Текст книги "Дважды в жизни (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
«Тейт!».
Мы были тут всего час. Как они попали сюда так быстро?
Они звали, громко, но один единственный вопрос снова и снова раздавался из разных сторон: «Тейт, кто такой Сэм Брэндис?»
Я застыла, шокировано оглядывая толпу.
Папа обнял меня за плечи.
– Без комментариев и хорошего дня. Берегите себя.
Камеры вспыхивали с маниакальной скоростью, папа повел меня к машине и помог сесть на пассажирское место. Он обошел машину и махнул фотографам, качнув головой, что и он отвечать не станет.
– Вы знаете, ребята, как это работает, – проговорил папа, открывая дверь со стороны водителя. – Мы понимаем, что вы делаете свою работу, но так вы ответы не получите.
Он удобно устроился за рулем.
– Тейт! – крикнул кто-то. – С.Б. Хилл – тот же человек, который продал твою историю, когда тебе было восемнадцать? Это правда, что вы любили друг друга, и он тебя предал?
Я изо всех сил старалась смотреть прямо, не реагировать, чтобы это не попало на обложку газет.
Папа, нажав на кнопку, завел машину и посмотрел на меня.
– Ты в порядке, кексик?
Во всем этом не было смысла.
– Откуда они знают о Сэме?
– Ты же знаешь, как это бывает, – сказал папа и медленно отъехал от обочины, стараясь не задеть репортеров, все еще кричавших вопросы в лобовое стекло. – Они всегда обо всем узнают.
– Да, но… – как только мы проехали половину улицы, я согнулась и уткнулась лицом в ладони. Мысли путались, голоса и щелчки камер сбивали с толку, люди гнались за машиной, пытались сделать идеальный кадр, чтобы получить побольше денег.
Это сделал Ник?
Ник.
Меня вот-вот стошнит. Я же ему доверяла.
Когда я научусь?
Я застонала и откинулась на спинку сидения.
– Хаос какой-то.
– Все наладится.
Я покосилась на отца.
– Прости. Я… должна была тебе рассказать. Я просто не знаю, как они все выяснили. Наверное, Ник…
Я резко заткнулась. Папа не спросил из-за чего. И совсем не удивился.
– Тейт, все будет хорошо, – он сжал мою ногу, а потом вернул руку на руль. – Ты долгое время это делала. Ты знаешь, какой бывает пресса.
Мы летели по дороге, и папа тихо подпевал радио. А я пыталась понять, что происходило. Я не могла представить Ника, рассказывающего все прессе. Для него в этом нет никакой выгоды, наоборот он бы много потерял, предав меня.
Я посмотрела на отца. Он был таким спокойным.
– Ты слышал меня прошлой ночью? – я пыталась скрыть дрожь в голосе.
– Ты знаешь, что я тебя видел, мы уже говорили об этом в ресторане.
– Да, но слышал ли ты меня? Меня и Сэма. Ты подслушал наш разговор о Лондоне?
Он сжал руль сильнее.
– Кроха, я же сказал, все хорошо. Если прессы нет, это плохо. Это привлечет внимание к Сэму, станет большим открытием, связанным и с фильмом, и со всеми нами, – я не ответила, и папа взглянул на меня, а потом повернулся к дороге. – Представь заголовки. Люди будут драться на улицах, чтобы услышать историю, – еще взгляд. – Представляешь, сколько будет шума, когда они увидят нас вместе?
Нотка веселья в его голосе вызывала у меня тошноту. Все его слова, весь прогресс, который, как мне казалось, у нас наметился, оказался фальшью.
– Папа, только об этом они и будут говорить, – тихо сказала я. – Обо мне и Сэме. Вечно.
Он рассмеялся, и это веселье было искренним.
