Текст книги "Трофей для братьев (СИ)"
Автор книги: Лада Отрадова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава XII: Дар Божий, Кара Господня ᚷ
ГЛАВА XII: ДАР БОЖИЙ, КАРА ГОСПОДНЯ ᚷ
ᚷ biþ gleng ond herenes,
wráþu ond weorþscipe ond wræcne gehwám
ár ond ætwist, þe biþ óþre léas.
Дар для людей – честь и хвала,
поддержка и почет, и бродяге любому
милость и средства к существованию, которых иначе он лишен.
.
Долго упрашивать Варди о помощи не пришлось: старый корабел, знавший каждый уголок столицы как свои пять пальцев, согласился присоединиться к Свенельду и преданным ему дружинникам; с Йоханом было чуть сложнее – молодой человек поворчал несколько минут по поводу бредовости вылазки в город, но одного отца туда не отпустил.
Поэтому уже через час дюжина вооружённых мужчин выступила из стен длинного дома и прошмыгнула в сам Эгерсунн. От некогда процветающего поселения остались лишь руины и дым пожара. Шайки бандитов Инга Трёхпалого, словно крысы, шарили по каждому дому, по каждому жилищу, стремясь забрать с собой любой мало-мальски ценный предмет, который можно было продать или использовать ради собственной выгоды.
– Во что они превратили мою родину... – процедил сквозь зубы Йохан, глядя на окружающие разрушения. – Да пусть каждого из них найдёт справедливая расправа!
– Погоди с расправой, – осмотрительный Варди заметил троицу из мародёров, бесцеремонно выбивших дверь одной из лавок, и по-отечески схватил сына за шиворот, не давая ему выйти из-за угла.
– Тсс, – Свенельд приложил указательный палец к губам и шёпотом продолжил. – Нам лучше не привлекать сейчас никакого внимания.
– Но их трое, а нас двенадцать! – не унимался импульсивный отпрыск Варди и Ингеборги. – Что мешает наказать их за воровство и разрушения?!
– То, что из этой дюжины каждый для меня важен, и я не могу кем-либо рисковать, – нахмурился Свен и показал на один из холмов. – А ещё – мы вышли на охоту за конкретной целью, которая в горячке собственной гордыни даже не думает скрываться и прятаться.
В паре вёрст от городского рынка, в той части Эгерсунна, что расположилась на возвышенности, над одним из домов в действительности реял стяг бастарда: вписанная в окружность рука с тремя пальцами.
* * * * *
Сигурд неподвижно лежал на импровизированной кровати в центре медового зала, его грубое, израненное в боях тело в очередной раз мучилось в судорогах. Некогда сильные, похожие на таковые у хищной птицы черты лица были искажены болью и усталостью.
В воздухе висело напряжение: хирдаманны Свенельда с тревогой смотрели на своего раненого и пусть бывшего, но вождя; а вот среди местных большинство было бы не против его гибели – в отместку за принесённую на земли Ругаланна войну.
Впрочем, забрать его к себе Хель могла лишь благодаря действию отравы. Древние законы гостеприимства запрещали любое посягательство на жизнь посетителя длинного дома, которого пригласила правительница Гуда – даже если тот был отъявленным негодяем.
Темноволосая знахарка-чужестранка по-прежнему усердно трудилась над телом ярла, осматривая его рану и оценивая её тяжесть. Место проникновения оскверенной отваром бешеницы стрелы не спешило затягиваться и зарастать: даже кровь там не запеклась, поэтому углубление продолжало зиять ярко-алой плотью, и лишь края её стали серо-зелёными.
– Недобрый это знак, – пробубнела девушка себе под нос.
Уверенной рукой она наложила на рану припарку из смеси целебных трав. Этот состав был тщательно подобран её предками, а рецепт передавался из поколения в поколение и, как известно, обладал способностью противостоять заражению крови. Если выкурить из тела отраву она не способна, то приложит все усилия, чтобы бороться с побочными эффектами состояния темноволосого викинга.
