Текст книги "Не твоя дочь (СИ)"

Автор книги: Кристина Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

Глеб

«Моя дочь?» – я держу в руках документы, косвенно подтверждающие наше родство: выписку из роддома, обменную карту и даже запись посещения клиники, в которой врач подтвердил беременность. В тот день она солгала. Солгала, что не ждет ребенка.

Кир стоял надо мной и ждал хоть какой-то реакции. Боялся, что сорвусь. Уже сутки я удерживал в себе бомбу замедленного действия. Узнать, что любимая женщина не собиралась говорить тебе о ребенке…

«О ребенке, которого я в то время не хотел…» – напоминает внутренний голос.

Я видел девочку и даже не обратил на нее внимания. Какая она? На кого похожа?

Не верится, что я отец…

Может быть такое, что не я отец малыша? Внутри от этой мысли все органы выжигает кислотой. Эта новость скрутила меня в бараний рог. Полный раздрай в голове. Без анализа ДНК я не могу ни в чем быть уверенным, но не решаюсь отдать приказ, чтобы это выяснить. А может, стоит? Переварю все за один раз, а потом решу, в каком направлении двигаться дальше.

Теперь становится ясно, почему Милада так упорно сопротивляется нашему сближению. Ей важно, чтобы я принял ребенка, от кого бы он ни был. Не получится просто принять, нужно стать ему настоящим отцом. Смогу? Отпущу все страхи?

– Что будешь делать? – задавая этот вопрос, друг внимательно следит за моей реакцией. Напряжен, как и я.

Этот вопрос всплывает в моей голове каждую минуту. Нет у меня на него ответа. Нужно взять под контроль эмоции. Легко сказать, но трудно сделать. Как тут успокоишься?

– Думать, – самому хочется в это верить. Действовать я мог и вчера вечером, с трудом удержался, не поехал к ней. Надолго ли хватит моей выдержки?

– Соберешься к Ромашовым, меня возьми с собой, – Кирилл настроен серьезно. Упрямо смотрит мне в глаза, не моргает. Руки в карманах брюк сжимает. – Опять дров наломаешь, Глеб.

Есть в его словах доля правды, но сейчас они меня злят.

– Лучше займись установлением отцовства, – решаюсь на этот шаг на эмоциях.

– Предлагаешь нам в мусоре копаться? – выходит и Кир из себя. Он сутки возле меня просидел, не спал и не ел. – Может, отыщем слюнявчик или волосы ребенка? – разворачивается и уходит.

Закрываю папку, прячу ее в нижний ящик. Сегодня все сотрудники обходят меня стороной. Даже Таня после утренней встречи не заглядывала ко мне весь день. Вчера полночи молотил по груше, а ярости в душе меньше не становилось. Ваньке не решался набрать. А если и брат предал? Знал и не сказал?

Звоню брату. Вчера два раза сбросил до первого гудка. Сегодня жду. Второй гудок… Третий…

– Алло? Привет, Глеб, – голос у Ваньки запыхавшийся.

– Привет. Помешал вечерней пробежке?

– Я уже домой возвращаюсь, не помешал. Как дела?

– Нормально, – отвечаю на автомате. – Вань, перешли мне фотки Милады с детьми. У тебя же есть? – в свободной руке гнется и ломается перьевая ручка, отбрасываю ее в сторону. Давлю в себе гнев, но как же это сложно.

– Есть несколько. А тебе зачем? – подозрительность в его голосе взрывает нутро.

Зачем?!

– Хочу на дочь посмотреть, – а еще тебе в глаза в данный момент, чтобы понять, знал ты или нет.

– Глеб? – удивленно. – Какая дочь? С тобой все нормально? – Ванька не играет, он реально не понимает, о ком идет речь. Меня немного отпускает. И даже сердце не так сильно жжет.

– Надеюсь, моя.

– Глеб… – ругается брат. – Объясни, что происходит? Что за бред ты несешь? – психует и раздражается Иван.

– У Милады есть дочь. Я так понимаю, ты не в курсе, что она родила ребенка? – на том конце провода повисает тишина. Ванька перестает тяжело дышать. Да он вообще, по-моему, не дышит. Так же и со мной было вчера.

– Дочь? – спустя, наверное, минуту.

– Дочь, Вань. Вчера узнал.

– Это точно?

