Текст книги "Тринадцатый Койот (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Триана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

***

Снег сменился арктическим туманом, который держался весь день. Гривы их лошадей намокли и прилипли к шеям, когда Рассел, Довер и Бирн рысью въехали в долину, сминая под собой мокрые листья, когда они шли по тропе к ряду бледных глинобитных домов, напоминающих маленькие испанские форты. Тропинка привела к поляне, где рыжевато-коричневый ребенок играл с палкой. Когда он увидел приближающихся людей, он убежал в один из домов и спрятался за дверью из сыромятной кожи. На раме была прибита ржавая подкова на счастье. Всадники тронули лошадей, Рассел оглядывал каждый угол, за которым мог спрятаться стрелок. Его позвоночник напрягся, когда он увидел вигвам из бизоньих шкур, тонкая струйка дыма поднималась от откидной створки в центральной точке.

“Я не говорил, что там будут индейцы”, – сказал Рассел.

“Ходили слухи, что Браззо подружился с кайова”, – сказал Довер. “Но, черт возьми, я не знал, что он жил среди них как таковой. Я не был в этих краях уже много лет. Большинство людей сюда не приходят.”

“Располагайтесь”, – сказал Бирн представителям закона. “Эти люди знают меня”.

Рассел ухмыльнулся. “И это хорошо?”

Когда они подошли к домам, мимо прошел старый индеец, тащивший тележку, набитую рисовой шелухой. Он исчез за осыпающейся стеной. Куры свободно сновали, а старая собака принюхивалась позади них.

Из самана, в который врезался мальчик, вышел белый человек. Он был похож на быка, с седой головой и прищуренными глазами. Его зубы были обнажены, как будто он шипел. Одетый только в цельную пижаму для сна, он был без обуви, несмотря на то, что на земле образовался лед. Он посмотрел на мужчин, а затем уставился на Бирна.

“У тебя яйца большие, как у Аппалузы, если ты вернулся сюда без моих чертовых денег”.

Бирн улыбнулся. “Полегче, Чак. У этих людей есть предложение.”

– Ты должен мне пять долларов, Лютер.

“И ты их получишь. Но есть вещи поважнее, о которых стоит беспокоиться.”

Браззо рассмеялся. “Я оставил свои заботы там, в Техасе. Мне не нужно ничего из твоего”.

Рассел хмуро посмотрел на Бирна. Он просто знал, что, позволив ему следовать за собой, он сведет на нет их усилия. Какую дружбу может оставить после себя Койот? Удивительно, что Браззо не начал стрельбу.

“Мистер Браззо, меня зовут Генри Рассел. Я маршал США.”

“Да, я узнаю ваш полицейский значок. Ты мог бы сойти за техасского рейнджера, если бы не говорил так хорошо.”

Рассел пропустил мимо ушей укол в адрес своей родины. "Я приехал, чтобы проследить за развитием Хоупс-Хилла".

“Тогда вам лучше вернуться к этому. Эта земля находится вне вашей юрисдикции. Мы теперь не часть этого города, и не хотим быть ни тем, ни другим.”

"Сэр, если вы знаете Лютера Бирна, то, полагаю, вы знакомы с его предыдущим обликом".

Взгляд Браззо стал твердым, как кремень. “Да”.

“Ну, эти парни идут в нашу сторону с удвоенной силой и такие же злые, как гремучие змеи. Я ищу несколько человек, чтобы выступить против этих чужеземцев, если они придут в мой город, и я слышал, что вы человек решительный.”

“Черт”, – хихикнул Браззо. “Еще один ополченец, вызывающий Большого Чака Браззо? Разве вы не видите, что я стар, как Моисей? Я повесил свой пояс и пушки, мистер. Я больше коллекционирую оружие‘ чем использую его. Может быть, вам стоит найти себе другого солдата.”

“Я мог бы позаботиться о том, чтобы вы получили справедливую зарплату, пока вы работаете в городе. Если есть что-то еще, что может заставить вас передумать, я открыт для переговоров”.

Браззо рассмеялся хриплым смехом старика. Он поскреб свою дневную щетину. “Вы, должно быть, в полном отчаянии. Вы действительно думаете, что эти Койоты направятся в вашу сторону?”

“Это почти наверняка”, – сказал Бирн.

