Текст книги "Тринадцатый Койот (ЛП)"
Автор книги: Кристофер Триана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Но даже когда Гленн сомкнул челюсти на его плече, Бирн контратаковал. Повернув голову, он смог дотянуться до уха Гленна и почти вырвал его своими клыками. Гленн отлетел от него, держась за мочку, а Бирн с трудом поднялся на ноги. Его колени подкашивались, а поясница ныла. Он слабел. Казалось, его тело отсчитывает время до неизбежного прекращения всех функций. Спотыкаясь, как изможденный боксер, Бирн поднял лапы, спрятав за ними голову для защиты. Кровь пузырилась в его ноздрях и сочилась из пробитой глазницы. Его раны не успевали затягиваться. На протяжении многих лет его тело регенерировало, восстанавливаясь после ранения за считанные часы. Он даже почти не старел. Теперь Бирн понял, что крал у дьявола и только что попался. Быть Койотом означало посвятить жизнь пороку и разврату. Такое существование имело высокую цену.
Пришло время расплатиться.
Он едва увернулся от удара Глена и все равно упал на землю, а когда последовал второй удар, у него не осталось ничего, чем можно было бы защититься, даже самой маленькой любви к жизни, чтобы продолжать жить.
***
Гленн сдержит свое обещание. Он чувствовал, что обязан Лютеру Бирну. Когда-то они были братьями, но теперь, мягко говоря, отдалились друг от друга. Предателю не будет пощады, и хотя смерть Бирна сделает Гленна последним из его рода, эта мысль не вызывала у него никаких колебаний. Он почувствовал смерть Хайрама. Койоты вымерли. Только последний из них эволюционировал.
Таща Бирна за лодыжку, Гленн вернулся к руинам. Он смотрел на бурлящее зрелище пустоты, удивляясь ее несравненной красоте. Все радости, которые дарила ему эта жизнь, были основаны на страданиях других. Даже когда он узнал, что убил своих родителей, чтобы добиться благосклонности ложной богини, он ни разу не пожалел об этом, потому что культ поддержал его за жестокость. Этот момент определил его. С тех пор он всегда гнался за следующим грехом, ибо грех и наслаждение были близнецами. Он никогда не чувствовал искушения злом, его только наставляли, направляли, одаривали. Его учили пороть рабов и запирать их в крошечных вивариях, где они страдали от духоты, голода и удушья, пока не приходили к нему на коленях и не клялись в послушании. Он насиловал девятилетних девочек, пожирал матерей на глазах у их детей и совершал массовые убийства во время грабежей. Он позволил ненависти охватить себя, и каждое мерзкое, гнусное действие приводило его в еще больший восторг, направляя его к руководству самой отвратительной бандой разбойников, которую когда-либо видел Запад, и в этом царстве он вкусил высший экстаз зла. Теперь он был колдуном в присутствии великой пустоты, дело всей его жизни достигло кульминации, и он находил свою полноту прекрасной, даже безмятежной.
Гленн тащил своего едва пришедшего в сознание брата по кровавому льду и слякоти тел, через лошадиные кишки, оторванные конечности демонов и раздробленную тушу хозяина салуна, покрывая его кровью, чтобы пустота была еще более соблазнительна, когда придет время взять ее.
ГЛАВА L
«АМАРОК ПРИБЛИЖАЕТСЯ».
Когда сестра Мэйбл услышала слова Шиеса, ее глаза открылись. Они побелели от катаракты, но, хотя она почти ослепла, ее одарили другими видениями, которые говорили ей больше, чем простое зрение.
Отца Блэквелла больше нет, подумала она. Есть только я. Есть только один хранитель Менхира.
Она не могла допустить, чтобы этим хранителем стал Гленн Ужасный. После смерти проповедника видения перешли к ней, способность, дарованная ей, возможно, Богом, в самый тяжелый час. Мэйбл чувствовала себя недостойной этого, как и любой Его доброты. Пустота так легко обманула ее, запутав ее разум и убедив, что нечто столь безбожное может быть лицом Самого Бога. Теперь она знала, что потерянные сироты не были потеряны для пустоты. Дьяволы обманули ее, обернув ее грехи против нее самой.
Я убийца.
Я недостойна.
