Текст книги "Соверен"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 48 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Мы вернулись на дорогу, где Темплмен, грызя яблоко, по-прежнему стоял возле лошадей, которые щипали травку на обочине. В поле уже появились островерхие солдатские палатки. Барак, несмотря на костыль, ковылял с большим трудом и, если бы не мы с Тамазин, вряд ли сумел бы преодолеть столь значительное расстояние. Я привык во всех критических обстоятельствах полагаться на силу и выносливость своего друга, и нынешняя его беспомощность приводила меня в замешательство.

Подойдя к Предку, я заметил, что славный мой мерин немного успокоился и пришел в себя. Впрочем, судя по глубоким ссадинам на спине, в ближайшее время нечего было и думать о том, чтобы он ходил под седлом.

– Вы не знаете, где нам предстоит ночевать? – спросил я у Темплмена.

– Нет, сэр. Надо немного подождать. Когда все будет готово, нам сообщат.

Телега проехала так близко, что нам пришлось посторониться. Барак покачнулся и наверняка упал бы, не поддержи его Тамазин.

– Проклятая нога! – с досадой воскликнул он. – До чего мерзко ощущать себя калекой!

– Вам ни к чему пробираться сквозь толпу к своей повозке, – заметил я. – Думаю, вам с Тамазин лучше остаться здесь, рядом с Темплменом, и подождать, пока нас определят на ночлег.

– А вы что намерены делать? – с подозрением осведомился Барак.

Я чувствовал неодолимое желание выбраться из беспокойной шумной толпы.

– Пойду прогуляюсь до деревни. Отыщу мастера Ренна и вернусь вместе с ним.

– Скоро стемнеет, сэр, – напомнила Тамазин. – К тому же, разгуливая в одиночестве, вы подвергаете себя опасности.

– Мне необходимо размять ноги. И в деревне я буду в большей безопасности, чем в этой толчее. Увидимся позже.

Дабы избежать дальнейших возражений, я резко повернулся и направился по дороге в сторону холма.

Проталкиваясь сквозь толпу, я наблюдал, как повозки, сворачивая с дороги, въезжали на поля. Офицеры в зеленых мундирах отдавали распоряжения. Многие из них носили на груди доски для письма, в точности такие, как у Крейка. Одна из повозок перевернулась, и солдаты пытались освободить мощных тягловых лошадей, завалившихся на бок. Животные жалобно ржали и били ногами. Я заметил, что в повозке перевозили оружие – в дорожной пыли валялись мечи, ружья и арбалеты. Солдаты поспешно собирали их и относили в поле, внимательно следя за тем, чтобы никто из прохожих не утащил под шумок какое-нибудь смертоносное приспособление.

Пройдя еще немного вперед, я увидел в поле черную карету, стоявшую особняком. Карету окружало полдюжины солдат, на дверцах ее красовались королевские гербы. Узнав сержанта Ликона, я направился к нему. Сапоги мои громко хлюпали по мокрой траве. Подойдя ближе, я увидел, что у кареты нет окон, а двери ее плотно закрыты. Сержант отдал мне салют.

– Путешествие прошло благополучно? – осведомился я.

– Да, обошлось без всяких неожиданностей, – откликнулся сержант. – Я слышал, сэр, какой-то негодяй подсунул колючку под седло вашей лошади, – добавил он, с любопытством глядя на меня.

– Похоже, нет человека, который бы об этом не слышал, – усмехнулся я.

– Подобные происшествия случаются не каждый день, – пожал плечами Ликон. – Это как-то связано с Бродериком? – спросил он, кивнув на карету.

– Полагаю, нет. Вся эта толчея и суматоха так утомили меня, что я решил немного прогуляться, – сменил я изрядно надевшую мне тему.

– Поначалу, когда мы только выехали из Лондона, я тоже не мог привыкнуть к толпе, – с улыбкой признался сержант. – А теперь я не обращаю на нее внимания. Так же будет и с вами.

