Текст книги "День, который никогда не настанет"

Автор книги: Куив Макдоннелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава сорок седьмая

Тот факт, что детективу-суперинтенданту Бернс удалось спуститься на пять лестничных пролетов, не подвернув лодыжку, можно было считать небольшим чудом. Освещение почти отсутствовало, и порой второпях она промахивалась ногой мимо ступеньки. Вбежав через лестничную дверь в вестибюль, она была тут же встречена направленным на нее стволом пистолета-пулемета одного из бойцов вооруженного подразделения быстрого реагирования.

– Какого черта? – поинтересовалась Бернс.

Боец опустил оружие с извиняющимся взмахом руки и вновь перевел взгляд на входные двери, совершенно заваленные спешно восстановленной перед ними мебельной баррикадой. Какова ирония, подумала Бернс: баррикада, которой несколько недель одна группа протестующих закрывалась от вторжения Гарди, теперь использовалась Гарди, чтобы не впустить внутрь другую группу протестующих. Картотечные шкафы и диваны вздрагивали всякий раз, когда в дверь позади них ударял импровизированный таран. И каждый удар приветствовался радостными возгласами стоявших снаружи людей.

Кроме детектива-суперинтенданта Бернс в вестибюле находились два вооруженных спецназовца, глава Касперов Ливингстон, сержант Пейс и помощник комиссара Шарп. Это был первый раз, когда Бернс оказалась с ними в одном помещении с момента совещания в мобильном штабе, приведшего ко всему этому бардаку. Час назад на ее глазах все окончательно полетело псу под хвост.

Шарп держал в руках мегафон.

– Детектив-суперинтендант Бернс, пожалуйста, вернитесь наверх.

Бернс услышала, как позади нее распахнулась дверь и в вестибюль прошли остальные обитатели здания.

– Никто из вас не должен здесь находиться.

– Какой у вас план, сэр? – спросила Бернс.

Бум!

Шарп отвернулся и поднес мегафон к губам.

– Это Гарди. Ваши действия незаконны. Немедленно расходитесь!

Бум!

Бернс вскинула руки вверх.

– Господи боже мой!

– Ситуация под контролем.

Бум!

– Ситуация пиздец.

– Вообще-то, здесь командую я.

Бум!

– В таком случае я ухожу в отставку.

– Что вы предлагаете, Бернс? Поискать шкаф, в котором мы все вместе сможем спрятаться?

Бум!

Металл затрещал. Дверь стала постепенно поддаваться.

– Вряд ли это худшая идея, чем просто стоять и ждать.

Бернс прошла вперед и принялась отодвигать один из диванов.

– Какого черта вы делаете?

Бум!

– Прекратите немедленно!

Шарп положил руку ей на плечо и попытался оттащить. Бернс яростно отмахнулась.

– Еще раз прикоснешься ко мне, Майкл, и будешь радоваться, что с нами есть врачи.

Бум!

Она отпихнула диван задницей, одновременно оглядываясь в поисках рычага, которым можно было бы сдвинуть большой картотечный шкаф.

– Офицеры, арестуйте эту женщину.

Бум!

Теперь Бернс всем телом чувствовала вибрации от ударов.

Она повернулась к осторожно подбиравшимся к ней двум спецназовцам.

– Игра подходит к концу, ребята, – сказал Бернс, указав на дверь. – Они скоро сюда ворвутся, и что потом? Вы станете теми, кто откроет огонь по безоружным гражданским лицам? Я же знаю, что это не так. Вы на это не подписывались, верно?

Бум!

Двое мужчин нервно переглянулись.

– Может, стоит начать переговоры, вам не кажется?

– Пусть попробует! – донесся крик от лестницы.

Бум!

Баррикада позади задребезжала.

– Пора принимать решение, ребята.

Более молодой спецназовец посмотрел на старшего. Тот немного подумал и кивнул.

Бум!

– Хорошо, – сказала Бернс. – Теперь помогайте.

– Я все изложу в отчете, – предупредил Шарп.

