Текст книги "Соверен"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 48 страниц)

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

На следующее утро на нас обрушилось ненастье – дождь, ветер и шторм, из-за которого пассажиры заблевали всю палубу. После полудня дождь прекратился, я поднялся наверх и, сидя на скамье в одиночестве, озирал бесконечные свинцово-серые просторы Северного моря. Огромные волны, увенчанные белыми пенными гребнями, набегали одна за другой; небо имело в точности такой же свинцовый оттенок, как и море. Я наблюдал за чайками, кружившимися над водой, и размышлял о том, как им удается выжить посреди разгула стихии.

Я чувствовал, что мне необходимо побыть в одиночестве. Смерть Бродерика и арест Редвинтера породили на судне атмосферу тягостного беспокойства, которая угнетающе действовала на всех его обитателей. Перед мысленным взором упорно всплывало лицо мертвого Бродерика, спокойное, безучастное.

«Как-то примет его Господь?» – вздохнул я про себя.

Самоубийство – великий грех, но Бродерик был осужден на смерть и хотел лишь избежать невыносимых мук. И я, хотя и против собственного желания, оказался среди тех, кто заставил его искать смерти как величайшего блага. А ведь симпатия, которую возбуждал во мне Бродерик, подчас граничила с восхищением. Хотя люди, одержимые одной идеей и готовые ради нее на любые крайности, неизменно меня отпугивали.

Окинув взглядом палубу, я заметил в дальнем ее конце капитана, отдававшего матросам какие-то распоряжения. Все они показались мне встревоженными.

«Вдруг на корабле что-то не так?» – пронеслось у меня в голове.

Тут из люка показался Барак, как и я, закутанный в теплый плащ. Хватаясь за перила, он поднялся наверх, сделал несколько неуверенных шагов по качающейся палубе и опустился на скамью рядом со мной.

– Как себя чувствует мастер Ренн? – спросил он.

– Сегодня он не вставал с постели. Сказал, что у него ничего не болит и он просто хочет полежать. Но я-то вижу, что он слабеет с каждым днем. Боюсь, путешествие оказалось для него слишком тяжелым.

– Но он сам хотел поехать в Лондон во что бы то ни стало, – вздохнул Барак. – Бедный старикан. Увы, мы ничем не можем ему помочь.

Некоторое время мы оба молчали.

– Я слышал, корабельный руль не в порядке, – сообщил Барак, взглянув на капитана, который широкими шагами расхаживал по палубе. – Вроде бы сломался какой-то важный болт.

– Это серьезная поломка? – встревожился я.

– Серьезная не серьезная, а в открытом море руль не починишь, – пожал плечами Барак. – Нам придется зайти в Ипсвич. Путь до этого порта занял куда больше времени, чем обычно, хотя ветер был попутный. Матросы окончательно уверились в том, что во время этого плавания все идет наперекосяк. Говорят, виной всему дурные приметы.

– Матросы – самый суеверный народ на свете. Кстати, вы не помните, какое сегодня число? Я окончательно сбился со счета.

– Двадцать второе октября. Мы вышли в море семь дней назад. Матросы говорят, Рич просто рвет и мечет. В Ипсвиче он намеревается сойти на берег и ехать в Лондон верхом.

– Если мы дальше будем плыть с такой скоростью, король окажется в Лондоне прежде нас. Хотя сейчас, после смерти Бродерика, это не имеет никакого значения.

Барак молча кивнул, глядя на дождь брызг, которым осыпала палубу разбившаяся о борт волна.

– Я очень вам признателен, – сказал я, – за то, что прошлой ночью не оставили меня без поддержки.

– Не стоит благодарностей, – ухмыльнулся Барак.

– А как дела у Тамазин? – неуверенно осведомился я.

– Прекрасно, – кивнул Джек и, повернувшись, вперил в меня пристальный взгляд. – Я посоветовал ей прекратить проливать слезы по Дженнет Марлин. Напомнил, что эта дамочка, несмотря на все свои прекрасные душевные качества, была убийцей. Объяснил, что вы не можете горевать о ее смерти, потому что в противном случае она отправила бы вас на тот свет. А еще сказал, что милейшая мистрис Марлин без всякого сожаления расправилась бы с самой Тамазин. Если бы это было нужно для спасения ее ненаглядного жениха.

– В этом можно не сомневаться, – подхватил я.