– Я отнюдь не уверен, что когда-нибудь смогу привыкнуть к такому людскому рою. Так или иначе, прогулка пойдет мне на пользу. Мой друг некоторое время назад пошел в деревню. Возможно, вы видели, как он проходил мимо? Такой рослый крепкий старикан в мантии законника с тростью в руках?

– Да, я его видел, – кивнул Ликон. – Только он прошел уже давно, и вы вряд ли его нагоните.

Он вновь бросил обеспокоенный взгляд на карету.

– Сэр, наш заключенный меня тревожит. По моему разумению, выглядит он скверно. Лицо желтое, как лимон. И похоже, его постоянно тошнит. Неплохо бы вывести его на свежий воздух. Сидя все время взаперти, да еще в обществе тюремщика, можно лишиться последнего здоровья.

– Вы правы.

– Откровенно говоря, у меня сердце разрывается, глядя на беднягу. Может, он и заговорщик, только с человеком всегда следует обращаться по-человечески. Он еле ноги таскает, а ведь, говорят, ему нет и тридцати.

– Да, он молод, – кивнул я. – И вся его вина состоит в том, что он отстаивал свои убеждения. Теперь за эти убеждения ему предстоит умереть в муках. Впрочем, в наши дни подобный удел постигает многих.

– Да, в убеждениях он тверд, – произнес сержант Ликон, пристально глядя на меня. – И по-моему, готов не только принять за них смерть, но и убивать. Если бы этой весной мятеж не задушили на корню, в стране пролились бы реки крови.

– Согласен с вами, – кивнул я. – Нет ничего страшнее кровопролития. Должно быть, сочувствие, которое вызывает у меня наш арестант, заставило меня позабыть о тяжести совершенного им преступления. Но, как бы то ни было, я обязан заботиться о его здоровье. Надо поговорить с Малеверером, может, он позволит арестанту прогулки на свежем воздухе. Что до Редвинтера, у меня нет ни малейшего желания его видеть, – сказал я, бросив взгляд на черную карету. – На обратном пути я загляну и узнаю, как себя чувствует Бродерик.

– Будьте осторожны, сэр. Как выяснилось, у вас есть опасные враги.

– Об осторожности я никогда не забываю. Скажите, а как обстоят дела с фермой ваших родителей? Вы получили от них какие-нибудь известия?

– Только письмо от дяди. Он пишет, мои старики очень горюют об утрате земли. Он хочет свозить их в Лондон, повидаться со мной. Думает, это их утешит. Я тоже не прочь с ними повидаться. После того как мы вернемся в Лондон, я буду служить в Тауэре.

– Непременно приведите ко мне своих родителей, когда они приедут в Лондон, – сказал я. – Я очень сожалею, что стал невольной причиной их бед, и сделаю все возможное, чтобы исправить свою оплошность.

– Вы думаете, нашу землю можно вернуть?

– Не могу сказать ничего определенного, пока не увижу бумаги. Но, повторяю, я сделаю все возможное.

Сержант устремил на меня долгий испытующий взгляд.

– Вы моя последняя надежда, сэр. Не представляю, что будет с моими стариками, если у них отнимут землю.

Чувство собственной вины не оставляло меня, когда я двинулся по тропе, которая поднималась на крутой склон холма. По обеим сторонам широкой тропы росли дубы, и ее покрывал сплошной ковер опавших листьев, так что я постоянно боялся поскользнуться. Вокруг стояла тишина, и в какой-то момент мне стало не по себе. Но потом я понял, что издалека увижу любого, кто попытается ко мне приблизиться, и успокоился.

Прохладный ветер заставлял меня плотнее кутаться в плащ. Вскоре я оказался в деревне, которая состояла из единственной улицы, вдоль которой тянулись убогие домишки. Несколько куриц сосредоточенно рылись в песке, прямо посреди дороги валялась свинья. Что до людей, то, за исключением ребятишек, игравших в огромной луже, я не увидел ни одной живой души. Как видно, взрослые были внизу, в полях, помогали путешественникам устроиться на ночлег.

