Текст книги "Тринадцатый Койот (ЛП)"
Автор книги: Кристофер Триана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
“Не отрицать обратное не стоит. Тогда прояви ко мне должную благодарность”.
“Я у тебя в долгу не останусь”.
“Ты обязан мне самой своей жизнью! Ты был бы мертв уже сто раз, если бы я не сделал тебя одним из нас. В тебя стреляли даже сегодня! И эта пуля уже выскочила из твоей ноги, и она заживет. Я дал тебе силу, превосходящую твои мечты, – жемчуг, как ты сказал. Пришло время тебе вернуть эту услугу. Этот Менгир должен быть моим. Я увижу, как миллионы детей будут страдать и кричать, если это то, что нужно. И если мне сначала придется убить, я не буду колебаться, будь проклято братство. Это твой последний чертов шанс, Лютер. Ты Койот или нет?”
Бирн ответил на красный взгляд Джаспера, двое мужчин приближались к полной трансформации. Лерой вытащил свой ствол, но держал его у бедра. Бирн не питал иллюзий относительно того, чью сторону он примет. Аромат крови еще больше взбудоражил койотов, внутренние звери вырвались наружу, прогремел гром, объявляя о дуэли, и Бирн бросился на своего наставника.
***
Оборотни взревели.
Лерой поднял пистолет, но Джаспер рявкнул на него, желая заполучить несогласного для себя. Бирн боролся под своим массивным противником, когда Джаспер одержал верх, вцепившись в него ногтями, похожими на бараньи рога. Разлетелись клочья волос, одежды и плоти. Лужа святой крови обожгла их кожу, и когда они откатились от нее, Бирн набросился на Джаспера и поймал его морду своими челюстями. Он мотал головой взад-вперед, царапая лицо Джаспера, пока тот не отступил. Бирн поднялся на ноги, упершись руками в землю, как лапами. С его меха капала алая кровь, часть которой принадлежала Джасперу, часть – ему самому, а часть принадлежала детям, которых монахини осушили, так же как они осушили его.
Прежде чем Джаспер смог атаковать, Бирн бросился на него, отбросив Джаспера к стене. Она разлетелась в щепки, и койоты выкатились в ночь, дождь хлестал по ним, пока они извивались в грязи. Осколок дерева пронзил предплечье Бирна, и он вскрикнул, когда Джаспер протолкнул его дальше, а затем замахнулся им на Бирна, отбросив его на кладбище часовни. Среди надгробий и железных распятий эти существа разрывали друг друга в смертоносной войне, вспышки молний открывали их причудливые формы тем жителям деревни, которые могли видеть кладбище из своих домов. Бирн нырнул Джасперу за талию и поднял его в воздух, затем опустил его вниз, всем своим весом надавив на туловище Джаспера. С осколком дерева, все еще торчащим из его руки, Бирн использовал его, чтобы нанести удар по телу Джаспера, пока оно не вырвалось на свободу, каждый койот забрал с собой его часть и врезался в могилы, воя до небес, затемненных бурей. Ведьмин ветер свистел в деревьях, ветви трещали, как хвосты гремучей змеи, и гром стонал в чреве дьявольского космоса.
Рыча, оборотни разорвали океан крови. Они сражались как демоны, братья калечили друг друга в гражданской войне, и когда Джасперу удалось прижать Бирна к свежей могиле, он был уверен, что тот вот-вот умрет. Ничего теплого не мелькнуло в его голове. Не было никаких воспоминаний о более солнечном времени, которое когда-то делало жизнь стоящей того, чтобы идти дальше. Для него не было никакой радости, которую можно было бы пережить заново. Вместо этого его душа содрогнулась от печальных воспоминаний обо всей боли, которую он причинил другим, обо всем ужасе, резне и смерти, которые он навлек на своих собратьев. Хотя его тело было покрыто ранами, он больше всего страдал от этого сожаления, болезненных размышлений, похожих на некое последнее раскаяние перед тем, как его душа была потеряна навсегда.
Бирн зарычал.
Позволить Джасперу жить означало бы, что его зло будет продолжаться. Сотни людей все равно были бы убиты. Возможно, тысячи. Если бы Менгир был таким могущественным, как считал Джаспер, какое мерзкое злодейство он совершил бы в этом мире? Страдания были бы катастрофическими, и все началось бы с убийства сирот, детей, которые страдали так же, как молодой Бирн, и этого было достаточно.