Но, возможно, сейчас это не имело значения. Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы мы не погибли, но имели свет вечный. Возможно, здесь было то же самое. Господь не дал ей дар видения сразу после смерти преподобного Блэквелла, потому что она действительно была грешницей, а значит, недостойной. Но Бог так возлюбил мир, что дал ей силу спасти его. Она не была совершенной женщиной, но она всегда была Его слугой, вся ее жизнь была посвящена – принесена в жертву – для того, чтобы она могла распространять Его любовь и славу.
Фигуры остальных были размыты, но она узнала девушку по ее рыжим волосам. Когда она протянула руку, чтобы коснуться ее, Мэйбл почувствовала мех. У нее перехватило дыхание, и она подумала, что ошиблась, что койот сейчас разорвет ее на части. Но потом она услышала, как девочка заговорила.
"Зачем ты это сделала?" спросила Делия.
Она решила быть честной. "Я не знаю".
Перед ней появилась тень Шиеса. "Сестра, у тебя есть еще какой-нибудь источник этой белой магии?"
"Я боюсь, что пустота забрала ее всю".
Голос Делии дрожал. "Без невинной крови у нас нет шансов".
Мэйбл задрожала – не от мороза, покрывшего ее тело, а от внезапного откровения. Эта мысль пришла к ней в одно мгновение, прозрение было настолько глубоким, что она знала, что оно не может быть ее собственным. Ее коснулись ангелы. Она снова была заключена в объятия Христа.
"Это не обязательно должна быть невинная кровь", – сказала она. "Она просто должна быть святой".
Мэйбл взяла девушку за лацкан и притянула к себе. Делия была клыкастой, кончик ее носа был черным и тонким. Ее глаза были того же цвета, что и волосы, и горели не черным пламенем потустороннего мира, а чистым оранжевым мерцанием мира природы – их мира.
"Возьми меня", – сказала Мэйбл.
"Что ты имеешь в виду?"
Но она знала, что девушка все понимает. Она просто не хотела принимать эту идею, даже если это была их последняя надежда.
"Я не невинна", – сказала Мэйбл. "Но я посвятила свою жизнь тому, чтобы стать невестой Христа, Господа нашего. Все годы моей жизни я провела на коленях перед крестом. Какая кровь может быть святее крови монахини?".
Когда она посмотрела в волчьи глаза девушки, то увидела в них еще один крошечный огонек, искру, которая уверила Мэйбл, что она выбрала мудро.
Мерцание было голубым.
***
Даже наполовину превратившись в оборотня, Делия знала, что хорошо, а что плохо. Когда она полностью превратится в оборотня, то на ночь станет рабыней своего проклятия, но сейчас она все еще была в сознании и контролировала себя.
Она знала, что брать кровь монахини было неправильно. Нескольких капель было бы недостаточно, чтобы воссоздать силу, которой обладала кровь детей. Им нужны были пинты, возможно, все до последней капли. Им пришлось бы убить ее. Сестра Мэйбл знала это, но, что удивительно, она все еще просила Делию сделать это.
"Возьми меня", – сказала монахиня. "Возьми мою жизнь, чтобы моя жертва принесла пользу всему миру".
"Сестра..."
"Я узнала о важности жертвоприношения от Христа Спасителя".
"Я поклянусь жить в грехе, если возьму Божью женщину".
Делия посмотрела на Шиеса. Его лицо было чугунным, закаленным войной и потерями. Его внутренние муки были настолько сильны, что она чувствовала их запах.
"Мистер Шиес?" – спросила она, но не нашлась, что ответить.
Он кивнул. "Я сделаю это".
Шиес достал свой нож Боуи. Он был липким от крови, и он сплюнул на лезвие, чтобы освежить его и вытереть о штанину. Делия поняла. Чья бы это ни была кровь, она исходила либо от злого человека, либо от какого-то демона из потустороннего мира. Плохая кровь могла загрязнить кровь монахини и ослабить ее силу.
"Поторопись", – сказала сестра Мэйбл. "Он быстро приближается".
Шиес приставил лезвие к горлу монахини, и она тяжело сглотнула, ожидая, что ей перережут яремную вену, но Шиес колебался.