За деревней дорога стала резко забирать вверх. Оказавшись на самой вершине холма, я увидел открытую площадку, на которой возвышалась церковь, выстроенная в норманнском стиле. Старинное кладбище, видневшееся слева от церкви, простиралось до самого леса. Прежде чем войти в кладбищенские ворота, я остановился, чтобы перевести дух. Здесь, наверху, воздух был необыкновенно чистым и свежим. Справа я заметил сигнальную башню, высотой примерно футов двадцать, и подошел поближе, чтобы рассмотреть ее. Несколько лет назад Кромвель отдал приказ возводить подобные сооружения на холмах по всей стране. Тогда над Англией нависла опасность войны с Францией и Испанией, странами, которые сохраняли верность Папе и защищали его интересы.

Отсюда, с холма, открывался вид на лагерь, устроенный в полях. И вновь, как и в Фулфорде, когда я впервые увидел процессию, это огромное скопление народа показалось мне бесформенным пестрым пятном, которое растеклось на поверхности земли. Я нашел взглядом помещичий дом, на эту ночь ставший резиденцией короля. Это был красивый старинный особняк. По словам Бродерика, король отобрал его у Роберта Констебла.

«Король прибрал к рукам владения многих своих подданных», – пронеслось у меня в голове.

– В ясные дни отсюда видно кафедральный собор Йорка.

Голос, внезапно раздавшийся за моей спиной, заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел Джайлса.

– Господи боже, как вы меня напугали.

– Простите. Я как раз шел к могиле родителей, когда увидел вас. Из-за опавших листьев вы не слышали моих шагов. Вид у вас печальный, Мэтью.

– Я просто устал от суеты и многолюдья и почувствовал неодолимое желание прогуляться. Здесь, наверху, так легко дышится.

– Да, и все, что творится внизу, представляется таким мелким и незначительным.

Взгляд старика устремился к туманному горизонту. Солнце садилось в белесые тучи, пронизывая их своими пурпурными лучами.

– Представляете, давным-давно, в ранней юности, я часто стоял здесь и глядел на далекие очертания собора, – сказал Джайлс, опираясь на палку. – И в один из вечеров решил, что выучусь на законника и буду жить в Йорке.

– Вы выполнили свое намерение.

– Да, – кивнул Джайлс. – Сколько лет прошло с той поры, страшно подумать. Тогда отношения человека и Бога представлялись ясными и определенными. А потом все перевернулось с ног на голову, – изрек он с сокрушенным вздохом. – Йорку и северным графствам подобное перемещение пошло не на пользу.

– Возможно, после визита короля все наладится.

– Не думаю, что визит короля хоть в какой-то мере способствовал разрешению назревших на севере проблем, – покачал головой Джайлс. – Да, он сумел подкупить местных дворян и заставил их принести клятву верности. Но достаточно взглянуть на лица простых людей, чтобы понять – они отнюдь не испытывают верноподданнических чувств.

– Джайлс, да вы, похоже, из тех, кто ненавидит богатых и мечтает отобрать от них все их имущество, – заметил я с натужным смехом. – Порой мне кажется, подобная мера не лишена справедливости.

– Нет-нет, вы неверно истолковали мои слова, – затряс своей львиной гривой Джайлс. – Я рьяный приверженец монархии. Убежден, лишь королевская власть может принести Англии благоденствие. К несчастью для этой страны, у нее нет достойного короля.

– Не могу не согласиться с вами, – кивнул я, устремив взор в поля.

Они начинались у самого подножия холма и резко обрывались у кромки болот, которые тянулись на многие мили.

Я решил сменить тему разговора, вновь осознав со всей остротой, какими шаткими стали мои убеждения, некогда столь неколебимые.

– А где находилась ферма ваших родителей, Джайлс? – осведомился я.