Он засунул руки Джасперу в рот, и прежде чем Джаспер успел щелкнуть челюстями, Бирн раздвинул их, растягивая голову Джаспера, пока челюсть не треснула. Его язык свободно свисал, и он взвыл от боли. Когда Джаспер упал навзничь, Бирн потянулся к железному распятию, отмечавшему могилу, вытащил его из земли и глубоко вонзил в сердце Джаспера.
Первый койот испустил последний вой.
Потом он умер.
Бирн поднялся на ноги, выпрямившись, когда он медленно начал превращаться обратно в человека. Но он сделал только один шаг, когда Лерой прокричал сквозь шум дождя: Бирн поднял глаза. Лерой стоял у ворот кладбища. Он снял сестру Мэйбл с креста и прижал ее к себе, как живой щит, приставив пистолет к ее виску.
“Просто уходи”, – сказал Лерой.
“Скажи еще раз?”
“Просто уходи, Лютер. Ты убил Джаспера честно и справедливо. Я всегда следовал за своим лидером, но после того, как я увидел, что он сделал с Оки, я сомневаюсь, что он ценил кого-то, кроме самого себя. Но ты всегда был братом, так что просто уходи сейчас. Я скажу ребятам, что вы двое убили друг друга. Ты живи своей жизнью, а я своей”.
“И что это может быть за жизнь, Лерой?”
Глаза здоровяка вспыхнули. “То, за чем охотился Джаспер. Теперь он будет моим. Я получу эту власть, и я стану новым лидером койотов”.
“Я не позволю тебе сжечь этих сирот в качестве жертвы”.
“Тогда я убью эту твою монахиню”.
Бирн сердито посмотрел на него.
“Да”, – сказал Лерой. “Я видел, как ты смотрел на нее. Как маленький грустный щенок. Я слышал, как она пыталась произнести твое имя. Ты уже рассказывал мне, как ты вырос, помнишь? Я мог бы сказать, что это было то самое место. Я чувствовал это, даже если Джаспер был слишком сосредоточен на своей собственной игре, чтобы заметить это. Я знаю, что эта монахиня что-то значит для тебя.”
“Я бы убил эту суку десять раз, чтобы спасти этих сирот”.
“Давай проверим эту теорию”.
“Прекрати это, Лерой”. Бирн шлепнулся в грязь, снова став почти человеком, или настолько близким к этому, насколько это возможно для волка. “Давай покончим с этим, брат – ты и я вместе. Больше никаких изнасилований и убийств. Больше никаких садистских выходок. Мы можем подняться над всем этим”.
Лерой покачал головой. “Ты сошел с ума, если думаешь, что я откажусь от всего – от денег, женщин и виски, от всей силы в моей волчьей крови. Думаю, ты большой дурак, если сам от этого отказываешься.”
“Сейчас я ни от чего не отказываюсь. Я буду волком до последнего вздоха, но я больше не хочу быть койотом, если мы собираемся выпустить на волю такое зло. Я знаю, ты почувствовал это там так же, как и я. Чем бы ни был этот Менгир, он несет в себе весь Ад!”
“Тогда весь Ад будет моим. Люди не обращались со мной как с человеком, потому что я был негром. С силой этого камня им придется обращаться со мной как с королем – или умереть.”
Бирн придвинул руку ближе к своему кольту. Лерой зарычал.
“Ты не такой шутник, как я”, – сказал он. “Твой пистолет не очистит кожу, пока я не всажу в тебя пулю”.
Бирн надеялся, что сестра Мэйбл ткнет Лероя локтем в яйца или укусит его за ухо, что угодно, лишь бы дать ему возможность уложить Лероя. Но монахиня была ошеломлена и сломлена. Даже если Лерой не убивал ее, она все равно может умереть.
Корбин прорвался через дыру в часовне.
