Текст книги "Война Поппи (ЛП)"
Автор книги: Л. п. Ловелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Я просто хочу спать. Не хочу об этом говорить.
– Поппи, я знаю, что ты хочешь ему помочь, но какой ценой для себя? Ты не можешь просто…
– Я могу делать все, что захочу. Это моя жизнь. – Я выхожу из гостиной и закрываю дверь спальни, тяжело дыша и направляясь к кровати. Прохожу мимо комода и делаю сознательное усилие, чтобы не видеть своего отражения. Я влюблена в человека, которого знаю всю свою жизнь, но в нем есть тьма, в которую никогда не проникнет свет. Часть его, которая была создана в попытке выжить, но теперь я боюсь, что нет ничего, что помогло бы ему выжить самому.
На следующее утро у меня болит лицо. Снова прохожу мимо зеркала, даже не взглянув в него. И что мне делать сегодня? Вернуться домой и делать вид, что все в порядке? Уйти от него?
Дело в том, что Брэндон никогда бы не причинил мне вреда намеренно. И, может быть, я прозвучу жалко, но какой человек бросит человека, которого любит, когда он находится в самом мрачном состоянии?
Гостиная пуста, когда я вхожу в нее. На столе, под телефоном, лежит записка:
«Вышла за кофе. Целую. Хоуп.»
Плюхаюсь на диван и хватаю телефон. Один пропущенный и два сообщения. Оба от Брэндона.
«Я не заслуживаю твоего прощения. Я не могу жить с собой, зная, что причинил тебе боль. Просто знай, что я люблю тебя, всегда.»
Грудь сжимает, каждый удар сердца сильнее предыдущего. И все, что я вижу, это лицо мистера Брайтона. Я чуть не уронила телефон, пытаясь нажать кнопку вызова. Гудки идут и идут, но ответа нет. Адреналин жужжит во мне, мое сердце колотится так сильно, что я буквально вижу его. Я хватаю сумочку и бегу к двери, набирая номер Финна, меня одолевает паника.
– Да?
– Мне нужно поговорить с Брэндоном.
– Его здесь нет.
– Что?
– Он ушел вчера поздно вечером.
Я чувствую, как тяжесть давит меня.
– Почему ты дал ему уйти? – Кричу я в трубку.
– Потому что… – Финн вздыхает: – Он хотел домой…
Я отключаюсь и кладу телефон в карман, сворачиваю за угол и спускаюсь в метро. Я проталкиваюсь сквозь толпу вокруг платформы, как раз в тот момент, когда поезд с визгом останавливается. Люди даже не успевают выйти из вагона, как я пробиваюсь внутрь. Всю дорогу до остановки мой разум прокручивает ужасные сценарии. Я продолжаю говорить себе, что я слишком остро реагирую, что Брэндон никогда бы не сделал что-то подобное – не убил бы себя, – но, в то время как Брэндон не сделал бы такого, это сделала бы его тьма.
Поезд останавливается, и я мчусь прочь, спотыкаясь на пути вверх по лестнице и падаю. Кто-то помогает мне подняться.
– Спасибо, – кричу я через плечо и бегу к нашей квартире.
У входной двери я уже еле дышу и вспотела, мои щеки и легкие горят от холодного воздуха. Поворачиваю ключ и делаю вдох, молясь, чтобы с ним все было в порядке…
Щелкает замок, дверь распахивается, в квартире тихо. Я хочу позвать его, но какая-то часть меня боится тишины, которая может встретить меня. Когда я прохожу через каждую комнату, чувство отчаяния охватывает меня, слезы застилают глаза и скатываются по щекам. Страх настолько всепоглощающий. Я хочу развернуться и уйти, чтобы мне не пришлось столкнуться с этим.
Я распахиваю дверь спальни, мое сердце бешено колотится, а взгляд останавливается на Брэндоне, стоящем рядом с кроватью. Он смотрит на меня, и от облегчения у меня перехватывает дыхание.
– Брэндон, – шепчу я.
У него темные круги под глазами. Он напрягается, когда видит мою щеку. Я знаю, что она опухла и понимаю, что должна стать фиолетовой. Он выглядит таким измученным. – Мне так чертовски жаль, – говорит он, захлебываясь в словах.
Я замечаю спортивную сумку на кровати и груды его сложенной одежды вокруг нее.
– Куда ты идешь? – тихо спрашиваю я.