Втроем они отодвинули диван и картотечный шкаф в сторону. Как только шкаф перестал закрывать дверь, снаружи раздались радостные возгласы.

Свет позднего вечера разлился по полу, и красный закат, показавшийся из-за голов толпы, на мгновение ослепил Бернс. Она прикрыла глаза ладонью и вгляделась в лица – во многие десятки лиц. Почему-то они напомнили ей тот день в начале ее карьеры, когда она выполняла обязанности по сдерживанию толпы на коркском стадионе Páirc Uí Chaoimh во время чемпионата Мюнстера по хёрлингу. Разбитое стекло в большом окне немного искажало лица.

Бернс подняла руки.

– Подождите! Прошу вас!

Бум!

Стол перед ней дернулся, дверь за ним прогнулась сильнее.

– Да блин…

Бернс неловко взобралась на стол, опираясь рукой о шкаф.

– Стойте! Пожалуйста, подождите!

Бум!

Стол под ней сильно вздрогнул.

Бернс посмотрела вниз и увидела Делакура, протягивавшего ей мегафон.

Она взяла его в руку и нажала на кнопку.

– Стойте! Погодите, пожалуйста, мы вас впустим!

Таран врезался в дверь вполовину слабее, после чего удары прекратились совсем. В толпе поднялся галдеж. Бернс снова протянула руку.

– Прошу вас, дайте мне секунду.

Отсюда она видела всю толпу, раскинувшуюся перед ней. Некоторые стали подпрыгивать, пытаясь разглядеть, кто говорит.

– Меня зовут Сьюзан Бернс, я государственный служащий…

– Сучка полицейская! – перебил чей-то голос.

– Да, я из полиции. Моя мама была учительницей, а папа держал сельский магазинчик в Бэлмуллете, откуда я родом, – в графстве Уотерфорд. Я выросла в профессии, отлавливая мразей, торгующих героином в Лимерике.

– Да они все там мрази в этом Лимерике! – крикнул кто-то.

– Захлопни варежку, хрен придурочный! – тут же ответила Бернс.

Несколько человек в толпе одобрительно заржали.

Бернс продолжила, не теряя ни секунды. Она указала пальцем на старшего из двух спецназовцев.

– Это Пит, он женат. А еще он большой фанат «Формулы-1» и любит работать руками. Его старшая дочь в этом году прошла конфирмацию.

Она указала на того, кто помладше.

– Это Кит. Недавно он стал папой и собирается пожениться к Рождеству.

– Грязный извращенец, – послышался старческий голос с сильным дублинским акцентом. Раздалось несколько хохотков.

Бернс улыбнулась.

– Он болеет за «Шпоры»[86]86
  Имеется в виду «Тоттенхэм Хотспур» – английский профессиональный футбольный клуб из Тоттенхэма (Лондон).


[Закрыть].

– Грязный извращенец, – повторил тот же голос, вызвав еще более громкий взрыв смеха.

– Мы обычные люди. Такие же, как вы, и…

– Где преподобный Фрэнкс? – перебил женский голос откуда-то спереди.

Бернс глубоко вдохнула.

– Преподобный Фрэнкс умер.

Толпа засвистела и заулюлюкала. Стоявшие впереди принялись толкать дверь, и стол под Бернс зашатался. Откуда-то сзади прилетела бутылка и разбилась о стену над окнами первого этажа. Раздались возмущенные крики тех, на кого посыпались осколки.

– Пожалуйста, прошу! – закричала Бернс. – Давайте просто…

– Вы его расстреляли… твари ёбаные… фашисты!

Вооруженные спецназовцы нервно переминались с ноги на ногу.

– Пожалуйста! – закричала Бернс, подняв указательный палец. – Дайте мне минуту, всего одну, и мы вас впустим, обещаю!

Крики и шиканье боролись друг с другом, пока шум не стих окончательно.

– Этим парням, – сказала Бернс, указывая на двух мужчин, стоявших позади, – приказали войти сюда, но они ни разу не выстрелили.