"Чем мы будем ее собирать?" – спросил он.
Делия не знала. Не было времени возвращаться к мертвым лошадям, чтобы обыскать седла в поисках фляги. Она сделала чашку из своих рук. Шиес глубоко вздохнул, положил нож под углом, и как раз в тот момент, когда он собирался сделать надрез, огненный шар ударил в него и отправил в полет, его плащ охватило пламя, и он врезался в снежный вал в нескольких ярдах от него.
Делия закричала ему вслед.
Гленн Ужасный был почти настигнут ею, Менгир в его открытой груди сиял, как Марс в ночном небе. От запаха его волчьего мускуса ее бросало в дрожь. Его цикл был намного больше, чем у нее, и ее желудок сжался от голода, когда она оказалась под действием его магнетизма. Она начала меняться дальше, ее лицо удлинилось, усы стали расти, а плечи расширились. Она наклонилась, чтобы лучше почувствовать запах монахини. От ее плоти исходил аромат теплой пищи, стейков, приготовленных до совершенства. Делия чувствовала жар крови Мэйбл, пульсирующей в ее жилах. Желание прорастало, пока она не почувствовала его.
"Возьми меня сейчас, Делия!"
Но монахине уже не нужно было просить.
Делия впилась зубами в шею сестры Мейбл, и когда она оттянула полоску плоти, то не смогла удержаться, чтобы не проглотить ее целиком. Она никогда не пробовала ничего настолько вкусного, и никогда не чувствовала себя такой голодной, как сейчас. Но она все еще была в сознании. Она заставила себя отступить. Она резала шею монахини, пока не перерезала обе сонные артерии, и брызнули струи крови.
Гленн остановился. Его брови поднялись, и он засмеялся, глядя, как она вгрызается в торс сестры Мейбл, обмазывая ее руки.
***
"Как замечательно", – сказал Гленн. "Ты пришла за мной с сердцем, полным мести, но теперь все, чего ты хочешь, – это живот, полный человеческой плоти".
Девушка продолжала копаться в теле монахини. Туман крови окрасил ее шерсть.
"Ты нашла нечто большее, чем месть, девочка. Ты нашла славу волчицы". Он улыбнулся. "Так что ешь. Это твое девственное путешествие. Я завидую тебе – всем темным наслаждениям, которые ждут тебя впереди. Это твой новый путь. Это твоя судьба."
Он глубоко вздохнул, наслаждаясь зрелищем. Сейчас он был в среднем состоянии, только чуть менее волчьей формы, чем она. Покрытый множеством ран, его ликантропия отступила, чтобы переключить его силу на исцеление. Порезы и укусы быстро закрывались, затягиваясь новой, более жесткой плотью.
"Я знал, что в тебе что-то есть, девочка. Ты должна присоединиться..."
Он замолчал. Кровь монахини стала синей. Мех девушки мерцал лазурными звездами. Это была не просто еда. Это был план.
"Ах ты, маленькая сучка!"
Гленн отпустил ногу Бирна и бросился на нее. Они покатились по забрызганному кровью снегу, разрывая друг друга и щелкая зубами. Она была сильнее Бирна. Чем моложе волчица, тем большей силой она обладает, а она была на пике своих ликантропических способностей. Это будет еще более сложная задача, особенно теперь, когда она получила силу от святой крови. Сердце Джаспера колотилось в его руке, а Менгир смещался в его разделенных ребрах. Вены собственного сердца Гленна плотнее обхватили камень, присасываясь к нему, забирая каждую каплю колдовства, которую он мог вынести.
Он стремительно бросился к волчице. Бирюзовый свет авроры закружился вокруг нее, и он отшатнулся, но тут же крутанулся, преодолевая тошноту, используя энергию Менгира для борьбы с воздействием святой крови. Девушка, конечно, была молода и решительна, но Гленн обладал опытом и грубой силой подлости всей жизни, и, набросившись на нее, он ударил ее по животу, отгоняя ее, и рассек ей руку, когда она блокировала его следующую атаку.
У нее есть сила, но она не знает, как ее использовать.
В прошлый раз он оставил ее в живых. Он научился на своей ошибке.