Лерой вздрогнул, а Бирн выхватил ствол и выстрелил. Пуля вошла в горло Лероя, раздробила кадык и щитовидный хрящ и вышла через заднюю часть шеи Лероя, отделив ее от позвоночника. Он рухнул, увлекая Мэйбл за собой на землю. Бирн побежал к ним, все еще держа в руке дымящийся пистолет, а сестра Мэйбл отползла от Лероя, который дрожал в грязи, парализованный и истекающий кровью. Она потянулась к его пистолету, но ее проколотые руки были бесполезны. Корбин бродил мимо нее, потеряв направление без своего хозяина, и Бирн наткнулся на них и избавил Лероя от страданий выстрелом в голову. Затем он шагнул к Корбину и выстрелил мерзости в затылок. Корбин упал замертво во второй и последний раз.
Бирн пристально посмотрел на сестру Мэйбл, но не помог ей подняться, когда она потянулась к нему. От нее исходило неземное сияние, бледно-голубое, которое играло злую шутку с его глазами.
”Лютер..."
“Не плачьте, леди”.
Он оглянулся на тело Джаспера Терстона и сплюнул. Умирая, он вернулся к своей человеческой форме, но его сердце, пронзенное на кресте, когда он все еще был оборотнем, осталось в теле оборотня, черное как смоль и такое огромное, что пробило ребра Джаспера и вышло из его груди.
“Сожгите их всех”, ‘ сказал Бирн монахине. “А то, что не сгорит, похороните глубоко в благословенной земле”.
“Менгир...”
“Что, черт возьми, это такое?”
Сестра Мэйбл схватилась за грудь. “Сестры попали под его чары... темнота... Они ничего не могли с собой поделать. Прости их.”
“Мне наплевать. Бог – это тот, кто должен прощать, не так ли?”
“Я думал, что внутри амулета будет безопасно, но все, что потребовалось, – это одна ошибка... Сестра Анджела пролила кровь... Часовни недостаточно, чтобы вместить ее. Нам нужно что-то посильнее, где-нибудь получше, чтобы спрятать это от таких злых людей”.
– Послушай, я не знаю, что это за Менгир, и, честно говоря, не хочу знать. Джаспер больше не может охотиться на него, и я не хочу иметь с ним ничего общего. Ты та, за кем стоит сила Христа. Пусть церковь придумает, как посадить в клетку колокол сатаны к обеду”.
Он достал из кармана сигару и закурил. Он начал свой путь с кладбища, но от потери крови у него закружилась голова, и ему пришлось прислониться к надгробию. Немного табачного дыма поднималось из раны в его груди, которая пробила легкое. Мэйбл звала на помощь жителей деревни через дорогу, но после всего, что они видели, никто не выходил из своих домов. Она прислонилась к стене часовни, чтобы идти.
“А что, если за ним придут другие?” – спросила она. “Тогда ты поможешь нам?”
“Теперь никто не придет”.
“Но если они это сделают? Обещай, что поможешь мне бороться.”
Бирн пожал плечами. “Единственное, что я обещаю, это уберечь мир от конца, и только потому, что я еще не закончил с этим”.
Мэйбл вздохнула и двинулась через часовню.
“Я позову доктора”, – сказала она. “Верну его, чтобы он помог тебе”.
“Сохрани это. Ты пойдешь к нему и приведешь себя в порядок. Я просто хочу спокойно выкурить свою сигару”.
“Ты можешь истечь кровью до смерти”.
“Не истеку”.
Монахиня отвела взгляд. "конечно. Теперь ты волфен. Как, Лютер? Как ты мог так далеко сбиться с пути? Как мог...
“Не говори. Просто уходи.”
“А что насчет тебя, Лютер?”
Из его ноздрей повалил дым. “К тому времени, как ты вернешься, меня уже не будет. Уйду навсегда.”
ГЛАВА XXII
НУЖДАЯСЬ В ОТДЫХЕ, Оскар Шут отхлебнул еще джина. Его плечи болели от того, что он вытаскивал бычка из илистой отмели у реки, где он погрузился на четверть. Пара ковбоев набросили веревку на шею бедняги, пытаясь вытащить его, но это привело только к тому, что бык задохнулся. Шиес слез с лошади, полностью разделся, вошел в грязь и вытащил веревку из-под подвеса быка, отбросив веревку в сторону.Ошеломленные ковбои наблюдали, как великан взял быка за рога и потащил его к насыпи. Мышцы Шиеса вздулись и заблестели, как оружейный металл под солнцем, он стиснул зубы и крепко зажмурился. Сначала бычок почти не двигался, но когда веревку сняли с его шеи, он снова смог дышать, и когда Шиес помог животному, оно начало помогать себе само. Он оторвался от засасывающей грязи и выбрался наружу, Шиес направлял его, чтобы он не упал. Когда все закончилось, он обозвал ковбоев проклятыми дураками и взобрался на своего коня, скакал голый и грязный, пока не добрался до части реки, которая была чистой. Он искупался в воде и переоделся, прежде чем отправиться обратно в город, чтобы выпить.
