Текст книги "Соверен"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 48 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Всем нам – мне, Бараку, Тамазин и Джайлсу – были предоставлены крохотные каюты, размерами едва ли превосходившие стенные шкафы. Места там хватало лишь для узкой койки, привинченной к полу. Проходя по коридору, я через приоткрытую дверь увидел слугу, который распаковывал сундуки своего хозяина в другой каюте, куда более просторной и удобной. В конце коридора, у массивной двери, стояли в карауле два солдата; вне всякого сомнения, там находился Бродерик. Скорее всего, общество ему составлял неизменный Редвинтер. Оставив поклажу, мы вчетвером поднялись на палубу. Несмотря на то что день был спокойный и солнечный, здесь пробирал прохладный ветерок. Я с содроганием подумал о том, каково будет в открытом море в ненастье.

Матросы под руководством помощника капитана, грузного мужчины с обветренным лицом, устанавливали паруса. Удостоверившись, что все сделано должным образом, он спустился вниз; тяжелые шаги гулко отдавались по палубе. Потом раздался глухой удар, скрип, и каравелла начала медленно отходить от причала. Джайлс сорвал с головы шапку и помахал ею, провожая глазами йоркширский берег.

– Лучше вам спуститься вниз, – заметил я. – А то, чего доброго, простудитесь.

– Ничего, здесь не так холодно, – покачал он головой и плотнее закутался в плащ.

Внимательно посмотрев на него, я заметил, что глаза старика полны печали. Джайлс опустился на скамью, прибитую к палубе, а мы с Бараком и Тамазин наблюдали, как Халл исчезает из виду. Небольшие волны покачивали корабль, и я ощутил легкую тошноту. Вспомнив совет, некогда полученный от бывалого мореплавателя, я вперил взгляд в линию горизонта.

Неожиданно до слуха моего долетел чей-то шепот:

– Это он, тот самый горбун. В Фулфорде король заставил его обнажить перед толпой свою горбатую спину.

Резко обернувшись, я увидел парочку клерков, которые бросали на меня любопытные взгляды. Я свирепо сдвинул брови, и они сочли за благо отойти прочь.

«Похоже, случай, произошедший в Фулфорде, войдет в легенды и, как всякая легенда, будет обрастать невероятными подробностями, – с горечью подумал я. – Неужели мне будут до конца дней напоминать об унижении, которому подверг меня король Генрих?»

Хотел бы я знать, что сказали бы эти пустозвоны, узнай они, что сам король – всего лишь внук лучника из Кента.

– О черт!

Барак внезапно пошатнулся, согнулся пополам и изверг содержимое своего желудка прямо на доски палубы. При этом он потерял равновесие и упал с тяжелым стуком. Клерки разразились хохотом, на лицах матросов, суетившихся у мачт, замелькали усмешки. Мы с Тамазин помогли бедолаге подняться и усадили его на скамью. Кислый запах рвоты заставил мой желудок подступить к горлу. Барак был бледен как полотно. Несколько мгновений он сидел, уронив голову на колени, затем поднял на меня искаженное досадой лицо.

– Да что это за напасти такие! Сначала я охромел на одну ногу, теперь из-за этой проклятой качки все мои внутренности готовы вывернуться наизнанку! – пробормотал он. – Черт, только этого не хватало!

Он бросил на клерков испепеляющий взгляд.

– Если бы не больная нога, я бы научил этих весельчаков вежливости.

– Напрасно вы так причитаете, – проронил я. – Вскоре нога ваша заживет и вы вновь будете носиться как угорелый.

– В Лондоне ты должен как следует отдохнуть, Джек, – ласково пропела Тамазин. – Может быть, мастер Шардлейк разрешит тебе немного пожить в своем доме, – добавила она, бросив на меня умоляющий взгляд. – Его домоправительница позаботится о тебе, и ты быстрее поправишься.

– Да, конечно, – растерянно кивнул я. – По приезде в Лондон вы можете пожить у меня.

– Я не нуждаюсь в одолжениях, – буркнул Барак. – Господи, опять накатило… – простонал он и снова уронил голову на колени.

Я подошел к перилам, ибо опасался, что запах рвоты вынудит меня последовать примеру Барака. Просьба Тамазин привела меня в раздражение; это маленькое хитроумное создание верно выбрало момент, когда я не мог отказать. Впрочем, в глубине души я понимал, что мне и в самом деле следует приютить у себя Барака. Предоставленный сам себе, он не будет беречь больную ногу и, пожалуй, останется хромым на всю жизнь.

