Текст книги "Соверен"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 48 страниц)

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Солдаты отвели меня и Редвинтера в дальний конец причала, где качалась на волнах большая весельная лодка. Ликона среди стражников не было; как ни странно, сознание того, что я оказался в руках совершенно незнакомых людей, подействовало на меня особенно угнетающе. Солдаты подтолкнули меня к ступенькам, покрытым зеленой слизью; спускаясь, я поскользнулся и, не подхвати меня один из стражников, неминуемо свалился бы в воду.

Меня усадили на скамью рядом с Редвинтером; лодка двинулась на середину широкой реки. Я не сводил глаз с причала, где застыли три фигуры – Барак, Тамазин и Джайлс. Увы, они ничем не могли мне помочь.

Лодки, которыми, по обыкновению, кишела Темза, поспешно уступали нам дорогу, ибо красные мундиры солдат наводили на всех страх. Мы поравнялись с небольшим яликом; пассажир его, дородный олдермен, бросил на нас с Редвинтером выразительный взгляд, в котором испуг мешался с сочувствием. Я прекрасно понимал, какие мысли овладели этим человеком.

«На месте этих бедолаг мог оказаться я», – наверняка подумал он.

Мрачный образ Тауэра маячил в сознании каждого жителя Лондона, в городе не было человека, который не опасался бы внезапного ареста. Вот уже и я, не чувствуя за собой никакой вины, могу оказаться в холодных застенках.

«Впрочем, разве для моего ареста нет оснований?» – с содроганием возразил я сам себе.

Слишком много тайн я узнал в последнее время, опасных тайн, способных потрясти самые основы королевской власти. То, что я проник в эти тайны против собственного желания, ничуть не облегчит моей участи. Те, кто призван охранять государственные устои, всеми возможными способами постараются развязать мне язык. Но кто донес на меня, вот в чем вопрос. Дряхлый старик Сванн, законник из Халла, разумеется, ни при чем. Помимо него лишь Бараку известно, как далеко простирается моя осведомленность. Но что, если он пустился в откровенности с Тамазин? Неужели она решила меня погубить? При этой мысли во рту у меня пересохло, и я судорожно сглотнул. Редвинтер, сидевший рядом со мной на скамье, смотрел вперед невидящим взглядом; от неистовства, которое описывал Барак, не осталось и следа. Начался дождь, я ощутил на лице холодные капли.

Путешествие оказалось коротким; внезапно перед нами возникли серые стены Тауэра. Был час отлива, и вода, отступив, открыла нижнюю их часть, поросшую темно-зеленым илом. Сердце мое едва не выскакивало из груди, когда тяжелая решетка, поднявшись, пропустила нас в так называемые ворота Изменников.

«Когда-то таким же путем в крепость доставили Анну Болейн», – пронеслось у меня в голове.

Анна Болейн, Анна Болейн… Имя это упорно крутилось в мозгу. Конец опальной королевы был мне слишком хорошо известен, ибо по приказу Кромвеля я присутствовал на казни и собственными глазами видел, как голова ее отделилась от хрупкой шеи. Это было пять лет назад, прекрасным весенним днем.

– Выходите!

Лодка ударилась бортом о каменные ступени. Солдаты схватили меня за обе руки и потащили наверх. Оглядевшись по сторонам, я узнал Зеленую башню, над которой с криком носилось воронье. Именно там когда-то встретила свою смерть Анна Болейн. В отдалении возвышался громоздкий силуэт Белой башни. Дождь припустил сильнее.

– Пустите меня! – раздался голос Редвинтера, который, похоже, вышел из оцепенения. – Куда вы меня ведете? Я ни в чем не виноват.

Он попытался вырваться, но с солдатами было не так легко совладать. Вопли арестанта они, казалось, пропустили мимо ушей.

«Да, Редвинтер ни в чем не виноват, – вздохнул я про себя. – Так же, как и я. Так же, как и Анна Болейн. Так же, как и Маргарет Солсбери, которую казнили минувшей весной».

Увы, сознание своей невиновности отнюдь не спасает тех, кто оказался в этом жутком месте.

– Наверх!

