Текст книги "Соверен"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)

Стражник отдал мне салют, на который я ответил коротким кивком. Редвинтер, сидя в коридоре у дверей камеры, читал «Покорность истинного христианина», книгу, в которой утверждалось, что король является наместником Бога на земле. Вид он имел столь же надменный и самоуверенный, как и всегда; борода, и без того холеная, была недавно подстрижена цирюльником.

– Как прошла церемония? – осведомился он.

Я невольно вздрогнул. Взгляд тюремщика слишком живо напомнил мне исполненный ледяной жестокости взгляд короля. Вне всякого сомнения, негодяй заметил, что я пребываю в расстроенных чувствах.

– Превосходно, – сухо бросил я.

– Перо на вашей шляпе изрядно покривилось.

Я счел за благо промолчать.

– Надеюсь, обошлось без неожиданностей? – вперив в меня пронзительный взгляд, продолжал расспросы Редвинтер.

– Все прошло согласно плану.

– Король был весел или же, напротив, печален?

– Насколько я могу судить, он был чрезвычайно весел. Как себя чувствует Бродерик?

– Спит. Сегодня утром он немного поел. Пищу для него приготовил королевский повар в собственной кухне его величества. Под моим наблюдением. Я сам отнес пищу Бродерику и наблюдал, как он ест.

– Я хотел бы его увидеть.

– Как вам будет угодно.

Редвинтер поднялся и снял с пояса связку ключей. В глазах его по-прежнему светилось любопытство.

– Король удостоил вас разговором?

– Он сказал мне всего несколько слов.

– Это великая честь.

– Да.

– Возможно, замечание его величества касалось вашего синяка? – с насмешливой улыбкой предположил Редвинтер.

– Нет, синяка он не увидел, – отрезал я, чувствуя, как все у меня внутри закипает от злости.

– Но тогда о чем же он говорил с вами? – еще шире улыбнулся Редвинтер. – А, догадался. Наверняка король изволил пройтись насчет вашего горба! Я знаю, он терпеть не может всякого рода телесных изъянов, хотя его шут, Уилл Сомерс, горбун. По слухам, король верит в приметы. Неудивительно, что, увидав ваш горб…

Тут я сделал то, чего не делал со студенческих лет, – набросился на Редвинтера с кулаками. Схватив врага за горло, я несколько раз ударил его затылком о каменную стену. Но он значительно превосходил меня в силе и, оправившись от неожиданности, сбросил мою руку и мощным ударом отшвырнул меня к противоположной стене. В коридор ворвались солдаты, но Редвинтер предупреждающе вскинул руку.

– Все в порядке, – произнес он. – Мастер Шардлейк немного возбужден, но я сумел его успокоить. Полагаю, недоразумение между нами улажено.

Солдаты с недоумением переводили взгляды с меня на Редвинтера. Я, прислонившись к стене, с трудом переводил дух. На губах тюремщика играла злорадная улыбка.

– Вы знаете, какое наказание ожидает того, кто дерзнет завязать драку в резиденции королевского двора? – осведомился он. – Ему отрубят правую руку. Таков приказ короля. Впрочем, полагаю, что для человека, напавшего на надзирателя, который охраняет государственного преступника, подобная кара окажется слишком мягкой. Особенно если учесть, что этому человеку поручено заботиться о сохранности арестанта.

Во взгляде, устремленном на меня, вспыхнули ледяные огоньки торжества.

– Так что, сэр, отныне вы всецело в моей власти, – тихо произнес он. – Я могу избавиться от вас, как только пожелаю. Помните об этом. Солдаты все видели. Мне удалось-таки найти ваше уязвимое место, – добавил он с издевательским смехом. – Вы терпеть не можете, когда вам напоминают, кто вы на самом деле. Когда вам без околичностей говорят, что вы уродливый горбун.

– Я уродлив телом, а вы – душой, – прохрипел я, задыхаясь от бешенства. – Вы ненавидите все живое. Ваша единственная отрада – превращать жизнь других людей в ад.

