Текст книги "Война Поппи (ЛП)"

Автор книги: Л. п. Ловелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Он медленно поднимает голову, и его зеленые глаза оказываются на уровне моих, пока он передает мне бутылку. Я беру ее, прижимаю горлышко к губам и запрокидываю голову назад. Теплый виски согревает горло, пока я проталкиваю в себя глоток за глотком. Я делаю паузу, останавливаясь, чтобы перевести дыхание, а затем снова начинаю пить.

Если это то, во что мы превратились, то пусть.

Никто из нас не произносит ни слова, единственный звук, который раздается в душе – это звук воды. Я возвращаю ему бутылку, и мы просто пьем вместе.

Как только бутылка становится пустой, я встаю, у меня кружится голова, когда, шатаясь, выхожу в коридор. Я бросаю бутылку рядом с диваном, потому что не хочу идти на кухню. Вздохнув, падаю обратно на диван, откидывая голову назад и пытаясь сфокусировать свое плавающее зрение. Дверь в ванную ударяется о стену, и Брэндон, спотыкаясь, идет по коридору. Он прислоняется к стене гостиной, его веки наполовину опущены, шорты насквозь промокли и липнут к ногам. Вода стекает вниз на пол, оставляя лужицы. Когда он переводит на меня взгляд, я замечаю, что рана на его щеке вновь открылась. Темная, красная кровь сочится по точеным чертам его покрытого синяками лица.

Я встаю, иду к морозилке и начинаю копаться в замороженных обедах, чтобы найти лед. А затем предусмотрительно заворачиваю его в полотенце. Но когда я возвращаюсь в гостиную и предлагаю приложить его к лицу, он попросту отказывается.

– Твое лицо выглядит ужасно, Брэндон, – бросаю я со сквозящим в голосе раздражением.

– Меня все устраивает.

– Как тебе такое может нравиться? – шепчу я. Падая обратно на диван, я бросаю пакет со льдом на кофейный столик.

– Боль… – бормочет он, спотыкаясь и пробираясь глубже в комнату. – Мне нравится боль.

Но почему? Я хочу спросить его об этом, но не осмеливаюсь. Большинство людей бегут от боли, пытаются избежать ее любой ценой, а он так отчаянно жаждет ее. Единственное, что мне приходит в голову, – это его собственная форма наказания. Но жизнь и так достаточно его наказала. Нас обоих…

Брэндон врезается в кофейный столик и почти заваливается на диван всем телом. С рыком он сдается и ложится рядом со мной, укладывая голову мне на ноги. Его огромная ладонь находит мои коленки и остается там отдыхать. Я задерживаю дыхание, глядя на него, неуверенная, что делать. Он тяжело вздыхает и перекатывается на бок.

– Прости, Опоссум… – бормочет он, хватая мою руку и опуская ее на свои влажные волосы. И в этот момент у меня разбивается сердце. Он слишком сильно напоминает мне того мальчика, которым он был много лет назад, когда потерял мать. Именно это он и сделал. Он положил голову мне на колени, умоляя провести пальцами по его волосам, потому что мама успокаивала его так, когда он был расстроен. Все, чего он желал, – это получить ощущение привязанности и ту безусловную любовь, которой с жестокостью лишили его. И вот мы здесь.

Мое единственное желание – чтобы он почувствовал себя любимым.

– Все хорошо, – я запинаюсь, перебирая его густые влажные волосы.

Его пальцы обхватывает мои колени, просто держат меня, цепляются за меня.

– Ты знаешь, что это не так.

– Хорошо, это не так. Но что мы вытворяем сейчас?

– Мы пьем и пытаемся, блять, забыть.

– Навсегда?

– Пока не сможем больше делать этого, – он переворачивается на спину, наши взгляды встречаются, и он тут же переводит свой на потолок. – А после мы встретимся с демонами, которые будут ждать нас.

– А они когда-нибудь уходят, Брэндон? Они оставляют тебя хотя бы на мгновение в покое? – я убираю завиток волос с его лба, и он закрывает глаза, хмуря брови.

– Каждый раз, когда я закрываю глаза, все, что я вижу, это их лица, – говорит он сквозь стиснутые зубы. Эта фраза вызывает у меня мурашки по коже. Я смотрю на него сверху вниз, пытаясь подобрать слова, но у меня ничего не получается. – Ничего, кроме смерти и разрушения, – продолжает он с горечью. Слезы катятся из его глаз, стекая вниз по вискам прямо на мои колени.

