Текст книги "Полузвери (СИ)"
Автор книги: Ксения Татьмянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Глава двадцать третья
Троица остался в клинике, ушел в лабораторию собирать бумаги и материалы, Вилли уехал своим ходом, а мы втроем еще задержались на стоянке. Ян не собирался отпускать Нольда без ответа на свой вопрос.
– Ева, подожди в машине. Я без тебя поговорю.
Согласно кивнула и села в салон, а северяне сели к Яну. Разговаривали они намного дольше, чем это заняло бы времени на просто новость. Шли минуты, и набежало полчаса, когда Нольд вернулся.
– Переждешь пока у Ханы до вечера?
– Что-то случилось?
– Нет, дела разгребать будем, чтобы как можно больше налегке быть. Пока у него есть время и у меня, сделаем сегодня. Мне нужно новую квартиру найти для переезда.
Как выехали, увидела, что Ян вырулил вперед и стал ведущим.
– Ты хоть скажи, как он новость воспринял?
– Не поверил. Но потом поверил, и я думал, что плечи вывихнет, так обнял. Я сегодня чересчур много получил мужских нежностей, только Троицы до кучи не хватило, он бы по-отечески целоваться полез.
– Он знает, и, как видишь, не полез. Троица самый первый догадался в чем дело, еще в клинике, когда я перепуганная к нему прилетела. Слушай детали…
До этого я не посвящала в подробности – как именно раздобыла сигаретницу, и что сектантка опыт с некромантами провела. Рассказала о Хельге, о визите к Парису и дословно передала разговор между «старшими». И то, что свести собирались именно Злату с Яном. Рассказала, что была у прародителей уже одна попытка – но не с тем результатом, которого ждали.
Нольд вел машину, был внимателен и к дороге, и ко мне. И я не могла по лицу понять – с каким чувством он отнесся к услышанному. Как закончила, сказал:
– Ваш мужчина и наша женщина… интересно, кто она? Я ни об одной из стаи не слышал ничего необычного… так, они детей родили обычных. Значит, дело не в том, что паре нужно быть некроманткой и полузверем. Это автоматом не избавляет от невозможности зачать. Любви не хватает? Настоящего женского принятия и мужской отдачи? Для этого он Злате мозг про нареченного промывал? – Нольд хмыкнул невесело. – Глупо! С Яном бы так не вышло…
– Злату он точно, как взрослую даже не воспринимает, не то что в личном плане. Это да.
– Дело не в этом. Странно, что Парис и Хельга так уверенны были в будущем результате именно с ними. Очень странно.
Я вспомнила, о чем однажды обмолвился Ян, и осторожно спросила:
– Нольд, а откуда Ян знает, что тоже бесплоден, как все полузвери? Теперь вроде как понятно, что он просто «спящий» и особенный, но… прости, я нашла у тебя бумаги с обследованиями, а он как про себя выяснил? Сам Ян мне почти случайно сболтнул, когда я с неуместным любопытством влезла.
– Сболтнул? – Нольд бросил на меня взгляд и удивленно качнул головой. – На такую больную тему? Похоже, что мы, Ева, своими отношениями расковыряли ему старую рану. Ян рад за нас, вижу, но раньше мы оба были в схожем положении, а теперь он один-на-один во всем остался.
– А разве на нашем же примере не доказано, что бездетность не приговор? Встретит, полюбит…
– Он уже встречал и любил.
Нольд спохватился, что разболтал про друга без разрешения. Виновато глянул на машину впереди, но все же продолжил – все равно уже выдал:
– Регистрировать гражданский брак Яну нельзя, нам всем это запрещено. Он не мог сказать о принадлежности к стае, выдать ей кто он по крови, признаться при этом в своих ущербности и положении изгоя. А привести ее к сородичам в качестве жены – подавно. Эта безумная мысль тогда даже и в голову не приходила. В итоге она ушла. Ей было нужно будущее…
– О какой любви ты говоришь, если бросила по этой причине? Любила бы, осталась бы с ним, таким, какой он есть.
