Текст книги "Отбор для Слепого (СИ)"
Автор книги: Ксюша Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Тихо, тихо, не нужно вставать резко, – прошептала она, чуть склонившись к моему лицу.
И сразу же отреагировал Антон:
– Очнулся? Ну и замечательно! Ну ты, брат, даёшь! Разве можно так рисковать? Почему сразу за мной не послал? Отправились вдесятером против армии! Подожди, Рыжая тебе голову оторвет – собиралась ехать в Москву вместе с нами! А если вдруг пожалеет и не оторвет полностью, то Ярослав присоединится – видя, как его недавно родившая жена хочет бросить ребенка, чтобы спасать чужого мужика, он рвёт и мечет! – Антон редко шутил, но сейчас почему-то посмеивался надо мной.
Я молчал, и он добавил:
– Ты не правильно поступил. А если бы тебя грохнули? Для нас всех это была бы огромная потеря. Ты не имел права рисковать. Да еще и из-за кого? Какой-то девчонки-бойца!
Еле-еле ворочая языком, я спросил:
– Ты бы тоже ради Таисии не рискнул?
Он некоторое время ошарашенно молчал, а потом ответил:
– О! Да тебя, брат, зацепило по самое не балуй! Извини! Беру свои слова обратно.
– Где мы?
– Скоро будем дома. Подъезжаем к Питеру.
– А Ростоцкий? – конечно, меня интересовало, где сейчас Милана, но почему-то язык не поворачивался назвать ее имя.
– Вероятно, уже у себя – мы с ним распрощались уже часа полтора назад. Ты долго был без сознания, почти сутки! Как чувствуешь себя? Так-то мы вроде бы проверили – переломов нет… Земцов-то покрепче оказался – даже в погоню кинулся. Я с ним встречался…
И, правда, как ей удалось меня так легко вывести из строя? Может, я стоял на линии удара? Или именно против меня была направлена ее ярость! Антон рассказывал еще что-то, а я думал о том, что Милана уехала. Просто взяла и уехала, не думая о том, ч то я могу умереть, что я без сознания! Я ей вообще безразличен! Ну и пусть! Мне не восемнадцать лет, чтобы переживать из-за какой-то там бабы! Я – взрослый мужик, забуду, выброшу из головы!
… – Мы тут подумали с Ярославом, может тебе съездить в Солнечногорск? Систему очистки грунта у них посмотреть? Говорят, правда, что они не очень-то охотно делятся своими разработками! Ну, вот тут-то твои способности и пригодятся! Возьмешь себе три-четыре машины, бойцов побольше, пару спецов-инженеров, Ярослав может с тобой поехать, в конце концов… Или даже я сам… Ты как?
Совершенно не раздумывая, даже обрадовавшись такой возможности – уехать подальше отсюда, забыть, выбросить из головы всю эту историю, эту ненормальную женщину, не думать, не чувствовать, никогда больше с нею не встречаться!
40. Регина и Давид.
Регина.
– Я? Поехать с вами? – я была в полной растерянности, потому что не думала, что мне вдруг могут предложить отправиться в какой-то мифический город, о котором я даже раньше не слышала, поэтому и не знала, что на это ответить.
Я, конечно, прислушивалась к разговору в машине. Мне было интересно, и я не пропустила ни одного слова Антона Жука, легендарного генерала, которого до сегодняшнего дня видеть не приходилось. Но не думала, что этот разговор как-нибудь затронет меня саму.
А сейчас, на развилке дорог, когда я уже собралась поворачивать к своему клану, пересадив пассажиров в другие машины, Давид предложил ехать с ними.
– А что тебя удивляет? Ты в технике разбираешься, инженеры у нас и свои есть, но механиков, практиков, которые из железяки могут конфетку сделать, не так уж и много. Опять же, машина у тебя хорошая, бронированная, Антону понравилась. И, если что, это он предложил, просто я вызвался озвучить. А-то подумаешь еще, что это – моя идея.
Именно так я и подумала. Но, в принципе, что ждало меня дома? Кто ждал? Никто. Шеф, наверное, будет только рад, если я не вернусь – от меня вечно проблемы, то мужики подерутся, то бабы своих мужей приревнуют. Но ощущение ненужности в собственном клане было не единственной причиной, которая подталкивала меня согласиться.