Это та часть войны, которая остается невидимой. Он и я – мы реальность того, что она делает с людьми, и в этом нет ничего романтичного. В нашем случае я не думаю, что можно что-то спасти. И снова ловлю себя на том, что вопрошаю Бога. «Почему», «как»… пытаясь осознать жестокость всего этого.

– Это несправедливо, – произношу я. – Ничего подобного, – я чувствую себя дурой, говоря это, потому что, конечно же, это не так.

Он закрывает глаза и еще несколько слез скатываются вниз.

– Наверно, тебе нужно уйти. Я уничтожаю все, к чему прикасаюсь. Мой отец всегда говорил, что дьявол даже не захочет меня видеть. Что я никчемное дерьмо, – он фыркает от смеха. – Кон узнал это на собственном горьком опыте.

– Я тебя не оставлю, – в моей груди растет гнев. Ненавижу его отца. Ужасный человек. Абьюзер и алкоголик. Жалок до невозможности. – Никогда тебя не оставлю, – повторяю я.

– Я сделаю тебе больно, Опоссум. То, что внутри меня… я не умею это контролировать, – он говорит с такой отчаянной грустью, что я чувствую себя обессиленной.

– Ты уже это сделал… – роняю я, не успев осознать. – И я все еще здесь.

– Я едва ли знаю себя, – он закрывает лицо рукой, пряча глаза.

Я провожу пальцами по его волосам, едва сдерживая слезы. Я должна быть сильной ради него. Когда он слаб, я должна стать его силой. Я делаю вдох:

– Итак, Брэндон Блейн, кто же ты?

– Я не знаю.

– Ну, когда разберешься, просто дай мне знать, – наклоняясь, я нежно целую его в лоб. Он протягивает руку и проводит кончиками пальцев по моему подбородку легким, как перышко, прикосновением. – Я просто рада, что у меня есть ты, кем бы ты ни был.

– Всегда, Опоссум, – он хлопает себя по груди. – Прямо здесь.

Я задыхаюсь от рыданий, прикрывая рот рукой.

– Я всегда буду любить тебя. Всегда. Кем бы ты ни был.

Он улыбается, и его взгляд замирает. Я продолжаю скользить пальцами по его волосам, пока он не теряет сознание.

Калека заботится о калеке.

Какие же мы жалкие и беспомощные.

Глава 12

Брэндон

“Home” – Gabrielle Aplin

Я открываю глаза со стоном, потому что яркий утренний свет обжигает чертову сетчатку. Голова гудит, а желудок сводит, когда я переворачиваюсь набок. Звон посуды на кухне заставляет меня вздрогнуть. Когда я, наконец, в состоянии поднять глаза, то вижу, как Поппи стоит у стола, держа в руках чашку кофе, а мокрые волосы закрывают ее лицо. Она выглядит хуже, чем я себя чувствую, и это о чем-то говорит. Я встаю и качаюсь из стороны в сторону какое-то время.

– У меня голова болит, – бормочет она.

Смутно вспоминаю, что прошлым вечером она хлестала виски прямо из бутылки.

– Это злоупотребление виски сделало с тобой, – опираясь о стену я иду ванную и сжимаюсь изнутри, щурясь от солнечного света, пока опустошаю мочевой пузырь. Сегодняшний день не будет хорошим. К тому моменту, как я доползаю на кухню, Поппи стоит, склонившись лицом над столом и уткнувшись им в вытянутые руки.

Я беру ее чашку кофе и открываю буфет, хватая новую бутылку виски. Она даже не поднимает головы, когда я наливаю немного в теплую коричневую жидкость и делаю глоток. Это поможет моей голове. С другой стороны, я не уверен, что Поппи можно помочь.

– Опоссум, что ты делаешь? – спрашиваю я. Она медленно поднимает голову и смотрит на меня, ее брови соединяются в хмуром выражении.

– Умираю.

– Это не ты, Поппи. Ты не творишь подобное дерьмо. – Она всегда была хорошей девочкой, ну, по крайней мере в моем присутствии. Поппи всегда сияла на этом пьедестале, девушка, которая была слишком хороша, чтобы войти в мою жизнь, но неким волшебным образом она стала моей лучшей подругой.

Она что-то бормочет, перед тем как забрать у меня кофе и сделать глоток. Ее глаза слезятся, а губы поджимаются, прежде чем она поворачивается к раковине и сплевывает.