– Мне трудно судить, а осуждать – тем более. Она не готова была на такие жертвы. Ян с тех пор такой ядовитый, и серьезные романы не заводит, обжегся на самой первой своей девушке, разуверился, что будет нужен кому-то сам. Как ты говоришь – такой, какой есть. Я ведь тоже… мечтал однажды, и влюблен тоже был. Давно. Все разрушилось, не успев и начаться.
– Но не во второй раз. И у него так будет, уверена.
И подумала об Элен. Хорошо это или плохо, но, кажется, девушка влюбилась в дознателя Одина сразу, с первого взгляда. Оглядываясь в памяти, я поняла теперь отчего случилось то внезапное откровение: «Ты живешь-живешь обычной жизнью, и вдруг…».
А у меня разве не так? Попав в машину Нольда у завода и впервые его вдохнув и увидев – не влюбилась? Ничего о нем не зная. А он сам? Обернулся, посмотрел и пропал…
Когда мы вернулись в «Дубраву», Ян остался в машине, а Нольд проводил до квартиры, задержавшись на несколько минут, удостовериться, что со всеми все хорошо и перемолвиться со всеми парой слов. Лёна прямо в коридоре кинулась обниматься, будто не сегодня утром встретила его после долгой разлуки, а только что. Стиснула, в щеку поцеловала, и Нольд в сравнении удивительно опять как-то враз помельчал и еще помолодел на свои двадцать восемь.
– Я вернусь вечером, сестренка. Подберу и привезу что-то из одежды на первое время, самой по городу тебе лучше пока не гулять, дотерпи до формальной даты. Злата, Троица приедет со мной и пока здесь поживет. Не будешь возмущаться? Ты, кстати, как?
– Нормально.
Визуально ничего не изменилось – духовный труп все также висел-спал на девочке, не уплотняясь и не проявляясь в реальности. Эдакая проекция песочника. Но насколько все-таки дико и неестественно было видеть на Злате здорового голого мужчину. Хорошо, что Троица не некромант, его бы картина ужасала до крайности.
– Ева, успею необходимое из квартиры забрать, то успею. Нет, уже вместе поедем.
– Лучше вместе.
– Хана, что нужно?
– Продукты есть. А больше-то что?
Я заметила, насколько некроманта была счастлива. На Нольда смотрела, сияя. Спасли старуху – от всего сразу, как от лишних мук из-за ожогов, так и от одиночества и ненужности.
Нольд коротко поцеловал меня и ушел.
* * *
Раз здесь, и пришлось ждать, решила попытать златовласку по тем вопросам, на которые сделала зарубки в мыслях, и которые не смогла задать Парису-Морсу. Спрашивала: после зомбирования оболочки, духовное тело насколько здорово? Если с Константом такое провернуть, получится ему ожить не оскопленным? Может она это сделать с любым, или только с теми, кто хочет смерти или на грани ее? Как мне научиться? Что будет с духовным трупом песочника завтра? Вдруг своими глазами не увижу, а механизм действия очень хотелось понять!
Злата отвечала серьезно и вдумчиво.
С некромантами зомбирование невозможно. Констант в этом вопросе обречен. С любым из обычных тоже не выйдет – нужен зов смерти или психической, на грани самоубийства, или физической. Целовать нужно с искренним желанием «вытащить» человека – буквально из тела и из беды. Чему девчонка удивлялась больше всего, так это тому, с какой легкостью жертвы расставались с жизнью. В том смысле, что даже после исцеления ни один не рвался вернуться к близким и родным.
– Лёна первая, у нее – брат. А так… – Злата очень по-взрослому погрустнела и по-взрослому сказала: – Семья, а не семья, близкие, а не близкие. Будто до болезни и отчаянья как раз окружение довело, и к нему, как к болоту, больше ни ногой. Новая жизнь – без отравы. Тетка одна была, очень запомнилась, трое детей… двое взрослых, третий больной. Тяжелая инвалидность, когда овощем головой и телом. Она решалась вместе с ним с окна сигануть, ребенок все равно не осознает, что даже живет. А ее саму все с бедой бросили – и старшие дети, и муж, и родительская семья. В приют сдать – совесть не позволяла. Только смерть – свобода. Восемь лет мучилась, сама заболела… мне потом говорит: «понимаешь, сына государство не оставит, а я только умерев смогла получить покой. Вины нет. Умерла, а не бросила. Искупляет. Только такая цена искупляет».