Она успела нанести несколько хороших ударов, прежде чем он повалил ее на землю, сдирая косы своей кожи и разрывая сухожилия, когда он впал в ярость, вгрызаясь в ее плечо и мотая головой вперед-назад, пытаясь вывихнуть его. Он хотел полностью оторвать руку от ее тела и, возможно, преуспел бы в этом, если бы его не осыпали пулями.
***
Спрятавшись за небольшими валунами, Рассел выстрелил из винтовки Генри в огромного черного оборотня, возвышавшегося над меньшим. Вид волчицы с рыжим мехом потряс его и Грейс, поскольку они узнали одежду Делии, а когда девушка повернулась, они увидели ее лицо, узнав ее, несмотря на клыки. Она шла на Гленна Амарока с покрывавшей ее, как плащ, фосфоресценцией, той самой пудрово-синей магией, которой обладала сестра Мэйбл, когда была жива.
Они не видели, как она умерла, но, судя по виду ее тела, это была явно жестокая смерть. Прямо за ее телом лежал Лютер Бирн в человеческом обличье, но невозможно было сказать, жив он или нет. Оскара Шиеса нигде не было видно. Рассел прицелился, стараясь попасть в Гленна, а не в Делию.
Рядом с ним Грейс вскинула шестизарядный пистолет. Вместе они осыпали оборотня пулями, которые заставили его извиваться и выть, что позволило Делии выбраться из-под него. Она сделала выпад и, когда ударила Гленна, раздался звук ломающихся костей. Рассел улыбнулся, но улыбка была недолгой. Его язык скользил по зубам. Некоторые из них ослабли. Он снова провел языком по одному зубу, тот выпал из десен, и он выплюнул его. По крайней мере, Грейс этого не заметила. Она была слишком занята, пытаясь спасти девушку, о которой заботилась, материнский инстинкт придавал ей ярость медведицы-матери.
Волки продолжали сражаться, Делия одолевала своего противника, все ее тело излучало свет. Магия, казалось, подпитывалась ее яростью. Гленн схватил ее, и они скатились в низкий провал в скалах на краю кукурузного поля, скрывшись из виду. Рассел передернул затвор "Генри", выбросил стреляную гильзу и вставил следующую, закрыв ствол. У его ног лежало семь стреляных гильз, значит, в винтовке оставалось девять.
"Я иду за ними", – сказал он.
Грейс уже перезаряжала винтовку. "И я тоже".
***
Шиес пришел в сознание. Единственное, что он с болью осознавал, – это онемение левой ноги. Отверстие отсутствующего уха оглохло, а кровь, капающая со лба, затуманила зрение. От огненного шара обгорела кожа. Снег потушил пламя на его одежде, и он лежал на льду, дымясь, не зная, жив ли он на самом деле. Ему удалось сесть, но когда он посмотрел вниз на свое тело, то понял, что не сможет стоять.
***
Делия схватила Гленна за волосы и ударила его черепом о камень. Его тело затряслось под ней, как рыба на мели, и она снова ударила его по лицу, брызнула черная кровь. Они оба были достаточно ранены, чтобы вернуться почти в человеческую форму, но она все еще сохраняла свою невероятную силу, в то время как Гленн ослаб, разорванный, изжеванный и изрешеченный пулями.
Делия перевернула его и опустилась на него. Она впилась когтями в мембрану сердца Джаспера и начала отделять его от предплечья Гленна. Сердце шипело, пузырилось, превращаясь в смолистую слизь, которая шипела, падая на землю, а последний шар адского ихора с грохотом упал на кучу мертвой листвы, охваченную черным пламенем. Она раздавила сердце Джаспера, нейтрализовав его остатками белой магии, и основатель Койотов наконец-то успокоился.
Сердце Гленна сотрясалось от внутреннего грома. Менгир сдвинулся, словно пытаясь спрятаться в складках его ткани. Горло Делии наполнилось теплом, а когда она открыла рот, из него вырвался яркий луч, окутавший туловище Койота.
Она потянулась к Менгиру.