Старший извлек магазин из своего «MP7»[87]87
  «MP7» – пистолет-пулемет немецкой фирмы Heckler & Koch образца 2001 года.


[Закрыть] и поднял вверх. Младший последовал его примеру.

– Преподобный Фрэнкс сильно болел…

Снова раздался свист.

– Он болел, и потрясение от того, что случилось, окончательно его добило. Это пиздец, но все было именно так.

Гул неодобрения возрастал, но Бернс настойчиво продолжала:

– Слушайте, у вас есть полное право злиться. Штурма не должно было быть, это полностью политическая херня. И кто-то за это ответит! Кит и Пит тут ни при чем – им приказали. Вспомните, кто они такие. Когда какой-нибудь наркобарыга съезжает с катушек от собственной дряни и начинает размахивать оружием, мы вызываем на помощь этих ребят. Вы мечтаете о такой работе? Я лично – нет.

Вокруг раздалось несколько криков и какое-то невнятное бормотание.

– Вы злитесь, я понимаю. И я злюсь! И не только от этого. Десять лет нам твердили, что мы должны перетерпеть, затянуть пояса потуже. Мы все знаем, что Фрэнкс говорил правду. Некоторые люди слишком свободно играли с нашим будущим и кинули нас всех, кинули целые поколения. Это абсолютно неправильно. Виновные должны предстать перед правосудием. Именно этого хотел Фрэнкс. Но убийство – это не правосудие. Кто бы ни стоял за этой нелепой «Пукой», но я вам точно говорю – это просто психопат. Он занимается этим не ради вас, он оправдывает себя вами! То, что он натворил, – это не правосудие. То, что делаете вы, – Бернс широко развела руками, – вот это все… не правосудие! Я гарантирую вам, что никто в этом здании не создает проблем, которые нужно решать вот так. Чем больше вы ломаете, тем легче будет навесить на вас ярлык безмозглых отморозков. Наш город сейчас разрывают на части, и от этого мы все одинаково страдаем. Сейчас… мы откроем двери, и полдюжины из вас смогут подняться наверх, чтобы увидеть тело преподобного Фрэнкса, упокой Господь его душу. В здании есть врачи, они представят вам все доказательства. Договорились? Остальные – прошу вас! – расходитесь по домам. Сегодня и так было много разрушений, всему же должен быть предел!

Закончив говорить, она оглядела людей. То тут, то там вспыхивали небольшие дискуссии. Несколько человек сзади, кажется, стали выходить из толпы.

Бернс повернулась и, ухватившись за предложенную Делакуром руку, спустилась со стола.

– Отличная работа, детектив-суперинтендант Бернс.

– Поживем – увидим, – ответила она. – А теперь, если не возражаете, я займусь расследованием убийств.

Бернс повернулась к спецназовцам и указала на баррикады.

– Растащите все это в стороны?

Оба кивнули.

– Кто-нибудь сможет им помочь?

Бригада скорой помощи и еще несколько человек двинулись вперед. Один из помощников омбудсмена ухватился за диван, который с другой стороны уже поднимал младший спецназовец.

– Господи, Кит, я думал, нам хана.

– Блядь, какой еще Кит? Меня зовут Подриг, и я ненавижу «Шпоры»!

Глава сорок восьмая

7 февраля 2000 г., понедельник, вторая половина дня

– Прочитай шесть раз «Отче наш» и три раза «Деве Марии». Да пребудет с тобой благодать Божия.

– Как и с вами. Храни вас Господь, отец.

– И тебя, Мэри. Передай Джеймсу, что я хочу с ним поговорить.

– Хорошо.

Преподобный Дэниел Фрэнкс закрыл окошко исповедальни справа от себя и глубоко вздохнул. Он чувствовал, как нарастает мигрень, а значит, скоро ему станет совсем плохо. Он попытался расслабить мышцы челюсти, как советовал ему врач. Затем осторожно повертел головой, прислушиваясь к хрусту шейных позвонков. Очевидно, скоро все закончится – в понедельник днем на исповедь никогда не приходит много прихожан, – а значит, он сможет прилечь. Фрэнкс сделал глоток из припасенной бутылки с водой, когда услышал шарканье в кабинке слева.