– Как же ты все выдерживаешь?
– Так и выдерживаю. Потому что итогом – настоящее воскрешение. Я тебя вряд ли научить могу, Морс может. Тебе с папой нашим поговорить надо.
С папой… Ну да, уже поговорила как бы. Я вспомнила своего отца, он – учитель, он – родной. А Морс-Парис мне никто.
Как воскрешение работает, Злата внятно объяснить не могла. Опять упиралось в то, что мы до сих пор не понимали механизма даже тех способностей, которыми обладали на протяжении поколений – как-то видим, как-то чуем и слышим. Как-то можем упокоить и поднять. Благодаря чему? Неизвестно.
– Морс говорит, что оставшаяся оболочка – это не переделанное в прах бывшее тело. Аарон, например, – некромантка хлопнула себя по плечику, – он сейчас физически не здесь. Биологически за гранью мира, представляешь? Я его держу призраком, как связь, а когда он вернется, то сразу воплотится и отвалится. Мне, главное, дома быть, чтобы не шокировать случайных свидетелей.
– Голова лопнет просто… как это вообще возможно? Поняла бы, если ментально не здесь, это мы умеем как с поднятием трупов, так и с…
Я осеклась, не зная, в курсе ли Злата об особенности близости у некроманток.
– С сексом? Это другое. Вот с сывороткой мнимой смерти похоже. Там за грань мира уходит биологическое время тела.
– Я сейчас точно рехнусь…
– На три дня. Вне жизни, вне смерти, вообще не здесь человек, даже душой.
Злата развела руками на «вообще не здесь», будто иллюстрация помогла бы вникнуть лучше. Но я не понимала! А девочка снисходительно и умудренно подвела итог:
– Ничего, начнешь развиваться, начнешь и воспринимать. Начнешь уметь!.. Я только об одном жалею…
Злата всей свой маленькой фигуркой поникла и дальше уже шепнула:
– Мама так рано погибла… а Морс сказал, что только матери, только женщины, по-настоящему могут научить нас тому, чему не дано научить отцам-некромантам – бесстрашию сердца, доверию без оглядки и принятию жестокого мира так, будто никто и никогда прежде не делал больно. Мне бы сейчас не помешало все это уметь.
И расплакалась, всхлипнув и ругнувшись на Яна-предателя.
Мы все слушали Злату, Хана и Лёна, только они ни одним вопросом не перебивали. А едва девчонка расклеилась, я тут же потянулась ее обнять, но Лёна предупредительно качнула головой и взяла некромантку на руки. Как маленького ребенка, прижав к себе. И призрак песочника не помешал, прошло насквозь, не потревожив духовную оболочку.
Я не возражала. В младшей сестренке, в величественной Елене Нольд текла кровь Великой Пра-Матери, пусть и не по прямому наследованию, и она не только брату восполнила все, что тот не получил в детстве. Она всем недолюбленным могла подарить безусловную любовь, как к настоящим, своим детям.
* * *
На столицу надвигалась гроза.
Сумерки пришли раньше времени, заволакивало тучами, а горизонт темнел не наступающей ночью, а тяжелыми черными громадами скорого шторма.
Нольд приехал поздно, я извелась, глядя на часы – семь, восемь, десять вечера! Порывалась взять и позвонить с телефона Лёны, но сдерживала себя. Наконец, дождалась. Троица приехал с большим чемоданом, Нольд внес большой кипой папки с бумагами и ноутбук, на котором наверняка хранилось самое ценное по всем разработкам инквизорского врача.
– Зонта нет, накинь. До машины не промокнешь.
Нольд набросил мне на плечи свой пиджак и из подъезда я практически сразу юркнула в салон – стоять не долго, машину подогнал не на парковочное место, а вплотную.
– Как я хочу домой!
– Сначала за вещами. Твоя сумка в квартире, со всем содержимым, да и я не столько за одеждой, сколько за личными записями.
– А потом куда? Новый дом?
– Пристанище. Дом будет там, куда я смогу привести тебя, не скрывая. Где безопасно и днем, и ночью, и где мы станем жить, а не прятаться, Ева. А этого не будет, пока хоть один из секты жив и на свободе… Поехали.