– Какого черта, Брэндон? Виски? В кофе? – приложив ладонь ко лбу, она качает головой. – Боже.

Я фыркаю.

– Серьезно, что ты делаешь? Ты просто собираешься отсиживаться в этой дерьмовой квартире, каждую ночь таскать мою пьяную задницу с дивана и смотреть, как я дерусь? Это не твой мир, Опоссум, и он хотел бы для тебя лучшего. – Я хочу для нее лучшего, но мы оба знаем, что мнение Коннора всегда стоило больше, чем моё. И, вообще, я не в том положении, чтобы чему-то ее учить. – Разберись со своим дерьмом. И верни дом.

Она пожимает плечами, водя пальцем по столу.

– Я не хочу возвращать его. Мне ничего из этого не нужно. Конечно же, ты, в отличие от других, можешь меня понять.

Я провожу рукой по лицу.

– Ну, тогда продай его, ты… твоя жизнь. Я, все это… это похоже на какой-то план, малышка. – Я просто вижу, как она катится вниз вместе со мной, и правда в том, что всего за несколько дней мне стало нравиться ее присутствие рядом. Поппи всегда была для меня этим сияющим чертовым светом, от которого я должен был сознательно держаться подальше. Даже в нежном десятилетнем возрасте я знал, что уничтожу ее, если не буду осторожен, а к восемнадцати годам она уже казалась чертовой зависимостью. Просто быть рядом с ней помогло сделать мир немного ярче, а дерьмо стало легче переносить.

Мой мир темнее и дерьмовее, чем когда-либо прежде, и вот она здесь, ее свет притупился, но еще не исчез. Только сейчас Коннора нет, чтобы защитить Поппи от меня, и я уничтожу ее. Хуже всего то, что я думаю: я слишком сильно нуждаюсь в ней, чтобы поступать правильно. Я чрезмерно и чертовски эгоистичен.

– Слишком поздно, – говорит она. Поппи скользит глазами по полу, ее плечи опущены. – На моей двери висело уведомление о выселении в день моего отъезда.

– Почему? Армия должна была выплатить Кону военную пенсию.

Ее взгляд остается прикованным к полу.

– Я, э-э-э… – она тяжело сглатывает и делает глубокий вдох. – Я потратила их. Во всяком случае, большую часть, знаешь ли…

– Только не говори мне, что наняла кучу народа на его похороны, – я ухмыляюсь, – достала ему повозку, запряженную лошадьми и единорогами?

Она почти смеется.

– Нет, – она поднимает свои глаза на меня, и я вижу, насколько она сломлена.

Эта знакомая боль всплывает на поверхность, и я ловлю себя на том, как уже шаркаю обратно к шкафу и тянусь за бутылкой виски, чтобы добавить его в свой кофе.

– А ты случаем не купила ему чертов саркофаг? Когда мы были детьми и узнали о Древнем Египте, Кон сказал, что хотел бы навороченный золотой гроб со своим лицом на крышке. Очень жизненные цели юных умов.

– Господи, нет, – и на этот раз она действительно смеется. – Ничего такого.

– Опоссум, это ожидание убивает меня.

– Чтобы найти тебя. Я потратила их на то, чтобы отыскать тебя.

У меня замирает сердце. Некоторое время я просто смотрю на нее, не понимая, что нужно сказать. Она сломлена, и у нее нет дома из-за меня. Она закрывает глаза, и случайная слезинка скатывается по ее лицу, скользя по фарфоровой коже и задевая уголок губ. Я ловлю ее своим пальцем и касаюсь ее лица. Поппи делает резкий вдох и подается навстречу моему прикосновению, и наши глаза встречаются.

– Ты все, что у меня осталось в этом мире, Брэндон. – И это самое печальное, что я когда-либо слышал.

Она подходит ко мне и обнимает за талию. Я прижимаюсь губами к ее лбу, вдыхая аромат ее шампуня. Она нуждается во мне, а я нуждаюсь в ней. Это извращенная форма созависимости, но это единственное, что у нас осталось.

– Ты лучше этого, Поппи. Я помогу тебе, но не буду наблюдать за тем, как ты ныряешь носом в это дерьмо вместе со мной.

– Тогда заключим сделку, – она едва сдерживает слезы. – Я выберусь, когда выберешься ты.

