Текст книги "Сад нераскрывшихся цветов"

Автор книги: Кристина Рихтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Хочешь конфету?

– Какую? – Дарси лениво разлепил веки и перевел взгляд с потолка в мою сторону. Я поспешно залез в карман и продемонстрировал мятый пакетик. Парень, по-моему, даже не разглядел обертку и, махнув рукой, заявил. – Давай.

– Сможешь угадать, с чем она?

Я вложил в ладонь Арлена конфету алого цвета. В момент съев ее, он серьезно ответил:

– Малина.

– А вот эта с чем? Угадаешь?

– Лимон.

– Точно-точно, – засмеялся я. – Ну а вот эта?

Юноша повторил свои предыдущие действия и, хмыкнув, заявил:

– Со вкусом красителя и консерванта.

– Да ну тебя, – беззлобно произнес я, улыбнувшись.

В тот момент я тоже положил в рот конфету и вновь устремил взгляд в потолок.

Я глядел в бездну. А бездна глядела в меня.

Примечания:

╧ Кэти-Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер – главное действующее лицо романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром».

² Бой-бэнд или бойбэнд (англ. boy band или boyband; букв. «мальчишечья группа») обычно определяется как вокальная поп-группа, состоящая из юношей привлекательной внешности.

Ё Ахилл и Патрокл – в «Илиаде» Гомера – преданные друзья. Гомер не говорит прямо, что Ахилл и Патрокл были любовниками. Однако их отношения друг к другу больше похожи на влюбленность, чем на спокойную дружбу.

Глава 15

Снег завораживал меня. Особенно красивыми, изящными снежинки казались из окна нашей с Арленом комнаты: подсвеченный фонарем, снегопад становился поистине сказочным, и я уже чувствовал дух приближающегося Рождества. Будучи ребенком, я был рад зиме не меньше, чем сейчас. Выбегал с расстегнутой курткой, стоило лишь наутро завидеть сугробы, лепил зверей из снега, а потом неделю лежал в кровати с простудой и пил травяной чай, который мне варила Нора. Такие воспоминания были светом в моей душе, но и они же заставляли грустить. Только подумать: мне никогда не будет семи, десяти и даже четырнадцати лет. Время не стоит на месте, и, когда в шестнадцать ты оглядываешься в прошлое, кажется, что за тобою по кирпичикам рушится мост, огромный мост. Я знал, что боюсь взрослеть, что-то менять в своей жизни, а в последнее время это приходилось делать слишком часто. Скоро я стану на год старше, и тогда за мной рухнет еще один пласт моего моста. Ни шагу назад. Прошлого не исправить.

– У тебя остались конфеты?

Я отступил от подоконника и обернулся. Юноша позвал меня так неожиданно, что невольно сердцебиение участилось. Сразу я заметил, что за то время, что я отдавался раздумьям, с пола Дарси перекочевал на свою кровать. Но свет он так и не решился включить. В темноте нам обоим казалось, что мы – это вовсе не мы, а кто-то другой, более смелый, решительный и свободный.

– Увы, – покачал головой я и тут же смутился, что доел все один. – Но если ты хочешь, я схожу вниз...

– Не ходи, – покачал головой Дарси и с видом господина подпер подбородок костяшками пальцев. Я плохо видел в темноте, но черный силуэт разглядеть мог. Опять же я вспомнил шахматы, хотя провести параллель между королем и Дарси не мог. Им скорее был я. Арлен превосходил меня во много раз и по возможностям мог сравниться с шахматной королевой, безжалостной, могущественной и сильной. Тут же парень продолжил: – Кстати, написал чего-нибудь новенькое?

Я вновь смутился. Тему моего творчества мы с того дня не поднимали, поэтому собеседник не знал о том, что я ничего не пишу. Тогда бы он точно засмеял меня, ведь писатель, который ничего не сочиняет, – это полнейший бред. Не зная, как выкрутиться, я с осторожностью присел на край кровати своего соседа и опустил руки на колени.

– Что-то не пишется.

Юноша ухмыльнулся и приклонился к самому моему уху, отчего по телу пробежал озноб:

– Когда напишешь, то дай прочесть мне.