В этом путешествии к Москве, в поездке этой, я почему-то чувствовала себя живой, нужной хоть кому-то в мире. Нет, дело вовсе не во внимании этого красавчика, который как-то странно поглядывая на меня, ждет ответа. Его внимание, судя по всему, мимолетно и просуществует недолго. А, вообще, людям нужной, такому могущественному клану, который всячески старается наладить жизнь живущих в городе! Ведь какая идея замечательная – очищать грунт! Можно же будет снова выращивать на открытом воздухе разные сельскохозяйственные культуры, питание улучшится, дети голодать перестанут! Это – просто мечта! И я! Я могу помочь в этом! Да я даже с радостью!
– А поехали!
Мне показалось, или он, действительно, обрадовался? Хотя, что ему радоваться-то, он же не от себя предлагал! Просто мне показалось, что глаза Давида на секунду вспыхнули, но когда я, моргнув от неожиданности, взглянула на него снова, он был совершенно невозмутим и спокоен.
– Тогда, может, сразу с нами? Пророк хочет на днях отправиться.
– Нет, мне нужно домой заехать – вещи там взять кое-какие. Я завтра к вечеру сама к вам приеду, я знаю куда.
– Хорошо, – он замялся, словно хотел сказать что-то еще, но тут из машины, ехавшей первой, той самой, в которую сел Антон, посигналили, и Давид, отрицательно помотав головой, побежал на зов.
А я села в своего Мустанга и поехала сдаваться к шефу – сейчас распекать начнет, талдычить, что машина – собственность клана, что это – моя плата за то, что они меня приняли к себе. Но у меня был для него хороший ответ. Машина была Ванечкина, а погиб он потому, что никто, ни один человек из клана, не поехал искать, не согласился ночью отправиться на поиски к мусорке, как я ни уговаривала. Не я им должна, а они мне!
Давид.
На следующий день вечером она не появилась. Передумала? Или что-то случилось? Выезжать Пророк решил через три дня и, по большому счету, время у нее было. Но ведь обещала! Ужинать я не пошел – почему-то совершенно не было аппетита. Сидел в беседке, построенной ребятами Ярослава в прошлом году, смотрел на затянутое хмурыми облаками вечернее небо и думал. О чем?
О том, что вся моя жизнь – череда вот таких вот мрачных серых дождливых дней без просвета и надежды на лучшее. Что ждёт впереди? То же самое, что было вчера, в прошлом месяце, в прошлом году. Пока не пристрелят в какой-нибудь очередной заварушке. И что останется после меня? Ничего. Пустой звук. И некому будет вспомнить, что жил когда-то такой человек.
А пацаненок Антона ходить научился… Ковылял смешной, вихрастый, чуть кривоногий по коридорам, открывал все двери, встречавшиеся на пути и с охотой шел на руки к любому… И ко мне даже. И его крепенькое упругое тельце, прижатое мною к груди, зафиксировалось, запомнилось не только мозгом, но и, казалось, даже телом моим, как нечто безумно приятное и необходимое.
– Давид? – я, задумавшись, не слышал, как подошел Пророк.
Выглядел мой командир неважно – осунулся и похудел. Был он небрит и хмур. И, похоже, как и я проигнорировал ужин.
– Да, это я, Пророк.
Он уселся рядом.
– Ты чего здесь один сидишь?
– А ты чего сюда один пришел?
– Подумать? – с сомнением, не то спросил, не то просто сказал он.
– Вот и я… подумать.
Мы помолчали некоторое время, а потом я спросил то, что, мне так казалось, волновало и мучило его сейчас:
– Ты не хочешь перед поездкой в Солнечногорск сначала в Новгород съездить?
– Зачем?
– Ты извини, конечно, но по-мужски проблемы решать нужно. Я же вижу, как ты по ней убиваешься, – я заметил, как он зло вскинул голову, но промолчал, поэтому я и рискнул продолжить. – Поговори с ней. Расставь все точки… или как там ещё говорят? Зачем так себя изводить?
