Текст книги "Месть Шивы. Книга 2"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Ксавье де Монтепен
Месть Шивы
(Индийские тайны с их кознями и преступлениями)
Книга 2

Глава 1. Рассказ лейтенанта Мидлея

На часах Бенареса только что пробило 9 часов. Улицы были ярко освещены, и во всех домах горели яркие огни. Казалось, весь город желал привнести свою долю блеска и роскоши в шумный и великолепный бал, даваемый лордом Сингльтоном, как он сам выразился, разговаривая с принцессой Джеллой, для высших сановников Ост–Индской компании, для укрепления их связи с вождями индусской знати. Роскошные сады дворцов губернатора представляли вид более чем волшебный. Куртины сада были усеяны разноцветными огнями, которые соединяли громадные деревья; игривые причудливые отблески на ветвях деревьев и на прудах поражали воображение, на заднем плане возвышался дворец из белого мрамора, из которого лились волны света; он служил довершением декорации праздника. Чтоб закончить в воображении читателя эту картину, представим себе мысленно посреди этой роскошной обстановки под живительной тенью столетних деревьев на муравчатых коврах луговин живую пеструю толпу, в которой красный мундир английских офицеров перемежался с роскошными, исполненными истинно восточной пышностью костюмами раджей и индийских дам высшего света.

Привлекательная южная ночь и дивная теплота воздуха так и манили гостей лорда Сингльтона из смрадной удушливой атмосферы зал на чистый, вольный воздух, под звездный свод голубого неба. Сладкие, полные гармонии звуки оркестров, расположенных по краям сада и скрытых в листве, раздавались в мягком воздухе южного климата и разливали море живых упоительных звуков. Слуги губернатора в ливреях и с серебряными подносами в руках сновали в толпе гостей, разнося прохладительные напитки.

Небольшая группа людей, состоящая исключительно из англичан, стояла вблизи первых ступеней великолепной лестницы, убранной цветами и служившей сообщением дворца с садом. Группа эта состояла из четырех девушек и такого же числа офицеров, находящихся на службе в Ост–Индской компании.

Один из офицеров, очень красивый мужчина лет 26 с белокурыми усами, растущими кверху и завивающимися колечками, казалось, служил центром, куда устремилось общее внимание собеседников. По тому интересу, с которым его слушали, можно было судить, насколько увлекательным был его рассказ. Офицера звали Мидлей. Разговор был прерван одной из молодых девушек, находившихся в группе офицеров, выпалившей вдруг со смехом:

– Перестаньте, перестаньте, лейтенант. Кто задается мыслью убедить нас во многом, не убеждает нас ни в чем, вы чересчур преувеличиваете!

Эти слова были произнесены прелестной на вид девушкой с голубыми глазами и густыми белокурыми волосами.

– Полноте, мисс Эллен, – воскликнул лейтенант Мидлей, и в его голосе прозвучали нотки оскорбленного самолюбия, – как можете вы думать, что я преувеличиваю?

Девушки дружно согласились:

– Да, да, да! Она вправе говорить так.

– Разумеется, чтоб поселить в нас страх?

– Ах, мисс, не грех ли так превратно судить обо мне?

– В самом деле, – прервала его с улыбкой Эллен, – может быть, вы говорите правду. В таком случае, это было бы обстоятельством, смягчающим вашу вину. По все–таки мне кажется, что вы смотрите на опасности, встречающиеся в Индии, сквозь увеличительные стекла, превращающие кротовые кучи в горы и муравья в слона!

– Смею уверить вас мисс, что я ничего не преувеличиваю, говорю одну только правду. В увеличительные стекла мне смотреть незачем, так как я обладаю превосходным зрением и вижу все отлично.

– А где же доказательства вашей правоты?

– Сделать мне это совсем нетрудно, так как общеизвестно, каким опасностям подвергаются в Индии английские войска. Стоять сомкнутыми рядами под неприятельским огнем менее опасно, чем в ожидании удара в спину. В открытом сражении вы сходитесь с неприятелем лицом к лицу, и он сражается с вами, соблюдая общепринятые военные правила…

– Да здесь, насколько мне кажется, – вмешалась в разговор совсем еще юная особа по имени Нэнси, – нет даже и войска, с которым можно было иметь дело.