Солдаты, обращаясь к нам, отделывались лишь короткими командами. Поднимаясь по лестнице, я снова едва не упал, ибо все еще плохо владел отвыкшими от земной тверди ногами.

– Ждать здесь!

Мы остановились на тропе. Солдаты окружили нас, держа копья в полной боевой готовности. Дождевые капли барабанили по их железным нагрудникам и шлемам. Мимо, склонив голову под дождем, прошел какой-то чиновник. Он взглянул на нас без особого интереса.

«Очередное пополнение», – читалось в его равнодушном взгляде.

Прибытие новых арестантов было здесь самым обычным делом.

«А если отец мой сейчас видит с небес, до чего дошел его сын?» Мысль эта пронзила меня жгучим стыдом, который на несколько мгновений вытеснил страх.

Из Белой башни вышел какой-то человек и направился прямиком к нам. На нем была шляпа с широкими полями и отороченный мехом плащ. Шествовал он медленно и важно, не обращая внимания на дождь. Когда он приблизился, солдаты отдали ему честь. Я разглядел, что человеку этому, высокому и сухопарому, далеко за тридцать. Лицо его обрамляла холеная светлая борода. Один из солдат передал ему два документа – вне всякого сомнения, постановления об аресте. Чиновник смерил пронзительным изучающим взглядом сначала Редвинтера, потом меня.

– Кто из них кто? – вполголоса осведомился он.

– Горбун – Шардлейк, – сказал один из солдат, указав на меня. – А другой – Редвинтер, сэр Джейкоб.

– Отведите их обоих в башню, – распорядился сэр Джейкоб и, резко повернувшись, пошел прочь.

Солдаты повели нас через лужайку. Вороны кружили над нашими головами.

По широкой лестнице мы поднялись в Белую башню, прошли через просторный сводчатый холл, где караульные солдаты развлекались игрой в кости и карты.

«Должно быть, многие из них сопровождали короля во время путешествия, – думал я, глядя на их безучастные лица. – Может статься, кто-нибудь даже присутствовал на церемонии в Фулфорде».

Прежде мне не раз доводилось бывать в Тауэре по делам, и потому я быстро догадался, что нас ведут в подземелье. При виде освещенной факелами винтовой лестницы, спускавшейся глубоко вниз, сердце мое ушло в пятки, голова закружилась. Окружавшие нас стены блестели от сырости, ибо находились ниже уровня воды. Наконец мы оказались в самом низу, у тяжелой двери с зарешеченным окошком. В точности такой же путь я проделал четыре года назад, намереваясь побеседовать с одним из заключенных. Тогда я был поглощен размышлениями о предстоящем разговоре, и подземная темница не произвела на меня особо устрашающего впечатления.

Сэр Джейкоб постучал в дверь. Раздалось звяканье ключей, и дверь распахнулась, пропуская нас внутрь. Затем она со скрежетом захлопнулась, и я ощутил себя отрезанным от всего мира, абсолютно беспомощным и беззащитным.

Мы оказались в плохо освещенном закутке с каменными стенами и каменным полом. Было холодно и очень сыро. Посредине стоял стол, придававший этому мрачному помещению до странности домашний вид. На столе горела свеча, в желтом круге света я различил множество бумаг. Надзиратель, который впустил нас внутрь, грузный детина с короткими сальными волосами, громко пыхтел у меня за спиной. Сэр Джейкоб взял со стола какой-то документ и пробежал его глазами.

– А, этот уже готов, – вполголоса изрек он. – Отведите Редвинтера в камеру номер девять. Закуйте в цепи и возвращайтесь. Кэфри здесь?

– Да, сэр Джейкоб.

– Приведите его с собой. А вы ступайте прочь, – обернулся он к солдатам.

Те повиновались. Грохот их шагов постепенно удалялся. Надзиратель взял Редвинтера за локоть и повел прочь по гулкому коридору. Тот не оказал ни малейшего сопротивления. Судя по всему, он вновь впал в оцепенение. Мы с чиновником остались наедине.

– Я – сэр Джейкоб Роулинг, второй смотритель Тауэра, – произнес он, вперив в меня пронзительный взгляд. – Все это находится в моем ведении, – добавил он, неопределенным жестом указав по сторонам.