Рассел бросил на Бирна взгляд, который велел ему замолчать.

“Господи”, – сказал Браззо. “Эти сукины дети придут за вами, они вполне могут пересечь наш путь, и они не оставят после себя ничего, кроме костей. Зачем вам нужно было так их пересекать?”

Рассел оперся на луку седла. “Мистер Браззо, эти парни пришли искать сердце мертвеца. Похоже, они нашли его и могут отследить до Холма Надежды. Это сердце принадлежало их бывшему лидеру.”

Браззо сплюнул. ”Вот что я думаю о Джаспере Терстоне".

“Так вы тоже его знали?”

Такой плохой человек редко остается незамеченным".

Рассел кивнул. “У вендетты Койотов есть своя история, и, возможно, есть что-то большее, чем это. Они верят в какую-то сатанинскую силу, и хотя это противоречит всякой логике, я видел вещи, от которых у вас кровь застыла бы в жилах.”

Браззо упер руки в бока и отвернулся, уставившись на линию деревьев. Туман клубился вокруг сгущающейся пеленой.

“Они едут с дьяволом”, – сказал он. “Я видел людей, убитых в бою. Наблюдал, как они корчились от ударов моего штыка, когда они с криками лежали в грязи. Но даже эти мексиканцы умерли с большим спокойствием, чем любая жертва койота. Тех, кого я убил, я убил во имя страны. У Койотов нет другой страны, кроме самой преисподней, и они действительно стремятся произвести впечатление на Старого Скрэтча.”

Наступила тишина. Бирн нарушил ее.

“Ты поможешь нам бороться с ними, Чак?”

“Думаю, выбора нет”. Старик снова сплюнул. “Позволить им делать дьявольскую работу было бы почти так же плохо, как самому служить дьяволу. Хотя я не претендую на верность людям моей расы, я не буду стоять в стороне, пока вулфен разрывает эту землю на части. Но группа людей, независимо от того, насколько сильны или смертоносны их цели, не может сравниться с силами Ада. Мы не хотим поймать тартар. Чтобы сражаться с дьяволами, мы должны использовать нашу собственную силу”.

“Я понимаю”, – сказал Рассел. “Ну, у нас есть часовня, где—”

“Благословения прекрасны и хороши, но волшебством они не являются”.

“Магия?”

“Ты слышал меня. Так вот, я не имею в виду гадание и тому подобное. Я имею в виду связь с миром духов. Что-то, что очистит нас.”

В самане была тень, в которую врезался ребенок. Дверь из сыромятной кожи распахнулась, открыв женщину из племени кайова, которая стояла там, прислушиваясь и наблюдая за чужаками. Она носила длинные волосы, но брила их по бокам и сзади. Расселу она показалась сильной, такой же сильной, как любой мужчина.

“Каса”, – сказал Браззо, обращаясь к ней. Он что-то сказал женщине на ее родном языке, и она скользнула обратно в тень. Он снова повернулся к мужчинам. “Вылезайте из седел и следуйте за мной”.

Мужчины спешились. Браззо подвел их к вигваму и откинул полог. Рассел вошел внутрь первым и взглянул на очень молодую кайову, кормящую грудью ребенка-полукровку. Ее глаза горели подозрением. По другую сторону вигвама индеец ворошил угли в костре. Его плоть была сухой и потрескавшейся, и все же он не был стариком. Волосы спускались до копчика, и он был украшен свисающими перьями, нарукавные повязки туго завязаны на бицепсах. Он был без рубашки, если не считать накидки из шкур животных, наброшенной на плечи наподобие плаща артиста, но на нем были брюки белых мужчин и пара ботинок в стиле Гражданской войны. Он не поднимал глаз, пока все четверо мужчин не вошли в палатку.

Браззо поприветствовал его кивком. “Доброе утро’ Сетимика”.

Сетимика кивнул в ответ. “Ты привел гостей”.

“Это новые, э-э, друзья”, – сказал он, указывая на представителей закона. Он указал большим пальцем на Бирна. “Я надеюсь, ты знаешь этого сукина сына?”

Сетимика прищурился в свете костра. Его глаза вспыхнули, когда он узнал бывшего койота.

”Тот, кто бегает по ночам", “ сказал он.

