Текст книги "Полузвери (СИ)"
Автор книги: Ксения Татьмянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава двенадцатая
Утром, после душа я в задумчивости стояла у зеркала в ванной и рассматривала себя. После всех вспышек ощущения жизни, я возвращалась и чувствовала – где горят синяки от железных пальцев и от поцелуев-укусов. Нольд разнообразием не отличался – фиксировал, наваливался и брал властно. И я до метро или до самого Инквиза залечивалась регенератом. До сегодняшнего дня.
Ни следа. Час прошел, и тело вновь целое и чистое. Пользуясь тем, что время есть и железные вилки на кухне появились, пошла и нарочно глубоко разодрала себе ногу – проверить. Кожа полностью восстановилась через пять минут, будто это царапинка… это, с одной стороны, хорошо, а с другой – плохо, вдруг теперь можно забыть о некромантском щите! Опрыскалась замедлителем и снова расцарапала, уже не сильно. Не зажило.
Заклеилась пластырем, оделась и поехала на последний день практики в главном здании.
Наш маленький офис был занят – дознатель разговаривал с Варитой, Элен уже освободил, а до меня очередь не дошла, я чуть-чуть опоздала. Подошла к девушке, что стояла возле автомата с водой, и шепотом спросила:
– Ты как?
– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше.
На плечах висел только призрак сестренки, а ее самой уже нет. Расспрашивать подробнее мешали посторонние, но даже по общему виду судила – никаких переживаний Элен не испытывала от того, что убила человека. Шел слабый железистый запах смерти, отнятая жизнь ради спасения – все честно. Бок ее не беспокоил, стояла спокойно, на меня тоже смотрела сдержанно, как будто ничего не знала и ничего не случилось.
– А как Варита?
– Не узнать. Сейчас сама увидишь.
Действительно – из дверей, как закончили, вышла совершенно незнакомая Варфоломея. С короткой стрижкой, волосами, покрашенными как костер – в сполохах красного и рыжего, в деловом и строгом костюмчике, но обалденно красивых серьгах и браслете. Настоящие, тонкие ювелирные кольца с капельками рубинов. И все в ней – от походки, до поворота головы сигналило – это теперь другой человек! Русоволосый духовный труп растворился.
– Тесты перенесли на неделю. Опрашивают не всех, только нас и сотрудников выше, где Серапион практику проходил… иди.
Элен первая увидела, что дознатель мне махнул бумагами, пригласив, и подтолкнула.
Отвечать было не трудно – врать не о чем. Я как есть рассказывала о том, как мы здесь, в Инквизе, общались, что обычно обсуждали, как парень себя вел, и прочее. На вопросы: рассказывал ли он о чем, делился, намекал, странно ли себя вел, тоже ответила. Мы совсем не друзья, чтобы я знала – куда убийца мог сгинуть и у кого укрываться? Его бывшая девушка в больнице не выжила…
Дознатель записывал показания на диктофон, у себя в листе ставил галочки и внимательно следил за реакциями. Я занималась практически тем же, считывая с немолодого и незнакомого человека некромантскую информацию – он хороший. Не запятнал себя ни трупами, ни убийствами, до чистоты далеко, скорее – нейтрально. Приятно оказалось встречать таких, и их в моей жизни становилось все больше.
– Спасибо, госпожа Катто, у меня все. Будут вопросы, я вернусь. Если сами что вспомните, вот по этому номеру можете со мной связаться.
– А когда появятся новости, вы нам сообщите?
– Не волнуйтесь, если вдруг, то в Инквизе об этом заговорят быстрее, чем где-то еще. Хорошего дня.
– Взаимно.
Как только мы оказались вновь втроем за своими столами, то стали молча переглядываться. Я видела, как девушкам хотелось наброситься на меня с вопросами, но обмануться в надежде, что не услышит посторонний, нельзя.
– Я не дотерплю до конца работы, надо в обед уйти!
– Знаешь спокойное место без людей? Даже до обеда сил нет ждать, меня взорвет! Плевать на куратора, прогуляем немного, и что-нибудь соврем, если хватятся.