– В том–то и все горе. Я ни на что другое и не жалуюсь! Правда, здесь нет войска, с которым можно было бы сражаться честно и открыто, но врагов тьма.

– Так где же они?

– Очень умен и ловок был бы тот, кому удалось бы разрешить этот вопрос.

– Почему?

– Очень просто: неприятель скрывается, он рассеян повсюду, и вместе с тем его не видно. Он ведет губительную войну, набрасываясь на нас исподтишка, неожиданно. Не проходит ночи, чтобы мы не потеряли кого–нибудь из своих. На перекличках каждый день недосчитываются одного–двух солдат и после находят их удавленными индийским арканом или пораженными ударами предательского клинка. Поднимающееся солнце на всем пространстве английских владений освещает трупы жертв, убитых подло, под покровом ночной мглы.

С насмешливых лиц девушек сами собой сползли улыбки, а в голосе появилась тревога.

– О, как это ужасно, лейтенант Мидлей! – произнесла хорошенькая Нэнси.

– Да, радости здесь совсем мало, – согласилась с нею мисс Ловель, – по моей спине пробежали мурашки.

«О, какие счастливые эти мурашки», – подумал прапорщик Скелли, без ума влюбленный в мисс Ловель, глядя с упоением на ее груди, немного раскрытые вырезным корсажем.

Мидлей продолжал:

– И эти таинственные убийцы или, вернее, эти демоны, которых подстрекает какой–то дикий, непостижимый фанатизм, тем опасны, что неуловимы.

– Но куда же и как они исчезают?

– Никто не знает.

– Однако их должны, как мне кажется, видеть в момент нападения?

– Никогда.

– Как это?

– Как я уже имел честь объяснить вам, они совершают свои злодеяния среди ночного мрака, а первый утренний луч солнца разгоняет их, и они исчезают, как призраки. Совершенно обнаженные, натерев тело маслом, сбрив с головы волосы, чтобы избежать желания умирающих за что–нибудь ухватиться, они выползают из своих логовищ, едва ночная мгла сменит дневной свет; они ползут, как пресмыкающиеся, прыгают, как тигры, и при малейшей тревоге разлетаются, как иссохшие листья, гонимые бурным ураганом.

– Что за ужасы рассказываете вы, лейтенант? – вскричала мисс Ловель, и румянец ее щечек сменился бледностью. – Я, наверное, не смогу сегодня уснуть, этот кошмар будет преследовать меня!

– Но каким же образом вы защищаете себя от нападений этих презренных убийц? – спросила мисс Нэнси.

– Мы достигаем этого только благодаря постоянной осторожности и готовности в любой момент дать им отпор. Мы сами преображаемся в диких зверей, чтобы достойно отразить коварных убийц. Хитрость – вот путь, по которому мы идем к победе.

– Хитрость? – переспросила мисс Эллен, заметно удивляясь.

– Так точно.

– Какая же?

– Сейчас расскажу, но прежде должен предупредить вас, что вряд ли это будет смешно, так как наша хитрость не менее страшна, чем коварство индусов.

– Да, лейтенант, вы владеете даром возбуждать и увеличивать любопытство, – заметила Нэнси, – умоляю вас продолжайте!

К просьбе девушки присоединились все остальные слушатели.

– Я дрожу от предчувствия чего–то ужасного, – прибавила мисс Ловель, – я страстная охотница необыкновенных и ужасных историй, но больше всего довольна тогда, когда начинаю чувствовать, что волосы мои готовы подняться дыбом.

– Ах, милая, – шепнул ей страстным голосом Скелли, – если когда–либо вы будете моей женой, то я на все решусь, чтобы доставить вам удовольствие. Если будет нужно, я заставлю вас содрогаться день и ночь.

– Продолжайте ваш рассказ о хитрости! – воскликнули нетерпеливо девушки.

Мидлей продолжал:

– На опушке небольшого леса, примыкающего к южной части Бенареса, почти каждую ночь убивали часовых. Один из наших офицеров предложил поставить на этот опасный пост чучела людей, одетых в красные мундиры, с форменными фуражками на головах. Мы же с пистолетами в зубах, погрузившись по горло в вонючую грязь соседнего болота и прикрыв головы листьями лотоса, устроили засаду.