Благо, дорога свободная – в этот час без пробок, поэтому до нашего района добрались без задержек. Я уже расслабилась и жила предвкушением отдыха и уединения, пусть не разговора, хотя бы спокойного сна у Нольда под боком… как вдруг он резко напрягся и выдохнул:
– Ева, быстро перелезай назад и прячься на полу. Накройся пиджаком насколько сможешь.
Я отстегнула ремень, скользнула между сиденьями и села за спинкой пассажирского. Пиджак Нольда скинула с плеч, укрывшись им насколько смогла компактно. Стекла тонированные, так не увидеть, если нарочно не заглядывать изнутри салона.
– Машину не сменил с кладбища. Поймала, тварь…
Мы еще до дома не доехали, но были близко. Я прокляла все на свете!
Нольд припарковался, вышел, и из-за открытой двери услышала звук подъезжающего прямо сразу за нами автомобиля. А потом, как захлопнулась, приглушенное:
– Валери? Не ожидал…
– Надеюсь, сюрприз приятный?
– Не своевременный.
– Поговорим наедине?
– Слушаю.
Пауза, шаги, я вжалась еще ниже, поняв, что сектантка подошла к машине со стороны пассажирского сиденья. Голос за стеклом совсем близко:
– Сядем? Я мерзну, да и дождь сильнее.
Нольд если и искал возражения, не нашел, и очень не сразу, но щелкнул замком. Я набрала в грудь побольше воздуха – сдержать рвоту! Сдержать! Погружение в море гноя и крови… легкие сожмутся, горло сцепит спазм. Я помнила эту невероятную вонь! Нельзя себя выдать даже частым дыханием и шорохом, не то, что позывами…
– А ты дверь не закроешь?
– Мне нужен воздух.
Нольд не замкнул пространство! Великий…
– Слушаю.
– Я приезжала на похороны, чтобы принести свои соболезнования… тебя там не увидела, а семья отнеслась очень недружелюбно. Мне не очень понятно это, я хотела поддержать тебя.
Ворковала, как голубка, и без некромантского чутья затошнило от елейного тона голоса. Стало хуже, когда та сделала его еще слаще и не сдержала возбужденного дрожания:
– Понимаю, мы не так близко знакомы, на свидании были всего пару раз… но мне показалось, что огонек есть. Ошиблась? Ты больше не ищешь встречи, Алекс.
– Семейные проблемы. Сейчас потерял сестру. Тебе еще нужны какие-то объяснения?
– Я утешу тебя.
Не видела – может, она дотронулась до него, или одной фразы хватило, как Нольд до мурашек холодно рыкнул:
– Не надо.
Меня проняло по-своему, а сектантку по-своему. По вибрации ощутила, как та заерзала на сиденье, и на слух – как глубоко задышала. Агрессивный тон не охладил, а загнал ту в большую ломку желания.
– Прости… я не знала, что думать. Все так хорошо начиналось, а теперь я даже в Инквизе не могу увидеть тебя.
Молчание повисло на долгие секунды. Нольд подделал раскаянье и мягкость:
– Это ты меня прости, Валери. Может быть ты права, и красивая женщина рядом – лучшее утешение для меня… но не прямо сейчас. Похороны были только вчера. Скажи, что я могу для тебя сделать?
– Алекс…
– Я слышал о скандале в клинике. Тебе нужны некроманты оттуда? Могу достать разрешение на вывоз двоих на несколько часов. Хочешь?
– Тебя я хочу больше… А кто сказал про скандал?
– Коллега. Это не важно. Они нужны или нет?
– Очень. Но… мне нужен конкретный некромант. Прости, не могу сказать причины, это личная история.
– Кто?
– Ивар Сольд.
– Для тебя я достану кого угодно, обещаю. В понедельник бумаги будут. А сейчас уезжай, увидимся на работе.
– Ты уверен? Провели бы вместе выходной…
– Уверен.
Что-то там шевельнулось и качнулось, но Нольд быстро вышел из машины:
– До встречи.
