Текст книги "Девочка для ледяного (СИ)"

Автор книги: Кристина Юраш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

Приличная вдова должна была иметь как минимум пять траурных роскошных платьев, десяток вуалей и больше двадцати платков. Но ко всему этому должен прилагаться тихий, почти шепчущий голос, всхлипы и глаза на мокром месте.

Это я узнала из журнала «Богатая вдова». На обложке красовалась богатая вдовушка лет двадцати семи: «Черная вдова леди Браунберг. Я не приношу смерть мужчинам. Я просто умею ее красиво пережить!».

Модный журнал уже лежал на моем столике и бесстыже предлагал вуаль подлиннее «если скорбеть не получается» и «платье для вдовы, которая хочет побыстрее выйти замуж». А также услуги граверов и похоронных ювелиров, предлагающих разобрать покойного мужа на ингредиенты для колец, брошек, кулонов и серёжек.

Глядя на всё это разнообразие, я выбрала себе украшения, но маг-ювелир сказал, что тут нужно минимум три-четыре мужа средней комплекции и повышенной волосатости, чтобы удовлетворить мои аппетиты. Поэтому пришлось ограничиться одной скорбной брошью с прядью волос, серёжками, колечком и медальоном.

Это всё, на что хватило моего мужа.

Пока полысевший посмертно Лионель покоился в фамильном склепе под тяжелой плитой, я рассматривала свой скромный заказ, который мне доставили через пять часов после того, как я отправила слугу со списком.

Этот же журнал предлагал советы. «Как убиваться по мужу, чтобы не убиться», «Как часто стоит плакать?», рекламировал уроки красивого плача от мадам Ляморт и давал полезные советы. Я уже взяла на заметку луковицу в платок и специальные капли, раздражающие глаза. С утра закапал – весь день проплакал! Довольно удобная штука.

Но заказывать их я не рискнула.

Я решила скорбеть натурально, словно чувствовала, что где-то кроется подвох.

Мне повезло. Слуги свою работу знали, поэтому организацией похорон занимались они. Мне же оставалось только подписывать чеки, выбирать из каталога цветы, ткань для костюма и изображать вселенскую скорбь, провожая мужа в его последний путь.

Я положила букет цветов на каменную плиту, вспоминая, как мы прожили в браке долгих десять лет. Я вспомнила, как в первый год влюбилась в него. Красивый, холодный, аристократичный… Я надеялась, что вынужденный брак обернется чем-то большим, чем просто жизнью под одной крышей и редким посещением моей спальни с целью обзавестись наследником.

Я пыталась всеми силами добиться его любви. Мне казалось, что такая любовь, как моя, должна была найти хоть какой-нибудь отклик в его душе. Но нет…

Бр… Как вспомню эту влюбленность, так сразу стыдно становится. Даже уши горят. Словно мне стыдно от того, что я не сразу поняла, с кем имею дело. Что я придумала себе образ, в который умудрилась влюбиться. Образ, не имеющий ничего общего с тем, кого называла своим мужем.

Когда любовь прошла и остались лишь ее отголоски, а это случилось примерно лет через пять брака, я была согласна на дружбу и уважение. Однако даже этого я не получила. Красавец оказался не только непробиваемым, но еще жадным. На меня он тратить деньги не желал. Поэтому платьев и украшений у меня было не так много, как могло бы показаться завистникам. Муж изобрел прекрасный способ экономии – просто не вывозить меня в свет под предлогом моего нездоровья.

Так что высшее общество до сих пор уверено, что где-то в кровати лежит прокаженная женщина, которая от слабости не может даже поднять руку и чихает на всех.

Последние два года я чувствовала себя призраком в собственном доме, у которого есть четкий распорядок дня и куча правил, обязательных для выполнения.

К вечеру я выбросила из головы все мысли о бесцельно потраченных годах брака, представила, что приобрела это роскошное поместье в брачную ипотеку, и вчера мне ее помогли выплатить.