Зик Оттоманка вытер барную стойку. В этот ранний полдень "Ржавый гвоздь" был пуст, но Зик нанял скрипача, и с наступлением ночи в салуне снова будет оживленно. Шиес допил свой напиток и собирался отправиться домой, но когда он надел шляпу, то увидел, что лицо маршала отражается в зеркале за стойкой. Он повернулся, и они пожали друг другу руки.
“Рад видеть тебя, Оскар”, – сказал Рассел.
“ Взаимно, Маршал.
“Купить тебе один?”
“Ну, я как раз собирался уходить, но я никогда не отказываюсь от бесплатной выпивки”.
Рассел отдал Зику заказ, и двое мужчин встали у стойки.
“Слышал, ты звал меня”, – сказал Шиес.
“Да”.
“Думал о том, чтобы приехать в участок и поговорить с тобой об этом”.
Рассел покачал головой. “В этом нет необходимости”.
“Я не согласен. Жене не нравится мысль о том, что я снова стану собственником, но с появлением ребенка нам понадобятся деньги. Если вы готовы платить достойную заработную плату, я мог бы быть заинтересован, если вы все еще хотите нанять человека.”
“Я обещал твоей жене, что оставлю все как есть”.
“И я пообещал ей, что позабочусь о нашей семье. Я забрал ее из ее племени и привез сюда, чтобы основать наше собственное. Я не могу допустить, чтобы желудки моих детей были пустыми, а моя Нижони одевалась в лохмотья. Я этого не потерплю. Она хорошая жена и смирится с моим выбором.”
“Она ждет ребенка, и риск, связанный с поездкой в отряде, высок”.
“Я смотрел на риск, не дрогнув, всю свою жизнь”, – сказал Шиес. “Если бы я умел читать лучше, я бы наверняка вернулся домой помощником шерифа. Мог бы даже стать шерифом, по крайней мере, черного города.”
“Ты не понимаешь, с чем мы столкнулись, друг”.
Шиес столкнулся с Расселом лицом к лицу. Маршал посмотрел на него усталыми глазами. Он казался более измученным, чем в последний раз, когда Оскар видел его, постаревшим и поседевшим.
"Ты выглядишь так, будто кто-то пристрелил твою собаку, Генри. Я слышал, что на этой территории творятся плохие вещи. Слышал о шахтерском городке, где похоронили около пятидесяти человек, которых зарезали при возрождении их палатки. Слышал о крушении поезда, выжившие которого говорили о монстрах, людях, описанных как волки или демоны. Моя жена рассказала мне о вашем визите к Медведю и о том, как он пел для вас и вашей команды. Я жил среди Чокто. Я знаю кое-что о мире духов, включая его темные углы. Если что-то выходит из него, вам понадобится вся возможная помощь."
Маршал посмотрел в пол, и Шиес положил руку ему на плечо.
“Вы правы, думая, что я обязан защищать себя ради своей семьи”, – сказал Шиес. “Но если что-то злое находится на гребне нашего города, как это защитит их, если я не попытаюсь остановить это?”
***
Когда Верн Пипкин вывел свою лошадь за городскую черту, тележка потащилась следом. Там грунтовая дорога разветвлялась, по обе стороны от главной тропы шла более тонкая тропа, и обе вели вверх, к безжалостным скалам и зарослям шиповника Черной горы. День был холодный, и небо было мрачно-серым. Верн плотнее запахнул пальто и ссутулил плечи. В повозке лежали его землеройные инструменты – лопаты, кирки и фонари, а его охотничье ружье покоилось в ножнах с правой стороны седла. После его встречи с тем гигантским парнем в универсальном магазине он сомневался, что отныне будет обходиться без какого-либо оружия.