– Я ухожу.
– Куда?
Наконец он переводит взгляд на меня, и в его глазах есть дистанция, которая мне не нравится.
– Мы расстаемся, Поппи. Квартира оплачена на ближайшие полгода, и все счета…
– Что… – Я задыхаюсь. – Ты уходишь от меня?
Игнорируя мой вопрос, он продолжает запихивать одежду в сумку. С каждой секундой беспокойство, страх и замешательство поглощаются гневом и обидой. Я сжимаю кулаки, у меня сводит челюсть, щеки пылают.
– Иди к черту, – говорю я, хватая кучу его одежды и швыряя ее через всю комнату. – Ты не можешь так просто сдаться! – Я хватаю еще одну стопку рубашек и бросаю ее, затем сумку. И все это время он просто стоит. – Ты слышал меня, Брэндон? Так просто не сдашься! – И следующее, что я знаю, это то, что я беру обе свои руки и сердито прижимаю их к его груди, но он не двигается с места.
Он наблюдает за мной несколько секунд, прежде чем закрыть пространство между нами, притянув меня к себе. Я борюсь с его хваткой, но его руки прижимают меня к месту. Я чувствую себя такой маленькой и хрупкой рядом с его твердым телом, такой невыносимо разбитой в его объятиях.
– Я ненавижу тебя, – говорю я, прижимаясь к его груди, и слезы, наконец, прорываются сквозь гнев.
– Это правильно, – бормочет он, прижимаясь к моим волосам.
Сжимаю его рубашку. Мысль о том, чтобы отпустить его, приводит меня в ужас. Между нами так много неправильного, океан потерь и горя, гнева и печали, но он мне нужен. Он был нужен мне с тех пор, как мне исполнилось десять лет.
– Пожалуйста. – Не знаю, что еще сказать.
Он нежно обнимает мое лицо ладонями, запрокидывая голову назад, пока наши глаза не встречаются. Между его бровями появляется небольшая морщинка, а глаза лихорадочно ищут мои.
– Я люблю тебя, Поппи, – говорит он.
– Что я сделала?
Он закрывает глаза. Все его лицо выражает страдание.
– Ничего, опоссум. Ты, блять, идеальна. Но я причиню тебе боль, рано или поздно я сделаю это снова. Иногда любовь – это жертвенность.
– Значит, пожертвовать моим сердцем?
– Я же говорил, что уничтожу тебя. – Он касается подушечкой пальца моего синяка. – Я бы все отдал, чтобы этого не случилось.
Он отступает, застегивает сумку и поднимает ее, целуя меня в лоб, уходит, не оглядываясь.
Он думает, что просто уйдет. Сдастся? Все мое тело напрягается, пульс стучит в висках с каждым его шагом.
– Ты самый эгоистичный человек, которого я когда-либо встречала, ты знаешь это? – Я следую за ним в гостиную. – Ты уволился. Всё. Ты ушел из армии, и Коннор, и я. Поздравляю, Брэндон. Просто продолжай убегать от всего, что для тебя что-то значит. Он останавливается на полшага, но не оборачивается.
– И, к твоему сведению, ты уничтожил меня много лет назад, Брэндон.
Наконец он поворачивается ко мне лицом, сжимая кулаки и пристально глядя на меня. – Как ты, блять, можешь хотеть этого, Поппи? – кричит он.
– Я хочу не этого, – говорю я, качая головой. – Я просто хочу тебя.
– Вчера… Вот кто я такой. Тикающая гребаная бомба замедленного действия, и, детка, ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, мне все равно.
Он поворачивается к двери. Открывает ее, я чувствую, как все внутри меня рушится. Это середина бури, и что бы я ни делала или ни говорила, все вот-вот будет сметено этими ветрами.
– Любовь – это нелегко, – я чувствую, что мой голос дрожит. – Нельзя просто так уйти от нее. – Я сглатываю. Его рука все еще на двери. – Все в жизни – это риск, тебе просто нужно решить, на какой риск стоит пойти, и для меня ты – риск, на который стоит пойти, потому что без тебя, без того, что у нас есть, я буду просто существовать. А я хочу жить, Брэндон. – Его подбородок опускается на грудь, и он упирается лбом в дверь. – Но ясно, – говорю я, – что я не стою того, чтобы рисковать из-за того, что ты отказываешься получить помощь, в которой нуждаешься. – Я стискиваю зубы. – И если это так, то уходи, черт возьми, но не смей говорить, что ты делаешь это для меня. Ты делаешь это для себя.