– Это, вообще-то, не твоё дело, – проговорил он негромко.
– Ну не знаю. Может, и не моё. Я помочь хотел. Всего лишь помочь.
Я встал, собираясь уйти в свою комнату и лечь спать, но Слепой вдруг схватил меня за рукав:
– Стой! Давид, поедешь со мной? Если прямо сейчас?
Ну, это уже совершенно другой разговор! Я улыбнулся:
– Только с одним условием – переночуем у Техников и утром рванем! Согласен?
Ночью ехать, действительно, опасно, ну и, конечно, я хотел кое-что выторговать и для себя.
– По рукам! – сказал Пророк, а потом неожиданно улыбнулся и, на самом деле, протянул мне руку.
41. Регина.
– За что? Ше-еф! Сволочь ты, а не шеф! Выпустите меня!
Первые полчаса я еще пыталась привлечь к себе внимание, била кулаками в двери коморки, которая служила клану тюрьмой, кричала, ругалась, придумывая такие красивые словесные конструкции из матов, что мужики, если, конечно, меня слышал хоть кто-либо, от зависти должны были передохнуть!
Меня обвинили в воровстве. Якобы я попыталась присвоить себе собственность клана – МОЮ машину! Я, естественно, объясняла, что уехала по приказу самого шефа, что вернуться и предупредить о том, что Пророк предлагает отправиться в Москву, напомнив мне, кстати, о клятве нашего клана, данной когда-то Северной группировке, у меня просто не было времени. Опять же, я приехала назад, когда это стало возможным! Если бы просто хотела украсть машину, зачем бы стала возвращаться? Но Серафим Гидеонович… нехороший человек, уперся, а когда я посмела заикнуться о своем скором отъезде, приказал посадить под замок, то есть сюда.
Попинав ни в чем неповинную дверь, я уселась прямо на грязный пол – в комнате не было абсолютно никакой мебели – и стала думать о своей нелегкой судьбе. В маленькой каморке было холодно, темно – буквально хоть глаз коли, а в скором времени, стало еще и страшно.
Сначала я, возмущенно разговаривавшая сама с собой и ругающая на чем свет стоит своего шефа, не заметила даже, что в углу кто-то есть. Но словесный поток и злость потихоньку иссякали, а вот шум в паре метров от меня все нарастал.
А когда я замолчала, ТОТ, кто сидел в углу, обнаглел вконец – зашелестел бумажками, загрюкал железками (их в клане Техников было достаточно даже здесь) и в скором времени начал издавать мерзкие звуки, чем-то напоминающие хрюканье. Я насторожилась. Скорее всего, это – крыса. Крысой в наше время, конечно, никого не удивишь. Но…
Но мы, люди, жили впроголодь. А значит, у нас почти не было припасов. Вот такие паразиты, не найдя себе корма, частенько нападали на слабых, обессиливших, раненых, на детей и стариков. На взрослых – гораздо реже. Но случаи бывали – голод доводил порой до совершенно безумных поступков и людей и животных. Меня всегда удивляло, как крысы понимали, что вот именно этот, конкретный человек, не сможет им долго сопротивляться, а наоборот может оказаться побежденным ими. Истории об уме этих страшных грызунов ходили дикие.
После катастрофы животные вообще относились к людям крайне отрицательно. Даже безобидные по моим детским воспоминаниям птицы (родители разводили на продажу кур, индюков, гусей, уток, фазанов и даже голубей), порой нападали на человека, а уж злобные и хитрые крысы – и подавно!
Сначала я сжималась в комочек на полу, надеясь, остаться незамеченной. Потом, когда шуршание постепенно стало приближаться, поняла, что уязвимые части тела, например, лицо и шею, нужно держать как можно выше.
До сих пор я никогда не спала стоя. Но тяжелая дорога из Москвы, часть которой была проведена мною за рулем, потом долгий допрос, правда, без физического воздействия. Сюда я попала глубокой ночью, ближе к утру. Сколько прошло времени с этого момента, понять было невозможно – казалось, неделя, хотя разум подсказывал, что от силы часов десять.
