Текст книги "Отбор для Слепого (СИ)"

Автор книги: Ксюша Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

54. Регина.

А я ведь хотела, чтобы всё получилось совсем по-другому. Была уверена, что он согласится – ну, что, кроме секса, могло привлекать ко мне такого мужчину? И не могла понять, почему, ну почему мое предложение не понравилось Давиду! Физически Давид был готов – он не скрывал этого, я отчетливо чувствовала ягодицей восставшую, горячую плоть.

…А потом я притворялась изо всех сил, что сплю. Но как тут уснешь, если он так расстроенно вздыхает у меня над ухом? Как тут уснешь, если от запаха его – чистоты, свежести, чего-то еще, незнакомого, но приятного, снова кружится голова? Я четко уловила момент, когда Давид уснул, и приняла решение.

Вот сейчас выберусь осторожненько из-под его руки, схожу в душ тоже, а потом… Что терять-то мне? А так, хоть удовольствие получу! Да и нравился он мне очень, чего уж тут скрывать! Сама его хотела. Пусть один разочек. Пусть потом будет больно и одиноко. Но сейчас… Еще раз попробовать счастье на вкус…

Замирая в непонятном ужасе каждую секунду, я все-таки перелезла через него, натянула штаны и ботинки и, схватив чуть влажное полотенце, брошенное Давидом на вешалку возле двери, выскользнула в коридор.

Я примерно представляла себе, где находится душевая. Пока лежала и ждала Давида, слышала, как туда и обратно, смеясь и переговариваясь, ходят мужчины. Тонкая дверь не скрывала их рассуждений о холодной воде и, неудавшемся в этот раз у какой-то Любы, мыле. По обе стороны из прямого широкого коридора, двери вели в комнаты, где спали бойцы – из некоторых, плотно закрытых, доносился храп.

Я с радостью отмечала, что голова моя практически не кружится, что рука не болит – видимо, лекарство Зоино подействовало. И, вообще, приняв решение, я повеселела и даже чувствовала какое-то особенное, предвкушение – сладкое тянущее чувство внизу живота…

Без труда найдя душевую – она была в самом конце коридора, я с радостью (вдруг кто из мужчин проснется и придет сюда!) увидела, что сделано здесь все было очень даже прилично – комната поделена на отдельные кабинки с закрывающимися на шпингалеты дверцами. Я заняла самую дальнюю – возле нее было окно и, если дверь не закрывать плотно, уличный лунный свет позволял хоть как-то ориентироваться.

И да, не обманули голоса – вода, действительно, была безумно холодной! Но разве это – проблема, если есть мыло и возможность плескаться, сколько хочешь? Одной рукой, стараясь не намочить повязку, я кое-как распустила волосы, намочила и намылила голову. Потом, стуча зубами от холода, с трудом заставляя себя вновь и вновь становиться под ледяные струи и не издавать ни звука, вымылась вся. Процесс вытирания и одевания в тесной кабинке с больной рукой и влажным телом затянулся. И в тот момент, когда я уже заматывала в полотенце Давида волосы, от которых теперь пахло также, как от него там в кровати – видимо, именно это странное вязкое мыло, лежащее в деревянных коробочках, закрепленных на стене душевой кабинки, давало такой эффект, хотя само оно, казалось, не издавало никакого запаха совсем, в этот момент я и услышала голоса.

Сначала я подумала, что сюда идет кто-то задержавшийся на дежурстве, или сменившийся с поста – ведь даже в нашем клане было обязательным по ночам выставлять часовых. Я решила переждать – может, они просто свернут в одну из комнат, и я смогу вернуться к Давиду. Но потом поняла, что сидеть здесь мне придется гораздо дольше – похоже, шли мыться! От страха сердце ушло в пятки, хотя я и понимала, что, скорее всего, мне никто не причинит здесь вред – если сильно закричать, можно весь коридор перебудить! Да и Давид не так уж и далеко. Но, с другой стороны, могут просто закрыть рот и изнасиловать – подобное случалось сплошь и рядом – и крикнуть не успеешь! И потом, не факт, что у них тут принято по-другому вести себя с женщинами, не факт, что за меня – чужую – кто-нибудь вступится… И Давид…

Пока я раздумывала, как поступить, двое мужчин вошли в душевую, но в кабинки идти не спешили. Я невольно прислушалась к их разговору и в ужасе вжалась в стену кабинки – сомнений не оставалось, это и были предатели! Причем, целых двое! И я по голосам узнавала их!

… – Мне нужно было на Богдана воздействовать! Знал же, что Степка стреляет хуже! Опять же, Богдан более восприимчив ко внушению! Идиот, понадеялся, что позиция у Степки лучше! – говорил Тимур.

– Когда он придет в себя, возможно, вспомнит, что его принуждали выстрелить. Хотя, кто ему поверит? Решат, что он – шпион! – задумчиво говорил Денис-притворщик. – Я уверен, что он не понял, что это делал ты.

– Я понять не могу, зачем именно ее убивать? Пророк – вот главная цель! Без него не получится у них объединиться! Без него все маленькие кланы будут разрозненны и не договорятся никогда.

– Молод ты еще и глуп! У таких, как мы с тобой, пара значит очень многое. Если у простых людей чувства появляются то к одному партнеру, то к другому, а некоторые каждый месяц влюбляются, то у нас, обычно, один раз и навсегда. Ты, вообще, с бабой спал когда-нибудь?

Они разговаривали так, будто не опасались совершенно, что их застанут – спокойно, неторопливо. А я стояла, проклиная себя за то, что придумала такую глупость – выйти из комнаты, где было безопасно и тепло! А теперь, теперь, неизвестно еще, выбирусь ли отсюда живой!

– Спал, конечно!

– Ну и как?

– Да нормально.

– А вот с парой своей раз в сто круче! Просто фейерверк эмоций! Это – как под наркотой, каждое движение непередаваемый кайф приносит!

– А у тебя она есть?

– Кто?

– Ну пара, кто же еще?

– Есть, – в голосе Дениса сквозили нотки гордости и тепла, было ясно, что чувства у него, действительно, имеются. – Она у меня знаешь какая красавица!

– Слушай, а свободных девушек из таких, как мы, у вас там много?

– Да навалом! И ты себе найдешь.

– Так получается, что, если Сашку убить, то Пророк силы лишится?

– Не силы. Скорее, смысла жизни. Дальше им манипулировать можно будет. Земцов приказал его не трогать. Хочет его контролировать. С твоей помощью. Если подобное получится, ты получишь и власть, и деньги, и славу! Он назначит тебя командовать Питером вместо Жука! Самое главное, убрать девчонку!

– Но она ведь – уникальный боец. Да и теперь, скорее всего, Пророк ее охранять будет, я уверен, целую армию выставит рядом с ней.

– Она ранена. А Пророк через несколько дней уедет в Солнечногорск. Ее не возьмет. Ты поедешь с ним, будешь тренироваться на него воздействовать. А я ее нейтрализую. Есть у меня один план.

– А если меня оставят?

– Так это еще лучше будет – вместе нам проще справиться с нею!

– Ладно, спать, наверное, пора – а-то еще хватится кто-нибудь.

Они вышли из душевой, а я еще долго сидела, боясь, что могут вернуться и заметить. А потом, по стеночке, замерзшая и испуганная, стала пробираться в комнату Давида. Но когда до нее оставалось всего ничего, сзади абсолютно бесшумно меня обхватили сильные руки и вжали в стену, одновременно закрывая рот.

55. Пророк. Военный совет.

Наш военный совет в почти полном составе засел в специальном зале, когда-то, скорее всего, служившем бывшим директорам завода кабинетом. Не было только Давида. Но, судя по шуткам Антона, на глазах которого Регина упала в обморок, Давид испугался за нее настолько, что буквально заставил Рыжую пойти с ним и осмотреть первой именно его девушку. Каждый из нас понимал, что, наверное, его пока лучше не трогать – всё равно мыслями будет далеко отсюда. Как, впрочем, и я сейчас… Но изо всех сил старался держать себя в руках и думать, думать о шпионе, а вовсе не о том, что Милана сейчас устраивается в моей комнате, куда ее повела Таисия. Я начал первым:

– Ярослав, Степка был с тобой в Москве! И ранен он был в метро у землекопов. Как думаешь, могли они именно в тот момент подсунуть нам вместо него своего притворщика? Меня смущает, тот факт, что парень не изменился после ранения, когда без сознания, практически при смерти, находился. Наверное же, для создания изменений, маски этой визуальной, какие-то усилия должны прилагаться? В таком физическом состоянии способен ли человек поддерживать этот эффект?

– Ну, не знаю! – Ярослав задумался, посматривая на Димона Десантника, входившего в команду в той поездке. – А мать? Мать Степки? Неужели сына своего от притворщика не отличила? Два года уже прошло, они в одной комнате бок обо бок живут, и никаких сомнений у нее не возникло? Ко мне она с таким вопросом не подходила…

– А давайте мать его сейчас сюда позовем! Где она? – Антон любил решать проблемы сразу и кардинально.

– В операционной. Зоя ей возле Степки посидеть разрешила. Он там от наркоза отходит после операции.

– Нам знать нужно, как там у притворщиков эти все процессы происходят, – мне пришла в голову мысль. – Где там Беркут, пусть бы этого…, Дениса сюда позвал, нужно послушать его размышления.

– Я бы не очень-то доверял этому Денису, – Антон недовольно нахмурился.

– Почему? Нормальный, вроде, парень, – у Димона, наоборот, все всегда были "нормальными парнями", может, поэтому, из-за доброты его и положительного отношения к молодежи, бойцы особенно любили Десантника, и предпочитали именно в его отряде тренироваться, а не у нелюдимого, неразговорчивого, хоть и замечательного профессионала, Лёхи Стрелка.

– Потому, Дима, – Антон на правах главного, единственный позволял себе так панибратски разговаривать с Димоном. – Что он – предатель! Пусть и предал не нас. А еще – скользкий такой, смазливый, гад! На Таисию смотрит, как на… смотрит, в общем, сука!

Я подумал о том, что в нашей поездке Денис проявлял явный интерес и к Регине. Не смущаясь, вел себя так, будто был с нами в команде всегда, а не слился во время диверсии. И пусть Антон ревновал свою жену ко всем, порой, несмотря на свой статус, доводя дело чуть ли не до драк, тем не менее, его чутью, его интуиции я верил.

– А другие, Пророк? – Ярослав всегда обдумывал каждое слово и, в отличие от Антона, предпочитал сначала решить задачку, а уж потом только объявлять результат. – Другие твои ребята? Они нормально себя вели? Никаких странностей ты не заметил?

Ох, что мог заметить я, если думал только о Милане? Вел себя, как мальчиша, как идиот, потерявший голову!

– Давида бы нужно позвать! – продолжал Ярослав, и добавлял без насмешки, на своем собственном опыте, видимо, понимая, какие чувства сейчас могут обуревать Давида. – Хотя, встретил я его по дороге сюда, он… не адекватен пока…

– А что так? – Антон подобных мелочей не замечал. – Ну отнес девку, помог Зое перевязать, и пусть сюда идет, поговорим, успеет отдохнуть!

Все замолчали. Конечно, отношения Давида и Регины – это только их общее дело, и никто из нас не имел никакого права вмешиваться и обсуждать их. Но ситуация такова, что подозревать сейчас можно любого из нас. В нашей группировке действовал предатель, и пока всё указывало на раненого Степку. Но не укладывалось в голове… Парня в Северной группировке знали с детства, и если я еще мог в нем сомневаться, то эти люди все-таки, наверное, были уверены. Да и подменить того, у кого есть настолько близкий, родной человек… на мой взгляд нереально.

Ярослав со вздохом сказал то, о чем думал и я сам:

– Может, завтра решим, что с этим шпионом делать? Подумать надо. Да и Степку допросить, когда в себя придет. Отсюда и плясать…

Антон был недоволен. Я это хорошо чувствовал. Ему, как, впрочем, и мне хотелось ясности. А спокойно спать, когда у тебя под боком – шпион, практически невозможно. Но Яр был прав. В настоящий момент мы ничего решить не могли. Опять же, если шпион – Степка, то сейчас он неопасен. Если же кто-то другой… То кто? И если не Степка, то зачем он стрелял в Милану?