Замаскировались папками, разошлись по очереди и встретились там, где предложила Элен – за зданием архива. И не ожидала, что Варита возьмет вдруг и крепко обнимет. Чуть с языка не сорвалось: А как же «Они грязь, а не люди»? Куда исчезло стремление изловить всех некромантов, чтобы такие как мы по земле не ходили?
Та будто мысли подслушала, сказала прямо в ухо:
– Я ошибалась, Ева. Я столько всего тебе хочу объяснить, но знай одно – я ошибалась…
– А я нет. – Хмыкнула Элен и признательно улыбнулась. – Я точно на своем месте, и господин Троица обещал мне настоящую практику. Ева… расскажи, что происходит, и кто вы все?
– Не могу. Это только Нольд может решить и вас во все посвятить…
– Да! – Обе прям вскинулись и едва ли не хором спросили: – А что с господином Нольдом?!
– В смысле?
– Мы видели его утром, прошли близко, и с ним что-то не так. Он как бы… не знаю… Не тебе в обиду, подруга, Варита разболтала, что это – твой мужчина оказывается… он – обычный. Внушительный, приятный, но – как все, не до обморока. А другой, Ян, – Элен, не скрывая волнения, сверкнула радостными глазами, – для прикрытия был? По-дружески?
– Слушайте, нашли, о чем говорить! Я хочу знать, как вы сейчас после всего случившегося? Тяжело ведь…
– Ни капли не тяжело. Не уклонись я в сторону, Серапион бы нож в печень всадил, убил. А так – я его, и всех защитила. Я, наконец-то смогла реально не допустить самого страшного и непоправимого. Нет ничего хуже, чем видеть чужую смерть и быть бессильной! Не в этот раз! И никогда больше!
Варита перекинулась объятиями на Элен. При всех переменах, осталась чувствительной и восприимчивой, какой была. А внешний вид… это воскресла та, дерзкая и уверенная в себе девочка, которую умертвило тяжелое горе и чувство незащищенности. Она не осталась один на один с убийцей, я не сбежала, а встала щитом, ее никто не бросил. Что еще лучше – никто не погиб, а возмездие оказалось быстрым и жестоким!
– С завтрашнего дня я не буду приходить сюда.
– Как? Ева, мы ведь только-только…
– Простите. Я очень рада вашей дружбе и не отказываюсь! У меня никогда подруг не было, но есть дело и сейчас оно важнее всего. Мы не пропадем, может быть будем видеться еще, если Нольд или другие как-то подключат вас в команду. Пока для меня мирной жизни нет, я не свободна.
Мы помолчали немного. Элен переглянулась с Варитой и нашла какое-то согласие с ней:
– Будете нас посвящать или не будете, знай – не подведем. И тем более не выдадим, пусть хоть как пытают. Любая помощь, любая просьба – мы здесь.
– Спасибо.
– Ева, о личном… моя сестра…
– Сейчас я ее не вижу, но она до сих пор с тобой. Элен, это не лучший способ помнить о ней, призрак – не сам человек, это твоя часть души. И ей надо ожить. Не знаю, как, но отпусти… ты страдаешь от смерти, а нужно жить дальше. Я знаю, о чем говорю, теряла близких.
– Тебе девятнадцать?
Я не притворялась рядом с девушками и наивных глаз не делала. Поэтому улыбнулась на то внимание, с каким обе вглядывались мне в лицо.
– Тридцать три. Моего отца убили сектанты, а любимый человек погиб в аварии. Давно. Больно – это навсегда, Элен, но я уверена, что никто из них не хотел бы моего вечного страдания. Как твоя сестра не хотела бы.
– Сочувствую.
– И это взаимно.
И снова замолчали. Нас объединяли трагедии, и сам разговор вернул каждую в свое не радужное прошлое. Варита вдруг улыбнулась:
– А Вилли замечательный. Он в Инквизе тоже как будто притворяется – болтун и лопух, а на самом деле нет. Настоящий и мужественный.
– Только не влюбись, Он уже занят, у него есть пара.
– Вот пройдоха! Вы все что ли по каким-то легендам живете? Сплошное притворство!
– Только не от вас. Теперь – нет.