– Точнее не бывает.

– Твоя?

«Будет моей, каким бы ни был результат анализа…» – пока только себе даю обещание.

Когда ты любишь женщину так, как я Ромашову, то сомнений быть не может, принимать ее ребенка или нет. Я сделаю все, чтобы полюбить эту Варю. Но если у малышки другой отец, я его где-нибудь прикопаю.

– Пока не знаю. Вань, ни слова Миладе о том, что я в курсе, – брат ничего не отвечает, переваривает информацию. – Жду фотографий.

– Глеб, подожди. Я прилечу завтра…

Глава 21

Милада

Малышне качалки нравились. Пытались иногда отнять новые кресла друг у друга, но в основном каждый топал к своему. Глеб несколько дней никак не напоминал о себе. Словно не дождавшись ответа на свое сообщение, он отступил. На Тихомирова это не похоже.

Я эти дни ломала голову: позволить ему сблизиться с Варей или нет? Это для Глеба все просто, а для меня вернуть его в нашу жизнь – большая ответственность. Ответственность перед дочерью. С другой стороны, если вычеркну Глеба из нашей жизни, не получу ли упреков от Вари, когда она вырастет, что я лишила ее отца?

Мама с папой были приглашены на именины важного чиновника. Таким людям не отказывают, если хотят, чтобы бизнес и дальше процветал. Мама не хотела оставлять меня с детьми одну, но выхода не было. Пришлось что-то придумывать. Папа разложил диван в гостиной. Если малыши захотят спать, то уложу их прямо здесь, родители вернутся, тогда папа поднимет их и уложит в кроватки.

Дети играли на полу, раскидывая по всей комнате множество игрушек, а я крутила в руках телефон и подумывала написать Глебу. Сейчас неплохой момент для него прийти в гости. Родителей не будет, мама не станет меня клевать за слабину. Порой не до конца понимаю, почему она так злится на Тихомирова. Сама отцу многое прощала. Хотя как прощала? Мстила. Скандалила, меня во все это втягивала. Сейчас и не разберешь, кто кому первым изменял.

Я перед плохо выученным экзаменом в университете нервничала раз в сто меньше. Меня всю трясло, пока я набирала короткое предложение: «Можешь заехать сегодня в гости, но через три часа детей буду укладывать». Потом еще минуту думала, отправлять или нет. Нажала на стрелку «отправить» и прикрыла глаза, стараясь унять взволнованное сердце.

«Буду через час», – пришел минут через десять лаконичный ответ.

Вот этот самый час я потратила на то, чтобы взять себя в руки, спрятать за маской все ненужные эмоции. Я не стала прихорашиваться. Во-первых, детей не оставишь одних, а поднять их на второй этаж с гипсом на ноге я не смогу. Во-вторых, он сразу заметит, что я готовилась к встрече. Выглядела я и без косметики хорошо.

Тихомиров пришел не с пустыми руками: цветы, игрушки и сладости. Я открыла дверь, не выходя во двор. Встречала его у дивана, упершись бедром о спинку. Разувшись, Глеб прошел в гостиную.

– Привет, – первой поздоровалась, когда он вошел в дверь, роняя пакет с игрушками.

– Здравствуй, – услышав вежливый ответ Тихомирова, я тут же напряглась.

Этого мужчину я за короткий отрезок времени успела хорошо изучить. Глеб был напряжен, а еще он тушил в себе злость. Я пока не могла понять, связан этот гнев со мной или он принес его с работы.

– Проходи, – Тихомиров не смотрел на меня, это не очень хороший знак. С трудом взятые под контроль эмоции стали сбоить. Вернувшись на диван, я присела и принялась ждать, что будет.

Цветы положил рядом со мной. Молча. Я на них даже не взглянула. Пакет со сладостями поставил на журнальный столик, а игрушки пошел лично вручать малышам.

Сердце пропустило удары, когда он присел на ковер возле детей. Мелкие насторожились. Предчувствие подсказывало, что все плохо, все очень плохо. Вручив Борьке коробку с машинками, он внимательно смотрит на Варю, будто ищет в ней свои черты. Достает игрушки, улыбается ей.

«Он знает!» – панический крик внутри меня. Сжимаю коленку с такой силой, что пальцы начинают болеть, а на коже точно останутся следы. Вся эта молчаливая сцена – вводная часть к последующему представлению.