– Вон там, – указал он палкой на несколько жавшихся друг к другу домов. – Мой отец своими руками осушил участок земли. Вы видите сами: здешние болота очень велики, и заблудиться в них не составляет труда. Раньше неподалеку отсюда находился небольшой монастырь, и его монахи сопровождали путников через болота и искали сбившихся с пути. Этого монастыря уже нет. Король отобрал у монахов их убогое пристанище.

– В детстве вы были счастливы? – спросил я.

– О, более чем, – откликнулся Джайлс, просияв улыбкой.

– А разве ваш отец не хотел, чтобы вы продолжили его дело и занялись бы хозяйством на ферме?

– Нет. Я хорошо учился в школе, и отец быстро понял, что книги и ученые споры интересуют меня куда больше, чем дренажные канавы и навоз для удобрения. Родители возлагали на меня большие надежды, они не сомневались, что смогут гордиться мной.

– Я тоже сызмальства полюбил книги. А еще я любил рисовать и до недавнего времени баловался красками. Но я всегда понимал, что отец мой хотел бы иметь совсем другого сына – здорового, крепкого и выносливого. Такой сын с малых лет был бы ему помощником и со временем стал бы хорошим хозяином на ферме.

– Родители поступают разумно, когда принимают своих детей такими, какие они есть. К тому же у вашего отца не было повода для разочарований. Ведь умная голова – ничуть не меньший дар, чем здоровое и крепкое тело.

– Думаю, он пытался убедить себя в этом, – с грустной улыбкой заметил я. – Что до матери, я плохо ее помню. Она умерла, когда мне было десять лет.

– Значит, вы получили чисто мужское воспитание, не смягченное женской лаской.

– Да. И надо признать, после смерти матери нрав моего отца стал куда более суровым и замкнутым.

Несколько мгновений никто из нас не произносил ни слова.

– Я хотел побывать на могиле родителей, а после зайти в церковь, – нарушил молчание Джайлс. – Может, вы присоединитесь ко мне?

– С удовольствием. В скором времени мне предстоит установить памятник на могиле отца, а мне никак не решить какой.

Вслед за Джайлсом я вошел в кладбищенские ворота. Надгробные плиты на большинстве могил были сделаны из песчаника и изрядно пострадали от времени и непогоды. Джайлс подвел меня к единственному на все кладбище мраморному памятнику. Надпись на нем была проста:

Эдвард Ренн 1421-1486

И его супруга Агнесс 1439-1488

Покойтесь с миром

– Они оба умерли, когда я был студентом, – вздохнул Джайлс. – Моя матушка была предана отцу всей душой. Смерть его стала для нее непереносимым ударом, и полтора года спустя она последовала за ним.

– Она была намного моложе вашего отца.

– На восемнадцать лет. Отец уже был женат прежде, но брак его остался бесплодным. Жена его умерла, когда им обоим было лет по сорок. Она похоронена в склепе своей семьи. А отец женился вторично, на моей матери. И на старости лет Бог послал ему сына, то есть меня.

– Семья моего отца из поколения в поколение жила в Личфилде, – сообщил я. – Думаю, это было одной из причин того, что отец так болезненно принял мое нежелание заниматься хозяйством на ферме. Он хотел, чтобы я продолжил семейную традицию.

– А мой отец в молодости перебрался в Хоулм из Уокфилда. Так что о крепких семейных связях с этим местом речи не было.

– Памятник очень красив, – заметил я. – Мрамор всегда выглядит благородно. Думаю, я тоже установлю на могиле отца мраморное надгробие.

– Оставьте меня на несколько минут, Мэтью, – попросил Джайлс. – Я присоединюсь к вам в церкви. Поверьте, она стоит того, чтобы туда заглянуть.

Я повернулся и медленно пошел по тропе, ведущей к церкви.

Треск сухой ветки заставил меня остановиться. В тревоге я окинул взглядом деревья, бросавшие на церковный двор темные тени, но не заметил ни малейшего движения.