Бирн приподнял шляпу. “Рад снова видеть тебя, Атакующий Медведь. Прошло много лун.”

Сетимика посмотрела на молодую мать, и та встала и, не говоря ни слова, вынесла своего ребенка из вигвама.

“Садитесь”, – сказал он мужчинам.

Они сели на обтесанные бревна, и Довер порылся в кармане жилета, доставая дрожащими руками кисет с табаком. "Некоторые белые никогда не будут чувствовать себя комфортно рядом с краснокожими", – подумал Рассел.

“Они вернулись”, – сказал Сетимика.

Бирн снял шляпу. “Вернулись и направились в нашу сторону”.

“Это я знаю”.

Рассел моргнул. “Откуда вы знаете?”

“Запах хищника предшествует ему. Особенно вулфена.”

“Что это за волчата?” – спросил Рассел. “Они мужчины, но не, они... что?”

Он заметил, что Бирн пошевелился, но мужчина ничего не сказал, предоставив говорить кайова.

"Шайены называют их shoemowetochawcawe – волки с высокими спинами. Навахо называют их шкурными ходоками. Они хорошо знают народ Койотов. Эта стая, о которой вы говорите, не первая в своем роде. Духи преследуют землю и звезды и поселяют среди нас странных существ".

“Можете ли вы помочь мне понять их?”

Браззо сказал: “Для этого я тебя и привел".

Сетимика продолжил.

"Есть история о пастухе, который жил в Виндоу Рок. Однажды ночью он был на охоте и увидел койота, бегущего за кустами мескита. Он обошел куст с винтовкой наготове, и женщина призвала его не стрелять, потому что в этом случае он убьет члена своего клана. Когда пастух подошел ближе, он увидел, что это говорил койот, и он откинул шерсть и шкуру, чтобы показать лицо женщины, одной из двоюродных сестер пастуха. Он давно подозревал, что его родственница – оборотень. Мой народ знает, что существует множество животных-перевертышей. Двоюродная сестра пастуха была оборотнем, потому что делала шкуры многих животных и прятала их в своем доме. Когда она хотела вызвать темных духов, объединиться со своими подругами-колдуньями или передвигаться по ночам как охотница с большой скоростью и силой, ей нужно было только надеть подходящую шкуру".

Рассел наблюдал за Кайова, пока тот говорил в пламя. Искры вылетали из растопки и танцевали перед их глазами, как мандариновые светлячки.

“Это то, что делают эти люди?” – спросил Рассел. “Ты думаешь, они носят волшебные шкуры?”

Сетимика покачал головой. “Койоты – это другая порода. Им больше не нужно надевать шкуры, потому что они перенесли магию в свою собственную шкуру.”

Сетимика закрыл глаза. Из его груди вырвался низкий рокот, похожий на кошачье мурлыканье. Когда он снова открыл глаза, они были желтыми. Рассел вздрогнул. Довер отпрянул назад, и Браззо положил руку на плечо помощника шерифа.

“Полегче”, – сказал Браззо. “Не все звери охотятся на людей”.

Сетимика кивнул.

“Ты...” – заикаясь, пробормотал Довер, “ты...”

“Из породы гризли”, – сказал Сетимика. “Те, кто бегает по ночам”.

Рассел посмотрел на Бирна. Усы мужчины стояли дыбом, седые и густые, а когда он улыбнулся, Рассел увидел, что его клыки выросли выше, чем остальные зубы. Его глаза были рубиновыми, горящими.

“Теперь ты веришь?” – спросил его Бирн.

Он согласился.

ГЛАВА XVII

БЫЛО раннее утро, когда в Хоупс-Хилл пришел еще один незнакомец.

Грейс Коулин заметила всадника, силуэт которого выделялся на фоне фиолетового огня утреннего неба. Когда они рысью въехали в город, школьная учительница наблюдала за ними, настороженно относясь к новым людям после всего произошедшего. Она хотела лишь вернуться к своим обычным делам, чтобы учить детей, которые шли в школу на ежедневные уроки. В последнее время она пережила более чем достаточно волнений и ужасов, чтобы хватило на всю жизнь. Она не хотела жить в невиданные времена.