Я делаю вдох, задерживая дыхание глубоко в легких. Я не могу согласиться на это, потому что мне нужна эта сточная канава, здесь мое место.

– Ты всегда была манипуляторшей, – говорю я, улыбаясь, и отхожу от нее. Выражение ее лица говорит мне о том, что она знает: у меня нет желания выбраться из этого.

Глава

13

Поппи

“Cathedrals” – Jump Little Children

Запах истощения витает вокруг меня, когда я сажусь на холодный бетонный край фонтана, сдаваясь, окруженная толпой Трафальгарской площади. Несколько голубей приземляются на тротуар передо мной, покачивая головами в поисках крошек.

Я так давно не была здесь, но это одно из мест, которые никогда не меняются. Помню, как приходила сюда с Брэндоном и Коннором, когда мне исполнилось восемнадцать. Это был один из редких случаев, когда я напилась так сильно, что не могла передвигать ноги. Мы вышли из паба, и Коннор с Брэндоном буквально донесли меня до этого места у фонтана. В ту же секунду, как они усадили мое вялое тело, меня стало мутить. Брэндон повернул меня лицом к воде, чтобы меня вырвало в воду, а не на мой новый Чак Тэйлор. Я не могу не смеяться, вспоминая об этом.

Брэндон всегда был одним из тех, кто заботился обо мне, когда я была в подобном состоянии, потому что обычно это происходило из-за него, а, во-вторых, я не хотела, чтобы Коннор видел меня в таком состоянии.

Голуби, копошащиеся на улице, разлетаются, когда мотоцикл сбивается с дороги и выезжает на площадь, а люди разбегаются в разные стороны. Звонит мой телефон. Я игнорирую его, но все же сдаюсь. Достаю его из сумочки и вижу пропущенный от Хоуп. Часть меня думает о том, не выбросить ли телефон в фонтан. Как бы сильно я ни любила ее, я просто хочу начать все сначала. Я знаю, как жалко и нелепо это звучит, и знаю, что завтра я буду чувствовать себя по-другому, но прямо сейчас, в этот самый момент, я просто хочу забыть все, что было до этого дня. До этой самой минуты, потому что нельзя пропустить то, чего не помнишь.

Как раз в тот момент, когда я замахиваюсь, чтобы выбросить телефон, он снова звонит. Я вижу имя Хоуп на экране. Неохотно я принимаю вызов, и, прежде чем поднести его к уху, слышу ее крик на другом конце провода.

– Поппи, ты где?

– Все хорошо. Хоуп, со мной все хроошо.

– Ладно… Несколько дней назад я проходила мимо твоего дома, и, знаешь, так как ты не отвечала на мои звонки… Больше этот дом не принадлежит тебе. Банк забрал его.

– Знаю…

– Так где же ты?

– В Лондоне.

Она вздыхает.

– Черт возьми, Поппи. Где именно в Лондоне?

– В Лондоне, Хоуп. Я нашла Брэндона. Я в порядке. Просто я…

– Брэндона?

– Да, Брэндона.

– Того..?

– Я наняла частного детектива. Он нашел его в одном дерьмовом баре в Лондоне, поэтому я приехала за ним.

– За ним? – вздыхает Хоуп. – Хорошо, ты приехала за ним, а дальше что?

А я сама не уверена, что будет дальше.

– Твой дом, Поппи, – настойчиво возвращается к теме Хоуп. – У тебя даже нет дома, чтобы забрать его, ты это понимаешь?

– Знаю.

– Где именно в Лондоне ты находишься?

– В… – я осматриваюсь, глядя на людей, проходящих мимо меня со своими жизнями. Улыбающихся и смеющихся. Смотрю на парочки, держащихся за руку. На ссорящихся детей. Почему я не могу затеряться в этой толпе? Исчезнуть? Что в этом плохого? – Я просто… в Лондоне, – наконец, выдавливаю я.

– У тебя там крышу снесло? Я приеду за тобой.

– Нет, не надо, Хоуп. Я люблю тебя, но я в порядке, говорю тебе. Я перезвоню.

Не успеваю я завершить вызов, как она снова настойчиво звонит. Ни секунды не раздумывая, я бросаю телефон в фонтан, глядя на крошечные пузырьки, которые появляются на поверхности воды, пока мой он погружается на бетонное дно.

И тогда я ухожу. Не бегу. Просто поворачиваюсь спиной к тому, чего не хочу осознавать. Некоторые назовут это трусостью, неспособностью справляться. Я же называю это инстинктом выживания.