Дико хотелось есть – обо мне никто не позаботился. Сволочи! Разве мало я для вас хорошего сделала – всю жизнь в грязи, в мазуте, никогда ведь от работы не отлынивала, наоборот, первая всегда вызывалась чинить, дежурить по кухне, да и мало ли куда… Вот она – забота о членах клана! Вот оно – отношение к своим!
То ли дело в гостинице Земцова… с какой-то щемящей тоской, несмотря на голод, сначала вспомнился улыбающийся Давид с подносом в руках, а только потом огромное количество вкусностей на этом подносе.
Часто ли обо мне заботились? Многим ли людям, вообще, было до меня дело? Тетя Вера, заменившая мне родителей, умерших, когда я была подростком, прожила до моего совершеннолетия, и тоже ушла, оставив мне после себя только воспоминания.
Потом был Ванечка. Он был старше, опытнее, он защищал, прятал от всего мира, от страха и боли. Я жила до встречи с ним в такой грязи, в таких жутких трущобах нашего города, что страшно теперь и представить. Мой маленький клан тоже занимался железом – собирал и передавал Техникам и другим дружественным кланам запчасти, то есть мусорка была мне самым настоящим домом. И однажды мне повезло – я сумела найти работающую магнитолу.
Казалось бы, что за ценность в этой вещи, если машина едет и без нее? Но, однако, возможно, из-за скучной и однообразной жизни, за такое развлечение многие люди были готовы хорошо заплатить. Но глава нашего клана отправил меня с находкой именно к Техникам, потому что только они знали толк в хороших вещах и могли заплатить без обмана.
Попав впервые на территорию этого клана, я и встретилась здесь с Ванечкой. Через неделю он забрал меня к себе…
…Я бы, возможно, и дальше предавалась своим воспоминаниям, если бы зверюга не обнаглела окончательно и не подобралась совсем близко. Когда что-то мягкое прошло возле моего ботинка, лишь слегка потеревшись об него, мне показалось, что зверь по-настоящему огромный! С трудом сдержав дикое желание заорать, я смогла лишь еще сильнее прижаться к стене. Как ни вглядывалась в кромешной темноте вглубь комнаты, пытаясь рассмотреть животное, увидеть хотя бы очертания тела, ничего не получалось.
Я, конечно, уговаривала себя – ведь пока на меня никто не напал, зверь даже агрессии не проявлял… пока. Как будто чего-то ждал. Как будто продумывал, готовился, выбирал позицию – уж крыса-то отлично видит в темноте!
Сколько раз я сталкивалась в своей жизни с дикими ненавидящими людей животными! Не пересчитать. Несколько раз, особенно в детстве, даже покусана ими была. Но сейчас мне казалось, что такого ужаса я все-таки никогда раньше не испытывала.
Крыса не издала никакого предупреждающего визга, крика, писка. Я успела только услышать цокот ее когтей по бетонному полу, а потом она подпрыгнула. Инстинктивно, видимо, я сумела понять, куда именно целится животное и попыталась прикрыть шею рукой. Допрыгнула бы и сумела бы впиться, если бы не это. А так, она вцепилась в руку.
Мне показалось, что челюсти у нее не слабее и не меньше, чем у волка – рука чуть пониже локтя была обхвачена ими практически полностью! Я сама себя оглушила криком! Махала рукой изо всех сил, била достаточно тяжелой тушкой об стену, пыталась оторвать ее второй рукой, но челюсти, казалось, только еще сильнее сжимались, угрожая просто перекусить мою руку!
От ужаса и боли я просто обезумела – кричала, плакала и била, била животное, что было сил! Не знаю, чем бы закончилась эта схватка, и у кого бы оказалось больше сил – у меня или крысы, только дверь в мою тюрьму резко распахнулась и кто-то, кого в темноте я не успела разглядеть, метнулся в мою сторону, мгновенно оценив обстановку, схватил крысу где-то в районе головы, что-то там нажал, а может, наоборот, разжал, я не поняла совершенно, только крыса почему-то зло взвизгнув, расцепила челюсти и рванулась было бежать.
В полосе неяркого искусственного света из коридора я видела, как оказавшийся в руках Давида нож одним ловким движением мужчины превратил верткое, сильное животное в обмякшую тушку, отброшенную им тут же куда-то в дальний угол комнаты.