Когда Грейс поднялась по ступенькам школьного здания, незнакомец вошел в центр города. Помощник шерифа Нортон Хастли вышел на крыльцо участка, уперев руки в бока и наблюдая за вновь прибывшим. Он ничего не сказал и не покинул свой пост, что показалось Грейс довольно странным, но когда в поле зрения появился всадник, она поняла, почему помощник шерифа не счел их угрозой.

Это была девушка. Не женщина, а девушка.

Она носила одежду, как мужчина, и ездила на пони так же уверенно, как и мужчина. Поношенные сапоги в стременах и длинное пальто на размер больше, чем ей нужно. Винтовка в седельных ножнах и спальный мешок за спиной. На ней была широкополая шляпа, сшитая сзади, и из-под нее ниспадали рыжие волосы, растрепанные и неровные, достаточно длинные, чтобы прикрыть шею.

Грейс спустилась по ступенькам.

“Девушка?” она позвала. “Девушка, ты заблудилась?”

Рыжеволосая остановила пони. Грейс подошла к ней медленно, чтобы не спугнуть, но когда девушка подняла глаза из-под шляпы, Грейс ахнула. Среди веснушек розовый шрам пересекал одну сторону ее лица от подбородка до лба и впивался в веко, где покоился молочный глаз. Шрам был недостаточно старым, чтобы полностью зажить.

“С тобой все в порядке, дитя?” – спросила Грейс.

Девушка слезла со своего пони. Вне седла она была выше Грейс и мускулистее, фермерская девушка, выросшая на физическом труде и тяжелой жизни. Но ее лицо было нежным и юным, несмотря на деформирующую рану. В этих глазах были трудности, но никакой подлости.

“Не найдется ли у вас воды, мэм?” – спросила она.

Грейс показала ей заднюю часть школы, и девочка привязала своего пони к можжевеловому дереву и напоила его из школьного колодца, а затем напилась из тыквы. Когда часть воды скатилась по ее подбородку, она очистила его от грязи.

“Меня зовут Грейс Коулин. Я школьная учительница.”

“Здравствуйте, мэм. Меня зовут Делия Ван Вракен. Что это за город? Я не видела никакого знака.”

“Ну, ты же в Хоупс-Хилл”.

Грейс было больно думать, что девушка кочевница. Девушка ее возраста нуждалась в доме и стабильности, чтобы нормально вырасти. Где была семья девушки? Она хотела спросить, но подумала, что это было бы невежливо, чувствуя, что это прозвучит как оскорбление родителей девочки. Она старалась задавать нейтральные вопросы.

“Откуда вы родом?”

“Назад на восток”, – сказала Делия. – На ферме под названием Коттонвуд, недалеко от Стилбранча.

“Стилбранч находится довольно далеко отсюда. Это, должно быть, триста миль, пока летит ворона.”

Девушка определенно выглядела так, как будто долго путешествовала. Ее одежда была грязной. Ее спальный мешок выглядел хорошо использованным. Когда она повернулась набок, Грейс заметила рану на ее воротнике.

“У вас кровь!”

Делия потянулась к ране и отдернула пальцы, чтобы осмотреть кровь.

“Ничего серьезного”, – сказала она. “Я заснула в седле, и мой пони повел нас через чащу. Она была достаточно мала, чтобы перемахнуть через ветку дерева, а я – нет. Я чуть не выпала из седла, когда она порезала меня, как бы я ни была напугана.”

Грейс присмотрелась внимательнее. “Это можно было бы зашить”.

“О, я думаю, со мной все будет в порядке. У меня нет денег ни на одного врача. В наши дни они берут почти два доллара за звонок.”

Грейс улыбнулась. “Это не проблема. Я могу наложить вам чистый шов.”

“Вы можете?”

"Да. Мой отец был врачом. Он научил меня.”

Делия покраснела. “Простите меня, мэм. Я не имел в виду никакого неуважения к тому, что сказал о том, что врачи берут слишком много”.

“Без обид”.

Тогда девушка улыбнулась, так похожая на ребенка. Грейс терпеть не могла совать нос в чужие дела, но должна была спросить.

“Делия, что привело вас так далеко от дома?”

Рыжеволосая посмотрела на горизонт, где восходящее солнце пробивалось сквозь мертвые деревья. В ее взгляде была жесткость, не свойственная ее годам, сдержанный, невысказанный гнев, который не будет похоронен в ближайшее время.