Он хлопает ладонью по двери и разворачивается, роняя сумку по дороге ко мне.
– Это не поправимо! Она всегда будет рядом. Изо дня в день я нахожусь в ловушке в своей собственной гребаной голове, и когда я закрываю глаза, ты знаешь, что я вижу? – Его лицо превращается во что-то жесткое и злобное. Его голос неуклонно повышается. – Я вижу мертвые глаза Коннора, уставившиеся на меня. Я стараюсь вернуть его. И каждую. Грёбаную. Ночь. Он умирает. Скажи, могут ли они удалить это воспоминание? Вытащить его из головы?
И что я на это скажу? Никакая любовь к нему никогда не сотрет это из его памяти, и количество печали только растет.
– Нет, – говорю я, – но я просто хочу, чтобы кто-то помог тебе увидеть, что в жизни есть гораздо больше, чем тот кусок ада, в котором ты постоянно живешь.
Он зажмуривается.
– Это еще не всё, Поппи. Есть ты. И я хочу для тебя большего… – Он жестом указывает между нами: – Чем это.
– Брэндон…
– Мне нужно время.
С этими словами он открывает дверь и уходит.
Он уходит от меня…
Глава 36
Брэндон
“Bad Habit” – The Kooks
Я стучу в дверь Финну, слышу шум шагов за дверью и тут дверь открывается. Он одет в черный спортивный костюм с капюшоном, надвинутым на голову, тот затеняет часть его лица. Наши взгляды встречаются, а затем, не говоря ни слова, он отворачивается, оставив дверь открытой. Я следую за ним по короткому коридору.
– В чем дело? – спрашивает он, берет вейп с журнального столика и подносит его к губам, прищуривается, когда он делает затяжку.
Я сажусь в противоположном углу дивана, лицом к нему и взволнованно провожу рукой по волосам.
– Стандартное дерьмо.
Он кивает. Запах вишневого табака разносится по комнате, когда он выпускает струю дыма. Финн наклоняется вперед и упирается локтями в раздвинутые колени, из-за этого движения его капюшон падает вперед и закрывает лицо:
– Поппи? – спрашивает он.
– По-моему, мы расстались.
– По-твоему?
– Я пытался. Она, черт возьми, не может понять, насколько это опасно, даже после вчерашней ночи.
Друг глубоко выдыхает и откидывается назад.
– Она любит тебя.
В точку.
Правда в том, что я думал, что Поппи возненавидит меня, что она, по крайней мере, согласится со мной на каком-то уровне, но это не так. Я ударил, а она просто умоляла меня остаться. Что с нами не так? Неужели мы настолько токсичны друг для друга? Неужели она так отчаянно цепляется за это, что не видит, насколько все это пиздец?
А потом она попросила меня получить помощь и, черт возьми, я никогда не чувствовал себя таким дерьмом. Я знаю, что это не поможет, но не мешало бы попробовать… А если это сделает ее счастливой? Если пойду к психотерапевту, я гарантирую, что окажусь в военной тюрьме еще до того, как моя задница коснется кушетки. И даже если я получу помощь, даже если есть какое-то волшебное лекарство, мне все равно. Я по-прежнему буду бороться за грязные деньги, никогда не смогу дать ей жизнь, которую она действительно заслуживает, – я дезертир в бегах.
– Она хочет, чтобы мне помогли. Она думает, что у меня посттравматическое стрессовое расстройство или что-то в этом роде. Говорит, что бои только усугубляют ситуацию.
Он пожимает плечами и откидывается на подушки.
– У всех нас есть свои проблемы, и то, как мы с ними справляемся, определяет нас.
Он прав. У меня есть эти проблемы, и по отдельности они не были бы такой проблемой, но с Поппи… Ты можешь продолжать падать только до тех пор, пока не достигнешь дна. Я думал, что Поппи достаточно, чтобы остановить спуск, но все, что она делает, это замедляет его и страдает вместе со мной в процессе.