Когда она коснулась его кончиками пальцев, в ее голове пронеслись внезапные мысли о жестокости, причем не только к Гленну Амароку, но и ко всем, ко всем. Ей хотелось, чтобы кровь смачивала ее клыки, а плоть собиралась под ногтями. Она хотела, чтобы другие страдали так, как страдала ее семья, чтобы счастливые дома разрывались на части в оргиях резни, чтобы любого юношу, которого она выберет, заставляли спариваться с ней, чтобы матерей с криками отрывали от детей, чтобы Делия могла полакомиться их сладкими внутренностями и...
Она отдернула руку, дрожа. Менгир развернулся в груди Глена, плотнее обхватывая желудочки и сухожилия. Глаза Гленна открылись, и он зашипел. Он схватил ее.
"Ты чувствуешь это", – сказал он, кашляя кровью. "Менгир... он питает твои первобытные, волчьи инстинкты. Давай, девочка. Отдайся зверю внутри себя".
Он притянул ее ближе, заглядывая в ее глаза, один из которых он искалечил почти до неузнаваемости, прежде чем заставил Делию съесть свою мать. Она вернула ему взгляд, словно обдумывая его слова, и отвлекла его, доставая из плаща динамитную шашку.
"Мой единственный инстинкт, – сказала она, – это убить тебя".
Она провела рукой по его лицу. Впившись ногтями в кожу головы и щек, она содрала кожу с его черепа. Когда он закрыл глаза, пронзительно крича от того, что его лицо было разорвано, Делия поднесла фитиль к очагу черного пламени, который образовался от огненного шара. Он сверкнул, когда она засунула динамит в его грудную клетку, вбивая его, как кол, в темное сердце Глена Амарока и закрепляя его рядом с Менгиром. Руки Гленна безвольно упали по бокам, глаза закатились в череп, но он все еще содрогался – живой, но ненадолго.
Делия побежала назад, не сводя с него глаз.
ГЛАВА LI
ДЕТОНАЦИЯ СОТРЯСЛЯ землю. Гленн взорвался в паутине черной крови и еще более черного света, его тело издало звук, похожий на последний вой, когда его торс взорвался, руки оторвались, мышцы распались, ноги треснули, как сучья, отправив осколки костей в окружающие заросли, где они воткнулись в деревья, как наконечники стрел. Потроха горячего жира свисали с веток над головой. Обезглавленная взрывом голова упала на снег, растерзанное лицо обуглилось, а бакенбарды занялись огнем.
Делия была облита расплавленной кровью своего врага. Оно пропитало ее изодранную одежду и стекало по лицу. Когда с ее волос упал кусок плоти, она подхватила его и сунула в рот, пережевывая останки Гленна Ужасного, последнего из тех, кто уничтожил ее семью, ее жизнь. Но хотя она так ждала этого момента – лежала в постели и обещала себе, что сделает это, – теперь, когда ее месть была завершена, она не находила в этом никакой радости. Было удовлетворение и чувство справедливости, но путь к этому был путем к гибели.
Она больше не была девушкой, но и не была женщиной. Она была чем-то другим.
Что-то порочное шевелилось внутри нее. Пройдет совсем немного времени, и оно будет овладевать ею в ночи, когда луна будет полной, а Марс будет гореть багровой пылью.
Звуки выстрелов заставили ее повернуться к развалинам фермерского дома. Рассел и Грейс бежали по мрачной местности, убивая бегущих демонов. Позади них вихрь был еще массивнее, чем раньше. Делия отчаялась. Почему-то она ожидала, что после смерти Гленна она закроется.
Она присела рядом с его тлеющими останками. Там, среди развалин, лежало сердце Гленна, слитое с Менгиром, и клубилась чернота. Она снова посмотрела на вихрь и поняла, что сердце Менгира – это уменьшенное зеркальное отражение пустоты, врата и ключ.
Делия осторожно шагнула вперед. При появлении первых дурных мыслей она отступила и в досаде сжала руки. Должен был быть способ, даже если голубая аура угасала.
Сердце Гленна билось, насмехаясь над ней даже в смерти.
***
Бирн хромал к краю зарослей. Перекинув веревку через плечо, он тащил по слякоти труп сестры Мэйбл. В ее глазах все еще светилась лазурь. Он видел, что сделала Делия и что осталось от сестры Мэйбл. Подумать только, эта сука могла использовать свою собственную кровь для этой дурацкой статуи Иисуса вместо детской, вместо его собственной.