Его голос был серьезным, без какого-то кокетства и ехидства, твердый и приглушенный. Прямо как его обладатель. Въедливый запах сигарет от одежды Арлена больше не казался мне недостатком, да и вообще я начал замечать, что все минусы Дарси не что иное, как его плюсы. Грубость казалась мне проявлением силы, спесь – гордостью, холодность – аристократизмом, пренебрежительное отношение к окружающим – разборчивостью, а курение – изюминкой.

– Кстати, – решил развить разговор я. – Ты подружился с Лили?

– Если тебе хочется так думать, то думай именно так.

– А если честно? – не унимался я.

– А разве я вру тебе? – удивился Арлен. Мои глаза давно привыкли к полутьме, и я начал различать эмоции на его лице.

– Если честно, то не знаю. Сегодня на завтраке ты сидел вместе с ней...

– А ты был на завтраке? – вновь удивился собеседник, и я замахал руками:

– Я не ходил, но мне сказали!

– А я видел тебя, – невозмутимо возразил Дарси, отчего я покраснел, словно цветок мака.

– Правда?

Юноша тут же беззлобно, приглушенно рассмеялся, и я вновь почувствовал легкое тепло, исходящее от него. Подобное было непривычно, он не смеялся даже, когда проводил время с Вацлавом, а тут...

– Вообще-то я не видел тебя. Просто поймал на словах.

– Да как ты... – застыженно возмутился я, обратившись гневным взглядом к соседу, но внезапно произошло невообразимое. Сильные и требовательные руки сгребли меня в охапку, дыхание обожгло кожу, и мятный аромат защекотал нос. Секунда – на губах осели другие губы. В этот раз виновником нашего поцелуя не был алкоголь, и этим действием, я знал, Арлен спрашивал меня о том, что я для себя решил. Отвечу ему – моя жизнь не станет прежней, остановлю – и все вернется на свои места. Но кто сказал, что если жизнь изменится, то обязательно в худшую сторону? И я прикрыл глаза, послушно разомкнув подрагивающие от волнения губы. Дарси тут же поспешил углубить поцелуй, языком скользнув по моему небу, зубам, а затем отыскав и мой язык. Я в неловкости попытался отстраниться – не от отвращения, а скорее от того, что стыдился своей неопытности. Но юноша был проницателен, как никто другой. Тут же он разорвал поцелуй и прижал мое тело к своему с такой силой, что казалось, сейчас разломится добрая половина костей. Я размяк и крепко зажмурил глаза, боясь поверить, что сейчас – это сейчас.

– Не бойся меня. А тем более себя, – бархатно произнес Арлен, после чего губами обхватил мочку моего уха. Я не стал открывать глаза, а моим ответом был сдавленный выдох – юноша скользнул языком по хрящику, а затем прикусил зубами кожу. И было это настолько фантастическое ощущение, что я чувствовал себя шампанским, со дна которого поднимаются пузырьки. Он посасывал мочку моего уха, будоражил дыханием, вдыхал запах кожи. Длинные пальцы поднимались по моим предплечьям к шее, а затем к щекам: гладили, исследовали меня. Казалось, что весь этот невиданный серпантин эмоций оживляет меня, вдохновляет, заставляет желать выучить еще несколько языков, увидеть сотни стран, узнать тысячи людей и, конечно, написать книгу. Вот уж о чем, а о нравственности в тот момент я даже не задумывался. Мне было настолько хорошо, что я боялся умереть от наслаждения. На лбу даже выступила испарина, и, чтобы не казаться бездейственным, ладонью я скользнул в волосы Арлена, чем вызвал у того еще больший приступ страсти. Губами он прикасался к моим щекам, затем к вискам и даже к глазам. Я морщился и мягко улыбался, поражаясь, насколько нежным может быть этот черствый парень. Но нежность его переплеталась с какой-то легкой грубостью, которая больше напоминала нетерпение. Через несколько секунд Дарси вновь припал к моим губам, обхватив лицо ладонями, а я ответил на поцелуй, но уже с большей смелостью.

Все было как в книгах.

