Текст книги "Россия и последние войны ХХ века"

Автор книги: Ксения Мяло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 48 страниц)

Затем решающей стала линия Кичан-Вагуас, где 17 ноября произошел решительный перелом в войне в пользу НКР.

В международном плане репликой этим военным успехам Карабаха явилась очередная попытка мирного урегулирования [258]258
  28 января 1998 года


[Закрыть], к которой на сей раз были привлечена как НКР, так и США и Турция. Однако и она оказалась безрезультатной. 25 марта 1993 года началась операция по окружению азербайджанских войск в Кельбаджарском районе, 3 апреля кольцо окружения сомкнулось.

24-25 июня 1993 года азербайджанские войска оставили город Агдам, именуемый в Степанакерте «гнездом агрессора», где были сосредоточены крупные боевые силы азербайджанцев, объединенные в укрепрайон, и силовые структуры. Важность его усугублялась тем, что отсюда начинается важная трасса через НКР к иранской границе, что приобретало особое значение в контексте закрытия Турцией выхода Армении во внешний мир через свои границы.

После успеха в Агдаме оставалось провести еще одну крупную военную операцию – ликвидировать два пехотных полка АЗР, сосредоточенных в Кубатлинском и Зангеланском районах. По меркам карабахского конфликта это было немало и создавало перманентную угрозу Лачинскому коридору, для снятия которой военное руководство в Степанакерте разработало тактику создания «зон безопасности» вокруг столицы. Под номером третьим были определены четыре района юго-западного Азербайджана, так называемая Зангеланская дуга. Успех на этом направлении определился взятием райцентров Физули и Джебраила [259]259
  соответственно 22 и 23 августа


[Закрыть]; 31 августа войска НКР вошли в Кубатлы и на ряде участков фронта оказались на расстоянии 4–5 километров от государственной границы Ирана, а это создавало качественно новую международную ситуацию, особенно с учетом бурных политических событий, совершавшихся за этот период в Азербайджане.

В июне 1993 года мятежный полковник Сурет Гуссейнов [260]260
  позже выданный Алиеву Россией


[Закрыть] вошел в Баку во главе верных ему отрядов и сверг президента Эльчибея. Последний бежал в родную Нахичевань, успев, однако, осуществить главное: после бегства Абульфаза Эльчибея к власти пришел опытный политик со спецслужбистским прошлым Гейдар Алиев, мастер интриги и маневра, который продолжил протурецкий и пронатовский курс Народного фронта, однако при этом сумел оживить в России иллюзии стратегического партнерства с Азербайджаном у многих достойных и опытных людей, включая покойного генерала Рохлина.

Между тем Турция зашла в своем неравнодушном отношении к событиям в соседних республиках так далеко, что уже в апреле 1993 года направила в районы границы с Арменией свои танковые части, механизированные и другие войска.

ВС Турции были приведены в повышенную готовность к действию «в любой чрезвычайной ситуации» после активизации армянских наступательных операций. То же самое повторилось в сентябре 1993 года, когда падение Зангелана создало непосредственную угрозу для Нахичевани [261]261
  опорного региона нового азербайджанского президента


[Закрыть], которую Турция, ссылаясь на ст. 3 советско-турецкого договора от 1921 года, считает в известной мере объектом своих гарантий. Тогда премьер-министр Турции Тансу Чиллер заявила даже, что она запросит разрешение парламента на ведение военных действий в случае, если Армения затронет какую-либо часть Нахичевани. Вопрос Нахичевани стал одним из главных и в ходе состоявшегося тогда же визита Чиллер в Москву.

Одновременно произошли инциденты с обстрелами с турецкой стороны российских пограничников, вместе с армянскими охранявших границу этой бывшей союзной республики с Турцией. И тогда же со стороны Азербайджана впервые на официальном уровне была озвучена мысль о приглашении в Нагорный Карабах сил НАТО в качестве миротворцев. Инициатива не получила развития и не встретила особой поддержки с американской стороны – думается, не в последнюю очередь в силу большого влияния армянской диаспоры в США. Кроме того – и это главное, – ситуация для подобных радикальных и весьма небезопасных действий еще не созрела. Политическая атмосфера в России бродила, а пуповина, связующая ее [262]262
  как и другие бывшие союзные республики


[Закрыть] с СССР, еще не была перерезана окончательно. А потому, с учетом полной нелегитимности упразднения СССР, была реальная возможность того, что окажись шумно заявлявшая о себе патриотическая оппозиция субъектом подлинной политической воли – изменится и сам формат постановки вопроса.