Он потянул сильнее, бедра горели от напряжения, разбитые плечи скрежетали и ныли, когда он тащил мертвую монахиню к линии деревьев, и когда он обогнул кукурузное поле, то увидел Делию, в человеческом облике, как и он, облитую кровью Гленна Амарока. Она была ранена, но эти раны и дыры затянулись. Когда-то он был таким же молодым, но теперь его раны затягивались с большим трудом. Многие из этих новых ран останутся навсегда.
Делия посмотрела на него, потом на монахиню.
"Мистер Бирн. Что вы делаете с сестрой?"
"Подумал, что она может нам понадобиться".
Делия покачала головой. "Она была доброй христианкой. Она заслуживает лучшего, чем то, что я с ней сделала".
"Тебе пришлось это сделать, детка".
"Я могла бы пристрелить ее первой. Пусть бы она ушла спокойно".
"Трудно думать о таких вещах, когда ты одержима волчьими желаниями. Кроме того, ты должна была действовать быстро. Ты поступила правильно". Он посмотрел на тлеющие части тела и, увидев оторванную голову Гленна, подошел к ней и сплюнул. "Увидимся в аду, брат".
"Это еще не конец", – сказала Делия. "Портал – он все еще открыт".
Она кивнула головой в сторону черной фигуры на земле. Бирн наклонился вперед, понимая, что это такое.
"Эта штука", – сказала она. "Она как-то связана с порталом. Я не думаю, что он закроется, пока мы не уничтожим камень и сердце Гленна. Я хотела взорвать их, но..."
"Они не сгорят".
“Я даже не могу его поднять. Когда я это делаю, это затрагивает что-то во мне, искушая меня темными мыслями. Я боюсь, что если я буду держать его в руках, зверь внутри меня возьмет верх”.
“Так и будет”.
“Глупый вопрос, но... ты можешь его поднять?”
“Думаю, если я это сделаю, я буду на том же пути, что и старина Гленн. Менгир – это древнее зло, уменьшенное до своей самой чистой формы. Ни один волфен, каким бы чистым ни было его сердце, не может устоять перед его зовом. Это окрашивает твой разум, и тот зверь внутри тебя, о котором ты говоришь, ну... он берет верх навсегда.”
Делия прислонилась к дереву, измученная войной и обремененная непосильным бременем защиты мира. Все, чего она хотела, это убить людей, которые убили ее родню, что, по мнению Бирна, было достаточно благородным делом. Теперь бедный ребенок был защитником всего человечества, чертовски трудная задача для девочки-подростка.
“Когда они похоронили сердце Джаспера, – сказал Бирн, – сестры сделали специальный амулет, чтобы поместить его в него, и они благословили его, иначе они не смогли бы прикоснуться к нему, не будучи отравленными и не превратившись в живых мертвецов, как тот доктор. А Менгир они хранили внутри священного символа – статуи Христа – и он был запечатан в камере, всегда наполненной кровью невинных, кровью, превращенной в своего рода святую воду, чтобы сдерживать силу камня, скрывать ее от таких людей, как Койоты.”
“Итак... нам нужен амулет? Христианский символ, чтобы нести его в себе, чтобы он не превратил нас в...”
”В вулфена не лучше, чем тот, которого ты только что убила".
Она вздохнула. “Где мы возьмем амулет? Нет времени возвращаться в часовню и...
“Я думаю, амулет тут ни при чем. Дело не в самой камере, а в том, что ее очищает.”
Брови девушки сошлись еще ближе. Она уставилась на него и проследила за его взглядом, когда он посмотрел вниз на связанное тело сестры Мэйбл.
Делия пошевелилась. “Ты думаешь...”
Бирн присел на корточки рядом с монахиней.
Делия не оставила большой части шеи Мэйбл. Все, что удерживало ее голову, – это раздробленное звено позвонка и несколько кусочков плоти сзади. Он засунул два пальца в ее мертвые, белые глаза, вдавливая их в глазницы. Делия ахнула и отвела взгляд. Он засунул большой палец в рот Мэйбл, положил другую руку на позвонок и потянул вверх, расколов череп. Она светилась в его руках, и от этого света его затошнило, но если она и обожгла кожу, он был слишком онемевшим от других ран, чтобы почувствовать это.