Спустя минуту, задыхаясь от долгого поцелуя, я поднялся с кровати и, пошатываясь, отошел к двери. За стеной уже ходил комендант, отвратительным голосом напоминая о скором отбое. Я отдышался и включил свет – вновь школа "Хартвуд", Арлен Дарси и Нил Джонатан Уэбб, обыкновенные ученики. Из темноты, пустоты, в которой нас благословляла сама смелость, мы вновь шагнули в привычную жизнь. Я пригладил взъерошенные волосы и, щурясь от яркого света, попытался взглянуть на своего соседа. В тот момент я испытывал странное чувство – будто совершил нечто против совести, убийство или кражу, что перечит моральным принципам. Сознание напоминало мне об этом каждую секунду, и душу будто черпали из меня огромным половником. Признаться, я никогда не испытывал влечение к противоположному полу, даже считал это неприемлемым. Впрочем, не испытывал и сейчас – любой абстрактный мужчина был мне физически неприятен. К Арлену, на удивление, я относился по-другому: он был вне всяких правил и, в первую очередь, нравился мне как человек. Хотя не сказать, что его поцелуи были мне отвратительны...

Вконец запутавшись, я вновь решил подумать обо всем завтра и начал разбирать кровать. Дарси принялся делать то же самое, но, вспомнив о вечернем душе, покинул комнату, оставив меня одного. Вот тогда и начались все круги ада по очереди – лицом в смятении чувств я зарывался в подушку, выламывал пальцы, кусал губы и накрывал руками лицо. Никогда столь странно я не ощущал себя – лицо не переставало пылать, сердце билось часто и будто поднималось к горлу, хотелось улыбаться, но вместе с этим злиться и ворочаться, безумно ворочаться. Арлен вернулся минут через пятнадцать, в тот момент, когда я, уткнувшись лицом в кровать, что-то невнятно мычал, пытаясь избавиться от всего этого потока эмоций. Я не сразу услышал, как хлопнула дверь, зато придирчивый голос Дарси распознал моментально.

– Ты тронулся? – без особых эмоций поинтересовался он, а я повернулся, глазами наблюдая за собеседником.

– Нет. Я нормальный, честно.

– Ты уже спать?

– Ну, да, – напряженно произнес я. А затем, надумав лишнего, с возмущением произнес: – А ты думал, что я соглашусь на что-то большее?

– Нет, – со скептицизмом Арлен взглянул в мою сторону и стянул с себя футболку. – Просто если бы ты сказал мне, то я бы выключил свет уходя.

Глазами я скользнул по обнаженному торсу старшеклассника и накрыл глаза ладонью, тут же отвернувшись к стене. Так бывает: сперва не испытываешь к человеку никаких чувств, и разговаривать с ним, дружить проще простого. Но стоит ощутить влечение, как даже взгляд становится настоящей пыткой. Сосед погасил свет, и мы вновь утонули в темноте. Но тут меня поцеловала смелость, и я поинтересовался:

– Как ты думаешь, все это нормально?..

Дарси помолчал несколько секунд, видимо, думал, как лучше ответить, а затем высказал свое мнение:

– По-моему, это твоя жизнь, и только тебе решать, что в ней нормально, а что нет.

– А ты как считаешь? – не отставал я, но сосед оставил мой вопрос без ответа, как делал это очень часто. Тогда я понял, что сегодня больше ничего не буду у него спрашивать. Юноша поднялся с кровати, проверил, заперта ли дверь, и отправился к окну, прихватив пачку сигарет. Я же решил поскорее уснуть, ведь завтра передо мной стояла сложная задача – признаться самому себе в раскрывающейся, словно цветок, влюбленности.

***

Не успел я прийти в класс, как на меня тут же вылили ведро насмешек. Колин, глава собравшейся возле меня компании, сегодня был явно не в настроении. Он хмурил брови, кривил губы и всячески пытался подколоть не только меня, но и окружающих, чем вызывал всеобщий страх быть осмеянным. Мне, если честно, давно было все равно. Я не видел смысла вдумываться в слова людей, которые давали пощечину сами себе, унижая слабых. Согласитесь, если бы я действительно был слаб, глуп, безволен и жалок, то вряд ли такое большое количество людей испытывало бы ко мне интерес. Вот и сейчас мое воображение рисовало меня в кресле сильного политика, вокруг которого столпились стервятники-оппозиционеры. Я был консерватор, а они – либералы. Или наоборот. Единственный человек, которого мне было жалко – это Лили, хотя в последнее время нападки в ее сторону прекратились. Я был интереснее.