Едва она коснулась израненной плоти, как бессознательное тело мужчины сильно дёрнулось, а лицо его исказила полная боли гримаса – это свидетельствовало о том, что молодой организм всё ещё не сдаётся.
Уже через пару часов внешний вид ярла начал меняться. К бледным, сероватым щекам вернулся естественный румянец, болевые линии на лице разгладились, а дыхание стало менее затрудненным. Действие яда постепенно ослабевало, и, хотя воин всё ещё находился без сознания, его тело начало приходить в норму.
Наконец, спустя, казалось, целую вечность, веки его распахнулись, открыв живые и как никогда решительные глаза, видевшие перед собой лишь одну цель.
– Трёхпалый, – прорычал в каком-то бреду хозяин Хордаланна и протянул сильные, жилистые руки к лекарше, а затем сомкнул их на её горле. – Трёхпалый!!!
Девушка громко захрипела и стала трепыхаться на месте, чуть не погибнув от удушения: неимоверных усилий стоило целой четвёрке здоровых и сильных воинов, чтобы освободить её от мёртвой хватки ярла и оттащить в сторону.
Несчастная громко закашляла и ухватилась за плечо одного из мужчин, чтобы не упасть; в это же время приложивший руку ко лбу Ульв – причин для головной боли не становилось меньше – взял со стола ковш с водой и выплеснул его содержимое на лицо Сигурда.
Это помогло привести его в чувство.
По-звериному рявкнув, он вытер промокшие бороду и усы... и осмотрелся по сторонам.
– Ульв?! – захлопал глазами Сигурд, явно не отдавая себе отчёта о подробностях последних нескольких часов. – Где я?! Это...
– Медовый зал Эгерсунна, – кивнул племянник правительницы, прижимая к себе маленького сынишку тётки: ребёнок, увидев очнувшегося ярла, сразу же задрожал от страха – он отлично помнил, что рассказывала ему об этом человеке мать.
– Вы взяли меня в плен?! Змея Гуда воспользовалась моей слабостью?! – вспылил он, однако... вмиг замолчал.
Жестом Ульв велел своим людям приподнять полотно с гербом Ругаланна на одном из столов – и взору давнего врага предстала Гуда, бледная, окоченевшая и бездыханная.
– Что... произошло? – пытаясь переварить в своей голове череду событий, нахмурился Сигурд.
– У Трёхпалого были припасены отравленные стрелы, как говорит девушка, которая спасла твою жизнь – и которую ты чуть не лишил её собственной, – воин указал на дрожащую знахарку, которая кормила своего младенца грудью, – дело в отваре бешеницы. Две стрелы – одна для тебя, вторая – для Гуды.
– Я ждал... ждал от него удара в спину, – принялся рассуждать вслух ярл; кулаки его сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели, а кожа натянулась до предела – казалось, вот-вот она лопнет и высвободит кипящую от ярости кровь. – Но чтобы так... Убил одним камнем сразу двух птиц и расчистил себе путь к трону.
– Пока жив Альрик, – поцеловал мальчугана в лоб Ульв. – Пока ты дышишь – ещё не расчистил.
– Как я здесь оказался? Почему Трёхпалый меня не убил? Почему не забрали мои люди?
– Мы со Свеном отступили в длинный дом как в самое безопасное место, Бьорн и остальные твои воины прикрыли наши спины от разбойников Инга. Мы... договорились, что пока Трёхпалый жив, а вы с Гудой больны, резиденция остаётся за нами, а город – за хордаланнцами. Сейчас... всё изменилось?
Окончательно вынырнув из омута своего недомогания, Сигурд приподнялся и медленно сел, морщась от остаточной боли, отдававшейся в израненном теле. С твердой решимостью он поднял взгляд и обратился к племяннику павшей правительницы:
– Я не отказываюсь от своих притязаний на Эгерсунн... Но согласен на перемирие. Пока предатель Инг Трёхпалый ещё дышит... пока я не вырвал его лживый язык и не скормил псам – от рук моих воинов ни одного волоса не упадёт с головы горожан!
