Текст книги "Отбор для Слепого (СИ)"

Автор книги: Ксюша Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Но это же будет мой ребенок? Которого я буду вынашивать в своем животе? Как я смогу его отдать?

– Да кто у тебя спрашивать будет? – Егор не церемонился со мной, в отличие от своего отчима. – Родишь, и будешь свободна!

Я понимала, что в данном случае все уже решено. Понимала, что по-хорошему, словами и слезами, этих людей переубедить невозможно. Но видела и то, что они меня почему-то уговаривали, пытались договориться, при том, что, в принципе, могли просто заставить. Интуитивно я пыталась нащупать слабое место в их странных рассуждениях. И поняла, где оно, когда попыталась "укусить" младшего Земцова:

– От тебя родить надо? А ты без папочкиной подсказки умеешь детей делать? Или его тоже с собой возьмешь в помощь?

Глаза Егора забегали от меня к отцу и обратно. Старший Земцов зло рассмеялся:

– Будет надо, я помогу, ты, девочка, об этом не волнуйся!

Почему, почему же они просто не сделают дело, не прикроют меня в какой-нибудь комнате без окон и дверей и не дождутся, когда пройдёт девять месяцев, если им так нужен ребенок, да еще и именно от меня? В чем тут загвоздка? Чего они со мной церемонии разводят? Ответ все никак не приходил в мою усталую голову.

– Вы хоть покормите меня наконец? Или сразу ребенка делать будем?

Я обратила внимание, что Егор при этих моих словах заметно вздрогнул, а потом развернулся и вышел из комнаты.

После сытного ужина, состоявшего из полной тарелки ароматного мяса, свежайшей лепешки хлеба и бокала вина, а потом – мытья в железном тазу, я улеглась на удивительно чистое, пахнущее чем-то знакомым, но неузнаваемым, постельное белье, будучи в полной уверенности, что никто ко мне сегодня точно приставать не будет. "А завтра… завтра, – мысли текли вяло, тягуче. – действие этого их "Спокойствия" пройдёт, я их отлуплю хорошенько и убегу… к Жене!"

В полусне, а может уже и совсем во сне, я мысленно попросила его:

– Забери меня. Мне плохо без тебя.

И мне показалось, что он прошептал мне откуда-то издалека:

– Скоро. Потерпи немного. Я уже близко.

И я заснула с улыбкой, зная, что так и будет, не ощущая ноющей боли в сердце, мучавшей меня уже вторые сутки.

… Темно. Жарко. Особенно жарко рукам, обхватившим горячие широкие мужские плечи. Погладить крепкую шею, скользнуть руками в удивительно длинные волосы на затылке, притянуть его голову ближе, ближе, чтобы между нашими губами осталось всего несколько сантиметров. И прошептать:

– Же-еня… ты пришел за мной…

Не дожидаясь ответа, находясь в странном полубредовом состоянии, припасть самой к губам, чувствуя его странную нервозность. Но потом, не прерывая поцелуя, самой положить руку на его обнаженную грудь и понять, наконец, – не чувствую, не ощущаю его, не хочу… не он!

Замираю на секунду, переполняясь отвращением, и буквально силой воли заставляя себя не дергаться резко, не вырываться сразу, потерпеть, понять – вернулась ли моя сила, выждать удобный момент, а только потом сбрасывать его с себя. Меня чуть не передергивает от ужаса, когда его рука ползет, задирая майку, к моей груди и неуверенно замирает, наткнувшись на плотный слой бинтов, закрывающий, стягивающий её.

И я неожиданно слышу его участившееся только теперь дыхание, именно сейчас, когда он не может нашарить на нужном месте необходимой выпуклости! И только в этот момент обнаженным бедром (дура, зачем штаны снимала?) я начинаю чувствовать, как наливается силой мужская плоть! Его губы яростно и неприятно впиваются в мои.

Чем? Чем я его завела? Что такого сделала? А когда одна его рука, просунувшись под мое тело, начинает настойчиво мять мои ягодицы, до меня вдруг доходит и, отодвинувшись от его губ, я негромко спрашиваю:

– Ты мальчиков любишь, что ли?

28. Давид.

– Незамеченными пробраться не получится – посты расставлены плотно, мышь не проскочит.