***

После Трафальгарской площади я остановилась у библиотеки, провела небольшое исследование на тему ПТСР у них на компьютере и нашла ссылку на сайт Лечебного центра военных последствий. Мне нужно понять Брэндона. Мне нужно знать, с чем я имею дело, и сможет ли хотя бы один из нас выбраться из этого. И вот поэтому я сижу тут, перед столом отставного сержанта Фергуса Хенли. Портрет Иисуса на дальней стене и портрет Королевы сразу же за ним. Я лишь хотела раздобыть кое-какую информацию, и я только что сделала это, все будет хорошо. Но проблема в том, что Фергус Хенли обладал таким лицом, что мне отчаянно захотелось излить ему душу и сердце. Я чувствовала себя будто в исповедальне, а он был священником. Я рассказала ему о травме Брэндона – не о том, что он бежал, конечно, а о бойцовском ринге, который Ларри собрал для всех этих ветеранов, даже для мадам Морщины. Я боюсь, что дала ему слишком много информации. На самом деле я знаю, что все так и есть.

– Одну минуту, – говорит Фергус, вставая со стула. – У меня для вас несколько информационных пакетов. – Его волосы чернильного оттенка были аккуратно пострижены. Он гладко выбрит, но у него вся рука покрыта татуировками, которые видно через накрахмаленную белую рубашку.

Он выходит из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой. Звук тикающих часов на стене сводит меня с ума.

– Ну, мисс Блейн, – он возвращается в комнату, кладя несколько брошюр и одну тонкую папочку на стол рядом со мной. – Я думаю, что они могут помочь Вам лучше понять проблему, – он садится за свой стол, кожаное офисное кресло скрипит под его весом. Он сочувственно улыбается мне. – Я могу сказать, что социальная поддержка – одна из самых важных вещей для человека с посттравматическим стрессовым расстройством. Дом Тирвитта – он находится в Суррее – недалеко отсюда, это великолепное место. Я уверен, что мог бы выбить место для вашего… – Наступает короткая пауза. – мужа?

Я киваю, чувствуя себя виноватой в том, что лгу.

– Да, – я ощущаю, как мои щеки горят, и оба изображения Иисуса и Королевы, кажется, неодобрительно смотрят на меня.

Он берет блокнот и ручку.

– Как его зовут?

Я не могу назвать ему имя Брэндона. Брэндон Блейн – не настоящий человек, а на Брэндона О'Киффа у военных есть ордер на арест. Капли пота выступают у меня на лбу, и я чувствую, как взмокла под воротником блузы.

– О, он не пойдет на контакт с сержантом лечебного центра. Он, хм… – моё сердце бьётся о ребра, а давление резко подскакивает. – Он любит держаться особняком, понимаете? Просто он хочет драться и пить виски. Честно говоря, вряд ли он обрадуется тому, что я обратилась к вам. Я просто… – Я резко встаю со стула, чуть не роняя его, и тянусь за брошюрами. – Мне пора, – я уже выхожу из его офиса, пока он с любопытством смотрит на меня. – Спасибо за информацию, – я улыбаюсь, и он кивает и машет мне перед тем, как я поворачиваюсь и открываю дверь.

В тот момент, когда покидаю его офис, я с облегчением выдыхаю. Это все, что мне нужно. Рассказать Брэндону.

Глава 14

Брэндон

“I Predict A Riot” – Kaiser Chiefs

Я стою на кухне, запихивая в себя шарики «Коко Попс», как вдруг раздается стук в дверь. Если Киан, наконец, научился стучать, то это чудо, черт возьми.

Я иду в прихожую, в руке чашка с готовым завтраком, и когда я открываю дверь, то понимаю, что лучше бы этого не делал.

– Брэндон, мать твою, О'Кифф, – восклицает Хоуп, тыча в меня пальцем. – Ты знаешь, что ты мудозвон.

– И я рад встрече, Хоуп. – Она проходит мимо, и мои шарики сыпятся из миски на пол. Отлично, теперь Поппи будет ныть из-за этого. – Заходи, почему бы и нет, – ворчу я, закрывая дверь.