– Да, сэр, – выдохнул я, чувствуя, как могильный холод пробирает до костей.

– Весьма печально, когда человек, занимающий ваше положение, попадает сюда.

В голосе его звучал легкий оттенок упрека, словно он был учителем, отчитывающим нерадивого ученика.

– Я не знаю, какова причина моего ареста, сэр, – пролепетал я.

Сэр Джейкоб, прикусив губу, молча сверлил меня взглядом.

– Причина имеет непосредственное отношение к королеве, – изрек он наконец.

Я удивленно заморгал. Значит, история Блейбурна здесь ни при чем. Но если это так, почему арестовали меня, а не Барака и Тамазин?

«Так или иначе, тайное стало явным, – подумал я с содроганием. – Меня обвинят в том, что я утаил правду, покрывая любовников. Малеверер наверняка обо всем знал».

– Разве неприятностей, которые выпали на вашу долю в Йорке, оказалось недостаточно? – осведомился сэр Джейкоб, и губы его вновь тронула улыбка снисходительного наставника.

Наставника, которого забавляет глупость нашкодившего мальчишки, вообразившего, что он может избежать наказания. Взгляд его, устремленный на меня, был полон неподдельного любопытства.

– Ваше имя прозвучало в этих стенах совсем недавно, – пояснил он. – Когда Бернард Лок висел на дыбе, мы спросили его, с какой целью его невеста покушалась на вашу жизнь.

Произнося слово «дыба», он не смаковал его, подобно Редвинтеру, не пытался подчеркнуть его жуткий смысл, подобно Малевереру. Нет, голос его звучал ровно и невозмутимо. Тем не менее в глазах у меня потемнело от страха.

– Я знаю, что Дженнет Марлин действовала по наущению Бернарда Лока, – выдавил я из себя.

– Нам известно, что вы хорошо осведомлены. Сэр Уильям упомянул об этом в своем докладе.

– Так меня арестовали по доносу сэра Уильяма?

– Да. Он сообщил, что вы злонамеренно скрывали важные обстоятельства, связанные с королевой и Франциском Деремом.

– Деремом? – повторил я, ушам своим не веря.

– Мастер Дерем состоит в преступных сношениях с королевой Кэтрин, – прищурившись, сообщил сэр Джейкоб. – Согласно донесению сэра Уильяма, вы знали об этом, однако сочли возможным скрыть.

Мозг мой пронзила догадка. Рич видел, как я выходил из шатра королевы. Потом, в Халле, он стал свидетелем столкновения между мной и Деремом. Скорее всего, секретарь королевы давно находился под подозрением. Возможно, следить за ним было поручено Малевереру. Рич рассказал Малевереру о том, что я каким-то образом связан с королевой и смазливым другом ее детства. И они вместе решили меня оклеветать. В результате человека, который знает так много, арестовали за сокрытие тайны, которая вовсе ему не известна.

– Дерем, – вновь пробормотал я.

– В ваших интересах оставить запирательства, Шардлейк.

Сэр Джейкоб говорил спокойно, почти доброжелательно.

Мудрый учитель пытался воззвать к благоразумию зарвавшегося ученика.

– Я покажу вам, что вас ожидает, если вы не проявите должной откровенности.

Произнеся это, сэр Джейкоб не двинулся с места. Он лишь буравил меня взглядом, но это устрашало сильнее, чем самые грозные орудия пыток. Я уже не мог скрыть дрожи, сотрясавшей все мое тело.

Послышалось звяканье ключей, и в комнату вошел грузный надзиратель в сопровождении рослого парня в кожаном переднике. В сумраке я различил, что передник покрывают темные пятна, но никак не мог понять, кровь это или нет.

– Обыщите его, – обернулся к надзирателю сэр Джейкоб.

Я сморщился, ощутив бесцеремонные прикосновения грубых рук. Надзиратель и его помощник вывернули мои карманы и обшарили каждую складку одежды. Они забрали кинжал, кошелек и печать Кранмера и положили все это на стол. Сэр Джейкоб взял в руки печать, осмотрел ее и пробурчал что-то нечленораздельное.

– Пожалуй, Шардлейку пора познакомиться с Бернардом Локом, – бросил он, обернувшись к смотрителю.