Он на секунду переложил розарий[88]88
  Розарий – традиционные католические четки, по которым читается одноименная молитва.


[Закрыть] из правой руки в левую и вытер потную ладонь об облачение. Может, стоит вернуться и еще раз поговорить с врачом – узнать о тех чудодейственных таблетках? Фрэнкс сделал еще один глубокий вдох, после чего откинулся на спинку стула и открыл маленькое оконце слева от себя.

– Здравствуй, дитя мое, добро пожаловать на сегодняшнюю исповедь. Да пребудет с тобой Господь.

– Благословите меня, отец, – раздался знакомый голос, который Фрэнкс надеялся больше никогда не услышать, – ибо согрешила я, как бешеная шлюха в бочке с хуями.

– Господи, Банни!

– Иисус милосердный, падре, как вы узнали, что это я?

Фрэнкс нервно поерзал на стуле.

– Ты совсем не уважаешь веру.

– Конечно. И это один из грехов, в которых я хочу покаяться.

– Что ж… Наверное, это хорошо… Я рад, что ты вернулся. Я не видел тебя на мессе с тех пор, как…

Преподобный Фрэнкс замолчал, не в силах назвать точную дату.

– Ну да, – ответил Банни. – Я вроде как послал все эти мессы к…

– Жаль это слышать, – перебил Фрэнкс. – Ты хочешь… чтобы я выслушал твою исповедь?

Воцарилась пауза.

– А шпилиться все еще грех, падре? – спросил Банни.

– Если под этим словом ты подразумеваешь секс вне святости брака, – ответил преподобный Фрэнкс, – то безусловно да.

– Я думал, правила поменялись.

– Нет.

– Вы уверены? Я, кажется, что-то читал…

– Ну хватит болтать ерунду, Банни!

Преподобный Фрэнкс слишком хорошо знал этот словесный танец: топтание вокруг да около с применением юмора для защиты. Классический Банни.

– Я серьезно. Разве папа римский не говорил чего-то подобного? Рекомендую проверить. Возможно, вы не в курсе последних новостей.

– Десять заповедей выбиты на камне, Банни, а не написаны карандашом. Так чем я могу тебе помочь?

– Мне есть в чем исповедаться, отец. Я воровал, запугивал и шантажировал – и это только за несколько последних дней. Я помог сломаться хорошему человеку и позволил плохому уйти от ответственности за грехи ради моих целей.

– Понимаю.

– Сколько времени-то уже прошло – три года?

Фрэнкс быстро прикинул в уме. Неужели это действительно было так давно?

– После того что случилось… Я больше не мог обрести здесь Бога. Просто не мог… Я должен был серьезно, по-настоящему покаяться, поэтому создал команду по хёрлингу. Чтобы хоть так увлечь молодых ребят и как можно раньше забрать их с улиц. В мире и без того достаточно плохих людей.

– Это благородное дело, – признал Фрэнкс. – Мы оба занимаемся спасением.

Фрэнксу говорили об этом. И он был рад это слышать. Знание о том, что Банни где-то там делает нечто хорошее со своей жизнью, притупило его собственное чувство вины – хотя и ненамного.

– И знаешь, оно сработало, – продолжил Банни. – Спорт меняет… действительно меняет жизнь этих юных пацанов.

– Уверен, что так.

– А теперь все это у нас отберут.

– Я… я очень сочувствую.

– Какие-то хуи с деньгами скупили весь городской совет и теперь жестко ебут рабочего человека.

– Это большой позор.

– Я провернул все трюки, Дэнни, какие только мог. Сделал все, что мог, но этого ни хера не достаточно. Через два часа все будет кончено. Этот клуб…

Голос Банни слегка дрогнул в темноте, и Фрэнкс услышал тихий шелест.