Редвинтер вновь расхохотался, весело и невозмутимо. Внезапно я ощутил, что ярость моя улеглась. Ненавидеть этого человека не имело смысла. Он не заслуживал ненависти, как не заслуживает ее бешеная собака.

– Откройте камеру, – бросил я.

Редвинтер отпер дверь и, с издевательской почтительностью отвесив мне поклон, пропустил внутрь. Отделавшись наконец от его общества, я с трудом удержал вздох облегчения.

Бродерик лежал на своей койке. Лицо его покрывали грязные разводы, одежда насквозь пропахла рвотой.

«Надо распорядиться, чтобы его помыли и переодели», – подумал я.

Взгляд заключенного, неотрывно устремленный на меня, был исполнен живого любопытства. Вне всякого сомнения, наш разговор с Редвинтером он слышал до последнего слова.

– Я пришел узнать, как вы себя чувствуете, – произнес я ровным голосом.

Неожиданно он поманил меня рукой.

– Идите сюда, присядьте около моей койки, и поговорим. Он ничего не услышит. Вы правы, его единственная отрада – превращать жизнь других людей в ад. Не откажем и мы себе в удовольствии немного позлить его.

После недолгого колебания я все же подошел и осторожно опустился на колени возле кровати заключенного. Суставы мои протестующе скрипнули. Бродерик взглянул на измятую шляпу, которую я по-прежнему сжимал в руках.

– Значит, король обошелся с вами жестоко? – едва слышно спросил он.

Я промолчал, однако ему не требовалось ответа.

– Да, жестокость – это основное свойство его натуры, – продолжал Бродерик. – Подобно Редвинтеру, он получает удовольствие, унижая других людей и доставляя им страдания. Судьба несчастного Роберта Эска – убедительное тому подтверждение.

– Я не собираюсь поносить короля.

– И все же вы понимаете, что он вполне заслужил звание еретика.

– Смешно придавать значение старым легендам, – устало проронил я.

– Это не легенда, – непререкаемым тоном изрек Бродерик. – Это пророчество. Оно было известно всем, кто принял участие в «Благодатном паломничестве». Мерлин предсказал, что на английский трон взойдет король-еретик, тиран, который в наказание за свои злодеяния лишится королевства. И впредь никто из его потомков не будет царствовать в Англии. Даже если ему удастся произвести на свет новых выродков, никому из них не видать английского престола.

Я вперил в арестанта пронзительный взгляд. Почти то же самое прошептал перед смертью Олдройд. Бродерик подался вперед и с неожиданной силой сжал мою руку повыше локтя.

– Придет тот, кто лишен одного глаза, но смотрит далеко вперед; он соберет благородных рыцарей в войско, и цыпленок убьет каплуна, – с пылом прошептал он.

Взглядом он, казалось, хотел прожечь меня насквозь.

– Вы видели короля своими глазами, – вновь зашептал он, судорожно переведя дух. – Видели, каков он – человек, которого объявили величайшим из земных правителей, наместником Бога на земле. Неужели после этого вы будете отрицать, что звание изверга принадлежит ему не по праву?

– Отпустите мою руку, сэр Эдвард.

– Но вы не станете отрицать, что в пророчестве говорилось именно об Эске? У Роберта был один глаз, второй он потерял вследствие несчастливой случайности.

– Однако Эску не удалось осуществить свои намерения. Король оказался победителем, а он – побежденным.

– Эск заронил в землю зерна, которые дадут пышные всходы, – провозгласил Бродерик. – Близится пора, когда еретик будет низложен.

– Не желаю слушать подобный бред, – заявил я, высвободив наконец свою руку.

– Вы прекрасно знаете, что это не бред, – заявил Бродерик. Голос его звучал спокойно и твердо. – Царствовать королю недолго. Но мне осталось жить еще меньше. Полагаю, он лишится трона вскоре после моей смерти.

Взгляды наши встретились, и я подивился холодной уверенности, сиявшей в глазах Бродерика.

– Ваши речи – это не просто бред безумца, это государственная измена, и я не собираюсь более их выслушивать, – пробормотал я, с усилием поднимаясь с колен.