– Рад это слышать, – облегчённо вздохнул Ульв. – Свенельд, Варди и ещё несколько человек отправились на поиски Инга не так давно.
– Их... нужно остановить! – встал на ноги и тут же согнулся в три погибели, испытывая боль от раны, ярл. – Он наверняка затеял какую-то ловушку... Где Бьорн и остальные?!
– Твои люди заняли гавань на случай побега Трёхпалого.
– Значит, – кряхтя, темноловолосый викинг потянулся к своей броне и сверкнул хищным взглядом на мирных жителей, которые уставились на него. – Я иду туда.
* * * * *
Всё тело ныло и болело. Казалось, что на нём не осталось ни единого здорового места, и вся Мия была одной живой раной, воспалённой и посыпанной сверху солью.
Когда девушка открыла веки, то обнаружила себя в полумраке, вокруг пахло сыростью, навозом и соломой.
"Конюшня", – тут же пронеслось в голове бывшей невольницы.
На дрожащих ногах она попробовала подняться, но получилось это только с третьего раза: две предыдущие попытки увенчались неудачей, и она падала на влажное, колючее сено. Низ живота обжигало от боли и спазмов – лучше бы она не вспоминала, следами чего были эти ощущения.
На несколько минут она застыла в какой-то прострации. Перед её глазами пронеслись картинки недавнего прошлого: крепко схватившие её за руки негодяи; склонившийся над беспомощным телом Инг; его уродливые руки, до воплей отчаяния сжимающие грудь... и другая часть тела калеки, которая жадно терзала её плоть самыми изощрёнными и извращёнными способами.
Вернуться в прошлое она не способна, но зато может попытаться не допустить этого снова.
" Не волнуйся, впереди у нас ещё много весёлых минут – до тех пор, пока я не захочу выманить на живца одного из братцев. Если кто-то из них вообще останется в живых – старший как раз сейчас где-то блюёт кровавой пеной и подыхает от яда."
Где-то на задворках разума она откопала речь Трёхпалого, от которой содрогнулась как в первый раз. Помощи ждать неоткуда и не от кого. А участь её предрешена.
Перво-наперво необходимо было освободить руки от пут. В полутьме она принялась вслепую шарить по полу конюшни ладонями, надеясь обнаружить там что-то полезное.
И надежды оправдались: через несколько минут пальцы нащупали грязный и ржавый кусок металла. Кем-то обронённый гвоздь, почти истлевший и изъеденный рыжими пятнами, всё ещё мог сослужить добрую службу человеку – в последний раз.
Мия стиснула зубы и, взяв его в руки, стала из-стороны в сторону "пилить" тупым остриём верёвки. Неизвестно, насколько долго это продолжалось – но обрывки пут упали к её ногам, а сама она наконец-то ощутила свободу и получила возможность по-настоящему действовать.
На всякий случай зажав металлический предмет в кулаке, ползком она медленно направилась к дверям конюшни. К удивлению Мии, те не были заперты: через щёлку приоткрытой двери она могла видеть небольшой дворик, где у костра дрыхнул один из головорезов. Больше никого из шайки Инга поблизости не было.
"Сейчас... или никогда", – промелькнуло в голове бывшей рабыни.
Или она остаётся в гадких руках Инга... Или сбегает – если, конечно, на израненных и усталых ногах можно далеко убежать.
В углу помещения она замечает небольшую ветку, ломает её пополам, перевязывает обрывками верёвки – и вот уже зажимает в левой кисти самодельное распятие. Мия закрывает глаза, лицо её делается серьёзным и одухотворённым, про себя девушка читает молитву о спасении.
"Пресвятая Дева, великая и непорочная Богоматерь!
Услышь меня, грешную и недостойную рабу Божию, услышь и не оставь меня в горе и опасности. Приди и покрой меня своим святым покровом, укрой ото зла и укажи путь ко спасению. Упроси Сына Твоего и Бога нашего не оставить меня и подать Руку, покрыть меня от зла.