Он затаился после того, как его доставили в участок маршала. Хотя не было никаких подходящих улик для его ареста, слухи о том, что Верн был мародером кладбищ, просачивались по городу, как собачья моча. Возвращаться к разграблению могил было рискованно, но нужно было оплатить еще много счетов, и с уходом доктора Крейвена ему пришлось выполнять требования других нанявших его воскресителей, которые служили посредниками между Верном и клиентами медицинского профиля.
Его пони заржал, и Верн потрепал его по гриве.
“Полегче, дорогая. Ты уже проходила этот путь раньше. Ты можешь это сделать”.
Дорога вилась по прерии, белой от снега, ветви кустарника походили на скелеты, сожженные на костре. Когда он наткнулся на мертвую ферму О'Коннера, Верн с трудом сглотнул. Земля была черной, как беззвездное небо, растительность превратилась в пепельные руины. Остатки дома лежали опаленные в серой грязи, сломанные и искореженные под рухнувшей крышей. Хотя ветряная мельница все еще стояла, лопасти были пробиты дырами и почернели от огня, выглядя как большие крылья мотылька, когда они мягко вращались на декабрьском ветру.
В голове у Верна зазвенело, когда он подумал о том, что произошло. Он никому не сказал, даже Юрии Крейвену, что, когда он спускался с горы с отвратительным сердцем, колесо его тележки налетело на камень, и Верн нащупал золотую капсулу у себя на коленях. Оно упало на землю, и когда оно раскололось, сердце выкатилось из оболочки, покатилось по тропинке к ферме О'Коннер и затерялось на их кукурузном поле.
“Милый милосердный Христос!” Верн зашипел.
Еще не совсем рассвело, но первые голубые лучи пробились над горизонтом к тому времени, когда он нашел сердце среди грядок. Если бы оно не оставило за собой след черноватой крови, по которому он мог бы идти, оно могло бы навсегда затеряться среди обильной осенней кукурузы. Оно лежало в луже собственной мокрой смолы, жидкость растекалась во все стороны. Он с разинутым ртом наблюдал, как оно поливает кукурузные стебли, их шелуха чернеет при ударе. Жидкость текла дальше, к сараю, а лошади брыкались и ржали, пытаясь танцевать вокруг ручьев. Верн зачерпнул сердце обратно в золотую канистру, стараясь не прикасаться к нему пальцами, пока черпал, побежал к своему пони и ускакал как раз в тот момент, когда пропел первый петух. Затем он продолжил путь, возвращаясь в свою гостиную с розовой дымкой рассвета в качестве проводника.
В ту ночь на городском собрании, когда он узнал, что О'Коннеры и их ферма пострадали, словно от какого-то цыганского проклятия, у него перехватило дыхание. Было ли это то ужасное, ужасное сердце причиной разорения бедной семьи? Он не мог избавиться от проклятой штуковины достаточно быстро. Хотя он вымогал у доктора Крейвена больше денег, он согласился бы и на меньшее, просто чтобы заработать немного денег и убрать эту чертову штуку из своей жизни.
Теперь он проезжал мимо фермы О'Коннер, стараясь не смотреть на нее, но его почему-то тянуло к полному разорению. Волосы на его руках встали дыбом, а во рту пересохло, как в Техасе. Когда, наконец, он миновал это ужасное место, он повел своего пони вверх по склону по снегу, почерневшему от колес повозки. Он ехал дальше, повозка шаталась и грозила сорваться с места, но они все равно взбирались на ледяные утесы, где трупы красных дубов склонились, как скорбящие матери. Когда сумерки сменились полной темнотой, третья четверть луны давала мало света, и когда он добрался до поляны, он огляделся по сторонам, нахмурив брови.
“Черт. Я мог бы поклясться, что это маленькое кладбище было прямо здесь.”
Темнота не помогала ему ориентироваться. Он был уверен, что именно здесь он наткнулся на то скрытое кладбище, но здесь была только дикая местность. Может быть, это было на востоке, а не на западе? Он пустил своего пони рысью и вернулся на тропу, а когда добрался до следующей поляны, то увидел первый ряд маленьких крестиков, отмечавших могилы.
Его улыбка длилась недолго.