– Ну, Нил, – Колин встал напротив моей парты и упер руки в бока, – как тебе удалось подружиться с Дарси? Каковы на вкус подошвы его ботинок? Долго лизал?

Я промолчал и терпеливо вздохнул. Вокруг, как гиены, захохотали парни и девушки. Чувствовал себя словно на сафари.

– Чего молчишь? – выкрикнул кто-то за спиной главного обидчика.

– Мне не о чем с вами всеми говорить, – невозмутимо произнес я, взглянув на дверь. Возле нее отчужденно стояла Леона, наблюдая за происходящим. Волосы в хвост она все еще не собрала, а руки на груди держала крестообразно, что придавало ее виду строгости. Заметив мой взгляд, девушка сочувственно покачала головой и закатила глаза.

– А если заставим? – Колин нагнулся ко мне настолько низко, что я ощутил, как его изрядно отросшие с осени волосы щекочут мне лоб. – Арлена своего на помощь позовешь? За деньги его, поди, нанял телохранителем. Или еще чем расплачиваешься?

Последняя фраза меня разозлила, и я подскочил со своего места, ухватив Колина за ворот поло╧. Тот затрепыхался от возмущения и начал раздувать ноздри, словно бык на корриде. Толпа вокруг нас расступилась – всех пугало жуткое напряжение между мной и моим обидчиком. Еще чуть-чуть – и мы бы сцепились, стоило только одной искре проскочить между нами. И когда я успел стать таким бесстрашным и вспыльчивым?

– Прекращайте, мисс Элизабет идет! – вполголоса оповестила всех Леона и поспешно заняла место за своей партой. На этот раз она сидела далеко от меня. Остальные решили последовать примеру девушки. Я разомкнул ладонь, Паттерсон отшатнулся и сквозь зубы процедил: "Честно, убью тебя". Я понимающе закивал и попытался сровнять дыхание. Не хотел, чтобы учительница заметила неладное. Но мисс Элизабет так и не зашла – ни через десять секунд, ни через минуту. Я перевел взгляд на Леону и понял, что она солгала.

– Ну и где твоя Элизабет? – с разочарованием выкрикнул Денни. – Твои галлюцинации – последствие наркотиков или шизофрении?

– Можешь заткнуться? – с раздражением ответила девушка. – Откуда я знаю? Может, завернула за угол или зашла в соседний кабинет.

– Что тут происходит? – гул стер, словно ластик, строгий голос нашей преподавательницы. Как всегда стильная, гордая и преисполненная важности, она вошла в класс. Сказать честно, меня немного раздражало, что мисс Элизабет постоянно опаздывает к первому уроку, хотя этому находилось оправдание. Учительница жила недалеко от Хартпула, не в школе, как многие другие работники, и каждое утро добиралась до "Хартвуда" на машине.

Леона победно взглянула на Денни, а затем надменно отвернулась, не желая связываться с ним. Этан ткнул брата карандашом в спину и что-то издевательски прошептал на ухо, за что получил легкий удар в плечо. Поговаривали, брату Денни давно нравилась хорошенькая Паттерсон, но никаких шансов девушка ему не оставляла. Естественно, кто только испытает симпатию к человеку, большую часть времени ведущему себя как обезьяна.

Отсидев историю Британии, современный английский и литературу, я изрядно проголодался. Особенно неловко было мне на последнем из уроков – живот простонал прямо во время тихой паузы, когда Эмилия рассказывала наизусть стихотворение Кольриджа². Естественно, если это был бы не я, то никто и не подумал бы над этим смеяться, но захихикала даже Лео, только как-то по-доброму, мягко. После звонка, гордо подняв голову, я двинулся к лестнице. В мои планы входило позвонить Лили и вместе разделить ланч на цокольном этаже. В зимние холодные дни тоска по одичавшему школьному саду становилась все более явной. Если в теплое время года скрыться от посторонних взглядов можно было там, то сейчас даже выходить за пределы корпуса я не рисковал. Эта зима выдалась холодной для нашего привычного климата.

