцем. – У тебя уже вон глаза кровью наливаются. Оставь маму в покое, я тебя очень прошу. Вы расстались.
Она взрослая женщина и, думаю, если её попытаются как-то использовать против тебя, она и без твоих подсказок это поймёт.
– И откуда ты только этой мудрости понабралась? – Добровольский раздражённо передёрнул плечами, чувствуя, что испытывает большие трудности с тем, чтобы отказаться от идеи как-то всё же вытащить из дочери правду целиком.
– Было время подумать и понаблюдать, – Вероника поёжилась. – Мне кажется, если у мамы возникнут какие-то неразрешимые трудности, она хотя бы нам с Пашкой об этом сообщит. Ну или мы сами так или иначе узнаем. Я, если что, держу руку на пульсе.
– А я ведь могу и у твоего инсайдера информацию взять, – прищурился Добровольский. – Наш сегодняшний разговор – это жест доброй воли с моей стороны.
– Па…
Добровольский поморщился.
– Мне это не нравится.
– У нас был уговор.
– Ненавижу загонять себя в рамки.
– Слушай, давай договоримся. Если ситуация получит какое-то продолжение, я тебе сообщу. Нет, серьёзно. Пока что всё угомонилось.
– Но хотя бы личность этого анонимного жалобщика узнать, – проворчал Добровольский. – Кому там неймётся. У кого там внезапно возникли проблемы с приютом. Шесть лет всё всех устраивало, а тут вдруг недовольные появились.
В тот день он не стал больше давить на Веронику, не стал требовать от дочери выдать ему всё как на духу. Оказалось, что это ему и не понадобилось.
Потому что не прошло и нескольких дней, как его телефон зазвонил, и на экране высветилось название контакта, которое он почему-то всё время забывал переименовать…
– Привет, – голос жены в трубке звучал приглушённо. – Найдётся минута поговорить?
Глава 49
– Неожиданно, – Добровольский таки не смог отказать себе в этой ремарке.
Мог бы он промолчать? Конечно. Но не в нынешнем своём состоянии.
Дочь темнила. Дарья тем более ничем с ним не делилась. А его жутко бесило пребывание в подвешенном состоянии, притом что от получения всей информации его удерживало исключительно собственное слово Веронике не лезть в дела матери без её спроса.
Идиотское обещание. На хрена он вообще соглашался? Да и когда Добровольский шёл на такие бесполезные компромиссы? Последнее время он уже плоховато себя узнавал. И предпочитал не думать, что это исключительно из-за давления внешних обстоятельств.
На него никто и ничто не имело права давить. Он этого не допустит.
– Так мы можем поговорить? – настояла жена. – Или я вынуждена буду слушать твои комментарии по поводу моего неожиданного звонка?
– А не слишком ли дерзко ты начинаешь наш разговор? – с иронией отозвался Игорь, но потом бросил этот несерьёзный тон. – Ладно. Чёрт с ним. Если мы сейчас снова закусимся, как дворовые псы, толку точно не будет. По какому делу звонишь?
В трубке послышался вздох.
– Ого. Всё настолько серьёзно?
– Если бы дело касалось чего-нибудь личного, я бы ни за что не стала звонить. Никогда и ни за что.
– Почему-то я в этом даже не сомневаюсь.
– Действительно, почему, – пробормотала она едва слышно. – Это… с приютом связано.
Та-а-а-ак. Интересненнько.
– Что там случилось?
– К нам проверка нагрянула.
Добровольский едва успел прикусить язык, чтобы не выдать своей осведомлённости, тем более что она всё же была относительной, частичной. Раздражающе неполной. А тут такой жирный кусок информации сам шёл к нему в руки.
Ни в коем случае нельзя таким шансом пренебрегать.
– С чего бы?
– Очень хороший вопрос. Недавно на нас анонимная жалоба прилетела. Я… понятия не имею, кто её направил и почему. Но в тот раз мы сумели с проблемой разобраться. Мне помогли.
Добровольский продолжал держать язык за зубами, хотя мог бы с точность до буквы назвать имя и фамилию того, кто с барского плеча ей помог. Но чёрт с ним – она же не захотела прислушиваться к его словам.
Кто знает. Может, она уже успела с ним за его услуги и расплатиться.
Почему-то от одной только мысли об этом у него как-то нехорошо стеснилось в самой середине груди. Будто туда кто-то сунул кулак.
– Так эта проверка связана с той анонимной жалобой или… как?
Почему-то начать задавать вопросы по делу, минуя дальнейшие ироничные выпады, показалось ему очень естественным, даже слишком естественным ходом.
Твою мать, они оставались на одной волне. Даже спустя все эти ссоры и отсутствие каких-либо перспектив хотя бы для номинального примирения. Это происходило как-то само собой. Будто между ними существовало невидимое энергетическое поле, и они одинаково резонировали с ним, легко считывая состояния и чувства друг друга.