После обеда в общей зале я увидела Валери. Поймала ее взгляд, помахала рукой, чуть только что на цыпочки не встала, привлекая внимание – как же, я почему-то давно брошенная собачка-землячка, которая вдруг позабыта. Что, подружка больше не нужна? Та, как об стену мазнула, не видя, – наверняка опять искала лишь Нольда. Я решила с роли не сбиваться, подбежала поближе и заискивающе произнесла:
– Добрый день. Покурим в перерыв? Я вам столько про выходные хочу рассказать, все в спортивном комплексе провела, шикарный просто!
– Да-да. Но в другой раз.
И, развернувшись, поднялась обратно…
Да, я была к ней слепа. При чем настолько, что раньше даже мысли не возникало из-за нестыковки: Валери – сектантка, она не могла быть не замарана убийствами! Щит артефакта настолько затмевал восприятие. Где она его прячет? На теле носит? В сумке? В тайном кармашке? Не просить же мне Нольда ее раздеть при случае, чтобы это обнаружить… Фу!
Извертелась как на иглах следующие два часа. Девушки тоже не слишком могли работать, не лезли в голову ни практика, ни стажировка, ни повторение тестовых вопросов.
* * *
С Нольдом еще утром условились встретиться в восемь часов на другом конце города. Вилли где-то пропадал, Ян был занят, и Нольд смирился с риском, что я без сопровождения проездила время на метро, прогулялась по городу, приглядываясь ко всем, кто мог идти следом слишком долго и изнывала от недостатка информации и переизбытка событий.
Какой вчера был замечательный день отдыха! А сегодня? Я думала о паршивой Валери, а должна была переключиться на предстоящую встречу с сородичами Нольда… Событие знаковое для меня, а для него тем более!
В туалете торгового центра проверила расцарапанную ногу – не зажила. Смерть в малой концентрации в действии…
Когда Нольд прислал сообщение, что на месте, я нашла новую темно-синюю машину на стоянке. Как села, сразу спросила:
– Новости есть?
– Песочник ночью очнулся. Ян с Троицей сегодня займутся перевозом, он плох, но транспортабелен – укроем и выходим, надеюсь, пока секта второе покушение не устроила. Троица уже оборудовал место с нужной аппаратной и медикаментозной поддержкой. Вилли удалось создать дубль-адрес электронной почты сектантки и пара писем пришла как ей, так и ему на левый сервер. Плакаты Париса готовы, ночью расклейка.
Новости радовали, все шло по плану.
– Теперь расскажи мне, пожалуйста, как Парис оказался в команде, и как ты с ним познакомился?
– Это важно, или просто любопытно?
– Еще не знаю. Сидит в голове занозой, я не могу понять ни мотивации, ни его отношения к нам.
– Подожди немного.
Мы ехали по городу, Нольд следил за движением, а по некоторым нашим маневрам, еще и за возможным слежением. Но как только он перестал лишний раз бросать взгляд в боковое зеркало и выбрал одну полосу, к выезду на столичную обводную, начал говорить:
– Девять лет назад у одной из наших семей сложился выгодный брак с сыном известных промышленников, самым богатым наследником династии на западных землях. Свадьба не могла пройти незаметно, приглашены были многие известные люди, как из властных структур, так и светских, а Парис стал приглашенным со стороны жениха. Семья владела огромным закрытым участком земли, Черное озеро – слышала когда-нибудь?
– Смутно.
– Там свадьба и проводилась. Представители кланов, как положено, были там – не все, но я попал. Очень не хотел, но пришлось исполнять обязательство. К концу дня, естественно, гости разбились на группы, и Парис внезапно прибился к нашей, практически семейной, много болтал сам, задавал провокационные вопросы и одним из них вывел тему отношения к некромантам. Никогда, ни до, ни после я не слышал грязи больше, чем вывалил тогда Парис на весь ваш род. Было впечатление, что дай ему в руки огнемет, он прямо сейчас живьем и не задумываясь, сожжет любого, в ком только заподозрит «нечисть». Там много было эпитетов. – Нольд коротко глянул на меня. – Полузвери плохо к вам относятся, но и они впечатлились накалом ненависти и презрения… одобрили, поддержали, чуть ли не похлопали от радостного согласия. Все, кроме меня. Лица не удержал, ног тоже – вылетел из круга, как из помойной ямы, слишком противно было. Поверь, Ева, девять лет назад я был не тем Нольдом, кто хорошо владеет эмоциями.