Минут десять Глеб сидел возле Вари. Распаковывал игрушки и протягивал ей с улыбкой. Когда, схватив какого-то зайца, она утопала от Тихомирова, он поднялся и подошел ко мне. Захотелось встать, чтобы хоть немного сравняться с ним ростом. Неуютно оттого, что он нависает надо мной, приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.

– Варя моя? – тихо спрашивает он. Наверное, я ждала этого вопроса, поэтому, несмотря на сумасшедший ритм сердца, я спокойно отвечаю:

– Нет, – но выдержки не хватает, я все-таки отвожу взгляд. Тут же об этом жалею.

– Посмотри мне в глаза и ответь: это моя дочь? – от холодного, забытого тона мороз по коже, но я не собираюсь прятать глаза в пол.

Смотрю на него, как он и требовал. С вызовом. Тихомирову пора вспомнить, что я даже восемнадцатилетней девчонкой никогда не отступала, а теперь я мама. Мама замечательной малышки, которую не дам в обиду. И себя больше не позволю обижать.

– Смотрю тебе в глаза и повторяю: у моей дочери нет биологического отца, – все-таки язык не поворачивается говорить откровенную ложь. – Если в будущем я встречу достойного мужчину, верю, что он захочет удочерить… – фраза застывает на губах, пальцы Глеба сжимают мою шею.

Выпад был таким резким, что я не успела увернуться. Он ничего не говорит, но взгляд такой красноречивый, что мороз пробирает до костей. Готов меня убить, правда, непонятно за что: за то, что я родила от него ребенка, не сделав аборт, или за то, что в моей жизни может появиться другой? Тихомиров всегда был собственником.

Убить не хочет. Шею удерживает, но не сдавливает, хотя его энергетика давит сильнее, чем руки. Я ведь хотела его спровоцировать. Хотела сделать ему больно, как сделал он мне, поэтому и фразы такие выбрала.

– У моей дочери есть отец, и другого не будет, – чеканит холодным тоном слова, поглаживая подушечкой большого пальца вену на шее. Она бьется так, словно готова порваться. – А у тебя есть мужчина. И ни одному мудаку я не позволю к вам приблизиться…

Глава 22

Милада

– Начни с себя, – смотрю прямо в глаза.

Глеба задело, что я назвала его мудаком, свел брови вместе. Напрягся. Не нравится? Удивлен? Убираю руку от своей шеи, Тихомиров позволяет. Косится на детей.

– Ты единственная женщина, которая способна опустить меня на землю, не прилагая никаких усилий, – усмехнувшись, произносит он, продолжая нависать надо мной. – Мудак, значит?

– Есть сомнения? – сейчас страх проходит, на его место выдвигается злость. Опускаться до скандала, тем более в присутствии детей, я не стану, но так хочется высказаться и выставить Тихомирова за дверь. – Отойди в сторону, – достаточно грубо, но негромко, чтобы не пугать Варю, которая на нетвердых ножках топала ко мне, заметив что-то подозрительное. – А лучше вообще уйди.

Тихомиров делает вид, что не слышал последних слов, присаживается рядом на свободное место, наблюдает, как я притягиваю к себе Варюшу на колени и целую в пухлую щечку. Малышка не ко мне так радостно топала, она увидела бутоны роз, которые ей так нравилось отрывать и запихивать в рот. Ее непросто удерживать, Варя прилагает все свои скромные усилия, чтобы вырваться из захвата и достичь желанной цели.

– Нельзя, – строго произношу, потому что Варя начинает капризничать.

Борька увлечен. Ему не до цветов. Тихомиров ему подкинул задачку – вытащить машинки из коробки.

– Что она хочет? – спрашивает Глеб, все это время внимательно наблюдавший за нашим сражением.

– Распотрошить твой букет.

– Пусть потрошит, если ей нравится, – предлагает Тихомиров. Уперев руку в колено, принимается ждать, что я последую его совету. Глубоко вдыхаю. Медленно выдыхаю. Типичный папочка.

– Она лепестки сует в рот, я не знаю, чем их обрабатываю и какими руками трогают. Унеси цветы на кухню, – спуская Варю с колен. Она не понимает, что делает мне больно, но это замечает Глеб и хмурится. Хватает цветы и уходит на кухню. Возвращается быстро.