Глава
37
Поппи
“World in Flames” – In This Moment
Не в силах заснуть я лежу без сна. Уже почти полночь, как я слышу, как отпирается дверь. На стол падают ключи со звоном. Вода на кухне включается на мгновение, а затем я слышу шаги по коридору. Свет уличного фонаря, проникающий через окно, отбрасывает ровно столько бликов, что я могу разглядеть силуэт Брэндона, когда он раздевается. Мой взгляд скользит вдоль широкой груди вниз к узким бедрам, когда он идет к кровати, матрас опускается под его весом и он оказывается рядом со мной.
Его горячее дыхание касается моего затылка, за которым следует мягкая ласка его губ, танцующая от моего уха до плеча. Часть меня испытывает облегчение от того, что он дома, часть меня злится – не потому, что он вернулся, а просто потому, что он делает это. Что он ходит вверх и вниз, по кругу и по кругу. Но мы всегда возвращаемся. И он, и я. И если в один прекрасный день этого не произойдет, меня убьет такая душевная боль.
– Прости меня, – шепчет он в темноту. – Я люблю тебя. – Я ложусь на спину и оказывается сверху, он гладит мое лицо, накрывает мой рот своим. Я обмякаю, тянусь к нему. Я отчаянно нуждаюсь в его прикосновении, в его теплых объятиях. Схватив меня за бедра одним быстрым движением он оказывается сверху. Горячая кожа прижимается к внутренней стороне бедер. Я уже должна привыкнуть к тому, что он чувствует, но мое тело все еще непроизвольно реагирует на него, каждое прикосновение клеймит меня так, как может только он. Его губы скользят по моим губам в призрачном поцелуе, таком неуверенном, но таком полном нужды. Я закрываю глаза, его грубые руки скользят под мою рубашкой, он снимает ее с меня. Его движения кажутся такими отчаянными, почти мучительными, но в то же время бесспорно мягкими.
Мы целуемся до тех пор, пока у меня не перехватывает дыхание, пока я не чувствую, что он мой кислород. Его прикосновения заставляют меня забыть обо всем, что не является его ртом или руками, обо всем, что не является нами. А такой и должна быть любовь: всепоглощающая и необъяснимая. Место, где нет ничего вне нас. И это магнетическое притяжение, которое живет глубоко в моей груди, которое притягивает меня к нему и заставляет меня чувствовать, что само мое существование зависит от его следующего поцелуя – я испытывала это только с ним.
– Ты – моё всё, Поппи, – выдыхает он мне в губы.
Я обвиваю руками его шею, притягивая ближе. Он стонет, когда мой язык касается его нижней губы, и его рука поднимается, чтобы коснуться моей щеки.
– Я всегда буду любить тебя, – говорю я.
Его пальцы медленно скользят по моим бедрам, он оттягивает резинку моих шортов, медленно стягивая их вниз. Он хватает меня за бедра, тащит вниз по кровати, затем хватает за талию и перекладывает к себе на колени. Его сильные руки обхватывают мою спину, и каждый дюйм его твердого тела истекает кровью в моей, пока не кажется, что мы растворяемся друг в друге. Прерывистое дыхание слетает с моих губ, смешиваясь с его губами. Мои пальцы скользят по его челюсти, его губы касаются моих.
Каждый его поцелуй так нежен, его пальцы путаются у меня в волосах. С его губ срывается мучительный стон, он прижимается ко мне лбом, наши взгляды встречаются. Что-то настолько сокровенное, настолько глубокое, как будто в этот момент мы можем найти осколки, необходимые для того, чтобы стать целостными. Он движется медленно, благоговейно, держась за меня с чувством отчаяния. И именно здесь, в объятиях друг друга, мы обретаем покой. Это место, где все остальное исчезает, где ничто снаружи не имеет значения. Я, он и то притяжение, которое существовало с тех пор, как я его знаю. Это ощущение глубоко внутри, этот человек действительно является второй половиной вашей души. И, несмотря на все недостатки, которые есть и у него, и у меня, когда существует что-то столь чистое, как это, все остальное уходит в небытие.
И это то, что мы делаем, уходим в небытие.
***
Солнечный свет проникает через окно, и я натягиваю одеяло на лицо, защищая глаза от резких лучей. Я переворачиваюсь и двигаюсь к Брэндону, но нахожу пустые простыни. Сажусь, мое зрение фокусируется, пока я оглядываю комнату.