– Да, замысловатая выдумка! – заметила мисс Эллен.

– Я предупредил вас об этом заранее, – засмеялся лейтенант Мидлей. – По часы, проведенные в ожидании, показались нам веками, так как наше положение было не из легких. Тишина ночи не нарушалась никакими звуками, и рассвет приближался. Холодная вода сковывала любое движение, и мы начинали уже опасаться, не разгадана ли наша изобретательная выдумка врагами. Но вдруг тихий свист заставил нас вздрогнуть: группа индусов, будто появившихся из–под земли, накинулась на часовых.

Кокетство, свойственное почти всем офицерам, заставило Мидлея на минуту смолкнуть, чтобы насладиться эффектом, произведенным рассказом. Он остался вполне доволен. Юные слушательницы затаили дыхание, а Нэнси выразила общее нетерпение, воскликнув:

– Продолжайте же, лейтенант, продолжайте! Зачем вы испытываете наше терпение. Это дурно, очень дурно!

– Пули градом посыпались на презренных убийц! – продолжал с улыбкой Мидлей. – Шестеро из них остались на месте, седьмому раздробило ногу, и, несмотря на сопротивление, он был схвачен. Ползая по земле и истекая кровью, он не расставался с ножом и серьезно ранил еще двоих наших бойцов. И все же мы обезоружили его и вскоре доставили в Бенарес. Как ни старались выпытать у него каких бы то ни было сведений, все было напрасно: дикий, зверский фанатизм доводит этих людей до истинно геройского самоотвержения. Ни страх лишиться жизни, ни надежда на спасение не помогли нам, дикарь не сказал ни слова. Сэр Джон Малькольм, этот самый искусный следователь во всей Индии, не мог заставить пленника произнести хотя бы одно слово! Индус оставался нем как рыба. Он отказывался от пищи, срывал перевязки со своей изувеченной ноги и через три дня унес в могилу свою страшную тайну. Это было два месяца тому назад.

Глава 2. Разговоры

Минута молчания, вызванная услышанным, наступила за последними словами лейтенанта Мидлея. Нэнси первая прервала его, заметив недовольно:

– Вы заставили нас содрогаться от ужаса, лейтенант! Слушая ваш рассказ, невольно сравниваешь его с теми историями, которые, кажется, и пишутся в романах только для того, чтобы лишить сна и покоя людей с расстроенными нервами.

Эллен громко рассмеялась. Нам уже известно, что она не могла удержаться от смеха даже тогда, когда обстановка не давала для этого повода.

– А может быть, и это роман? – спросила она лейтенанта. – Мне известны люди, которые знают о том, что господин Мидлей любит печатать свои статьи в журналах и что два из них только ему и обязаны своим успехом.

– Утверждение это, – тут же возразил лейтенант, – приписывает мне такие дарования, которыми, к моему сожалению, я не обладаю. Каждое слово только что переданного вам рассказа было исполнено самой святой истины.

– И я ручаюсь за это, – решительно заявил прапорщик Скелли, – впрочем, можете спросить об этом доктора Дьедоннэ, – прибавил он, указывая на человека, приближавшегося к их группе, – быть может, в качестве француза он внушает вам большее доверие.

– В чем дело? – сразу же заинтересовался доктор, любезно раскланиваясь с дамами и поправляя на носу большие черепаховые очки.

– Разговор шел о нападении индусов в мелколесье близ Бенареса, доктор. И вы участвовали в нашей экспедиции, выявив примерную храбрость. Помните, как связали накрепко ствол дерева, приняв его за индуса.

Веселый смех раздался в ответ на эту шутку. Его поддержал и доктор, послуживший поводом к смеху.

– Да, это справедливо, совершенно справедливо! – поддержал он, – но это не моя вина, вам известно, что я близорук.

И он повторил во всех подробностях рассказ лейтенанта Мидлея.

– Теперь же, – подхватил третий офицер по имени Стюарт, – мы бесплодно стараемся придумать новую ловушку, в которую удалось бы заманить этих разбойников.