Глядя на чеки, я решила стать рациональной хозяйкой, поэтому сразу же подвела итог, глядя на похоронные расходы. Такое чувство, что хоронили не мерзавца, а фараона. Я лично не знала ни одного фараона, но что-то мне подсказывало, что среди них тоже встречались и мерзавцы.

Вместо моих фотографий под конюхом на главной странице вечернего выпуска светской газеты красовалась я в траурной вуали и платочком в руках, стоящая возле саркофага дорогого и любимого супруга, отправившегося на тот свет в полном расцвете сил, мужества и хитрожопости.

Толпы соболезнующих хлынули в мой дом, решив, что без них я никак не справлюсь со своим горем.

– Простите, но госпожа все еще не может отойти от случившегося, – доносился снизу голос дворецкого. – Я передам ей ваши соболезнования. Благодарю. Для нас это огромная потеря.

Обычно после этих слов очередная карета отъезжала от дома, а я выглядывала из-за шторки, провожая ее взглядом.

На часах уже была полночь.

Планы у меня были наполеоновскими. Денег – вагон.

Казалось бы, моя счастливая жизнь только-только начиналась.

«А эту комнату я сделаю фиолетовой!» – с улыбкой думала я, решая, как расставить мебель.

День уже подходил к концу, а я стояла в своей комнате, полностью ощущая ее своей.

Но ощущение свободы еще не пришло. Я все еще не верила, что жизнь преподнесла мне такой королевский подарок.

«Не жизнь!» – пронеслась в голове поправочка.

«Он».

Глава 14

Я стояла перед зеркалом, глядя в свои бесстыжие глаза. Черная вуаль лежала на туалетном столике, а я вдыхала новую жизнь, словно пытаясь до конца осознать, что теперь я обладательница несметных богатств и больше не надо угадывать настроение мужа, делать вид, что любишь его, видя, как он просто вытирает ноги об тебя и твои чувства.

Я понимала, что как-то незаметно даже для себя пришла к тому, что единственные цветы, которые мне светят, – это цветы на моем надгробии, а единственное «поглубже» будет адресовано могильщикам.

Мне казалось, я умерла чувствами за годы брака. Ни раздражения, ни страха, ни любви, ни боли. Все это разбивалось о ледяную стену взгляда, который привык смотреть сквозь меня.

Так, всё. Теперь я точно знаю, где находится мой муж. И хватит о нем! Я не хочу больше вспоминать все старые обиды. Впереди целая счастливая жизнь!

Служанки помогли снять черное бархатное платье, которое мне экстренным образом привезли из магазина перед самыми похоронами, а я впервые поймала себя на мысли, что дверь на засов можно не закрывать.

Волосы заплетены в косу, плотная ночная рубашка-монашка, завязанная под самым горлом, босые ноги – вот в таком виде все приличные женщины спят в своих личных спальнях, мечтая о большой любви, пока их муж весело проводит свое время в компании неприличных женщин и дарит им свою большую любовь.

По правилам этикета у меня на голове должен был быть спальный чепчик, но от него я категорически отказывалась. Проснуться утром от того, что чепчик превратился в удавку-слюнявчик, – то еще удовольствие.

Я подошла к окну, чувствуя, как с каждым шагом внутри меня взрывалось что-то древнее, погребённое под десятью годами масок и молчания – не страх, не ярость… а жажда жизни. Жизни, которая все не хотела просыпаться во мне.

И вдруг я подумала: «Теперь, когда все закончилось, я больше не увижу таинственного убийцу!»

Я еще не знала, что я чувствую. Сожаление или радость. Непонятно.

Повинуясь этому странному чувству, я подошла к окну, отодвинула плотную штору и посмотрела на улицу, словно в надежде увидеть его фигуру в тени деревьев.

Снег падал, красиво устилая весь сад. Чаша замерзшего фонтана наполнилась снегом, на одиноких фонарях появились снежные шапки.

Но я смотрела не на свет, а вглядывалась в темноту.