Бред, конечно, но он не мог отмахнуться от этой странной идеи.
– Если отмести все мои предположения и теории, то никак. Ну, то есть никакими фактически подтверждениями я не располагаю, но… сам понимаешь.
– А что за проверка?
Дарья снова вздохнула.
– Там… пёстрая компания. И общественники, и ветеринарная, и прокурорские потом подтянулись.
– Слушай, ну а чего тебе переживать? С документацией же вроде бы всё в полном порядке.
И он это говорил, потому что знал – это правда. Последнюю проверку приют проходил, когда они ещё не были в ссоре. Дарья охотно делилась с ним последними новостями, и он знал, что у них всё в порядке.
– Как выяснилось, это уже не так и важно. У нас магическим образом обнаружилось сразу несколько нарушений. И проверяющие стоят на своём.
Добровольский нахмурился.
– Погоди, погоди… Ты хочешь сказать, это не проверка-проверка, а кто-то её на вас натравил?
– Думаешь, я бы в любом другом случае тебе позвонила? – горько спросила жена. – Да, это совершено точно атака на нас. На меня. С расчётом на то, что я лишилась…
Она осеклась, подыскивая нужное слово.
– Кто-то исключительно недальновидный посчитал, что ты лишилась моего протектората? – предложил он ей дипломатичный вариант.
Почему-то он не думал, что именно сейчас она решит придираться к его словам.
– Исключительно недальновидный? – усмехнулась Дарья. – Что же тут исключительно недальновидного? Мы разводимся, Добровольский. И совершенно естественно, что никаких дел друг с другом иметь не собираемся.
– Не припомню, чтобы я нечто подобное тебе заявлял. Даш…
– Не называй меня так. Это звучит лицемерно, – устало проговорила она. – Мне и так немалых усилий стоило решиться на это звонок. Если бы была хоть какая-нибудь достойная альтернатива…
– Вот видишь я даже сейчас могу быть тебе очень полезен, – сыронизировал он безо всякой злобы. – Так у кого-то появилась идея навредить приюту? Пытаюсь понять причины такого поступка.
– Причину не нужно искать. Мне кажется, я её знаю. И почти наверняка знаю имя того, кто решил меня таким образом наказать.
– Наказать? – Добровольскому совершено не понравилось это слово.
Какому непроходимому дебилу могло прийти в голову наказывать его жену? Это кто там, твою-то мать, такой непобедимый-бессмертный?
– Даже странно… Я думала, ты сразу догадаешься. Хотя… вероятно, тебе не все детали известны.
– Кто это, Дарья? – потребовал он.
– Соколов, – со вздохом ответила она. – Я считаю, что это дело рук Соколова.
Глава 50
– Да ты шу-у-утишь, – протянул он, не сумев скрыть своего удовольствия.
Но удовольствия вовсе не оттого, что его почти бывшая жена оказалась в такой непростой ситуации, а от того, что он таки оказался прав, а она его не послушала. И он сказал ей, что прав. А она всё равно не послушала!
И это при том, что Дарья прекрасно знала – в этом смысле он почти никогда не ошибался. Не принимал ожидаемое за действительное и не врал.
И вот почему эта мудрая, здравомыслящая женщина позволяла себе промахнуться? Неужели её ненависть к нему до сих пор настолько сильна, что она готова была наплевать на собственное благополучие? А главное, на благополучие своего обожаемого приюта.
– Ты готова? – предупредил он.
И Дарья в который раз подтвердила, что они до сих пор на одной волне. Что бы между ними, твою-то мать, ни происходило, они безошибочно ловили и без особого труда считывали настроения и мысли друг друга.
– Добровольский, как это мелочно… – вздохнула она.
– Я задал вопрос, Дарья.
– Готова.
И он с нескрываемым наслаждением вопросил:
– А что я тебе говорил? Что я говорил?
– Всё? Теперь ты доволен?
– Вполне. И для протокола, мне искренне жаль, что я оказался прав.
– Не верю.
– Дарья, не заставляй меня разочаровывать в твоей проницательности. Ты знаешь, что я в таких вещах разбираюсь. И дело тут даже не в моём чутье. Я располагал информацией, сложил два и два. Это несложно. Но главное, я тебя предупредил.
– Ты много о чём меня предупреждал, – отозвалась она, но без запала. – И предупреждал в первую очередь потому, что эти странные хороводы вокруг приюта могли навредить тебе.
– Навредить – громкое слово. Они могли доставить неприятные неудобства. А я не люблю отвлекаться на всякие досадные мелочи.
– Да, можешь мне это не объяснять. Я в курсе, что твоё эго давно вышло из берегов.
– И поэтому ты мне звонишь, чтобы напомнить об этом.