Поцеловала его или только попыталась? Валери издала тихий и злобный стон от разочарования. И вдруг я увидела ее смуглую руку, просунувшуюся назад – между пальцев мелькнуло что-то маленькое и блестящее, как зажигалка. Она закрепила это за водительским сиденьем в самом низу, и вышла. Нольду с улицы и из его положения этот маневр виден не был! Но что это – маячок слежения или прослушка?
Сектантка удалилась, а он даже не сделал вид, что идет домой – остался у открытой двери и смотрел, как уезжает она. Выждал, и снова вернулся в салон.
Я подскочила так быстро и так тихо, как позволило тело, загораживаясь подголовником на случай, что у дома оставлены дополнительные следящие, наложила ладонь на губы Нольда. Если устройство – прослушка, он не должен был ничего произнести, ни слова! Зря торопилась – кожа Нольда вокруг губ была холодная и влажная, он взмок и давился спазмом, передавившим горло. Челюсть ему свело, шея напряглась и кадык ходил вверх-вниз, сглатывая пустоту, – и так бы ничего не сказал.
Приотпустив губы, прикоснулась пальцем поперек, обрисовывая на них знак «молчи», и собиралась убрать руку. Нольд не дал – прижал всю ладонь обратно и задышал будто в кислородную маску. Жадно и глубоко… если Валери уже подключилась… да пусть что угодно думает! Нольда отпускало, челюсть и шея расслабились. Через пару минут он поцеловал мне пальцы и кивнул.
Молча завел машину, выехал из двора обратно к потоку улицы и рванул к центру – там легче всего скинуть слежку. А она точно была! Если это маячок – скрыться будет невозможно, только выиграть время и сбежать в миг визуальной потери… Нольд, кажется, это и задумал – гнал. Проскакивал светофоры на последних секундах, на пределах дозволенной скорости – но и того много! Дворники едва справлялись, раскидывая потоки дождя и давая обзор – все тонуло во влаге и огнях, и мы были как рыба в речном потоке, только скорость и лавировка между железными боками редкого транспорта. Тучами пригнуло к земле, молнии сверкали вспышками – еще немного и разряды накроют самый центр столицы.
Мы свернули, меняя дорогу, и внезапно машина влетела, как в грот, в спуск подземной стоянки. Что за здание – рассмотреть не успела. Нольд ударил по тормозам, и распахнул дверь. Протянул мне руку:
– Ты хочешь Ивара, ты его получишь!
Если его слышат, это отличная обманка тому, с чего вдруг он изменил планам идти домой, а снова сел за руль и поспешно уехал.
Я протиснулась обратно, и вышла через водительскую сторону. Ощупала карманы пиджака, не выронила ничего из содержимого? И снова накинула на плечи. Быстрым шагом Нольд повел меня в сторону другого выезда – скорее за поворот, чтобы преследователи, если сунутся, не успели увидеть, что он не один. Но я не успевала.
– Извини, юбка сковывает. Сейчас.
Подобрала подол и рванула за край. Нольд помог, перехватил ткань и разодрал по шву одним движением, оголив ногу до середины бедра. Теперь и бежать можно!
Балетки раскисли, одежда напиталась водой, отяжелела и прилипла к телу, и бег не разогревал настолько, чтобы перебороть холод, дождь ледяной – мы остановились минут через пять, когда нас укрыли от людей два громадных комплекса – торговый и развлекательные центры. Со стороны служебных площадок для разгрузки и погрузки почти не было машин и служащих, и мы пролетели незамеченными до самого торца. Нольду дождь помог – смывал неприятные запахи от Валери.
– Сейчас, Ева, тут ночной кинотеатр, стоянка такси открыта до часу, уедем.
Он встряхнул головой и стянул с себя рубашку. Выбросил ее тут же в контейнер для отходов. На несколько секунд подставился под плотный сток с козырька, как под душ.
Я смотрела на Нольда и глаз не могла оторвать – до какого безумия он был красив в эту минуту! Полуголый, мокрый, по-звериному мощный и подвижный в каждом изгибе тела. Я задохнулась… гроза полыхнула над головой, заливала струями, а меня проняло от ощущения его чистоты которая опять проявилась без всякого замкнутого пространства. Даже показалось, что парок изо рта – эффект от его морозности. Но Нольд тоже дышал заметно отдавая тепло. Летний ливень севера – это не южная приятная прохлада.