“Ищу кое-каких людей”, – сказала Делия.

***

Она сбросила ботинки и откинулась на матрас, освежившись после бани и чувствуя себя более комфортно, чем когда-либо за последние недели. Было так хорошо снова оказаться в помещении. Ночи, которые Делия проводила на открытом воздухе, были ужасными, декабрь накатывал как проклятие. Первый снег загнал ее в пещеру, где воняло гуано, и ей пришлось укрыть своего пони оленьей шкурой.

Было очень любезно со стороны школьной учительницы пригласить ее обратно в свою комнату после того, как она дала ей достаточно денег, чтобы принять ванну и получить горячую еду от хозяйки, доброй женщины по имени Джойс Аберкромби. И ее швы действительно были мягкими и искусными, и когда Делия посмотрела на рану в зеркало, она поняла, насколько они были необходимы. Щедрости Хоупс-Хилл было достаточно, чтобы соблазнить ее остаться на некоторое время, но у нее была миссия, и ей нужно было двигаться дальше.

Но она давно потеряла след людей, которые убили ее семью.

У нее была больная седловина, кожа высохла и потрескалась от холода. Ее шея затекла от того, что она заснула в седле. Это было трудное путешествие через равнины. Ее пони был слишком стар, чтобы проходить больше сорока миль в день (двадцать, когда они ехали по горным тропам), и ему нужна была новые подковы. Если бы Делия подгоняла ее еще больше, они бы не выдержали. Она будет слишком слаба, чтобы отомстить, если не позаботится о себе.

Делия решила, что, если школьная учительница позволит, она останется на пару дней, чтобы восстановить силы. Полноценный отдых и питание, подобных которым у нее не было с тех пор, как она вернулась домой.

Дом.

Сама мысль об этом, о том, что означало это слово, прошла сквозь нее, как паяльник. Разбойники уничтожили его так же, как уничтожили ее родителей, сожгли дом, который папа построил своими руками, и использовали пламя, чтобы разжечь костер поменьше, на котором они заживо поджарили ее маленького брата. Они заставили ее смотреть и повалили в грязь, пока она корчилась и кричала. Лидер, которого они звали Гленн, отрезал ей косички ножом, как будто для какого-то трофея, угрожая сделать то же самое с другими частями ее тела.

“Я мог бы отрубить тебе эти маленькие сиськи”, – сказал Гленн. – Сделать из них вяленое мясо. Теперь, когда ты отведала человеческого мяса, ты знаешь, каким оно может быть вкусным.”

“Я ничего такого не знаю”, – сказала она. “Я не такое животное, как ты”.

“О, но это так”.

Делия смахнула слезы. “Я сделал это только для того, чтобы жить”.

“Вот именно. Просто животный инстинкт. Мы все животные, малышка, будь мы людьми или зверями. Единственные, кто выше этого различия, – это боги, но какую ценность они доказали сегодня?” Она вздрогнула, когда он потянулся к ее шее. Он сорвал с нее ожерелье с распятием и поднял его вверх. “Что дал тебе Яхве, чтобы заслужить такое поклонение? Что он за вялый демиург? Все, что я вижу здесь, – это страдания и смерть, твои родственники мертвы и варятся в наших животах. Что хорошего в Боге, слишком бессильном, или равнодушном, или откровенно садистском, чтобы допускать такие вещи? Разве это не заставляет тебя задуматься, или ты слишком простая деревенская девушка, чтобы сомневаться в таких вещах?”

“Меня не удивляет, что такой злой человек, как ты, не знает Бога”.

Гленн рассмеялся над этим. “Зло? Как и любой мужчина, я делаю то, что мне нужно, чтобы эта жизнь приносила мне удовлетворение. Как же тогда я могу быть злым? Потому что я не подчиняюсь произвольным правилам, установленным меньшими людьми, которые были до меня?”

“Ты убил мою семью. Ты убил маленького мальчика.”

Гленн наклонился вперед, по-видимому, взволнованный дебатами. “А что, если для него это было бы лучше всего?”

“Ублюдок!”