– Тамазин рано осталась сиротой, и с малых лет ей приходилось самой о себе заботиться, – продолжал мой помощник. – Неудивительно, что она так прикипела душой к Дженнет Марлин. А также к мысли о том, что ее неведомый отец самых что ни на есть благородных кровей. Так что, если выяснится, что папаша не отвечает ее ожиданиям, мне придется держать ее в неведении.

– Даже если ее предположения справедливы, этот благородный отец, скорее всего, знать не захочет дочь, которую нагуляла от него придворная швея.

– Что верно, то верно. Наверняка он и думать забыл о том, как двадцать лет назад немного позабавился с мамашей Тамазин. Но в любом случае я не хочу причинять ей боль, – сказал Барак с неожиданной серьезностью. – А еще… я сожалею о том, что наговорил вам тогда, в Халле, – добавил он, сосредоточенно разглядывая носки собственных сапог.

– Не будем об этом вспоминать. Мы с вами слишком долго прожили бок о бок, только и всего.

На ум мне пришли четки Тамазин. Но мир, восстановившийся между мной и Бараком, был еще слишком хрупок, и неуместное замечание могло нарушить его вновь.

– Думаю, едва мы прибудем в Лондон, старину Редвинтера отправят в Тауэр, – заметил Джек.

– Да. Его подвергнут допросу.

– Допросу с пристрастием, который ожидал Бродерика?

– Возможно. Но я не верю, что заключенного убил Редвинтер. Малеверер набросился на первого, кто попался ему под горячую руку. Соображения здравого смысла ему неведомы. Словно лошадь в шорах, он видит лишь то, что у него перед носом.

– Но все обстоятельства против Редвинтера. Он все время был рядом с Бродериком. К тому же он говорит, что его ударили по голове, а никакого следа от удара не осталось.

– Можно оглушить человека, и при этом у него не останется даже синяка. Есть одно обстоятельство, которое перевешивает все прочие. У Редвинтера не было никакой причины убивать Бродерика. Зачем ему поступать во вред самому себе?

– Малеверер полагает, что Редвинтер лишился рассудка.

– Да. Отчасти это произошло по моей вине, – вздохнул я.

После того как тело Бродерика унесли, Малеверер, кипя злобой, принялся донимать расспросами меня и сержанта. Ликон припомнил мои слова о безумии Редвинтера, и Малеверер сразу за них ухватился. У него было объяснение дикому поступку Редвинтера – тюремщик, над которым поставили старшего, не вынес обиды и повредился в уме. Желая доказать свою власть над заключенным, он убил его. Напрасно я утверждал, что безумие Редвинтера совсем другого рода и убивать узника он не стал бы ни за что на свете. Малеверер, как обычно, остался глух к доводам, опровергающим удобную для него версию.

– Помимо ваших слов, у Малеверера есть и другие причины подозревать Редвинтера в безумии, – заметил Барак. – Я слыхал, тюремщик, превратившись в заключенного, впал в настоящее буйство. Он буквально лезет на стены каюты, визжит, вопит и призывает кары небесные на голову Малеверера. А в голове безумца могут родиться самые невероятные замыслы.

– Все это не убеждает меня в его виновности. Помимо всего прочего, он не справился бы в одиночку. Ему Бродерик оказал бы сопротивление.

– Вероятно, он оглушил беднягу, а потом сунул его в петлю.

– Я убежден – даже в припадке безумия Редвинтер не стал бы убивать заключенного, – покачал я головой. – Если хотите, я могу поделиться с вами своими предположениями относительно того, что произошло.

– Сделайте милость.

– Когда я в последний раз говорил с Бродериком, он поразил меня своим спокойствием. Может статься, некий неведомый сообщник ухитрился поговорить с ним и узнать, остается ли в силе намерение Бродерика лишить себя жизни. А также предложить свою помощь в осуществлении этого намерения.

Барак лишь недоверчиво присвистнул.

– Пока сержант Ликон распекал пьяных солдат, сообщник выжидал в своей каюте, – продолжал я. – Как только все трое удалились, он выскочил в коридор и, в полном соответствии с рассказом Редвинтера, постучал в дверь, оглушил тюремщика ударом по голове и…

– Вытащил у него из кармана ключи, освободил Бродерика от цепи, помог ему сунуть голову в петлю и повис у него на ногах, чтобы тот долго не мучился, – подхватил Барак.

– Именно так.