Водитель такси ничего не сказал на то, что с нас вода ручьем, и сиденья промочим. Нольд сунулся в карманы пиджака на мне, достал карточки и отдал сразу три:
– В Ботанический.
Я шепнула:
– Мы к Фортену?
– Да. Пока – это лучшее место. У него все здание снято, и часть переделано под апартаменты. Для тех из вас, кому вдруг понадобится помощь и укрытие на время. Я был у него сегодня – Фортен щепетилен к чистоте, что меня порадовало, – не как в гостинице или на непонятно каком съеме. И тебя там оставить – надежно.
– Только не вздумай запереть. Я с тобой, пока есть возможность, прятаться не буду! Против врагов – вместе, и никак иначе.
– Выбрал же вольную… Хорошо, Ева. Но запомни – когда прикажу по-настоящему, ты не посмеешь меня ослушаться, и беречь себя будешь. Останешься там, где надо, и так долго, как надо.
Глава двадцать четвертая
Выйдя у начала улицы, дальше побежали пешком. Нольд домофон не набирал, открыл уже ключом, и код на студии внизу набрал быстро. Мы прошли через съемочную залу, всю темную и тихую – будто на самом деле сразу попав в убежище от непогоды и от прочих бурь. Нольд вел меня за руку за собой, ориентируясь почти что в темноте и коридорчиком вывел к другой части этажа, к комнатам.
– Переодеться только не во что.
Застряли у порога, чтобы не налить лишнего на тонкие циновки. При свете едва не ахнула от красоты «каморки». Маленькая комнатка, но настолько уютная и по-хорошему пустая, что казалась просторной и светлой, без окон, но с большим зеркалом, визуально расширяющим пространство. Лампа не под потолком, а точечно по уголкам и рядом с кроватью… настоящей широкой кроватью!
– Сейчас умру, как хочется лечь!
– Раздевайся. Ванна за ширмой.
Да, я сначала приняла обшитую панелями стену напротив за интерьерное решение. А оказалось – до самого потолка перегородка с боковым ходом в санузел. Скинула балетки, стянула прилипшее платье.
– Иди быстрее, а то не успеешь…
Нольд отвернулся, но взглядом все равно попал под зеркало и мое отражение. Я тоже увидела – как его глаза блеснули голубым. Дело не в грязи, он хотел дать мне передохнуть и отогреться, силой воли удерживаясь от желания наброситься. Так по-человечески чутко.
Я его обняла и заскользила руками по мокрым плечам. Нольд весь был сырым и холодным, кожа в льдистых каплях, будто в изморози, а меня пробило на резкий жар, словно регенерат включил в каждой клеточке тела по искре.
До кровати два шага, а не добрались.
Минуты спустя я лежала на циновках, словно на жестком и раскаленном песке побережья. И наслаждалась тем, как Нольд по-звериному ластился носом и губами к уху и шее, что щекотало и пьянило чувствами так сильно, как ни одно вино не могло! Отпускать и не думал – вес придерживал, но прижимался всем телом плотно, согреваясь от жара дальше. Это была не температура, у меня только кожа пылала, организм не боролся с простудой или переохлаждением, наоборот.
– Южное солнце… лежи как лежишь.
Нольд нехотя оторвался, переместился поперек и голову уложил мне на живот, ухом ниже пупка. Закрыл глаза. Что он там надеялся услышать, кроме голодного бурчания? Я засмеялась.
– Ева, дай сосредоточиться.
А чему еще пыталась учить Хельга Один юного Нольда? Парализующий и усыпляющий узелки – усвоенные уроки, но могло быть и схожее «чутье жизни» с давлеющими ладонями. Только старуха древняя и опытная, к тому же – наследница Пра-Матери… Он резко открыл глаза. Ослепленный и счастливый, уставился куда-то в пустоту, на самом деле весь обернувшись в свое восприятие – Нольд взъерошился мокрыми волосами и заулыбался:
– Кажется, есть… по нутру как перышком провели.
– У нас будет девочка.
– Почему так уверена?
Я только улыбнулась. Помнила сон – и он не обманет, тот беззубый кутенок именно девочка!
