Текст книги "Полузвери (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать седьмая

– Что?!

– Не рявкай, разбудишь. Мотай к своей бабке, потом вернешься и заберешь дуру.

Я потратила много душевных сил, телесные давно восстановились. И после двух чашек чая просто отключилась на диване в морской комнате, без разрешения хозяина – можно или нельзя. Но разбудил меня возглас Яна. Я тут же вскочила, протерла глаза и вышла в общий холл-коридор:

– Ты к Хельге? Ян, а можно с тобой?

Тот хрипнул, рванул на меня и схватил обеими руками за горло. Железная хватка! Не придушил, но стал трясти, будто я погремушка, из которой нужно выжать весь «гром».

– Мы зачем вас спрятали?! Зачем из домов увезли?! Чтобы один дурак и вторая дебилка среди бела дня на слитый адрес поехали?! Я тебе шею сейчас сломаю, Пигалица, чтобы ты паралитиком неделю лежала, залечивалась, и думала над ошибками!

– Сломаешь – убьешь, регенерат такое не лечит…

– Выпорю! Отпуск возьму и буду по жопе бить каждый раз, как заживешь! Пока мозги на место не встанут! Как вы додумались? Что там забыли?

Парис встрял:

– Остынь. Новости и новости, все обошлось, а я забрал все, что у сектантов было – ключи, телефоны, удостоверения личности. – Он подопнул сумку на полу коридора. Как раз ту, куда собирались фото складывать. – Телефоны я все разобрал, навигационные маячки выбросил еще там, а остальное – твоя работа. Одежду извращенца не трогал, но все ценное тоже здесь, в куче. Отпечатки стер.

Я почувствовала, что вот-вот затошнит:

– Прости, Ян. Дура, да, забылась и просчиталась, думала – Варита так незначительна, что секта не будет тратить силы на…

Он отпустил, но все еще подрагивал от гнева. Обернулся на Париса:

– Не ступил Нулю позвонить с докладом?

– Нет, конечно. Да и тебя дождался, чтобы не по телефону обсуждать.

– Твою ж Праматерь…

Ян глубоко вдохнул и выдохнул. Обманулась, что уже успокоился, но он внезапно схватил меня повыше локтя, развернул и больно, как плоской доской с размаху, ударил по заду.

– Ян, не оборзел так воспитывать? – Унизительный шлепок отдался чувством обиды. – Ты Нольду наверняка ровесник, так что я старше, и морального права…

– Старше? Да тебе по мозгам меньше тринадцати! Хоть так здравый смысл обратно вобью! – Выдохнул. – Пошли к Хельге, и рассказывай подробно, по минутам, что точно там произошло?

Мысленно, обещала припомнить, но не могла не признать, что гнев Яна оправдан. Пока спускались на лифте и шли до другой высотки района, я пересказала детально, насколько смогла.

– Не сплоховал, боец… двоих насмерть приложил. Все равно – дурак. Завтра воплотится, я и ему по жопе врежу, пока та голая. Чтоб сразу до головы, без посредников!

– А к Один по какому делу идем?

– Не знаю. Вызвонила «на семейный обед», а мне ей отказывать нельзя – у нас соглашение. Если зовет, обязан. И плевать, чем занят. Должен быть в другом месте, свидетелей опрашивать, точно уволят с черным билетом. Да, гори оно все…

– Не кипятись ты так.

Ян зыркнул, но, похоже, и правда перегорал. Стал говорить спокойнее:

– Нулю я сам расскажу, как будет подходящее время. Его не дергай, и не вызванивай.

У Хельги все открыто – прошли свободно, поднялись тоже, и в дверь без стука. Ян снял свой служебный пиджак, перекинув через руку, проверил воротник рубашки, чистоту туфель, тихо и недовольно пояснив:

– Сейчас увидишь, как меня тут воспитывать будут… позлорадствуешь.

Едва зашли в пустую столовую, с уже накрыты на две персоны столом, Хельга рявкнула:

– Опоздал! Да еще и пришел не один!

– Ты написала «семейный», и про то, что нельзя компанией – ни слова. Так что, госпожа прабабка, претензия мимо. Опоздал, потому что Еву надо было забрать.