Толстяк и его помощник вошли в одну из камер. Я с замиранием сердца ожидал встречи с Бернардом Локом, человеком, ради которого меня едва не отправили на тот свет.

Бернарда Лока не вывели, а вынесли в кресле. Он был без кандалов, ибо конечности отказывались ему повиноваться. Обе ноги безжизненно висели, так же как и правая рука; левой, неловко скрюченной, Лок цеплялся за подлокотник.

– Смотри не упади, приятель, – добродушно сказал надзиратель, когда они с помощником опустили кресло посреди закутка.

Лок низко склонил голову, и длинные грязные волосы, падавшие ему на лицо, не давали мне разглядеть его. Он беспрестанно издавал какой-то жалобный звук, нечто среднее между постаныванием и поскуливанием.

Сэр Джейкоб, подойдя к арестанту, схватил его за волосы и заставил поднять голову. Тот застонал громче. Я с ужасом увидел у него на лбу гноящийся ожог. А еще я с удивлением убедился, что Лок никак не мог считаться красавцем. Черты лица у него были тяжелые и грубые, глаза – неестественно выпуклые, как у жабы. Сейчас взгляд этих глаз был совершенно пуст. Лок словно не понимал, где он и что с ним происходит.

– Вот, мастер Лок, вы и подошли к самому концу своего преступного пути, – размеренно и невозмутимо произнес сэр Джейкоб. – Думаю, напоследок вам стоит познакомиться с мастером Шардлейком, вашим собратом по ремеслу. Кстати, именно его ваша невеста несколько раз пыталась убить. Возможно, вы что-нибудь хотите сказать ему?

Лок устремил на меня невидящий взгляд. Каждое движение явно доставляло ему боль.

– Ничего, – сорвалось с его губ.

– Зачем вы все это затеяли? – вопросил я. – Зачем вы погубили эту безумную женщину? Ведь это вы толкнули ее на злодеяния, за которые она в конце концов поплатилась жизнью?

Лок не проронил ни слова. Он смотрел на меня без всякого интереса, словно находился уже за пределами этого мира.

– Вы предали своих бывших сообщников и женщину, которая любила вас всей душой, – продолжал я.

Ответа вновь не последовало.

– А если бы замысел ваш осуществился, вы бы женились на Дженнет Марлин?

По причинам, непонятным мне самому, ответ на этот вопрос был для меня очень важен.

– Возможно, – едва ворочая языком, произнес Лок. Голос у него был сиплый и дребезжащий.

– Какое это сейчас имеет значение?

– А вы знакомы с барристером по имени Мартин Дейкин?

Я знал, что вопрос мой никоим образом не может повредить Дейкину. Если он и был связан с Локом, тот наверняка сообщил об этом под пытками.

В потухшем взгляде Лока на мгновение вспыхнули живые искорки.

– Да. Я знал Мартина.

Я заметил, что он говорит о себе в прошедшем времени, словно считает свою смерть свершившимся фактом. Губы его тронуло жалкое подобие улыбки.

– Дейкин ни в чем не замешан, – проронил он. – И ему ничего не угрожает.

– А кто такой этот Дейкин? – осведомился сэр Джейкоб.

– Племянник одного моего хорошего знакомого, – пояснил я. – Барристер из Грейс-Инна. Дядя давно потерял с ним связь, и я хочу помочь ему в поисках племянника.

– Полагаю, сейчас вам не стоит беспокоиться о чужих племянниках, – усмехнулся сэр Джейкоб. – У вас есть куда более существенные поводы для беспокойства.

Он сделал знак тюремщикам, и они, пыхтя от натуги, понесли Лока прочь.

– Ох, от такой работенки, того и гляди, кишки развяжутся, – проворчал молодой.

– Да уж, – буркнул толстяк. – С тобой чертовски много возни, приятель, – обратился он к Локу.

До меня донесся скрежет отпираемой двери и стон Лока, которого опустили на пол.

– Зачастую перед смертью злоумышленники испытывают такую боль, что она не дает им возможности осознать всю тяжесть содеянного и достойно подготовиться к переходу в иной мир, – покачав головой, произнес сэр Джейкоб. – Что ж, Локу недолго осталось страдать. Завтра утром он лишится головы.