Через несколько минут я подошел к скамье. Барак согнулся пополам, Тамазин поглаживала его по спине. Джайлс сидел, неловко привалившись к стенке. Его неподвижность заставила меня похолодеть. Но стоило мне взять старика за руку, он открыл глаза.

– Джайлс, как вы себя чувствуете? – мягко спросил я.

Старик сморщился от боли.

– Кажется, я задремал.

– Барак совсем расклеился, его вырвало. Вы не слышали?

Джайлс покачал головой. Он казался усталым, смертельно усталым.

– Из нашего молодого друга вряд ли вышел бы хороший моряк, – произнес он, с усилием улыбнувшись. – Я давно уже не был в море. Но, к счастью, меня никогда не тошнило.

Он бросил взгляд на кромку берега, видневшуюся на горизонте.

– Йоркшир все еще не исчез из виду.

– Думаю, пройдет несколько часов, прежде чем мы выйдем из дельты.

– Хотел бы я знать, как там поживает Меджи. Наверное, старушке очень одиноко без меня.

– Как только мы приедем в Лондон, Джайлс, я безотлагательно приступлю к поискам вашего племянника. Барак мне поможет.

– Значит, ваша размолвка забыта? – понизив голос, осведомился Джайлс.

– А, вы тоже заметили, что между нами черная кошка пробежала? – ответил я вопросом на вопрос.

– Это заметил бы даже слепой. Но в чем причина вашей ссоры? Она как-то связана с этой девушкой?

– Не только. Мы наговорили друг другу много лишнего, – признался я, глядя на потихоньку отдалявшийся берег. – Но все это пустое недоразумение, Джайлс. Как только мы вернемся в Линкольнс-Инн, к привычным делам, нам некогда будет вступать в препирательства. Мы непременно отыщем вашего племянника, – добавил я с улыбкой.

– А как вы собираетесь искать Мартина? – спросил старик, задумчиво глядя на меня.

– Первым дело схожу в Гарден-Корт. Если его там не окажется, казначей корпорации наверняка сообщит мне, где он практикует.

– Так, значит, отыскать его не так сложно?

– Совсем не сложно, – заверил я, мысленно понадеявшись, что слова мои окажутся не столь уж далеки от истины.

В течение трех последующих дней погода оставалась сухой и ясной. Хотя находиться в крошечной каюте было не слишком приятно и прогулки по палубе тоже не доставляли мне особого удовольствия, я благодарил Бога за то, что плавание наше протекает так спокойно. Джайлс большую часть времени проводил в каюте, лежа на койке. Он не позволял себе ни слова жалобы, но по изнуренному лицу я понимал, что боль досаждает ему с новой силой.

У пассажиров не было причин жаловаться на погоду, однако капитана и команду она отнюдь не радовала. Слабый ветерок едва наполнял паруса, и плавание наше грозило изрядно затянуться.

На четвертый день разнесся слух, что нам придется зайти в Ярмут, город на норфолкском побережье, ибо запасы продовольствия на корабле подходят к концу. Я слышал собственными ушами, как Малеверер ожесточенно препирался с капитаном, однако последний непреклонно стоял на своем.

В Ярмуте мы простояли два дня. Там мы узнали, что король, оставив большую часть своей свиты в Линкольне, поспешил в столицу, ибо получил известие, что принц Эдуард серьезно болен.

– От этого мальчика зависит будущее династии Тюдоров, – заметил Джайлс, когда мы сидели на палубе, наблюдая, как корабли выходят в море из ярмутского порта.

Друг мой заявил, что чувствует себя лучше, и выразил желание подышать свежим воздухом. Однако вид у него по-прежнему был изнуренный, и по лицу то и дело пробегала легкая тень, от которой у меня сжималось сердце. Барак, за несколько дней привыкший к качке, стоял у перил в обществе Тамазин. В последние дни мы с ним обменялись лишь несколькими словами.

– Правда, если королева Кэтрин беременна, у короля может появиться еще один наследник, – продолжал Джайлс. – Но брак их продолжается уже более года и пока остается бесплодным. Возможно, король более не способен оплодотворить женщину.

– Возможно, – равнодушно проронил я.

Известные мне обстоятельства относительно происхождения короля и поведения королевы отбивали у меня всякую охоту обсуждать будущее династии Тюдоров.