На кладбище собралась группа мужчин, наблюдавших за приближением Верна. Это были суровые наездники в длинных плащах, почерневших от путешествий, и угроза их теней заставила Верна повернуть назад. Но это вызвало бы подозрения относительно того, почему он был здесь так поздно с тележкой, полной снаряжения для раскопок.
Но тогда почему эти люди были здесь?
Верн двинулся дальше, намереваясь обойти кладбище, как будто он просто случайно сбился с тропы. Он не смотрел на мужчин, надеясь, что это удержит их от вопросов. Это была действительно слабая надежда. Один из мужчин вышел из-за деревьев и встал перед Верном, заставив пони остановиться. Он был достаточно смуглым, чтобы быть индейцем или африканцем, но в лунном свете было трудно сказать, как и толстые бакенбарды, которые скрывали большую часть его лица.
“Что ты здесь делаешь?” – спросил дородный мужчина.
У Верна не было слюны, чтобы смочить губы. “Я просто разворачивался, друг. Кажется, я сбился с пути.”
Остальные мужчины подходили все ближе. Хотя его винтовка была рядом с ним, Верн не осмелился прикоснуться к ней, не сомневаясь, что эти люди были вооружены.
“Ты не заблудился”, – сказал темный человек.
К Верну подошел более худой мужчина, его пальто было откинуто назад, и лунный свет отражался от посеребренных револьверов у его бедер. У него было лицо опоссума, но Верн сомневался, что он будет притворяться мертвым перед лицом неприятностей, какими бы серьезными они ни были.
“Как тебя зовут?” – спросил тощий мужчина.
“Верн Пипкин, друг”, – сказал он, выдавив улыбку. “А ты кто?”
“Меня зовут Хайрам. Хайрам Зейндлер. И я кто угодно, только не твой друг.”
У Верна похолодело внутри. Другой мужчина вышел из темноты кладбища, его длинные черные волосы были как у женщины, но тело напоминало тело лесоруба. Он принюхался к Верну.
“Это был ты”, – сказал он. “Я все еще чувствую твой запах на его трупе”.
”Прошу прощения?"
“Сердце. Ты раскопал здесь могилу Джаспера Терстона.”
Верн не смог сдержать дрожь в голосе. “Боже мой, сэр. Что здесь подразумевается?”
Хайрам потянулся к нему так быстро, что Верн не понял, что происходит, пока не упал со своего пони. В него летели камешки, когда Хайрам тащил его, кричащего, на кладбище, остальные мужчины шли рядом. Они вошли в круг, и когда Верна уронили, он сел и увидел двух других мужчин с такими же бакенбардами. У их ног стояли молодые женщины, одетые только в шаровары. Они были покрыты синяками и порезами, на шеях у них были веревочные поводки, как у привязанного скота.
Из кустов позади них донеслось лягушачье кваканье, и когда из тени высунулось бледное лицо, Верн ахнул, узнав доктора Крейвена. Взгляд смерти был устремлен на доктора. Кожа Крейвена в свете луны была похожа на алебастр, если не считать гнилостной гнили, которая почернела на его руках, на которых теперь не было пальцев. Гниение продолжалось на его теле черными варикозными венами. Его губы разложились и отпали некоторое время назад, зубы превратились в неподвижный риктус болтуна. На нем была только расстегнутая блузка, и, так же как и на губах, его гениталии отсырели от разложения, оставив зияющую дыру из солоноватых сухожилий там, где когда-то качалось его мужское достоинство.
Верн закричал, а доктор захихикал – нежить, сумасшедший.
“Господи!” – сказал Верн. “Юрия, что с тобой случилось?”
Хайрам поднял Верна за воротник. “То же самое, что случится с тобой. Если только ты не хочешь рассказать нам, что привело тебя сюда в первую очередь.”
“Я не знаю, что—”
Удар в живот лишил Верна дыхания, и он упал бы на колени, если бы Хайрам не держал его. Тот, что с длинными волосами, подошел и схватил лицо Верна рукой. Его глаза светились в темноте, красные, как у аллигатора-альбиноса.
“Как ты взял сердце, не отравившись им?” – спросил он. “Ты что-то вроде мастера белой магии?”
”Нет, сэр".
“Ни один простой смертный не может носить его в своих руках”.
“Я никогда к нему не прикасался!”