– Идите, – вздохнул Бродерик. – Вы можете сколь угодно распинаться в верности королю. Но я знаю, вы видели его истинное лицо.

Подойдя к двери, я с удовлетворением заметил, что Редвинтер приник к прутьям решетки.

– Что он вам сказал? – злобно вопросил тюремщик, едва я оказался в коридоре. – О чем вы так долго шептались?

– Вас это не касается, – проронил я, с нарочитым вниманием рассматривая свою многострадальную шляпу.

Не простившись с Редвинтером, я резко повернулся и зашагал прочь. Спиной я ощущал, что солдаты провожают меня глазами. В том, что они сообщат сержанту Ликону о моем столкновении с тюремщиком, у меня не было никаких сомнений.

Оказавшись в своей каморке, я первым делом бросил проклятую шляпу на пол и принялся топтать ее, пока она не превратилась в бесформенный ком. Разделавшись со шляпой, я обессиленно рухнул на кровать.

Некоторое время я лежал, погрузившись в воспоминания. Я размышлял о том, как стремительно Томас Кромвель поднимался все выше по государственной лестнице, о том, как малая толика его славы, сияние которой становилось все ослепительнее, досталась даже мне. И вот наконец могущественный мой друг и покровитель оказался в непосредственной близости от трона, однако же торжество его было недолгим. Король, повелитель страны и глава церкви, поборник закона и справедливости, лишил недавнего приближенного своей благосклонности и отправил на плаху.

Ныне мне выпала честь, о которой мечтает каждый смертный, – честь предстать перед королевским взором. Но величайшая честь обернулась для меня величайшим позором, ибо король с отвращением отвел свой взор от жалкого горбатого паука.

Воспоминание об оскорбительной сцене, разыгравшейся сегодня утром, вновь пробудило во мне приступ ярости. Я не заслужил подобного унижения. Возможно, в словах Бродерика содержится доля истины, с содроганием признался я сам себе. Возможно, Генрих VIII и в самом деле еретик, тиран, погрузивший страну в кровавую пучину, и недалека пора, когда он лишится своего трона.

«Что ж, так ему и надо», – мысленно признал я.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

В течение нескольких часов я лежал, погрузившись в тягостное оцепенение. Наконец шум, который подняли вернувшиеся клерки, сообщил мне, что все церемонии, назначенные на сегодня, завершились. Судя по оживленным голосам, соседи мои пребывали в состоянии крайнего возбуждения.

– Видели того жирного старого торговца в рубахе из мешковины, который полз по булыжникам на карачках? Вот была потеха! Он так выпучил глаза, что я думал, они у него вылезут из орбит.

По всей вероятности, клерки имели удовольствие полюбоваться, как бывшие участники заговора пресмыкаются в пыли перед королем, стоявшим на крыльце кафедрального собора.

– Да уж, этот старикан немало всех посмешил. Живот у него был такой здоровенный, что едва не волочился по камням.

– Знаете, кого мне напомнили эти болваны? Калек, что в прежние годы подползали к кресту во время празднования Пасхи.

– Эй, Раф, попридержи язык. Ты что, забыл, что подобные обряды под запретом?

– Но я ведь только сказал…

Я лежал, не ощущая ни малейшего желания выходить из своей каморки и присоединяться к их обществу. Вдруг до меня донесся знакомый голос. Это был Коуфолд.

– Слыхали, как король отделал горбатого законника?

– Да, мне рассказали городские клерки, которые были в Фулфорде.

Я узнал голос Кимбера, молодого стряпчего, с которым познакомился в первый же вечер.

– Король сказал, что по сравнению со своим собратом из Йорка Шардлейк выглядит жалким горбатым пауком. По словам клерков, Шардлейк побледнел как мел. Он посмотрел на королеву, словно ища у нее защиты, а потом побрел прочь, будто побитая собака.

– Король обошелся с беднягой жестоко, – заметил кто-то.

– Вовсе нет! – решительно возразил Коуфолд. – Это Филти и все прочие, как видно, лишились рассудка. И как только они могли допустить, чтобы во встрече короля участвовал горбун. Можно подумать, они намеренно решили опозориться! Что они, не знают, что от горбунов надо держаться подальше? Как-то раз моя матушка коснулась руки нищего горбуна, подавая ему милостыню, и с тех пор вся ее жизнь пошла наперекосяк.