* * *
Нольд порывался уехать с рассветом, забрать машину, забрать все-таки вещи из квартиры, пока возможно. Валери явно не подозревала его самого в том, что он из тех, кто секте палки в колеса ставит, но вполне могла горячо интересоваться деталями жизни вне Инквиза, и устроить разведку по-тихому. Ничего не исключалось, в салон же подбросила маячок. Но Нольда не отпустила я – он мне был нужен на более долгое время. И слишком нравилось нежиться в чистой постели на нормальной кровати вместе с ним – не доступная прежде роскошь.
В шесть просигналило сообщение и Нольд, проверив, встал и оделся в сырое.
– Я только в студию.
Через пять минут вернулся с платьем из костюмерной. Для него там ничего не нашлось, сам не переоделся. Или размером, или стилем не подошло, а я занырнула в пеструю тунику с орнаментами из рун.
– Поднимемся к принцу, на завтрак зовет, если встали.
Фортен у себя застрял в самом дальнем от входа углу, у барной стойки и уже курил. Запах табака смешивался с запахом свежезаваренного кофе, и некромант остался только для приветствия, собираясь тут же уйти. Мне аппетит не портить.
– Лишнее, Фортен. Подойди, и сам поймешь, что не мутит.
Он с большим сомнением сделал шаг, другой. Шевельнул точеными ноздрями и удивился.
– Что за аномалия, обаяшка?
Перенял же от Вилли обращение.
– Я беременна. И никакой сородич возможным скрещиванием уже не грозит на ближайшие месяцы. Можно нормально общаться.
Фортен выдохнул дым, тут же вытащил табачную палочку из сигаретницы и посмотрел на Нольда с неподдельным уважением – удалось же кому-то пошатнуть проклятие некроманток! Так сразу, и так кардинально!
– Даже не думай предложить.
Нольд без злобы, но с настоящим предупреждением в голосе ответил на что-то, что я не сразу уловила. И секунды спустя поняла – второй раз Фортен посмотрела на Нольда иначе, оценивающе и с долей любования. Не мне объяснять – почему! Полузверь с голым торсом, это спаянная вместе красота человеческого тела и животной, едва уловимой пластики.
– А был бы шедевр… не напугал, все равно предложу, но позже, когда подберу такой вариант, что отказаться не сможешь. Без багажа сюда приехали?
– Так вышло.
– Ева уже дриада, а тебе, увы, ничем помочь не могу. Ни в один городской костюмов из моих или Вилли не влезешь.
– Ценю заботу. Оставляю тебе Еву, сам вернусь, как только смогу. И спасибо, Фортен. Не сочти за пафос, для меня на самом деле честь свести с тобой знакомство и заслужить такое участие.
Нольд пожал некроманту руку, выпил свою чашку кофе, не притронувшись к еде, и быстро поцеловал меня.
* * *
Разглядывать Фортена близко – одно удовольствие. Зеленоглазый «князь степей» сел напротив и протянул:
– Невероятно… у некромантки родится ребенок. Надеюсь, ты первая революционерка среди сородичей, дальше будут другие, и наше солнце смерти не зайдет никогда.
– А у меня сногсшибательные новости о Спасительнице и о том, что сам Великий Морс здесь.
– Нольд уже рассказал, мы вчера обо всем поговорили. И я выторговал себе обещание лично увидеться с Парисом и Златой. – Он улыбнулся. – шучу, не выторговал. Попросил. И знаешь еще что?
– Что?
– Сейчас.
Фортен принес мне красивый портретный снимок:
– Это Ивар, снимал весной. Приглядись. Вчера Нольд все высмотрел и сказал, что, если накинуть тридцать лет, он будет вылитым Парисом. Брата приняли за него из-за невероятного сходства, и потому, что секта уверена – Морс не стареет.
– И правда.
Я подключила воображение, изменив Ивару стрижку, добавив морщин и резкости. Только по чертам – как близнец, но выражение глаз абсолютно другое.
– Как все же непривычно знать, кто ты, и не чувствовать тошноты. Приятная гармония.
– Это взаимно, Фортен.