Все поднялись, собираясь отправиться каждый в свою комнату, к семьям. Ярослав повернулся ко мне:

– Жень, я с тобой пойду! Как раз Зою заберу, уверен, она теперь пока все подробности у твоего удивительного бойца не выпытает, домой не вернется.

Вслед нам с Ярославом донеслось недовольное от Антона:

– Дорофеев, ребенка своего у моей жены забрать не забудь! А-то устроили у меня в комнате детский сад!

По пути Ярослав расспрашивал:

… – Как же ты понял, что это – девушка, а не парень?

– Ох, Яр, не спрашивай! Я уже готов был в педика переквалифицироваться – так меня к ней тянуло! Только… я тебя прошу, никому об этом!

– Да ладно, понимаю, не дурак! И ты бы смог?

– Не хочу даже и думать о таком… Ну это – потом. А как твой сын? Я в прошлый раз не успел зайти – испугался, что заразу какую-нибудь такому маленькому занесу, да и пробыл здесь всего полдня.

– Да что… ест и спит. Маленький совсем, – он помолчал немного, а потом добавил. – Женькой решили назвать.

Я остановился посреди коридора. В мою, значит, честь… И, вроде бы, что тут такого… Но в горле стоял ком – вот они мои родные, мои… люди, те, которым небезразличен я, те, которые не оставят, не предадут, и в радости и в горе, как говорится… Повернулся к нему, обнял.

– Спасибо. Спасибо, Яр!

… Тихо в комнате. Зоя ушла еще до нашего прихода, и Ярослав, заглянув на секунду, тут же прикрыл за собой дверь, отправившись домой. Я, конечно, "видел" свою девочку – она свернулась калачиком на моей… на нашей теперь кровати. Раздевался и улыбался, потому что знал – так с этого дня будет всегда. Чувствовал. Пророк все-таки!

– Женя, а я тебя жду, – донеслось тихое из-под одеяла. – Я с Зоей познакомилась. Она – замечательная. И очень тебя любит.

– Она мне… как сестра.

– Она сказала то же самое. А еще, что ты ей жизнь спас. А еще, что ты её с Ярославом познакомил и придумал целую аферу, чтобы они были вместе.

– Милая моя, что за глупости? Ничего я не придумывал. Они сами. Без меня.

– Но она сказала…

– Нет-нет, подобными вещами я не занимаюсь! Увольте! Я не сваха какая-нибудь, – когда-то я, действительно, заметил притяжение Ярослава и Зои друг к другу, но поспособствовал их совместной поездке, руководствуясь изначально совсем другими причинами, хотя в их сближении я и видел возможность объединения своего клана и Северной группировки. – А она, эта выдумщица, не сказала, можно мне спать с тобой в одной кровати, или руку могу повредить?

– Сказала…

– Ну?

Она почему-то смущенно молчала, не решаясь начать. Но потом все-таки выпалила:

– Она сказала, что даже ожоги ее мужа не мешали им заниматься… хм, любовью. И, в общем, чтобы ты ни в коем случае никуда не уходил, а был ночью рядом со мной, вдруг мне помощь понадобится – ну там, воды подать…

56. Давид

Жизнь давно научила меня спать очень чутко. Даже уставший, даже раненый, даже под усиленной охраной на территории завода, где-то на подсознательном уровне я запросто отфильтровывал звуки привычные и повседневные, как например, храп и сопение, разговоры, шорох веток за окнами, скрип половиц под шагами возвращающегося с дежурства бойца, от неясного, непонятного, потенциально опасного или непривычного, незнакомого.

Да, собственно, я еще и заснуть-то толком не успел, как Регина осторожно сдвинув мою руку, выбралась из узковатой для двоих койки и осторожно выскользнула за дверь. Глаза привыкли к темноте, поэтому я спокойно наблюдал, как она стащила с вешалки мое полотенце и хотел было сказать ей, что в чемодане под кроватью есть чистое и сухое, но решил, раз уж не сказала мне о том, что хочет помыться, значит, были на то причины. Скорее всего, просто стесняется. И не нужно сейчас мешать. А я – идиот, и не подумал об этом, не предложил!