Барак устремил взгляд на угрюмое холодное море за кормой.

– Неужели Бродерик добровольно выбрал такую ужасную смерть? – пробормотал он. – Для этого требуется немало мужества.

– Мы уже имели случай убедиться в мужестве этого человека.

Проследив за взглядом Барака, я понял, о чем он думает. Свинцовые волны поглотили тело Бродерика, по морскому обычаю выброшенное за борт. На этом настоял капитан, утверждавший, что покойник на корабле приносит несчастье. Капитан произнес над мертвецом, завернутым в простыню, слова заупокойной молитвы, а затем бренные останки молодого мятежника, глухо ударившись о воду, навсегда исчезли в морской пучине.

– Значит, Бродерику помог умереть кто-то из пассажиров? – спросил Барак.

– Несомненно. Думаю, они были знакомы прежде.

– Вы подозреваете, именно неведомый помощник Бродерика огрел вас по голове в аббатстве Святой Марии?

– Скорее всего, так оно и есть.

Я вкратце передал Бараку свой последний разговор с Бродериком.

– Судя по всему, он знал, кто ударил меня и похитил документы. По крайней мере, он даже не счел нужным этого отрицать. Что до перемены в его настроении, она просто бросалась в глаза. Говорю вам, никогда еще он не был таким спокойным. Раньше, несмотря на всю его браваду, я ощущал, что он боится предстоящих ему мучений. Нынче же этот страх исчез. Думаю, он был уверен в том, что сумеет избежать пыток.

– Но у неведомого сообщника не было никакой возможности поговорить с заключенным. Солдаты и Редвинтер не оставляли его на ни минуту.

– Это единственная загадка, которую я пока не могу разрешить.

– Ас Малеверером вы поделились своими предположениями?

– Лучше бы я этого не делал. Он лишь поднял меня на смех и заявил, что я тоже повредился в рассудке. Мои предположения ему не нужны, у него ведь уже есть козел отпущения. И он надеется, свалив всю вину на Редвинтера, выйти сухим из воды. Но скорее всего, надежды его не оправдаются. Слишком много просчетов он совершил: упустил сначала важные документы, затем заключенного, на показания которого рассчитывал сам король. Вряд ли он дождется за это похвалы, – усмехнулся я. – Несомненно, над его карьерой нависла серьезная угроза, и он сам это сознает. Впрочем, с его способностями головокружительной карьеры не сделаешь. Ум и проницательность необходимы даже вельможе, а в распоряжении Малеверера – только напор и грубость.

– Этим он отличается от лорда Кромвеля.

– Да, подобного сравнения он не выдерживает. Как я уже сказал, Малеверер – из тех, кто не видит дальше собственного носа.

Некоторое время мы оба молчали.

– А вам, значит, мои предположения тоже не представляются убедительными? – спросил я наконец.

– Сам не знаю, – пожал плечами Барак. – Если вы правы, подозревать можно любого из пассажиров. И даже любого из членов команды.

– Да, это мог сделать каждый, – кивнул я.

– Прошлым вечером, накануне смерти Бродерика, я видел на палубе Рича, – заметил я, немного помешкав. – Проходя мимо меня, он улыбнулся своей гнусной улыбкой, от которой мороз по коже пробирает.

– Но разве у Рича была причина убивать Бродерика? Зачем ему досаждать королю, лишая его возможности услышать откровения столь важного заговорщика?

– Им могли двигать соображения, о которых мы не имеем даже самого отдаленного понятия, – изрек я.

– Хорошо еще здесь нет этой старой карги, леди Рочфорд, – усмехнулся Барак. – А то и ее пришлось бы подозревать.

– А как же иначе, – согласился я.

Внезапная мысль заставила меня прикусить губу.

– На корабле есть человек, у которого была прекрасная возможность обсудить с Бродериком его намерения и помочь ему умереть, – пробормотал я. – Этот человек родом из Кента.

– Вы говорите о сержанте Ликоне? – В голосе Барака звучало откровенное изумление.

– Может статься, этот парень вовсе не так простодушен, как кажется. С тех пор как старый законник из Халла рассказал мне историю о Сесиль Невиль и лучнике, я все время думаю о том, как сложилась судьба этого малого по фамилии Блейбурн. Судя по всему, приехав из Франции, он вернулся на свою родину, в Кент. Возможно, у него была семья, жена и дети. Знали ли они о его прошлом? Я полагаю, признание, которое Блейбурн сделал на смертном одре, долгое время хранилось у его родных. И лишь перед самым восстанием документ доставили в Лондон, а потом в Йорк.