Терпению моему пришел конец. Я поднялся с кровати и, рывком распахнув дверь, выскочил из своей каморки. В холле немедленно воцарилось молчание.

– И когда же ваша матушка имела несчастье коснуться горбуна? – вопросил я, вперив взгляд в Коуфолда. – Полагаю, незадолго до того, как она вас зачала. Судя по вашей наружности и душевным качествам, жизнь ее пошла наперекосяк до такой степени, что ей пришлось спариться с самцом свиньи.

Чей-то неуверенный смех, раскатившись, тут же смолк. Коуфолд пытался испепелить меня взглядом. Я понимал, что ему отчаянно хочется наброситься на меня с кулаками, но разница в положении вынуждает его держать себя в узде. Провожаемый мертвым молчанием, я вышел на улицу. Ощутив боль в ладонях, я взглянул на них и увидел, что они в крови; я так крепко сжал кулаки, что ногти поцарапали кожу.

Мне оставалось лишь досадовать на собственную несдержанность. В том, что выходка моя принесет мне немало вреда, можно было не сомневаться. После столь чудовищного оскорбления Коуфолд, разумеется, будет пакостить мне при всяком удобном случае. Мысленно я отметил, что самообладание стало изменять мне непозволительно часто. Сегодня я вышел из себя уже дважды – только что и во время разговора с Редвинтером.

«Необходимо взять себя в руки!» – приказал я себе.

Я несколько раз вдохнул полной грудью, наблюдая, как в пустой загон заводят небольшое стадо местных овец с длинными черными мордами. Прежние обитатели загона, разумеется, отправились на скотобойню, и вскоре мясо их окажется в прожорливых утробах придворных.

Во двор вышел здоровенный лохматый детина в грязном фартуке; в руках он держал длинную палку и мешок, из которого капала кровь. Он направился прямиком к медвежьей клетке. При его приближении огромные косматые звери, без движения лежавшие на земле, поднялись и начали нюхать воздух. Парень, опустив мешок на землю, достал из него несколько кусков мяса и принялся бросать их сквозь прутья, держась от клетки на безопасном расстоянии. Медведи, вскинув морды, ловили мясо с удивительной ловкостью, обнажая при этом устрашающие желтые клыки. Один кусок упал, не долетев до клетки. Медведь высунул лапу сквозь прутья и попытался дотянуться до него длинными черными когтями. Парень испустил грозный окрик и ударил по лапе палкой. Зверь жалобно взревел и отдернул лапу. Смотритель при помощи палки просунул мясо в клетку.

– Сколько раз тебе говорить, господин косолапый, не высовывайся! – проворчал смотритель, глядя прямо в маленькие красные глазки зверя.

Я прошел вдоль церкви и оказался в главном дворе. День уже клонился к вечеру, однако по-прежнему было тепло – к счастью для меня, ибо в припадке ярости я выскочил, не накинув ни плаща, ни мантии. Вечер ожидался спокойный и ясный – один из тех тихих осенних вечеров, когда в воздухе стоит легкий туман и с деревьев бесшумно опадают разноцветные листья. Однако безмятежность природы лишь усугубила мрак, в который была погружена моя душа.

Несмотря на тишину, стоявшую во дворе, он кишел людьми, словно муравейник. У королевского особняка стояло в карауле множество солдат. Наверное, король и королева сейчас в своих покоях, решил я. Слуги беспрестанно носились туда-сюда, и я едва не столкнулся с каким-то парнем, который тащил к одному из павильонов резной стул. Уступая ему дорогу, я прислонился к стене, наблюдая за царившей вокруг суетой.

Взрыв деланного смеха заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел нескольких придворных и среди них – леди Рочфорд, успевшую переодеться в желтое шелковое платье. Рядом с ней я заметил Дженнет Марлин, которая прижимала к груди маленькую лопоухую собачку. Всех прочих придворных дам, нарядно разодетых, набеленных и нарумяненных, я видел впервые. Пышные их юбки громко шелестели по булыжным камням.