Старуха недовольно нажала кнопку на стационаре, и если в прошлые разы я видела это без команд на динамик, то в этот раз та процедила:

– Повторить.

Есть я хотела неимоверно.

– Здравствуйте, госпожа Один.

– Здравствуй. Прощаю, Ян. Ева в курсе дела, так что разговору в этом случае не помешает. Умойтесь, а то у одного рожа злая, у второй заспанная.

Ничего больше в плане замечаний я не услышала. Ян, кажется, привык к другому обращению и было заметно, как он все больше и больше с вопросом смотрел на старуху. Мы уже съели обед в молчании, как он не выдержал:

– Не узнаю тебя. Что-то настолько серьезное? Я тут уже двадцать минут, а оба уха на месте, ни разу не рванулась открутить за то, что сижу неровно и ем быстро… госпожа прабабка?

– Прекрати меня так называть. Бесит.

– Я знаю. Это тактика такая, меньше вызывать будешь, чтобы едкого отпрыска не терпеть. Так что случилось?

– По праву закона, за все преступления, совершенные Алекс Нольд, я хочу казнить ее. Без огласки для кланов, без привлечения исполнителей. И я назначаю тебя ее палачом, Ян. Сама буду судьей и свидетелем. Эта тварь умертвила пятерых детей, едва родила, скрыла сначала беременности, а потом и тела сыновей, закопав в саду. Эта тварь собиралась принудить дочь к барку, шантажируя угрозой обвинения Нольда в инцесте с сестрой.

Ян осунулся весь и сразу, и побелел до мертвенного оттенка. Пшеничной пылью стала заметна щетина, щеки впали от вдоха или спазма…

– Сблюешь на стол, заставлю вылизывать. Я не для того трачусь на хорошие стейки, чтобы ты ими вывернулся.

– У тебя есть палач, старуха, твой старший сын – Артур… все, что ты сказала… – Ян нервно сглотнул, посмотрел на меня, и снова на Хельгу. – Чудовищно. И то, что сделала мать Нольда, и то, о чем просишь. Я не стану этого делать.

– Ты не смеешь ослушаться.

– Смею.

– После всего, что я для тебя сделала? Черная неблагодарность.

– Так подавись ею.

Ян встал, забрал пиджак со спинки, и я вскочила – идти следом.

– Задержись на минуту, девочка. Раз пришла, то и с тобой поговорю. А ты – пошел вон отсюда. Внизу подождешь!

Ян вышел из комнаты, а Хельга дождалась далекого звука входной двери.

– Если бы он согласился, я бы до смерти разочаровалась. Люблю непослушных мальчишек, что его, что твоего Нольда.

– Зачем вы так? Это жестоко.

– А я не сердобольная. Доставила себе удовольствие погладить против шерсти правнука, убеждаясь, что он не шелковый. Мерзавец! – Она довольно улыбнулась, собрав в уголках губ и у носа морщины, и клацнула коротко зубами. – Да. Артур бы так не смог. Да и никто из моих сыновей. Удивительно, насколько чуткой и мягкой выросла Версилия, и насколько жестоким и безжалостным получился именно Артур, хотя я всех детей воспитывала в одинаковой любви.

– Он на самом деле палач?

– Это обязанность любого старшего из старших, исполнять приговоры. Умрет он, будет следующий. Но за последние пятьдесят лет казней не было, так что Артуру не пришлось за все время своего срока убивать сородичей. А случись, уверена, – получил бы наслаждение от своей роли… Парис не делился историей, как мы встретились?

Я мотнула головой.

– Почти двадцать пять лет тому. Версилия к тому времени уже своими внуками занималась, сыновья давно сделали карьеру – хорошие посты, статус, деньги. Возрастные и зрелые мужчины. Я жила и не думала, что за кем-то из них понадобится пригляд, как за буйным полузверем подростком. Но однажды на Артура нашло помутнение. – Хельге неприятно было вспоминать, явно история грязная, но она все равно с чего-то решила откровенничать. – Он службист в госбезопасности, должность, которая искушает властью и вседозволенностью. Артур поддался, извратился, пережрал… и оскотинился до того, что не мог прожить и недели без кайфа пыток живого человека, женщин. Бесправных нелегалок, беженок с Экваторных островов, и насиловал их с особой, полузверской жестокостью, уверенный, что никто из стаи о преступлениях не узнает. Коррумпированные и такие же прогнившие коллеги прикрывали.