«Должно быть, олень», – решил я, входя в церковь.

Внутри царил полумрак, разгоняемый тусклым светом свечей. Арочные своды и потолочные балки были расписаны белыми розами Тюдоров. В боковой капелле я увидел статую Пресвятой Девы, перед которой мерцала свеча.

«Королю Генриху это не понравилось бы», – отметил я про себя.

Опустившись на деревянную скамью, я предался воспоминаниям о своем невеселом детстве и об отце, с которым так и не сумел достичь понимания; свет угасающего дня, проникающий сквозь витражные окна, постепенно слабел. Перед внутренним взором стояло лицо отца, хмурое и неулыбчивое. Да, нрав у него был суровый. Откровенно говоря, даже став взрослым, я приезжал домой без особой радости.

Дверь отворилась, и вошел Джайлс. Постукивая палкой, он вошел в боковую капеллу, осенил себя крестом, взял свечу и зажег ее от той, что стояла перед статуей. Затем он подошел ко мне, тяжело опустился на скамью, а свечу поставил на пол.

– Красивая церковь. – Он повернулся ко мне. – В детстве я прислуживал в алтаре. Как и все мальчишки, я был горазд на всякие проказы. Вместе с другими сорванцами мы частенько ловили мышей, которые лакомились церковными свечами, впрягали их в крошечные повозки, что мастерили из щепок, и выпускали в нефе.

– Мне тоже доводилось прислуживать в алтаре, – с улыбкой вспомнил я. – Но увы, проказничать я себе не позволял и относился к своим обязанностям чрезвычайно серьезно.

– Однако впоследствии вы стали убежденным сторонником реформ, – заметил Джайлс, с любопытством глядя на меня.

– Да, я был горячим приверженцем изменений в церковной жизни. Сейчас мне самому трудно в это поверить. Думаю, в стане реформаторов я оказался потому, что привык подвергать все сомнению.

– Мне кажется, эта привычка не изменила вам и поныне.

– Возможно. Раньше я сомневался в установлениях старой церкви, сейчас я подвергаю сомнению целесообразность реформ.

– Это капелла Констеблов, – сказал Ренн, кивнув в сторону боковой капеллы.

– Ее установила семья сэра Роберта Констебла?

– Да. На протяжении веков они владели здесь землями. В этой церкви до сих пор ежедневно служат мессу за упокой их душ. Кстати, во времена моего детства здешний священник тоже принадлежал к семейству Констебл.

– Среди местных жителей Констеблы пользовались любовью?

– Ничуть. Все они отличались алчностью и притесняли местных крестьян без всякого снисхождения. И Роберт Констебл был ничуть не лучше остальных. Но он умер за свои убеждения и, полагаю, искупил этим все свои грехи.

«Подобная участь неминуемо ожидает и Бродерика», – подумал я, припоминая недавний разговор с сержантом Ликоном.

– Говорят, скелет Констебла до сих пор висит на городских воротах Халла, – произнес я вслух.

– Да. Так что нам не избежать этого тягостного зрелища.

Джайлс немного помолчал и заговорил вновь:

– После смерти отца я продал ферму Констеблам. Сам я жил в Йорке и не имел никакой возможности заниматься хозяйством. Так же, как и вы. Так что, если вы продадите ферму отца, вы не должны чувствовать себя виноватым.

– Вы правы. Но мне хотелось бы сохранить эту ферму в память об отце.

Джайлс пристально поглядел на меня и покачал головой.

– На вас навалилось слишком много бед, Мэтью. Сначала смерть отца, потом покушения таинственного врага. Ведь вы сказали, покушений было несколько?

– Три, если считать случай с колючим стеблем под седлом лошади, – произнес я, мгновение поколебавшись. – Или, точнее сказать, четыре. Ведь неведомый похититель документов явно хотел вышибить мне мозги. А неделю назад, в лагере для челяди, кто-то метнул в меня огромный вертел, на котором жарят мясо.