Однако мысль была брошена, реакция России [263]263
  оказавшаяся вялой на всех уровнях


[Закрыть] прозондирована, и возникла новая ситуация, когда перспектива ввода в регион иностранного миротворческого контингента, пусть и гипотетическая, уже не отвергалась с порога. Иными словами, был создан прецедент, и он приоткрыл, каков может быть конечный результат нарастающей интернационализации «горячих точек» на постсоветском пространстве и прогрессирующей утраты Россией своей роли. Карабахский вопрос первым стал объектом такой интернационализации, и уже в феврале 1992 года Совещание по Безопасности и Сотрудничеству в Европе постановило созвать так называемую Минскую конференцию для определения статуса Нагорного Карабаха.

ОБСЕ – один из важнейших элементов сложной системы международных организаций, развивавшейся и разветвлявшейся после Второй мировой войны. В эпоху противостояния блоков каждая из двух сверхдержав, разумеется, стремилась, так или иначе, реализовать через эту систему свои собственные цели и интересы. Однако США делали это более бескомплексно и напористо, о чем еще в 1994 году откровенно поведал Б. Клинтон. В его ежегодном президентском докладе умелое использование Штатами международных организаций как своей опоры в «холодной войне» трактовалось с нескрываемым восхищением: «После Второй мировой войны мы учли уроки прошлого. Перед лицом новой угрозы тоталитаризма наша великая нация приняла вызов времени. Мы выбрали путь развития международных связей, перестройки структур безопасности и лидерства. Решимость предыдущих поколений одержать победу над коммунизмом путем формирования новых международных структур [264]264
  курсив мой – К.М.


[Закрыть] позволила создать мир, который является более прозрачным, безопасным и свободным. Именно этот успешный пример вдохновляет нас на новый этап давней трудной борьбы – закрепить мир, завоеванный в холодной войне».

Здесь как раз будет уместно напомнить о различии понятий мiр [265]265
  вселенная


[Закрыть] и мир [266]266
  отсутствие войны


[Закрыть], которого, к сожалению, не передает современная русская орфография. Какой мир пришел к ним, уже узнали сотни тысяч людей на том самом постсоветском пространстве, которое США намеревались более плотно перевести под свой контроль как часть мiра. Возможности России регулировать переговорный процесс, который избавил бы народы от каждодневных обстрелов, похорон, толп беженцев, по каналам тех же самых или их дочерних международных организаций чем дальше, тем больше обнаруживали себя как полностью несоразмерные возможностям США, резко возросшим с крахом СССР. И это – пусть не сразу – не могло не изменять баланс сил и геополитическую ситуацию отнюдь не в его пользу.

А потому еще тогда, когда в Карабахе шла война, в январе 1992 года была предпринята первая попытка увязать урегулирование конфликта с весьма конкретными американскими интересами. Последние же напрямую увязаны со всем весьма сложным блоком отношений США с Турцией и Ираном. Турция – союзник и партнер по НАТО, Иран, – в особенности в начале 1990-х годов, демонизируемый противник; и такое различие отношений продиктовало первый план решения карабахской проблемы путем территориального обмена между Арменией и Азербайджаном, известный как план Пола Гобла. Гобл, бывший специальный советник Госдепартамента США по проблемам бывшего СССР, выдвинул идею «обмена территориями, главным образом «коридорами» Лачинским и Мегринским [267]267
  южный район Армении, граничащий с Ираном


[Закрыть]. Тем самым Карабах напрямую соединялся с Арменией, Азербайджан же – с Нахичеванью. А поскольку последняя на северо-западе имеет небольшой [268]268
  8 км


[Закрыть], однако стратегически чрезвычайно важный участок общей границы с Турцией, с последней непосредственно соединялся бы и Азербайджан; и план, де-факто уже поддержанный вашингтонской администрацией, был категорически отвергнут и Ереваном, и Степанакертом. Последним – даже несмотря на то, что план Гобла решал проблему неанклавного существования НКР. Армян страшила опасность того, что стали называть «гигантизацией тюркского мира», особенно грозной в условиях потери общей границы с Ираном: это позволило бы сделать абсолютно глухой блокаду Армении и Карабаха со стороны Турции и Азербайджана.

Наконец, корыстный интерес США, стремившихся таким образом усилить нажим на Иран [269]269
  возможно, даже попытаться расчленить его через раскачку северных, граничащих с Азербайджаном районов


[Закрыть] был слишком очевиден, и план был отложен до лучших времен; однако от него не отказались, так как он исключительно благоприятен для реализации дальних целей реструктуризации Большого Среднего Востока; он создает условия для функционирования газопровода Азербайджан – Нагорный Карабах – Армения – Нахичевань, который может обеспечить весьма удобный маршрут транспортировки азербайджанского газа в Турцию, на важность чего недавно прямо указал Вашингтон. Сделано это было в ходе очередного визита сопредседателей Минской группы ОБСЕ по Нагорному Карабаху в регион конфликта летом 2000 года, и представитель США Кэри Кэвин заявил, что американская администрация реально надеется на реконструкцию этого газопровода с помощью международного сообщества сразу же после установления мира. Разумеется, без решения карабахской проблемы нельзя полноценно выстроить Великий шелковый путь.

Здесь, может быть, как раз и будет уместно уточнить это столь значимое для политических игр на постсоветском пространстве понятие. Речь идет, разумеется, не о конкретной тропе или колее, которую можно линией изобразить на карте. Российский историк А.М. Петров определяет его как «историко-культурный коридор международного общения, который тянулся от Китая до Черного и Средиземного морей» [270]270
  А.М.Петров, «Великий шелковый путь». М., «Восточная литература», РАН, 1995, с. 18


[Закрыть]. И далее: «Это огромное, подвижное во времени историко-культурное пространство, по которому в древности и в средние века шло сухопутное и международное общение от крайних пределов Азии до стран Запада» [271]271
  там же, с.46


[Закрыть]. Свое место в этом коридоре занимали в древности и страны Малой Азии, исторически тесно связанные с Арменией, и весь Кавказ как таковой, то есть Большой Кавказ. Но еще до начала эпохи Великих географических открытий океанические перевозки, по целому ряду причин, в том числе и климатических, начали теснить сухопутные, и к началу Нового времени «Великий шелковый путь как сквозной массив международного общения Евразии исчез». Попытки восстановить его предпринимали, в частности, Петр I, а затем Александр I, но они не увенчались успехом. Как считает Петров, по причинам, главным образом, климатическим и экономическим [272]272
  дороговизна сухопутных перевозок


[Закрыть].

Однако, на мой взгляд, свою роль сыграли и причины политические: держательница, на протяжении 300 лет, Сердцевинной Земли [273]273
  Хартленда


[Закрыть], Российская Империя, а за ней СССР так и не смогли связать западную и восточную оконечности пути, хотя и проложили в Причерноморье, на Кавказе и в Средней Азии мощную транспортную сеть, а затем и линии нефте– и газопроводов. Тем не менее им не хватило полноты политического и, тем паче, финансового контроля над древним «коридором». Средиземноморье всегда оставалось вне этого контроля, а нынешняя геополитическая конфигурация РФ, равно как и общий ее упадок вывели нашу страну из числа потенциальных держателей Великого шелкового пути [274]274
  который, на пороге III-го тысячелетия, непременно включает – и это даже прежде всего – системы транспортировки энергоресурсов


[Закрыть].

Напротив, для США, которые от РФ отличает комплексный, глобальный подход к региональным конфликтам на постсоветском пространстве, наступает звездный час.

Семь лет выжидания не изменили принципиально такого подхода, и в 1999 году ситуация была сочтена благоприятствующей возвращению модифицированного плана Гобла, о чем речь пойдет чуть ниже.

* * *

5 мая 1994 года при посредничестве России, Киргизии и Межпарламентской Ассамблеи СНГ в Бишкеке Азербайджан, Нагорный Карабах и Армения подписали Бишкекский протокол, на основании которого была достигнута договоренность о прекращении огня. Трехсторонняя договоренность о таком прекращении огня была подписана 12 мая 1994 года. Линия соприкосновения войск, сформировавшаяся на этот момент, стала фактической границей НКР. Под контроль последней перешло 9 % территории Азербайджана, и новое положение позволило карабахцам в три раза сократить фронт противостояния, довести до уровня необходимой достаточности обороноспособность, а также – что особенно важно – исключить анклавность НКР. Соответственно, Азербайджан частично контролирует Мардакертский и Мартунинский районы бывшей НКАО. Огромное число беженцев покинуло территории, прилегающие к линии огня: азербайджанцев – 420 000, армян [275]275
  из Карабаха


[Закрыть] – 61 000, что составляет примерно одну треть населения НКР на 1998 год.

В этом неустойчивом равновесии и застыла ситуация, так и не разрешенная за прошедшие с тех пор шесть лет. И хотя хрупкий мир сохранился, несмотря на спорадические и довольно бурные перестрелки, отмечавшие первые его годы, Минский процесс продолжает буксовать, и все попытки урегулирования разбиваютcя об утопичность исходной посылки о возвращении к status-quo накануне войны. Нельзя не понимать, что НКР никогда больше не согласится на анклавное существование; а до полного урегулирования вопроса беженцы – ни армяне, ни азербайджанцы – не вернутся к покинутым очагам ни под какие гарантии сопредседателей Минской группы ОБСЕ. Покинутые ими районы, где, в основном, шли жестокие бои, обезлюдели, и даже исторический Гюлистан теперь является пустынным, заброшенным памятником былой исторической активности России на этом направлении.

Впрочем, таким ли уж пустынным? В прессу просочились слухи, что азербайджанские власти активно заселяют Шаумяновский район, граничащий с НКР [276]276
  а именно здесь, напомню, находится Гюлистан


[Закрыть] чеченцами. Говорят, что речь идет о беженцах, но ни подтвердить, ни опровергнуть это не представляется возможным – как, впрочем, и самый факт заселения. Но если он и впрямь имеет место, то вряд ли район и впрямь заселяют беженцы: зачем бы последние потянулись из одной конфликтной зоны в другую? Скорее всего, это боевики, и в Карабахе извлекают отсюда свои выводы. Тем более, что уже в 1992–1993 годы, когда бои на карабахских фронтах были в самом разгаре, Шамиль Басаев заявил, что поведет своих бойцов на Карабах, чтобы освободить его от «захватчиков-армян!». Действительно, чеченцы появлялись тогда на северном участке противостояния, но были разгромлены, а сам Басаев вернулся в Чечню – «бежал через оставленный коридор», как пишет в своих любезно предоставленных мне заметках участник почти всех карабахских сражений, бывший зам. командира 63-го СБ по воспитательной части старший лейтенант Артур Багдасарян. Артур сокрушается сегодня: знать бы тогда, кто перед нами, навсегда бы остался Басаев «где-нибудь в карабахской земле, и никто бы сейчас имени его не помнил». Но – не остался, а дальнейшее известно. Так почему бы чеченским боевикам не объявиться здесь вновь, хотя бы и в Гюлистане?

Закрепляя итоги Гюлистанского мира, Ермолов когда-то проявлял чудеса одновременно дипломатической изворотливости и столь присущей ему жесткости – какая ирония судьбы! Как, впрочем, и то, что именно здесь, на фронтах карабахской войны, впервые был опробован союз чеченских и афганских моджахедов, а также произошло массовое вхождение последних на территорию бывшего СССР: около полутора тысяч, в основном, боевиков из рассыпавшихся отрядов Хекматиара.

Сегодня ситуация армяно-азербайджанского противостояния чем-то напоминает израильско-палестинскую – не в плане стереотипных оценок участников конфликта, но по жесткости проблем, для решения которых требуются нестандартные подходы, а быть может, и перемена всей «оптики» вопроса. Ход событий в Закавказье явно подготавливает эту смену; и в любом случае ясно, что политическая конфигурация пространства будет не такой, какой была в СССР.

Ясно также, что, при всей остроте описанных противоречий, сфокусированных в проблеме Нагорного Карабаха, уже сегодня они предстают как всего лишь один из аспектов более масштабного процесса. Да и сам разлом между Арменией и Азербайджаном, как бы ни был он глубок, есть фрагмент разлома еще более глубокого, который грозит до неузнаваемости изменить политический и военный контур Закавказья [277]277
  в пределе же – всего Большого Кавказа


[Закрыть] в ХХI веке. А тем временем «съеживается» присутствие здесь России, и масштабы такого процесса тем более впечатляют, что – в отличие от событий десятилетней давности – сегодня он идет почти спонтанно, с роковой необратимостью процесса естественного.

Вакуум, оставляемый ею, ощутим почти физически – вакуум политического, военного, экономического и, что особенно важно, культурного и человеческого присутствия. И если сегодня на улицах Степанакерта вам – уже достаточно нередкий случай – не ответят на вопрос, заданный на русском языке, то это будет выражением не политической позиции, как, например, в Прибалтике, а просто свидетельством новой ситуации, ситуации отдельного от России бытия. После стольких лет совместной жизни, а не просто политического партнерства, это не может не поражать и не восприниматься как факт большого политического значения, хотя последнее еще мало осознается в России.

Между тем попытка превратить членов семьи в партнеров [278]278
  а именно таков и был смысл замены СССР на СНГ


[Закрыть] реально обернулась быстрым расширением круга претендентов на партнерские и, весьма вероятно, более интересные для них связи, нежели утратившие свой особый облик отношения с Россией. Одним из первых и в самой грубой форме продемонстрировал это автор идеи евразийского союза, президент Казахстана Н. Назарбаев. Еще в 1994 году он высказался за военное присутствие США в регионе Каспийского моря и, как писала газета «Техран таймс», тем самым «открыл путь к усилению влияния США в регионе Средней Азии и Закавказье». Таким образом перечеркивалось также одно из важнейших положений Гюлистанского мирного договора между Россией и Персией, по которому за Россией закреплялось исключительное право иметь военный флот на Каспийском море; тезис же о жизненных интересах США в этом регионе получал весомую поддержку.

Россия на постсоветском пространстве стала заменимой [279]279
  а это ведь и составляет самую суть партнерских отношений, отличая их от традиционных, «семейных»


[Закрыть], и если это по каким-либо практическим причинам еще невозможно сегодня, то вполне может стать реальностью завтра – но желанно-то для многих уже сейчас. Таково новое качество общей складывающейся в СНГ ситуации, Закавказье же не только не является исключением, но, напротив, быстро формирует такой набор партнеров, который еще вчера можно было отнести к области чистой фантастики.

Об этом откровенно высказался министр иностранных дел Армении Вардан Осканян, комментируя тенденции, заявленные Россией при проведении в начале 2000 года «Кавказского саммита», когда Москва попыталась – не слишком успешно – создать единую систему безопасности с республиками Закавказья. Но, похоже, поезд уже ушел, и даже Армения, официально заявляющая о военно-стратегическом партнерстве с Россией, сочла нужным слегка дистанцироваться от ее новой инициативы. По словам Осканяна, Ереван не намерен отказываться от своей формулы общекавказской безопасности, которая слагается из закавказского ядра и двух колец. Первое, согласно этому варианту, должны сформировать «региональные тяжеловесы» – Россия, Турция, Иран, а второе – «заинтересованные стороны», то есть США и Евросоюз. Таким образом, России предлагается место значительное, но вовсе не исключительное; включение же в схему Турции показывает, какой путь пройден здесь за минувшие 10 лет. Это, конечно, результат работы США, и в Армении сегодня прекрасно понимают, что в новой геополитической ситуации, сложившейся в мире вообще и в данном регионе в частности, после крушения СССР, гарантом безопасности в отношениях со столь всегда опасным для нее соседом никак не может быть исключительно Россия – как то бывало раньше. Осканян формулирует это очень четко: «Отношения Армении с РФ и США основываются на принципах взаимной выгодности и партнерства. Чаша весов склоняется в ту сторону и в той степени, в какой та или иная ситуация будет отвечать интересам Армении» [280]280
  «Независимая газета», 14 июля 2000 года


[Закрыть].

Яснее не скажешь, а образ склоняющейся то в ту, то в другую сторону чаши весов отлично характеризует поведение в Закавказье и самого Запада, особенно США. Это очень наглядно проявилось как раз накануне «Кавказского саммита». В те дни Ереван, а затем и другие закавказские столицы посетили секретарь Госдепартамента США по делам СНГ Стивен Сестанович и представитель Вашингтона в процессе переговоров по Нагорному Карабаху в рамках Минской группы ОБСЕ Кэри Кэвин. Одновременно в посольстве США в Баку прошел форум по проблемам реализации энергетических проектов и урегулированию конфликтов [281]281
  характерно это сопряжение


[Закрыть] в регионе Большого Кавказа. Американские послы в странах Закавказья, Каспийского региона, в России и Турции за закрытыми дверями обсудили координацию дальнейших действий США по обозначенным проблемам. Одновременно был принят меморандум о перспективах расширения транспортно-энергетического сотрудничества между Азербайджаном и США. Таким образом, яйца снова были положены в две корзины, и это было продолжением магистральной линии, выбранной сразу же после крушения СССР.

Один из обозревателей справедливо отмечает: «Общая картина так называемой Большой Игры на Большом Кавказе отличается непостоянством приоритетов и общей беспринципностью провозглашаемых и реализуемых «игроками» внешнеполитических курсов».

Разумеется, такая характеристика в полной мере относится и к России, о чем чуть ниже. Но и Запад, чьими фаворитами Армения и Карабах надеялись видеть себя у истоков процесса, конечно же, не нашел нужным ограничиваться только одним партнером, обеспечивая свои многообразные и отнюдь не идеалистические интересы в регионе, громадное геополитическое и ресурсное значение которого известно с древности. Наибольшую последовательность проявила Англия, которая, начиная с визита Маргарет Тэтчер в Баку осенью 1992 года, явно склоняет свою чашу весов в сторону Азербайджана. В 1992 году Тэтчер, прибыв в Баку [282]282
  в качестве представителя «Бритиш Петролиум», и этим многое сказано


[Закрыть], открыто и твердо выступила в поддержку территориальной целостности Азербайджана, что было холодным душем для Армении и Карабаха. Но чему было удивляться? Великобритания вела себя, с точки зрения своих интересов, вполне логично, усмотрев в новых условиях возможность реализации тех планов, которые не осуществились в 1919 году. И уже осенью 1994 года президент «Бритиш Петролиум» Джон Браун высказался об этой своеобразной «каспийской ностальгии» вполне откровенно: «Можно отметить возвращение международных кампаний в Азербайджан впервые за последние три четверти века».

Число британских компаний, работающих в Азербайджане, растет. Вложено более 1,5 млрд долларов. А в ходе визита Гейдара Алиева в Лондон в конце июля 1998 года британский премьер Тони Блэр заявил, что англо-азербайджанские отношения должны иметь характер стратегического партнерства, так как Азербайджан играет ключевую роль в регионе. В итоговой декларации было зафиксировано, что премьер-министр подтверждает позицию Великобритании в отношении суверенитета и территориальной целостности Азербайджана в рамках ОБСЕ. Алиев даже пошутил, что двум странам удалось создать конкуренцию между США и Великобританией. Разумеется, это преувеличение: сегодня у Англии не тот масштаб, что был в начале XX века. Но главное, вполне возможная экономическая конкуренция между ними ничего не меняет по существу: как и Блэр, Бжезинский считает Азербайджан одной из ключевых стран на постсоветском пространстве [283]283
  две другие в этом списке Украина и Узбекистан


[Закрыть]. И США, лидер Запада, конечно же, не откажется от обретенных здесь позиций, не оттолкнет Баку, хотя и применяет по отношению к нему политику кнута и пряника. В Ереване сегодня, в отличие от эйфории первых лет, это понимают – как и то, что строить отношения с Турцией так или иначе придется. Сколь бы неприятным сюрпризом ни явилось это для тех, кто еще в Союзе разыгрывал карту «турецкой опасности» и одновременно заигрывал с Западом, в своей одержимости генералом Поляничко словно напрочь забыв, что Турция является членом НАТО, теперь предстоит иметь дело с новой реальностью, возникающей на руинах СССР.

Томас Авенариус писал в декабре 1996 года в «Зюддойче цайтунг»: «После распада СССР Запад также рассматривал Турцию как естественного поводыря для ставших независимыми центральноазиатских государств. Являясь партнером НАТО, она должна была стать противовесом России в данном регионе, а также не допустить здесь реализации амбиций Ирана». Турецкие радикалы усмотрели здесь свой шанс, и уже летом 1991 года лидер пантюркистской организации «Серые волки» А.Тюркеш в одном из своих интервью прямо увязал падение тогда еще дышавшего, но явно «на ладан», СССР с грандиозными перспективами, открывающимися перед «тюркской нацией». «Мы помним: в былые времена такие исконно тюркские регионы, как Казань, Астрахань, Крым и Туркестан, подвергшись кровавой агрессии царского империализма, были превращены в колонии». И даже более конкретно и адресно: «Армяне не должны забывать, что они с трех сторон окружены тюрками и судьбой обречены жить по соседству с ними. И так будет вечно».

Альпарасан Тюркеш выступил и на состоявшемся в 1994 году в Измире курултае «тюрок всего мира», и было бы наивно и недальновидно усматривать в его заявлениях лишь проявление экстремистской линии «Серых волков». Напротив, они, по сути, не заключали в себе ничего «экстремистского» по отношению к декларациям официальных лиц, отличаясь от них разве что более резкой лексикой. Тургут Озал в том же 1991 году заявил о «Великом Туркестане от Средиземного моря до Китайской стены».

А президент Турции Сулейман Демирель, будучи с официальным визитом в Молдавии, заявил: «Турция создает вокруг себя мирное кольцо, протянувшееся через Балканы, Черное море, Кавказ и Ближний Восток» [284]284
  «Московские новости», № 23, 5-12 июня 1994 года


[Закрыть]. В общем контексте конца ХХ столетия, а особенно после агрессии НАТО в Косово это «мирное кольцо» похоже на часть «железного кольца» сенатора Уоррена. Ведь соединение военной мощи Запада с геополитическим положением Турции [285]285
  проливы, роль моста между Европой и Азией


[Закрыть] всегда было необходимым элементом планов масштабного геополитического окружения и разгрома России. Эталоном является Крымская война, а членство Турции в НАТО, военно-техническая мощь Запада и резкое ослабление России, при утрате ею ряда важнейших стратегических позиций на Черном море, в устьях впадающих в него крупных рек [286]286
  особенно Дуная


[Закрыть] и на Кавказе, придало старой схеме совершенно новые масштабы и актуальность.

Уже в начале 1990-х годов в Турции стали распространяться плакаты, на которых огромное пространство от Балкан до Китая было окрашено в цвета турецкого государственного флага, а пресса заговорила о «периоде великих чувств», переживаемом турками.

Разумеется, эти «великие чувства» не могли бы проявляться столь откровенно и на столь высоком, даже официальном уровне без ощущаемой за спиной поддержки Запада. И еще в 1994 году руководители стран НАТО отметили возрастание военно-стратегической роли Турции в связи с событиями на Балканах и в Карпатах. Это прекрасно понимают в Армении, основная ориентация которой остается прозападной, хотя, разумеется, и без той экзальтации, которая отличала начало борьбы за Карабах. В прошлом осталась и вызывающая антирусскость, однако те, кто поспешил сделать, исходя из очевидного усиления позиций Турции в Закавказье, слишком прямолинейный вывод о готовности Армении к новому тесному союзу с Россией [287]287
  вплоть до вступления в Российско-Белорусский союз


[Закрыть], получили холодный душ. Из реально действующих в Армении политических сил безусловной сторонницей такого вступления является компартия. Официальные же лица дистанцировались от высказанного Егором Строевым пожелания увидеть в скором времени Армению третьей участницей Российско-Белорусского союза. Роберт Кочарян счел даже нужным уточнить, что «на сегодняшний день подобный вопрос на повестке дня не стоит».

Конечно же, следует учитывать, что такое дистанцирование от слишком тесного сближения с Москвой было продемонстрировано президентом Армении вскоре после трагических событий 27 октября 1999 года в парламенте республики, относительно которых есть немало оснований полагать, что они были ответом самых влиятельных мировых сил на попытки убитых в тот день армянских лидеров Вазгена Саркисяна и Карена Демирчяна проводить слишком независимую политику в регионе. Тем не менее, подобное заявление на фоне летнего визита самого Кочаряна в США на празднование 50-летия НАТО [288]288
  в разгар агрессии блока против Югославии, именуемой «другом и союзником»


[Закрыть], прекрасно иллюстрирует ту реальность «множественности партнеров», которая сложилась на сегодня в СНГ и которая, видимо, устраивает и Армению, несмотря на понятные опасения, внушаемые усилением Турции. Армения, однако, надеется [289]289
  и не без оснований


[Закрыть], что США сумеют удержать своего союзника по НАТО под достаточным контролем для того, чтобы не позволить истории армяно-турецких отношений повториться в самой мрачной их форме. Именно полагаясь на это, Армения ни разу не выступила против привлечения Турции к урегулированию конфликта в качестве посредника.

А весной Пол Гобл организовал встречу Левона Тер-Петросяна и Гейдара Алиева в Стамбуле – примерно тогда же, когда газета «Джорнэл оф коммерс энд коммершл» сообщила о сенсационном американском предложении послать подразделения американских миротворческих сил на Кавказ с тем, «чтобы положить конец войне между Арменией и Азербайджаном» [290]290
  «Сегодня», 7 июня 1997 года


[Закрыть]. Примерно тогда же и тот же Гобл сумел организовать поездку старшему брату армянского президента Тельману Тер-Петросяну, директору одного из крупнейших предприятий Армении, в Восточную Анатолию, куда турецкие власти вообще-то армян не пускают.

Соответственно, даже в самый разгар войны, в 1993 году, несмотря на большое возбуждение общественного мнения в Турции, резкие выступления националистов и исламистов в меджлисе и даже решительные требования «незамедлительного вывода армянских войск с оккупированных азербайджанских территорий», звучавшие на самом высоком уровне, Сулейман Демирель заявил, что военного вмешательства со стороны Турции не будет, поскольку к этому отрицательно относится «мировое сообщество».

Все это порождает в Армении чувство безопасности, достаточное для того, чтобы не бросаться обратно в объятия России, чьи возможности глобального и даже регионального влияния здесь сегодня оценивают достаточно трезво. При этом, разумеется, не могут не вызывать тревоги особые отношения Турции и Азербайджана, проявившиеся не только во взаимном награждении глав государств [291]291
  Алиев наградил Демиреля высшим орденом Азербайджана «Истиглал», а Димирель Алиева – орденом Ататюрка


[Закрыть], хотя такие символические жесты всегда чрезвычайно значимы; однако еще важнее та реорганизация азербайджанских вооруженных сил, которая активно идет под опекой Турции. Азербайджанская армия переводится на бригадную основу и турецкие стандарты ведения боевых действий. В ее подразделениях действуют турецкие военные советники. А в сфере военного обучения по различным специальностям, организованного на базе бывшего Бакинского общевойскового училища, где еще в первые годы независимости преподавали бывшие офицеры СА, в основном славяне, сейчас преобладают турки. В Пакистане, а также в Турции, США и других странах НАТО прошли офицерскую подготовку тысячи азербайджанских военнослужащих, боеспособность и вооруженность армии АР повысились. Уже к середине 1997 года военный потенциал Баку, по некоторым экспертным оценкам, в два раза превысил потенциал Еревана, а с карабахским стал просто несоизмерим. И даже если отнестись к таким оценкам с обоснованным скептицизмом, ясно, что ситуация почти полной беспомощности азербайджанской армии периода 1991–1994 годов вряд ли повторится.