Теперь и я готова была вернуть съеденное на тарелку, настолько подступило к горлу отвращение. Я сцепила зубы и продолжила слушать, подавляя желание проблеваться хотя бы ругательствами, если не едой!

– Несчастных отправляли в социальные больницы, а после высылались без следа за границу. Только однажды ему попалась некромантка… идеальный вариант для многократного использования – залечивается, и снова…

– Хельга…

– Ты меня поняла. Он перевез женщину к себе, запер в подвале, измывался не один месяц, прежде чем той чудом удалось сбежать. Расправы Артур не ждал – беглянка не заявит в полицию. Мстить пришел Парис. Заявился прямо в дом, слепой от ярости, и с ходу набросился. Я случайно была там же в тот вечер, приехала навестить, и мы оба дали стоящий отпор напавшему! Я хоть и старая, но и сейчас могу порвать, а тогда сил было еще больше. Не будь Парис сверх некросом, заживающим за секунды, там бы его и убили… Я первая протрезвела, поняв, что не все так просто. Оттащила Артура материнской хваткой, улучив момент бессилия сумасшедшего некроманта, и задала вопрос «за что?». А в эти тридцать секунд… – Старуха протянула сухую руку и показательно схватила меня за волосы на затылке. – Не может солгать и не послушаться ни один полузверь! Парис хрипел кровью, залечиваясь, и бросая обвинения, а Артур со всем согласно кивал, подтверждая.

Хельга отпустила меня. Сверкнула синими глазами, которые выцвели до голубизны, а потом залились серым человеческим цветом. И медленно выговорила:

– Я не смогла отдать сына под суд. Скрыла. Пошла против закона, потому что, каким бы чудовищем он ни был, Артур – мой сын, мой старший мальчик… с тех пор держу его в черном теле. С Парисом заключили соглашение – он молчит, а я не оставлю его без откупа. Его деньги – это мои деньги и поэтому он так шикарно живет в той квартире, я ее предоставила… но не думай, он тратит все не на себя, а на ваше дело, я о нем знаю. И подружились мы с ним уже на равных, я – как наследница Праматери, и он – как есть Первый из Некромантов, Великий Морс…

– Парис никогда бы не рассказал мне этого, Хельга. Он…

– Не верь ему. Что бы ни говорил на словах, он любит своих детей. Его презрение – это боль от того, что с вами стало, в каких жертв вы все превратились. Я его понимаю, как никто, потому что каждый день вижу другое – монстра, в которого превратился мой сын. Моя кровь и плоть! Ты еще только готовишься стать матерью, Ева, и я уверена, что подобных чувств тебе посчастливится не пережить никогда…

Я шепнула:

– Почему вы со мной поделились? Это ведь тайна, за которую и вас саму стая привлечет по закону, положение старшей не спасет…

– Потому что ты доверила мне много своих тайн. А я хочу равенства. Ты молода, но вольная и сильная. И Яна не сломить. И Нольда. Самые ценные, не гниющие породы… Хватит. Иди! Семейный обед удался.

* * *

У Яна было и так много дел, но даже не пикнула про то, что могу добраться обратно до «Ботанического» сама. Я помнила жуткое состояние Нольда, когда сообщила о преступлениях матери, и почти те же признаки видела сейчас у Яна. Из бледного он стал серым, и какая-то странная осунутость проявлялась неуловимо. Навалилось все и сразу. Крепкий северянин, стойкий и холодно-злой оголился внутренним нервным напряжением – сдержаться. Вел машину спокойно, реагировал на знаки и соседей по движению без запинок, но руль давил до побеления костяшек на пальцах.

Никогда раньше всерьез не задавалась вопросом – что он чувствовал по отношению к своей матери? К своим единокровным старшим братьям? Ненавидел? Сожалел? Хотел пробиться обратно, к семье, когда был еще мальчишкой, или сразу отрезал и забыл? И что такое – пять лет, для понимания ребенка, что тебя «бросили»?

Я была взрослее. И боль той самой утраты и предательства мамы не прошла до сих пор. Упрятана на глубину, но не прошла.