“Что, если грехом было не убийство его, а создание его в первую очередь?” Глаза Гленна вспыхнули, его улыбка была дьявольской и острой. “Продолжение рода – это акт жестокости. Когда твои родители трахались, это было для их удовольствия, и когда они привели тебя и твоих братьев в этот мир, это тоже было для их же блага. Они держали сперму твоего папы в качестве домашнего любимца. Продолжение рода всегда идет на пользу творцам, а не созданным. В этом нет ничего согласованного. Родители получают ребенка, которого они полностью контролируют, чтобы формировать и манипулировать им по своему вкусу и образу. Все, что получает ребенок, – это билет в мир опасностей, боли и разврата. Если у ребенка есть душа, как утверждает ваша архаичная религия, то, несомненно, эта душа существовала в мире и гармонии на каких-то небесах, прежде чем прийти в этот мир только для того, чтобы испытать потерю, старость и смерть. Если эта душа затем вернется на небеса, с которых она пришла, какой смысл вообще быть живой?”

Делия не ответила. Ее грудь вздымалась от рыданий, делая это невозможным.

“Видите ли, – сказал Гленн, – вы, люди, ” настоящий парадокс. Вы – единственный вид, осознающий свою собственную смертность. Ваше понимание собственной слабости – предвидение того, что вы умрете, – лишает вас способности функционировать как обычные животные и гарантирует вам трагическую жизнь. Само ваше сознание калечит вас. Итак, вы занимаетесь самообманом, думая, что существует такая вещь, как мораль, что человеческая жизнь имеет значение. Я знаю это, потому что когда-то был одним из вас.

“У вольфена нет таких иллюзий. Он возвращает себе зверя внутри и отказывается от банальностей, которые мешают его человечности. Да, мы убили твоего младшего брата, но что такое один момент боли против целой жизни, полной боли? Человеческое деторождение – это истинное моральное зло, ибо человеческие страдания и смерть не могут существовать без него”.

Он схватил ее за подбородок, и, хотя Делия сопротивлялась, это было бесполезно.

“Теперь, – сказал он, – с другой стороны, если бы я поместил в тебя ребенка-волка, это не было бы таким уж злом. Волчонок с рождения сильнее тех, кто становится волчонком позже в жизни, потому что ему не нужно разучиваться тому, чему его научили люди. Рожденному волчонку никогда не мешает человеческое чувство добра и зла, ибо он знает, что есть только одно право – право на его собственные нужды. Поскольку он преследует ее без сожаления, он меньше страдает. И хотя и волки, и люди умирают, для волчат это необязательно. Мы – оборотни, всегда способные к трансформации. Есть шанс на что-то лучшее, на новую форму. И если волфен может стать бессмертным, то он хозяин своей собственной души, и тогда, опять же, какая польза от вашего Бога?”

Делия стиснула зубы и сумела высвободить голову из рук Гленна.

“Бог даст мне силы идти дальше, – сказала она, – чтобы я могла жить, чтобы убить тебя за все, что ты сделал”.

Лицо Гленна помрачнело, но только на мгновение, затем он улыбнулся шире, чем за весь день. “Ну вот. Возможно, ты только что все изменила.”

Он встал и отряхнул грязь и засохшую кровь с колен. Делия сидела в траве, ожидая смертельного удара, которого так и не последовало.

“Иди за нами”, – сказал Гленн.

“Я так и сделаю”.

“Я в этом не сомневаюсь. Ты учишься, фермерская девочка. Я вижу в тебе что-то особенное. Что-то холодное и злое. Я вложил в тебя яд, и мне будет забавно посмотреть, как он прорастет. Да, я думаю, я увижу тебя снова, и я действительно говорю, что с нетерпением жду этого.”

“Не так сильно, как я. Я убью тебя или буду утащена в ад, пытаясь. Это обещание, и это Божья истина”.

Гленн в последний раз сверкнул на нее клыками, а затем повернулся и ушел. После их пира самый молодой из чужеземцев наткнулся на Делию, расстегивающую штаны. Гленн оттащил его назад.

“Сейчас нет времени для такого веселья”, – сказал Гленн. “Оставь ее в покое”.

Диллон бросил на Гленна странный взгляд. “Но, босс, этот плод созрел для того, чтобы его сорвали. Подростки всегда самые милые...

“Еще раз задашь мне вопрос, и ты будешь поджариваться на этом огне. Ты слышишь меня, мальчик?”