Практически рядом с перилами меня настигла Паттерсон. Я почувствовал ее ладонь на своем плече и, чтобы не повторять ошибок Арлена, медленно обернулся. Девушка была чуть выше меня ростом, поэтому ощущение того, что она смотрит на меня сверху вниз, только усиливалось. Я еще помнил свой последний опыт общения с ней, поэтому в глубине души таил легкую обиду.

– Что-то хотела?

– Да, – закивала Леона и, осторожно ухватив меня за рукав, отвела от лестницы, где мы создавали пробку. – Не хочешь перекусить вместе?

– Что? – едва не поперхнувшись, спросил я. – Это уловка, чтобы выставить меня дураком и всем вместе посмеяться надо мной?

– Нет же, – оскорбившись, заверила собеседница. Оглядевшись по сторонам, вполголоса она продолжила: – Ты говорил, что если я захочу поговорить, то ты выслушаешь меня.

– У меня нет чувства собственного достоинства, – обиженно слетело с моих губ. Рукою я отстранил девушку в сторону, зашагав к ступенькам. Та раздраженно топнула ногой и дрогнувшим голосом почти закричала мне в спину:

– Но ты так сказал! Обещал!

Пришлось обернуться и молча взглянуть Леоне в глаза. Я опасался, что та заведет меня в ловушку, но ее взгляд был честен. Казалось, она борется с самой собой – гордость не давала переступить через принципы, но девушка пыталась, чем и вызвала мое уважение. Не жалость, какую вызывала Блейн, поднимавшая на меня печальные глаза, а именно чувство того, что мы на равных. Ведь мне тоже часто приходилось переступать через собственное я, чтобы балансировать по жизни. Странная штука: еще вчера ты думаешь, что не сделаешь ничего, что тебе не нравится, а сегодня вынужден отказаться от такой позиции. А Леона нравилась мне все больше: было в ней нечто неуловимое и легкое, но будто заточенное в тяжелую клетку. Как бабочка под сеткой сачка.

– Хорошо, – кивнул я. – Только позвоню Лили.

– Не надо, – с разочарованием и нерешительностью произнесла одноклассница. – Этот разговор довольно личный. А ты создаешь впечатление человека, которому можно доверять.

Я совсем-таки растаял, и от моей обиды не осталось и следа. Одарив Лео мягкой улыбкой, я махнул ей рукой, призывая идти следом. Зимою мне нравилось перекусывать на цокольном этаже. На удивление, здесь было очень мало народу, зато стояло несколько пластмассовых столиков, стульев и скамеек. Где-то в пятнадцати метрах от автоматов с едой была дверь, ведущая в тренажерный зал. Когда-то здесь был бесхозный подвал, но администрация школы распорядилась переделать его в подобное помещение. Пускай здесь не было окон, царила прохлада, а панельные светлые стены отражали морозный свет неоновых ламп, мне нравилась сама атмосфера тишины и забытости. Остальные ученики предпочитали сбиваться в кучки в столовой, и только спортсмены изредка проходили мимо нас, посвистывая Леоне и подбрасывая холодные банки с колой. Вдвоем мы устроились на маленьком диванчике, стоящем между автоматом с едой и напитками, – так казалось уютнее. Совсем недалеко от нас блестела пластиковой листвой высокая пальма, и мне было смешно от взгляда на нее: такая же искусственная, как и многие здесь.

– Ты умеешь хранить секреты? – поинтересовалась Паттерсон, трубочкой пронзив пакет с соком. Я кивнул ей в ответ и зашумел фольгой от шоколада.

– Просто хотелось с кем-нибудь поделиться всем этим. Но никому доверять нельзя. Не могу. Станут болтать всякое.

– А ты уверена, что я не стану? – поинтересовался я, но девушка хмыкнула в ответ:

– С тобой все равно никто не общается. Кто тебя будет слушать?

– Ладно. Тогда почему не Лили? Она все-таки девушка. Поняла бы лучше...

– Лили? – с презрительным удивлением переспросила собеседница и даже слегка поперхнулась соком. – Она же стукачка.