– Брэндон? – Мой голос эхом разносится по квартире. Я перекидываю ноги через край кровати на холодный пол, выхожу в гостиную – пустую гостиную. Его куртка исчезла с вешалки, его ботинки…
Сердце колотится сильнее. Дышать все труднее. Беру телефон с журнального столика и набираю его номер, но звонок сразу переходит на голосовую почту. И паника настигает меня в полную силу. Все, о чем я могу думать, это то, что он оставил меня вчера утром, таким, каким он был вчера вечером, как будто он прощался. Я хватаюсь за стену, чтобы удержаться на ногах и отдышаться. Он бы не… Но дело в том, что я не знаю, верю ли я в это на самом деле. Брэндон непредсказуем.
Я спешу в спальню и хватаю пальто из шкафа вместе с парой кроссовок. Набрасываю пальто, обуваюсь, не завязывая шнурки, и хватаю сумочку с кухонного стола по пути к входной двери. В животе бурлит от тревоги.
Холодный ветер обжигает мои щеки, когда я выбегаю на улицу, и, не успев сделать и трех шагов, утыкаюсь лицом в широкую грудь Финна.
– Ого, – говорит он, хватая меня за руки, чтобы удержать.
– Финн. – Я поднимаю на него взгляд. Он хмурится.
– Я как раз собирался к тебе. – Он засовывает руки в карманы и расправляет плечи.
– Где он? Пульс стучит в висках.
– Давай зайдем внутрь, чтобы поговорить.
Я пристально смотрю на него.
– Где. Он? Меня трясет от страха.
– Он в безопасности, Поппи. – Финн обнимает меня за плечи и ведет обратно в здание.
– Финн… – Он берет у меня из рук ключи и открывает дверь. Должно быть, случилось что-то ужасное. Что-то чертовски ужасное. Я собираюсь с силами, когда Финн закрывает за собой дверь и делает глубокий вдох.
– Его арестовали.
Я моргаю. Хмурю брови..
– Что?
Он вздыхает.
– Он сдался военной полиции.
– Что? Я кричу, и все мое тело дрожит от страха, гнева и шока. У меня подкашиваются ноги, и я снова падаю на диван.
Финн приседает передо мной на корточки, наклоняя лицо, чтобы установить со мной зрительный контакт.
– Он просил меня присматривать за тобой. Он рассчитывает на это, но мы с тобой знаем, что он не пройдет психологической экспертизы, Поппи.
– Почему он… – Я качаю головой. – Почему он не сказал мне?
Глаза друга наполняются грустью, и он накрывает мою руку своей.
– Ты попросила его прекратить борьбу, именно это он и делает.
– Чёрт. – Я прячу лицо в ладони. Делаю несколько глубоких вдохов. Брэндон сидит в тюрьме. Взаперти. Один. А все потому, что я не могла заткнуться. Я заставила его почувствовать, что с ним что-то не так, что он недостаточно хорош. Слезы наворачиваются на глаза. Мое горло сжимается, и рыдания содрогают тело.
Финн садится на диван рядом со мной, обнимает меня за плечи и притягивает к себе.
– Не плачь, – говорит он, и я кладу голову ему на плечо, потому что чувствую себя совершенно опустошенной. – Ему нужно это сделать, Поппи. Поверь мне.
Раздается стук в дверь, и Финн встает, чтобы открыть, но прежде чем он доходит до двери, дверь распахивается, и Хоуп врывается внутрь, чуть не сбивая его с ног.
– Черт возьми, – говорит Хоуп, бросаясь ко мне и обнимая. – С тобой все в порядке? Она смотрит на Финна. – Мог бы позвонить мне раньше.
– Я пойду. – И Финн идет к двери.
Хоуп так крепко сжимает меня в объятьях, что мне кажется, что я сейчас задохнусь.
– Все будет хорошо. Может, теперь этому мудаку действительно помогут. – Она отстраняется посмотреть на меня. – Вот видишь, это к лучшему.
Я не двигаюсь. Все, что я могу сделать, это смотреть через ее плечо на открытую дверь спальни. На пустую кровать. Мою грудь сжимает от гнева, сердце колотится о ребра. Тот факт, что Брэндон даже не сказал мне, не спросил, не предупредил, меня бесит.
Глава
38
Брэндон
“I Need a Doctor” – Dr. Dre, Eminem, Skylar Grey
Я откидываюсь на спинку старого стула и смотрю через стол на доктора Ватсон. Ей за тридцать, у нее светлые волосы, подстриженные в боб длиной до подбородка. Опершись локтями о стол, она кладет перед собой папку и смотрит на бумаги, по-видимому, подводящие итог истории моей жизни.