Когда мужчины оседлали лошадей, Диллон презрительно усмехнулся Делии и плюнул в нее.

“Черт”, – сказал он. “После того хлыста в лицо, кто вообще захочет тебя трахнуть?”

Мужчины ускакали в угасающий свет, полы пальто хлопали, как кожаные крылья летучих мышей-вампиров, оставив Делию окровавленной и рыдающей среди опустошения. Но они оставили винтовку Делии, ту самую, из которой ее мать тщетно пыталась сражаться с чужаками. Делия собрала те немногие вещи, которые смогла спасти из руин, нашла сундук надежды своих родителей, который пережил пожар, и переоделась в старую одежду своего отца. Она оседлала своего пони и отправилась в путь с седельной сумкой, полной пуль, и сердцем, переполненным яростью, семнадцатилетняя девушка, выслеживающая банду кровожадных каннибалов.

Теперь в пансионе Делия спала всю вторую половину дня, пока школьная учительница не вернулась домой. Грейс предложила ей одежду, которая лучше сидит, но Делия отказалась. Она просто не хотела расставаться с теми немногими вещами, которые у нее были.

“Ты выглядишь лучше”, – сказала Грейс.

– Я очень благодарен вам за гостеприимство, мэм.

“О, не думай об этом”.

Грейс достала из сумки бабушкины яблоки и предложила одно. В течение нескольких дней Делия ела только то, на что могла охотиться, – мясо дичи-кролика и дикую индейку, кусок мяса оленя, который некоторое время назад был убит волками. Она ела пригоршнями снег, чтобы сохранить влагу, и снова наполняла им свою флягу, когда он был достаточно теплым, чтобы растаять. На пастбище не было ни черники, ни других фруктов, потому что зима уничтожила их на весь сезон. Западу нужен свой собственный Джонни Эпплсид, подумала она.

Школьная учительница согласилась позволить ей остаться, сказав, что ей рады столько, сколько она пожелает. Позже тем же вечером Делия извинилась и побродила по улицам Хоупс-Хилл в одиночестве, вспоминая вещи, которые хотела бы забыть, но крепко держась за одно воспоминание, которое она никогда не отпустит. Она намеревалась сдержать свое обещание, данное этому зверочеловеку, который так обидел ее.

Она вошла в здание вокзала без стука. Помощник шерифа поднялся со своего места.

“Чем нибудь я могу тебе помочь, девочка?” он спросил.

”Я надеюсь на это, сэр".

ГЛАВА XVIII

В ВИГВАМЕ ПОТЕПЛЕЛО от разгорающегося огня. Бирн снял пальто. Сетимика тряс в дыму погремушкой из тыквы, семена щелкали, как цикады, когда он исполнял песню. Хотя законники немного ерзали, Бирн не чувствовал беспокойства белого человека. Как и Браззо, он уже участвовал в ритуалах шамана и на собственном опыте убедился в их эффективности. Если они собирались сразиться с Койотами, им потребуются все благословения, которые может предложить мир духов. Если человек хочет сделать что-то большее, чем человек, он должен обладать силой, превосходящей человеческую, а, как он узнал от народа кайова, вся сила движется по кругу.

Огонь поднимался и опускался в такт движениям Сетимики, в такт волшебству, которое излучал индеец. Его голос был высоким и красивым, странно женственным, исходящим от мускулистого мужчины. Его желтые глаза мерцали в свете пламени, как луны урожая, зубы были серебристыми, как головы атлатлей. Браззо, давно перешедший к образу жизни кайова, крутил в одной руке маленькие кристаллы, а другой колотил по земле костяной дубинкой, звук нарастал, пока не достиг своего крещендо, сильный раскат грома сменился дождем. Сетимика вывел мужчин наружу.

“Природе есть что сказать тебе".

Пока они стояли там под проливным дождем, Рассел посмотрел на Бирна так, словно собирался задать какой-то сложный вопрос, но затем промолчал, позволив своим глазам говорить за него. Браззо подошел, улыбнулся Расселу и положил руки на плечи законника.

“Держите разум и сердце открытыми, Маршал. Человек не может бороться с тем, чего он не понимает.”

Рассел прочистил горло, все еще избавляясь от ритуального “джу-джу". "Итак. Это был своего рода спиритический сеанс. Нас крестят дождем?”