– Без всякого суда и приговора?

Сэр Джейкоб вперил в меня долгий взгляд, явно удивляясь подобной наивности.

– Полагаю, вы еще не вполне осознали, где находитесь, – проронил он. – Что ж, у вас будет время это сделать. Мы вернемся к нашему разговору позднее.

С этими словами он, более не обращая на меня ни малейшего внимания, сел за стол и погрузился в чтение бумаг. Мне оставалось лишь переминаться с ноги на ногу, ожидая возвращения тюремщиков.

Я чувствовал, как поджилки мои трясутся, а мысли бешено скачут в голове. Так, значит, королева принимала ухаживания не только Калпепера, но и Дерема? Это казалось невероятным. Но в противном случае Кранмер не подписал бы приказ о моем аресте. Значит, о связи королевы с Калпепером пока ничего не известно. Что до Дерема, я, ничуть не покривив душой, буду отрицать свою осведомленность. Но ведь они наверняка мне не поверят и прибегнут к пытками. А под пытками я выложу все, расскажу и о втором любовнике королевы, и о сомнительном происхождении короля. Даже Бродерик не полагался на собственную выносливость, а мне до него далеко. Ощутив всю безвыходность своего положения, я закрыл лицо руками и испустил сдавленный стон.

В коридоре раздались тяжелые шаги тюремщиков. Я отвел от лица дрожащие руки и увидел, что сэр Джейкоб неотрывно смотрит на меня. Во взгляде его светилось откровенное удовлетворение.

– Превосходно, – изрек он. – Думаю, он уже сделал нужные выводы. Поместите его вместе с Редвинтером.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Толстый тюремщик заставил меня подняться на один лестничный пролет, затем провел по узкому, тускло освещенному факелами коридору со множеством тяжелых дубовых дверей. Одну из них он отворил и дал мне такого толчка, что я, влетев в камеру, едва не растянулся на каменном полу.

Камера была очень длинной, низкий потолок нависал над самой головой. Кирпичные стены когда-то были побелены, но ныне сырость и плесень покрыли их затейливыми узорами. В дальнем конце камеры я увидел крошечное зарешеченное оконце, сквозь которое проглядывал клочок серого неба. До слуха моего доносился мерный шелест дождевых струй, барабанивших по поверхности реки. Всю обстановку камеры составляли две узкие железные койки, стоявшие на полу друг напротив друга. На одной из них, понурив голову, сидел Редвинтер. Его руки и ноги были закованы в кандалы. При нашем появлении он даже не пошевелился.

– Садитесь! – скомандовал надзиратель, указав на вторую койку.

Я обессиленно рухнул на тонкий, насквозь отсыревший тюфяк. Одеяла на койке не оказалось.

– Протяните руки, – последовал новый приказ. – Да побыстрее. Я не могу возиться с вами весь день.

Тюремщик говорил по-прежнему спокойно, почти добродушно, но, стоило мне взглянуть в его маленькие, заплывшие жиром глазки, я понял, что ему лучше не перечить. Как только я протянул руки, тюремщик извлек из-под кровати наручники и ловко закрепил их на моих запястьях. Затем нагнулся, столь же проворно сковал кандалами мои ноги и, отойдя на шаг, с довольной ухмылкой полюбовался своей работой.

– Вот и готово, – заявил он.

– Разве это необходимо? – спросил я, ощущая предательскую дрожь в голосе.

– Да уж без этого никак нельзя, – заявил тюремщик, которому мой вопрос, похоже, показался забавным. – Такие у нас здесь правила, приятель. И поверьте мне на слово, это еще не самое страшное.

Он бросил взгляд на Редвинтера, который по-прежнему сидел без движения, и вышел из камеры.

Я сидел на койке, оцепенев от ужаса. Цепи были достаточно длинными, они позволяли ходить и двигать руками, но тяжесть их казалась мне невыносимой. К тому же один из наручников оказался тесным и впивался в кожу при каждом движении.

Внезапно я поймал на себе напряженный взгляд своего соседа. Налитые кровью глаза дико блестели, лицо покрывали разводы грязи. Узнать в нем прежнего Редвинтера, холеного и самоуверенного, было невозможно.