Ему придется действовать быстро с сердцем-менгиром. Если он будет удерживать его слишком долго, его разум никогда не выйдет из плена его злобы. Он потянулся к менгиру и прикусил язык, чтобы боль отвлекла его от мыслей, которые камень вложил в его голову. Его разум содрогнулся в припадке садистских желаний. Видения человеческой резни вспыхнули перед его мысленным взором: тела, растянутые на дыбах, малышей, приготовленных заживо, шкуры его жертв, запихиваемые ему в рот, пока они кричали и корчились, женщины, изнасилованные его массивным телом оборотня, пока они не были стреножены и не умерли от шока.
Бирн просунул сердце-менгир под челюсть мертвой монахини и ввел его во впадину ее отрубленной головы, затем перевернул череп вверх дном, поместив в него сердце и камень. Сердце менгира пульсировало, но его чернота была поглощена волнами благословенной голубой крови, приглушая влияние камня. Его разум был освобожден, как и дыхание, которое он задерживал.
“Разорви ее”, – сказал он.
Делия посмотрела на него. “Сделать что?”
“Я слишком слаб, чтобы сделать это сейчас. Кроме того, я должен держать эту чертову штуковину. Ты продолжаешь и вспарываешь живот сестре. Нам нужно было намылить этот череп вместе с ней, чтобы Менгир был покрыт святой кровью и кишками.”
Девушка закрыла глаза.
“Потом будешь жалеть, малыш”.
ГЛАВА LII
ПРИ ВИДЕ ИХ у Грейс перехватило дыхание.
Делия и Бирн были покрыты запекшейся кровью и пеплом, порохом, грязью и слякотью. Бирн держал в руках какую-то сферу. Она светилась небесно-голубым, и Грейс вздохнула с облегчением, просто увидев этот знак белой магии.
Затем она поняла, что это за сфера.
Она подавилась и взяла Рассела за руку. Даже через рукав его пальто она чувствовала, как ему холодно.
Все четверо подошли друг к другу. Столпотворение улеглось, по крайней мере на данный момент, но водоворот все еще бурлил симфонией Ада. Щелкающий вокал демонов эхом разносился по полю, их формы были скрыты дымом и гноящейся рожью, когда они бежали к склону холма.
Бирн прижал к себе отрубленную голову. Вокруг его шеи и плеч был обмотан кусок кишечника цвета черники. Его руки тряслись, и он выглядел всего в нескольких футах от порога смерти. Грейс пожалела беднягу. Проклятие поразило его сильнее, чем она могла себе представить. Ей было больно знать, что Делия теперь заражена. Неужели она тоже выберет кривой путь койотов? Грейс было трудно поверить, что сердце простой девочки могло так испортиться, но Делия вошла в их жизнь на лезвии мщения. Такое путешествие отравило бы даже самую чистую из женщин, даже без проклятия волка.
Они не спрашивали об отрубленной голове монахини. Окружавшее их безумие больше не требовало объяснений. Они могли бы прийти позже. Этот ужас имел прецедент.
Группа пристально смотрела на воронку.
Рассел спросил: “Что теперь, Лютер?”
Бирн пристально посмотрел на Менгир, и когда он повернул шею, Грейс увидела там клеймо с номером тринадцать, окровавленное под линией его волос.
“Что у нас есть?” он спросил.
Они растерянно посмотрели друг на друга.
“С точки зрения оружия”, – сказал Бирн.
Рассел поднял винтовку. “Осталось пять выстрелов”.
Грейс передернула затвор револьвера. ”Три".
“Хорошо”, – сказал Бирн. “А как насчет тебя, малыш?”
Делия сунула руку в карман пальто и достала последнюю динамитную шашку. Бирн взял ее, и она протянула ему спички.
“Грейс и Генри, – сказал Бирн, – у меня такое чувство, что те демоны на том холме очень быстро вернутся, когда я подойду поближе”.
“Близко к чему?” – спросил Рассел.
Бирн кивнул в сторону воронки.
Рассел прищурился. “Что ты собираешься делать?”
“Закрыть ее, если смогу”.
Делия покачала головой. – Динамит не смог бы взорвать даже Менгир. Ты думаешь, это взорвет портал?”