– Это единственное по-настоящему хорошее дело в моей жизни. После того что мы совершили…

Между ними повисла тишина. Фрэнкс провел четками по пальцам. Затем намотал их на руку так, что костяшки пальцев побелели.

– А знаешь что? – сказал Банни.

– Что?

– Не сочти за неуважение, но Иисусу было легче.

– По-моему, ты давно не читал Библию, Банни.

– Я хочу сказать, что тогда доставалось всем. Лично он дотянул до тридцати трех лет, что для тех времен довольно неплохо. Жизнь была сложной, но недолгой.

– Это верно.

– У них тупо не хватало времени, чтобы как следует наломать дров. А теперь, несмотря на то что ни у кого из нас нет идеального здоровья, мы доживаем до восьмидесяти. Говорят, жизнь коротка, но это не так. Она длинна, чертовски длинна – и за это время невозможно не накосячить. Это как рулетка. Если посидеть за ней час, то можно выйти победителем. Но когда задерживаешься подольше – всегда выигрывает казино.

– У тебя очень мрачный взгляд на жизнь, Банни.

– Если бы ты видел то, что видел я, падре…

В наступившей паузе Фрэнкс расслышал далекий шум пылесоса. Миссис Бирн, должно быть, занимается алтарем. Эту женщину ничем не отвлечь от любимого дела.

– Ты еще думаешь об этом? – спросил Банни низким мягким голосом.

– Думаю о чем? – Тишина разлилась между ними, как кровавое пятно. Это был глупый вопрос, не заслуживающий ответа. В сознание ворвались непрошеные образы. Когда Фрэнкс заговорил снова, его голос превратился в шепот: – Каждый день.

– Как и я… – голос Банни дрогнул. – Это такая вещь, о которой… не то чтобы думаешь, нет. Это больше как… Наверное, ночью хуже всего. Когда снятся сны.

Фрэнкс ничего не ответил.

– Мы поступили правильно, – добавил Банни.

Слова словно повисли в воздухе. Фрэнкс не мог ни согласиться, ни возразить.

– Он бы снова это сделал, ты же знаешь.

Наконец Фрэнкс обрел дар речи.

– Право судить принадлежит одному нашему Господу.

– Господь в тот момент был недоступен. Пришлось обойтись мной.

– Зачем ты пришел, Банни? Чтобы обсудить наши прошлые грехи?

– Грех – забавная штука. Верно, Дэнни? Когда люди видят какого-то человека – члена совета, например, – который каждый день посещает мессу и ходит на исповедь раз в неделю, они говорят себе: «Ну разве может такой святоша быть грешником? Абсолютно чистая душа». А я смотрю на него и думаю: «Вот человек с огромным черным грехом, который невозможно с себя сбросить».

– На улице целая очередь, Банни. Может, подойдешь вечером?

– Нет времени, преподобный. Ровно через… – краткая вспышка света за оконцем, – один час и пятьдесят две минуты этот святоша войдет в зал совета и уничтожит мое единственное доброе дело. Я не могу позволить этому случиться. Но, как бы то ни было, мне очень жаль. Мне жаль, что в прошлом году за этим человеком установили наблюдение и выяснили, что он ходит сюда раз в неделю. Господи, из всех церквей города… Каковы на это шансы? Мне жаль… Прости, что я знаю то, что знаю, но это так.

Фрэнкс почувствовал, как по его спине пробежал холодный пот.

– Прекрати, Банни. Я не могу и не буду это обсуждать. Это против законов.

– Каких законов? – спросил Банни. – Божеских? Но разве Он сам не нарушает эти законы, Дэнни?

– Я никогда не просил тебя…

– Вот этого не надо. Даже не смей. Ты знаешь, что ты сделал, но я не виню тебя, честное слово, не виню. Надо было что-то решать. Ты мог рассказать кому угодно, но ты выбрал меня. Чудовище решило возложить это на тебя, а ты переложил на меня. Я… плохой человек, отче. Конечно, я стараюсь, но… Мне хочется думать, что я делаю что-то доброе, но от этого я не становлюсь хорошим. Но ты… ты сделал меня тем, кто я теперь. Так что не говори мне о грехе, преподобный, потому что именно ты возложил его на меня.