– Милая, серьезно? Вечно? Не знал, что ты такая наивная. Тебе нужно подумать, как растянуть внимание на наиболее долгий период, – отец поднял палец, подчеркивая свою точку зрения. – Послушай меня. В этом бизнесе одно лишь важно: нужно бороться каждый год и рассчитывать только на себя. Если хочешь держаться на плаву, нужно использовать все шансы, а это – золотая шахта, Тейт, – он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Золотая шахта.
В чем-то он был прав. Этой ночью имя Яна Батлера будет во всех телешоу страны и даже, наверное, в трендах в Твиттере.
По папиному мнению, так для меня будет лучше и, ему всего-то нужно было продать меня журналистам.
Глава 26
Мы замедлились и повернули к ферме, и у меня сжалось горло. Последняя четверть мили узкой дороги вела к скромным воротам фермы Руби, где возле припаркованных машин и грузовиков стояли фотографы.
Папа сел прямее и не сводил внимательного взгляда с дороги.
– Готова?
Я уставилась на него во все глаза. Настоящее дежавю. Но в этот раз мы подъезжали не к дому бабушки на реке, где репортеры и папарацци забили узкую улочку. И рядом со мной сидел не Марко, а папа.
Машину облепили репортеры, пока она медленно продвигалась к повороту на ферму. Камеры целились, тянулись микрофоны. Отец, мило улыбаясь, включил радио громче, чтобы заглушить царивший вокруг хаос, но стало только хуже. Крики фотографов смешивались с хриплым голосом Люсинды Уильямс, в тему напевавшей, что поменяет замки на входной двери.
Фотографы давили на машину. Ехать удавалось не больше двух миль в час, потому что если наедешь на репортера, может случиться скандал и похуже. Я опустила голову к коленям, подальше от вспышек камер, и стала глубоко вдыхать, уже страшась того, что ждало нас на ферме. Сэм уже в курсе? Могло ли повезти настолько, что все за забором окажутся в прекрасном неведении без доступа к интернету?
Кто-то постучал в окно, я вздрогнула и вскинула голову. Вспышка ударила по глазам, надолго ослепляя. Однозначно дорогой кадр: я с огромными глазами и приоткрытым ртом растеряно смотрела прямо в камеру, как этого хотели журналисты. Я привыкла, что пресса сходила с ума на премьерах фильмов, ловила меня во время пробежек и на всех мероприятиях. Но к подобному – нет. Это настоящее вторжение в мою жизнь, а не спровоцированная реакция на данные, сброшенные Марко или его связными. Эта кровожадность была вне моего контроля, отчего в моей груди сильно колотилось сердце.
Папа порой неловко махал, но его дружелюбная улыбка превратилась в гримасу. Может, он переживал, что репортеры поцарапают машину. Может, из салона он не мог очаровать фотографов, повернувшись для снимка лучшей стороной, с которой выглядел моложе и выше. Мне хотелось думать, что отец сейчас сомневался в своем поступке, но вряд ли.
Нам удалось миновать ворота, которые закрылись за нами следом. Я едва вдохнула, как желудок сжался при открывшемся виде: Марко уже приехал и дожидался меня перед Общинным домом. Заметив нас, мужчина сбежал по ступенькам крыльца и навис над моей дверцей еще до того, как мы полностью остановились.
– Так сложно взять трубку? – он помог мне выйти, уже переключившись в режим спасения, и повел меня к черному джипу, стоявшему в паре метров впереди. Двигатель автомобиля тихо гудел. – Шарли собирает твои вещи. Я…
– Помедленнее, Марко. Что происходит?
Он оглянулся на моего отца.
– Может, сама расскажешь.
Папа щурился под серым небом. Мужчины обменялись напряженными взглядами, а я посмотрела в сторону, чтобы лишний раз не паниковать. Несколько ребят из съемочной группы замерли на крыльце Общинного дома и не сводили с нас глаз, но пытались делать это не заметно. Я не увидела Сэма.
– Мы обедали в городе, – объяснил папа, – а когда вышли, парковка просто кишела фотографами. Они спрашивали о Сэме, Тейт и ее поездке в Лондон в детстве. Не знаю, как они узнали.