Сердце замирало, когда я переводила взгляд от одной тени к другой, выискивая глазами убийцу.

Но его не было.

Я сделала шаг назад, собираясь задернуть штору, как вдруг почувствовала, как становится холоднее. Я обернулась. Никого.

Мой выдох вышел изо рта облачком пара.

Мои глаза забегали по комнате.

Комната выглядела как обычно.

Как вдруг я заметила, что по зеркалу пополз иней. От удивления мои глаза расширились.

Красивый, изящный, словно кто-то вырезал на стекле узоры холода.

А в центре дыра. Просто кусок незамерзшего стекла. И в ней я вижу огромный темный силуэт, стоящий позади меня.

Высокий, в чёрном плаще, маска – как оскал смерти, глаза – лёд, в котором горит адское пламя.

Внутри всё застыло. Он как-то пробрался в дом!

Эта мысль сначала меня напугала, ведь здесь, в старинных каменных стенах, я чувствовала себя защищенной.

Убийца просто стоял позади меня, а я вдруг почувствовала, что ждала. Я хочу, чтобы он разрушил меня. Не тело. Душу. Потому что только он знает, как она выглядит без маски – та женщина, которая сейчас смотрит на свое отражение. Та, которая искренне радуется, когда умирают те, кто посмел причинить ей боль.

Сердце билось не в груди – в горле. Я не шевелилась. Боялась, что если пошевелюсь – случится что-то страшное.

Тихо. Слишком тихо. Даже часы на стене замолкли, будто боялись нарушить эту святую, ужасающую тишину между нами.

Я чувствовала его взгляд на своей коже – как прикосновение льдинки.

– Ты… – прошептала я, замирая на месте. – Ты пришел убить меня?

Глава 15

В ответ тишина.

Потом – движение. Лёгкий скрип половиц. Шаг в мою сторону. Ещё один. Медленный, уверенный, как шаг хищника, который может лишить меня жизни одним взмахом руки.

В отражении я увидела, как он касается чёрной перчаткой своей хищной маски, сейчас напоминающей оскал, словно целует оскалом свои пальцы.

Он не коснулся меня.

Но провёл пальцем по воздуху в сантиметре от моей кожи.

Как будто рисовал меня.

Как будто учил меня запоминать его прикосновение.

Это было так страшно и так… так…

Я даже побоялась про себя озвучить это слово.

Нижняя часть живота сжималась, грудь стала тяжёлой, кожа покрывалась мурашками. Я чувствовала, как между бёдер разливается тепло.

Как он это делает со мной… Одним взглядом… Он же даже не прикоснулся ко мне…

Стыд. Я почувствовала жгучий стыд перед собой за собственные мысли. Бояться – это понятно. Но…

Надеюсь, о том, что сейчас происходит со мной, никто никогда не узнает.

И тут его рука медленно коснулась моей обнажённой шеи, словно перенося поцелуй с губ на мою кожу.

Чёрная перчатка скользнула, оставляя жгучий, слегка болезненный след, а под ней на моей коже расцветали снежные узоры, словно ко мне прикоснулись льдинкой.

Прикосновение обжигало меня, заставив на пару мгновений разучиться дышать. Под его пальцами прямо на моей коже проступило тонкое кружево изморози.

Это какая-то магия…

Я судорожно поймала воздух ртом, чувствуя, как боль смешивается с жаром внизу живота.

Это не холод. Это его печать. Его метка. Заявление прав на моё тело.

– Зачем… ты… здесь? – прошептала я, задыхаясь.

Так нельзя… Нельзя такое чувствовать! Слышишь?! – укоряла я себя, но перестать чувствовать не могла. Это словно бабочки в животе предупреждают об опасности, которую ты принимаешь за влюблённость.

«Как он смеет?» – кричал разум, взрываясь паникой.

«Как он осмеливается быть таким... настоящим?» – шептало моё тело.