– В одно прекрасное время нам придется принять вид скал, носорогов или обезьян, чтоб застать врасплох этих злодеев, сострил доктор.

Мисс Эллен громко захохотала.

– Действительно, доктор, – вскричала она, – костюм обезьяны как нельзя более подходит к вашей фигуре. Если бы еще и лорнет в придачу…

– Вы очень добры, мисс!

К группе разговаривающих подошли лакеи с подносами. Молодежь дружно накинулась на закуску.

– Я очень люблю сэндвичи, – объяснила мисс Нэнси. И доказала это, вооружившись несколькими вкусными изделиями кулинарного искусства.

– Что же касается меня, – проговорила мисс Ловель, – то я более всего на свете люблю шампанское. – Она взяла бокал холодного вина, наполненный до краев. – Впрочем, на это у меня есть уважительные причины: во–первых, оно как нельзя более вкусно и приятно и, во–вторых, друзья мои уверяют, что оно придаст мне бездну остроумия и веселости. Не буду спорить, быть может, они и ошибаются…

Мисс Ловель бойко осушила бокал и прибавила со скромным видом, опустив глаза:

– Вот так… для начала!

Мисс Эллен между тем дегустировала другой напиток:

– Превосходный ром! Готова поручиться, что это настоящий ямайский и ему никак не менее двенадцати лет!

– Я нахожу, что и шампанское недурно, – заговорила, щелкнув языком, мисс Ловель, – может быть, оно еще более превосходно, но могу ли я судить об этом безошибочно, выпив так мало?

Подозвав лакея, она взяла с подноса второй бокал, который не замедлила осушить подобно первому.

– Вы должны, мисс Ловель, – обратился к ней Стюарт, – отведать парочку сэндвичей, и тогда, без сомнения, шампанское еще более выиграет во вкусе.

– Вы правы, – согласилась мисс Ловель, – я немедленно последую вашему совету.

Потом, обращаясь к лакею, прибавила:

– Еще сэндвичей!

– А мне, – попросила мисс Эллен, – еще рому, он превосходен!

В течение последних минут доктор Дьедоннэ то и дело менялся в лице, на его подвижной физиономии поочередно появлялось то выражение изумления, то страха и беспокойства, то неудовольствия. Наконец, не будучи в силах сдерживать далее своего волнения, он воскликнул, подняв руки к небу и потрясая ими в воздухе, подобно трагику провинциального театра:

– Что делаете вы, несчастные девушки?

– Ничего особенного, доктор, – улыбнулись англичанки, – едим и пьем!

– Да, я вижу это, но вы не захотели подумать об одном…

– О чем, доктор?

– О том, что этим вы неминуемо подвергаете себя расстройству желудка.

– Напрасно тревожитесь, доктор, – старательно пережевывая сэндвичи, вымолвила Нэнси, – это очень легкая пища.

– Действительно, очень легкая, – поддержала подругу мисс Ловель.

– Сэндвичи – легкая пища? – воскликнул озадаченный доктор, – помилуйте, это просто убийство…

– Шампанского! – обратилась мисс Ловель к проходившему мимо лакею.

– Как видите, мы запиваем его, – с улыбкой на губах прибавила мисс Эллен.

– Отлично вижу, что вы запиваете! Как не видеть! Но подобная неумеренность в пище равняется преступлению, – отозвался доктор.

Подруги ответили доктору дружным смехом. Гораздо приятнее пережитых страхов казались им вкусные сэндвичи.

Сомнение эскулапа попытался развеять лейтенант Мидлей:

– Напрасно опасаетесь, любезный мой доктор, за этих хорошеньких англичанок. Когда вы пообживетесь в нашей среде и привыкнете к нашему образу жизни, вы увидите, что сэндвичи для нас – простая приправа и что наши девушки пьют ром, шампанское, мадеру в той же мере, что и у вас во Франции прохладительные напитки – оршад и лимонад.

– А знаете ли вы, – вскричал мастер пилюль и горчичников, – что это крайне опасно и может привести к воспалению желудка?

– Мы не боимся этого, доктор, – вмешалась в разговор Эллен, – вы нас вылечите!