– Значит“ ты признаешься, что украл его из могилы?
“Нет... э-э... Я имею в виду... О, хорошо. Я взял его, но я не думал, что я, так сказать, ворую, и я точно не охотился за сердцем какого-то мертвеца. Это была та капсула, которую я хотел.”
Мужчина отпустил лицо Верна. “Капсула?”
“Да, сэр. Она был сделана из золота, так оно и было. На нем были всевозможные мистические гравюры, действительно очень красивая вещь. Это того стоит. Тот человек в могиле, конечно, в этом не нуждался.”
“Где находится эта капсула?”
Верн посмотрел вверх и в сторону. “Я продал ее”.
”Дерьмо собачье".
“Я не лгу вам, сэр”.
“Ты бы солгал своей матери на смертном одре, Пипкин. Исходящее от тебя зловоние лжеца перевешивается только миазмами твоей трусости. А теперь я спрошу тебя в последний раз. Где капсула?”
Верн захныкал. Если бы его снова ударили в живот, он мог бы просто напортачить. Судя по виду этих людей, они не остановятся перед очередным ударом по телу. Их было бы много.
“Подожди”, – сказал он. “Это верно... Теперь я вспомнил. Я собирался продать его, но продавец в универсаме не предложил справедливой цены. Да, да, она у меня в гостиной. Я владелец похоронного бюро в Хоупс-Хилл, понимаете? Должно быть, я что-то перепутал в том, что я сделал с капсулой, сэр. Я только что совершил ошибку.”
“Я скажу, что ты это сделал”.
Мужчина кивнул остальным, и внезапно они набросились на Верна с веревками. Он извивался и брыкался, опасаясь, что вот-вот повиснет на конце петли, но веревка была не одна, и петли были завязаны на его запястьях и лодыжках. Его протащили через кучу свежего помета, оставленного одной из лошадей, и когда фекалии заполнили его глаза, он не мог видеть, что происходит, пока не стало слишком поздно. Он слышал разговор мужчин, шарканье лошадиных копыт. Он почувствовал, как каждая из веревок затягивается все туже вокруг его запястий и лодыжек, а затем он оторвался от земли, вытягивая конечности.
”Нет!" “ закричал он. “Пожалуйста, Господи!”
Когда ему удалось сморгнуть говно, он увидел, что четверо мужчин были на своих лошадях, каждый держал в руках одну из веревок, привязанных к рогам их седел. Каждая лошадь смотрела в разные стороны – на север, юг, восток, запад.
”О, милостивый Боже!"
Единственным человеком, не сидевшим на коне, был вожак с багровым взглядом. Он стоял в стороне с кнутом в руках, его неуклюжее тело было бездушной тенью, призраком кромешной тьмы, внутри и снаружи.
”Бог не может тебе помочь", “ сказал мужчина. “Никогда не было такого”.
Верн начал всхлипывать.
“Хей-яа!”– крикнул вожак, щелкнув кнутом.”
Лошади на полном скаку разбежались в разные стороны, и когда его руки оторвались от плеч, а ноги оторвались от бедер, Верн все-таки потерял контроль над своим мочевым пузырем. Его лишенное конечностей туловище закружилось в ночи, когда он упал обратно на землю. Кровь хлынула из него артериальными гейзерами, и как раз перед тем, как он потерял сознание, главарь подошел к нему и пнул ногой, перевернув лицом вверх. Главарь достал из кармана пальто что-то большое и мясистое и поднес к лицу Верна, и когда смолистая черная жидкость потекла ему в рот, Верн понял, что это было.
***
Они использовали повозку пони похоронного бюро, чтобы вывезти труп Джаспера с кладбища.
Рядом с трупом лежал сам гробовщик, бледный от потери почти каждой пинты крови, но все еще живой или, по крайней мере, нежить. Доктор Крейвен, спотыкаясь, шел за своей веревкой. На других поводках были девушки из салуна, которых использовали для удовлетворения потребностей койотов на тропах, не давая им останавливаться в борделях или насиловать жителей деревни. На такие вещи не было времени. Эти удовольствия были тривиальны по сравнению с тем, что ждало их впереди.