Убийца не ответил. Он придвинулся ко мне и встал за моей спиной так, чтобы я чувствовала каждое движение. Каждый изгиб его тела. Каждое напряжение мышц под тканью.

И я чувствовала его напряжение. Его желание.

Бесстыжее. Прикрытое только тканью штанов.

И оно отдавалось внутри меня гулким биением моего сердца.

Я закрыла глаза. Мне казалось, что я сейчас сойду с ума от близости его тела.

Нет… Я не больна. Может быть, немного сошла с ума. Ведь кто в здравом уме будет испытывать такое желание к тому, кто дарит страшные подарки, переписавшие мою реальность?

Я знала, чувствовала, что он опасен. Но он – единственный, кто услышал мои слёзы и убил тех, кто рано или поздно убил бы меня…

Теперь мои чувства пугали меня больше, чем он. Нельзя испытывать желание к убийце. Нельзя играть с ним в его игры.

Мои губы сами раскрылись, словно я хочу что-то спросить. Но не смогла произнести ни слова.

Сейчас мне казалось, что я флиртую с собственной смертью. И это неправильно…

Но тело не хотело, чтобы он останавливался, хотя разум твердит мне совершенно иное!

Его рука коснулась моих волос. Едва-едва, но я почувствовала её, и внутри моё желание усилилось. Мне безумно нравилось то, что рука, которая так жестоко отняла две жизни, сейчас гладит меня с такой нежностью.

– Тебе понравился мой подарок? – прошептал он, склонившись к моему уху.

Я не чувствовала его дыхания. Оно оставалось в маске. Но его голос завораживал.

Я понимала, что не могу сказать: «Да!». Это было бы чудовищно и… и неправильно. Но если я скажу «нет», это будет ложью.

Глава 16

Я потерялась в собственных мыслях.

«Это – часть игры, не так ли?»

От переживаний я попыталась сглотнуть, но у меня ничего не вышло. Если я скажу «нет», что тогда будет? Он расстроится, разочаруется и… убьет меня?

Но я должна сказать «нет».

А что он хочет услышать?

Я поймала себя на том, что сейчас я панически пытаюсь угадать его мысли. И даже представить не могу, о чем он думает сейчас.

Внезапная краска залила мое лицо. Я не могла ничего сказать. А потом решила сказать правду.

– Да, – едва слышно, одними губами прошептала я.

Слово получилось похожим на выдох. Я закрыла глаза, пытаясь осознать, что только что сказала.

Маска замерла, а я услышала шелест приглушенного дыхания.

Я осознавала инстинктивное желание угодить ему.

– Теперь ты свободна, – послышался шелест его зловещего голоса на ухо. – Что ты будешь делать со своей свободой?

Вопрос застал меня врасплох. Я еще даже не думала.

– Я… – прошептала я. – Я еще не поняла, что я свободна… Мне нужно время… Чтобы это понять…

– Хорошая девочка, – услышала я тихий низкий хриплый голос совсем близко. Я чувствовала, как его бедра случайно или нарочно подались вперед, прикоснувшись ко мной.

Его рука легла на мое лицо, а я почувствовала, как боль обжигает мои губы, а по ним растекается снежный узор. Его рука лежала на моей щеке, а большой палец коснулся моих губ, проводя по ним медленную обжигающую линию и замирая в уголке моего рта.

Сложно было описать, что случилось с моим телом после его слов и после этого прикосновения. Я задрожала. Воздуха стало не хватать. Я начала задыхаться. Моя коленка задрожала. И снова это чувство внизу живота, словно страх переплетается с возбуждением.

«Хорошая девочка…» – эхом разносился его голос.

И каждая клетка моего тела отзывалась на его зловещий шепот.

Его рука медленно исчезла. Но я все еще чувствовала призрак ее прикосновения. На своей щеке, на своих губах, на своей шее.

Я стояла, боясь пошевелиться. Потом зажмурилась. Когда я открыла глаза, его не было в комнате. Иней уже таял на стекле, стекая каплями вниз.