Марко медленно кивнул.
– Загадка просто.
Я быстро подключилась к разговору и кивнула, подтверждая слова папы, словно мы рассказывали одну историю.
– Они появились из ниоткуда.
Марко посмотрел на меня, и я взглядом показала, что нужно сохранять спокойствие. Марко не обязан ладить с папой, а вот мне приходилось. Пресса любила моего отца. И даже скандал с его изменой и брошенным единственным ребенком особо его не задел. А теперь отец слил мою историю прессе, самостоятельно решив, как и когда это провернуть. У него была вся информация, все карты на руках.
Но несмотря на то, как отец со мной поступил, я не могла его ни в чем обвинять.
Он нужен мне рядом, пока я не придумаю какой-нибудь план.
– Нам нужно обдумать решение проблемы в машине, – сказала я и оглянулась на отца. – Нам скоро уезжать, так что я свяжусь с Алтеей насчет Рождества.
Папа снова уверенно улыбался.
– Звучит неплохо, кексик, – он поцеловал меня в щеку и протянул руку Марко.
Вдруг горячие предательские слезы ужалили мои глаза, но я быстро их сморгнула.
– Марко, – обратился папа, – как и всегда, было приятно тебя увидеть.
– Взаимно, – мы с Марко смотрели, как папа уходил к своей «Тесле», поднимая ногами облачка пыли. Я полагаю, свои вещи он заставил собирать кого-то другого с фермы, у самого были дела поважнее, чем заботиться о чемоданах с одеждой. Отец махнул еще раз, сверкнул фирменной улыбкой и поехал к воротам.
Повисла тяжелая тишина.
– Прости, Тейт, – наконец, сказал Марко.
– Это просто бизнес, – ответила я. – Я должна уже к такому привыкнуть.
– Нет.
Я ссутулилась, ощутив на плечах огромный груз всего произошедшего.
– Знаю, мы торопимся, но мне нужно поговорить с Сэмом.
Но стоило мне шагнуть в сторону, Марко перехватил меня за руку.
– Тейт…
Страх поднимался все выше к горлу. Только не опять. Умоляю.
– Он уехал, да?
Марко словно на десять лет постарел.
– Гвен отправила его на самолет.
– Он оставил записку? Сказал что-нибудь?
Чувствуя приближение моей паники, Марко шагнул ближе.
– Нет, Тейт. Но, милая, тебе нужно меня послушать.
– Нет, – голова кружилась. – Я не понимаю, что происходит. Он просто уехал?
Марко опустил ладони на мои плечи и склонился, чтобы видеть мои глаза.
– Мы все обсудим, как только уедем отсюда. Я расскажу все, что удалось выяснить. Утром мне позвонил один знакомый и сообщил, что получил анонимную информацию, еще пара человек уже ехала сюда. Они заняли места у твоей квартиры, дома бабушки, – Марко сделал паузу и сглотнул, – фермы Сэма.
Я посмотрела в его глаза.
– В Вермонте?
– Не сомневаюсь, они уже поговорили с его соседями, бывшей женой…
– Ее ребенка только выписали из больницы, – сказала ему я.
Марко кивнул.
– Тейт, мне нужно позвонить Гвен. Это многомиллионный фильм внезапно оказался в центре одного из крупнейших скандалов Голливуда. Вся эта шумиха для тех ребят, как конфеты, – он кивнул на ворота, где все еще торчали фотографы, – и студии нужно идти на шаг впереди. Уверен, у тебя уже не меньше десятка сообщений. И ты знала бы об этом, если бы брала телефон с собой, – сказал Марко, хмурясь. – Сэм уехал до моего появления.
– Марко, – произнесла я и от внезапно пришедшей в голову мысли мне поплохело, и даже ладони похолодели. – Ты же не думаешь, что это Сэм? Позвонил прессе? Мы же оба понимаем, что это Ян?