– Хельга испытывала тебя. Цинично, стервозно, для своего ненормального удовольствия посмотреть, что ты не прогнешься.

– Сука.

Сразу прочувствовала, что Ян бросил прабабке не комплимент. Обозвал в том понимании, как и обычные люди.

Смогла бы я, накопив столько же предательств, как он, выдержать и не измениться в худшую сторону? Отец от меня не отказывался, Толль не бросал, потому что не могу дать детей. А если Яну посмотреть на спину, то можно увидеть много шрамов от «подлых ударов» – и не некромантским зрением, а просто потому что знаю его историю жизни. Откуда в итоге в нем остались силы не ожесточиться, а принимать других и заботиться о других? Меня ведь отлупил из-за этого!

– Пожалей завтра Вилли, пожалуйста. Он и так сегодня мало того, что сам убил, так еще и умирал. Осознать, что его спасают, не успел.

– Хорошая порка как раз снимает стресс.

Нольду всегда тишина нужнее, а Яну – разговор? Посмотрела на его напряженные руки, с которых сошли бледные пятнышки, и рискнула:

– Можно о личном спрошу?

– Скажу «нет», ты послушаешься?

– Да, но ненадолго. Потом опять всплывет, и все равно пристану.

– Ну, спрашивай.

– Элен тебе нравится, или ты так, по стечению обстоятельств развеялся?

– В сводни решила записаться, Пигалица?

– А ты, разлучник, не вклинивался разве между мной и Нольдом? Влезал в отношения советами, и разрешения не спрашивал.

Ян хмыкнул. Ответил:

– Да, понравилась – не спасовала перед дознателем, при том, что была на месте собственного преступления час назад убив человека. Элен оказалась из редких, кто не трясется, когда я «включаю» бесчеловечность, и девушка она красивая.

– Что ты «включаешь»?

– У меня нет магнита, как у полузверей, но есть другое полезное для службы умение. Давление, при котором даже ни в чем не виноватые, начинают испытывать неуютный страх. От чувства, что меня не пробить на сочувствие, жалость, – я мертв и бесчеловечен.

Вот, кем бы стал Ян, если бы позволил обидам жизни себя отравить…

– Ты просто не сумел ее обмануть. Крепкое вранье, но все равно – вранье. Элен в тебя влюбилась.

– Это меня ни к чему не обязывает. Сегодня влюбилась, завтра забыла, и вся история.

– Поживем – увидим.

– Какая мудрость. Мозги все-таки вправил, да, Пигалица?

– Да. Но методы воспитания мне все равно не нравятся. Не вздумай Яну шлепать даже ради ценных уроков. К тому же, ты не единственный «дядя», Вилли тоже претендует, лучше посоперничай с ним в нежности к племяшке, чем в суровости.

И улыбнулась. У Нольда уши шевелились, а у Яна выступала другая реакция на чувства – увидела, как на бледный хрящик лег розовый налет.

– Я… пошутил тогда. Вы можете назвать дочь как хотите…

– Поздно. – И положила руку на живот, погладив саму себя. – Это уже ее имя, и ты ничего не решаешь. Даже я и Нольд не решаем. Там – Яна, и родится – Яна.

После этих слов северянин «вернулся». Все, что на него обрушилось сегодня и придавило, я не смогла убрать, но на другую чашу весов разговором положила хорошее. У него есть семья, самая близкая и верная, – мы. И каждый из нас любит его с разной степенью отцовского чувства, братского, дружеского и по-женски сердечного. Элен не мимолетно им увлеклась.

Когда я зашла в тихую студию Фортена, застряла прямо посреди пустого пространства, будто забыла в миг – куда мне нужно и зачем? Что хотела только что? Мысль о семейности настолько поглотила, что не отпустила, а усилилась и заставила поймать миг тишины и уединения.

Родители… мы все, до одного, подранки в этой части жизни. Троица – неизвестно, но подозревала, что сейчас в силу возраста его отца и матери нет в живых. Никаких родных тоже, жена умерла, он – без корней. Варита и Элен сироты. Вилли, Ян и Нольд – отверженные. Я и Фортен – наполовину брошены, наполовину разлучены с родителем. Я – смертью, он – изгнанием. Ни одной благополучной истории, одни раны.