“Это поверхностный вывод. Но ты еще получишь свой урок.” Браззо подошел к Бирну. “Лютер, сколько человек ты убил с тех пор, как я видел тебя в последний раз?”

Бирн пожал плечами. – Ничего такого, о чем стоило бы упомянуть.

” И надеюсь, ничего серьезного?

Бирн отвернулся, капли дождя стекали с полей его шляпы, скрывая глаза.

“Верно”, – сказал Браззо. “Может, ты и бросил этих Койотов, но ты все еще злой, как чертов псих”.

“Я не такой, каким был раньше. Как насчет тебя, Чак? Все еще снимаешь скальпы с каждого мексиканца, с которым сталкиваешься?”

“Мои грехи – мои, а твои – твои. Но я смирился с тем, что сделал, учитывая мои благородные мотивы. Можешь ли ты сказать то же самое?”

Бирн отвел взгляд.

Дождь прекратился так же быстро, как и начался, но облака остались, небо было покрыто вереском. Сетимика двигалась под ним, как призрак во сне. Он предложил ожерелья-чокеры из синих и черных бусин, и каждый мужчина взял свое, даже расово нервный помощник шерифа Довер.

“Не надевай их сейчас”, – сказал Сетимика. “Носи их, когда они больше всего нужны”.

Рассел сказал: “Как мы узнаем, когда это произойдет?”

“Когда придет время, сомнений не останется”.

Они попрощались с Кайова и поскакали обратно в город, Браззо присоединился к ним верхом на Четвертной лошади цвета серы, стремя украшено выжженными на коже знаками отличия, а рог седла обвит веревкой вакеро. Он был одет в пальто из оленьей шкуры, за спиной у него висела винтовка, и он был одет в парадную форму, с пистолетами на каждом бедре, как будто он был частью какого-то бродячего шоу на диком Западе. В зубах у него висела трубка, в которой горело что-то помимо табака.

Рассел прошептал Бирну. “У этого старикашки все в порядке с головой?”

" Есть ли среди нас такие?"

***

Когда они вернулись в участок, там была рыжеволосая девушка с помощником шерифа Хастли. Как только она увидела Бирна, ее глаза сузились, а кулаки сжались. Она подошла к нему, выпятив грудь, уверенная в себе, как любой мужчина.

“Кто ты?” – требовательно спросила она.

Бирн нахмурил брови и снял шляпу.

Девушка усмехнулась. “Я вижу твои бакенбарды, жесткие, как кровельные гвозди. И я чувствую твой запах даже отсюда. Это запах мокрой собаки, но я уже чувствовала его на некоторых мужчинах раньше.”

“И я тоже чувствую их на тебе”, – сказал он. “Но ты не одна из них, и я тоже, так что тебе лучше забыть об этом”.

Рассел подошел к рыжеволосой. “Как тебя зовут, девочка?”

“Делия. Из семьи Ван Вракен. Или то, что раньше было Ван Вракенами. Банда дикарей убила моих родителей и маленького братишку.”

“Индейцы?”

“Нет, люди белые, как ты, но такие же грязные, как этот”. Она указала на Бирна. “У них его внешний вид, его ощущения, его запах. Его там не было, и, возможно, он не из их компании, но я готов поспорить на свою душу, что он из их породы.”

“Ты бы выиграла это пари”, – сказал Бирн.

Делия нахмурилась.

Рассел спросил: “Что вам здесь нужно?”

“Я пришла в поисках людей, о которых я говорю, – людей, похожих на волков”.

Рассел обменялся взглядом с Бирном и помощниками шерифа.

“Где все это произошло?” – спросил он девушку.

”Коттонвуд".

“Почему ты думаешь, что эти парни идут сюда?”

“Я не знаю. Я просто осматриваю город за городом. Пришла на ваше место, потому что вы – закон. Подумала, что вы, возможно, что-то знаете, вот и все.”

“Вы говорили с законом в Коттонвуде о своей семье?”

Прежде чем она успела ответить, Бирн шагнул вперед и сказал: “Людей, которых вы ищете, здесь нет, но они приближаются”.

Рассел нахмурился. “Черт возьми, Бирн...”

“Она имеет право знать, если они сделали с ее родственниками то, что она говорит, и у меня нет причин думать, что она лжет об этом”.