– Да, это Ян, – он мрачно поджал губы. – Знаю, но от этого не легче. Судя по тому, что сказала Гвен, Сэм был в шоке от новостей, как и все мы. Он решил уехать к своей группе поддержки, а тебе нужно домой, к своей. Твоя мама вылетела около часа назад. Она будет у тебя, когда ты доберешься до ЛА.
Я надавила ладонями на глаза. Не представляю из кого состояла группа поддержки Сэма. Его бывшей жене и так хватало хлопот. Роберта и Лютер умерли. У Сэма был менеджер? Я буду мучиться этими мыслями, но Сэму придется нелегко и потребуется вся возможная для него помощь.
Я это понимала, повторяла снова и снова, но когда через три часа мы добрались до аэропорта Оклэнда, я так ничего и не услышала от Сэма. В животе от переживаний все словно кислотой разъедало. Все было разрушено. Помимо того, что мы вылетели раньше запланированного, добавился стресс из-за раскрытой истории, и все вообще вышло из-под контроля. Может, телефон Сэма переполнен сообщениями. Может, он его выключил. Может, у него не было моего номера – откуда? Может, он собирался позвонить, но решил, как стоило подумать и мне, что разберемся со всем, когда шумиха немного утихнет.
* * *
После домика на ферме мой собственный казался огромным и стерильным. Картины, которые раньше радовали меня своим минимализмом и красотой, сейчас выглядели какими-то одинокими на белых стенах. Моя гостиная, полная белой мебели, которую совсем недавно я считала уютной и похожей на облако, теперь казалась слишком дорогой, не походила на место, куда можно рухнуть без сил в конце дня.
Даже моя спальня была слишком большой, пустой и безликой.
Странно, но когда я представляла Сэма здесь – как он раскинулся на моей кровати или диване в носках и домашних штанах, или насвистывал во время приготовления ужина на большой плите – дом казался намного теплее. Впервые в жизни я поняла: дом не всегда был только местом, он мог быть и человеком.
Я повернулась и посмотрела в окно, пока мама складывала белье на кровати.
– Ты все еще собираешься встретиться с папой на Рождество? – она разгладила мою футболку по покрывалу, сложила идеально в три раза и убрала в стопку.
Я сжала край штанов.
– Мы разъехались, словно ничего не случилось, но… я сомневаюсь.
Она печально улыбнулась.
– Мне жаль, милая.
Я со стоном упала на одну из подушек. Хлопок холодил шею сзади.
– Не понимаю, чему удивляюсь.
– Потому что он твой отец. И должен быть лучше этого.
Я пожала плечами, ощущая странное онемение.
– Да, но папа не скрывал, какой он, просто я не хотела верить, – я досчитала до десяти, чтобы взять себя в руки, а потом села и скрестила ноги. – У меня плохой отец, но потрясающая мама. У некоторых и этого нет. Я не жалуюсь.
Мама мило улыбнулась и поцеловала меня в лоб.
– Если бы я его не встретила, не было бы тебя. Сложно сожалеть из-за этого, но мне грустно, что тебе приходится иметь дело с тем же эгоистом, которого я бросила много лет назад. Вряд ли Ян вообще повзрослел, – она выпрямилась и взяла следующую футболку. – Ты говорила с бабушкой?
Ой. Я покачала головой, чувствуя укол вины.
– Я переживала, что она завалит меня горой «Я же говорила» и долгими паузами.
– Вряд ли. Думаю, она переживает за тебя, но, как и любая мать, не станет часто это повторять, потому что, как мы с тобой хорошо знаем, она тоже не любит слушать «Я же говорила».
Я понимала, что мама права, и бабушке не нравилось так говорить, но это все равно будет первым, что она скажет. Она едва простила меня за Лондон. Ее молчаливое неодобрение никуда не делось – когда моя карьера устремилась вверх, бабушка немного от меня отстранилась, и каждый раз, когда по телевизору показывали трейлер с фильмом папы, она протяжно выдыхала и медленно подносила чашку кофе к губам.