Больше так ни с кем не будет – никогда. Прошлое горько, но будущее обязательно будет счастливым! И в мирное время не потеряем друг друга, даже разбившись на отдельные островки личного счастья и закопавшись не в опасном, а бытовом и хлопотном.

Я дошла до подиума, села на то же место, что и Нольд накануне, и закрыла глаза.

Утро было сегодня. Нападение, смерть, спасение, бегство – все сегодня. А по чувствам отодвинулось так, словно давно и даже будто не со мной. И не с Вилли, от которого уже завтра будет пахнуть железом из-за убийств. Чистота пробыла с ним не долго, но Фортен не отвернется. Не знаю, каково будет постоянно дышать запахом свежей крови, но он Вилли не оставит.

Как у Яна ужасное уравновесилось хорошим, так и у меня, кажется, покушение сектантов и друг на грани гибели померкли из-за Париса. Между «люблю» и «ненавижу» эгоистичного Великого Морса, я поняла, что хочу его любить – и буду это делать без дочерних претензий и обид, а просто так. Он – папа. И со Златой я ошиблась, думая, что девочка с запудренными мозгами поменяла настоящего отца-Троицу на фальшивого. Не поменяла. Как и я не отрекусь от своего погибшего отца. Просто теперь у нас с златовлаской есть общий исконный «Пра», не менее настоящий.

Пора было встряхнуться, привести себя в порядок и сменить одежду. Я дошла до коридорчика и сначала прислушалась к другим трем дверям дальше – или Варита, или еще кто из нуждающихся мог быть здесь, но не услышала ничего, кроме тишины. Зашла к себе, скинула все, и сразу залезла в ванную. Отмылась до скрипа, отогнала переживания, и стала думать – что делать дальше? В этих четырех стенах сидеть – я взвою не хуже полузверя! Выпросить у Фортена работу? Даже если нужно будет перегладить все его костюмы для съемок, готова взяться, лишь бы убить время до новых подвижек. И не к худшему, а к лучшему.

Ночевать мне сегодня без Нольда… Не увидеть его, не поговорить, даже не хотела сообщения нейтрального посылать, чтобы не отвлечь. Еще собью стойкость. Несколько часов врозь – а уже скучаю. Обстоятельства так легли – день как за десять, стресс, накал, битва… да и вообще – слишком все остро!

Глава двадцать восьмая

Когда к вечеру, проснувшись, поднялась наверх, удивила Вариту – она думала, что мы до сих пор в разъездах, как я вернулась никто не видел. А Фортен, появившись на голоса из жилой половины, спросил сразу:

– Что с лицом? Что-то случилось?

– Вилли жив. Это главное…

И рассказала. Фортен слушал стойко, а девушка вся распереживалась, расплакалась и прокляла себя за просьбу с семейными фотографиями. Ее вина.

– Это не так, Варита. Сектантские твари – зло, и не на этом шагу, так на другом, могли подкараулить.

Утешала, как могла, и ее и себя заодно. Если бы не Морс, Вилли бы забрала смерть, а я, бездарная некромантка при всем отчаянье не справилась со спасительным поцелуем. Почему? У Златы даже чужих и незнакомых удавалось перенести в запределье материального мира. Эмоции помешали? Те самые проклятые чувства, когда нужен был холодный разум?

– Он воплотится завтра?

– Да.

– Тогда остается одно – ждать. Все хорошо, что хорошо кончается, Ева.

– Дай мне какое-нибудь дело, пожалуйста. Я должна себя хоть чем-то занять, чтобы убить время и забыться.

– Что-нибудь придумаю.

Ждать взаперти оказалось мучительно. Мне не помогали отвлечься от мыслей ни мелкие дела, которые Фортен нашел для меня в студии, ни разминка, ни разговор с Варитой, которая вспоминала детство и расспрашивала о моем прошлом. Оставшись одна в комнате, я даже пыталась впасть в медитативно пустое состояние, какое наверняка практиковала Хельга Один. В ее квартире мне пришлось выжидать часами, сидя на ровном месте. Не получалось. Я все время ловила себя на том, что смотрю на телефон и жду хоть какого-то сообщения. Весточки. Призыва к действию – сорваться и бежать! Но каждый был занят своим делом, без меня, а я – почти что в тюрьме. Так прошли вечер, ночь, утро. Я спала урывками, и больше накручивала тревогу, чем успокаивалась.