– Не дай бог, принц Эдуард умрет, – промолвил Джайлс. – Кто тогда будет наследником престола? Семья герцогини Солсбери уничтожена, обе дочери короля не могут считаться его наследницами. Того и гляди, король Генрих, не проявив достаточной плодовитости, погрузит страну в смуту, – заключил он с горькой усмешкой.

– Мне надо размять ноги, Джайлс, а то они совсем затекли, – бросил я, поднимаясь.

Старик плотнее закутался в плащ.

– Становится холодно. Может, вам лучше вернуться в каюту? – предложил я не слишком уверенно, ибо знал: друг мой терпеть не может, когда с ним обращаются, как с больным.

Но Джайлс не стал возражать.

– Да, я и в самом деле продрог, – кивнул он. – Будьте любезны, помогите мне спуститься.

Проводив его в каюту, я вернулся на палубу. Тамазин и Барак по-прежнему оживленно болтали и смеялись, стоя у перил. На меня они не обращали ни малейшего внимания, и я почувствовал себя задетым. Барак кивком головы указал Тамазин на моряка, проходившего по палубе. К великому своему удивлению, я увидел, что он держит за хвосты с полдюжины мертвых крыс.

– Это корабельный крысолов, – с ухмылкой пояснил Барак.

Тамазин сморщила свое хорошенькое личико и поспешно отвернулась.

– Знаешь, чем особенно хороша его работа? – легонько толкнув ее в бок, спросил Барак.

– Не знаю и знать не хочу.

– Он ест крыс, которых поймает. Для крысоловов эта дичь – наилучшее лакомство.

– Иногда ты бываешь невыносим, – возмутилась девушка.

– А что я такого сказал? Разумеется, свежее крысиное мясо лучше черствых сухарей, которые едят другие матросы.

Я заметил, что по лестнице с нижней палубы поднимаются два солдата. За ними следовал Бродерик, скованный по рукам и ногам. На фоне двух дюжих парней его изможденная фигура казалась особенно жалкой. Шествие замыкали сержант Ликон и Редвинтер.

Солдаты подвели арестанта к перилам. Остановившись, он устремил взгляд в море. Солдаты следили за каждым его движением, готовые пресечь попытку броситься за борт. Сержант Ликон, пользуясь возможностью, глубоко дышал, наполняя грудь свежим морским воздухом. Редвинтер, заметив меня, приблизился.

– Добрый день, мастер Шардлейк.

Путешествие явно пошло ему не на пользу. Отросшие волосы и борода утратили холеный вид, он побледнел и выглядел утомленным. Постоянно находясь в обществе заключенного, тюремщик и сам страдал от духоты и отсутствия движения. Трудно было поверить, что передо мной тот самый холеный франт, с которым я некогда встретился в замке Йорка.

– Добрый день, мастер Редвинтер. Надеюсь, скоро мы окажемся в Лондоне.

– Вряд ли, – возразил он, взглянув на паруса. – При таком ветре нам придется тащиться бог знает сколько. Я слышал, капитан говорил, что в это плавание от него отвернулась удача. И на то есть причины.

– Моряки излишне подвержены предрассудкам.

– Быть может. Так или иначе, через несколько дней мы прибудем.

Губы его искривила столь хорошо мне знакомая издевательская ухмылка.

– Наш драгоценный сэр Эдвард наконец окажется в Тауэре, где ему предстоит множество развлечений.

– Он здоров?

– Вполне. Представьте себе, когда я сказал ему, что Спарн-Хед исчез из виду, он рыдал, как дитя. Причитал, что больше никогда не увидит свой ненаглядный Йоркшир. Я сказал ему, чтобы не расстраивался попусту. Может статься, голова его еще побывает в Йорке – в качестве украшения городских ворот.

– Впервые встречаю человека, которому совершенно неведомо сострадание, – бросил я.

– Для того чтобы хорошо исполнять свои обязанности, сострадание мне ни к чему, – усмехнулся Редвинтер. – Как-то раз вы назвали меня безумцем.

При этих словах в глазах его мелькнули злобные искорки, и я вновь осознал, как глубоко сумел его уязвить.

– На это я вам вот что скажу. Безумен тот тюремщик, который проливает слезы над изменниками и предателями. Отвратителен слюнтяй, не способный исполнить предназначение, данное ему Господом.

– Неужели Господь предназначил вас для того, чтобы терзать и мучить других людей?