Леди обменивались остротами с молодыми людьми в ярких богатых костюмах. Все они были мне незнакомы, за исключением Франциска Дерема, секретаря королевы. Последний имел довольно хмурый вид – должно быть, потому, что вниманием дам безраздельно завладел атлетически сложенный юноша со скульптурно-правильным лицом и вьющимися каштановыми волосами. Судя по пурпурному камзолу с золотыми пуговицами и роскошному кружевному воротнику, обладатель столь счастливой наружности отнюдь не испытывал недостатка в средствах. Когда он повернул голову, в ухе у него сверкнул драгоценный камень. Однако же, получше приглядевшись к красавцу, я решил, что черты его, излишне мягкие и подвижные для мужчины, свидетельствуют о слабом и вздорном характере.

– Вам лучше взять у мистрис Марлин свою собачку, леди Рочфорд, – заявил молодой щеголь, насмешливо улыбнувшись Дженнет. – Судя по ее яркому румянцу, собачка слишком нагрела ей грудь.

Дженнет, и в самом деле красная, как пион, бросила на шутника злобный взгляд.

– Пожалуй, я последую вашему совету, мастер Калпепер, – ответила леди Рочфорд. – Дайте мне его, Дженнет.

Мистрис Марлин передала ей крошечного песика, который недовольно заворочался, ибо леди Рочфорд едва не задушила его в объятиях.

– Говорят, что держать в руках собаку очень полезно, ибо это благотворно сказывается на пищеварении, – сообщила леди Рочфорд. – Ты лучше всяких снадобий, мой маленький Рекс.

– Я знаю более верные и приятные средства, идущие на пользу женскому пищеварению, – заявил Калпепер, заставив дам смущенно захихикать.

К моему удивлению, леди Рочфорд бросила на юнца взгляд, исполненный девического кокетства.

– Фу, сэр, как вам не стыдно! – пропела она с заливистым смехом.

– Нет ничего стыдного в том, чтобы доставить удовольствие прекрасной леди! – заявил Калпепер и погладил собачку, которая в ответ сердито тявкнула.

Я заметил, что короткая ее шерстка успела испачкаться в белилах, толстым слоем покрывавших шею леди Рочфорд. Компания направлялась в мою сторону, и я торопливо отвернулся; однако Дженнет Марлин все же встретилась со мной глазами и нахмурилась. Глядя вслед блистательному обществу, я думал о том, что три его члена – леди Рочфорд, мистрис Марлин и секретарь Дерем – видели, как я входил в королевский особняк со злополучной шкатулкой в руках.

Еще некоторое время постояв на дворе, я решил вернуться в свою каморку.

«И куда только запропастился Барак? – сердито спрашивал я себя. – Наверняка наслаждается обществом красотки Тамазин».

Я уже собирался войти в дом, когда кто-то окликнул меня по имени. Обернувшись, я увидел, что ко мне направляется мастер Крейк.

– Как вы себя чувствуете, брат Шардлейк? – спросил он, сияя улыбкой.

Судя по его дружескому обращению, слухи о позоре, который я претерпел сегодня утром, еще не успели до него дойти.

– Превосходно. А как ваши дела, сэр?

– Представьте себе, на меня обрушился бесконечный поток жалоб, – с тяжким вздохом сообщил Крейк. – Все прибывшие недовольны предоставленным им жильем. Кажется, они готовы вменить мне в обязанность извести вшей и клопов во всех постоялых дворах Йорка.

– По-моему, сюда прибыло несколько тысяч человек, – заметил я. – И как только вам удалось их всех разместить? Для такой уймы народу никаких гостиниц не хватит.

– Если у вас есть свободная минутка, я могу показать, где они все устроились, – с хитрой ухмылкой проронил Крейк.

Я недоверчиво вскинул бровь.

– Все? За одну минуту?

– По крайней мере, все слуги и челядь. А их прибыло более двух тысяч.

– Что ж, идемте. Думаю, это весьма впечатляющее зрелище.

– Я бы скорее назвал его кошмарным, сэр. Идемте же.