– Ну нет, – решительно возразил Дьедоннэ, – никогда в жизни не стану вас лечить. Вдруг вы умрете, а каково будет моей репутации? Нет, не попадусь я в подобную ловушку. Предупреждаю тех, кто заболеет, что лечить их не буду. Пусть на меня не рассчитывают!

– Так где же возьмете вы пациентов? – спросила Эллен, расхохотавшись снова.

– Где возьму я пациентов?

– Да, где?

– В среде людей благоразумных, которые не подвергают себя бесцельно неосторожностям и которые всегда здоровы.

– Хорошо, доктор, но посоветуйте, что же нам пить, если хочется пить.

– Прохладительное питье.

– Вот это питье как нельзя более прохладительно, доктор, – воскликнула Нэнси, взяв с подноса, который держал перед нею лакей, бутылку охлажденного шампанского и наполняя свой стакан, – я намерена немедленно исполнить медицинское предписание!

Под общий смех она осушила налитый бокал. Мисс Ловель последовала ее примеру.

– Они неисправимы! – вскричал Дьедоннэ, – и нет сомнения, они заплатят жизнью за свою невоздержанность.

В эту минуту лорд Сингльтон спустился с лестницы, отдавая последние приказания слугам:

– Дик, Джон, Тобби! Предложите всем страстбургские пироги и шампанское. Кстати, не забудьте и о нагретом кларете и холодном портвейне.

Доктор, отделившись от группы молодых мисс и офицеров, направился прямо к губернатору.

– Милорд, милорд, – обратился он с мольбою в голосе, – не грех ли вам отдавать подобные распоряжения, вы убьете этих достопочтенных граждан великой Англии… Ради Бога не отдавайте подобных приказаний.

– Махните на все рукой, любезный доктор, и ничего не бойтесь, – сказал с улыбкой лорд Сингльтон, – ваши опасения напрасны: лилии и розы на щеках патриотов составлены из пудинга и ростбифа, из портвейна и шампанского. Перестаньте же тревожиться за них и успокойтесь.

– Конечно, мне все равно, – проговорил раздосадованный доктор сквозь зубы, – пусть их задушат эти сэндвичи! Это черт знает что такое. Я же, со своей стороны, не могу не возмущаться, не могу не протестовать…

Пока доктор неистовствовал, лорд Сингльтон обратился к офицерам, которые продолжали беседовать с молодыми англичанками.

– Господа, не знает ли кто из вас, здесь ли находится мой дорогой друг сэр Джон Малькольм?

– До сих пор я не видел его, – ответил Мидлей.

– Я скажу вам более определенно: его здесь нет, – прибавил Скелли.

– Надо думать, – заметил губернатор, – что его задержало одно из тех дел, которыми он сейчас занят постоянно, хотя никто из нас и не знает, что это за дела.

– Очень может быть, милорд, – согласился Мидлей.

В это время на площадке мраморного крыльца показался младший сын Джона Малькольма. Он вел Эву и Марию Бюртель под руку. Лорд Сингльтон первый заметил его.

– А вот и Эдвард, который все нам объяснит, он наверняка знает, где сэр Джон, и мы, без сомнения, услышим от него что–нибудь конкретное.

Губернатор пошел навстречу молодым гостьям и их кавалеру.

– Смею засвидетельствовать вам мое глубокое почтение, милорд, – начал Эдвард, почтительно кланяясь губернатору.

– Добрый вечер, любезный Эдвард, – улыбнулся губернатор и, ответив на поклон молодых мисс, продолжал.

– Я был заранее уверен и не ошибся, что мисс Мария и мисс Эва будут самыми изящными цветками моего праздничного букета.

– Остерегайтесь, милорд, – заметила Эва и улыбнулась, смущенно опустив глаза.

– Остерегаться? Чего?

– Ведь мы можем поверить вам на слово.

– Вы можете, милорд, – заговорила и Мария, – внушить нам самонадеянность и кокетство, так как молодые люди еще не всегда могут отличить лесть от истины.

– Я не сказал более того, что думаю, мисс, – ответил с любезностью лорд Сингльтон, – и все гости согласны с моим мнением. Обращаюсь к суду сэра Эдварда: прав ли я?