Дарья замолчала, и ему показалось, что ещё буквально полслова – и она просто положит трубку. И правильно сделает. Его начало заносить. С ней его всегда заносило. С Дарьей он действовал, говорил и вёл себя так, будто кто-то его на это подзуживал.
И теперь он, кажется, даже понимал, кто именно. Прошлое. Так он себя вёл, когда они познакомились. Почему? Из боязни? Из боязни, что в ином другом случае его эта женщина не заметит. Ему и при куда меньших усилиях могли заметить – и замечали – все остальные, но не она. Она всегда требовала от него большего. Рядом с ней он чувствовал необходимость соответствовать, заслужить.
Твою-то мать… Откуда всё это? Зачем ему именно сейчас все эти откровения? Откуда они полезли. А главное, на хрена?
– Послушай, я знал, – он бросил свой прежний тон и сейчас говорил совершенно серьёзно. – Я знал, что Соколов выжмет из ситуации всё, что только сумеет. И тут не нужно смотреть на его высокий статус и воображать будто он выше того, чтобы использовать грязные методы. Поверь, он их использует, если будет уверен, что они принесут ему если и не материальную выгоду, то моральную.
И он хмыкнул:
– Хотя слово «моральный» это вообще не про него.
Помолчал и добавил.
– Хочешь, прочту твои мысли? Ты думаешь, что и не про меня.
– Я ненавижу твою проницательность, – устало отозвалась она. – Терпеть её не могу. Но ты, наверное, можешь представить, в каком я положении, раз к тебе обратилась.
– Хуже, чем в безвыходном, – кивнул Добровольский. – Поэтому и говорю, что мне жаль. А ещё мне жаль, что звонок мне ты считаешь своим личным позором.
– Куда большим позором для меня стало бы то, что я назло тебе последовала бы твоему совету.
– Какому именно?
– Возложила бы на него надежды и пустила в свою постель. Хотя… может, хоть там он меня не разочаровал бы.
Добровольский скрипнул зубами.
– Неудачная шутка.
– Так это не шутка, Добровольский. Ты думаешь, я после развода с тобой уйду в монастырь?
– Я думаю, тебе стоит вспомнить, для чего ты мне позвонила. Тебе ведь помощь моя нужна. Или я что-то неправильно понял?
Дарья немного помолчала, а потом тихо созналась:
– Мне больше не к кому обратиться. Ни о какой справедливости речи сейчас не идёт. Они намерены нас потопить. Они этого и не пытаются скрыть.
– Опасно с такой лёгкостью верить в собственное бессмертие и неприкосновенность, – протянул Добровольский. – У вас ведь есть их контактные данные?
– Есть. Они вроде как и не собирались прятаться.
– Вот и отлично. Отдадим должное их смелости и самоуверенности. Это сильно облегчает работу.
Он не ждал, что Дарья решится переспрашивать, но она всё-таки уточнила.
– Так ты согласен помочь?
Добровольский почувствовал лёгкий укол совести за то, что ей таки пришлось через себя переступить и подчеркнуть свою роль просительницы.
– Ваши бедняги-питомцы не должны становиться заложниками наших личных драм. Надеюсь, я в твоём понимании рассуждаю достаточно профессионально?
Он спрашивал без издёвки. Просто оставить привычную манеру общения с ней не получалось.
– Не профессионально, а человечно, – отфутболила Дарья.
– Твоя характеристика даже щедрее, чем я мог ожидать. По большому счёту ты могла бы и не уточнять, – совершенно искренне отозвался Добровольский, – Конечно, я тебе помогу. Я бы помог тебе, даже если бы ты не решилась мне позвонить. Я бы узнал о вашей проблеме и я бы помог.
И зародившуюся между ними неловкую паузу он тут же заполнил крохотным, но важным дополнением.
– Я помогу тебе, если ты примешь мои условия помощи, Даш.
Глава 51
– Условия, – тихо отозвалась Дарья, и в её голосе даже удивления не было. – Господи, и как я могла вообразить, что мы с тобой легко договоримся.
Он ждал примерно такого ответа. Поэтому знал, что отвечать.
– Даш, во избежание недопонимания давай я тебе свою позицию объясню. Ты меня частенько шпыняла за то, что я люблю всё делать на свой нос и не люблю ничего пояснять. Вот как бы считай, что я борюсь со своим самодурством.
Жена не спешила его перебивать. Наверняка такой подход её озадачил и удивил. Добровольский редко шёл на компромиссы, редко проявлял дипломатию. Его подход исключал всякие миндальничания, но всё течёт, всё изменяется вопреки расхожему мнению, будто перемен от человека можно не ждать.
Можно, если человек поставит себе такую задачу.
– Слушаю, – наконец вымолвила она.
Конечно, слушает. Альтернатив-то у неё, выходит, нет вообще никаких.