– Молод был. – Я позволила себе иронию, вспомнив про нашу разницу в возрасте.
Нольд хмыкнул:
– Тебе смешно, а Лёна всерьез обзывала меня щенком-переростком и младшим братиком. Тогда же и Ян залепил мне «нолик», поставив себя в старшую по значению «единицу», тем более, что я и инициации еще не прошел…
– Какой?
Он странно вскинул брови, будто удивился внезапному, но непонятно чему, и с ответом увильнул:
– Не суть… я про Париса рассказываю. Не хотел с ним никак общаться, но на следующий день тот меня достал, подкараулив в месте без людей, и сказал, что будущему Инквизору не к лицу относиться к некромантам так сердобольно, как я. Дал карточку с номером и предупредил: «Пойдешь войной, про меня не забудь». Вот так и вышло, что он в команде. За все время лично мы встречались раз пять, Парис никогда не вникал в подробности и не расспрашивал, выполнял все просьбы, сколько бы те ни стоили и так оперативно, как позволяли возможности. Ничего плохого я от него ни разу не чуял. Согласен, он странный, но в рамках своих привычек и дистанции. Поговорим с ним вместе, как только сможем.
Сколько по пути ни смотрела на Нольда, он был спокоен. Вел машину расслабленно, меня саму ни о чем не спрашивал, любопытных взглядов не бросал и посторонними разговорами не тревожил. Мы даже о делах не разговаривали. Ехали больше двух часов и только к закату завернули на дорогу с табличной «частные владения». Красивое место. Лес, луг, мелькнуло два темных водоема и с одного высокого участка дороги открылся вид на мерцающий огнями небольшой городок. Госпожа Нольд жила далеко от столицы, но не от цивилизации.
– Великий Морс… так и должно быть?
– Нет. Но я догадываюсь почему. Мать не собирается пускать тебя на свою территорию.
Глава тринадцатая
Прямо у ворот собрались женщины. На вскидку двадцать или больше человек, но мать Нольда я узнала сразу и безошибочно – глыба! И не только тем, что чистокровной фигурой северянки она была высока и массивна, но и всем своим существом излучала каменность.
Нольд остановил машину у обочины, ворота закрыты и въезда нет. Мы вышли.
– Они, – женщина сразу презрительно отметила этим словом, – не переступят границы дома. Ни мой выродок, ни его самозванка.
Меня покоробило – назвать сына «выродком» оскорбить и себя! Но Нольд нацепил холодную маску и почтительно поздоровался со всеми. Я тоже.
Взгляды почти у всех были неласковые, но попадались те, кто смотрел с любопытством и по-хорошему с вызовом. Госпожу Один я тоже признала сразу – самая старшая из всех, высохшая до костей старуха. Возраст не то, что приличный, древний, а держалась прямой и крепкой, как стальной клинок, фигурой. Она сдержанно улыбнулась:
– Мы чтим твое слово, Алекс. Иди сюда.
И поманила меня пальцем, твердо зашагав в сторону от всех. Я послушалась, и мы вдвоем удалились далеко по дороге на расстояние видимости, но не слышимости.
– Стой ровно.
Она склонилась и сделала внезапное – нюхнула в подмышку. Одежды не коснулась, но повела носом так близко, что немного смутила. Потом в ключицу, едва не упершись в грудь подбородком:
– Твой разум не болен, а тело идеально здорово. Не пахнешь ни страхом, ни принуждением, ни подкупом.
Я думала, старуха сейчас поцелует, но острый, сухой, как пластина, нос остановился у губ. Выше меня на полголовы, выпрямилась обратно, посмотрела в глаза и улыбнулась:
– Пахнешь любовью. Каков твой секрет? – Серая радужка сверкнула не голубым, а ярко-синим, удивительно отразив холодный цвет теплом. – Я живу долго, видела много, но, чтобы мужчина привел женщину в клан – никогда. Ты не любишь боль и подчинение, но тебе нравятся его жестокие ласки? Так не бывает.