– Сто раз правы, милорд! – страстно воскликнул Эдвард.

Эва слегка ударила веером по его пальцам.

– О, ваше мнение слишком необъективно, Эдвард, и я отвергаю ваш суд.

– Надеюсь, что и сэр Джон с вами, Эдвард? – спросил губернатор.

– Нет, милорд, я был уверен найти его здесь.

– Мы сами ждем его, и столь долгое отсутствие удивляет нас.

Помолчав минуту, Эдвард заметил:

– Его отсутствие не только удивляет, но и тревожит.

– Почему?

Глава 3. Дургаль–Саиб

– Могу заверить вас, – продолжал Эдвард, – что ни к обеду, ни к завтраку батюшка сегодня не появлялся.

– Это странно, – пробормотал губернатор, заметно удивляясь.

– Он ушел из дома еще до рассвета, – сказала Эва, – но никто не видел, когда именно.

– Я входил в его комнату, – прибавил Эдвард, – постель его оказалась несмятой, следовательно, прошлую ночь он вовсе не ложился спать.

– В самом деле, это очень странно, – проговорил с недоумением лорд Сингльтон.

– Но есть одна вещь, которая хоть немного, но успокаивает нас, – включилась в разговор Мария.

– Что же именно, любезная мисс Мария? – спросил губернатор.

– То, что сэр Джон вышел не один. Его сопровождают сэр Джордж и Стоп, человек вполне преданный и на которого можно, безусловно, положиться.

– Да, мне кажется, что в этом случае мысли об опасности должны напрочь развеяться.

– Кроме того, – прибавил Эдвард, – батюшка очень часто выходит из дома, не предупредив никого, и его отсутствие продолжается иногда весьма долго.

– Это вполне понятно, – заметил губернатор. – Занимая должность главного судьи, он часто вынужден по долгу службы совершать такие отлучки, о которых не должен знать ни один близкий ему человек, и даже его семья. Я уверен, что и сегодня его задерживает та же причина. Надеюсь, скоро он появится.

– Будем и мы надеяться на это, милорд.

Слуга в красных коротких штанах с серебряной цепью, стоявший у двери, громко доложил:

– Раджа Дургаль–Саиб!

Гости губернатора, знавшие раджу только понаслышке, выразили живое нетерпение, общее любопытство охватило всех.

– Господа, – обратился к ним губернатор, – примите к сведению, что раджа Дургаль–Саиб один из самых образованных и богатых принцев Индии и один из вернейших наших союзников.

Он пошел навстречу радже. Блистая роскошным индийским нарядом, сверкавшим золотом и драгоценными камнями, гость мерно и гордо сходил по ступеням мраморного крыльца среди многочисленной, по–праздничному разодетой свиты.

Мария схватила руку Эвы и дрожащим от волнения голосом шепнула ей на ухо:

– Взгляни, сестра, взгляни, вот человек, которого мы беспрестанно встречаем, взгляд которого, постоянно останавливающийся на мне, жжет меня, как солнечный луч. Слушай, Эва, я боюсь его, во мне есть неопределенное предчувствие того, что этот человек способен причинить мне огромное несчастье.

Эва с легкой улыбкой поцеловала сестру и ответила:

– Я решительно не могу понять твоих опасений, Мария. Зачем придаешь ты значение каким–то предчувствиям? К тому же эта встреча – простая случайность. Нет ничего удивительного также в том, что он засматривается на тебя: красота твоя кого угодно может привлечь, и я уверена, что многие присутствующие здесь также восхищаются тобой. Надо заметить, что принц необычайно красив и что его восточные живописные костюмы идут ему как нельзя более. Впрочем, сэр Джон наверняка знает его и очень дорожит знакомством с ним. Скажи, чего же бояться тебе после этого?

– И сама не знаю, – ответила Мария шепотом, – но при виде его невольная дрожь охватывает все мое тело. Ты упрекаешь меня в малодушии, робости, по что делать? Предчувствия зависят не от нас.

В это время раджа приблизился к губернатору, и они остановились друг против друга.

– Горжусь тем, что вижу вас здесь, раджа, – начал губернатор, – добро пожаловать! Дворец этот – часть великой Англии, и я счастлив, что вы уделили и мне свое внимание, дорогой гость.