Хоуп МакГрат – дерзкая рыжеволосая девушка с таким ртом, что посрамил бы даже моряка. У нее длинные ноги и тонкая талия, и когда-то я был от нее без ума. Но, честно говоря, требовательная до усрачки – это не та фраза, которая могла бы ее охарактеризовать в полной мере. Она стоит посреди моей гостиной, оглядываясь и в отвращении морща носик, словно это место может испортить ее дизайнерские туфли.

Поппи появляется в коридоре и, немного хмурясь, смотрит на Хоуп.

– Как, черти возьми, тебе удалось найти это место? – спрашивает она.

– Тот частный сыщик на что-то сгодился, судя по всему.

– О, что ты сделала с ним, Хоуп? Убила? – спрашивает Поппи, прислоняясь к стене и скрещивая руки на груди.

Рот Хоуп в возмущении открывается до того, а затем она снова закрывает его.

– Нет, я просто угрожала, что донесу на него. И я до сих пор могу это сделать, черт возьми. Загребущий ублюдок.

– Я же сказала, что у меня все хорошо.

Она закатывает глаза.

– Малышка, ты далека от понятия «хорошо».

– Я в порядке настолько, насколько могу быть.

– Возвращайся домой. Это место…. Я уверена, что я контактировала с вирусом эболы и чесотки, как только переступила порог.

А, да, и Хоуп – совершенный сноб. Ее семья занимается производством виски в Ирландии. Ну, при таком раскладе виски легко может превратиться в нефть.

– Я никуда не хочу ехать, – стонет Поппи. – Никуда я не поеду.

Хоуп буравит меня своими глазами цвета меда.

– Ты всегда был предвестником плохих новостей, Брэндон О'Кифф, – она пробегается взглядом по моему телу, и на ее губах появляется легкая усмешка.

Я изгибаю бровь.

– А ты всегда была болтливой сучкой.

– Ладно, хорошо, – она пожимает плечами, а потом бросает сумочку на кофейный столик и упирается руками в бедра. – Тогда и я никуда не еду.

– Чертовски рад, – ворчу я, направляясь на кухню, и швыряю миску в мойку.

Передняя дверь открывается, и Киан с Финном влетают в дом. Киан резко останавливается на полпути, когда замечает Хоуп.

– Привет, сладкая, – тянет он, хватая ее руку и поднося к своим губам.

– О, Боже, – стонет Поппи и вскидывает руки в воздух, отворачиваясь.

Финн приветственно машет рукой и проходит мимо меня на кухню.

– Как тебя зовут, красотка, малышка? – похабно спрашивает Киан. И я закрываю лицо ладонью и качаю головой, просто ожидая, как Хоуп отреагирует на это.

Ее губы приподниматся в улыбке, и она разворачивается на каблуках, сокращая расстояние между ними. Наклонившись, она что-то шепчет ему на ухо, и он стонет. Когда она отстраняется, он прикусывает сжатый кулак, а его взгляд падает на ее грудь.

– Что угодно, – шепчет он, сложив ладони в молитвенном жесте. – Я весь твой.

Финн выходит из кухни с моим чертовым «Коко Попс» в руке. Он смотрит на меня, а затем переводит взгляд на Хоуп и Киана, смеется и набивает щеки, как бурундук, запасающий орехи на зиму.

– Хоуп, честное слово, – произносит Поппи, становясь между ними и отпихивая Киана, словно бродячую собаку. – Он милый, насколько это возможно, но он же грязнуля. Закончишь тем, что у тебя появится сыпь на губах или что-нибудь между ног. Побереги себя, – смеется Поппи, глядя на Киана.

Глаза Хоуп оценивающе скользят по всему телу Киана.

– Достаточно красив, чтобы я согласилась на сыпь.

Я прочищаю горло, видя возможность – слишком хорошую, чтобы оказаться чертовой правдой.

– Хоуп, познакомься с Кианом. Киан, это Хоуп, – я отступаю от Киана и хватаю его за плечо. – Бога ради, забери ее с собой?

Он наклоняет голову в сторону.

– Думаю, меня можно уговорить взять ее в свою команду, – бросает он, поправляясь.

Поппи вздыхает, качая головой.

– Ты хотя бы понимаешь, что только что познакомил двух самых развязных шлюх Британских островов, Брэндон?

Хоуп издает возмущенный стон.

– Я – не шлюха. Просто щедрая. Считайте это благотворительностью.

– Ага, – смеюсь я. – А Киан – подарочек с продолжением. Будешь страдать от хламидий неделю или две.

Поппи кивает, слегка закатывая глаза, а потом осматривается.