– Для того чтобы спасти истинную религию, подчас необходимо пролить кровь.

Редвинтер смотрел на меня с презрительным недоумением, словно удивленный тем, что я не понимаю столь очевидных вещей.

– Вы что, не читали Ветхий Завет? Там на каждой странице битвы и кровопролития! Господь устроил этот мир так, что люди должны убивать друг друга. Король это понимает и потому не боится замарать руки в крови.

– А разве в Писании не говорится о том, что кроткие наследуют землю?

– Лишь после того, как сильные духом уничтожат всех врагов истинной веры.

– И когда же это произойдет? После того, как на воротах Йорка будет выставлена отрубленная голова последнего паписта?

– Возможно. Для того чтобы восстановить в этом мире порядок, необходимо быть сильным, мастер Шардлейк. Сильным и безжалостным. Таким же, как наши враги.

Я отвернулся, утомленный бессмысленным спором. К нам приблизился сержант Ликон.

– Добрый день, мастер Шардлейк, – приветствовал он меня, метнув на тюремщика исполненный неприязни взгляд.

– Добрый день, сержант. Я только что беседовал с Редвинтером, – сообщил я, понизив голос. – Как-то раз я назвал его безумцем. Похоже, с тех пор его безумие лишь усугубилось.

– Сэр Уильям, похоже, тоже так думает, – кивнул сержант, не сводя глаз с Редвинтера, который стоял в стороне, облокотившись на перила. – По крайней мере, он сказал, что отныне главную ответственность за арестанта несу я. Он больше не доверяет Редвинтеру. Это и понятно – в Йорке тот не справился со своим делом и допустил, чтобы арестант отравился.

– Редвинтер, как и все жестокие люди, не слишком умен. Поэтому заключенному удалось его перехитрить.

– Самое обидное для Редвинтера – потерять власть. Иногда он смотрит на меня с такой злобой, словно хочет убить, – заметил Ликон.

– К счастью, скоро мы окажемся в Лондоне и сможем избавиться от его общества, – сказал я. – А как себя чувствует Бродерик? Редвинтер сказал, он рыдал, когда йоркширский берег исчез из виду.

– Да, это правда. Но с тех пор он затих и редко произносит хоть слово.

Сержант замешкался, словно не решаясь что-то сообщить.

– Когда он увидел вас, он попросил разрешения поговорить с вами хотя бы минуту, – произнес он наконец.

Я посмотрел в ту сторону, где стоял Бродерик. Тот, не замечая солдат, задумчиво глядел на море.

– Я готов поговорить с ним.

– Отойдите-ка от заключенного на несколько шагов. Он никуда не убежит, – обратился Ликон к своим людям.

Солдаты выполнили приказание.

– Малеверер дал мне под начало двух безнадежных болванов, – пожаловался сержант. – У обоих одно на уме – как бы напиться до бесчувствия. Мне уже пришлось отобрать у них деньги.

Бродерик повернулся ко мне. Тонкое лицо показалось мне еще более изможденным, чем прежде, в свалявшейся бороде и длинных светлых волосах блестели брызги морской воды. Сейчас он походил не на молодого человека, а на иссохшего старичка. Стоило ему хоть слегка пошевелить левой рукой, лицо его искажала гримаса боли.

– Вы повредили руку? – спросил я.

– Ее повредила дыба, – усмехнулся Бродерик.

Неистовая ярость, некогда сверкавшая в его глазах, угасла, взгляд арестанта поразил меня своим спокойствием. Очевидно, со времени последней нашей встречи в умонастроении Бродерика произошла значительная перемена.

– Я слышал, в Хоулме вас едва не убили, – тихо произнес он. – На вашу жизнь покушалась невеста Бернарда Лока.

– Да, это так.

– Я немного знаю Лока. Он из тех людей, ради которых женщины готовы на все. Так вот, я хотел сказать вам, что не имею к покушению на вас ни малейшего отношения. Малеверер допрашивал меня. И при этом отнюдь не церемонился.

– Мне очень жаль. А в том, что Дженнет Марлин действовала в одиночку, я не сомневался.

Помешкав несколько мгновений, я заговорил вновь:

– Скорее всего, она уничтожила документы, за которыми охотилась. Если только ей удалось их заполучить.

Бродерик хранил молчание.