Аминь".
В последний раз она бросила полный какой-то безусловной, безоговорочной веры взгляд на распятие, аккуратно положила его на землю и осторожно приоткрыла дверь. Мия неуклюже заковыляла к костру, абсолютно нагая и покрытая ссадинами да синяками.
Каждый шаг отдавал болью. Каждый шорох заставлял глаза в панике осматриваться по сторонам.
Вопреки страхам, босиком она тихо добралась до огня. Оставленный охранять её мужчина, лет тридцати, со шрамом на левой щеке и спутанными, сальными рыжими волосами, продолжал спать как младенец и сопеть.
И она узнала его – то был один из негодяев, что не давал ей пошевелиться, пока Инг Трёхпалый вершил над девушкой насилие.
Бедняжка сверлила его взглядом, в то время как внутри неё подобно снежному кому росло горькое, ядовитое чувство. Мысли повторяли одно и то же – отомстить ему, причинить такую же боль, какую ощутила она.
В конце концов, эти скандинавы жили согласно пословице "Око за око, зуб за зуб", а не придерживались заповедей Господних. Холод металла в сжатой ладони стал более отчётливым, и Мия схватила ржавый гвоздь на манер кинжала.
Сейчас ей ничего не мешало вонзить грязный и тленный, как сама душа наёмника, кусок железа тому прямо в сердце. Заставить корчиться от боли, обливаться собственной кровью, молить о помощи и пощаде, когда уже слишком поздно...
Ничего не мешало – кроме мук совести.
Если своими руками лишит она кого-то жизни, если запятнает себя кровью – то лишь уподобится своим мучителям, опустится до их уровня и пойдёт против Священного Писания.
В памяти девушки всплыли воспоминания о таком далёком и счастливом детстве. Своих родителей она никогда не знала: ещё младенцем в дождливую сентябрьскую ночь её подбросили на ступеньки церкви Бремерхафена, и с тех самых пор она стала одним из чад в семье местного священника.
Ни сам пастор Николас, ни матушка Катерина не делали никаких различий между тремя кровными детьми и пятью приёмышами, одинаково любя их и воспитывая согласно христианским традициям.
И сейчас в голове Мии, запутавшейся и оступившейся, вместо дьявольского шёпота зазвучала проповедь отца – прововедь, ставшая спасительным светом маяка среди чёрного моря отчаяния.
"Мои братья и сестры!
Как последователи Священного Писания, как агнцы Божьи мы призваны воплощать Его учение и ценности во всех аспектах нашей жизни. Одним из самых сложных и – в то же время важных учений Христа – является повеление прощать тех, кто нас обидел. Без его понимания, без его осознания даже самый праведный человек, не грешащий и соблюдающий все обряды, не может считаться истинным христианином, ибо есть это Альфа и Омега самого Учения.
Хотя прощение может показаться трудным, особенно когда мы глубоко пострадали от чьих-то действий, именно через прощение мы по-настоящему принимаем любовь и милость Бога. Прощение – это дорога к освобождению, освобождению от бремени гнева, обиды и горечи.
Будучи жертвами, мы можем задаваться вопросом: почему мы должны прощать тех, кто причинил нам боль? Здесь важно помнить, что прощение не оправдывает причинённое зло, не отрицает его. Напротив, это сознательный жест отказа от желания отомстить и вверения правосудия в руки Бога.
Прощение обидчиков не означает, что мы должны забыть или оправдать их действия. Речь идёт о том, чтобы отпустить свою боль и обиду и искать исцеления для себя, для своей израненной души. Истинные христиане понимают, что Божья любовь лечит, а прощение позволяет нам ощутить эту великую силу.
Прощая своих обидчиков, мы отражаем характер Христа, простившего тех, кто распял Его. Его прощение не требовало ничего взамен, оно было безусловным и свободно предлагалось всем. И мы, Его ученики, призваны внять его прощению и научиться прощать сами.