– И ей будет непросто, – произнесла я и со стоном упала на подушку еще раз. – Люди будут снова приходить к ней в кафе и просить сфотографироваться. Бабушка терпеть не может, когда ее тайком снимают на «айфон».
Мама рассмеялась, представив это.
– Ей все равно пора на пенсию, – мама согнала меня с кровати. – Она приехала тебя увидеть, так что поговори с ней. И поешь что-нибудь, – крикнула она мне вслед. – Жизнь продолжается.
* * *
Шарли сидела на кухонной столешнице и ела кусок черничного пирога, который бабушка привезла из Герневилля. И если не учитывать мобильник, лежавший у бедра Шарли, можно было забыть, что нам было по тридцать два, а не по шестнадцать.
Я выглянула в окно на длинную ухоженную дорожку. Вход перекрывали железные ворота в пятнадцать футов высотой, окруженные деревьями и кустами, но я все равно видела несколько фотографов, расхаживающих с другой стороны. Я насчитала четверых. Один, казалось, ел яблоко. Другой говорил, дико жестикулируя. Они общались так спокойно, как сотрудники во время перерыва, а не папарацци, поджидающие меня.
– Они все еще там? – спросила бабушка из-за стола кухни. Я оглянулась, а она поправляла перед собой уже ровные ряды игральных карт.
– Они будут торчать тут круглыми сутками, – застонала Шарли с полным ртом.
Я отрицательно покачала головой, но слова все равно прозвучали неубедительно:
– Думаю, скоро им наскучит, и они уйдут.
Бабушка посмотрела на меня поверх толстых очков, словно говоря: «Думаешь, я вчера родилась?».
Ощущая напряжение, Шарли спрыгнула со столешницы.
– Я в душ, – она поставила телефон заряжаться и перевернула экраном вниз. Я заметила, как она постоянно хмуро на него поглядывала. Даже думать не хотелось, что она там видела. – Дайте знать, если что-то произойдет, – сказала Шарли по пути в ванную.
Я взяла чайник, наполнила его водой и включила плиту.
– Бабушка, хочешь чаю?
– Выпью, если ты отойдешь от окна и присядешь.
Я села рядом.
– Где твоя мать? – спросила она.
– Стирает, – ответила я. – Почти все уже чистое, но ты же ее знаешь.
Бабушка собрала карты и перетасовала. Ее ладони научили меня печь пироги, обрабатывали мои раны после падений, помогали научиться завязывать шнурки. Теперь они выглядели иначе. Ее ладони были гладкими, сильными и умелыми. Теперь суставы опухли от артрита, кожа покрылась возрастными морщинками.
– Она это любит, – проговорила бабушка, – но, скорее всего, просто хочет отвлечься.
Я улыбнулась.
– Это мне кого-то напоминает.
Бабушка рассмеялась и продолжила тасовать карты.
– Не знаю. Я научилась радоваться затишью. Например, тому, что не нужно вставать в четыре утра ради пирогов, как было раньше.
Я была рада, что у бабушки и мамы появились ученицы – молодая женщина по имени Кэти и ее кузина Сисси – и они многое делали в кафе. Но вспомнив бабушку, какой она была в моем детстве, я вдруг разговорилась:
– Прости за все, – сказала я. – За то, что творится снаружи… и в прошлый раз.
Она разделила колоду пополам, дала мне стопку, перевернула свою первую карту. Бабушка указала и мне так сделать. Я рассмеялась, когда поняла, что, хоть она была опытной в картах, она решила сыграть в самую простую игру: войну.
– Думаешь, я не справилась бы с криббеджем или джином, бабушка?
– Думаю, тебе не повредит немного отключить мозг.
С этим не поспоришь.
Когда я открыла четверку, бабушка забрала ее со своей семеркой к себе в колоду и открыла следующую карту.
– Я не говорила о твоем дедушке какое-то время, – сказала она. – Помнишь что-нибудь о нем?