– Я полагаю, документы мог похитить кто-то другой и ныне они находятся в руках заговорщиков, – продолжал я. – Но Малеверер и слушать меня не захотел. Заявил, что все это пустые домыслы.

Взгляд Бродерика, устремленный на меня, стал более внимательным, но он по-прежнему не проронил ни слова.

– А как вы думаете? – не унимался я. – Согласны с тем, что мои предположения небезосновательны?

Ответа не последовало.

– Но вы не сожалеете о том, что Дженнет Марлин не удалось осуществить свое намерение в отношении меня?

– Я рад, что вы остались живы, – наконец разомкнул губы Бродерик. – Вы были ко мне добры. В тех пределах, в которых позволяла ваша миссия.

– Тем не менее вы убили бы меня, если бы это требовалось для осуществления вашей цели? – спросил я, глядя ему прямо в глаза.

– Без всякого удовольствия, – равнодушно произнес Бродерик. – Я не из тех, кто получает удовольствие при виде чужой смерти. Даже если эта смерть необходима для дела. Как мне кажется, вы тоже не слишком кровожадны.

– Мистрис Марлин заявила, что моя смерть ей необходима. Как и смерть бедняги стекольщика. Признаюсь, мне противна сама мысль о том, что человеческая жизнь может быть жертвой, принесенной на алтарь какой-либо цели.

– Вот как? – Бродерик саркастически ухмыльнулся. – Однако вы согласны с тем, что моя смерть необходима для процветания и благополучия Англии. В противном случае вы отказались бы выполнять поручение Кранмера.

В ответ я лишь сокрушенно вздохнул.

– Почему вы взялись за столь гнусную миссию? – настойчиво вопросил Бродерик. – Ведь вы совсем не такой, как эти бессердечные скоты Малеверер и Редвинтер.

– Я многим обязан архиепископу и считал себя не вправе отказаться от его поручения.

Несколько мгновений мы оба молчали.

– Напрасно они думают, что пытками вынудят меня заговорить, – едва слышно проговорил Бродерик.

– Под пытками говорят все, сэр Эдвард, – ответил я так же тихо.

– Только не я.

Губы его тронула едва заметная улыбка, от которой по спине у меня пробежал холодок. То была улыбка человека, знающего, что ему предстоит.

– Они ничего не добьются. И помните, что я сказал вам, мастер Шардлейк. Время короля-еретика подходит к концу.

Он смотрел на меня едва ли не с сожалением.

– Знаете, я часто думаю о том, что вы могли бы стать одним из нас. И может, так оно и случится.

Сделав вид, что не расслышал этих слов, я повернулся и подошел к сержанту Ликону.

– Никогда раньше я не видел его таким спокойным, – заметил я.

– Да, его не узнать. Сказал он что-нибудь важное?

– Лишь заявил, что никакие пытки не заставят его заговорить.

– Он ошибается.

– Так я ему и сказал.

Я направился к люку, ведущему вниз. Редвинтер по-прежнему стоял, облокотившись на перила, и глядел на море.

Вечером после ужина я сидел на палубе и наблюдал, как солнце опускается за горизонт. На море царил почти полный штиль, корабль лишь слегка покачивало. Впрочем, багровый закат и тучи, затянувшие небо, предвещали перемену погоды.

«Будем надеяться, на нас не обрушится новый приступ ненастья», – мысленно пожелал я.

Тамазин на палубе не было, а Барак, стоя поодаль, болтал со слугами.

Вскоре поднялся ветер, наполнивший паруса и позволивший кораблю двигаться быстрее. Я был рад, ибо хотел поскорее оказаться в Лондоне – прежде всего, из-за Джайлса, силы которого заметно таяли.

Почти все пассажиры высыпали на палубу. В наступивших сумерках смутно вырисовывались силуэты, закутанные в плащи. Кто-то дремал, кто-то играл в карты или шахматы. До меня доносились обрывки приглушенных разговоров.

Из люка высунулась голова еще одного человека, пожелавшего подышать свежим воздухом. Под шапкой, усыпанной драгоценными камнями, я узнал острые черты Ричарда Рича. Погрузившись в задумчивость, он прошествовал по палубе. Матросы торопливо отскакивали прочь, уступая ему дорогу. Поравнявшись со скамьей, на которой сидел я, он на мгновение вскинул голову и встретился со мной взглядом. Губы его искривила многозначительная зловещая ухмылка. Затем он подошел к люку и двинулся вниз по лестнице.