Вспомним слова Иисуса из Евангелия от Матфея 18:21-22, где Пётр спрашивает: "Господи, как часто я должен прощать согрешившего против меня? До семи ли раз?" Иисус ответил: "Не семь раз, но семьдесят раз по семь".
Как простил Сын Божий предателя Иуду, продавшего его за тридцать серебряных монет... Как простил своих братьев, несмотря на все козни, Иосиф... Прощайте и вы.
Давайте сегодня примем решение прощать не один и не два раза, а многократно, пока прощение не станет частью нашего существа, не станет таким же привычным, как дыхание или биение сердца. Тем самым мы освобождаемся от оков обиды и гнева и открываем себя для божественной силы примирения и окончательного мира.
Пусть же Божья благодать позволит нам прощать, как истинным христианам, и пусть наше прощение будет свидетельством преображающей любви Христа в нашей жизни. Аминь."
Гвоздь бесшумно падает на землю, а Мия дрожащей рукой тянется к небольшому полену и поджигает его конец. С таким факелом она, время от времени оборачиваясь и косясь на спящего разбойника, доходит до конюшни – и швыряет его в один из стогов сена.
Вмиг солома, сено и дерево вспыхивают, и жадные языки пламени принимаются пожирать здание вместе со всем, что там было: небогатым скарбом, упряжами и оружием; коней, к счастью, там не оказалось.
Пусть думают, что ничему там уже не спастись. Пускай считают, что сгорела там и она.
И устроила диверсию уроженка германских земель как никогда вовремя: вдалеке послышался топот копыт, оповещающий о возвращении в лагерь Инга и его пособников. Хромая и стискивая зубы от боли, бывшая рабыня прошла по пустынным улицам города с полверсты, прячась от каждого скрипа и укрываясь в тенях, и остановилась посреди дороги с обречённо опущенной головой...
Навстречу ей двигался большой, в три десятка человек, вооружённый до зубов отряд.
* * * * *
Каждый шаг отдавал болью. Каждый шорох заставлял глаза в панике осматриваться по сторонам.
Вопреки страхам, босиком она тихо добралась до огня. Оставленный охранять её мужчина, лет тридцати, со шрамом на левой щеке и спутанными, сальными рыжими волосами, продолжал спать как младенец и сопеть.
И она узнала его – то был один из негодяев, что не давал ей пошевелиться, пока Инг Трёхпалый вершил над девушкой насилие.
Бедняжка сверлила его взглядом, в то время как внутри неё подобно снежному кому росло горькое, ядовитое чувство. Мысли повторяли одно и то же – отомстить ему, причинить такую же боль, какую ощутила она.
В конце концов, эти скандинавы жили согласно пословице "Око за око, зуб за зуб", а не придерживались заповедей Господних. Холод металла в сжатой ладони стал более отчётливым, и Мия схватила ржавый гвоздь на манер кинжала.
Сейчас ей ничего не мешало вонзить грязный и тленный, как сама душа наёмника, кусок железа тому прямо в сердце. Заставить корчиться от боли, обливаться собственной кровью, молить о помощи и пощаде, когда уже слишком поздно...
Ничего не мешало – кроме мук совести.
Если своими руками лишит она кого-то жизни, если запятнает себя кровью – то лишь уподобится своим мучителям, опустится до их уровня и пойдёт против Священного Писания.
В памяти девушки всплыли воспоминания о таком далёком и счастливом детстве. Своих родителей она никогда не знала: ещё младенцем в дождливую сентябрьскую ночь её подбросили на ступеньки церкви Бремерхафена, и с тех самых пор она стала одним из чад в семье местного священника.
Ни сам пастор Николас, ни матушка Катерина не делали никаких различий между тремя кровными детьми и пятью приёмышами, одинаково любя их и воспитывая согласно христианским традициям.
И сейчас в голове Мии, запутавшейся и оступившейся, вместо дьявольского шёпота зазвучала проповедь отца – прововедь, ставшая спасительным светом маяка среди чёрного моря отчаяния.