– Я всё порешаю. Не обсуждается. С приютом всё будет в порядке. Соколову я морду набью, ну или натравлю на него своих верных псов. Так или иначе с ним справятся. Я не лез и не трогал его ровно до тех пор, пока он не переступал границы. Но вот это... это уже никуда не годится, и пора бы напомнить ему, что я не прощаю подобного беспринципного поведения. Но ты сама должна понимать, что его дерзость родилась не на пустом месте. Стервятники чуют падаль.
– Это как-то слишком уж самокритично. Особенно для тебя, – ввернула жена.
Ему захотелось откинуться на спинку кресла и от всей души расхохотаться. Нет, серьёзно, ему безумно этого не хватало – её сухого юмора, её острого языка. Он, твою-то мать, успел забыть о том, какой могла быть Дарья. За всей этой бесконечной рутиной и его повседневными делами всё умудрилось забыться, стереться, притупиться и выглядеть пресным. Но это не так. Это опасная иллюзия, которая позволяла ему долгое время воображать, что его жизнь хороша, лишь когда в ней хватает разнообразия. Лишь когда он не застревает по уши в быте и семейности.
Очень жаль, что это понимание приходило к нему с таким опозданием…
– До падали мне пока ещё далеко, – проворочал он в ответ. – Дальше чем до добычи. А Соколов и иже с ним видят меня как добычу. Почему – ты и сама понимаешь. Меня они собираются основательно пощипать, а тебя – рано или поздно продавить на предмет помощи в этом. Мне нужно восстановить статус-кво.
– И как я могу тебе в этом помочь? С транспарантом по улицам бегать? Помните, Добровольский не падаль! Вы его рано хороните!
На это раз он не сумел сдержаться – рассмеялся.
– Обожаю твоё чувство юмора, – признался совершенно искренне и не тая.
Может, действительно стоило ей показать, что он расположен к диалогу и даже невзирая на их сложные отношения в память о прошлом готов искать компромисс.
Как всё-таки та ситуация была далеко от того, где они вдвоём против всего мира… Были же времена…
– Я уже даже не уверена, что шучу.
– Не нужно никаких транспарантов, – окончательно согнать улыбку с лица не получилось, хоть он и подозревал, что вот-вот разразится буря, когда ему будет уже не до смеха. – Тебе вообще ничего особенно делать не нужно. Просто отступить в тень.
– Что, прости?.. Звучит слишком загадочно.
– Это единственное условие, при котором я решу вопрос с твоим приютом за пару часов, если не раньше.
– Ты предлагаешь мне…
– Отказаться от всяких контактов. На время. Разумеется, всего лишь на время. На чётко оговоренный срок.
– Извини, я всё равно не понимаю…
Ну ещё бы. Условие не сказать чтобы тривиальное, но справедливости ради, ситуация у них тоже не будничная.
– Ты уйдёшь в эдакий отпуск. От всего и ото всех. Ненадолго. Ровно до того момента, как мы окончательно разведёмся. Никто не будет пытаться тобою воспользоваться, к чему-то склонить и как-то ещё использовать тебя ради подножки мне.
– Добровольский… это даже для тебя слишком эксцентричная просьба. В какой отпуск? Как ты себе представляешь такой манёвр?
– Да что представлять-то? – нахмурился он. – Отдалишься от внешнего мира, передашь управление ненаглядной своей подружайке, а сама заляжешь на дно, чтобы тебя никто не дёргал.
Она молчала, переваривая сказанное.
– Это, кончено, в том случае, если ты реально настроена на честный развод безо всяких вмешательств, – решил уточнить он. – Такое условие вряд ли тебе подойдёт, если ты вдруг не прочь действовать с моими недругами заодно. Но тогда я не могу гарантировать тебе ни спокойствия, ни прекращения чужих козней. Потому что в таком случае мы с тобой, оказывается, враги. А стрелять себе в ногу, помогая врагам, я не могу. Под моим началом – тысячи подчинённых. Мне как-то и о них следует думать.
– Это бред какой-то…
– Это разумное предложение. Которое к тому же тебе ничего стоить не будет. Скорее даже наоборот. За доставленные неудобства при разводе выпишу тебе солидную надбавку. А хочешь, второй приют тебе открою. Ну или филиал этого тебе сооружу. Ещё и кошек бездомных начнёте с улицы подбирать. Ты вроде знаешь меня, Даш. Я не жадный. Я умею делиться.
– Каждый раз, когда мне кажется, я уже ничему не удивлюсь, ты, Добровольский, умудряешься самого себя перещеголять, – пробормотала она.
– Наша совместная жизнь была всякой, только не скучной, – напомнил он. – И ты вроде на это не жаловалась. Решайся, Дарья. По-быстрому всё сделаем и разбежимся. И никто из нас в накладе не останется – это я тебе обещаю.