К моему удивлению, Крейк повел меня в церковь. Войдя внутрь, я едва не оглох от стоявшего там шума. Почти все стойла были заняты верховыми лошадьми. Конюхи сновали взад-вперед с охапками сена или же чистили животных. Запах навоза, казалось, насквозь пропитал все вокруг. В нескольких боковых капеллах я увидел кузнечные горны; кузнецы трудились не покладая рук, выковывая новые подковы взамен тех, что пришли в негодность за время путешествия.

«Сюда прибыло около пяти тысяч лошадей, – мысленно прикинул я. – Значит, им требуется двадцать тысяч подков».

Пол в нефе был сплошь покрыт грязной соломой и навозом. Дабы не испачкаться, мастер Крейк приподнял край своей мантии. В дальнем конце нефа я увидел массивную дверь, около которой стояли в карауле двое солдат. Они отдали честь Крейку.

– Есть здесь кто-нибудь? – осведомился Крейк.

– Нет, сэр, сейчас никого.

– Тогда идемте, сэр, – сказал Крейк, повернувшись ко мне. – Вы в состоянии подняться по лестнице?

– Надеюсь, что да, – ответил я.

На несколько мгновений мною овладело замешательство: я отнюдь не был уверен, что поступаю благоразумно, в одиночестве следуя за человеком, который, вполне возможно, покушался на мою жизнь. Но я отогнал сомнения прочь. Возвращаться в свое временное пристанище, к «любезным» и «приветливым» соседям, у меня не было ни малейшего желания.

Солдаты распахнули перед нами дверь, и мы начали подниматься по винтовой лестнице. Подъем длился долго, и оба мы изрядно запыхались. Наконец Крейк распахнул еще одну дверь, и мы оказались на бывшей колокольне, давно уже лишившейся колоколов, отправленных на переплавку. Весь неф был виден отсюда как на ладони. Далеко внизу горели кузнечные горны; багровое пламя, полыхавшее на фоне темных стен, производило довольно зловещее впечатление. Внезапно в памяти воскресла смертельная схватка, которую четыре года назад мне пришлось выдержать на другой колокольне, в монастыре Скарнси. Тогда я был на волосок от гибели. Пережитый ужас овладел мною, и я вздрогнул, когда мастер Крейк коснулся моей руки.

– Вам не слишком уютно на такой высоте, сэр? Должен признаться, у меня тоже поджилки трясутся. Но ради подобного зрелища можно пережить несколько неприятных минут.

Он указал рукой на окно.

– Взгляните только.

Я подошел к окну. Зрелище, открывшееся мне, было до такой степени необычным, что у меня глаза на лоб полезли. Поля, раскинувшиеся за монастырем, превратились в подобие гигантского бивуака. Огромные пространства были обнесены плетеными изгородями, сотни солдатских палаток возвышались вокруг костров, дым от которых устремлялся в синее предвечернее небо. В котлах невероятных размеров готовилась пища. За лагерем вплотную друг к другу громоздилось множество телег, охраняемых солдатами. Мощные тягловые лошади щипали траву на лугу за оградой. Мне показалось, что их никак не менее нескольких сотен. В некотором отдалении работники копали ямы для отхожих мест. Людей в лагере было столько, что их хватило бы на целый город. Некоторые развлекались игрой в футбол, другие сражались в кости или же просто сидели около палаток. На самодельной арене устроили петушиный бой, и зрители оглашали воздух хохотом и ободрительными возгласами.

– Господи боже, – только и мог пробормотать я.

– Как видите, место нашлось для всех, – с довольной улыбкой изрек Крейк. – Кстати, это я предложил устроить на колокольне наблюдательный пункт. Офицеры и чиновники в любой момент могут подняться сюда и посмотреть, что творится в лагере. Слава богу, в мои обязанности это не входит. Я несу ответственность лишь за размещение придворных и джентльменов.

– Мне никогда прежде не доводилось видеть такого огромного скопления людей, – заметил я. – То, что всех удалось устроить на постой, – настоящее чудо.