Я посмотрела на свою шею, на свои губы, покрытые красивой изморозью. Там все еще был этот болезненный, чувственный узор, словно единственное напоминание о том чудовище, которое стояло за моей спиной.

Прикоснувшись пальцами к своей коже, я почувствовала легкую обжигающую боль. Мой палец скользнул по узору, и боль напомнила мне, что я жива.

Да, я жива.

Но вот вопрос. Надолго ли?

Глава 17. Он

Когда Лизетта вышла из дома и направилась к карете, я оказался быстрее, быстро и бесшумно вытащив ее из кареты, зажав ей рот. Кучер не заметил. Пустая карета тронулась и направилась к воротам.

– Ммм… – жалобно промычала Лизетта в мою руку, икая от ужаса.

– Ты – подарок для моей девочки, – прошептал я, склонившись к ее уху. – Представляешь, как она обрадуется, увидев твое мертвое тело?

Ее удивленные глаза расширились от ужаса. Она пискнула, как котенок, и только потом осознала, что случилось секундой ранее и почему мой нож в крови.

Ее пальцы разжались, документы выпали из ее рук.

Я смотрел на ее лицо, видя сережки моей девочки, сверкающие в ее ушах. Я сорвал их.

– Ты ведь знаешь, что это принадлежит моей девочке, – прошептал я. – Ты недостойна их носить.

Лизетта рухнула на снег, когда я разжал руку, удерживающую ее.

Разве это подарок? Нет. Это не подарок должен быть красивым. Он же для нее…

Я вспомнил, как ждал. Ждал, когда моя девочка получит записку.

В тот момент, когда она вышла вместе с мужем, я стоял и следил за ней. Ловил каждое движение. Удивление. Страх.

Неужели не понравилось?

И тут я услышал, как меняется ее голос. В нем нет ужаса. В нем едва слышное восхищение и сила. В этот момент она почувствовала, что за ее спиной стою я.

Она стояла, дрожала, постоянно смотрела по сторонам. Моя девочка искала меня. И я решил позволить ей меня найти.

Я пожирал ее взглядом. Я хотел всё.

Её дрожь.

Ее дыхание.

Даже кровь на ее губах, когда муж ее ударил.

Подожди, моя девочка. Просто подожди немного. Я знаю, что подарю тебе завтра. Я заставлю его просить прощения.

Я вдохнул морозный воздух и вспомнил, как она стояла у окна в этой уродливой рубашке, босая, волосы собраны в косу, всё в ней – как вызов – я забыл, зачем пришёл.

Я хотел взять её.

Не с нежностью.

Не с лаской.

Силой.

Сорвать с неё всё. Разорвать эту уродливую рубашку. Сжать её горло, чтобы она не могла дышать – только от меня.

Я хотел, чтобы она забыла, что у неё есть разум. Пусть корчится, пусть плачет, пусть умоляет.

Но пусть перестанет быть куклой с равнодушными уставшими глазами.

Она ждала меня. Я видел, как ее взгляд блуждал по саду, словно она искала меня глазами. Ладно, моя девочка, играем дальше.

Я стоял за ней в её комнате. Она почувствовала мой шаг. Как будто я уже внутри неё.

Я смотрел на ее плечи, на ее шею, на отражение ее бледного лица в зеркале и думал о том, как бы я её разорвал. Как бы я заставил её кричать, чтобы она сама не слышала себя. Как бы я вжимал ее в кровать, чтобы она забыла, что у неё есть имя.

Я чувствовал, как её тело словно отзывалось на мои мысли. Улавливал малейшие движения. Короткий вдох и долгий выдох, словно она сама себе не верит. Да, моя девочка, ты просто еще не поняла…

Я жадно смотрел, как её грудь тяжело поднималась, словно ей тяжело дышать, когда я рядом.

Я не касался её.

Я не говорил.

Я просто стоял.

И ждал, чтобы она сама сломалась.