– Милорд, – любезно отвечал раджа, – вот вам моя рука, но и сердце мое готово приветствовать вас. Мы разноплеменники, исповедуем разные религии, но в сущности мы – братья.

– И может ли быть иначе, – возразил лорд Сингльтон, – когда Англия и Индия сестры?..

В это время Дургаль–Саиб обратил внимание на группу, состоящую из прекрасных англичанок. Он поспешил подойти к ним, и Эва почувствовала, что рука Марии трепетно задрожала.

– Я преклоняю колени перед светлыми богинями этого храма, – проговорил принц, с величайшею почтительностью обращаясь к жениху Эвы. – Надеюсь также, что увижу сегодня сэра Джона и от души пожму ему руку.

– Мы ожидаем его, принц, – отвечал Эдвард, – надо думать, что он скоро будет.

– Я рассчитывал на присутствие сэра Джона Малькольма, – обратился Дургаль–Саиб к молодым девушкам. – Будучи вашим опекуном, почти вашим отцом, он, несомненно, соучастник вашей судьбы, поэтому я хотел бы решить с ним один вопрос…

– А что именно? – спросила Эва.

– Хочу попросить его разрешить вручить вам обеим по незначительному подарку, по безделушке, которые так нравятся молодым девушкам и которые, по моему мнению, имеют только то достоинство, что служат дополнением к женской красоте.

– Как мне понять это, принц? – едва слышно произнесла Мария, а Эва удивленно посмотрела на говорившего.

– Что это такое?

Кашемировый шарф, шитый золотом, великолепной работы, служил радже поясом и поддерживал его кинжал с серебряными рукоятками, усеянными драгоценными камнями. Из–за широких складок этого пояса Дургаль–Саиб вынул две коробки одинакового вида и величины и, подавая их сестрам, преклонил колено по восточному обычаю.

Прекрасное личико Марии смущенно порозовело, с очень заметным колебанием протянула она руку к коробке. Эва же, деловито и с нескрываемым интересом открыла свою и вскрикнула от неподдельного восторга.

– О, мой Боже, как это красиво! Взгляните Эдвард, взгляни сестра! Это чудно, восхитительно! Это прекрасно!

– Зачем преувеличивать, мисс Эва, – проговорил принц, – что же тут такого, что могло бы заслужить подобную похвалу и вызвать такой восторг? Это самые обыкновенные бриллианты из моих голконских копей, осыпанные жемчугом, который ловят мои собственные водолазы близ берегов Цейлона, на которые положена оправа ювелиром из Калькутты, работающим только по моим заказам. Подарок мой из самых скромных, и я сознаю это! Одни только звезды могут достойно служить ожерельями для ваших плеч и рук, но, к несчастью, звезды блещут на небе, а я еще не изобрел средства взобраться туда, чтобы достать их.

– Смею уверить вас, принц, – заметил лорд Сингльтон, улыбаясь и взяв из рук Эвы открытую коробку, – вы могли бы служить образцом аристократического воспитания как в Париже, так и в Лондоне. Ваша аристократическая натура заставляет забыть в вас набоба с огромным богатством; вы одновременно соединяете в себе качества и принца, и миллионера, и поэта.

– Вы чересчур снисходительны к моим недостаткам, милорд, – запротестовал Дургаль–Саиб.

– Нимало, – возразил с живостью лорд Сингльтон, – я всегда говорю искренне.

– Пусть так, но я прошу вас, милорд, исполнить мое самое горячее желание.

– С полной готовностью, принц, что прикажете?

– Вы являетесь представителем верховной власти в этом городе, что дает мне достаточный повод думать, что никто не осмелится воспротивиться вашему решению…

Дургаль–Саиб на мгновение смолк. Но его пристальный взгляд, испытующе изучал движение глаз и мышц лица губернатора.

– В чем дело? – спросил, наконец, лорд Сингльтон.

– Моя просьба к вам, милорд, разрешить мисс Марии и Эве Бюртель за отсутствием опекуна сэра Джона Малькольма принять от меня мой скромный подарок.