– Лукавите. Вы лучше меня знаете, что бывает все.
– Да… Молодая и чуждая кровь. Алекс будет в бешенстве и это приятно. Ее единственный сын, тот еще бунтарь, преподнес очередной позорный подарок семье. То дружба с Яном, то Инквиз, остальное по мелочи и вдруг – женщина. Не промах, мальчик!
Старуха заулыбалась хищно и мило одновременно. Я в густых вечерних сумерках разглядывала ее, как могла, а та, похоже, на зрение и не думала жаловаться – неестественно яркий цвет глаз мерцал, как синее пламя. Любоваться можно. И вдруг старуха оскалилась… Когда Нольд волей или не волей проявлял отголоски животного нрава, это естественно к нему липло – сила, мужественность… но когда она, вся в морщинах и в высохшем теле, внезапно рыкнула, оголив крупные желтые клыки – стало жутко. Один не огрызнулась, а усмехнулась, не по-человечески, а будто всем диким своим нутром.
– Ты знаешь, что если войдешь в стаю, то будешь обязана подчиняться законам и нести наказание, если ослушаешься?
– Знаю.
Старуха замолчала ненадолго, а потом снова придвинулась и нюхнула губы, задержавшись дольше и вдыхая глубже:
– Как давно я не чуяла настоящей любви… Нет слаще жизни, когда дышишь подобным каждый день… ты знаешь, что Ян мой правнук?
Кивнула. Старуха кивнула тоже:
– Я очень благодарна Нольду, что он сдружился с ним. Это требует силы и храбрости… ты не жила среди нас, тебе и представить трудно, каким нужно быть безумцем, чтобы идти поперек. Я очень люблю этого дерзкого зверя за его ненормальность. Как люблю и Яна за его необычность. Среди мужчин есть своя иерархия старшинства – первые сыны, вторые… а мой малыш угодил в седьмые, каких не бывает, да еще и без зверя. Что ты о нем думаешь?
С чего она пытает меня о Яне? Я вспомнила слова Златы и, выждав немного, сказала прямо:
– Думаю, что большинство ошибается.
– Хм… В чем твой секрет, непростая девочка? Кто ты на самом деле? И не смей солгать – перед тобой стоит королева, матриарх, самая главная и самая злая сука, Хельга Один.
– Нашли чем пугать. – Я нисколько не смутилась вызова. – Перед вами стоит дочь Великого Морса, некромантка, наследница дара виденья смерти, воззвания мертвых и их упокоения, Ева Нольд.
Сухой и трескучий смех старухи разнесся в пространстве воздуха едва ли не с эхом! Как раскат грома! И по коже пошли мурашки, будто она способна еще и разразиться близкой молнией. Я не ждала, что женщина полузверь в меня плюнет с презрением, не чувствовала неприятия, но не ожидала… радости? Ее глаза сквозь щелки век сияли сапфирами, еще секунда и они вырвутся настоящим синим пламенем и опалят!
* * *
Мы вернулись. Сам Нольд не сомневался, что меня примут. Он был спокоен и просто ждал, а остальная толпа волновалась, и больше всех трясло глыбу-мать. Один, вернув себе строгость лица, равнодушно и хладнокровно подошла к ним и дождалась тишины. Не долго – почти разом за пару секунд женщины смолкли.
– Проводи нас в дом, Алекс, и ответь, как должно гостеприимством избраннице сына. Ева отмечена всеми знаками подлинности его женщины, а по нашим законам – жены.
– Он не может! Не может…
Та задохнулась яростью, но замолкла, когда старуха стальным и тихим голосом уточнила:
– Закон не может? Человека, отмеченного признанием Великого Зверя, избранного Зверем, должно считать частью стаи, принять в клан как равного, со всеми правами законного брака между мужчиной и женщиной. – Слова звучали как сладкие пощечины, против которых не увернуться. – Разве здесь где-то сказано, кто именно из них должен быть полузверем? Он или она – разницы нет. Усмири гордыню… А ты, иди-ка сюда.