Она прошептала: «Зачем ты здесь?». Я не ответил.

Потому что ответ был в моих штанах, в том, как они напряглись, как вздулись.

Я не хотел её целовать. Я хотел вобрать её в себя. Чтобы она перестала быть собой. Чтобы она стала моим дыханием, частью меня, а ее крики стали моим голосом. Я хотел запечатать её рот. Чтобы она больше не могла сказать «нет». Чтобы она больше не могла дышать – если я не позволю. И чтобы каждый вздох был для меня.

Она думает, что я убью ее, а я думаю, как бы я разорвал эту уродливую рубашку.

Как бы я впился в неё – не ножом. Пальцами. Губами. Телом.

Глава 18. Он

Когда она едва слышно, словно стыдясь собственных мыслей, сказала «да» – я не обрадовался. Нет.

Я зарычал внутри. Потому что это не было «да» как согласие. Это было другое “да”. Она начинает осознавать свои желания.

Я увидел ее приоткрытые губы, застывшие, словно она уже представила мой поцелуй. Она не думает о том, что будет завтра. Она думает – о том, что я сделаю с ней сегодня.

И это мне понравилось.

“Хорошая девочка”, – похвалил я. И мысленно прошептал: “Моя хорошая девочка”. Она не видела моей улыбки под маской.

Она хотела поцелуя.

Нет, я хочу не так. Но все же я не мог удержаться, положив руку ей на лицо, и скользнул пальцем по ее губам, чтобы почувствовать, как сильно она желает этого поцелуя.

Мне хотелось зажать ей рот. Чтобы она больше не могла сказать «нет». Чтобы она больше не могла дышать без моего разрешения.

Я хотел, чтобы она плакала от боли моего прикосновения. Чтобы она плакала от желания. Чтобы она плакала от того, что больше не может жить без меня, как я не могу жить без нее.

Я хотел, чтобы она забыла, что у неё есть дом. Чтобы она забыла, что у неё есть имя. Чтобы она запомнила только меня, мои прикосновения к ее телу, мою страсть, мое желание. Чтобы она чувствовала, как я не отпускаю. Чтобы она чувствовала, чья она.

Она не знала, насколько сильным было мое желание. Она даже представить этого не могла.

Ее губы прошептали: «Я ещё не поняла, что я свободна».

Я не ответил.

И когда я ушёл – я не ушёл от неё.

Я ушёл от себя.

Потому что если бы я остался – я бы разорвал её. Как зверь.

Я хотел, чтобы она плакала от желания.

Чтобы она плакала от того, что больше не может жить без меня.

И я подарю ей намного больше, чем свободу. Я принесу тебе голову того, кто посмеет тебя обидеть.

Пусть она приходит ко мне, открывает дверь, снимает уродливую рубашку, пусть шепчет: «Сделай со мной всё».

Я не буду ждать. Я всё сделаю.

И если она будет кричать – я не остановлюсь.

Потому что она хочет. А я – не могу не дать.

Разве можно отказывать моей девочке?

И если она хочет, чтобы я стал её убийцей – я стану.

– Господин, – послышался голос дворецкого. – Вы уже вернулись? Вы слышали новость! Маркиз Лионель Делагарди скончался этой ночью.

– Да, слышал, – ответил я, видя, как дворецкий протягивает мне газету.

– Я думал, что вы общаетесь. Вы же обрадовались новости о том, что маркиз Делагарди хочет развестись со своей супругой? – заметил дворецкий.

Я промолчал.

– Кстати, я уже написал соболезнования от вашего имени и отправил их несчастной вдове. Я решил начать нетривиально. Я прекрасно знаю, что все будут переписывать старые шаблоны, но я решил добавить искренности. Вот, послушайте! «С глубочайшим прискорбием и неизменной преданностью, с глубоким уважением к памяти покойного, приношу свои соболезнования маркизе Делагарди. Пусть горе покинет ваше сердце как можно скорей, а память сохранит образ супруга…»