– Что вы натворили? – спросил он надтреснутым голосом.

– Ничего. По крайней мере, в том, в чем меня обвиняют, я не виноват.

– Лжете! – взревел он с неожиданной яростью.

Я счел за благо не отвечать, опасаясь, что этот обезумевший человек набросится на меня с кулаками.

Редвинтер заговорил вновь, торопливо, лихорадочно:

– Вы слабак и всегда были слабаком. А слабаки – опасный народ, я-то это хорошо знаю. Они только и думают, кого бы пожалеть, и готовы проливать слезы даже над закоренелыми негодяями вроде Бродерика. А за каждым преступлением должно следовать наказание – таков закон, установленный Господом. Так говорил мой отец, когда сек меня за всякую провинность, и он был прав, тысячу раз прав.

Редвинтер возвысил голос, словно я пытался ему возражать.

– Бродерик заслужил смерть, – продолжал он. – Но я не убивал его! Возможно, я совершал просчеты, но никто не может обвинить меня в измене! Возможно, мои просчеты заслуживают наказания. Но не столь сурового! – возопил он, потрясая закованными руками.

Глаза его, еще несколько минут назад совершенно безжизненные, метали молнии.

– Вероятно, после допроса выяснится, что вы не имеете отношения к смерти Бродерика, – успокоительно заметил я. – Уверен, вас отпустят. Лично я не сомневаюсь, что заключенного убили не вы.

Слова мои, казалось, не дошли до сознания Редвинтера.

– Просчеты заслуживают наказания, – повторил он. – Но не столь сурового. Лишь деяния, совершенные со злым умыслом, влекут за собой жестокое возмездие. Так говорил мой отец. Когда я забывал вовремя лечь спать, он отвешивал мне всего три удара розгой. Когда я не ложился намеренно, проводя время за играми, меня ожидало двенадцать ударов. Шрамы остались на моей спине до сих пор. Они напоминают о неотвратимости наказания. И о его справедливости.

Я хранил молчание. Редвинтер, полностью погруженный в себя, все равно не расслышал бы моего ответа. Взгляд его рассеянно блуждал по камере.

– Иногда отец заставлял меня встать на колени и в течение получаса смотреть на розги, – донесся до меня его прерывистый голос. – И только после этого пускал их в дело. Это было частью наказания. С животными такие штуки не проходят, так рассказывал отец. Они не знают, что это такое – ожидание боли. Или ожидание смерти.

Внезапно дикий взгляд Редвинтера остановился на мне.

– Я ведь говорил вам об этом, помните?

– Помню, – кивнул я.

Про себя я подумал о том, что потрясение оказалось слишком сильным, и Редвинтер лишился остатков своего и без того не крепкого рассудка. Так что я заперт в одной камере с безумцем.

– Животные не знают, что им предстоит, – продолжал Редвинтер. – Отец говорил мне об этом, когда мы вместе ходили на медвежью травлю. Бывало, он сжимал мою руку так крепко, что я переставал ее ощущать. А для человека ожидание боли подчас страшнее самой боли. И не только для мальчишки, но и для взрослого мужчины.

Губы его искривила улыбка, от которой меня пробрала дрожь. Никогда прежде не видел я на человеческом лице столь жуткой ухмылки. Не зная, куда от него спрятаться, я прижался к стене. Некоторое время Редвинтер молчал. Когда он вновь посмотрел на меня, мне показалось, что сознание его прояснилось. По крайней мере, взгляд его был исполнен столь хорошо знакомого мне ледяного спокойствия.

– Вы узнаете на собственной шкуре, что такое розга! Впрочем, при чем тут розга! Эта детская забава не идет ни в какое сравнение с приспособлениями для пыток, которыми Тауэр оснащен наилучшим образом. А меня отпустят, потому что я невиновен. Бог свидетель, я невиновен! Наш мудрый король, наместник Господа на земле, не допустит, чтобы пострадал невиновный!

Голос Редвинтера сорвался до крика. Им вновь овладело неистовство. Я сжался на койке, ни жив ни мертв от страха.