Варя в отсутствие букета вновь пытается залезть мне на руки, нога ноет, поэтому я стараюсь отвлечь малышку игрушками.

– Давай я ее возьму? Не испугается? – спрашивает Тихомиров, останавливаясь рядом с нами, присаживается на колени. Вряд ли Варя начнет плакать, если Глеб возьмет ее на руки, хотя к незнакомцам они с Борькой всегда относятся настороженно.

– Ты сам не испугаешься? – мой укол справедливый. Он столько лет шарахался от детей, что я поверить не могу в его искренность. Тихомиров не отвечает, лишь одну бровь выгибает. – Хочешь помочь, распакуй Боре машинки, он уже устал теребить коробку, – нервы подводят, поэтому в голосе слышно раздражение.

Я ждала, что он устроит допрос. Начнет настаивать на тесте ДНК. Возможно, угрожать судом, чтобы разделить право видеться с ребенком. Хотя не уверена, что Варя ему настолько нужна. Я уже ни в чем не уверена! Вспышка злости Тихомирова прошла, и теперь он ведет себя… правильно! Что еще больше настораживает.

А может, я просто боюсь ему еще раз поверить? Боюсь увидеть в нем то хорошее, перед чем не смогу устоять? Я боюсь новой боли…

– Держи, карапуз, – доставая из коробки небольшие гоночные машинки, Глеб показывал Борьке, как с ними играть.

Варе тоже стало интересно, и она потопала к ним. Плюхнулась на памперс, ковер смягчил удар. Потянулась к красной машинке, но Борька опередил. Моей дочке досталась зеленая, она тут же потянула ее в рот.

– Нет, нет, – отнимая руку от губ малышки. – Нельзя облизывать всякую гадость, – подхватывает ее на руки и сажает на колени.

Мое сердце замирает. Я внимательно, словно коршун, слежу за каждым его движением. Сердце подсказывает, что Тихомиров никак не обидит, не оттолкнет дочку, но расслабиться все равно не получается. Да и Глеб не расслаблен. Посадил Варю, а сам не двигается, будто его накрыло воспоминаниями. Хотя, возможно, прислушивается к своим чувствам. Для него это сродни прыжку в пропасть. Отмирает Тихомиров, поудобнее перехватывает Варю.

– Смотри, как она умеет, – катает машинку на ладони, но Варе неинтересно, она отбирает игрушку и вновь порывается ее попробовать «на зубок». – Я понял, тебе нужно дарить игрушки, которые можно жевать и слюнявить, – улыбается он малышке.

– У нас их много, не надо ничего дарить, – ровным тоном. Тихомиров никак не реагирует, проглатывает мой выпад. Он вообще ведет себя образцово. Борьку втянул в их игры.

Уже прошло больше часа, но я не решаюсь выставить его за дверь. Тихомирову удалось увлечь детей. Мне бы только сидеть и отдыхать, но я отчего-то злюсь...

Глава 23

Милада

Детей пора укладывать, а с Тихомировым – прощаться.

– Ты куда? – Глеб замечает, что я поднялась и потянулась к костылю. Последние минут сорок он старательно делал вид, что кроме него и детей в комнате никого нет. Чувствовал, что мое настроение портится, поэтому сидел рядом с малышами и позволял им закидывать себя игрушками.

Глеб чувствовал мое настроение, поэтому использовал тактику игнора, минимизировал конфликт между нами.

– Смесь приготовлю, – не глядя в его сторону, могу сказать, что Тихомиров хмурится. Я до сих пор безошибочно могу описать по его тону выражение лица.

– Тебе разве можно стоять на ноге?

– Я на ней не стою, – по крайней мере, очень стараюсь, не всегда получается. Сложно быть прилежным пациентом с младенцем на руках. Важнее своего здоровья ты ставишь ребенка.

– Я вижу. Сядь и скажи, что делать, – командует в присущей ему манере. Тихомировская забота. Обойдусь!

– Ты не у себя в офисе, чтобы командовать. Твое присутствие – случайность. Как думаешь, не приди ты сегодня в гости, кто кормил бы и укладывал детей? – вопрос риторический, я не жду на него ответа.