“Не только динамит, но и кровь Мэйбл и содержащийся в ней Менгир, возможно...”
Он замолчал.
Делия спросила: “Может быть, что?”
Бирн положил руку на ее здоровое плечо. Их глаза встретились, в обоих горел блеклый красный огонек.
“Мы не можем просто бросить все это и надеяться на лучшее. Мы должны быть уверены.”
Она нахмурила брови, но ничего не сказала.
“Малыш, ты научишься доверять своим волчьим инстинктам, так же, как я доверяю своим”.
– Но, мистер Бирн...
“Какое-то время будет трудно быть тем, кто ты есть. Ты убьешь других – невинных. Этого не избежать. Но если ты сохранишь свое сердце чистым, ты сможешь преодолеть зов своего проклятия и использовать притяжение Марса в своих интересах. Следуй своим волчьим инстинктам, и ты сможешь завладеть зверем. Ты сможешь удовлетворить это желание, не поддаваясь худшему из него. Просто держись подальше от плохих стай. Будь волком-одиночкой, малыш. Вместо того чтобы следовать по пути, проложи свой собственный”.
Он подошел к Расселу и протянул руку. Мужчины затряслись.
”Никогда не думал, что буду уважать представителя закона, но вот я здесь".
Рассел кивнул. “Ты достойный человек, Лютер Бирн”.
Грейс нахмурилась, не понимая, что происходит.
”Я бы попросил вас об одолжении, – сказал Бирн Маршалу, – но я не думаю, что вы готовы к этому“.
Грейс взяла Рассела за руку, надеясь, что он не станет добровольно участвовать в чем бы то ни было, желая, чтобы он вернулся домой с ней, чтобы он мог исцелиться и победить свое ухудшение. Ей хотелось в это верить. Она должна была в это поверить.
Бирн повернулся к Делии прежде, чем Рассел успел что-то предложить.
“Малыш. Я хочу, чтобы ты дала мне два обещания.”
Затем он наклонился к девушке, прошептав что-то, чего Грейс не могла расслышать из-за рева вихря и пыльных дьяволов, которые разбрасывали вокруг них сухие листья. Небо было затянуто тяжелыми тучами, но на горизонте появились розовые лучи, цвет ее мира, сияющий как маяк на этом анархическом западе.
Бирн отошел от Делии, и она кивнула в знак согласия со всем, что он просил, и он прошел по развалинам фермы к лестнице из гниющего мяса, которая вела в пустоту.
***
Он поджег фитиль.
Чернота окутала его, как град саранчи, напугав до безумия, когда голубая кровь сестры Мэйбл закапала на мясистую платформу. Бирн засунул динамитную шашку в рот черепа и, схватив ее обеими руками, поднял перед собой, как щит. Вихрь взревел, призывая сбежавших демонов в их дом, чтобы защитить монолиты. Теперь Бирн понял, что не было ни дьявола, ни падшего ангела. Истинным королем Ада было само зло, объединенные негативные силы, порожденные всей жестокостью, накопление эонов девиантной жестокости.
Отряд открыл огонь из своего оружия, прикрывая его, когда демоны вернулись со склона холма, но пуль осталось не так много, и вскоре оставшиеся существа бросились через руины, визжа и скрежеща, когда они пришли за ним.
Это не имело значения. Запал почти догорал.
Бирн шагнул в вихрь и обернулся, его голубое свечение заполнило темноту, заставив ее отступить в туннель пустоты. Слезы навернулись ему на глаза, когда существа ползли по нему, но на его лице была широкая улыбка. После порочной жизни он наконец—то делал что-то хорошее – последнее, прекрасное дело. И когда когти демонов вонзились в Тринадцатого Койота, его улыбка не дрогнула, потому что его сердце больше не было черным.
Даже белая магия принимает жертву.
***
Он взорвался гейзером пылающей голубой крови. Череп монахини лопнул, отправив Менгир и сердце Гленна Амарока назад в пустоту, потерянные из-за притяжения разрушающегося измерения. Священные капли крови превратились в кристаллические призмы, которые посылали радуги различных оттенков синего, сияющие внутри и снаружи печати, вибрируя от свирепости.