– Что предлагаешь?

– Ну-у, – я задумался, сюда бы Антона с его головорезами, в полчаса бы уложились! – Я думаю, они здесь ненадолго. Скорее всего, отправятся в Москву утром. Нужно устроить засаду на дороге – где-нибудь до развилки. То есть на вот этом промежутке, что мы недавно проходили – иначе, кто его знает, куда они свернут!

Слепой, выслушав меня, обернулся к Монаху.

– Ты как думаешь?

– Согласен с Давидом. Других вариантов нет. Только придётся хитрость какую-то придумать, иначе их машины без спецоружия нам не остановить. Тормознуть машины, выманить наружу, а дальше – по обстоятельствам.

– Тогда давайте осмотрим местность, поищем место для засады, потом подумаем, что дальше.

Засада – это хорошо. Засада – это просто замечательно. Особенно, если у тебя есть что противопоставить твоим врагам. Я шел следом за Слепым, Монахом и телохранителями последнего и думал о том, что Земцов-то на своей территории, людей у него, судя по количеству машин возле грязной забегаловки, предостаточно, оружия, скорее всего, тоже. Заложить взрывчатку на дороге? Нельзя – есть возможность вместе с ними взорвать девчонку (до сих пор в голове не укладывалось, что я мог так лохануться и принять девушку за парня!) Использовать сына Земцова? Мне казалась странной тишина в здании, где расположились люди Земцова – ни суеты, ни ругани! А ведь, по сути, получается, что на задании был брошен единственный сын самого президента Москвы, и главный должен был бы устроить разгон своим бойцам! По меньшей мере, судя по слухам о жестокости последнего, нужно было бы ожидать казни командира отряда или хотя бы публичной порки! Но нет, тишина…

И парень этот… Ведет себя так, будто свой в доску! С ребятами шутит, ржет, за одним столом сидит… Разговоров о возвращении к отцу не заводит. О судьбе своей дальнейшей не спрашивает… Я остановился, как вкопанный. И бросился бы к тому месту, где были спрятаны наши машины, и где осталась большая часть бойцов, но вспомнил о своих обязанностях по охране Слепого.

– Пророк, можно тебя на минуту!

Он прекратил разговор с Монахом и тут же отошел вместе со мной в сторону.

– Что ты хотел, Давид?

– Я тут подумал… Тебе не кажется странным поведение Земцова-младшего? Ты ему давал какие-либо гарантии сохранения жизни, возвращения невредимым к отцу?

– Нет. Ничего не обещал. Да он ничего и не просил!

– Почему он нас не боится?

– По-началу боялся, я это чувствовал. А сейчас…

– Вот-вот, сейчас он освоился и считает себя чуть ли не своим! Как так?

Слепой задумался. Он, похоже, совсем не думал о парне! Упускать из виду такие вещи! Подобное было совсем не похоже на нашего Пророка, поэтому я и рискнул спросить:

– Пророк, что с тобой происходит? Ты какой-то странный, не такой, как обычно.

Он молчал. Я, в принципе, не ждал ответа – мы никогда не были слишком уж близки. Он – главный, я – подчиненный, ни больше, ни меньше. Но он все же ответил:

– Я слышу ее. Она зовет меня. Ни о чем другом думать не могу, только о том, что ей больно сейчас.

– А как ты вообще сумел понять, что она… ну, что не парень это?

– Ты не поверишь, но мне уже все равно стало, кто это – парень или девушка, меня к ней тянуло, чувствовал ее так, будто… ну моё это, для меня… понимаешь?

– Хм… не совсем. То есть ты, – меня вдруг накрыл приступ неудержимого, рвущегося из горла смеха. – Ты бы и с парнем смог?

Я сдерживался изо всех сил. Терпел, но понимал, что вот-вот засмеюсь и окончательно испорчу наши отношения. Но он вдруг сказал с улыбкой:

– Сам в шоке. Слава Богу, что все-таки девчонка. А ты не ржал бы, а придумал что-нибудь. Как спасти ее? Как вытащить оттуда? Есть идеи?

– Есть одна. Но сначала нужно с Егоркой побеседовать. Пошли?