Повернулась к Нольду, и, когда тот подошел, цепко схватила за ухо пальцами:
– Удивил, мерзавец! Сукин сын! Хвалю!
– Добро пожаловать…
Могли бы слова завалить камнями наглухо – это бы случилось. Александра Нольд процедила их с такой ненавистью, что я решила – при всей возможности, это будет первый и единственный раз, когда ее вижу. Никогда больше не хотела дышать одним воздухом рядом с ней.
Самой первой через ворота прошла Хельга, второй хозяйка. Замерев, я пыталась понять – есть ли этикет в очередности, и не нарушу ли какое-то там из правил, зайдя…
– Только я должен быть последним, Ева. – Нольд угадал сомнения и одобрительно кивнул: – Все хорошо.
– Я с тобой.
И тут рухнуло…
В уши мне ударили плач и тоненький вой, жалобные и молящие призывы. Несколько шагов по плиточной дорожке сделала, а потом пошатнулась и упала на колени… внезапность и количество оказались такими яркими, что никакая сила бы не помогла сохранить лица и спокойствия! Нольд схватил за плечи, попытался приподнять, но я только еще больше скрючилась и закрылась руками.
– Припадочная…
– Ева, что?
Крошечные точки по всему саду…
Выдержать! Слезы ударили в глаза, горькие и болезненные, будто полоснули острым. Захлебнувшись чувствами, я позволила телу встряхнуться дрожью, а потом скрутила внутреннюю силу выдержки. Смогу! Не сейчас и не пред ними всеми я проявлю слабость! Эмоции… только ли страх можно обернуть в ненависть? А жалость? Бездонную боль, которая схватила за сердце тяжелой хваткой и сжала изо всех сил?
Думать! Сошлось все, что Нольд мне рассказывал о характере и привычках матери, семейных странностях и обязанности иметь наследницу. У меня открыты глаза на все, что Алекс могла скрыть от кого угодно, даже от звериного нюха и чутья, но только не от некромантки! Не пропали мои способности, все на месте, и от ужаса можно только проклясть этот дар…
Я глубоко подышала, успокоилась, и встала обратно на ноги. Меня терпеливо ждали. В глазах Нольда одна тревога, у старой Хельги вопрос. А все прочие кривили губки и либо вообще старались не смотреть, либо пялились как на чокнутую и убогую.
– Госпожа Нольд, проводите меня пожалуйста до ванны, мне нужно умыться.
– Слуги тебя…
– Я была бы вам очень благодарна… – Горло предательски задергалось, едва не перейдя на хрип. – Если меня проводите лично вы.
Ни на кого больше я не смотрела. Уперлась взглядом женщине в спину, шагнув за той следом, и молила Морса об одном – наделить меня способностью в этот момент прожечь ей костюм, кожу, кости и добраться до сердца! Превратить в пепел давно мертвое, что почему-то билось в груди, гоняя кровь.
– Оставь…
Кажется, Хельга ухватила порыв Нольда пойти за мной. И правильно, мы должны быть одни и только одни. Поднялись по ступеням особняка, миновали холл и коридор вглубь. Двери не закрылись – следом шли другие, и я не почувствовала шлейфа поэтому.
– Зайдите со мной, госпожа Нольд… я попросила вас потому, что мне нужен приватный разговор.
– Мне не о чем с тобой говорить.
– Зато мне есть, о чем говорить с вами… – и прошипела негромко: – с тобой, тварь и детоубийца.
Надменное лицо побелело. Я думала, что невозможно стать еще более каменной, но она смогла. Двинула крепкими ногами, как колоссами, сделав шаги внутрь просторной богатой ванны, а я закрыла за ней и собой дверь. В нос ударила мерзкая вонь гнили и разложения – шлейф пяти убийств новорожденных. Детей, которые едва смогли сделать первый вдох, как были утоплены.
А Алекс встрепенулась внезапно, опомнившись, видимо, что позволила себе реакцию, да еще подчинилась приказу. Взгляд вернул надменность, хлестнул яростью:
– Как ты смеешь так со мной разговаривать, дрянь? Как смеешь бросать мне в лицо подобные обвинения? Ты, грязная южанка, не достойна даже быть прислугой в этом доме!