Крейк довольно кивнул; заходящее солнце осветило его круглое лицо, сделав особенно заметными бесчисленные морщины.

– Короли нередко совершают длительные путешествия, и потому среди вельмож есть люди, искушенные в подобных делах, – пояснил он. – К тому же разместить тысячу слуг ничуть не труднее, чем разместить армию во время военного похода. Но конечно, приготовления потребовали немалых усилий. Да и денег тоже, – добавил он, многозначительно вскинув бровь. – Вы представить себе не можете, сколько все это стоило.

Я окинул взглядом бесконечные ряды повозок.

– Сегодня утром я был поражен тем, что за королевским кортежем следует так много клади.

– А как же иначе? Они везут с собой шатры и палатки, ведь иногда, вдали от городов, даже членам Тайного совета приходится ночевать на бивуаке. Ну и пропасть всякой всячины – от съестных припасов и фуража до гончих собак короля. Ведь иногда при виде какого-нибудь дикого животного у него возникает желание поохотиться. Да, и еще у них с собой множество оружия, – сообщил Крейк, и взгляд его, устремленный на меня, неожиданно стал серьезным. – Ведь от северян всего можно ожидать. В случае непредвиденных осложнений возчики и носильщики превратятся в солдат.

Я указал на ряд разноцветных палаток, расположенных в некотором отдалении от всех прочих. Люди, толпившиеся вокруг них, образовали подобие очереди.

– А там что такое?

Крейк вспыхнул и смущенно откашлялся.

– Там… э-э… сопровождающие.

– Сопровождающие?

– Иными словами, проститутки.

– Понятно.

– Никто из тех, кто принимает участие в путешествии, не имеет возможности взять с собой жену, – пояснил Крейк. – За исключением короля, конечно. Мы не можем допустить, чтобы толпы ошалевших от вожделения мужчин осаждали города, которые встречаются им на пути. Так что шлюхи в обозе – это вынужденная необходимость. Кстати, их отбирали самым тщательным образом. Вовсе ни к чему, чтобы эти девки распространяли по всей Англии французскую болезнь и прочую заразу. Видите сами, скучать без дела им не приходится.

– Да, мужчины должны удовлетворять свои потребности.

– Разумеется. Но, скажу откровенно, прежде я и думать не думал, что королевские слуги – столь грубый, невежественный сброд. Видели бы вы, что они вытворяют по дороге. Напиваются до потери сознания, оскорбляют поселян, справляют нужду у самых палаток. А уж до чего они вороваты, это и представить невозможно. Если бы повозки с кладью не охраняли солдаты, их мигом обчистили бы! Что до наглости и дерзости, тут они вовсе не знают себе равных. На любое замечание отвечают откровенным хамством и даже в присутствии придворных не пытаются сдерживать свои грязные языки. Новое учение изрядно испортило простых людей, – покачав головой, изрек Крейк. – Оно вселило в них гордыню и надменность. Но может, вы придерживаетесь иного мнения? – спросил он, и в глазах его зажглись любопытные огоньки. – Я слышал, вы были убежденным приверженцем реформ.

– Те времена давно миновали, – покачал я головой. – И ныне я не могу назвать себя приверженцем чего бы то ни было.

– А помните наши студенческие годы? – со вздохом вопросил Крейк. – До того как Нэн Болейн перевернула всю страну с ног на голову, жизнь текла куда спокойнее. По крайней мере, все мы были уверены в завтрашнем дне и не ждали от него неприятных сюрпризов.

– Человеку свойственно воспринимать прошедшее в радужном свете, – изрек я.

– Возможно, вы правы, – кивнул Крейк. – И все же то были славные денечки. Когда я начал служить при дворе, там заправляла знать старой закалки. Эти люди не шли ни в какое сравнение с нынешними вельможами, поднявшимися из низов. Кромвеля больше нет, но при дворе по-прежнему полно людей низкого происхождения и самых низких устремлений.

– Таков, например, Ричард Рич, – кивнул я. – Накануне я видел его в Йорке.

Услыхав мои слова, Крейк едва не подпрыгнул на месте, чем немало меня поразил.