– А по какому поводу общий сбор?

– Да мы в зал собирались.

– Хочешь присоединиться?

Черт, если это поможет мне избавиться от Хоуп, то я в игре.

– Конечно.

Глава 15

Поппи

“Gold” – Kiiara

Хоуп аккуратно наносит толстый слой ярко-красной помады. Знаю, что вела себя грубо, когда она приехала. И понимаю, что мне не следовало этого делать, но, черт, можно мне немного побыть и такой.

– Так он сказал тебе, какого черта ушел в самоволку? – спрашивает Хоуп, копаясь в сумочке, и достает черную подводку для глаз. – Есть точилка?

– Нет.

– Нет, у тебя нет точилки, или ты не выяснила, почему он ушел в самоволку?

– И то, и другое.

Она качает головой, пытаясь подцепить ногтем хоть немного подводки.

– Никогда не понимала тебя и твое неуважение к макияжу.

Я вздыхаю.

– Так почему ты его не спросила?

Все выглядит довольно просто. И вы подумаете, что я хотела бы выяснить, что происходило у него в голове, когда он сбежал. Но я не стала этого делать, думаю, я просто не хотела, или меня это больше не заботило.

– Просто не спросила. Он, знаешь ли, немного не в себе.

– Возможно, у него ПТСР. Боевые действия хреново влияют на ребят, я умею в виду, убивать людей и все такое, можешь себе представить? – она размазывает остатки карандаша и бросает его в сумочку. – Он уже успел напугать тебя до чертиков?

В голове вспыхивает его срыв в ту ночь, когда я нашла его. Как он придавил меня предплечьем во сне. Таким, каким он был несколько ночей назад.

– Не совсем…

– Нужно подождать. Послушай, я не хочу быть стервой, Поппи, но ты помнишь Силис?

Силис был каким-то ирландским военным, с которым она «встречалась» несколько лет назад. Он буквально сошел с ума.

– Да, такого точно не забудешь.

– Ага. Посттравматическое стрессовое расстройство. Его семья клялась, что он был самым покладистым человеком в этом мире, прежде чем пошел на войну и участвовал в боевых действиях. Поппи, это то, что можно контролировать. Но ты не можешь его исправить, ты знаешь это?

Я смотрю на ее отражение в зеркале, мои щеки горят от гнева. Она не понимает.

– Он – не сломанная игрушка, Хоуп. Там нечего исправлять.

Она опускает подбородок на грудь, делает вдох и качает головой.

– Я не это имела в виду, просто… Поппи, ты увязнешь с ним в этом. Твоя голова будет постоянно в хаосе, и вскоре с таким человеком ты не будешь знать, где верх, а где низ, и где твоя задница, чтобы ее подтереть.

– Мы можем поменять тему или типа того?

– Конечно, – говорит она, поправляя волосы и отворачивается от зеркала. – Итак, бой. Во сколько начало?

– В 10.

Она кивает.

– Что ж, должно быть, это интересно. Старомодный бар, плохие парни дерутся, – она улыбается. – Ты ведь знаешь, что мне нравятся грубые парни вроде Брэда Питта.

Закатывая глаза, я хватаю свою сумочку с пола в ванной.

– Да, я в курсе.

– И этот Киан, – она прикусывает губу. – Он выглядит примерно таким же грубым, как и они.

– И грязным, Хоуп. Грязным.

Она направляется к двери, перекинув сумочку через плечо.

– Немного грязи еще никому не повредило.

***

Субботний вечер, и нижний этаж паба уже забит под завязку. Запах несвежего пива и сигаретного дыма пронизывает воздух, заставляя мой нос морщиться.

Куда бы я ни взглянула, повсюду деньги переходят из рук в руки. Гул голосов почти заглушает тяжелый рок, разносящийся по залу. Девушка в неоново-зеленом бикини проходит по внешней стороне огражденного веревкой ринга. Вязкий материал едва прикрывает ее соски, не говоря уже о попке. Улыбаясь, она скачет по рингу с табличкой, поднятой над головой, на которой написано: «Пять минут».

Пять минут до того, как взрослые мужчины превратят друг друга в кровавое месиво. Я закатываю глаза. А Хоуп хлопает в ладоши.

Люди кишат возбужденной толпой ближе к веревкам. У этих потных мужиков нет никакого уважения к личному пространству, и мы с Хоуп пытаемся растолкать чужие тела, когда они придвигаются все ближе и ближе. Оборванная веревка ринга мелькает прямо передо мной, и я хватаюсь за нее, чтобы не упасть.