– Ну, и при чем здесь сержант Ликон? – возразил Барак. – Уж кто-кто, а он совершенно не похож на убийцу.

– Я и не говорю, что он убийца. Тот, кто ударил меня по голове, возможно, вовсе не собирался меня убивать. А Бродерик, как вы сами знаете, был давно одержим желанием лишить себя жизни. И тот, кто ему помог, лишь избавил осужденного на смерть от лишних мучений. Ликон вполне мог оглушить Редвинтера, помочь Бродерику повеситься и лишь затем отправиться к Малевереру. Что до пьяных солдат, не исключено, сержант сам подсунул им флягу с пивом.

– Вроде все сходится, – выдохнул Барак. – Но…

– Знаю, что вы хотите сказать. Этот славный парень совершенно не похож на заговорщика. Я тоже проникся к нему симпатией. И чувствовал свою вину перед ним и его родителями, которые лишились своей фермы не без моего участия. Я даже предложил ему добиться повторного рассмотрения тяжбы.

– А кто сейчас охраняет Редвинтера? – после недолгого раздумья спросил Барак. – Сержант Ликон?

– Да.

– Вам надо сообщить о своих подозрениях.

– Малеверер меня и слушать не станет, – возразил я. – Он уже нашел виноватого.

– И все же вы должны с ним поговорить.

– Может, вы и правы, – вздохнул я. – Но боюсь, чаша терпения Малеверера скоро переполнится и он обрушит на мою несчастную голову громы и молнии.

Некоторое время мы молча наблюдали за волнами, которые с шумом разбивались о борт, орошая палубу дождем брызг. Потом до нас донесся голос с высокой мачты:

– Земля!

В Ипсвиче, милом маленьком городке, мы провели четыре дня. Неполадки с рулем оказались серьезными, и устранить их было не просто. Пока корабль находился в доке, мы переселились на постоялый двор. Джайлс оставил всякие попытки казаться бодрым и крепким; целыми днями он лежал в постели с посеревшим от боли лицом и на все вопросы отвечал коротко и неохотно.

Я внял совету Барака и отправился побеседовать с Малеверером. Он остановился в лучшей городской таверне, превратив одну из комнат в кабинет. Неведомо где ему удалось раздобыть письменный стол, на котором тут же выросла гора бумаг. Когда я вошел, сэр Уильям что-то писал. Вид у него был утомленный, даже багровый румянец на щеках потускнел. По своему обыкновению, он встретил меня до крайности неприветливо.

– Я занят, мастер Шардлейк, – буркнул он, сдвинув брови. – Необходимо подготовить подробный доклад для Тайного совета.

– Постараюсь не злоупотреблять вашим вниманием, сэр Уильям. Но в голову мне пришли кое-какие соображения относительно смерти Бродерика, и я решил сообщить их вам.

Малеверер испустил тяжкий вздох, однако отложил перо.

– Ну?

Когда я изложил свои подозрения относительно Ликона, на лице Малеверера выразилась величайшая досада.

– И когда вам только надоест плести ерунду! Ликон мог давным-давно убить Бродерика. Зачем ему было ждать, пока мы выйдем в море? – процедил он.

– На самом деле выбрать удобный случай сержанту было не так просто, – возразил я. – Он редко оставался с заключенным наедине. Рядом постоянно находился Редвинтер и солдаты. Подходящая возможность ему подвернулась лишь на корабле.

– Единственная вина Ликона в том, что он недоглядел за своими олухами и позволил им напиться, – отрезал Малеверер. – Я сообщу об этом в своем докладе, и сержант понесет наказание. Но какого черта ему убивать Бродерика?

– Это мне не известно, сэр Уильям. Я знаю лишь, что при желании он мог это сделать. К тому же он родом из Кента. Помните, что я рассказывал вам о Блейбурне?

– Ради всего святого, не упоминайте этого имени. Как говорится, и стены имеют уши. Я приказал вам выбросить все это из головы. А вы, я вижу, никак не можете успокоиться.