Я нетерпеливо вздыхаю и скрещиваю руки на груди. Наконец она поднимает на меня глаза, и на ее губах появляется легкая улыбка.
– Прошло почти два года с тех пор, как вы дезертировали, мистер О'Кифф, – говорит она.
– Похвально. Вы читали мое личное дело, выдавливая, пытаясь сдержать гнев, который, как всегда, кипит за фасадом. Мне не нравится слово «пустыня». Это звучит так, будто я оставил людей, которые полагались на меня, а я этого не делал.
Она вдыхает, не сводя с меня глаз.
– Ну, это моя работа… – Ее пальцы барабанят по столу. – Почему вы покинули свой пост?
– Мой пост был рядом с моим лучшим другом. – Мою грудь сжимает от боли, такой старой и укоренившейся, что можно подумать я уже привык к ней. – Он умер. Конец истории, – выдавливаю я
– Я понимаю, что, должно быть, было тяжело видеть, как умирает лучший друг, но ваша работа была связана с военными, а не с лучшим другом. Опять же, почему вы ушли?
Я фыркаю, изображая ухмылку на лице, наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени.
– У меня нет преданности к армии. Она не принесла мне ни хрена пользы.
Наблюдаю как она наблюдает за мной.
– Почему вы сдались?
– Были причины.
Улыбаясь, она откидывается на спинку стула.
– Вы хорошо умеете избегать вопросы, не так ли?
– Честно говоря, я делаю это по инерции. Так почему бы вам просто не подписать все, что нужно, чтоб я убрался из этой дерьмовой дыры.
– Всё не так просто, мистер О'Кифф. Вы должны понять, что совершили преступление, и я здесь, чтобы помочь вам, но для этого мне нужно понять психологию того, почему вы ушли, почему сдались.
– Не знаю, почему я ушел. – Пожимаю плечами. – Машина взорвалась, все погибли, кроме меня. Я вышел, начал идти и не останавливался. – До сих пор.
– Вы испытываете проблемы со сном – кошмары, воспоминания?
Я хмурюсь, вспоминая, как проснулся с рукой, прижатой к горлу Поппи. Я киваю.
– Как вы с ними справляетесь?
Я выдавливаю из себя смех.
– Вы мне скажите.
Она кивает. Моя нога продолжает подпрыгивать. Я просто хочу покончить с этим дерьмом и убраться отсюда. Мне не нужно, чтобы она анализировала каждую чертову штуку – вещи, которых не может дать ни одна чертова степень. Она не может мне помочь. Есть только один человек, который может помочь, и я оставил ее, чтобы приехать сюда. Я провожу руками по лицу. Блять.
Она роется в ящике стола и достает оттуда лист бумаги и передает его мне вместе с ручкой.
– Ответьте на эти вопросы согласно чувствам, которые вы испытывали на протяжении последних трех месяцев.
Я не беру его, но бросаю на нее гневный взгляд.
– Брэндон, нужно чтобы вы ответили на эти вопросы и тогда я смогу вам помочь.
Я беру лист бумаги и ручку, просматривая вопросы. Вы чувствуете себя на грани? Вы чувствуете себя никчемным? Вздохнув, я швыряю всё обратно на стол.
– Это пустая трата времени.
– Не так много людей добровольно заходят сюда через два года после того, как они дезертировали, так почему же, если вы не собираетесь сотрудничать, вы здесь?
Я провожу обеими руками по волосам и вздыхаю. Сердце бешено колотится в груди, и я почти не хочу говорить о Поппи, как будто она моя слабая сторона.
– Я устал бегать. Надоело скрываться.
– Хорошо. – Она наклоняется над столом и протягивает мне бумагу. – Тогда заполните это. – Она улыбается.
К черту мою жизнь. Я беру гребаную бумагу, ставлю галочку «нет» на каждый из ее гребаных вопросов и толкаю ее обратно через стол.
– Видите, у меня все отлично. – Я подмигиваю.
– Вы умник, мистер О'Кифф, но это ни к чему не приведет. – Она вздыхает… снова. Доктор делает это очень часто.
– Слушайте, я, блять, сдался. Добровольно прошел через чертовы ворота. Чего еще вы хотите от меня?