Шпильку Тихомиров проглатывает. Не было задачи его как-то специально задеть, но делать вид, что все в порядке, не получится. Дело не в женской обиде, не в том, что ребенок, которого он не желал, так тепло тянулся к нему, улыбался и протягивал игрушки. Совру, если скажу, что меня это не задевает. Задевает. Но проблема не только в этом, Тихомиров вновь врывается в мою жизнь и без зазрения совести рушит привычный уклад. Мне от этого дискомфортно. Я не могу довериться и принять его правила игры. Жизнь непростая, всякое может произойти, мне рядом с собой хочется видеть мужчину, который станет мне не только отличным любовником, но и отличным отцом моим детям, поддержкой и защитой в любой ситуации.

– Но я здесь и могу помочь, – Варя хватает его за штанину, удерживаясь, встает на ножки. Глеб опускает на дочку взгляд, замечаю в уголках губ намек на улыбку. – Скажи, что где лежит, я сделаю.

– Сама справлюсь, – быстрее сделать самой, чем объяснять. Подхватываю удобнее костыль и прыгаю до кухни готовить смесь. Обычно смесь даем за полчаса до сна. Мелкие выпивают молоко и довольные спят до утра.

На кухне остаюсь одна. Мне нужно немного времени, чтобы внутренне собраться. Присутствие Тихомирова никогда не оставляло меня равнодушной, а теперь он еще и в жизнь Вари пытается войти. Дерзко и бескомпромиссно. Малышка имеет право на отца, но внутри меня зреет протест, подогреваемый обидой. Я всегда старалась опираться в своих суждениях на разум, но тема Глеба – как нарыв, постоянно болит и дает о себе знать. Не получается без чувств и эмоций.

Не нужна ведь ему была Варя. Он не хотел ребенка. А теперь ведет себя так, будто я виновата, что отняла у него почти год знакомства с дочерью. Немой укор так и висит в воздухе.

Глеб приносит бутылочки из кухни по моей просьбе. Малыши выпивают все. Даю им поиграть еще полчаса. Пробую договориться с мелкими, чтобы они собрали игрушки и сложили их в манеж. Пока плохо получается. На помощь им приходит Глеб.

– Помочь уложить? – спрашивает Глеб, когда Варя начинает у него на коленях клевать носом.

– Я сама, – расстилаю у спинки дивана простыню.

– Укладывай. Я подожду, – подходит с Варей на руках и садится в кресло. Считывая немой вопрос на моем лице, отвечает: – Нам нужно поговорить. Ты ведь теперь не скоро меня в гости пригласишь?

Не скоро.

Меняю на ночь детям памперсы. Варя крепко держит бежево-розового зайца из подаренных сегодня Глебом игрушек. Не хочет отпускать, разрешаю спать с ним.

– А почему не в кроватках? – спрашивает, когда я укладываю детей и накрываю их одеялом.

– Мне сложно поднять их наверх, – равнодушно, хватит показывать эмоции, сегодня их было слишком много.

– Я ведь здесь, мне несложно.

– Не надо, – не хочу, чтобы у родителей возникли вопросы. А они обязательно возникнут. Цветы и сладости можно списать на доставку. Тихомиров не настаивает. По моей просьбе приглушает свет.

– Идем поговорим на кухне? – спрашивает он.

– Говори здесь, они не проснутся.

– Я хочу видеться со своей дочерью.

– Варя не твоя дочь, – эта фраза так часто всплывала в моей голове, когда я проецировала возможный разговор с Глебом, что сейчас я с легкостью ее произношу.

– Я знаю, что виноват перед ней и перед тобой. Дай мне шанс доказать, что я достоин быть рядом с вами…

Глава 24

Глеб

Смотрю на малышку, рассматриваю, как под микроскопом, каждую черточку. Не пытаюсь понять, моя она или нет, есть ли схожие черты лица, и так видно – Тихомирова. Моя дочка. Столько лет я запрещал себе даже думать об отцовстве, а тут вот она уже есть.

Сумбур в мыслях, в душе, но я пока не пойму, что чувствую, самые яркие на данный момент чувства – нежность к ребенку и страх не справиться с ситуацией, не оправдать надежд. Милада как пороховая бочка. В любой момент может вспыхнуть, фитиль уже подгорает.