Приближаясь к месту, где расположился Земцов, к его сыну приставили двоих парней, связали за спиной руки, но в передвижениях не ограничивали – он на виду, от моих парней далеко безоружный не уйдет. А рот… даже если кричать будет – до кабака далековато, никто не услышит. Но он, судя по всему, никуда и не собирался! Более того, он неплохо себя чувствовал, стоя возле машины Гайки и мило ей улыбаясь. Ускорившись, я успел разобрать кусок их разговора:

– Какие у тебя волосы красивые! А цвет такой… как шоколад расплавленный… как кофе с молоком!

– И где, интересно, в Москве кофе с молоком подают?

Она ему улыбалась! На меня рычала, а ему улыбалась! Вот ведь… Гайка!

– Поедешь со мной, покажу, где подают! И много еще чего интересного покажу!

– В качестве кого поехать? Пленницы?

– Зачем пленницы? Будешь машины чинить… сначала. А потом поженимся с тобой, детишек наделаем, – протянул мечтательно этот козёл.

Так, Давид, спокойно! Это – не твоя баба! Чего ты взбеленился? Стойку сделал не хуже этого пса шелудивого, что Слепому Дети ночи подарили, хорошо хоть Техники на время согласились тварь эту у себя оставить. Они замолчали, увидев меня.

– Слышь ты, бык-производитель, топай за мной, – толкнул его в плечо, не сдержался.

Мы с сыном Земцова отошли к Слепому, который ждал в стороне ото всех. Слепой сказал:

– Егор… хотя, впрочем, даже не зна-аю… никакой ты не Егор Земцов, верно?

Такого поворота даже я не ожидал. Я внимательно следил за реакцией парня – он тоже напрягся, удивленно и испуганно уставился на Пророка и молчал.

– Ты просто сообразительный. Понял, что если им прикинешься, сможешь надеяться на сохранение своей жизни, так? Или… может, ты похож на него?

Глаза парня забегали – Пророк, похоже, был очень близок к правильному ответу. А командир продолжал, задумчиво потирая заросший черной щетиной подбородок:

– Притворился им. Ты и сам сейчас себя Егором Земцовым считаешь. Я думаю, что, действительно, на самом деле, ты очень на него похож, просто вылитый Егор…

Парень вдруг с места бросился бежать, не разбирая дороги в сторону кабака, находившегося в паре километров от нас. На что он надеялся, идиот?

Догнал. Сбил на землю. Навалился всем телом. Съездил пару раз для острастки по морде, чтобы желание бегать пропало, и поволок обратно к Слепому, стоявшему на том же месте.

– Ну что, будешь признаваться? Или ещё поиграем?

– Буду.

– Давай.

– Я не Егор.

– Кто ты?

– Меня зовут Денис. Я один из бойцов Земцова. Из спецотряда.

– Что за спецотряд?

– Команда "Пересвет". Тебе это о чем-нибудь говорит?

Мне, конечно, ни о чем не говорило, а Пророк, похоже, знал, о чем идет речь.

– Какова твоя специализация?

– Я – притворщик, естественно! Ты правильно догадался.

– Это как? – я не мог удержаться.

– Даже если бы кто-то из вас видел Егора, вряд ли вы бы смогли нас отличить. Только если близко знали бы его. Но я был уверен, что вы с ним толком незнакомы.

– А как? Как ты это делаешь? – У меня в голове подобное не укладывалось – врёт пацан, как можно кем-то притворяться без, ну, грима там, парика, о чем ещё помнилось из прошлой далёкой жизни?

Но Пророк не дал ему ответить:

– Потом. Потом расскажешь. Скажи лучше, тебя Земцов шпионить к нам отправил? Или ты случайно попался?

– Ты не поверишь, Пророк. Но я специально. Я не согласен с тем, чего от нас хочет Земцов. Не хочу ему подчиняться. Но таких, как я, с миром не отпускают. Понимаю, что не поверишь, но шанс-то мне можно дать? Вдруг я смогу пригодиться?

– Сможешь. Конечно, сможешь. Вот пойди и приведи сюда девушку, которую по приказу Земцова выкрали, тогда можешь считать, что я тебя в нашу группировку принял.

Парень помолчал немного, а потом сказал:

– Хорошо. Только мне нужны сообщники. Подстраховка, так сказать. Регина и вот он! – и указал на меня пальцем.