Не думая больше ни о чем, не размышляя, можно ли так или нет, забыв про льющуюся из раны на руке кровь, я бросилась ему на шею, прижалась всем телом и почувствовала такое облегчение и радость, какого не испытывала, казалось, никогда в своей жизни!
Пришел за мной! Спас меня! Мне очень хотелось сказать ему что-то другое, не в нашем обычном стиле общения. Мне хотелось благодарить его, хвалить, восхищаться его силой и смелостью – он действовал так быстро и ловко, будто каждый день встречается с такими зверюгами! Но я, уткнувшись в крепкую, гладкую шею, непривычно пахнущую свежестью и чистотой, молчала, с восторгом ощущая, как ласково его рука отводит в сторону мои волосы, как нежно касаются шеи нежные губы…
– Забери меня, пожалуйста, отсюда…
42. Давид
Почему-то глава клана Техников врал нам. Это чувствовал даже я, что уж говорить о Пророке. Хитрый нагловатый мужичок с приторной улыбкой пытался нам втолковать, что Регина домой не возвращалась.
– Километрах в пяти отсюда мы с ней расстались, и она отправилась сюда, – я был уверен, что Гайке просто больше некуда поехать, разве только по пути кто-то сумел остановить машину и вытащить девушку из нее.
– Ну-у, не знаю. От нее вечно одни проблемы и беды! Может, снова нашла приключения за свою задницу?
– Ну, раз всё так хреново, подскажите, где она могла бы быть и мы вас от проблем, связанных с нею, избавим.
– Зачем она вам нужна?
– Она – хороший техник, а мы собираемся в дальний путь.
– У меня много других замечательных техников. Мужчин, между прочим.
– Я лично хотел бы знать, где Регина, – я решил не ходить больше кругами, а сказать правду.
– Что понравилась тебе? Да только у нее другой защитник имеется. Он сам справится, когда она найдется.
– И кто это? Может, ты сам?
– Я, конечно, понимаю, что вы – представители уважаемого клана, но это – наши внутренние дела, и Северные никогда не вмешивались в отношения между мужьями и женами в дружественных им кланах.
– У нее нет мужа. Он погиб.
– Я решил выдать ее замуж снова. И уже есть претендент.
Вранье, сплошное вранье. Судя по ее реакции на мои прикосновения, Регина боится мужчин, никого к себе не подпускает, оставаясь верной умершему Ванечке. И претендент, если, конечно, он имеется, ей скорее всего не известен. Чувствуя это вранье, ощущая его всей кожей, я еле сдерживался от того, чтобы не врезать по этой упитанной розовощекой морде, обрамленной мелкими седоватыми кудряшками.
Почему-то не к месту подумалось о том, что сам глава клана, похоже, в разы лучше питался, чем все остальные у Техников! Но здравый смысл подсказывал, что сейчас нельзя с ним ругаться: мы – в меньшинстве, Пророк распорядился взять с собой всего троих бойцов, да и если проявить агрессию, он может вообще никогда не сказать, где Регина.
Пророк, молча, чуть в стороне слушавший нашу перепалку, вдруг сказал:
– Хорошо, Серафим Гидеонович, в таком случае, мы, пожалуй, поедем. Только… не мог бы кто-нибудь из ваших техников посмотреть нашу машину? Что-то по днищу стучит – путь нам скоро предстоит неблизкий, осмотр специалиста не помешает.
Толстяк занервничал, глазки тут же забегали, щеки стали еще краснее.
– Да-а-а, сегодня никого из техников-таки и дома нет. Да и темно уже совсем – что тут разглядишь? Может, завтра подъедите? Завтра обязательно посмотрят!
Врет. Конечно же, врет! У них же тут освещение есть! И в гаражах, вероятнее всего, тоже. Просто если нас повести сейчас в гараж, можно на Мустанга натолкнуться! Нужно дожимать этого козла! Я уже понял, как:
– Тогда, может, мы у вас переночуем? А завтра после осмотра уедем к себе!