Некоторое время лежал на своем месте, закинув руки за голову, и ждал, предоставив ей возможность самой осваиваться, а потом вдруг подумал о том, что одеваться с перебинтованной рукой ей, мокрой, будет гораздо сложнее, чем раздеваться. И, может быть, понадобится помощь. А еще, конечно, ей будет неприятно на чистое тело надевать грязные вещи, поэтому прихватив из чемодана свою чистую рубашку, я натянул штаны и потихоньку, чтобы не перебудить ребят в соседних комнатах, направился к душевой.

Хотел позвать ее от входа, чтобы не испугалась, но вдруг услышал в душевой голоса. Странный заговорщицкий шепот – тихий разговор, в котором трудно было разобрать слова. И сначала я с горечью и даже ужасом подумал, что это Регина с кем-то о чем-то шепчется. В голове мелькнули страшные мысли о том, что она – предательница, что втерлась ко мне в доверие, что, возможно, действует сообща с кем-то. Тут же эти неприятные мысли сменились едва ли не более неприятными о том, что Регина там с мужиком, который, возможно, вызывает у нее гораздо больший интерес, чем я. Дико захотелось ворваться в помещение, врубить там свет и устроить им кошмар наяву. Но, сквозь пелену злости и ревности, в какой-то момент я явственно различил два мужских голоса! Естественно решил подождать и посмотреть, кто будет выходить оттуда.

Заглянул в самую ближнюю к душевой комнату – на кроватях были свободные места. Ну это – на случай, если пойдут в мою сторону – лягу на ту, что рядом, пусть думают, что не стал ночевать с Региной в своей комнате, а пришел сюда и заснул. Пока же, встав за чуть приоткрытую дверь, я, затаив дыхание, стал ждать. Спустя всего несколько минут, из помещения вышли двое парней. В одном из них, даже в темноте, я легко узнал Дениса, по длинным волосам, которые парень характерным жестом отбрасывал назад, а вот второй… не понял, не разглядел в темноте. Они практически не скрываясь, абсолютно спокойно, разошлись в разные комнаты. Неужели тут целая банда работает? Под самым носом у нас? Бесстрашные такие? Или тупые, раз не боятся? И что они задумали? Срочно нужно бежать к Антону! Поднимать на ноги всех – Пророка, Ярослава! Только уйти, не узнав, что там с Гайкой, я не мог.

Подождав еще немного и убедившись в том, что заговорщики не вернутся, я решил было уже зайти в душевую и посмотреть, где она. И именно в этот момент тоненькая фигурка, прижимаясь к стене, испуганно и крадучись, то и дело оглядываясь по сторонам, начала пробираться в сторону моей комнатухи. С облегчением понял, что скорее всего, эти козлы туда зашли, чтобы поговорить в безопасности, в то время, когда она одевалась, не заметили девушку в темноте и при ней вскрыли все карты! А теперь она идет ко мне и трясется от ужаса, что они вернутся и поймают ее! Прежде чем куда-то идти, теперь нужно обязательно поговорить с ней! Хотел позволить ей войти в комнату, а потом скользнуть туда самому, но вдруг услышал шаги – то ли эти суки возвращаются, то ли кто-то другой, кому, в принципе, тоже не следует знать о том, что Гайка гуляет тут одна в темноте! Еще заподозрят ее в связи с заговорщиками!

Понимая, что напугаю до смерти, но не найдя других вариантов, все-таки в несколько шагов пробежал, стараясь не издавать ни звука, ни шороха, обхватил сзади и зажал рукой рот, втаскивая в комнату и крепко закрывая дверь. Она трепыхалась изо всех сил, пыталась ударить, укусить. И я уже успокаивал, уже шептал, что это – я, что бояться нечего, а она все еще продолжала вырываться – так испугалась… бедная девочка! И ничего лучше не придумав для ее успокоения, (убеждая себя, что дело исключительно в этом…) я поцеловал…

А вот именно этого делать было ни в коем случае нельзя! Адреналин в крови, моя к ней и до этого с трудом контролируемая страсть, ее попытки вырваться, а потом… следом за ними понимание, что спасена и яростный жаркий отклик – всё это затмило рассудок, вытеснило из него все разумные мысли, сделало меня животным, зверем, дорвавшимся, наконец, до необходимой как воздух, той самой, одной-единственной самки…