Я пожал плечами и не счел нужным проливать свет на ситуацию. Конечно, в тот момент в моей власти было переубедить одноклассницу, рассказать о том, что Блейн не была ни в чем виновата, но Лео была настолько уверена в своей правоте, что все это было бы бесполезным. Девушка закатала рукава пиджака, и мой взгляд скользнул от изящных кистей ее рук к локтям. К ужасу для себя, я заметил лиловый синяк чуть выше запястья. Он был будто оставлен чьими-то пальцами.

– Что это?.. – напряженно произнес я, а Паттерсон, запрокинув голову и грустно уставившись в потолок, ответила:

– Колин.

– Зачем он сделал это? – с ужасом осведомился я, а девушка будто заранее знала мой вопрос.

– Не знаю. Наверное, ему нравится. Он всегда так относился ко мне, с детства. Мы не родные брат и сестра.

Я сочувственно посмотрел на Лео, и что-то поменялось в моем взгляде на нее. Она поспешила продолжить:

– Семнадцать лет назад у моего отца была любовница. Законная жена не могла родить ему ребенка, поэтому в их отношениях назрел кризис. Зато любовница могла и однажды все-таки забеременела. Только вышло так, что через три месяца оказалось, что малыш будет и у жены. Отец порвал с любовницей, но спустя пару лет та заявила ему, что не может заботиться о ребенке и строить личную жизнь одновременно. Тогда отец забрал ребенка к себе. Естественно, жена приняла произошедшее, но для этого ей понадобилось время. Мы с Колином родились в один год. И любовница отца – моя мать.

– И Колин так относится к тебе, потому что ты не его единоутробная сестра?

– Скорее всего. Хотя обычно он мягок со мной, бывает заботлив, мил. Но до тех пор, пока он доволен тем, что я делаю. Если же нет, то не упускает возможности напомнить мне, кто я и кто моя мать. Однажды миссис Паттерсон сказала, что они с сыном никогда не признают меня до конца.

– Все это очень грустно, – задумчиво произнес я и поспешил отвернуться, заметив, что в глазах собеседницы заблестели слезы. Но Леона была сильной девушкой, поэтому, наспех утерев их, она пригрозила мне:

– Сам знаешь, что будет, если кому-то расскажешь.

– Могу поклясться, – закивал я, отправляя в рот дольку шоколада. – Хочешь немного?

– Нет, спасибо, – отвергла мое предложение девушка. – Хочешь, чтобы меня разнесло в талии, как Кейлин Формер?

Я не смог сдержать смеха от того, насколько серьезно и возмущенно произнесла это Леона. Заметив мой смех, сперва девушка смутилась, а потом и сама рассмеялась над тем, что сказала. Будто бы и не было той свинцово-тяжелой беседы и откровенного признания. И между нами я ощутил приятную связь: я хранил чужую тайну. Через несколько секунд веселье остановила длинная тень, упавшая нам под ноги. За автоматом не было видно, кто спускался по лестнице, но отчего-то возникло чувство странного дискомфорта. Шаги были все ближе, и от любопытства Леона выглянула из-за меня, тут же вернувшись в исходное положение. Ее губы скривились в неприятии. Человек остановился прямо возле меня, и, подняв голову, я увидел Дарси. Не сказав ни слова, он засунул купюру в автомат, достал бутылку колы и, отвинтив крышку, отпил. Затем юноша отошел на пару шагов назад и окинул нас с Леоной своим недобрым взглядом. Я поежился. Будто повеяло холодом. Паттерсон тоже хранила напряжение, не понимая, что вообще происходит. Отпив еще, Арлен обратился к девушке:

– Между вами что-то есть?

– Между нами? – Лео взглянула сперва на меня, а затем на собеседника. – Только в параллельной вселенной. Мы просто разговариваем.

В ней чувствовалось раздражение. Я поспешил закивать головой в знак солидарности и тут же решил сгладить непонятную ситуацию:

– Хочешь, Арлен, посиди с нами.

Юноша взглянул на наручные часы и отрицательно покачал головой. Его ответ был категоричен:

– Нет. К тому же скоро перерыв закончится. Если будешь тут сидеть, опоздаешь на свою литературу.

Дарси развернулся и побрел к лестнице, покачивая бутылкой из стороны в сторону. Я и моя одноклассница выпали в осадок, смотря ему вслед. Мы задумчиво помолчали еще около минуты, а затем я зачем-то сказал:

– Мы с ним соседи по комнате.