– Я понимаю это, но, боюсь, вы не понимаете, что, если я не смогу документально подтвердить, по какой причине вы покинули свой пост, вы вполне можете оказаться в тюрьме. В зависимости от того, был ли ты просто парнем, который устал от войны, или каким-то парнем, получившим серьезную психическую травму, наказание, которое военные считают подходящим за дезертирство, варьируется… – Она изогнула бровь. – Очень сильно.
Я кладу ладони на ее стол, сжимая челюсти так сильно, что становится больно.
– При всем уважении, доктор, до тех пор, пока вы не побывали в зоне боевых действий, пока не увидели, как умирает единственный брат, который у вас когда-либо был… Вы не можете мне помочь. Ваши книги даже близко не подходят к сути. Единственный человек, который может мне помочь, находится за этими стенами, так что просто делайте то, вам нужно. Позвольте мне отсидеть свой срок, чтобы я мог вернуться к ней.
– Я делаю то, что должна. – Она снова открывает ящик стола и вытаскивает еще одну из этих проклятых анкет. – Вы сделаете то, что мне нужно, и я позабочусь о том, чтобы вы вернулись к ней как можно скорее.
– Хорошо. – Я просматриваю ее вопросы, отвечая на них почти правдиво, и возвращаю ей лист бумаги.
– Спасибо. На сегодня это все.
Спасибо, блять.
***
Прошло больше недели с тех пор, как я видел Поппи, и в ту секунду, когда увидел ее, мне показалось, что я снова могу нормально дышать.
Она сидит за столиком у окна в комнате для свиданий, смотрит на улицу. Она кусает нижнюю губу и я практически чувствую, как тревога исходит от нее. Она поднимает голову, когда я приближаюсь, ее серые глаза встречаются с моим взглядом, дрожащим от волнения.
– Привет, – говорю я, садясь напротив нее.
– Почему ты не сказал мне? – Ее голос вибрирует, лицо краснеет.
Я беру в руку один из ее сжатых кулачков, распрямляю ее пальцы. Подношу ее руку к своему лицу и касаюсь губами костяшек пальцев. Она отдергивает руку и смотрит на меня.
– Не пытайся очаровать меня, Брэндон. Ответь на гребаный вопрос.
Я прикусываю губу, пытаясь не смеяться, потому что она всегда ругается, когда злится, а с ее гнусавостью звучит еще хуже.
– Разве Финн не объяснил? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня. Ее ноздри раздуваются.
– Ты сейчас серьезно? Я не хотела, чтобы Финн объяснял мне это. – Она встает и берет со стола сумочку.
Я быстро встаю на ноги, хватаю ее за запястье и тяну к себе. Она оказывается у моей груди, я обхватываю рукой ее шею, прижимаясь губами к ее губам. Она замирает, ее тело на секунду становится будто деревянным, потом она становится податливой в моих объятиях. Мои пальцы скользят прямо под подолом ее топа, оставляя след на теплой коже у основания позвоночника. Она вздыхает и раскрывает губы, и я улыбаюсь ей в рот, прежде чем прикусить ее нижнюю губу.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу и поглаживаю костяшками пальцев по ее щеке.
– Пожалуйста, не уходи, – выдыхаю я ей в губы.
– Боже, я ненавижу тебя. – Она стонет, и ее теплое дыхание обдувает мои губы, она обвивает пальцами мои бицепсы. Прижимается ко мне на мгновение, прежде чем отступить. – Ты должен был мне сказать.
Я сажусь в попытке заставить себя оторваться от нее.
– Ты бы не позволила мне это сделать, а мне нужно было сделать это.
Раздраженный вздох срывается с ее губ, и она плюхается на стул.
– Возможно, это единственный раз в моей жизни, когда я действительно принял правильное решение, детка. Не надо ненавидеть меня за это.
– Как долго ты здесь пробудешь?
Я пожимаю плечами.
– Понятия не имею. Все зависит от того, что скажет доктор.
– О Боже, я уверена, что кто бы ни был этот доктор, у него сегодня удачный день.
Я ухмыляюсь.
– Не думаю, что я ей нравлюсь.
– Тебе лучше не вести себя с ней как мудак. – Поппи сурово смотрит на меня. – Ты ведь был мудаком, не так ли?
– Я чертовски прекрасен, – говорю я, защищаясь.