И я, как это животное, срывал с нее одежду и пьянел от ощущения на своем теле рук, делающих то же самое! И думал уже вовсе не о том, что где-то рядом предатели, что мне нужно разбираться с ними! И даже не о том, что с нею, именно с этой, важной для меня девушкой, нужно хотя бы в первый наш раз по-другому – более нежно, более осмысленно! Нет, только одна мысль была в голове – ни в коем случае нельзя позволить ей одуматься, нужно целовать крепче, обнимать жарче, так, как того требовали мои инстинкты, и ни за что не отпускать сейчас! А остальное… потом… не важно… когда-нибудь!

И подчиняясь этим инстинктам, я целовал ее губы, врывался в ее рот языком, я стаскивал ее брюки, надетые на голое тело. И не заметил даже, как она расстегнула пряжку моего ремня – переступил через свои брюки, подхватил на руки Регину и, уложив на кровать, склонился над ее телом.

На белой подушке в лунном свете разметавшиеся влажные волосы Регины казались черными, так же, как и, широко распахнутые, следящие за каждым моим движением, глаза. Я присел на краешек кровати, вдруг потеряв всю свою решительность и смелость. Девушка казалась мне нереально красивой – тоненькая, с кажущейся полной, большой при ее худобе, высокой грудью. И это ее смущение – эта закушенная нижняя губа, эта рука, неуверенно ползущая к треугольнику волос между ног, чтобы прикрыться, чтобы спрятаться от меня… это было как-то трогательно…

– Не нужно… пожалуйста! – прошептал незнакомым срывающимся голосом, потому что воздух полной грудью вдохнуть не мог. – Такая красивая… ты… безумно хочу…

Не знаю, почему на нее подействовал мой бессвязный шепот. Но действовал – это факт! Регина, приподнявшись, притянула к себе мою голову, запустив пальцы в волосы, перебирая, поглаживая их. И эта рука на затылке, эта нежность ее ко мне, для меня!

Но просто поцелуев мне уже было слишком мало. Попутно касаясь губами подбородка, шеи, плечей, спускался к груди… Мне было дико жарко, пот капельками собирался на лбу. И я понять не мог, почему она дрожит! Почему, как от холода, сжаты в тугие горошины соски? Почему в тот момент, когда мой рот накрывает один из них, она выгинается всем телом? Неужели ей так нравится то, что я делаю?

Наверное, по количеству баб, я мог бы называться опытным любовником. Но как часто я задумывался об удовольствии той женщины, которая спала со мной? Вот то-то и оно… А сейчас это стало почему-то важным! Может, хотелось, чтобы навсегда из ее памяти стерлось чужое мужское имя? Я не знал ответа на этот вопрос, когда, получая от собственных действий настоящий кайф, ласкал ее груди, когда целовал подрагивающий живот, когда, преодолев нешуточное молчаливое сопротивление, раскинул ее ножки и коснулся языком влажных складочек.

И мне было абсолютно плевать на тот факт, что её громкие стоны слышали, наверное, в каждой комнате! Наоборот, это возбуждало безмерно, так, что, только потираясь о ее ногу, я готов был кончить!

Она была горячей скользкой и узкой настолько, что пальцем я чувствовал пульсацию стеночек, продолжая языком ласкать выше. Я впервые видел, чтобы ВОТ ТАК остро, вот так честно, без притворства и наигранных стонов получала удовольствие женщина! И это было непередаваемо… гораздо приятнее, чем если бы только я один…

И понял сам, чего так хочу от нее добиться, когда она позвала хрипло:

– Давид, иди ко мне!

"Я и так с тобой" – хотелось сказать, но я не мог, я и сам, как она только что – дрожал и постанывал, когда наконец-то, послушный ее рукам, приподнялся и одним быстрым движением вошел в сокращающуюся плоть…

И, может быть, подобное было со мной сотни раз в жизни, но так никогда! Мне всё казалось другим – никто, как Регина, не покусывал мое плечо, стараясь сдержать собственные стоны. Никто так не сжимал ноги, стараясь притянуть еще ближе, ближе, чем это было возможно. Никто так страстно не впивался ногтями в спину, сладкой болью только усиливая мое невозможное удовольствие.