Воздух в комнате словно замер. Мы с бабушкой всегда говорили о практичном: что нужно сделать до наплыва посетителей во время завтрака, как мне использовать прохладную воду для корочки на пироге, когда стоило отдыхать после работы, когда я могла взять отпуск в этом году.
Мы не говорили о бабушкином прошлом, ее чувствах, точно не обсуждали ее мужа, который умер много лет назад. Еще до моего рождения. Но до его смерти бабушка не решалась открывать кафе, не имела такой свободы.
– Я знаю, что он был в армии и воевал, – сказала я. – Мама говорила, что он любил чернику и рыбалку, и что у нее его глаза. Но вы с мамой мало о нем вспоминаете.
– Потому что его было сложно любить, – ответила бабушка. – И когда он умер, наверное, тогда я поняла, что если молодой и милой нашла такого сложного мужчину, то с ребенком на руках и вечной занятостью лучше уже точно не найду.
Я так сосредоточилась на ее словах, что бабушка постучала по моей стопке карт, напоминая о моей очереди. Я перевернула карту – семерка против ее десятки. Она забрала обе.
– Твоя мама тоже больше не пыталась, но я знаю, на то у нее были свои причины, – она перевернула карту, двойку. Не очень приятно забирать ее с тузом. – Она любила твоего отца. Они были счастливы какое-то время, а потом она больше не хотела иметь дело с мужчинами.
– Наверное, это проклятие женщин Гурье, – мрачно произнесла я. Я выключила телефон пару часов назад. Я смотрела на него каждые пару минут и ждала звонка Сэма. Но чайник не кипит, если над ним стоять, так и телефон не звонил, пока я на него смотрела.
Бабушка замерла с картой в руке.
– Тейт. Я не хотела такого для тебя. Я не хотела, чтобы ты была такой закрытой, – она склонилась, поймала мой взгляд. – Что бы ни случилось в этот раз с Сэмом, я рада, что ты попробовала снова.
На глазах выступили горячие слезы, и бабушка быстро сменила тему.
– Ты что-нибудь поела?
Я не успела ответить, снаружи послышался хор криков, заурчал двигатель. Я прошла к окну, тепло облегчения пронеслось по телу при виде машины Марко.
Но, когда мы встретили его на пороге, он был мрачным.
– Как дела?
– Ты говорил с Сэмом? – тут же спросила я, опешив, когда он проигнорировал мой вопрос и отправился к скотчу, который я хранила в баре в гостиной.
Мы ждали в напряженной тишине, пока он налил порцию, а затем ее выпил.
– Видела заголовки? – наконец, спросил Марко.
Тревога и раздражение смешались внутри. У Гвен хорошие связи в городе, и мы думали, что она сможет потянуть за них и все быстро уладить.
– Я не смотрела, потому что ты только начал разбираться в проблеме, и я не хотела паниковать, – сказала я. – Разве не это ты просил сделать? Залечь на дно и терпеть, пока ты не приедешь?
Он перевел взгляд на Шарли.
– А ты?
Они мгновение молча смотрели друг на друга. А потом та слабо кивнула.
– Хочешь ей показать? – спросил Марко.
– Что показать? – я смотрела на них по очереди. – Марко, все плохо? Что происходит?
Плечи Шарли опустились, она прошла на кухню и вернулась с телефоном в руке.
– Просто полистай, – сказала она и попыталась отдать мобильник.
– Нет, – я отодвинула ее руку. – Меня нет в соцсетях, потому что я не хочу видеть гадкое мнение людей.
Марко вздохнул.
– Тейт.
Я посмотрела на телефон Шарли, там тянулись записи в Твиттере под хэштегом #ТейтБатлер. Сверху была ссылка на статью на TMZ, и я ее открыла.
«Мы все читали историю: Тейт Батлер – дочь суперзвезды Яна Батлера – скрывали от света софитов, пока ей не исполнилось восемнадцать, пока она не была готова сиять. Так мы думали. В эксклюзиве на этой неделе мы сообщаем, что Тейт и ее команда не были теми, кто придумал ее возвращение. Это сделал хитрый подросток-возлюбленный, решивший обогатиться, а восемнадцатилетняя Тейт этого и не поняла.