Койоты и их пленники двинулись вниз по склону горы, кавалькада чудовищ и белых рабов, путешествующих, как ядовитые паломники, по зазубренным скалам, их лошади цеплялись, как козы, за скалы, которые они изо всех сил пытались разглядеть, когда грозовые тучи закрыли луну. И во главе этой адской процессии шел Гленн Амарок. Он ехал верхом на Велиале как аристократ самого темного колдовства, зомби-сердце его наставника было спрятано в его плаще и горячо пульсировало у него на груди, рассказывая ему все, что ему нужно было знать.
Хайрам подошел к нему.
“Все еще удивлен, что мы смогли ступить на эту святую землю”, – сказал он.
Гленн затолкал табак под нижнюю губу. “Это была магия сердца. Без него мы, возможно, никогда бы не попали на кладбище.”
“Почему тело Джаспера, босс? Это тоже волшебство?”
“Это величайшее приключение койота на сегодняшний день. Мы в долгу перед боссом в последний раз.”
Но это не было истинной мотивацией Гленна взять с собой тело Джаспера. Он чувствовал, что если сердце было таким мощным, то, возможно, тело еще пригодится.
Как и та золотая капсула.
ГЛАВА XXIII
ВОЛКИ ОКРУЖИЛИ ДЕЛИЮ.
Она бежала, прижимая к груди своего маленького брата, но с каждым шагом земля становилась мягче, затягивая ее за пятки, как зыбучие пески. Когда волчья стая приблизилась, она закричала и уронила малыша Леонарда, пожертвовав им, чтобы спастись.
Она проснулась в холодном поту и подавила крик. Даже ее подсознание не позволило бы ей забыть, не позволило бы ей простить себя. Она не отдала своего брата на расправу, когда пришли Койоты, но и спасти его тоже не смогла, и именно его смерть задела ее больше всего. Она была старшей сестрой. Леонард был беспомощным младенцем. Она подвела его больше, чем остальных членов своей покойной семьи.
Делия написала своим старшим братьям письма, чтобы сообщить им трагическую новость, но не была уверена, что адрес больше действителен, ее братья один год работали в лесозаготовительном лагере, а на следующий – на свиноферме, ковбои-бродяги до мозга костей. Теперь у нее, по сути, не было родственников, она была сама по себе, если не считать доброты Грейс Коулин, которая спала рядом с ней. Делия лежала на полу в своем спальном мешке, отказавшись от щедрого предложения Грейс лечь в ее постель. Эта женщина была доброй христианкой, и Делии нравилось думать, что Бог привел в ее жизнь школьную учительницу в награду за то, что она сохранила веру. Видит Бог, Он ее испытывал.
Чувствуя беспокойство, она сняла ночную рубашку, которую позаимствовала, и надела свою одежду. Она спустилась вниз за стаканом воды, держась в темноте за перила, а когда вошла в гостиную, то увидела Лютера Бирна, курящего сигарету на крыльце. Она вышла, чтобы присоединиться к нему. Здоровяк кивнул в знак приветствия.
“Есть еще?” – спросила она.
Он достал из кармана мешочек и протянул ей бумагу. Делия научилась сворачивать сигареты для своего отца и старших братьев, и у нее были идеальные тонкие пальцы для этого. Бирн прикурил, и она глубоко затянулась, ожидая облегчения, которое принес хороший дым.
“Я надеялась, что вы сможете рассказать мне больше”, – сказала она.
“Да? Насчет чего?”
“Эти Койоты. Думаю, чем больше я буду знать, тем лучше для меня.”
“Вы хотите увидеть, как их повесят?”
“Нет, сэр. Я намереваюсь убить их сама.”
Бирн покачал головой. “Тогда ты действительно ничего о них не знаешь”.
“Так просветите меня. Вы из их рода – волфен. Я знаю, что они не люди. Я видел их клыки и красные глаза. Мужчины, которые едят маленького мальчика, теперь вряд ли могут быть людьми.”
“Они это сделали?” – сказал Бирн, опустив глаза. “Мне очень жаль, малышка”.
Она шагнула к нему. “Что это такое?”
“Вулфены – люди только наполовину. У нас внутри волки, понимаешь? Зверь внутри, который заставляет нас трансформироваться, заставляет нас жаждать человеческой плоти и делать ужасные вещи, которыми я не поделюсь с юной леди”.