– Вы знакомы с Ричем? – вопросил он, метнув на меня взгляд, в котором испуг мешался со злобой.

– В Лондоне мне довелось вести дело, в котором ответчиком выступал Рич. Точнее, один из его ставленников.

– Это не человек, а ядовитая змея! – с жаром заявил Крейк.

– Вполне разделяю ваше мнение.

Я ожидал, что Крейк объяснит мне причины столь жгучей неприязни. Однако он счел за благо переменить тему.

– Скажите, удалось ли схватить злоумышленника, который на вас напал? – осведомился он. – Или хотя бы выяснить, кто это был?

– Пока ничего не известно, – ответил я, глядя ему прямо в глаза. – Но преступника непременно найдут.

– Возможно, вы не знаете, но после нападения на вас мы усилили меры безопасности. Слишком много тревожных событий произошло в аббатстве за последние дни. Ведь очень может быть, смерть несчастного Олдройда была отнюдь не случайной. По крайней мере, по городу ходят упорные слухи, что его убили.

– Вот как?

– Да, – кивнул Крейк. – Так что, вы сами понимаете, у тех, кто отвечает за безопасность короля, есть веские основания для беспокойства. Мы и прежде не допускали в аббатство посторонних – в городе достаточно проходимцев, которые под видом слуг могут проникнуть в дома и утащить все, что плохо лежит. Но вчера я получил новое распоряжение, согласно которому всякого, кто пожелает проникнуть в аббатство, не имея соответствующих документов, следует непременно задержать и подвергнуть допросу. Как вы полагаете, сэр, эта мера оградит нас от новых удручающих происшествий?

«Судя по всему, бывший мой однокашник пытается выудить у меня какие-нибудь сведения, – пронеслось у меня в голове. – Но для настоящего злоумышленника делает это слишком бесхитростно».

– Не могу сказать ничего определенного, мастер Крейк.

– Признаюсь, у меня душа ушла в пятки, когда Малеверер приказал меня обыскать.

– Но вам нечего было опасаться. Убедившись в вашей невиновности, он освободил вас от всяких подозрений. Или он опять вызывал вас для беседы?

– Слава богу, нет. Но меня беспокоит одно обстоятельство. Я… я не раз говорил с покойным Олдройдом. Может быть, я беседовал с ним чаще, чем кто-либо другой из обитателей аббатства.

Крейк испустил сокрушенный вздох.

– Признаюсь, отправляясь в Йорк, дабы заблаговременно подготовиться к прибытию короля и его свиты, я немало страшился встречи с местными жителями. Все эти рассказы о свирепости и грубости северян, каждый из которых в душе мятежник, произвели на меня сильное впечатление. И надо сказать, тревожные мои ожидания в значительной мере оправдались, ибо здешние горожане держались со мной до крайности настороженно и недружелюбно. Лишь мастер Олдройд неизменно был готов поддержать беседу. Мне нравилось его открытое, приветливое лицо, только и всего.

Крейк вновь тяжело вздохнул.

– Но я боюсь, что мои разговоры с Олдройдом не прошли незамеченными и навлекут на меня новые беды. Мастер Шардлейк, при вашей проницательности вы наверняка заметили, что здешнее великолепие обманчиво. Каждый из нас, будь он жителем Йорка или южанином, должен постоянно остерегаться. И это чрезвычайно утомительно.

«Крейк наверняка что-то скрывает», – пронеслось у меня в голове.

Ноздри мои, казалось, чуяли запах чужой тайны. На память пришел рассказ Барака о том, как он видел Крейка в таверне, пользующейся сомнительной репутацией.

– Полагаю, в первые дни после приезда вы ощущали себя очень одиноким, – заметил я.

– Еще бы! Кроме мастера Олдройда, мне словом было не с кем перемолвиться.

– Да, эта поездка принесла вам немало хлопот и тревог. Тем приятнее будет вернуться в Лондон, где вас с нетерпением ждет семья. Если мне не изменяет память, у вас семеро детей?

– Семеро. Надеюсь, что Господь не оставил их своими милостями и все они живы и здоровы. Как и их матушка. Моя супруга Джейн.