– Помоги мне на кухне, пожалуйста. Там не трудно, просто очень скучно одной.

Варита робко постучала и заглянула в комнату. В шесть вечера девушка собралась готовить ужин, и позвала меня.

– И не говори. Жизнь вся где-то, в бурях и сражениях, а мы тут, в глубоком тылу. Кухня, так кухня. Идем.

– Новости есть?

– Нет, тишина.

– А я Элен позвонила. Она там тоже изнывает взаперти.

Я тут же подумала о Злате, Хане и Лёне – еще трех «пленницах». Может, мне к ним попроситься вместе с Варитой?

Я так надеялась, что увижу воплощение Вилли. Надеялась, что к десяти вечера Парис приедет сюда, к Фортену, но время шло, а мы так и оставались вдвоем с девушкой, буквально – запертые на кодовый замок внизу. Когда мое терпение лопнуло, я вышла проверить – доступа на улицу нет. Окна в здании были, но, кажется, только на жилой половине Фортена, куда я из уважения к хозяину, не смела ступить ни ногой. А хотелось хоть воздухом подышать. Выбраться на крышу, посидеть под открытым небом, на воле. И взвыть! Взвыть от тоски, незнания и бездействия, как зверю, которого стреножили и заперли в кирпичном вольере!

* * *

Утром следующего дня нервы настолько чутко реагировали, что я услышала шаги, за всей толщей пространства здания. Только встала, только умылась, открыла комнату… и рванула через коридор закутка, и через всю студию!

– Вилли!

Он и Фортен только зашли и собирались подняться наверх. Я распахнула дверь, и, выскочив на площадку у лестницы, тут же повисла у парня на шее, стиснув его сколько было сил в руках.

– Привет, обаяшка!

– Вилли… целый! Живой!

Я без стеснения стала целовать его в ухо и в щеку, куда попадала, и опять стискивала, собираясь провисеть в объятиях спасителя столько, сколько требовал весь мой пережитый страх за него. И благодарность.

– Щекотно, некромантка! Я тоже рад, что ты целая и невредимая!

Нехотя отлипла:

– Какой ты лысый, и какой красивый! Где ты проснулся, у Париса?

– Лучше не спрашивай. Кошмар наяву.

– Кто был? Где все? Я тут с ума схожу и боюсь хоть кому-то позвонить, чтобы спросить, как дела. Ян? Нольд? Троица? Фортен, ты хоть в курсе, что и как? Умоляю!

– Я не знаю подробностей. Идемте наверх.

В замкнутом пространстве почуяла, – шлейф убийств бил в нос железистым запахом, будто я до сих пор в том холле с двумя трупами и повсюду кровь. И на моих губах тоже – кровь самого умирающего Вилли. Слабая чистота проступала, но едва-едва пробивалась, утопая в более тяжелом, удушающем… смраде. Но я не отвернусь от друга, ни за что! Он мне жизнь спас, и даже если бы не было этого долга – никогда бы не отвернулась! Обниму и поцелую снова, и плевать, если будет мутить, плевать, что не задержать дыхания. Это – Вилли!

Фортен и мускулом не дрогнул. Я, едва сама почуяла, знала, что и он – дышит тем же. И до этого – наверняка в квартире при пробуждении, в машине по пути сюда, и ничем брезгливости не выдавал. Мерцал зелеными глазами, полуприкрыв веки, и спокойно смотрел на того, кого любил… выдержит? Стерпится? Или всю жизнь теперь будет искать открытое место, чтобы сделать шаг ближе?

– Есть хочу жутко. И пить. Желательно – пиво, есть?

– Есть.

Ничего о «той стороне» Вилли не помнил. По его словам, все погасло в один миг, и включилось в другой – будто при наркозе на операции. Только если пациенты засыпали более-менее в хорошем самочувствии, а просыпались в болезненном от вмешательства, здесь все было с точностью наоборот. Никогда не чувствовал себя более живым и полным энергии! И на психику стресс не давил, – схватку, убийства, свое умирание, – воспринимал легко, без рефлексии и чувств «грязи». Из-за того, что парень сравнил полусмерть с наркозом, я невольно подумала – он будто до сих пор дышит обезболивающим, как пациент на медицинских наркотиках, переполнен какой-то эйфорией. Счастьем бытия. Вилли ел с жадностью ко вкусу и сытости, пил взахлеб, опьянел быстро. Улыбался и сиял, будто во всем, что случилось – нет ни одной черной тени.