По щекам Фрэнкса потекли горячие слезы.

– То, о чем ты просишь, Банни… Тайна исповеди – самая священная вещь… То, что мы сделали, было… неправильно, но… он собирался это повторить – Боже милостивый, прости меня! – но он бы это повторил. А тот, о ком ты говоришь сейчас… это совсем другое дело…

– У меня нет выбора, – ответил Банни.

– Ты не можешь просить меня… – сказал Фрэнкс.

– Могу. Ты возложил на меня тот грех, и теперь я требую компенсации.

– Так не…

– Мне все равно, Дэнни. Все равно. Твои законы и доводы для меня – пустой звук. Я заблудший человек, но не в этом случае. Все решится здесь и сейчас, и за это стоит побороться. Твой Бог разберется со мной в следующей жизни, если захочет, но в этой я сделаю все возможное, чтобы спасти свое единственное доброе дело.

– Ты не сможешь…

– Смогу.

– Я не скажу.

– Скажешь.

Глава сорок девятая

Джерри: «Ну ладно, я хотел бы извиниться от своего имени и имени нашей радиостанции за мой срыв. Это было… ну, мы все испытываем стресс и… я любил эту машину. Только что мне сообщили, что у нас на линии сержант О’Брайан из полицейского участка Клондолкина [89]89
  Клондолкин – пригород Дублина, который находится в 10 км западнее городского центра.


[Закрыть] ».

Сержант О’Брайан: «Да, Джерри, здравствуйте. Я ваш давний слушатель, но звоню в первый раз. Мы с ребятами большие фанаты вашей станции, она звучит у нас постоянно».

Джерри: «Что ж, спасибо, сержант».

Сержант О’Брайан: «Мы знаем, что вы там, на Набережных, находитесь в самом центре вот этого всего, и ваше состояние нам очень понятно».

Джерри: «Да, да, это так».

Сержант О’Брайан: «Не переживайте ни о чем, пожалуйста, и забудьте о тех гадостях, которые вы говорили о полиции на протяжении долгих лет».

Джерри: «Хмм, спасибо, но…»

Сержант О’Брайан: «Мы уже облачились в защитное снаряжение, грузимся в фургон и скоро прибудем к вам на помощь».

Джерри: «Ого, вот это да… Не знаю, что и сказать…»

Сержант О’Брайан: «Никаких проблем. Но для начала поставьте, пожалуйста, новую песню Адель». (Смех, отключение связи.)

Джерри: «Вот ты сво…»

– Мистер Мэлони… – позвал детектив Уилсон.

Человек, сидевший по другую сторону стола в комнате для допросов, взглянул на него так, словно внезапно очнулся ото сна. Уилсон допрашивал его почти час, но не добился ничего вразумительного, кроме утверждений о том, что Хартиган и их общий адвокат Маркус Пенроуз были живы и здоровы, когда Мэлони их покинул, и что он не видел поблизости никаких подозрительных пакетов. Делать какие-либо выводы было пока рано, но Дженис из Технического бюро сообщила, что взрыв, скорее всего, произошел в доме. После проведения анализа обломков, изъятых с места происшествия, они надеются определить его источник.

Уилсон повторил вопрос:

– Я спросил, вы когда-нибудь встречались с Банни Макгэрри?

– Разумеется, нет, раз я еще жив, не так ли?

– А могу я узнать, какая информация, которой вы располагаете, заставляет вас думать, будто мистер Макгэрри является главным подозреваемым?

– А что, разве нет?

– Нет, я…

– Как это характерно! Крейг Блейк мертв. Джон Бэйлор мертв. Маркус Пенроуз и мой добрый друг Джером Хартиган только что погибли ужасной смертью на глазах у всего мира, и, если бы не чудо, я бы тоже был мертв! И после этого вас волнует только одно: как я узнал имя человека, пытающегося меня прикончить? Я вас правильно понимаю?