Стоило Ричу скрыться из виду, ко мне подскочил Барак.

– Как надоел этот сукин сын, – прошипел он.

– Да уж, – кивнул я, тронутый его беспокойством.

– Он сказал вам что-нибудь?

– Только бросил злобный взгляд. Думаю, мне пора спуститься в каюту.

– Да, холод пробирает до костей.

– Я весь покрылся мурашками. Но никак не могу понять, холод тому виной или взгляд Рича.

На нижней палубе царила тишина. Проходя мимо дверей Бродерика, я с неудовольствием отметил, что солдаты, стоящие в карауле, угощаются пивом из большой фляги, которую они передавали друг другу. Заметив меня, один из них попытался спрятать флягу за спину. Я нахмурился и вошел в свою каюту. Едва опустившись на койку, я услышал в коридоре громкие голоса и приоткрыл дверь. Двери других кают тоже раскрывались, оттуда выглядывали удивленные лица.

– Какого черта вы наливаетесь пивом прямо на посту?

Сержант Ликон, побагровев от ярости, едва не набрасывался на своих подчиненных с кулаками. Солдаты стояли понурившись, один из них по-прежнему сжимал в руке злополучную флягу. Сержант вырвал ее и швырнул на пол. Осколки брызнули в разные стороны, пиво растеклось по дощатой обшивке. Солдаты смотрели на лужу с нескрываемой тоской.

– Богом клянусь, вам это с рук не сойдет! – не унимался сержант. – Вы оба пойдете со мной к Малевереру! Прямо сейчас!

Лица солдат покрыла бледность. Дверь арестанта отворилась, и оттуда показался Редвинтер.

– Что за шум? – процедил он.

– Эти олухи пили на посту, – бросил сержант Ликон. – Я веду их к Малевереру.

С этими словами он схватил солдат за воротники и потащил по коридору. Редвинтер проводил их довольным взглядом, как видно, радуясь, что у соперника не все идет гладко. Я захлопнул свою дверь прежде, чем он успел меня заметить.

В каюте я вскоре забылся дремой и проснулся оттого, что чья-то рука бесцеремонно трясла меня за плечо. Растерянно моргая, я открыл глаза. Каюту освещал яркий свет лампы. Дверь была распахнута настежь. Из коридора доносился гул возбужденных голосов. Подняв голову, я увидел прямо перед собой мрачное лицо Малеверера. За его спиной маячил Барак в одной рубашке, со спутанными волосами.

– Хватит дрыхнуть! – Малеверер злобно хлопнул меня по лицу. – Просыпайтесь! Вставайте!

Я поднялся на ноги. В дверях я заметил Джайлса, набросившего на плечи одеяло, и Тамазин, закутанную в плащ Барака. Вид у обоих был донельзя растерянный. За их спинами угадывались силуэты других людей. Малеверер, повернувшись к ним, яростно сверкнул глазами.

– Нечего здесь торчать! – рявкнул он. – Отправляйтесь в свои каюты! Иначе посажу всех под арест.

– Да что случилось? – спросил Джайлс, с недоумением глядя на орущего Малеверера.

– Вам лучше вернуться к себе, мастер Ренн, – сказала Тамазин и, взяв старика за руку, потащила его прочь.

Двери других кают начали закрываться, а в моей помимо Малеверера остался лишь Барак.

– Вчера вы говорили с Бродериком, – напустился на меня Малеверер. – Что он вам сказал?

Сердце мое екнуло, когда я припомнил слова Бродерика: «Вы могли бы стать одним из нас».

– Ничего достойного внимания, – пролепетал я. – Я пытался выяснить, что ему известно о Дженнет Марлин. Но он, по обыкновению, оставлял без ответа все вопросы. Но что произошло?

– Сейчас увидите, – буркнул Малеверер. – Идите за мной.

И он, едва не касаясь мощными плечами стен каюты, двинулся к двери. Я последовал за ним, мысленно радуясь, что уснул одетым.

– Что случилось? – шепотом спросил я у Барака.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Меня разбудили крики и топот.

Оказавшись в коридоре, я с удивлением увидел, что дверь каюты Бродерика распахнута. Редвинтер скрючился на полу, закрыв лицо руками. Рядом с ним стоял сержант Ликон.

– Идите сюда! – позвал Малеверер.

Я неохотно подошел к открытым дверям. Барак не отставал ни на шаг. Несмотря на охватившую меня тревогу, мне было приятно убедиться, что он не лишает меня своей поддержки.