– Простите, сэр Уильям, но я действительно не могу не думать о том, что узнал. Вполне вероятно, признание, которое я начал читать, хранилось у кого-то из потомков Блейбурна и…

– Хватит с меня ваших измышлений! – перебил Малеверер. – Тем более все они построены на пустом месте. К вашему сведению, большинство солдат, сопровождавших короля во время путешествия, родом из Кента. Сержант Ликон служит уже пять лет и проявил себя с наилучшей стороны. За исключением недавнего промаха, за ним не числится никаких нареканий.

– А разве не странно, что столь безупречный служака проявил досадную беспечность именно сейчас? Это само по себе наводит на подозрения.

– Похоже, подозрительность превратилась у вас в настоящую манию. Не иначе, тому виной все эти покушения на вашу драгоценную жизнь. Вы так перетрусили, что в каждом готовы видеть преступника. И что самое печальное, имеете наглость досаждать мне своими бреднями.

Малеверер широким жестом указал на дверь:

– Проваливайте! И не вздумайте являться ко мне вновь.

После того как мы оставили Ипсвич, дурные приметы, судя по всему, утратили свою силу. По крайней мере, плавание продолжалось без всяких приключений, и через четыре дня, первого ноября, мы вошли в Темзу. Стоя у перил, я наблюдал, как корабль разрезает носом спокойные воды дельты. Берега тонули в туманной дымке. Подобно всем прочим пассажирам, я устал, продрог и хотел лишь одного – скорее спуститься на землю. Вскоре в тумане начали вырисовываться контуры лондонских зданий, над которыми возвышался мрачный силуэт Тауэра. Корабль быстро шел по направлению к порту Биллинсгейт.

Барак и Тамазин, поднявшись на палубу, остановились рядом со мной. Тамазин взглянула на меня с некоторым смущением. Я ответил ей улыбкой, ибо не имел ни малейшего желания усугублять возникшую меж нами неприязнь.

– По какому поводу такой трезвон? – спросил Барак.

И действительно, колокола во всех городских церквях выводили свои песни.

– Говорят, в честь королевы Кэтрин, – откликнулась Тамазин. – Сегодня король приказал отслужить торжественные службы во всех церквях. Он хочет поблагодарить Бога за то, что тот послал ему наконец хорошую жену.

– Лучше не бывает, – едва слышно произнес Барак.

– Пусть король и его супруга разбираются между собой сами, – так же тихо сказал я. – А нам лучше обо всем забыть. И заняться делами, которые ждут нас в Лондоне.

– Ох, неужели мы наконец вернулись в Лондон? – протянула Тамазин. – Последние полтора месяца я только об этом и мечтала.

– Как и все мы, – кивнул я. – Мне надо спуститься вниз, к мастеру Ренну. Сказать ему, что Лондон уже виден.

Спустившись по лестнице, я открыл дверь каюты Джайлса. Как и всегда в последнее время, он лежал, погрузившись в дрему. Приход мой разбудил его. Он открыл глаза и поглядел на меня с печальной улыбкой.

– Мы почти прибыли, – сообщил я.

– Знаю. Я слышал крики матросов. – Джайлс испустил вздох и произнес: – Итак, добрался до Лондона.

– Как вы себя чувствуете?

– Неплохо. Сейчас я встану.

– Когда мы окажемся у меня дома, вы должны будете отдохнуть в течение нескольких дней. А мы с Бараком тем временем сходим в Грейс-Инн и наведем справки относительно вашего племянника.

– А может, не стоит спешить? – возразил Джайлс. – Если вы не против, подождите, пока я смогу составить вам компанию. Видите ли, мне не хочется, чтобы племянника привели к одру немощного старика, – произнес он с неловким смехом. – Будет намного лучше, если я во время нашей встречи буду твердо стоять на ногах.

– Мы поступим так, как вы того хотите, Джайлс. Уверен, вы вскоре окрепнете. Я попрошу моего старого друга Гая осмотреть вас. Он аптекарь, но заткнет за пояс любого доктора.

– Это тот испанский мавр, о котором вы рассказывали?

– Он самый. Уж конечно, он найдет средство, которое придаст вам сил и избавит от боли. А я сделаю все, чтобы вам у меня было хорошо. Джоан, моя домоправительница, – добрейшее существо на свете. Она еще надоест вам своими заботами.

Сердце мое радостно сжалось, предчувствуя возвращение домой.

«Первое, что я сделаю, – займусь делом Билкнэпа», – пообещал я себе.

– Вы так добры ко мне, – тихо произнес Джайлс. – Словно родной мой сын.