– Фо… – Я шепнула, улучив момент и оставшись с некромантом за кухонной стойкой, когда Вилли пошел переодеться во что полегче. – Расскажи, как оно было? Ты же присутствовал? Говорил с Парисом-Морсом, как хотел?

– Нет. Мне трудно оказалось увидеть в этом немолодом и желчном некроманте нашего Пра-Отца. Да и… я призрак Вилли видел, не мог ни о чем думать. Меня Ян на адрес привез, мы там вместе были.

– Я усмехнулась:

– Вилли влетело?

– В каком смысле? – Не понял Фортен.

– За то, что влипли в историю, Ян обещал выпороть, очень был злой.

– Нет. Не влетело. Все в рамках приличия.

– Ночь у Париса провели?

– Пришлось. Вилли не просыпался до четырех утра. Как Морс пояснил – чем ближе человек был к смерти, тем дольше после воплощения спит. Тяжелые часы, еле выдержал.

– Из-за запаха?

Фортен странно вздрогнул всем телом, будто у натянутого крепкого лука кто-то задел тетиву, и пристально посмотрел мне в глаза:

– Нет. И это не объяснимо, Ева. Я почувствовал шлейф, тяжелый и душный, будто к самому лицу поднесли ведро слитой крови. А потом, через минуту… он исчез. Я не утратил некромантского видения и чутья, факт, потому что чистота Вильяма никуда не делась. Я будто потерял обоняние выборочно, но не прилагал к этому никаких усилий. Рискнул спросить Морса, но тот высокомерно удостоил меня титулом «извращенца» и буквально плюнул куда-то под ноги. В этом он абсолютно сходится с моим настоящим отцом.

– Он может.

Варита проснулась позднее и тоже без всяких «можно?» повисла на шее у парня, будто он давний-пре-давний друг, а не бывший Вилли-не-дают из Инквиза, надоедающий вниманием. Винилась и плакала, проклиная фотографии и собственную глупость.

* * *

А вечером, поздно, приехали Нольд, Ян и Элен.

– С тебя бесполезно брать обещания, Ева. Ты все равно не сдержишь главного!

Нольд меня обнял, прижал к себе и выдохнул одну лишь усталость. Боялась, что придется пережить бурю ярости, но он или перегорел, или не находил сил злиться.

– Прости.

– Прощаю. Герой где?

– У себя в бункере, через проезд отсюда. Фортен нас с Варитой опять тут запер.

– И правильно. – Услышала Яна. – Я здесь и Элен оставлю. Секта до меня докопалась, теперь на квартире не безопасно.

– А сам?

– Сам тоже сюда. Надеюсь, опальный принц переживет нашествие гостей. Некромант тут или с Вилли?

– Наверху.

– Я поговорю. Устраивай девушку, Ян, самая дальняя дверь – свободная комната. А ты, Ева, переоденься – едем к Хельге Один.

– Так поздно?

– Придется. Семейный вопрос.

Мне хотелось, чтобы он подольше меня не отпускал. И дольше целовал – будто вечность прошла с тех пор, как виделись последний раз! Но Нольду пришлось – он коротко поцеловал в губы, разомкнул руки и кивнул в сторону закутка за студией:

– Бегом. Сам хочу отдохнуть, но время не ждет.

Переоделась я быстро, но сразу не вышла. Только приоткрыла дверь и услышала голос Элен, застопорившись и побоявшись помешать личному разговору. Девушка говорила тихо и вкрадчиво, что и смутило – не хотела помешать. Она и Ян были не в своей теперь комнате, а в коридоре.

– Ничего не бойся, Эли. – Ян различимо ответил на шепот. – Отдохни. Успокойся. Я вернусь сюда сразу, как со всем разберемся, обещаю.

– Я не лягу и буду ждать.

– Лучше поспи. Нам часа два туда-обратно, и неизвестно сколько еще займет разговор.