Когда ехал к ним, установку себе четкую дал: ни при каких обстоятельствах не реагировать на провокации. Милада на раз может взорвать мой мозг, вынуть всю темноту наружу. Забрало от ревности сорвало, когда она о другом мужике заговорила. Красная пелена перед глазами от злости, а смотрю на упрямый взгляд, вздернутый подбородок, гордую осанку – и зацеловать хочется. Сильная умная девочка. Моей будет…

Мне хочется задержаться у них подольше, но каждым вздохом Милада мысленно гонит за дверь. Играл с Варей, а у самого руки дрожали, прикоснуться к ней было страшно. Через час где-то сердце перестало сбоить, когда она ко мне подходила и лезла на колени.

Пацан Ромашова рядом играет, а я словно не замечаю. Только из-за Милады подключаюсь, а то сделает вывод, что я против детей. Мужики в большинстве случаев только к году осознают, что стали отцами. Мы можем хвастать перед друзьями своими отпрысками, гордиться и понимать ответственность, но вот мамой стать не можем. Те сразу с головой уходят в ребенка, после рождения любят их больше всех на свете, до нас доходит долго, если не всучить нам новорожденного и не заставить о нем заботиться круглосуточно. Тогда этот процесс осознания происходит значительно быстрее.

Мы тоже разные. С Темкой я не сразу догнал, что в моей жизни произошли изменения. Много времени уделял работе. Потом втянулся и понял, что за сокровище мой сын. С Варей все намного стремительнее происходит. Я не знаю малышку, но я таю от нежности, глядя на нее. Тихомировская порода, но в ней угадываются тонкие черты любимой женщины. Как можно остаться к ней равнодушным? Мы сделали это чудо.

Любое предложение о помощи Милада отвергает. Я вижу, что ей тяжело. Хочется схватить и посадить на диван, запретив двигаться. Это было бы правильно, этого требуют мои инстинкты – защитить свою женщину, уберечь от боли.

В этот момент просыпается совесть в моей голове и напоминает, что самую большую боль ей причинил я. Неважно, что за этим стояло. Я осмысленно это сделал – заставил Миладу себя ненавидеть. Теперь любое проявление заботы воспринимается ею в штыки. Не знаю, как преодолеть эту преграду!

Приходится наблюдать за ней, сжав зубы. А нога у нее болит! Прыгает, а сама старается морщиться незаметно. Куда смотрят Ромашовы? Ей ногу беречь надо!

Ухватившись маленькой рукой за мой палец, Варя клюет носом у меня на коленях. Сердце тонет в нежности к этой беззащитной малышке. Я не хочу исчезать из ее жизни. Из ее жизни и из жизни Милады. Хочу знать распорядок дня моей дочери. Хочу укладывать ее спать, гулять, знать, что она любит. Пусть я не самый лучший отец в мире, но ведь могу им стать…

Я не уверен, что в ближайшее время мне такую возможность предоставят. Как только Милада укладывает детей, отказавшись, чтобы я поднял их и уложил в кроватки, завожу разговор о встрече с дочерью. Вновь слышу, что она не моя. Внутри поднимает голову темнота, но я стараюсь не реагировать. Одна мысль, что Милада могла родить от другого, растирает меня в пыль.

Милада специально бьет по болевым точкам. Не хочу пускать в голову сомнения. Не позволю. Знаю, что Варя моя. Могу легко сделать анализ ДНК и доказать родство в суде, но это сразу поставит крест на «нас», поэтому этот вариант отметаю.

– Я знаю, что виноват перед ней и перед тобой. Дай мне шанс доказать, что я достоин быть рядом с вами, – прогибаюсь, стою перед ней на коленях в фигуральном плане, но заранее знаю: Миладу это не тронет.

– Шанс дают тем, кто оступился, Глеб, а ты меня предал, – тихим голосом, в котором ничего нельзя прочитать. Всем своим видом Милада показывает, что я в прошлом. Нутро располосовано зазубренным лезвием, каждое ее последующее слово оставляет новые глубокие раны. – Ты меня предал не тогда, когда отказался иметь от меня ребенка, ты меня предал тогда, когда решил прогнать. Растоптав все, чем я жила. Но я рада, что ты так поступил, – невесело усмехнувшись. – Останься я подле тебя, у меня могло не быть Вари. Оставь нас, Глеб. Живи так, как привык.

Горло сжало железными тисками. Мотаю головой. Ощущение, что я бегу по тонкому льду, приближаюсь вроде, а на самом деле становлюсь все дальше от нее…