"Мои братья и сестры!
Как последователи Священного Писания, как агнцы Божьи мы призваны воплощать Его учение и ценности во всех аспектах нашей жизни. Одним из самых сложных и – в то же время важных учений Христа – является повеление прощать тех, кто нас обидел. Без его понимания, без его осознания даже самый праведный человек, не грешащий и соблюдающий все обряды, не может считаться истинным христианином, ибо есть это Альфа и Омега самого Учения.
Хотя прощение может показаться трудным, особенно когда мы глубоко пострадали от чьих-то действий, именно через прощение мы по-настоящему принимаем любовь и милость Бога. Прощение – это дорога к освобождению, освобождению от бремени гнева, обиды и горечи.
Будучи жертвами, мы можем задаваться вопросом: почему мы должны прощать тех, кто причинил нам боль? Здесь важно помнить, что прощение не оправдывает причинённое зло, не отрицает его. Напротив, это сознательный жест отказа от желания отомстить и вверения правосудия в руки Бога.
Прощение обидчиков не означает, что мы должны забыть или оправдать их действия. Речь идёт о том, чтобы отпустить свою боль и обиду и искать исцеления для себя, для своей израненной души. Истинные христиане понимают, что Божья любовь лечит, а прощение позволяет нам ощутить эту великую силу.
Прощая своих обидчиков, мы отражаем характер Христа, простившего тех, кто распял Его. Его прощение не требовало ничего взамен, оно было безусловным и свободно предлагалось всем. И мы, Его ученики, призваны внять его прощению и научиться прощать сами.
Вспомним слова Иисуса из Евангелия от Матфея 18:21-22, где Пётр спрашивает: "Господи, как часто я должен прощать согрешившего против меня? До семи ли раз?" Иисус ответил: "Не семь раз, но семьдесят раз по семь".
Как простил Сын Божий предателя Иуду, продавшего его за тридцать серебряных монет... Как простил своих братьев, несмотря на все козни, Иосиф... Прощайте и вы.
Давайте сегодня примем решение прощать не один и не два раза, а многократно, пока прощение не станет частью нашего существа, не станет таким же привычным, как дыхание или биение сердца. Тем самым мы освобождаемся от оков обиды и гнева и открываем себя для божественной силы примирения и окончательного мира.
Пусть же Божья благодать позволит нам прощать, как истинным христианам, и пусть наше прощение будет свидетельством преображающей любви Христа в нашей жизни. Аминь."
Гвоздь бесшумно падает на землю, а Мия дрожащей рукой тянется к небольшому полену и поджигает его конец. С таким факелом она, время от времени оборачиваясь и косясь на спящего разбойника, доходит до конюшни – и швыряет его в один из стогов сена.
Вмиг солома, сено и дерево вспыхивают, и жадные языки пламени принимаются пожирать здание вместе со всем, что там было: небогатым скарбом, упряжами и оружием; коней, к счастью, там не оказалось.
Пусть думают, что ничему там уже не спастись. Пускай считают, что сгорела там и она.
И устроила диверсию уроженка германских земель как никогда вовремя: вдалеке послышался топот копыт, оповещающий о возвращении в лагерь Инга и его пособников. Хромая и стискивая зубы от боли, бывшая рабыня прошла по пустынным улицам города с полверсты, прячась от каждого скрипа и укрываясь в тенях, и остановилась посреди дороги с обречённо опущенной головой...
Навстречу ей двигался большой, в три десятка человек, вооружённый до зубов отряд.
* * * * *
4) Эйнхерии – в скандинавской мифологии лучшие из воинов, павших в битве, которые живут в Вальхалле. В Вальхалле эйнхерии постоянно тренируются и сражаются друг с другом.
5) Йоль (др.-сканд. jól, др.-англ. ġéol) – праздник середины зимы у исторических германских народов, знаменующий самый короткий день в году и самую длинную ночь.