– Нас раздавят, если мы останемся здесь, – кричу я сквозь гулкий шум.

Хоуп усмехается.

– Это лучшее место. Достаточно близко, чтобы их пот и кровь попали на меня, – она запрокидывает голову, заливаясь смехом.

– С тобой что-то не так.

– Что? – кричит она.

Я качаю головой.

Ларри появляется откуда-то из глубины и проскальзывает между веревками.

– Дамы, парни, – произносит он в старый микрофон. Динамики потрескивают и гудят от обратной связи. – Добро пожаловать в «Пит». Сегодня у нас запланировано три боя, и каждого из ваших любимых парней ждут новые претенденты. – Раздаются громкие аплодисменты, которые вызывают широкую улыбку на обветренном лице Ларри, а его глаза буквально светятся. – Итак, сегодняшний претендент с севера. Непобедимый в своих последних трех боях, это Дейл Уинтерс! – Несколько человек аплодируют – женщины, а по комнате разносится низкий гул.

Мускулистый бритоголовый мужчина выходит на ринг, сотрясая воздух кулаками.

– И, мне кажется, я должен представить вам этого ублюдка. Финн "Железный кулак" Уэст.

Весь подвал содрогается от аплодисментов, когда Финн прыгает по канатам и кружит по рингу.

Звенит колокольчик, и двое мужчин обнимаются друг с другом, подняв костяшки пальцев, их взгляды встречаются.

– Наваляй ему, Финн, – кричит пьяный мужчина позади меня.

Финн наносит удар, и другой парень уклоняется. Затем он наносит еще один удар, на этот раз костяшки пальцев Финна приземляются на лицо Дейла, он поворачивается, и у него изо рта вылетает слюна.

– Ох уж эти неандертальцы, – едва не падает в обморок Хоуп. – Обожаю это.

Бой длится не более пяти минут. Финн наносит хороший удар парню в висок, и тот падает на колени, на мгновение раскачиваясь взад-вперед, слюни брызгами разлетаются по рингу, когда он, наконец, падает на пол. Финн покидает ринг, а Ларри наклоняется рядом с Дейлом, давая ему нюхательную соль. Дейл садится, выглядя дезориентировано и неуверенно, и Ларри помогает ему подняться на ноги и уйти.

– Ну, – заключает Хоуп. – Если даже это не заставит твои яичники работать, я тогда не знаю, что заставит.

– Верно, – я медленно поворачиваюсь посмотреть на нее, мои глаза сужаются. – Потому что окровавленные носы и разбитые губы так сексуальны…

Из динамиков доносится визг гитары и громкий бас барабанов, и, как по команде, девушка в зеленом бикини снова скачет по рингу с пятиминутным предупреждающим знаком.

– О, я надеюсь, что грязнуля будет следующим, – восклицает Хоуп.

– Ты про Киана?

– Ага, – она улыбается, но только на мгновение, а затем на ее лице появляется хмурое выражение.

– Что?

– Посмотри-ка на него, такой задумчивый, – она скрещивает руки на груди и качает головой. – Так по-детски.

Я следую за ее глазами к другой стороне ринга и вижу Брэндона с напитком в одной руке и неприятным взглядом, устремленным на нас обеих.

– В чем дело? – спрашивает она.

– Ему не нравится, что я прихожу сюда, – я пожимаю плечами. – Он считает, что это чересчур грубо.

– О, извини. Я не знала, что ты – драгоценная маленькая тихоня. Ради всего святого, Поппи, не позволяй ему обращаться с тобой как с инвалидом. Ты вполне способна позаботиться о себе.

– Ну, вообще-то, я здесь, не так ли?

И в этот момент какой-то парень сзади хватает меня за талию, пытаясь потанцевать со мной. Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на него.

– Нет, спасибо.

– Ну, давай же, милая, – он снова тянется своими лапами к моей талии, и я одергиваю его волосатую руку.

– Я не хочу танцевать.

На его лице появляется усмешка.

Хоуп подходит ближе ко мне.

– А что если я порежу тебя, если ты снова прикоснешься к ней?

– Обещаешь, милая? – он наклоняется, медленно приближая свое лицо к ней, и хватает меня за бедра. – Мне нравятся женщины, в которых есть огонь.