– Возможно ли это, раджа? – произнесла, запинаясь, Мария, и в голосе ее звучало любопытство, которое она была не в силах скрыть.

– Убор, предлагаемый вами в качестве подарка, слишком дорогая вещь и достоин разве королевских особ, – возразила Эва.

– Но разве вы не трижды королевы, обладающие тройной короной, – запротестовал Дургаль–Саиб, – короной красоты, молодости и грации? Все королевы мира с охотой променяли бы свои усыпанные драгоценными камнями скипетры на вашу корону. Теперь, разумеется, вы понимаете, что предлагаемые мной уборы едва достойны вас.

– Мы искренне признательны вам, принц, и сердечно благодарим за внимание, но подарок слишком драгоценен, чтобы мы рискнули принять его, – заметила Эва.

– Мы не должны делать этого, – прибавила Мария, – мнение сэра Эдварда должно решить все. Спросите его, надеюсь, он поддержит наше мнение.

Это обстоятельство заставило высказаться сэра Эдварда, который ответил не без смущения:

– Действительно, я убежден в правоте суждений мисс Эвы и мисс Марии.

– На вас, милорд, – обратился Дургаль–Саиб к лорду Сингльтону, – основывается теперь вся моя надежда; решите мое дело, окажите мне благосклонность, позволив сделать то, что я был намерен исполнить.

– Пусть будет так, я согласен, – отвечал губернатор, – но прежде чем я выскажу свое мнение, рискну спросить гостей, согласны ли они принять мое посредничество и покориться моему приговору, в каком бы смысле он ни был выражен? Не встретит ли он противоречия и не возбудит ли несогласие? Обращаюсь к вам, мисс Эва?

– Как можете вы сомневаться в этом, милорд?

– Ну, а вы, мисс Мария?

– Охотно покорюсь вашему решению, милорд, в каком бы смысле оно ни было высказано.

– А вы, Эдвард?

– Я уверен, милорд, что решение ваше не может не быть справедливым и приличным во всех отношениях, а потому я готов покориться ему бесповоротно.

Лорд Сингльтон улыбнулся.

– Ваше единодушное согласие положиться на мой суд, – начал он, – предоставляет мне право воспользоваться своей властью. Теперь выслушайте мой приговор. Вот он: «Я, губернатор Бенаресского президентства, за отсутствием сэра Джона Малькольма, законного опекуна девиц Марии и Эвы Бюртель, пользуясь общим, единодушным согласием и своей властью, обязываю его прелестных воспитанниц принять драгоценные уборы, с такою истинно королевской щедростью предложенные принцем Дургаль–Саибом и которые послужат новым залогом сближения и дружественных отношений между Англией и Индией».

Взор Эвы блеснул радостью, тогда как, наоборот, на длинной и шелковистой реснице Марии повисла слеза.

– Приношу вам благодарность, милорд, – живо воскликнул Дургаль–Саиб, – я наперед был уверен, что решение ваше будет справедливым.

Потом он прибавил, – обратившись к молодым мисс:

– Вы слышали решение судьи и теперь не вправе отказываться от предложенного подарка.

Наивная радость Эвы была так велика, что она не могла удержаться, чтоб тотчас же не надеть ожерелье и не застегнуть браслет, бормоча при этом:

«О, я в восторге от этого богатого убора, этот смуглый раджа настоящий джентльмен».

– Пользуясь вашим позволением, мисс, – тихо сказал Дургаль–Саиб, застегивая браслет на руке Марии, которую она не могла не протянуть ему с тягостным смущением.

– Ах! Зачем не могу я таким же образом вложить в вашу руку мое сердце и заставить вас принять его, – прошептал он с заметной дрожью в голосе, потом, наклонившись к руке мисс Марии, коснулся ее своими пылающими губами и поцеловал кончики пальцев, между тем как она, смущенная этой нежданной лаской, отступила на шаг.

– Меня сжигает его убор, – шептала она, – его губы горячи, подобно раскаленному железу, он обжег своим дыханием мою руку, я вся дрожу… силы оставляют меня…

В это время с улицы послышался громкий и своеобразный по тону звук труб. Толпа, наполнявшая сад лорда Сингльтона, пришла в движение, и все гости бросились к главному входу во дворец.