… – Никогда так не было. Ничего подобного ни с кем… Ты мне веришь?

– Ни капельки! – отвечает со смехом, значит, я все говорю и делаю правильно!

– Дурочка, – ворчу обиженно. – Я никогда не вру!

– Мне нужно кое-что тебе рассказать…

– Я знаю. Не хочу, – ничего не хочу слышать об этих предателях.

– Не хочешь? – удивленный тон тут же сменяется непривычно игривым. – А чего хочешь?

– Повторить еще пару раз то, что мы делали только что, конечно! А, может, и больше, чем пару! Хочу, чтобы всегда так было. Чтобы ты всегда такая была со мной – страстная, отзывчивая, нежная, дикая…

Смущенно перебивает, не давая высказать все, что я хотел:

– Просто я очень испугалась, а потом безумно обрадовалась, что это – ты…

– Значит, мне нужно всего лишь напугать, а потом обрадовать… запомню на будущее…

И я снова целую, снова ласкаю, снова тянусь к ней всем телом. Всей душой.

57. Пророк.

– Сюда нужно будет поставить нормальную кровать, – говорю специально, чтобы отвлечься, не думать, а самое главное, не чувствовать, как прогнувшаяся под нашим с Миланой общим весом, металлическая сетка толкает нас друг к другу.

– А мне эта очень нравится, – она смеётся снова, она радуется всему, что с ней происходит – новым знакомствам, этой отдельной комнате, этой скрипучей койке. – А еще мне очень нравится, как ты ворчишь…

– Моя солнечная девочка, тебе везде хорошо, да? С тобой, – я добавляю то, что точно отражает мое внутреннее состояние. – С тобой везде хорошо.

– Мне хорошо только там, где есть ты, – она, сумасшедшая, целует меня в уголок рта, не понимая, видимо, что я и без этого реагирую на ее близость очень и очень остро, что я, даже не прикасайся она ко мне, не смогу сегодня заснуть от возбуждения. Я "вижу" какая она сейчас – даже физическая боль не может уменьшить ее сияние, не может погасить ее ослепительную ауру, в свете которой, я просто купаюсь, напитываясь силой и теплом. Я отдыхаю с ней рядом и душой и телом. Да, телом… тут я погорячился. Мог бы, но ведь ранение – это не шутки, каждое неосторожное движение причиняет боль! Но я снова недооцениваю своих близких, в том числе Рыжую, потому что Милана добавляет, улыбаясь. – Зоя сделала мне укольчик, так что почти не больно. И кое-что рассказала из своего опыта… в подробностях. Хочешь, покажу?

По тону, по сбившемуся дыханию Миланы понимаю, что именно она собирается показать. И вопреки здравому смыслу, не могу не согласиться! И только торопливые шаги по коридору, замирающие рядом с нашей дверью, заставляют разочарованно вздохнуть и подняться со своего места. Еще не услышав стука в дверь, я "вижу", что что-то случилось. Обычно пришедшего я впускаю в комнату. Но не сегодня. Сегодня я не хочу, чтобы рассматривали, смущали, тревожили мою солнечную девочку, поэтому, накинув на голые плечи рубашку (хорошо хоть брюки не снял), я выхожу в коридор сам.

– Давид? – не могу сдержать насмешливых ноток в голосе. – Я думал ты сегодня уже… хм, не освободишься!

– Я бы и не освободился. Ни сегодня, ни завтра. Если бы мог. Но у нас проблема, Пророк. И серьезная. И, прости конечно, но ТЫ тоже срочно должен освободиться. Я к Антону, а ты собирайся, – и уже развернувшись, чтобы уйти, добавляет. – И пусть Милана замкнется, ей бы ещё охрану… точно, сейчас Стрелка пришлю. До его прихода сам никуда не уходи и никому не открывай.