– И это связано с тем, что ему от меня нужно? Зачем он спрашивал, встречаемся ли мы с тобой?

– Наверное, ты ему понравилась, – слукавил я, отведя глаза в сторону и надеясь, что сказанное прозвучало убедительно.

– Не уверена, – собеседница была проницательна. Не стоило путать ее с Лили, которая полностью зависела от чужого мнения. – Кстати, когда-то я была влюблена в Арлена.

– Правда? – я не удивился, но попытался всячески выразить удивление.

– Правда. Года два-три назад. Он всем и всегда нравился. Настоящий ублюдок.

– Эй, – нахмурился я, – отчего ты на него так?

– Ничего не изменилось. Если спросить у любой ученицы средней школы, кто из парней нравится ей больше всего, – пояснила Паттерсон, – она ответит, что Дарси. Я в то время умом тоже не блистала. Была как все. Арлен был такой мрачный, загадочный, смелый и сильный. По крайней мере, я его таким видела. Но моя пелена спала с глаз, когда...

Внезапно по ушам ударил школьный звонок. Лео бросила пакет от сока в мусорное ведро и строго объявила:

– Пошли.

– Но... ты не рассказала, – разочарованно возразил я и тут же последовал за девушкой.

– Потом расскажу, – пообещала она.

На душе стало неспокойно.

Примечания:

╧Поло – предмет одежды, имеющий короткую застёжку со стояче-отложным воротником и короткими рукавами.

²Сэмюэл Тэйлор Кольридж – английский поэт-романтик, критик и философ, выдающийся представитель «озёрной школы».

Глава 16

Вечером того же дня, сразу после ужина, я вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Прогулка в одиночестве казалась мне такой же необходимой, как стакан воды жаждущему в пустыне. Мороз освежал, а звон тишины будил мысли. Размеренным шагом, одну за другой я оставлял позади заметенные снегом аллейки и, кутаясь в объемный мех капюшона, брел туда, где было мое место. Сказать честно, для себя я принял решение на рождественские каникулы остаться в «Хартвуде». Мне не хотелось заглядывать в грустные глаза матери и знать причину ее бесконечной череды бессонниц; не хотелось быть рядом с отцом, который держал за руку другую женщину и называл сыном другого ребенка. Уж лучше здесь, среди пластмассовых улыбок, недомолвок, сплетен и неприязни. Я уповал на то, что большинство ребят разъедутся сразу после сдачи последних семестровых тестов, а я смогу периодически ездить в Хартпул и гулять по городу в компании самого себя. Чугунные прутья забора, напоминавшие клетку, успели надоесть. За все время, что здесь пришлось провести, я мог насчитать не более трех раз, когда удавалось покинуть территорию школы. В какой-то момент я почувствовал, что мне настолько тошно от происходящего в моей жизни, что я готов сбежать на другой материк и начать жизнь заново. Но в голову тут же пришла мысль, что я все еще не разобрался с некоторыми делами здесь.

Едва я дошел до аллейки сада, как за спиной услышал быстрые шаги, переходящие в бег. Обернувшись, удивленным взглядом я встретил Лили, зачем-то догоняющую меня. Едва я успел что-то спросить, как запыхавшаяся девушка остановилась и уперлась рукой в мое плечо, чтобы отдышаться.

– Тебе идет твоя беретка, – заметил я, едва одноклассница подняла голову.

– Спасибо, – засмущалась та, натянув темно-коричневую шапочку на уши. – Еле догнала тебя.

– А зачем вообще бежала? – я облокотился на калитку сада, и Блейн последовала моему примеру.

– Ну, во-первых, я не видела тебя после истории Британии...

– Черт, – ругнулся я, с досадой приложив руку к лицу. – Я забыл тебе позвонить перед ланчем. Ты хоть поела?

– Не переживай за меня, – Лили улыбнулась. В последнее время девушка выглядела лучше, чем прежде. Ее глаза блестели, словно граненые камни, на лице начала мелькать улыбка, а мраморные щеки порозовели. – Что ты тут делал?

– Да так. Гаррет звонил. Сказал, что сильнее тяжелого гипса ненавидит только ужасный зуд под ним.