– А кто это – Хельга Один? Твоя мать? Если хочешь, я бы тоже могла поехать…

– Моя прабабка. Не надо, не сегодня.

– Но это не значит, никогда?

– Эли… – Упрек прозвучал мягко, но все же как упрек. – Поговорим позже.

Наверное, Ян ее поцеловал – потому что слов больше не было, а шаги по коридору раздались не сразу. Я готова была пальцы скрестить – так мне хотелось счастья им обоим! Элен хорошая девушка, а Ян… никакой не волк-одиночка, и он слишком молод, чтобы судьба за него уже все решила, без шанса на настоящую любовь!

На выезде с проезда стоял все тот же фургончик «возим-довозим». Северяне не маскировались под рабочих, были в привычных городских костюмах, только что не служебных – рубашки, брюки, пиджаки. Весь день промотавшись, мало спав, оба замятые и небритые – аж ностальгией накрыло о поездке по жаркому югу. И вдобавок меня усадили не в фургоне, а на сиденье между собой – Нольд за рулем, Ян у двери, а я – будто на той самой далекой лавочке у душевой, прижатая по бокам айсбергами.

– Рассказывать будете? Я же умру.

– Пока все по плану. Позавчера вывел Валери на откровенный разговор, бумаги на вывоз некромантов показал, но на руки не отдал. Мое участие – обязательное условие. И обязательное условие – целый и невредимый Констант, который мне нужен в личном плену, а не в клинике. Он – необходимый заложник для поимки новой организации некромантов. Брат некоего хитрого восточника, который обосновался в столице и мешает, как кость в горле… Она согласилась.

– А что ты сказал о себе? Кто ты?

– Амбициозный Инквизор, Ева, – Нольд притворно зло улыбнулся, – который хочет всего: власти, денег и лучшую женщину из всех. Я не сектант, я двуликий карьерист, а некромантов надо шантажировать, использовать и время от времени сдавать «на мясо» – один шаг до цели. Доберусь до организации, и все под меня лягут, куда денутся. Но остальное не все так радужно – сектантку и, правда, держат на очень крепкой привязи. Ее, когда мы говорили, открыто разрывало между желанием выдать все ради меня, и ужасом, что как только она это сделает – убьют. Причем обоих. Даже под магнитом не расцепила зубы и не сказала ни одного имени. Но придумать – как мне вклиниться в день вывоза некромантов в их компанию, обещала. Найдет лазейку. Секта, случалось, привлекала наемников, сторонние люди полезны – когда для подстраховки, когда для грязной работы…

– У них и так полно людей, Ноль. – Перебил Ян. – Те, кого убил Вилли, не сектанты, а местные службисты – и без оружия они были лишь потому, что не хотели стрелять в жилом районе. По-тихому собирались… то, что сектантка тебе предложит, нужно перепроверить на все подводные камни.

– Само собой.

– А к Хельге зачем едем?

– Обвинение предъявлять. Я не стал скрывать от Лёны правду, и мы решили привлечь мать к ответу по закону – за все. Те, кто из собратьев видел воскрешение песочника, поняли, что и моя сестра не умерла, ей так или иначе придется объявляться «в живых». Обвинение в шантаже с инцестом предъявит она.

– Вашу мать казнят…

– Есть за что. Это, во-первых. А во-вторых, фальшивое милосердие обернется тем, что она будет пытаться убить тебя из ненависти и мести. И не оставит Лёну, отравив той жизнь из-за предательства. Мне что-нибудь сделает, – уверен, попытается убить тоже. Самое время для справедливости. Сейчас ввяжемся в сектантское дело, и будет очень невесело, если с третьей стороны налетит опасность в виде наемных убийц от Алекс Нольд.

– Ты всерьез думаешь, что она может пойти на такое? Я – ладно, но ты… ты все-таки ее сын.

– Да, который должен был лежать в самой первой могилке в саду, если бы эта светлая мысль пришла матери в голову вовремя.

– У Хельги собрались женщины клана?

– Да.

– И они все узнают, что я некромантка.

– Скоро весь мир узнает о некромантах много нового, так почему бы не начать перемены с полузверей. Закончим семейное дело, и хоть здесь я поставлю точку.