– У меня есть немного свободного времени, и образ для тебя. Согласна побыть объектом искусства?
– Голой?
Зеленые глаза опального принца загорелись азартом, и он с усмешкой ответил вопросом на вопрос:
– С чего ты решила, что все мои работы отличаются обнажением натуры? Я ищу характерную черту, и не моя вина, что Вильям таков. Художник создает портрет, Ева. Если согласишься, я покажу тебе твой.
– Согласна!
– Завтракай. Корми себя и свое крохотное творение. Буду ждать в студии.
* * *
Нольд вернулся не скоро и клокотал внутренней яростью. Она не вытопилась из него даже за время дороги сюда:
– Лёна мне про мать рассказала. Думал, нельзя было ненавидеть сильнее, но получается. Еще неизвестно, что она с этим Кармином сделала. Я уже отправил Яну просьбу – вычислить судьбу мальчишки, если возможно. Одевайся и поехали к нему, поговорим о делах, может, он уже успел и откопать что-то. – Нольд глухо рыкнул. – Боюсь только, что южанин был нелегал, а без фамилии еще труднее… Не пугайся, если Ян обниматься полезет. Он не утерпит, и несдержанность – на него не похоже. Просто ты не знала того Яна, каким он был до личной истории с его женщиной.
– Когда он дознатель, то вообще, как незнакомец. Ладно, учту. – И пошутила: – А в любви признаваться будет?
– Будет. Крепись.
Нольд раздобыл целый фургончик с надписью «возим-довозим», и припарковал его за три проезда до жилья Фортена, у стекольной мастерской. Местная машина, целый автопарк таких развозил по частным магазинчикам пригорода овощи и зелень из столичных теплиц. Когда Нольд объявился, подмывало спросить, отчего он в такой одежде, но как увидела – поняла. Рабочие ботинки, мешковатые штаны, рубашка и майка, – все под стать службе. Из двухместного салона достал и одел куртку, прежде чем сесть за руль, а меня отправил в кузов:
– Туда, там есть где сесть.
– У меня конспирации учишься? Кепки не хватает, голова слишком чистая, и руки надо замусолить.
Нольд только хмыкнул скептически, достал кепку из кармана и нацепил на себя.
– Загружайся уже, дел много.
Я быстро перебралась назад – лучшая новость, что не буду бездействовать, запертая в убежище, как ценная куколка. Я в деле, и дел много!
В город не завернули, на встречу мы приехали на особое стрельбище – целый полигон под открытым небом, на котором могли тренироваться как полицейские, так и спортсмены. Ян с объятиями не кинулся, как увидел, поздоровался и спросил:
– Ну, Пигалица, не хочешь попробовать побить по целям на свежем воздухе, раз здесь? Гонять и тренировать тебя пока смысла нет, ты не в том положении, но навык с оружием – тоже не плохо.
– Хочу. Только не могу представить, что в жизни придется хоть от кого-то по-настоящему отстреливаться.
– Развлекись. Нулю вообще не понравилось, хоть он по должности имеет право носить с собой огнестрел. А ты довольно уверенно для первого раза палила тогда. Сейчас пару бланков подпишу и вернусь. Принести что поесть?
– Нет-нет, сегодня я не голодная.
– Хорошо.
Ян ушел в здание-коробку, аскетично белую и простую, а я покосилась на Нольда:
– А пугал-то. Ян как Ян.
– Подожди. Еще подорвется, как выдержка кончится.
Люди были, и много. Воскресный день, после грозы – влажный и солнечный, и для такой тренировки хорош безветрием. Мы ушли к огороженной части, на отдельный закуток без соседей, потому что табличка «только сотрудникам полиции» не позволяла посторонним соваться сюда.
Оружие было немного другим. Шаг за шагом, повторяя по три раза каждую мелочь и последовательность действий Ян полчаса потратил на мое обучение и проконтролировал первые попытки пальнуть в очень не близкую мишень. Какие-то болванки стояли на этот раз намного дальше, чем в зале.
Ян уверился, что техника безопасности усвоена, кивнул и стал смотреть за мной вполглаза, начав разговор с Нольдом. Наушников не было, и из-за этого сразу стало труднее сосредоточиться. Внимание уплывало на смысл:
