Текст книги "Россия и последние войны ХХ века"

Автор книги: Ксения Мяло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 48 страниц)

Грамматика сыграла здесь злую шутку с бывшим генсеком: ясно, что он имел в виду необратимость окончания «холодной войны». Но получилось то, что принято именовать симптоматической оговоркой, и она выдала то, что Горбачев пытался скрыть. А именно – необратимость поражения СССР в «холодной войне», что стало следствием выбранного генсеком-президентом способа закончить ее. Способа, преднамеренно-разрушительный характер которого предстает вполне очевидным при ретроспективном обзоре событий 1989 года.

* * *

Когда 15 февраля генерал Громов картинно прошел по мосту в Термезе, а следом за ним в стройном порядке, с развернутыми знаменами двинулись последние части ОКСВ, выводимые из Афганистана, многим, тогда еще согражданам еще единой великой страны, казалось, что открывается новая, более счастливая эпоха: настроения «последней утопии», утопии вечного мира, были в самом разгаре, а полагать главным – да что там, единственным! источником военной угрозы в мире [81]81
  в данном случае уместнее было бы написать – в мiре


[Закрыть] собственную страну СССР считалось хорошим тоном.

За спиной оставался фантастический мир, так поэтично описанный шотландцем Дж. Н. Дугласом в книге «За высокими Гималаями», с его окрашенными в волшебные цвета горами.

Оставались товарищи – павшие и пленные; оставались союзники, не одного из которых ожидала лютая участь.

Оставалась, наконец, неразгаданная тайна этой десятилетней войны, так и не названной войной. Любая попытка разобраться в ней, не объявляя все подряд бессмыслицей и преступлением, пресекалась на корню – и не цензурой, нет, хуже: общественным мнением, возбужденной пацифизированной толпой, которая, под вопли СМИ о «цинковых мальчиках», уже уверовала, что надежнейший путь к миру лежит через полное собственное разоружение физическое, а еще более того духовное.

Кто помнит сегодня кадры телехроники о приезде тогда одного из лидеров моджахедов, а позже потерявшего контроль над Афганистаном Бурхануддина Раббани в Москву, где женщины передают ему на руки детишек? Мне тогда эти сцены крепко врезались в память, пародийно напомнив сцены братания с немцами на русско-германском фронте в 1917 году. Все знают, сколько крови пролилось потом. И вот сегодня, вспоминая ту хронику, я думаю: а не сложил ли свою голову в бою с моджахедами кто-нибудь из тех ребятишек, которых наивные матери так легкомысленно демонстрировали как «знамя мира» – только сложил уже не в Афганистане, а в Чечне?

То, что мы ушли из Афганистана, вовсе не значило, что Афганистан ушел от нас – не так просто и легко устанавливается баланс сил в стратегически важных регионах. Когда началась вторая чеченская кампания, генерал Дустум, один из лидеров моджахедов эпохи советского военного присутствия, прямо заявил, что Россия не покончит с терроризмом в Чечне, пока не будет подавлен очаг в Афганистане. Но в Афганистане ли главный очаг? Точнее насколько автономным является сам моджахедизм, это новое специфическое явление конца XX века, очевидно переходящее в век XXI, с которым именно России, еще в форме СССР, довелось встретиться первой?

Сегодня надо быть слишком уж закоренелым догматиком-правозащитником сахаровского толка, дабы продолжать веровать в подобную автономность. Литература изобилует, многие тайны ЦРУ рассекречены, в том числе известно, что как раз в Лэнгли, в штаб-квартире разведуправления США именно 15 февраля 1989 года был устроен настоящий праздник; и здесь никто, разумеется, не считал, что с выводом советских войск заканчивается война. Ведь двумя днями раньше США, по-своему истолковав подписанные 14 апреля 1988 года женевские соглашения как «создание условий к выводу ОКСВ, а не как формулу урегулирования афганского конфликта», и взяв на вооружение концепцию «положительной симметрии», обосновали свое право продолжать оказание военной помощи афганской оппозиции при расширении вмешательства со стороны Пакистана. Что и было зафиксировано в специальной директиве по национальной безопасности от 13 февраля 1989 года [82]82
  «Война в Афганистане», М., Воениздат, 1991 г.


[Закрыть].

Таков был один из первых внешнеполитических шагов правительства Буша, и вряд ли он мог остаться неизвестным советскому руководству. Тем более, что еще в 1988 году МИД Афганистана издал «Белую книгу», где были изложены многочисленные факты нарушений женевских соглашений со стороны Пакистана и США. Так, в течение только первого месяца после их подписания афганской оппозиции было поставлено беспрецедентно большое количество вооружений. А 15 мая 1988 года, в день вступления в силу женевских договоренностей, была проведена своего рода демонстрация: в одну только приграничную деревню Тери-Мангал, расположенную в 137 км от Пешавара, прибыло около 100 грузовиков с оружием. Как и прежде, на территории Пакистана функционировали тренировочные центры для обучения боевиков афганской оппозиции, и все это вполне соответствовало той линии поведения, которую Р. Рейган выбрал еще в апреле 1985 года.

В ответ на первые миротворческие инициативы Горбачева в афганском вопросе он подписал директиву по национальной безопасности № 166, где при реализации целей США предлагалось на афганском направлении действовать «любыми доступными средствами». Об этих средствах достаточно откровенно пишет Питер Швейцер в своей «Победе», анализируя основные блоки увенчавшейся успехом стратегии подрыва СССР. В их ряду он особо выделяет «значительную военную помощь движению сопротивления в Афганистане, а также поставки для моджахедов, дающие им возможность распространения войны на территорию Советского Союза» [83]83
  П. Швейцер, соч. цит., с.18; курсив мой К.М.


[Закрыть].

Еще в годы президентства Картера и при активном участии Бжезинского на границах советских республик Средней Азии и внутри них создавалась разветвленная исламско-националистическая сеть. Одновременно в США, Пакистане, Саудовской Аравии была издана серия книг, воспевавших подвиги мусульман в войнах против России, а 15 января 1981 года шеф ЦРУ С. Тернер, встретившись с Рейганом, Бушем и Кейси, информировал их о тщательно засекреченной программе создания, при поддержке Пакистана, разветвленной сети исламского сопротивления в Афганистане.

Именно в период президентства Дж. Картера была, в главных своих чертах. сформулирована концепция использования «исламского фактора» в борьбе против СССР [84]84
  теперь – против России


[Закрыть], в основу которой легли идеи З. Бжезинского.

Уже 19 января 1980 года дамасская газета «Тишрин» опубликовала большую статью своего военного комментатора полковника Аль-Хейсама Али-Аюби, озаглавленную весьма выразительно «Возвращение в регион под знаменем ислама». В ней говорилось, что администрация Картера намерена прикрыть трещины, возникшие в поясе окружения СССР с юга. А поскольку на юге с ним граничат мусульманские страны, то, следовательно, США должны «противопоставить ислам Москве» и развернуть активность на этом направлении.

В начале 1979 года помощник президента Картера по национальной безопасности Бжезинский поручил разведслужбам подготовить соответствующее исследование. Опорной страной для США при реализации «исламского проекта» стал Пакистан, однако к нему, так или иначе, присоединились Китай, Саудовская Аравия, Египет, Иран и даже Израиль. И уже в 1980 году издающийся в Вашингтоне журнал «Нью рипаблик» опубликовал статью «Оружие для Афганистана», где говорилось: «Центральное разведывательное управление занято координированием смежной, обширной программы [85]85
  в которой участвует пять стран и стоимость которой оценивается более чем в 100 млн долларов


[Закрыть] обеспечения афганского движения сопротивления оружием для ведения современной партизанской войны» [86]86
  «Война в Афганистане», цит., с. 160


[Закрыть]. И далее: «Распоряжение о разработке операции было отдано лично президентом Картером, ее планирование осуществлялось под непосредственным наблюдением помощника президента США по национальной безопасности З. Бжезинского и директора ЦРУ С. Тернера». При этом с союзниками США по НАТО вообще не консультировались, контакты же с мусульманскими странами решено было проводить посредством ЦРУ через разведслужбы этих стран, а не по обычным дипломатическим каналам.

Летом и осенью 1985 года в Конгрессе США состоялись слушания под названием «Исламский фундаментализм и исламский радикализм», на которых была разработана стратегия использования фундаменталистских группировок для подрыва позиций СССР. Иными словами, были заложены основы моджахедизма. Теория начала быстро применяться на практике. По некоторым данным, если в начале 1980-х годов в Афганистане сражалось около 3500 арабов, то в середине 1980-х их было уже около 18 000 у одного только Хекматиара. При этом США закрывали глаза на торговлю героином, уже тогда превращавшуюся в экономическую основу моджахедизма. Но, конечно, главным источником финансовых поступлений для лидеров афганской оппозиции оставались США, Пакистан и Саудовская Аравия – о чем, как пишет в своей книге «Спрятанная война» Артем Боровик, знал едва ли не каждый духанщик в Кабуле [87]87
  «У Ахмад-Шаха много доллара из Пакистана, от Америка…»


[Закрыть]. Знал описанный Боровиком духанщик и другое: «что русские солдаты уходят на север, к себе домой. А потом они уйдут еще дальше на север, оставив свои мусульманские республики».

К сожалению, Боровик написал об этом только 10 лет спустя, в год же вывода 40-й армии из Афганистана из уст его звучали общеперестроечные штампы. А ведь уже в 1985 году Кейси посоветовал моджахедам начать попытки перенесения военных действий на территорию СССР, о чем тоже, конечно, должны были знать – и знали – не только афганские духанщики, но и советские спецслужбы, а стало быть, и советское руководство. Генерал Н. Овезов, заместитель председателя КГБ Туркмении, еще в 1982 году утверждал, что «саудовцы пользуются исламом как тлеющими углями мусульманского бунта против СССР» [88]88
  «Советский Туркменистан», 10 декабря 1982 года


[Закрыть]. И потому никакого «алиби» у Горбачева нет: он прекрасно знал, что оставляет за спиной выводимой 40-й армии и осуществлению чьих планов он открывает путь.

План действий тогдашний руководитель ЦРУ Уильям Кейси обсуждал с саудовским принцем Фахдом, «мусульманином и другом Запада», по характеристике П. Швейцера. И когда он сказал Фахду, что необходимо перенести войну на территорию СССР, тот с энтузиазмом ответил: «Святой джихад – это не знающая границ революция. Так же, как и коммунизм».

Афганцы, сообщает Швейцер, при поддержке созданных ими агентурных групп уже проводили широкомасштабные операции по минированию, но Кейси хотелось большего – хорошо спланированной подрывной кампании в Средней Азии. И как раз в регионе оказалось испробованным то самое оружие межэтнических конфликтов, которое затем с таким успехом было использовано для разрушения СССР, а ныне задействовано уже и на территории РФ. Не случайно в тот же вечер, когда Кейси беседовал с Фахдом о джихаде, состоялась встреча директора ЦРУ с Мусой Туркестани – историком, родившимся в Средней Азии, но жившим в Саудовской Аравии. Туркестани сообщил Кейси о волнениях в Алма-Ате в марте 1980 года [89]89
  где было немало лозунгов протеста против войны в Афганистане


[Закрыть] и о том, что там есть подполье, профинансированное саудовцами.

Естественно, снова возникает вопрос, почему эта информация, которая не могла не быть известна руководству СССР и органам Госбезопасности, не была доведена до общественного мнения, а в особенности – почему сами события, первое дуновение грядущих бурь, были спущены на тормозах и так и не получили должного освещения. Разумеется, нельзя забывать о том, что в эту эпоху любая попытка властей заговорить о подрывных действиях ЦРУ встречалась в штыки либеральной диссиденствующей интеллигенцией, однако не вся интеллигенция была такова и уж, конечно, не все население огромной страны. Ясно также, что замалчивание этой стороны вопроса было еще опаснее: оно лишь открывало дорогу версии «спонтанных народных движений», что впоследствии говорилось и о Восточной Европе, и о «народных фронтах» в союзных республиках, хотя теперь-то достаточно хорошо известно, что за кулисами их действовали одновременно и западные спецслужбы, и советский КГБ, о целях которого можно лишь догадываться. Во всяком случае, сегодня можно с уверенностью говорить, что пласт антигосударственно настроенных людей здесь был достаточно плотен, как был он плотен и в высшем партийном руководстве, что и показал приход к власти горбачевской когорты.

Генерал Денисов, занимавшийся в Главпуре вопросами спецпропаганды, в одном из интервью заявил: «Наши службы располагали сведениями, что Гарвардский университет, Иллинойский и другие исследовательские центры США ведут активную разработку проблемы информационных войн. Докладывали об этом в ЦК КПСС, но реакция этого «мозгового центра», была, мягко говоря, иронической. Абсолютно не воспринимали информационную угрозу и аналитические службы разведки [90]90
  «Правда», 21 декабря 1996 года


[Закрыть].

Видимо, и не только информационную: П. Швейцер цитирует заявление одного из достаточно высоких чинов КГБ о том, что «у нас никто не верил, будто «Солидарность» финансируется американцами», – заявление совершенно анекдотичное на фоне ставших теперь общеизвестными фактов и собственных заявлений Бжезинского об успешной реализации его доктрины одновременной поддержки «Солидарности» и афганских моджахедов. В очень откровенном интервью «Независимой газете» [91]91
  02 сентября 1993 года


[Закрыть] он, сообщив, что «сосуществования» никогда и не было, рассказал далее: в 1960-е годы «я сформулировал идею мирного сотрудничества с коммунистическими странами и стратегию подрыва их изнутри». А в 1970-1980-е годы была отработана тактика глобального противостояния Запада и Востока по теме прав человека с целью «заставить коммунизм перейти к обороне при одновременной поддержке любых движений сопротивления коммунизму, например «Солидарности» в Польше или моджахедов в Афганистане. И вновь мне удалось воплотить это в жизнь, работая непосредственно в правительстве и в Белом доме».

Что до Горбачева, то уже в 1988 году, то есть до вывода ОКСВ из Афганистана, он перешагнул черту, отделяющую реформирование от разрушения государства – и, по-видимому, вполне сознательного. Как пишет в своих весьма откровенных воспоминаниях его многолетний помощник А.С. Черняев, после выступления Генсека в ООН в конце 1988 года, где «он как бы получил «диплом» от международного сообщества государств и народов… начался повальный, я бы сказал, разгром всей нашей 70-летней советской истории, пересмотр всего и вся… И сама Октябрьская революция превращалась постепенно в историческую ошибку… уже появился термин «тоталитаризм» при оценке советской истории…»

И далее – самое важное, быть может, в контексте ретроспективного рассмотрения событий рубежного 1989 года: «Кстати, перед Новым Годом по ТВ выступил Гавриил Попов. Сказал он примерно следующее: в 1989 году возникшие уже тенденции будут набирать силу. Объективная логика, а может быть, и замысел Горбачева, предположил он, состоит в том, чтобы дать 70-летнему режиму распасться и только тогда общество «из чувства самосохранения» начнет создаваться заново…

Что это было: «объективная ли логика» или «замысел»? И то, и другое. Помните? «Пойду далеко!» – говорил мне раз Горбачев. Но идти надо было значительно быстрее. После Нью-Йорка, когда была обеспечена «внешняя среда» – Hic Rhodus, hic salta, как говорили древние и как повторял за ними Маркc» [92]92
  А.С. Черняев, «Шесть лет с Горбачевым». М., 1993, с. 256–266. Курсив мой. – К.М.


[Закрыть].

Одним из этапов такого ускорения [93]93
  одно из клише горбачевской эпохи, как и слово перестройка, заключавшее в себе тайный разрушительный смысл


[Закрыть] и стал вывод советских войск из Афганистана в той форме, в какой он состоялся. Разумеется, Горбачеву было известно о продолжении американских военных поставок моджахедам [94]94
  этот вопрос, как пишет Черняев, специально обсуждался на одном из заседаний Политбюро


[Закрыть], но позиция его оставалась непреклонной: «Любые наши действия должны быть подчинены поставленной цели – уходим, и афганцы пусть сами решают свои дела…» [95]95
  там же, с. 192–193


[Закрыть]. В ситуации нарастающего потока вооружений в Афганистан слова о самостоятельном решении афганцами своих дел звучали, по меньшей мере, цинично. Но Горбачев, видимо, уже связал себя обязательствами, к «гуманитарным озабоченностям» не имеющим никакого отношения. Более того, как рассказывает генерал Шершнев, самые жестокие советские бомбардировки пришлись именно на это время и именно по кишлакам, прилегавшим к путям отхода 40-й армии. Кто-то в Москве очень боялся, что действия моджахедов осложнят вывод, не позволят уложиться в согласованные сроки и открыть США совершенно новые возможности для разыгрывания «исламской карты». Справедливость требует признать, однако, что в ответ на откровенную подрывную деятельность, направляемую из Афганистана на территорию СССР, адекватного ответа не было еще и в догорбачевский период, и это, разумеется, не осталось незамеченным заинтересованной стороной.

По словам Мохаммада Юсефа, начальника афганского отдела пакистанских спецслужб [96]96
  Inter-Services Intelligence, ISI


[Закрыть], с 1983 по 1987 год советское руководство в целом вело ту же «оборонительную политику», которая была характерной и для поведения ОКСВ в Афганистане.

И как ОКСВ становился все более уязвимым для энергичных наступательных действий моджахедов и стоящих за их спинами иностранных спецслужб, так и приходится сделать горький вывод – СССР в целом не решался энергично ответить на действия американской стороны, для которой именно 1980-е годы стали годами открытого наступления на СССР – о чем свидетельствует и целый ряд принятых в это время специальных директив*. Важнейшими из них были NSDD-32 и NSDD-55, разработанные еще при Рейгане. Первая прямо объявляла о цели пересмотра итогов Второй мировой войны. «В результате мы сочли Ялтинскую конференцию недействительной», – вспоминает Эдвин Мид, бывший член Совета Национальной безопасности США.

Увы, со стороны СССР не последовало никакой реакции – как, впрочем, не последовало ее и на другую директиву NSDD-55, суть которой известный советолог Ричард Пайпс определяет следующим образом: «Директива четко формулировала, что нашей целью является уже не сосуществование с СССР, а изменение советской системы с помощью внешнего нажима».

Упорное продолжение советского курса на сосуществование в этих условиях начинало все больше походить на коллаборацию, в каковую он и превратился открыто с приходом к власти М.С. Горбачева.

С Горбачевым открывается финальный этап «холодной войны» [97]97
  «горячей» пробой сил внутри которой можно считать десятилетие пребывания советских войск в Афганистане


[Закрыть]: вялая оборона сменяется открытым отступлением, которое, в свой черед, превращается в паническое бегство. И, разумеется, рассматриваемый в этом контексте вывод ОКСВ из Афганистана – к тому же и без создания надежного политического тыла в оставляемой стране – был шагом вовсе не к миру, а к перенесению «Афганистана», то есть разогревания военно-политической нестабильности на южной дуге, на территорию СССР, а затем России.

Падение дружественного режима Наджибуллы в 1992 году – падение, почти полностью спровоцированное предательским поведением руководства РФ, отказавшим правительству Наджиба в поставках авиационного керосина и дизельного топлива – окончательно открыло путь к превращению территории Афганистана в зону контролируемой нестабильности и центр моджахедизма как специфического симбиоза направляемой в русло экстремизма восходящей исламской пассионарности и глобальных интересов международной олигархии. Последняя, таким образом, получает мощный – и, надо прямо сказать, не совсем безопасный для самих западных стран [98]98
  однако, овчинка, стало быть, стоит выделки


[Закрыть] – инструмент для управления процессами, разворачивающимися в Хартленде, раз уж последний выпадает из ослабевших рук его трехсотлетней держательницы России.

Вот почему так понимаемый «Афганистан» вовсе и не думал расставаться с нами. Напротив, чем дальше, тем активнее он станет искать встреч с нами на нашей собственной земле. И, как видим, распад СССР, изменивший само понятие этой земли, вовсе не гарантировал население нынешней, урезанной России от подобных встреч.

А то давление, которое Запад сегодня оказывает на Россию по вопросу о Чечне, лишь воспроизводит в огрубленной, применительно к нынешней слабости России, форме его былое давление на СССР по вопросу об Афганистане. Такую аналогию нарочито педалируют и сами западные «протестанты» – например, парижские «новые философы», прямо проводящие параллель между Чечней и Афганистаном; и, разумеется, не только они. Выкрик лондонской «Гардиан» при начале второй чеченской кампании: «Господин Путин, отзовите своих собак!», – исчерпывающе красноречив.

* * *

Разумеется, аналогия не ограничивается только этим. Она глубже и существеннее и повторяет формат натиска 1980-х годов на СССР в главном: в применении приема клещей – одновременного сдавливания с запада и с юга. Так называемые революции 1989 года в Восточной Европе были столь же мало спонтанными, как и явление моджахедизма – хотя, как и последний, они, разумеется, имели свои серьезные причины в реальной ситуации. Однако как формы их, так и цели, а также разнообразное – от финансового [99]99
  в случае моджахедов – и военного


[Закрыть] до информационного – обеспечение были плодом хорошо продуманной и организованной деятельности все того же закулисного режиссера.

Еще директива NSDD-32 рекомендовала «нейтрализацию» советского влияния в Восточной Европе и «применение тайных мер и прочих методов поддержки антисоветских организаций в данном регионе». Вот почему в программах ЦРУ равное место с поддержкой моджахедизма обрела поддержка польской «Солидарности» – «тайная финансовая, разведовательная и политическая». Теперь это ни для кого не является тайной, и сравнительно недавно в США вышла книга «Его святейшество Иоанн-Павел II», в которой подробно рассказывается, как щедро тратили США деньги на столь романтизированную советской интеллигенцией «Солидарность».

Только в 1981–1982 годы ей, по каналам ЦРУ, было передано 50 млн долларов. Была создана сеть поставок полиграфического оборудования и радиоаппаратуры для организации подпольных типографий и радиостанций. Позже поляки передали это наследство дудаевцам, в расположившийся в Кракове чеченский информационный центр [100]100
  «Правда», 16 октября 1996 года


[Закрыть]. И ведь не кто иной, как Лех Валенса, выступил с крайне резким заявлением на «круглом столе» по Чечне, созванном в августе 1996 года в Кракове по инициативе «Движения за восстановление Польши». Естественным продолжением этой генеральной линии предстает, конечно, и совещание чеченских ваххабитов с афганскими талибами, почти двадцать лет спустя проведенное накануне вторжения боевиков в Дагестан на территории Польши – заметим, теперь еще и члена НАТО. Разумеется, накал русофобии в Польше всегда был таков, что она неоднократно проявляла почти самоубийственную готовность быть закоперщицей в любых способных повредить России акциях. Но, разумеется, не до такой же степени, чтобы ослушаться своего нового и на сей раз обожаемого «старшего брата» – США.

И вот, однако же, иные сотрудники советских спецслужб считали возможным заявлять такое: «Мы, службы безопасности, на самом деле никогда не верили пропаганде, что Америка помогает «Солидарности»…» [101]101
  П. Швейцер, соч. цит. с.165


[Закрыть]. Если это так, то налицо либо повальная профнепригодность, либо… Видимо, правы как генерал Денисов, так и китайский исследователь советской литературы Чжан Цзе, который сделал весьма обоснованный вывод: верхушка КПСС «защитным импульсам отнюдь не симпатизировала, усматривая в них, видимо, рецидивы сталинизма. Она, в лучшем случае, держалась нейтралитета, если же вмешивалась, то была по обеим сторонам» [102]102
  «Правда», 11 февраля 1997 года


[Закрыть].

Что же до упомянутого «круглого стола» в Кракове [103]103
  приуроченного к трагическим дням предательской сдачи российской армии в Чечне


[Закрыть], то связь «восстановления Польши» с Кавказом [104]104
  как и даты открытия, приуроченного к годовщине Варшавского восстания, жертвы которого поляки ожесточенно приписывают не немцам, а СССР


[Закрыть] трудно усмотреть без учета как всей описанной выше истории отношения ЦРУ и «Солидарности», так и – особенно места, всегда отводившегося Польше всеми антироссийскими коалициями. Об этой ее роли помнил Пушкин, оставивший нам в наследие «Бородинскую годовщину». Об этом Сталин напомнил Черчиллю в Ялте; и, разумеется, это имел в виду и Валенса, на «круглом столе» выступивший с призывом к своим коллегам – лауреатам Нобелевской премии «остановить преступный геноцид», с пафосом добавив: «России нет места в семье цивилизованных народов» [105]105
  «Известия», 3 августа 1996 года


[Закрыть].

Однако, сколь бы ни была велика роль Польши в разрушении «Ялты и Потсдама», центральное место принадлежало, разумеется, Германии. Все понимали, что от того, когда и, главное, как произойдет ее объединение, решающим образом зависит коренной перелом в соотношении сил между Западом и Востоком такими, как понимались эти термины в эпоху близившейся к завершению, победоносному для Запада и разгромному для Востока, «холодной войны».

* * *

9 ноября 1999 года, принимая из рук канцлера ФРГ главную немецкую награду, Большой Крест, Горбачев вел себя так, словно бы «на дворе» все еще стоял год 1989 и делал хорошую мину при плохой игре, продолжая настаивать на том, что не совершил никаких роковых и позорных уступок. Той же позиции он придерживается и в своей книге «Как это было», однако выглядит она крайне неубедительной, чтобы не сказать – откровенно лживой.

Потому что не один ведь Горбачев был участником событий, и не он один делится воспоминаниями о них, и в этих, других, воспоминаниях король предстает голым…

Еще два года назад бывший посол США в Москве Джон Мэтлок признал, что Запад во время объединения Германии просто-напросто обманул Россию [106]106
  тогда СССР


[Закрыть]. Однако в нашем обществе, в том числе и среди политологов, при том самых разных направлений, до сих пор живуча версия, согласно которой США вовсе не стремились к объединению Германии и приняли его лишь как спонтанный результат неких самостоятельно развернувшихся событий.

Так, Анатолий Солуцкий сообщает, что он еще в клубе В. Семаго, действовавшем под эгидой бывшего советского премьера Николая Рыжкова, предупреждал Джеймса Бейкера о германской угрозе для США [107]107
  «Правда», 22 февраля 1997 года


[Закрыть].

Вл. Кара-Мурза в программе еще старого НТВ «После полуночи» даже счел возможным «поправить» президента Клинтона, сказавшего во время своего пребывания в Берлине, что весть о воссоединении Германии вызвала радость в Вашингтоне – мол, известно, какую тревогу возбудило это объединение в США, сулившее им «появление сильного геополитического противника». Откуда почерпнуты такие сведения, остается загадкой. Ведь еще в ноябре 1989 года канцлер Коль с похвалой отозвался о позиции посла США в Бонне, Вернона А. Уолтера, «большого друга немцев», по оценке канцлера*. Сам же Уолтер так прокомментировал события: «Семья снова собралась в одном доме. Поэтому я верю в объединение. Кто выступает против, тот будет сметен с политической сцены».

Это и еще многое другое можно узнать из вышедшей в начале 90-х годов книги Хорста Теплица «329 дней. Как ошкуривали грушу». Загадочный подзаголовок представляет собою парафраз слов Коля, произнесенных им 11 ноября 1989 года, после известия о согласии Горбачева на проведение «реформ» в ГДР: «Грушу ошкурили!»

«В этот момент, – пишет Теплиц, – мы знали, что Горбачев не будет вмешиваться и в ход событий внутри ГДР».

А вот запись от 22 ноября 1989 года, которую, ввиду ее важности, стоит воспроизвести целиком:

«Из Вашингтона поступила информация о вчерашних переговорах Геншера с Бушем и Бейкером. США поддерживают стремление немцев к самоопределению и единству. По их мнению, однако, этот процесс может ускориться. Буш намерен выудить у Горбачева в ходе предстоящих переговоров у берегов Мальты границы и возможности его действий и определить, насколько тот может и хочет продвигаться в германском вопросе. Горбачев якобы очень встревожен возможным объединением Германии. Бейкер подтвердил: объединение есть и остается приоритетным в американской политике [108]108
  курсив мой – К.М.


[Закрыть]. Таким образом, США первыми и одназначно [109]109
  курсив мой – К.М.


[Закрыть], и без оговорок высказались за объединение Германии».

Именно с этих позиций и строго следуя доктрине Мэхена о фундаментальном единстве интересов США и Германии в их глобальном противостоянии России, решали американцы важнейший вопрос о членстве объединенной Германии в НАТО. 31 мая 1990 года Буш во время официального визита Горбачева в Вашингтон заявил, касаясь этой проблемы: «У нас с вами тут фундаментальное расхождение». Его, однако, на диво быстро удалось преодолеть, о чем свидетельствует приводимая самим Горбачевым стенограмма исторических переговоров:

«Горбачев: Значит, так и сформулируем: Соединенные Штаты и Советский Союз за то, чтобы объединенная Германия, по достижении окончательного урегулирования, учитывающего итоги Второй мировой войны [110]110
  курсив мой К.М.


[Закрыть], сама решила, членом какого союза ей состоять.

Буш. Я бы предложил несколько иную редакцию: США однозначно выступают за членство объединенной Германии в НАТО, однако, если она сделает другой выбор, мы не будем его оспаривать, станем его уважать.

Горбачев. Согласен. Беру вашу формулировку».

Итак, важнейшая формулировка, которая все же увязывала новое устройство Европы с итогами Второй мировой войны и в значительной мере блокировала путь к объявлению СССР [111]111
  а с его исчезновением – России


[Закрыть] «побежденной страной», была сдана без боя. Последствия оказались трагическими; что означало включение Германии в НАТО, прекрасно понимали на Западе, как понимали и то, что для советского упорства в этом вопросе, буде СССР пожелал бы упорствовать, были неотразимые основания. Так, бывший премьер-министр Великобритании Джеймс Каллаген 7 января 1990 года писал в «Times»: «На Потсдамской конференции Советский Союз стремился добиться того, что бы создать как можно более обширное пространство между собой и любыми силами вторжения на Западе. Воссоединенная Германия, которая выбрала бы членство в НАТО, нарушила бы существующее в настоящее время равновесие, поскольку потенциально передовая линия НАТО приблизилась бы непосредственно к польской границе».

Сегодня эта линия приблизилась уже к Белоруссии, однако и сегодня Горбачев комментирует вышеприведенный фрагмент с олимпийским спокойствием: «С этого момента можно считать, что германский вопрос, оставленный нам результатами Второй мировой войны, перестал существовать как проблема истории».

В действительности же никакой вопрос – в особенности такой, как имеющий тысячелетнюю историю Drang nach Osten, – не может исчезнуть, он может лишь приобрести новое звучание. Уступки Горбачева освободили Германию от того чувства вины, которое, как думалось, было накоплено послевоенным временем, а формировалось у иных еще раньше, как о том свидетельствует запись в дневнике одного из немецких офицеров от 4 августа 1943 года: «Во всяком случае, 22 июня 1941 года сделало Германию на десятилетия, если не на столетия, неоплатным должником России».

Теперь «ветер перемен»* уносил клочья этого так и не состоявшегося покаяния прочь, и в дверь стучались настроения иные. Гельмут Коль вспоминает, рассказывая о своей встрече с Горбачевым на Северном Кавказе в июле 1990 года, когда был окончательно решен вопрос о вступлении Германии в НАТО и выводе советских войск: «В тот момент я думал о том, что первые солдаты Красной армии перешли границы Германской империи в ноябре 1944 года. А в конце 1994 года, ровно через полвека, последние советские солдаты покинут Германию» [112]112
  «Московские новости», № 47, 24 ноября – 1 декабря 1996 года


[Закрыть].

Как видим, канцлер – на лирическом, так сказать, уровне – вовсе не стеснялся возводить преемственность вновь объединяющейся Германии к гитлеровскому рейху. А такие вещи, разумеется, никогда не остаются в области чисто лирической. Уже тогда стало ясно, что Россия утрачивает плоды самой великой Победы в своей истории, и объединение Германии – такое, каким оно произошло, сопровождаемое позорным, ускоренным выводом советских войск, – именно так и воспринималось повсюду в мире. Уже в августе 1994 года Россия не была приглашена на празднование 50-летия высадки союзников в Нормандии [113]113
  куда была, однако, приглашена Германия


[Закрыть]*. В декабре 1992 года Россия, в угаре иллюзий партнерства, по сути, предала интересы граждан СССР – жертв нацизма, согласившись принять от Германии в качестве компенсации 1 млрд марок, которые были поделены между РФ и Украиной [114]114
  по 400 млн


[Закрыть] и Белоруссией, которой, непонятно почему, было выделено всего 200 млн.