Каюта арестанта значительно превосходила мою размерами; между двумя койками, привинченными к полу у противоположных стен, оставалось свободное пространство. В этом пространстве и висел Бродерик, голый до пояса. Из его рубашки была вырвана широкая полоса, одним концом прикрепленная к потолочной балке. Другой ее конец обвивался вокруг шеи узника. Он был мертв, тело его слегка покачивалось, и цепи, сковывавшие исхудалые руки и ноги, тихонько звенели. Ступни не доставали до пола всего два-три дюйма. Будь он немного выше, ему не удалось бы лишить себя жизни. Глаза его были закрыты, голова склонена набок под неестественным углом.

– Господи боже, – пробормотал я, поспешно отводя взгляд от впалой груди, покрытой следами ожогов. – Но как он…

– Солдаты пьянствовали на посту, – бросил Малеверер. – Сержант Ликон привел их ко мне, я послал их проспаться. Эти чертовы канальи дорого заплатят за свое пьянство. Вечером около арестанта остались только Ликон и Редвинтер. Позднее Ликон отправился ко мне – надо было решить, как наказать этих распоясавшихся ублюдков. А когда он вернулся, Редвинтер валялся на полу у койки. Если верить Редвинтеру, в дверь постучали. Он выглянул, но никого не увидел. А в следующее мгновение кто-то оглушил его ударом сзади. Потом неизвестный вытащил ключи у него из кармана, освободил Бродерика от цепи и убил его.

Малеверер подошел к Редвинтеру, который глядел на него снизу вверх. Испуг и растерянность смягчили обычно непроницаемое лицо тюремщика, и в первый раз за все время нашего знакомства он показался мне человеком, а не порождением ада.

– Бродерик не мог повеситься сам? – спросил я.

– Не мог, – отрезал Малеверер.

Он едва не задыхался от ярости.

«Разумеется, утрата столь важного арестанта будет иметь для него самые нежелательные последствия», – пронеслось у меня в голове.

– Посмотрите на его руки, они же скованы. И длина цепи между наручниками – не более шести дюймов. Наручники не снимали с Бродерика никогда, именно для того, чтобы предотвратить попытку самоубийства. Так что тут не обошлось без помощника. Он разорвал рубашку арестанта, привязал конец к перекладине, помог Бродерику забраться на койку и набросил петлю ему на шею. А потом Бродерик спрыгнул с койки.

– Понятно, – пробормотал я и с усилием вновь перевел взгляд на мертвеца.

– Помощник потянул Бродерика за ноги, чтобы сломать ему шею и избавить от долгих мучений, – продолжал Малеверер. – Проклятые заговорщики все же оказались хитрее нас. Бродерик добился своего.

Я не сводил глаз с лица узника. После смерти оно приобрело умиротворенное, безмятежное выражение, которого не знало при жизни.

«По крайней мере, Бродерик навсегда избавился от всех нас», – подумал я.

– Не сомневаюсь, что все россказни Редвинтера – это чушь собачья, – заявил Малеверер, зыркнув в сторону понурого тюремщика. – Как я могу поверить, что его ударили, если на голове у него ни единой отметины. Эй, вы! – обратился он к Редвинтеру. – С этой минуты вы арестованы за убийство заключенного. И можете не сомневаться, по прибытии в Лондон мы сумеем выяснить, из каких соображений вы это сделали.

Редвинтер уставился на него, словно ушам своим не веря. С губ его сорвался жуткий звук, нечто среднее между стоном и скрежетом зубовным.

– Посадите этого негодяя под замок и уберите тело, – обернулся Малеверер к сержанту Ликону. – Богом клянусь, вы тоже виноваты в случившемся. Вы и ваши разгильдяи. И в Лондоне всех вас ждет наказание. Вот так-то! – прошипел он, вперив взгляд в меня. – Отличная возможность выведать все о планах заговорщиков упущена. Идемте отсюда!

У меня не было ни малейших сомнений в том, что Редвинтер не имеет отношения к смерти арестанта. Малевереру просто-напросто нужен был козел отпущения, и он нашел его.

Внезапная догадка заставила мое сердце судорожно заколотиться под ребрами. Разумеется, тогда, в королевском особняке, мне нанесла удар вовсе не Дженнет Марлин. Тот, кто сделал это, находится здесь, на корабле. Это он помог Бродерику умереть.