29. Регина

– Любительница кофе с молоком, иди сюда!

Как же он меня достал! Как же я устала от постоянных насмешек! А еще больше от наглого взгляда Давида и постоянного контроля. Словно и не он был тем мужиком, в чьих ласковых объятиях я проснулась утром. Словно и не он, думая, что я сплю, целовал так нежно, что замирало сердце, а потом, словно вскачь с горы неслось, неразумное, глупое, предательское…

– Чего тебе надо, вечно лезущий не в свое дело?

– Садись давай! – Давид указал мне на один из пеньков, который бойцы использовали в качестве стула. – Нам помощь твоя нужна. На машине твоей поедем в кабак земцовский, на разведку.

– Э-э, нет! Моя машина в этом не участвует – она мне целая нужна!

– И ты, и машина – обе участвуете! Будешь играть роль моей жены.

– Чего? Размечтался! Вот ещё!

Он нагло улыбался, довольный произведенным эффектом.

– Да не бойся – я смогу тебя защитить, если что!

– Если что, ты и себя-то защитить не сможешь – там у них целая армия!

– Но нас-то никто в лицо не знает! И этот… Егор-Денис с нами пойдет!

– В смысле? Почему…

Я во все глаза уставилась на веселого парня, который совсем недавно болтал со мной. Развязанный и с новой одеждой в руках он шел по направлению к моей машине. И это был… он и не он… похож и не похож… а больше даже похож на темненького мальчика в гимнастерке, который всю дорогу ехал с нами в моей машине, Богдан его звали, кажется! Я крепко зажмурилась, думая, что у меня галлюцинации, но, когда открыла глаза, поняла, что не у меня одной – Давид, открыв рот, разглядывал парня тоже. А тот, совершенно не смущаясь, остановился рядом.

– И что, в любого можешь? – Давид с изумленно выгнутой правой бровью обошел его вокруг.

– Нет, к сожалению, не в любого. Типаж должен быть один – цвет волос, например, менять не умею, и длину тоже. Опять же, если у человека нос сломан, или, – он посмотрел в сторону сидящего в машине Слепого. – Глаза нет… тут уж не повторишь! Ну, а с Богданом мы изначально похожи! Потом я вам покажу, какой я на самом деле!

Он вдруг весело подмигнул мне:

– Я думаю тебе, моя красавица, понравлюсь! Хотя, если вдруг и нет, стану таким, каким ты захочешь!

Он свернул за машину – похоже, переодеваться. А я в совершеннейшем ступоре смотрела вслед, пока Давид не спросил с издевкой:

– Так что, МОЯ красавица, прикинь, какой замечательный вариант для тебя – сегодня он – один, завтра – другой, разнообразие!

Мне встречалось многое в жизни – и необъяснимое, непонятное, мистическое тоже. Но это же… но невозможно же такое! Ну как? Ведь это – лицо, кожа, глаза, нос? Как это все может вдруг стать другим?

– Ладно, Гайка, выходи из транса! Пора выдвигаться. Сейчас в гостинице отдыхать будем.

… Через полчаса мы стучали в запертые на ночь двери этой самой гостиницы. Дважды по пути сюда нас останавливали. И каждый раз, видимо, приняв за простых путешественников, пропускали дальше. Не знаю, почему нам верили. Может быть, сыграла роль наглая мужская рука, крепко прижимающая меня за плечи к себе, пока Денис рулил?

Нам долго не открывали. Потом, наконец, из-за двери раздался грубый мужской голос:

– Чего надо?

Ответил Давид:

– Свободные места есть?

– Свободных мест нет.

– Даю двойную цену!

За дверью замялись. Потом все-таки открыли, впуская нас внутрь.

– Только тихо – у нас важные постояльцы! Будете мешать им – головы поотрывают!

Высокий крупный мужик с лысой головой и окладистой бородой указал на лестницу:

– На втором этаже от лестницы налево есть одна свободная комната, – смерил взглядом нас троих и со смешком добавил. – Одна на всех – другой все равно нету.

– Устраивает! – за всех ответил Денис.

– Оплата вперед – вон такса наша на листе написана. Еда за отдельную плату. И выпивка тоже.