– Господи боже.

– А несколько дней спустя, когда я проходил через двор аббатства, кто-то выпустил из клетки медведя, который едва не разорвал меня на клочки.

– Еще того не легче.

– Скорее всего, тот, кто за мной охотится, думает, что я успел ознакомиться с содержимым шкатулки. На самом деле я лишь мельком проглядел несколько документов, лежавших сверху. Одним из них был парламентский акт, озаглавленный «Titulus Regulus», – добавил я после недолгого молчания.

– Тот самый, копию которого вы обнаружили в моей библиотеке?

– Да. Именно поэтому я посоветовал вам от него избавиться.

– А я-то никак не мог понять, почему вы сочли его столь опасным. А что еще было в этой таинственной шкатулке? – с откровенным любопытством осведомился Джайлс.

– Более ничего достойного упоминания.

– Упустив документы, вы наверняка навлекли на себя гнев Малеверера, – заметил Джайлс.

– Да, он просто рвал и метал. Более того, он сообщил о случившемся Тайному совету, так что я у них на дурном счету.

– И как только у вас хватило сил выдержать столько ударов? – мягко осведомился Джайлс. – Включая тот, что вы получили в Фулфорде?

– Человеку приходится выносить удары судьбы, ибо у него нет иного выбора, – пожал плечами я. – Полагаю, вы знаете это не хуже моего. Ведь с вами судьба тоже обошлась не слишком милостиво.

– Да, я многое перенес, – прошептал старик, потупив голову. – Господь посылает испытания всем своим чадам, и нам надлежит принимать их с кротостью и смирением. Но подчас, в минуты отчаяния, я думаю, что нередко эти испытания превышают меру человеческой выносливости.

Я поерзал на скамье, чувствуя, как затекла моя многострадальная шея.

– Пожалуй, нам пора возвращаться. Вскоре станет совсем темно.

– Позвольте мне пробыть здесь еще несколько минут, – попросил Джайлс. – Я хотел бы прочесть молитву.

– Разумеется. Я подожду вас у сигнальной башни.

Я вышел на воздух. Солнце уже скрылось за горизонтом, церковный двор погрузился в сумрак. Подойдя к склону холма, я поглядел на раскинувшийся внизу лагерь; огни многочисленных костров и факелов разгоняли темноту, все окна особняка были освещены. Наверняка мастер Крейк позаботился о том, чтобы король и королева, устроившись в своей временной резиденции, не испытывали ни малейшего неудобства.

Молитва, которую решил прочесть Джайлс, оказалась долгой. Я вдоволь налюбовался лагерем, обошел сигнальную башню, рассматривая, как она устроена, а друг мой все не появлялся.

Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, думая о том, что возвращаться придется в полной темноте. К тому же я ощутил, что мой мочевой пузырь переполнен. Оглядевшись по сторонам, я удостоверился, что рядом нет ни одной живой души, развязал штаны и со вздохом облегчения пустил струю. Закончив, я оглянулся и замер, точно громом пораженный. В десяти футах от меня стояла Дженнет Марлин в темном плаще с капюшоном. Губы ее были плотно сжаты, в руках она держала арбалет, нацелив стрелу прямо мне в сердце.

Лишившись дара речи, я наблюдал, как Дженнет слегка передвинула арбалет на плече. Мне оставалось лишь ждать, когда стрела вонзится в грудь. Однако Дженнет не торопилась.

– На этот раз вы от меня не уйдете, – бросила она, и голос ее резанул мой слух, словно скрип напильника.

За спиной Дженнет виднелась церковь, темный силуэт четко вырисовывался на фоне вечернего неба. Мягкий свет, льющийся из ее окон, казался таким приветливым и уютным.

Губы Дженнет тронуло подобие улыбки.

– Напрасно вы рассчитываете, что старик прибежит к вам на помощь.

– Что… что вы с ним сделали?

Она устремила на меня огромные глаза, в которых полыхал огонь ненависти.