Уилсон опустил взгляд в свои записи, чтобы немного успокоиться. Допрашивать мистера Мэлони было чудовищно сложно. Им пришлось едва ли не арестовать его, чтобы заставить дать показания, и даже тогда он согласился говорить лишь в присутствии своего шофера под предлогом, что в заговор против него может быть вовлечена вся «Гарда Шихана». Уилсон был бы рад признать Мэлони сумасшедшим параноиком и отпустить восвояси, если бы только что его не пытались убить.

Уилсон посмотрел на водителя, сидевшего позади своего босса, и уже не в первый раз изумился тому, что этот человек, похоже, находил ситуацию забавной. Мужчина сидел в небрежной позе, слегка развалясь на стуле, – словно в приемной у врача, а не в комнате для допросов. Звонить адвокату Мэлони отказался, сославшись на то, что единственного, кому он доверял, только что взорвали.

– Вы знаете, в чем проблема этой страны? – спросил вдруг Мэлони.

Уилсона так и подмывало попросить вернуться к теме разговора, но потом он вспомнил, как детектив-инспектор Джимми Стюарт – его старший наставник – сказал во время одной из теперь уже регулярных бесед: «Всегда позволяй гражданам свободно говорить, потому что часто они рассказывают больше, чем хотели бы сами».

– Нет, – ответил Уилсон. – И что не так с этой страной?

Мэлони вытянул вперед коротенький пухлый палец.

– Ненависть к амбициозным людям – вот что. Стоит только взяться за какое-нибудь сложное дело, как всякие бездельники начинают тебя презрительно обсуждать. Ничто не раздражает их больше, чем чужие амбиции. А ведь весь этот мир строился теми, кто не боялся авантюр!

– Значит, «Жаворонок» был авантюрой?

С точки зрения ведения допроса Уилсон не должен был задавать этот вопрос. Но он его задал, и, надо признать, лишь потому, что Мэлони – несмотря на ситуацию, в которой оказался, – очень ему не нравился. День и без того выдался хуже некуда. Мало того что его родной город разносили вандалы и на глазах Уилсона взорвался дом, так еще и постоянно повторяемые намеки Мэлони на бездарность полиции действовали ему на нервы.

Лицо Мэлони задергалось, словно быстро перебирая разные выражения отвращения. Он начал что-то раздраженно говорить, но затем остановился и резко встал, позволив стулу упасть за его спиной.

– Я вижу, мы закончили. Будьте уверены, детектив Уилсон, я сообщу вашему начальству о своем недовольстве стилем вашей работы.

– Очень жаль это слышать. Но я обязан еще раз заявить для протокола, что мы настоятельно рекомендуем разрешить нам предоставить вам охрану, поскольку…

– Я вас умоляю! Да я не доверю ирландской полиции охранять даже моего хомяка! Сегодня же вечером я намерен покинуть эту богом забытую страну. Пока линчевателям позволено свободно бродить по улицам, я нигде здесь не буду в безопасности.

– Я должен проинформировать…

– Не утруждайте себя.

Когда Мэлони повернулся, чтобы уйти, Уилсон заметил, что водитель достал из кармана куртки телефон и кивнул в его сторону.

– Ах да, – сказал Мэлони. – Во время одного из последних наших разговоров бедняга Джером сообщил мне, что сильно беспокоится, поскольку в течение последних нескольких дней кто-то постоянно за ним следит. Во время моего визита к Джерому в начале недели мой шофер, мистер Котзи, заметил, что какой-то человек возле его дома ведет себя подозрительно. На всякий случай он сделал снимок…

Телохранитель нажал на пару кнопок и несколько раз прокрутил экран своего телефона, прежде чем встать, перегнуться через стол и показать его Уилсону.

Уилсон изо всех сил постарался не выдать удивления. Он узнал лицо с фотографии. Это был Пол Малкроун.