– Ты, горбатый слюнтяй! – напустился на меня Редвинтер. – В Фулфорде ты уже получил от короля по заслугам!

Он разразился хриплым хохотом, предаваясь злорадному ликованию, в точности как ехидный бес из какой-нибудь назидательной пьесы. Вне сомнения, этот человек не отдавал себе отчета в происходящем, утешаясь собственными безумными фантазиями. Может статься, так было всегда. Внезапно смех Редвинтера стих.

– Малеверер оклеветал меня, – процедил он. – Эта продувная бестия дорого заплатит за свое преступление. Он тоже узнает на своей шкуре, что такое розги. О, с каким наслаждением я буду его сечь!

Он блаженно улыбнулся, как видно, упиваясь сладостным видением.

– А потом настанет черед каленого железа! Ох, если бы голова моя так не кружилась, – пробормотал он с неожиданной растерянностью. – О, если бы я мог выйти отсюда…

Я вновь поразился перемене, произошедшей с ним. Взгляд, мгновение назад столь яростный, ныне был полон мольбы и отчаяния.

– Вам необходимо поговорить со священником, Редвинтер, – произнес я.

– Эти канальи пришлют мне католика, проклятого паписта, которому место на костре…

Голос Редвинтера упал до едва различимого шепота, он тихонько бормотал себе под нос, как это часто делают сумасшедшие.

Решив, что пока он не представляет опасности, я встал и подошел к окну. Передвигать скованными ногами оказалось чрезвычайно трудно. Я вновь подумал о том, что кошмар, преследующий любого жителя Лондона, стал для меня явью. Я заперт в подземной камере, скован цепями по рукам и ногам. Надо мной тяготеет обвинение в государственной измене, и мне неизбежно предстоит допрос с пристрастием. Одному богу известно, какие мучения готовит мне завтрашний день. Дрожь, сотрясавшая мое тело, усилилась. В полном изнеможении я закрыл лицо руками. До слуха моего доносилось лишь приглушенное бормотание Редвинтера и тихий шелест дождевых струй. Никогда за всю свою жизнь я не испытывал столь безысходного ужаса.

Я отошел от окна и, содрогаясь от холода, растянулся на койке. Час шел за часом. Редвинтер затих и, судя по всему, погрузился в дрему. Скрежет ключа в замке заставил нас обоих открыть глаза. Но то был всего лишь молодой надзиратель, который принес нам еду – жидкую похлебку с отвратительным запахом. На поверхности неаппетитного варева плавали хрящи сомнительного происхождения.

– Если хотите, чтобы кормежка была лучше, платите денежки, – заявил парень, поставив миски на пол. – Судя по виду, вы оба джентльмены. Наверняка вас будут навещать друзья.

– А разве здесь разрешены посещения? – спросил я.

– Ясное дело, разрешены, – ответил тюремщик, глядя на меня как на безнадежного недоумка. – Откуда же иначе вы возьмете деньги. Что, вы ждете гостей?

– Надеюсь, ко мне кто-нибудь заглянет, – пробормотал я, лишь сейчас осознав, как отчаянно мне хочется увидеть участливое, дружеское лицо.

– Меня посетит архиепископ Кранмер, – надменно сообщил Редвинтер. – И вместо денег все вы получите хорошую головомойку.

– Может, к вам и король пожалует? – расхохотался надзиратель.

После того как дверь за ним закрылась, Редвинтер схватил свою миску и принялся жадно пожирать похлебку. Я с трудом проглотил несколько ложек вонючей бурды, которая, казалось, тут же принялась разъедать мой болезненно сжавшийся желудок.

Время тянулось медленно. За окном начали сгущаться сумерки. Дождь по-прежнему шлепал по реке. Судя по всему, наши тюремщики используют те же средства, что и отец Редвинтера. Они заставляют нас томиться ожиданием, зная, что воображение истерзает узников картинами предстоящих пыток. Я снова растянулся на койке.

«Барак и Ренн не оставят меня в беде, – сказал я себе. – Они непременно меня вызволят».