– Не волнуйтесь, ваш друг цел и невредим. Я всего лишь закрыла церковную дверь, просунув в ручки крепкую палку. Так что ему придется посидеть взаперти. Я не убиваю тех, кто не заслужил смерти.

– А я, значит, заслужил? И за какие же провинности вы осудили меня на смерть?

Она не удостоила меня ответом, но арбалет в ее руках слегка дрогнул. Я понял, что сама она натянута туже, чем тетива, и с содроганием подумал о том, что рука ее каждый миг может сорваться.

Единственное мое спасение заключалось в том, чтобы отвлечь ее разговорами.

– Так, значит, это вы едва не насадили меня на вертел? – осведомился я. – И медведя тоже выпустили вы? А сегодня положили мне под седло колючку?

– Да, все мои попытки окончились неудачей. Впервые случай разделаться с вами подвернулся мне, когда я увидела вас в лагере – в тот вечер я прогуливалась у реки. Но я оказалась недостаточно меткой.

Огонь, сверкавший в ее глазах, казалось, разгорался все сильнее. Я терялся в догадках, не понимая, чем заслужил подобную ненависть.

«Возможно, меня оклеветали», – предположил я.

– Вскоре я узнала от Тамазин, что вы отправились в город, – продолжала Дженнет. – Мне оставалось лишь притаиться во дворе и ждать вашего возвращения. Никакого оружия у меня не было, но я рассчитывала, что в темноте сумею с вами справиться. Незаметно следуя за вами, я оказалась возле клетки с медведем. И сразу поняла, что он сможет сослужить мне службу. Но и на этот раз все сорвалось. О, все эти две недели я не спускала с вас глаз! – с жаром воскликнула она. – Я наблюдала за вами из окон и из укромных мест во дворе. И когда сегодня я увидела, как вы шагаете по дороге, ведущей на холм, я поняла – небеса посылают мне еще один шанс.

– А арбалет вы похитили из перевернутой повозки с оружием.

– Верно, – кивнула Дженнет.

Казалось, она обрела самообладание, руки ее более не дрожали, а взгляд, устремленный на меня, был полон решимости.

«Не молчи, – приказал я себе. – Если ты замолчишь, тебе конец».

– На кладбище я заметил, что кто-то смотрит на меня из зарослей. Но решил, что это олень. Кстати, Олдройда убили вы?

– Да. Этот человек тоже заслужил смерть. Он прятал у себя эту проклятую шкатулку. И не согласился отдать ее мне даже после того, как узнал, что меня прислал Бернард.

– А, так вы выполняете поручение своего жениха? Значит, Бернард Лок принимал участие в заговоре?

– Да.

– Но я считал вас сторонницей реформ.

– Так оно и есть на самом деле. Впоследствии Бернард пожалел о том, что позволил заговорщикам втянуть его в свои замыслы. Он хотел уничтожить документы, хранившиеся в шкатулке. По его словам, они способны пошатнуть престол. Спасти короля от происков изменников и предателей – вот цель, которую он преследует. И я готова на все, чтобы ему помочь.

«Вряд ли этот Бернард Лок искренне раскаялся, – отметил я про себя. – Скорее всего, он использует обезумевшую от любви женщину в качестве слепого орудия».

Внезапно я заметил крупную темную фигуру, которая приближалась к Дженнет со стороны церкви. Это был Джайлс.

Каким-то образом он сумел освободиться и спешил мне на выручку. Старик двигался совершенно бесшумно, в руках он держал палку, уже занесенную для удара. Мне необходимо было выиграть еще несколько мгновений.

– И как же вы с женихом решили действовать? – вновь обратился я к Дженнет.

– Бернард сказал мне, что документы находятся у мастера Олдройда, стекольщика из Йорка, и тот держит их в тайнике, который устроил в своем доме. В том, что стекольщика придется убить, Бернард не сомневался. Тот ни за что не расстался бы с бумагами по доброй воле.