Я не соврал. Манн действительно звонил мне, правда несколькими часами раньше. Я всегда был рад услышать своего друга, но теперь колебался – хочу ли я, чтобы тот возвращался в нашу комнату.

– Как поживает Арлен?

– Арлен... – произнес на выдохе я и поджал губы.

Одноклассница выжидающе вцепилась в меня взглядом.

– Да нормально... – я попытался продолжить, но меня перебили:

– У тебя есть его номер телефона?..

– Нет, – покачал головой я, недоуменно скосив глаза в сторону собеседницы. – Мы живем в одной комнате, и это бессмысленно.

Поведение Лили начинало настораживать меня. Я знал, что она испытывает симпатию к Дарси, как и многие здесь девушки, но, кажется, Блейн твердо решила идти в наступление. Даже штурмовать. Мысленно я отругал своего соседа за то, что, возможно, непреднамеренно он давал ей ложные надежды: сегодняшний завтрак, танцы, редкие разговоры.

– Тогда передашь ему это? – собеседница протянула мне сложенный вдвое листок, и меня немедленно накрыло чувство дежавю. – Я знаю, что ты не будешь читать. Я доверяю тебе, Нил.

Лили так естественно и наивно улыбнулась, что я оказался полностью обескуражен. Пришлось положить листок в карман и в очередной раз задуматься, почему невысокий парнишка, который извечно заправляет рубашку в брюки и таскает с собой книги, вызывает чувство доверия. Я никогда не пытался располагать к себе людей, а тем более нравиться кому-то или навязывать хорошее о себе мнение. Так получалось, и для самого себя я оставался загадкой.

Молча постояв еще полминуты, я согрел дыханием ладони и обратился к однокласснице:

– Ты очень легко одета. Иди в корпус. Простудишься.

– А ты?

– Я догоню тебя. За записку переживаешь?

– Если честно, то нет, – Блейн вновь улыбнулась, а мне захотелось отвернуться. Накатывало странное чувство раздражения, будто Лили стала для меня камнем на шее, хотя до этого я никогда не избегал ее общества.

– Тогда все-таки иди.

В знак моей заботы и дружеского отношения я размотал шарф и осторожно обернул его вокруг шеи девушки. Та благодарно кивнула и поспешила к общежитию, но через несколько шагов остановилась. Обернувшись, она напряженно взглянула на меня и произнесла:

– Ты в последнее время на себя не похож. Не высыпаешься?

– Скорее всего, – с глуповатой растерянной улыбкой ответил я.

Блейн помахала рукой на прощание и уже окончательно покинула меня. Я остался один среди заснеженных деревьев, пустых аллеек и тусклых фонарей. Не знаю, что за чувство владело мной в тот момент: я знал о тоске, знал об одиночестве, тягостном смятении, жалости и боли. Но это было чем-то новым, режущим грудь. В кармане я сжимал записку, суетливо предполагая, что там. Конечно, я мог достать этот чертов листочек и прочесть все, что Лили написала своим неровным почерком. Но было понятно, что от этого мне не станет легче, зато я предам свои принципы и нарушу доверие между нами. Поэтому, шумно втянув морозный воздух, я зашагал к корпусу. Я отмахивался от снега и, словно шоры, натягивал капюшон. Погода все портилась, насылала ветер, который кружил в полутьме. Едва дойдя до первой попавшейся урны, я достал записку и, скомкав ее, выбросил.

Так будет легче всем. И Дарси, и Лили.

Поднявшись в свою комнату, я хлопнул дверью так, что сам испугался. Арлен, сидевший за уроками, медленно обернулся и гневливо окинул меня взглядом. Я поежился от этого немого упрека, но промолчал. Скинув теплые вещи и убрав их в шкаф, я наконец-то обратил внимание на то, как приятно меняется внешность Дарси при свете одной только настольной лампы: его кожа становится теплее, а темные волосы по цвету напоминают жареные кофейные зерна, блестят, переливаются. Я встал около стола и скосил взгляд в сторону тетради соседа. Мое плохое зрение не позволяло мне разглядеть всех цифр, но я без труда догадался, что это математика. Не хотелось отвлекать парня от его занятия, но молчать было бы мучительнее.