Радужка полыхнула голубым, и я не успела увернуться от удара ладонью. Как кувалдой наотмашь, с полусогнутыми пальцами и острыми ногтями. Меня шатнуло назад, откинуло на дверь, а по щеке полилась кровь из разодранной кожи. Она хотела что-то еще сделать – потянулась к голове, но на этот раз я увернулась и не дала схватить за волосы:
– Тронешь меня, и я умертвлю тебе обе клешни по плечи… и ты, нелюдь, будешь вдыхать вонь своего тухлого мяса всю оставшуюся жизнь.
Гнев! Он очень полезен, когда просыпается вовремя! Во мне все полыхнуло яростью и желанием возмездия, я едва не бросилась сама, чтобы выдрать паскуде глаза, но вовремя вспомнила о главной цели. Она у меня была! Спасительная мысль о том, что я действительно могу сделать хорошего здесь и сейчас. За эмоциями приходит разум, и я только утерла кровь с щеки. Она жгла и зудела…
Алекс, окрысившаяся, бешеная, готовая меня размазать по стене или полу, внезапно отпрянула. Сузившиеся глаза распахнулись от ужаса, и лицо не просто побледнело, а разом выцвело. Я полуобернулась на зеркало и увидела тоже, что и она – глубокие царапины затягивались и зарастали моментально, не выжидая минут, а расходуя лишь секунды. И глаза – мои карие, шоколадного цвета глаза блестели золотом. Вспышки проскакивали, словно кто-то бил крошечным солнечным зайчиком, играя драгоценной монеткой.
Хмыкнув, утерла рукой остатки крови, и вернула все внимание гостеприимной хозяйке:
– Не ожидала, госпожа свекровь? Хочешь, я выйду отсюда, уведу глав кланов в сад и ткну пальчиком в каждую из твоих тайных могилок? Что ваши законы в таком случае сделают с женщиной, убившей не одного, а пятерых своих сыновей? Кивни, если слышишь и соображаешь.
Та слабо кивнула. Смесь ее ненависти и страха не принес мне облегчения и тем более покоя, но я скрутила внутреннюю пружину сильнее, чтобы выглядеть хладнокровной:
– Прекрасно. А теперь ты будешь отвечать на мои вопросы со всем откровением, как перед лицом Смерти. Где твоя дочь?
Пришлось ждать. Женщина не могла разжать челюсть, и лишь через две горловые судороги, выдавила:
– В больнице… закрытого типа. В западном районе пансионат «Ветер в травах»…
– Что ты с ней сделала?
– Ничего… изолировала. О ней хорошо заботятся…
– Под каким именем?
– Ангелина Пирро…
Женщина выдохнула это и затряслась. Просто нервы, желание убить, ужас – не важно по какой причине. Я сделала голос совсем тихим и мертвенно спокойным:
– Не вздумай мешать. Ты на моем поводке, и я почувствую, если сделаешь хоть движение не в ту сторону. Я уйду и больше в этом проклятом доме не появлюсь. Будешь послушной, не увидишь меня вообще никогда. Кивни, если согласна.
Кивка я не дождалась, только скрипа зубами и горлового отчаянного скулежа… Но мне достаточно. Отвернулась к раковине, открыла холодную воду и умылась. Золотое свечение пропало. Я привела в порядок волосы, смыла кровь с руки. Утираться ничем не стала – гадливо было прикасаться к полотенцам, если вдруг раньше это чудовище пользовалось ими. И вышла, ничего не сказав напоследок.
В гостиной кто сидел, кто стоял, разговаривая. Девушка-горничная заносила второй поднос с чаем и чашками, устраивая его рядом с первым и начав расставлять приборы. Я объявилась и вызвала вопросительную тишину.
– Для меня большая честь быть членом вашей семьи. И особо я благодарна за честь быть признанной Вами, Хельга Один. Позовете, – всегда приду и помогу всем, на что способна. Надеюсь, что, если буду нуждаться в совете Великой Матери, вы не откажете мне в нем… я и Нольд должны уйти прямо сейчас. Прошу понять и отнестись снисходительно.