– Э-э-э, ну-у, конечно, пойдемте, покажу вам свободную комнату. Простите уж, она у нас одна. Сейчас прикажу девушкам, вам что-нибудь принесут из еды, одеяла там, матрасы – кровати там всего две. Мы небогато живем, но таких гостей, как вы, постараемся принять в лучшем виде.
Пророк остановил этот поток вынужденного гостеприимства:
– Давид, мы остаемся. Прикажи ребятам осмотреть здесь все и поставь их на посты.
Хозяин явно испугался, возмущенным голосом вдруг заблеял:
– Зачем это осматривать? У нас все в порядке, никаких чужих людей нет, свои все спят уже давно. Детей опять же напугаете.
– Процедура у нас такая, – я с трудом скрывал радость в голосе. – Место, где на ночлег останавливается Пророк, должно быть проверено самым тщательнейшим образом. Мы никого не разбудим – просто осмотрим все тихонечко, а вы, Серафим Гидеонович, пока устройте нашего командира.
Таким образом, получив полный карт-бланш, я очень быстро нашел Регину. Собственно говоря, это было нетрудно сделать, потому что ее, неожиданно раздавшийся, дикий крик из подвальной части здания было слышно даже на улице. Я был уверен, что Регину там, по меньшей мере, пытают или насилуют, поэтому несся вниз чуть ли не кубарем, и быстро отыскав нужную дверь, благо у Техников повсюду в коридорах висели на стенах какие-то хитроумные тускло светящие, но все-таки разгоняющие непроглядную темень, лампы, ворвался в комнату.
Когда я увидел, что происходит и понял, что на нее напала крыса, то, в первую секунду, даже испытал совершенно неуместное облегчение. А дальше… Я совершенно не задумывался о своих действиях, в мыслях было только: "Быстрее-быстрее-быстрее". Я знал, на что способны вот такие вот, кажущиеся на первый взгляд, не смертельно опасными, не очень уж и большими, животные. Руку перекусить? Да запросто! Звери под воздействием радиации мутировали – стали не только более агрессивными, ненавидящими людей, но и более крупными, сильными, изобретательными, жестокими и, конечно, более живучими, чем двадцать лет назад.
…Когда обмякшая крыса была отброшена в сторону, а вытертый о ботинок нож засунут на место, я распрямился и был неожиданно атакован Гайкой. Она сама, по собственной воле буквально вцепилась в меня, обхватив обеими руками за шею, прижавшись всем телом. Испугалась… В душе шевельнулось чувство жалости, смешанное с радостью от того, что я все-таки успел вовремя, а еще… желание защищать и дальше, не давать в обиду, вот именно эту, мою женщину…
– Забери меня, пожалуйста, отсюда…
Шепотом в шею. Пальцы поглаживают мой затылок и почему-то от этого, скорее всего, не осознаваемого ею, движения по моему телу бегут мурашки, как от самой изощренной ласки. И ведь понимаю, что она – в шоке, что рука прокушенная вот-вот начнет болеть, и нужно, как можно быстрее, обработать ее, перевязать. Чувствую даже, как из раны капает мне зашиворот кровь, и не могу оторваться – она сама, впервые, пусть при таких обстоятельствах, но все же… И это почему-то очень важно для меня. И слова ее заставляют спросить, еле-еле проглотив комок в горле:
– Поедешь со мной навсегда?
– Что ты имеешь в виду? Ты хочешь навсегда остаться в Солнечногорске?
– Нет. Хочу, чтобы ты со мной была. Где хочешь. Хоть здесь, хоть у Северных, хоть в Солнечногорске…
Она замирает, испуганно отстраняется, и я понимаю, что слишком рано, что не нужно было пока, что приручить, заставить доверять было необходимо медленно, неторопливо, расчетливо, а не вот так – с места в карьер. Но поздно. Уже сказано. А слово, как известно, не воробей. И уже повернувшись, потянув ее из комнатухи за здоровую руку наружу, я вдруг остановился, пораженный ее горестным шепотом:
– Поеду. Всё равно никому больше не нужна…
43.
– Богдан, зови наших! Пусть на всякий случай держатся рядом с нами! – понять, как поступит глава клана Техников, когда я приведу в общий зал найденную Регину, я не мог, поэтому решил подстраховаться и держать своих парней наготове.
И оружие тоже. Да, Техники – наши союзники, да, они поклялись вместе с десятками других кланов, в верности Северной группировке, но место предательству в нашей жизни есть всегда. А тем более, когда дело касается женщины – это непреложная истина, о которой мы говорили под смешки молодежи с Пророком по пути в клан Техников.
От меня не укрылось, как испуганно дернулся кудрявый гайкин шеф в сторону двери, когда мы с ней вошли в комнату. Но Пророк остановил его:
– Серафим Гидеонович, Антон знает о цели нашей поездки. На всякий случай предупреждаю вас – если завтра мы не приедем к обеду, сюда к вечеру примчится целая армия, которая камня на камне не оставит.
– Да я не… я просто… насчет ужина распорядиться, – потерянно, чуть ли не шепотом, проговорил он.
– Мы не будем ужинать. Не стоит беспокоиться.
– Лучше дайте нам какие-либо лекарства и воды с бинтами, – кровь капала на пол, а Регина бледнела всё больше, так, что казалось, вот-вот рухнет в обморок. Ее шеф все-таки выскользнул за дверь, а я взглядом показал одному из бойцов следовать за ним, чтобы не вздумал дурить.
– Пророк, может, перевяжем ее и поедем к себе?
– Серьезная рана?
– Да не так, чтобы серьезная – крыса укусила – пусть бы Рыжая посмотрела, вдруг какой укол сделала… от бешенства там.
– Хорошо. Перевязывай и поедем.
Он ничем не показал свое недовольство и уж тем более расстройство, но я почему-то подумал, что Слепой не хочет возвращаться, он всем сердцем рвется к Новгороду. Я решил отвести Регину к нам, а утром, как и собирался, отправиться за Мастером, которого до сих пор мысленно звал исключительно Сашей.
Пророк вышел с гайкиным шефом, который старательно отводил глаза от раненой Регины и делал вид, что он не причем.
Перевязка не заняла много времени – промыв рану, я смазал края ранок зеленкой, перетянул руку чистыми тряпками, к бинтам, похоже, не имеющими никакого отношения. Регина ничем не показывала, что ей больно – терпела, ни разу не дернувшись, хотя укусы были глубокими, края ранок – рваным, а рука заметно припухла. А я, обрабатывая, перевязывая, смотрел на ее пальцы, на мозоли на ладонях, на въевшийся, не отмывающийся мазут, на очень коротко обрезанные ногти и думал о том, как же много ей приходится работать, как трудно живется вот этой одинокой женщине с тонкой девичьей фигуркой и полными боли огромными карими глазищами. Мне было так жаль ее, что, не подумав о последствиях, я неожиданно для самого себя прижался к ладошке здоровой руки губами и удивленно отметил, что она не вырвала руку, что сидела все также спокойно передо мной. А когда отстранился сам, собираясь встать и идти вместе с ней к машине, она вдруг положила ладонь на мою щеку – несмело и медленно, заставляя мое сердце сжаться от нежности к ней, от желания вновь стиснуть в своих объятиях, прижать к себе изо всех сил и держать так всю жизнь.
Я сам не понимал, что со мной происходит – мне нравились разные женщины, многие, а иногда и несколько сразу, я легко завоевывал их и легко расставался, чаще по своей собственной воле. Только однажды несколько лет назад я был готов жить вместе с женщиной, стать парой, семьей или как там сейчас правильно было бы называть подобные союзы. Но Маша ушла к другому, не сумев смириться с моими интрижками на стороне. Вот тогда-то впервые я почувствовал что-то похожее на чувство.
Но сейчас… Это было не так, иначе, как-то ярко, сильно, непонятно и тревожно. Я не мог определиться, какое из чувств к этой женщине преобладает в моей душе – симпатия, жалость, желание защищать, заботиться, или раздражение, злость, или… или вот это стремительно охватывающее всё тело возбуждение, которое волной от ее ладони, поглаживающей щеку, неудержимо течёт ниже, заставляя реагировать обычным и вполне объяснимым образом.
Я не властен над собственными глазами – они закрываются от удовольствия, от осознания того, что она не отстраняется, испугавшись своей смелости, а наоборот, пальцы с по-мужски грубоватой кожей, но при этом чувственные и нежные, легко пробегают по моим бровям, поглаживают лоб, по висками спускаются к скулами, а потом – касаются ресниц, обрисовывают нос и спускаются к губам… Я понимаю, что не дышал все это время только тогда, когда ее трусливые пальцы огибают губы и касаются линии подбородка!
Вот интересно, о чем она думает? Поднимаю глаза и от неожиданности на секунду зажмуриваю их снова – она улыбается! Она улыбается так искренне, так завораживающе красиво, ее глаза искрятся, а на левой щеке появляется ямочка, что я не в силах удержаться от соблазна – осторожно и медленно, чтобы успела отодвинуться, если захочет, чтобы понимала, что я ничего против воли не стану… не смогу… Я тянусь к ней, притрагиваюсь губами к уголку ее, всё еще изогнутых в улыбке, губ и, не уловив желания отстраниться, припадаю к ним с диким удовольствием, с наслаждением, с радостью от того, что она сейчас не спит и не сопротивляется, а значит, что-то тоже чувствует… ко мне!
И если обычно, целуя женщину, я всегда был сосредоточен на собственных ощущениях – нравится мне или нет, возбуждает ли прикосновение к ней или оставляет равнодушным, то сейчас я прислушиваюсь к ее малейшему движению, к ее дыханию даже, потому что не хочу перегнуть палку, потому что очень хочу, чтобы она по собственной воле, а не из благодарности или каких-то других соображений отвечала мне.
А она отвечает! Отвечает, наполняя мое сердце восторгом! И я готов сейчас рвать на ней одежду, я готов физически прямо здесь и прямо сейчас, не заботясь о том, что кто-то в любую секунду может войти, наброситься на нее и безумно этого хочу… и я уже близок, потому что ЕЁ язык САМ трогает мои губы и, всячески поощряемый мною, скользит внутрь моего рта.
44. Регина
Мне странно думать, что Я могу нравиться такому красивому мужчине, как Давид. Но я не чувствую в нем притворства и обмана. Мне почему-то кажется, что спасать меня такую – проблемную, приносящую одни неприятности, ради примитивного желания трахнуть, нет для него никакого смысла. У подобных ему красавчиков, да еще и относящихся к самому сильному в городе клану, близкому человеку самого Пророка, должно быть, нет отбоя от женщин. Но зачем-то же он приехал! Почему-то же нашел меня, спас от крысы, сам обрабатывал руку.
Я сидела, замерев, стараясь не обращать внимание на толпу мурашек, разбегающихся по коже в разные стороны от прикосновения его ласковых пальцев. Я старалась, но никак не могла отвести взгляд от черноволосой макушки – от длинноватых густых волос, лежащих беспорядочными прядями так, словно ветер взъерошил или он сам, запустив пальцы в них, провел несколько раз.
И вообще, я видела как бы со стороны себя саму – бледную, как всегда растрепанную, грязную, с окровавленной рукой, сидящую на стуле в центре комнаты, кстати, принадлежащей нашему шефу. И его – крупного, мощного, сильного, плечистого – стоящего на коленях передо мной. А может… а может, стоит довериться ему? Может, пора отпустить того, чье имя я сейчас гнала, гнала прочь, стремясь напитаться лаской чужого мужчины, ведь иначе, чем лаской, его прикосновения к раненой руке почему-то не воспринимались.
И я задохнулась, и сердце, кажется, пропустило удар, когда он неожиданно склонился к моим коленям и поцеловал здоровую руку! Я просто обязана была отблагодарить его – того, что за последнюю неделю сделал для меня Давид, уже много лет не делал никто. Но что такая, как я, могла дать такому как он? Единственная моя ценность – мой Мустанг, и то отобрана кланом.
Только благодарность и ничего больше вкладывалась мною в прикосновения. Сначала. Так было задумано. Но он был такой… потрясающий, такой красивый, а кожа его была такой горячей, немного колючей в некоторых местах, а губы его, чуть приоткрытые, влажные… палец так и стремился к ним, в их направлении.