С наступлением вечера могильный холод, царивший в камере, заставил меня позабыть обо всем. Одежда моя промокла под дождем по пути в Тауэр, и не приходилось рассчитывать, что здесь она когда-нибудь высохнет. Дождь за окном не унимался. Шелест струй становился то громче, то тише, ибо уровень воды в реке то прибывал, то убывал. Я так окоченел, что попытался завернуться в тощий тюфяк. Со скованными руками это оказалось не так просто. Тюфяк насквозь пропах мочой и потом, соломинки забились мне под одежду, вынуждая беспрестанно почесываться.

Редвинтер не издавал ни звука. В темноте я с трудом различал очертания его тела на противоположной койке. Представив, что он лежит без сна и в его воспаленном мозгу бродят бог весть какие мысли, я беспокойно заерзал. Оставалось надеяться, что сосед мой спит.

Тюфяк немного согрел меня. Я задремал, однако вскоре очнулся от холода. Небо, расчерченное квадратами оконной решетки, начало светлеть. Дождь так и не прекратился. Через некоторое время я снова забылся, погрузившись во власть невероятно отчетливых кошмарных снов. В одном из них меня, закованного в цепи, повели на аудиенцию к королю.

Он возлежал на роскошной кровати в том самом павильоне, где мы некогда имели разговор с леди Рочфорд. Ночная рубашка, в которую был облачен король, не скрывала жирных складок ужасающе грузного тела. Складки пришли в движение, когда Генрих попытался сесть. Я отметил также, что он почти лыс: жалкие остатки рыжеватых волос обрамляли круглую плешь.

– Полюбуйся, что ты наделал, мерзавец! – возопил монарх, грозно сверкнув взглядом.

Он отбросил одеяло, и я увидел на одной из его тумбообразных ног широкую черную полосу, на которой росли грибы вроде тех, какими отравился Бродерик.

– Ты дорого заплатишь за это, Блейбурн! – заявил король, буравя меня ледяными глазами, столь похожими на глаза Редвинтера.

– Но я вовсе не Блейбурн!

Я умоляюще простер к королю руки, но солдаты остановили меня, потянув за цепи. Раздалось лязганье, и наручники болезненно впились в мои запястья.

Я проснулся от собственного стона.

Боль в запястье была самой настоящей, наручник глубоко впился в мою неловко согнутую руку. Лязганье тоже раздавалось наяву, ибо кто-то поворачивал ключ в дверях. В камеру вошли оба тюремщика – толстяк и его молодой помощник. Еды они на этот раз не принесли, и лица их не предвещали ничего хорошего. Сердце мое бешено заколотилось, внутренности мучительно сжались.

Тюремщики, едва скользнув по мне глазами, повернулись к сидевшему на койке Редвинтеру. Судя по его недоуменному взгляду, со сна он не вполне понимал, где находится.

– Идемте, приятель, – сказал толстяк, заставляя его встать на ноги. – Сэр Джейкоб хочет с вами побеседовать.

– Никуда я не пойду! – воспротивился Редвинтер. – Я ни в чем не виноват! Это Малеверера надо допросить с пристрастием! А я – верный слуга короля и архиепископа Кранмера. Пусти меня немедленно, болван!

Он попытался вырваться, но тюремщик отвесил ему хорошую оплеуху, затем схватил за волосы и заглянул прямо в глаза:

– Прекрати дурить, приятель! Иначе мы потащим тебя волоком!

Редвинтер, оглушенный ударом, сразу притих и позволил вывести себя из камеры. Оказавшись в коридоре, он пришел в себя, ибо до меня донеслись его пронзительные вопли. Судя по всему, тюремщикам все же пришлось тащить его волоком, а он, упираясь скованными ногами, призывал проклятия на голову Малеверера и грозил тюремщикам страшными карами. Я сел на койке, стараясь унять дрожь.

«Вскоре они придут за мной», – вертелось у меня в голове.

Прошло несколько часов.

Снова начался прилив, шлепанье дождя по речной воде стало громче. Прежде мне рассказывали: иногда вода поднимается так высоко, что заливает камеры и заключенные тонут. Впрочем, подобная смерть страшила меня ничуть не больше, чем дыба и прочие орудия пыток. Со странным чувством страха и ожидания я наблюдал, как серые волны плещутся все ближе от зарешеченного окна. Скрежет ключа в замке отвлек меня от этого занятия.