– Я вас отпускаю. – Кивнула старуха. – Но ненадолго. У меня к тебе много вопросов, Ева.
Я посмотрела ей в глаза:
– Моя семья – ваша семья.
– Правильные слова.
* * *
Нольд держался до порога, но уже на ступенях лестницы, схватил за руку:
– Что ты почувствовала? Что произошло?
– Не сейчас…
– Говори!
– Не злись.
Я поняла, что его резкость и раздражение основаны на тревоге. И не стала огрызаться в ответ. Он точно не виноват в том, что меня переполняли боль и бессилие… мертвых не воскресить. Не спасти, вернувшись во времени, не остановить убийцу. Как она могла, ведь она – женщина? Как могла, – ведь она их в себе зародила и вырастила, чувствуя живое биение в животе… крохотных ножек, крохотных ручек…
– Нольд, я расскажу тебе все. Только прошу, дай несколько минут побыть одной, потом увези в самое безлюдное место, какое можно – на воздух, под небо. Умоляю…
Он думал. Потом обернулся на дверь, брезгливо дернул ноздрями и выдохнул:
– Ладно.
– Идем. Останешься в стороне и последишь, чтобы никто не видел.
Увела его в глубину сада и нашла место. Оно, судя по ощущениям, было почти равно удалено от каждого трупика.
– Отойди на десять шагов назад, отвернись и смотри на дорожку.
Он явно не хотел этого делать, но послушался. Я легла в траву, обняв землю руками как можно шире. Проклятие или дар быть некроманткой? В минуты слабости хотелось быть такой же, как все, не видящей и не слышащей, и трудно было найти хоть что-то, ради чего стоило выносить постоянное присутствие смерти в жизни… а мы нужны – таким несчастным и неупокоенным созданиям, кого настигла гибель по воле случая, от рук преступника, кто хотел жизни, а умер и не захоронен по-человечески. Мука…
И кто я теперь? Тоже истинная дочь Великого Морса?
Зашептала:
– Вы не знали материнских объятий и не знали материнской любви. Никто не дал вам имен, не оплакал после смерти… я вас люблю… и по вам плачу. Вы мои дети неживого мира, дети той, кто никогда не сможет стать матерью. Мои… любимые, желанные, самые прекрасные сыновья. Нет больше страданий. Вы звали – я здесь. Я упокаиваю вас.
Их плач исчез…
Терпение Нольду давалось непросто. Машину гнал, благо, дорога была пустынна. Не спрашивал вообще ни о чем – ни о разговоре с Хельгой, ни о том, что я делала в саду за его спиной. Молчал, иногда и очень коротко поглядывая на меня, – а в остальном четко следил за дорогой и был сосредоточен. Меня переполняла благодарность за это, за послушание и понимание в то время, когда они мне были нужны больше всего. Я была уверена, что он выполнит и третью просьбу… горечь и боль я хотела исцелить ощущением жизни, потому что регенерат работал с телом, но не с душой. Ее раны не затянутся сами по себе.
Мы съехали с основной дороги на проселочную, а через пять минут пути – в поле. Заминая высокую траву тяжелой машиной, заехали вглубь. Я сразу вышла и блаженно вдохнула прохладный воздух ночи. Солнце давно зашло, но край неба еще алел темно-красным маревом на западе, как красная нить раны самого мира. Звезды, ветер…
Без механического, чужеродного здесь звука, стало совсем хорошо. Нольд выключил мотор и тоже вышел.
Какой же он высокий, какой сильный, красивый и светлый!
– Нольд, люби меня. Пожалуйста. Чем безудержней ты будешь, тем лучше, делай со мной, что хочешь. И помни, что я сама этого хочу в сто раз сильнее!
Он подошел медленно. Он уже смотрел на меня зверем, но не бросался, хотя я тряслась от нетерпения.
– У тебя глаза как два солнца, Ева… в кого ты превращаешься?
– Я не знаю!
– Кем бы ни стала, – спалишь до пепла, я согласен…