Давид остался расплачиваться, а мы с Денисом пошли наверх. В общем зале внизу никого не было, хотя на столах все еще оставались остатки недавнего ужина – было видно, что на нем присутствовало немало людей. Но почему-то никто этот бардак убирать не спешил. Зато вверху, там, где, видимо, размещались комнаты для постояльцев раздавались смех, шум, крики и даже пение.

– Регина, ты в комнате посиди пока. Сейчас Давид к тебе придет, а я осмотрюсь – понять нужно, где они вашу девушку держат.

…Темнота в комнате, скрипы за стеной, как если бы кто-то ходил по старым рассохшимся половицам в соседнем помещении, ветка, бьющаяся в стекло – страшно, все-таки в самом логове зверя нахожусь! О Земцове я слышала много жуткого, верилось не во все и, я была уверена, половина услышанного – бред и неправда, но и этой половины для испуга мне вполне хватало. Глаза с трудом различали мебель – большую кровать в центре, два кресла и стол у стены. Мне казалось, что вот сейчас вместе с командой головорезов сюда ворвется предатель-Денис. И поэтому, когда в проеме двери появилась высокая широкоплечая фигура Давида, я была безумно рада его видеть! Еле сдержалась, чтобы не броситься навстречу. Он нес что-то в руках.

– Чего лампу не зажигаешь? Боишься?

– И ничего я не боюсь. Не заметила ее просто.

– Боишься, – он водрузил на стол что-то похожее на поднос и, чиркнув спичкой, зажег керосиновую лампу. – Монах отвалил кучу денег, поэтому сейчас у нас с тобой будет пир!

Да, мне было страшно, некомфортно, неприятно находиться здесь. Но при этом… Взгляд все равно неудержимо скользнул на поднос. Ого! Вот это да! На красивых, белых с золотой каемочкой, тарелочках лежали фрукты, нарезанное небольшими сочными кусочками, мясо, сыр, булочки и кувшин с каким-то напитком. Многое из этого богатства я видела только в детстве! Рот наполнился слюной, желудок скрутило – организм напоминал своей хозяйке о том, что завтрак был очень скудным. Давид, усевшийся в кресло, мою реакцию, конечно же, заметил.

– Иди сюда, садись.

– Зачем? Зачем это все?

– Должен же я как-то компенсировать все то, во что тебя пришлось втянуть.

– Я, вообще, не очень понимаю, зачем я здесь нужна.

– Денис не знает, как выглядит Саша, то есть Милана, поэтому нужен кто-то из нас, способных узнать ее. Ведь здесь, помимо комнат и еды, сдаются еще и девочки, поэтому я нужен, чтобы удостовериться, что он заберет именно ту, которая нам нужна. Если бы не было тебя, вот такой – красивой, длинноволосой, растрепанной, нас, возможно, и близко сюда не пустили бы – мало ли, вдруг мы будем покушаться на кого-то из постояльцев? А так – вроде как, путешественники, которые хотят уединиться с красивой девушкой… вдвоем… Денис заберет Милану и ночью потихоньку выведет за пределы этого кабака. А там, на улице, наши встретят, обезвредив посты.

– А мы?

– А мы с тобой будем усиленно играть роль влюбленной пары. Как только он справится, мы через балкончик, – он махнул рукой в сторону окна, за которым, действительно, находился незамеченный мною ранее балкон. – Спрыгнем и пойдем потихонечку к своим.

– А если у него не получится?

– Если не получится… Если не получится, то спрыгнешь только ты, а я останусь здесь и поищу Милану сам. Так, не задавай глупых вопросов! У нас может быть не так уж много времени, поэтому давай – кушай! А-то на тебя смотреть страшно – худая такая! А я люблю женщин фигуристых, чтобы было за что подержаться…

Отбросив в сторону смущение и засунув поглубже гордость, стараясь не вслушиваться в его обидные слова, я протянула руку и взяла круглую булочку с поджаристой коричневой корочкой – просто глаз от нее не могла отвести! Разломив пополам, с восторгом увидела внутри начинку! О-о, сто лет назад именно такие пирожки – кругленькие, хрустящие, сладкие, пекла моя старенькая бабушка! Лизнула сначала сладкую тягучую серединку – клубничное варенье! Но откуда? Где можно взять такое сейчас? Варенье потекло по пальцам, и мне ничего не оставалось делать, как слизывать, чтобы ни капельки такой вкуснятины не пропало. Я не смотрела больше на Давида – была увлечена едой. И даже не заметила сначала, что он замолчал. А когда, наконец, заметила и подняла на него глаза, то встретилась с горящим напряженным взглядом, в котором читалась неприкрытая жаркая страсть.

30. Давид

Совсем недавно, не далее как пару часов назад, я смеялся над всегда спокойным и выдержанным Пророком, который внезапно потерял голову от девчонки-бойца, а сейчас, войдя в комнату и увидев Гайку, стоящую в центре комнаты и испуганно обнимающую себя обеими руками за плечи, меня самого вдруг затопили непонятные чувства. Я внезапно подумал, что нужно было оставить ее в относительной безопасности со Слепым. Зря мы потащили эту девчонку, слабую, беззащитную, сюда!

Можно ли доверять Денису? Конечно, нельзя. Намерения его непонятны, желание остаться с нами и не возвращаться обратно к Земцову вообще необъяснимо. В случае чего, сам-то я еще поборюсь, какие-никакие шансы сбежать и вернуться к своим у меня есть. Но она… она же не боец! А земцовские живодеры, попади Регина в их руки, в живых девушку не оставят. Смогу ли я ее защитить?

Но тут, вытеснив жалость, меня вдруг, словно холодной водой, окатила злость – ради Саши сильные мира сего готовы были рискнуть жизнью вот этой девчонки! Не пожалели, не задумались о ее судьбе даже! И я тоже хорош! Сука! О ней кто побеспокоился? Кто попытался отстоять ее? Руки сами собой сжимались в кулаки, но я сейчас старался говорить с этой женщиной, как всегда, немного насмешливо, спокойно, ничем не выдавая своего внутреннего состояния.

Она была голодна. Как ребенок, с восторгом рассматривала еду, разложенную на блюде. И я, почему-то, все никак не мог заставить себя отвести взгляд, не смущать ее, не мешать…

В желтом, мерцающем свете лампы мне было хорошо видно, как она разломила напополам булочку, как лизнула начинку кончиком языка… И в который раз за последние несколько минут мои эмоции кардинально переменились – наполнился слюной рот, когда я представил этот язычок на своих губах.

А потом… когда она начала облизывать потекшую по пальцам сладость… О-о, это же просто невыносимо! Я не мог противиться невыносимому, обжигающему желанию дотронуться… прикоснуться к ней…

Не заметил, не понял, как оказалось так, что я вроде бы только что сидел, а теперь уже склонился к ней, испуганно сжавшейся в кресле. И почему вдруг мои ладони крепко сжимают деревянные подлокотники, превратившись в замок, из которого для нее нет выхода? Нельзя… неправильно!

Но не устоял – склонился к ее лицу, чувствуя, что боится, что не хочет… и все-таки поцеловал сжатые губы, сладкие от начинки, нежные, теплые, липкие…

Она вжалась в спинку своего кресла, уперлась руками в мою грудь – отталкивая, отстраняя. Но почему-то ее горячие ладошки обжигали мою кожу даже через одежду! И от них, распластанных по моей футболке, вниз к паху неудержимо спускалась жаркая волна возбуждения. И ее губы, то ли поддались, уступили под моим напором, то ли она просто что-то хотела сказать – распахнулись, раздвинулись, открывая мне доступ в глубину ее рта. Разве мог я не воспользоваться?

И воспользовался! Язык прочертил линию зубов, коснулся ее языка, самого его кончика, ощущая в полной мере всю сладость клубничного варенья. Она медленно подняла руку выше, выше – видимо, собираясь запустить ее в мои волосы. И я очень хотел, я просто жаждал этого прикосновения. Мне почему-то сейчас до боли был нужна ее ответная реакция. И я ее получил…

Мягкий пирожок прямо внутренней своей частью, той, где была вся несъеденная начинка, впечатался в центр моего лба, размазываясь по челке, по коже…

Отстранился резко, без раздумий, интуитивно занося для удара руку. И увидел ее, как-то сразу и всю – от зажмурившихся глаз до притянутых к животу коленей, худенькую, в старой заношенной, промасленной одежде. Сумел разглядеть тонкую ручку с короткими ногтями, с тёмной из-за въевшегося мазута кожей, с мозолями у основания каждого пальца, выставленную открытой ладонью ко мне в защитном жесте.

И не ударил. Наоборот, окончательно тронувшись умом, не понимая себя самого, вопреки здравому смыслу, подсказывающему отстраниться, уйти подальше от нее и никогда больше… вопреки всему на свете… прижался испачканным лбом к этой ее ладошке и прошептал:

– Прости, прости, Гайка, не знаю, что на меня такое нашло. Обещаю тебе, никогда больше не трону!

И спустя пару секунд рука эта дрогнула и даже погладила меня по тому месту, где прижималась. Я не сразу понял, что она просто убирает с моего лба остатки этого проклятого пирога…

Отвернулся, не имея сил посмотреть на нее, не понимая, что со мной происходит – стыдно мне, что ли за то, что ударить ее хотел? И услышал сказанное дрожащим голосом мне в спину:

– Едой этой купить меня хотел?

Медленно обернулся, едва сдерживаясь от того, чтобы не встряхнуть ее, ухватившись за плечи.

– Дура. Какая же ты – дура! Просто…

А что "просто", Давид? Скажешь, что она тебе нравится? Что-то серьёзное предложишь ей – ведь такая, как эта, ПРОСТО переспать не согласится? Или лучше держаться от нее подальше? Зачем тебе эта проблема – у нее своя боль, мужчина погибший? Ее отогревать, любить нужно! Ты сможешь? А захочешь ли? Я не мог ответить на эти вопросы, поэтому и выдохнул:

– Просто ты так эротично слизывала начинку, что я подумал, будто специально меня соблазняешь!

Она почему-то не возмутилась, не сказала что-то обидное и злое, только шепотом мне в спину:

– Давид, пожалуйста, не нужно… Я всю жизнь только и делаю, что отбиваюсь от таких, как ты. Никому не верю, привыкла любого мужика бояться – лом всегда держу наготове…

Я остановил ее:

– Я понял. Сказал же – без твоего желания это больше не повторится. И… ты ешь, я пока на балконе постою.

Вышел и долго стоял, вглядываясь в неожиданно прояснившееся небо, на котором сверкали холодным светом неприступные далекие звезды. А когда вернулся, она мирно спала на большой кровати, свернувшись калачиком у самого края. Ровно треть еды на подносе была съедена.

Я сел в ее кресло и неспеша уничтожил все оставшееся, задумчиво разглядывая повернутое ко мне симпатичное личико, желая, и не имея сил отвести от него взгляд.

31. Милана.

Щека, по которой этот… ублюдок съездил кулаком, горела. Металлический привкус крови из разбитой губы вызывал отвращение до тошноты, до спазмов в желудке. Но, в принципе, я не так уж сильно пострадала – кто-то, кажется, сам Земцов, успел оттащить своего ненормального сыночка до того, как он сломал бы мне что-нибудь.

Я лежала на кровати в маленькой темной комнате и думала: "За что?" Просто из-за моего предположения, что ему нравятся мужики, а не женщины? Я так толком и не поняла. Сразу после фразы, брошенной только чтобы избавиться от него, прекратить неприятные ласки, он вскочил и несколько раз ударил меня по лицу.

Может, Егор этот просто ненормальный? Может, ему вообще нельзя возражать и перечить? И смеяться над ним тоже нельзя?

Физическую боль не сложно было вытерпеть – я часто встречалась с ней в своей жизни. Все-таки "профессия" у меня достаточно травматичная. А вот другая боль, которая жгла сердце, заставляя думать о том, что у меня нет шансов спастись, что этот мерзавец скоро придет и попробует снова… эта боль заставляла скрипеть зубами в бессильной злобе на него, на всех этих людей, посчитавших, что имеют право распоряжаться моей жизнью, и на себя – вот такую, беспомощную и беззащитную.