– И вы столкнули злополучного стекольщика с лестницы?

– У меня не было другого выбора, – недрогнувшим голосом заявила Дженнет Марлин. – Он ведь был заговорщиком, изменником и заслужил смерть. Но я не успела забрать у мертвеца ключи от тайника, потому что его лошадь, обезумев от страха, помчалась во двор и подняла тревогу.

– Вы услышали, что к повозке стекольщика идут люди, и спрятались в церкви?

– Да, вы и этот болван Барак едва меня не поймали. А после разрушили все мои замыслы. Пока я ломала голову над тем, как раздобыть ключи, вы побывали в доме у Олдройда и забрали шкатулку. Мне стоило огромного труда не выдать себя, когда я увидела ее у вас в руках.

– И вы решили завоевать мое расположение, не оставляя при этом намерения меня убить? Но чем я так вам не угодил? Вы думали, что я успел ознакомиться с содержимым шкатулки?

Джайлс был уже за спиной Дженнет. Однако он медлил наносить удар, как видно, опасаясь, что, падая, Дженнет успеет выпустить стрелу.

– Я решила с вами сблизиться и выведать, что вам известно, – кивнула Дженнет. – Вы представить себе не можете, до чего мне было противно любезничать с вами и слушать, как вы расточаете слова, исполненные поддельного сочувствия. Я ведь прекрасно знала: вы видели документы, которые служат опасной уликой против Бернарда. О, всякий раз, когда я приветливо вам улыбалась, мне хотелось вас убить! Всякий раз, когда я видела вашу уродливую горбатую фигуру, меня едва не тошнило от отвращения…

Наконец-то мне стала понятна причина ее ярости.

– Сударыня, вы заблуждаетесь, – мягко произнес я. – Никаких бумаг, имеющих отношение к вашему жениху, я не видел.

– Ложь! Мне ясны ваши намерения. Вы ни о чем не рассказали Малевереру, потому что ему не доверяете. Но, едва вернувшись в Лондон, вы побежите к своему хозяину Кранмеру и все ему доложите. Уж конечно, вы узнали…

Она не успела договорить, потому что в этот момент Джайлс со всей силы опустил палку ей на затылок. Раздался ужасающий хруст проломленных костей. Дженнет, испустив приглушенный стон, повалилась на землю. Раздался легкий щелчок, и я дернулся вправо, едва успев уклониться от стрелы, которая вонзилась в деревянную стену сигнальной башни. Когда я вновь взглянул на Дженнет, она ничком лежала на земле, голову ее прикрывал капюшон плаща, рядом валялся арбалет. Джайлс стоял над ней, слегка покачиваясь.

Я подбежал к Дженнет и взял ее за руку. Рука оказалась вялой и безжизненной. Перевернув ее на спину, я убедился в том, что она мертва. Каштановые кудри насквозь пропитались кровью, огонь ненависти, полыхавший в огромных глазах, угас. Они были пустыми и тусклыми, как у рыбы. Я отошел в сторону, согнулся пополам и изверг на землю содержимое своего желудка.

Рука Джайлса легла мне на плечо.

Я обернулся к своему спасителю. Расширенные зрачки и слегка подрагивающие щеки старика говорили о том, сколь сильное потрясение он пережил.

– Я убил ее? – спросил он хриплым шепотом.

Я кивнул.

– Вы спасли мне жизнь. Слышали, что она говорила?

– Слышал достаточно, чтобы все понять. Господи боже, – судорожно выдохнул он, глядя на распростертое на земле тело.

– А как вам удалось выбраться из церкви?

– Эту церковь я знаю как свои пять пальцев. Поняв, что переднюю дверь мне не открыть, я всего лишь воспользовался другой, боковой.

Он снова бросил взгляд на убитую.

– Я так боялся, что не успею и она пустит стрелу.

Я поднял арбалет и сжал руку Джайлса.

– Идемте. Надо скорее вернуться в лагерь и сообщить обо всем Малевереру.