– Отлично, в таком случае тебя никогда не выпустят. Знаешь… – Ее взгляд падает в пол, и она начинает играть со свободным шнурком на свитере. – Я разговаривала с одним из военных на работе, Фергусом, он сказал, что, поскольку у тебя посттравматическое стрессовое расстройство, они должны отпустить тебя, если ты согласишься на лечение.
– Кто, черт возьми, такой Фергюс? – Я хмуро смотрю на стол. Что за грёбаное имя Фергус? – Оно похоже на укол.
Запрокинув голову назад, она стонет и проводит руками по лицу и потом снова смотрит на меня.
– Это все, что ты слышал? Она качает головой. – Он один из тех парней, которые проходят через Хедли Корт. Он тот, кто дал мне все эти книги о посттравматическом стрессовом расстройстве, чтобы помочь мне справиться с твоими перепадами настроения, ради Христа…
– Да, я уверен, что именно это он и делал, помогая тебе. Мои перепады настроения были бы намного лучше, если бы мне не приходилось иметь дело с такими позёрами, как Фергюс, болтающими с моей девушкой. – Я поднимаю бровь, глядя на нее, и, черт возьми, я хочу ударить по чему-нибудь.
Она толкает меня в плечо.
– Заткнись уже, ладно, или хочешь найти свой клуб и затащить меня обратно в свою комнату за волосы?
– Если бы, – ворчу я. – Во всяком случае, у меня нет посттравматического стрессового расстройства. Клянусь, армия просто хочет копать мой чертов лоб этим дерьмом и двигаться дальше.
Поппи смотрит на меня, в ее глазах много сочувствия, как будто я гребаный брошенный щенок в одном из этих телевизионных рекламных роликов.
– В этом нет ничего плохого, – говорит она. – Что есть, то есть…
Я тяжело выдыхаю и откидываю голову назад, сосредотачиваясь на резких флуоресцентных потолочных лампах.
– Опоссум…
– Ради меня. Просто будь честен с ней, позволь ей помочь тебе. Пожалуйста.
Господи, черт возьми. Я поднимаю голову и встречаюсь с ее умоляющим взглядом. Клянусь богом, я должен просто отдать ей свои яйца на хранение. В любом случае, я почти закончил отращивать влагалище.
– Хорошо, – фыркаю я.
Ее лицо озаряет улыбка и она складывает руки на столе, поднимаясь на ноги и наклоняясь через него. Она целует меня, и я тянусь к ней, но она быстро отступает. Издав стон, я хватаюсь за край стола. Черт, неделя без нее, и я чувствую себя особенно напряженно.
– Мне нужно идти, иначе я опоздаю на поезд, но я люблю тебя. – Она берет сумочку, и мы оба встаем.
Я хватаю ее и притягиваю к себе. Аромат ее духов окружает меня, и я глубоко дышу, прижимаясь губами к ее волосам.
– Я люблю тебя.
Она откидывает голову назад и снова приближает свои губы к моим и ускользает от меня.
Глава 39
Брэндон
“Sail” – AWOLNATION
Месяц спустя
Четыре недели. Я провел всего лишь четыре недели в этом месте с этим гребаным доктором. Я сдался, всецело подозревая, что проведу тут месяцы, а то и годы.
Я не попал в тюрьму, потому что у меня посттравматическое стрессовое расстройство. Там я признался себе в этом. Я до сих пор не люблю говорить об этом вслух. Это похоже на клише и чертовски плаксиво, общий диагноз для каждого парня, у которого есть демоны. Но что бы это ни было, они реальны. И они до сих пор преследуют меня, ярость все еще реальна, и мне неоднократно говорили, что она всегда будет со мной. Это постоянный, измененный аспект моей личности, с которым мне придется жить. Это кажется пугающим и чертовски удручающим, но у меня есть Поппи. У меня есть причина бороться с этим, причина быть лучше.
Я выхожу из душа и иду в спальню, глядя на серую униформу на кровати. Работа. У меня есть работа, и эта мысль заставляет меня волноваться. Я знаю, что ссоры усиливают мой гнев, но я не могу сказать, что мне не нравится эта свобода. Есть кое-что, что можно сказать о зарабатывании денег, занимаясь тем, что у вас хорошо получается. Лечебный центр помогает таким бывшим солдатам, как я, найти работу, но, конечно, у меня есть послужной список. Работодатели любят бывших военных, но никто не хочет брать на работу парня с обвинением в нападении.