Я еще несколько секунд ошарашенно смотрю в его удаляющуюся спину, не понимая, к чему такие предосторожности – Лёха Стрелок уже много лет не стоял в охране и ночных дежурствах в силу своего положения – у нас есть для этого сотни молодых парней! Да и почему я должен замыкаться – территория завода охраняется так хорошо, что и мышь на нее незамеченной проникнуть не сможет!

Но делаю все-таки так, как мне сказано, про себя ухмыляясь – Давид мной командует!

– Что случилось, Женя?

Как же ласково у нее это получается! Как же звучит мое имя, непривычное, забытое, доступное единицам в моем окружении, в ее устах – до дрожи, до сладостного спазма в районе сердца!

– Женя, что случилось? Почему ты замер? – Милана испуганно вскакивает на кровати, шипит от боли, видимо, неловко двинув рукой.

Я отмираю. Шагаю к ней. Я хочу сказать… Столько слов сейчас толпится, кружится в моей голове! Я не знаю, с чего начать, как объяснить моей девочке, как сильно она мне нужна, как я люблю ее. Уговариваю сам себя не спешить, потому что у нас с ней впереди вся жизнь. Но не могу, не хочу… Чувствую, что должен…

– Да Женя! Ты почему такой? Что он тебе сказал?

– Слушай… я вот думаю, – взяв единственный стул в комнате, ставлю напротив нее, сидящей на кровати, сажусь сам, упираясь своими коленями в колени Миланы и говорю. – Раньше у нас паспорта были, так?

– Ну да… наверное… Я не помню.

– Туда детей записывали, прописку там, семейное положение. Это ведь очень важно для организации жизни, для государства и самого человека – структура получается, определенность, уверенность, наконец, в том, что ты – значимое, социальное существо. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю. Но как-то же жили без этого столько лет…

– Поэтому и нет у нас сейчас порядка. Но я подумаю над этим вопросом. Пора уже законы создавать. Иначе, на одном авторитете страну из руин не поднимешь… Но я ведь ещё и с той целью, чтобы… ну для себя лично, в общем.

– Ты хочешь иметь паспорт? – она хохочет, и я не могу сдержать улыбку. – Да зачем?

– Твое имя туда впишу, чтобы быть уверенным.

– В чем? – смех моментально прерывается и Милана говорит абсолютно серьёзно.

– Что ты меня не бросишь.

– А ты?

– Что я? – не понимаю, куда она клонит.

– Ты меня не бросишь?

– Так вот… создам такой закон, чтобы мужчины не имели права своих жён бросать… и детей!

– Хорошо. Ну а если мужчина разлюбит? Вот вдруг другая ему понравится? И что делать тогда? В паспорте-то уже место занято? Вырвать лист? Убить жену? Жить с двумя?

– Дурочка! Не знаю… Ты права. Тут все обдумать нужно… Но ты же поняла, к чему я это говорю?

– Не-ет…

Поняла. По голосу слышу, что поняла. Но хочет все-таки, чтобы я сам…

– К тому, чтобы ты понимала, что хоть у меня и нет пока, заметь, только пока, возможности доказать, узаконить, так сказать, наши с тобой отношения, но это все очень серьёзно. Я не из тех, кто может передумать или разлюбить. У меня так: раз и навсегда. Поэтому всё… ты попалась! Никуда не отпущу!

– Мог бы просто сказать, что любишь, и не выдумывать вот этих сложных словесных конструкций…

Стук в дверь не даёт мне возмутиться ее неуважением к моим попыткам дать ей какие-то гарантии. А может… может, и правда, все это ни к чему? И нужно просто быть рядом и чувствовать?

И прежде чем выйти за дверь, я обхватываю ее лицо ладонями, целую призывно распахнутые губы и шепчу прямо в них, по одному слову на каждый поцелуй:

– Люблю… очень… безумно… тебя… люблю, – потом встаю, и уже от входа говорю ей. – Замкнись и никого не впускай. За дверью будет дежурить человек, которому я полностью доверяю. Никуда не выходи, пока я не вернусь. Спи, тебе нужно выздоравливать.

И, перекинувшись парой слов с сонным Лёхой Стрелком, тоже ничего не понимающим, но лишних вопросов, к счастью, не задающим, я шагаю в сторону комнаты, из которой пришел всего часа полтора назад.