И единственное, что давало мне надежду и смысл терпеть эти мучения, это имя, которое с трудом произносили распухшие губы:

– Женя… забери… меня…

Я повторяла так по кругу много-много раз, забываясь на несколько секунд, а может, засыпая и начиная свою молитву снова и снова. Я готова была терпеть, знать бы только, что меня ищут, что я ему нужна…

Я слышала ругань Земцова-старшего, его угрозы сыну. Он говорил, что теперь из-за несдержанности последнего им придётся ждать, чтобы воплотить задуманное. Он обзывал этого мерзавца всякими непотребными словами, из которых "гребаный педик" было самым ласковым. Но, конечно, возражений в ответ не было слышно – проще же бить того, кто слабее! Потом они ушли, а дверь в комнату замкнули, оставив меня одну!

Я никак не могла взять в толк, почему не смогла сопротивляться Егору. Пусть мои способности не вернулись, пусть мой дар был блокирован действием укола, но я ведь умела драться! Я была очень хорошим бойцом и, наверное, могла бы победить многих в обычном поединке без использования своих особенных умений! Но почему-то даже руку не подняла, не попыталась! Да и мысли такой у меня не возникло! Как так? А может… может, это – часть Силы Земцова-младшего? Может, он именно блокировать агрессию, направленную против себя самого, умеет? Ого! Даже сейчас я восхитилась подобному умению.

А если соединить мой Дар драться с помощью особой внутренней энергии, да с его способностью защищать себя самого в нашем общем ребенке… получится, действительно, непобедимый боец! Может поэтому именно я им и нужна? Я и Егор – мы оба из первого поколения детей, полученных от членов группы "Пересвет"… в нас, наверное, концентрация способностей, переданных от каждого из родителей, огромна! А таких, как мы, чьи родители оба – носители уникальных качеств, если верить Земцову, просто больше не осталось!

…За дверью кто-то скребся. Приподняв голову от подушки, я прислушалась. Мне казалось, что чем-то металлическим пытаются открыть замок в двери. Неужели спасать меня пришли? Стараясь не шуметь, поднялась с постели, подошла к двери и прислушалась.

– Эй, ты что делаешь? – рискнула спросить.

– Тихо, не шуми. Спасаю тебя. Ты – девушка Слепого?

– Да, да, наверное, я, – шептала, зачем-то склоняясь к замочной скважине, мысленно повторяя, смакуя эту его последнюю фразу…

Он поковырялся еще немного и все-таки открыл дверь. Хорошо разглядеть его в темноте было невозможно – молодой, среднего роста худощавый парень осторожно вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Как тебя зовут?

– Саша, – по привычке, не подумав, что ему могли назвать мое настоящее имя, сказала я.

– Что с тобой? – подошел ближе, вгляделся в лицо, пробежал пальцами по рукам, голове. – Избили?

В его голосе явно слышалось сочувствие. Я кивнула.

– Егорка постарался?

Я кивнула снова, не в силах выдавить из себя ни слова.

– Вот сука! Но это в его привычках – неконтролируемые приступы ярости. Он частенько этим грешит. Знает, что ему сопротивляться практически невозможно – он волю блокирует, может заставить человека с крыши спрыгнуть, а тот и понять не сможет, что это – не его собственное желание. Сволочь редкостная этот Егор… Ладно, давай думать вместе, как будем уходить отсюда. Земцовы внизу за столом сидят – по лестнице не получится. Можно попробовать через балкон в комнате, которую Давид снял. Только внизу патрулируют периметр – у Земцова не бывает одиночных часовых, уверен, что три-четыре человека и с ними обязательно кто-то из наших. А ты в таком состоянии не очень-то поможешь, если драться придется, да еще и Регина…

Он размышлял, разговаривал сам с собой, а я почему-то вдруг обрадовалась – Женя за мной прислал этого парня – я нужна, я нужна ему! Казалось, даже боль стала меньше от радости, от осознания…

– Идти-то сможешь?

– Смогу, конечно. Руки-ноги не сломаны, остальное заживет. Пошли к Давиду быстрее!

Давид, который меня совсем недавно недолюбливал, казался мне сейчас родным и близким – он ведь отправился за мной, рискнул! И пусть его послал командир – неважно, не отказался! Он, видимо, услышав наши шаги по коридору, встречал нас, стоя за дверью – собирался напасть, если вдруг войдет кто-то чужой, в этом не было сомнений. На кровати спала девушка. Лампа, стоящая на столике, была направлена таким образом, что лицо ее находилось в круге света.