Я ничего не ответил, лишь сжал его руку.

– Собирайтесь и выходите на палубу. Мы будем ждать вас там.

Поднявшись на палубу, я увидел большую лодку, которая покачивалась на воде у самой пристани. В лодке сидело с полдюжины солдат, вооруженных пиками. Конвой, который доставит Редвинтера в Тауэр, догадался я.

На палубу вышел Джайлс.

– Вот мы и в Лондоне, – произнес он, подходя к перилам. – Я и позабыл, какой он громадный.

– Да уж, настоящий людской муравейник, – кивнул Барак. – Говорят, каждый год сюда перебирается не меньше тысячи человек.

– Джек знает город как свои пять пальцев, сэр, – с гордостью вставила Тамазин. – Он покажет вам все, что здесь стоит посмотреть.

– Надеюсь, мистрис, вы тоже составите нам компанию, – галантно заявил Джайлс. – Мне будет приятно пройтись по улицам столицы в обществе столь очаровательной молодой особы.

Корабль бросил якорь. Наши спутники, за время пути утратившие весь свой лоск, толпились у трапа. Могучая фигура Малеверера возвышалась в толпе.

На палубе появился сержант Ликон. Следом за ним двое солдат вывели Редвинтера. Одежда арестованного, прежде столь безупречная, была измята, лицо покрывала щетина, волосы и борода свалялись. Руки и ноги были закованы в кандалы – возможно, те самые, что прежде носил Бродерик. Он шел понурив голову, словно смирившись со своей участью.

Солдаты подтолкнули его к трапу. Стоило Редвинтеру сойти на пристань, его окружили стражники, успевшие высадиться из своей лодки.

Один из матросов махнул рукой, призывая оставшихся пассажиров высаживаться на берег. Ступив на пристань, я едва не потерял равновесие, ибо за долгое плавание отвык ходить по твердой земле. К счастью, Тамазин и Барак успели меня подхватить.

– Меня тоже шатает, – сообщил Барак. – Вот уж не думал, что разгуливать по земле так трудно.

Я почувствовал, как чья-то рука сжала мое плечо, и обернулся, полагая, что кто-то еще поспешил мне на помощь.

– Все в порядке, я…

Слова замерли у меня на губах, ибо я встретил взгляд сержанта Ликона, непроницаемый и суровый. Хватка его стала жестче. Три солдата с пиками окружили нас, оттеснив Барака и Тамазин.

– Вам придется пройти с нами, мастер Шардлейк, – отчеканил сержант.

– Но что… В чем дело? – нахмурился я.

– Вы арестованы, сэр. По подозрению в государственной измене.

Джайлс выступил вперед.

– В государственной измене? – возмущенно переспросил он. – Но это какая-то ошибка.

– Никакой ошибки, сэр, – отрезал сержант. – У солдат, прибывших за Редвинтером, есть приказ об аресте мастера Шардлейка.

– Покажите мне этот приказ, – непререкаемым тоном заявил Джайлс. – Я законник и разберусь, что к чему.

Ликон не стал возражать. Достав из кармана листок бумаги, он протянул его Джайлсу. Друг мой пробежал строчки взглядом, и глаза его расширились от изумления. Дрогнувшей рукой он передал листок мне. Да, это действительно был приказ о моем аресте, подписанный архиепископом Кранмером.

– И какое же преступление мне приписывают? – спросил я, чувствуя, что язык отказывается подчиняться, а колени предательски дрожат.

– Вам сообщат об этом в Тауэре.

– Какой там Тауэр! – возопил Барак, схватив Ликона за руку. – Вы все с ума посходили! Архиепископ Кранмер…

Один из солдат толкнул Барака в грудь, и тот со сдавленным криком рухнул на доски причала. Прежде чем он успел подняться, меня увлекли прочь.

– Выясните, что произошло, Джек! – крикнул я, обернувшись.

– Мы не оставим вас в беде! – крикнула в ответ подбежавшая к Бараку Тамазин.

Лицо Джайлса, провожавшего меня глазами, помертвело от ужаса. В некотором отдалении я заметил придворных, которые с любопытством наблюдали за разыгравшейся сценой. Взгляд мой встретился со взглядом Малеверера. Он многозначительно вскинул брови и растянул губы в злорадной улыбке. Вне всякого сомнения, арест мой не стал для него неожиданностью.