Похоже, он вернулся. С.Б. Хилл – псевдоним жителя Вермонта. Его полное имя Сэм Брэндис – это сценарист «Молочая» (съемки завершились на этой неделе в Мендочино, главные роли, как вы поняли, достались Тейт и Яну Батлер). И это Сэм продал Тейт Батлер четырнадцать лет назад. Их воссоединение – романтический поворот судьбы, или он снова захотел денег?»
Похожее было во всех статьях.
– Это бред! – я бросила телефон Шарли на диван. – Серьезно.
– Согласен, это глупо, – сказал Марко. – Но все говорят об этом, и я не преувеличиваю.
– Как ты это исправишь? – я говорила громче, уже на грани истерики. Одного взгляда на Марко оказалось достаточно, чтобы понять – мои требования его не тревожили. То же самое, что биться головой об стену.
– Я связался со своими ребятами в «Ассоциации прессы» и большинством соцсетей, – Марко глубоко вдохнул. – Но Сэм не дает опровержение, как и Ян.
– Так устрой мне интервью. Я все объясню.
Марко уже качал головой.
– Что насчет заявления? – спросила мама.
– Мы его выпустим, – терпеливо объяснил Марко, – но нам нужно договориться с Гвен и студией, а это не быстрый процесс. И Сэму нужно решать. Если он на это никак не отреагирует, то окажется настоящим монстром.
– Значит, выступим мы и расскажем правду, – сказала я.
– Какую? – тихо спросил Марко. – Что он поступил именно так, как написали в статье?
– Ты знаешь, что это не так, – я почти кричала. – Они все перекрутили. Если мы объясним…
– Тейт, тебе нужно послушать. Ты же говорила, что доверяешь мне?
Сердце колотилось в груди, адреналин в крови гудел. Я смогла кивнуть.
– Тогда позволь мне делать свою работу. Всем тем людям хочется урвать кусок побольше. Что-нибудь заманчивое, чтобы привлечь читателей. Им плевать на оправдания, потому что никто не станет читать дальше заголовка или твита. В этой версии ты выглядишь как жертва, а еще как слабая и наивная. Ты не такая в бренде, который мы создали. Пусть Сэм переживает о своем бренде. Нам нужно уехать отсюда, пока студия не выступит с ответом. Потом поговорим об интервью.
– Мне нужно поговорить с Сэмом. Нужно… найти его.
– Он не хочет, чтобы его нашли, Тейт. Я пытался. Никто не может с ним связаться.
Я позволила этой мысли осесть в голове. Я снова ошиблась на его счет?
Меня снова обманули?
– Ладно, – я медленно выдохнула. Я уже это делала – собирала себя по кусочкам. Смогу еще раз. – Когда мы уезжаем?
Глава 27
Марко постарался спрятать нас подальше от прессы. Прежде чем отправить нас к задней двери, где уже ждали несколько машин, которые охранники оставят как приманки, Марко предложил мне связаться с друзьями в сети с большим количеством подписчиков. Не давать официальное заявление, а показать, что я знала о происходящем, и моя команда этим занималась, и что я свяжусь, как только смогу сказать что-нибудь конкретное.
Как обычно, ход был идеальным. Теперь появились твиты с подобным содержанием:
«Я знаю Тейт, и это не достоверная история».
«Не верьте всему, что читаете».
«Всем нужно успокоиться и ждать, пока выяснится правда».
Волна переменилась, как часто бывает онлайн. Твиты моих друзей репостили с уверенными комментариями:
«Необдуманная реакция никогда не оказывается правильной».
«Дураки, вы слишком быстро на это повелись».
«Хватит уже вашей гадкой драмы».
Ответы могли быть не совсем справедливыми, но дышалось теперь намного легче.
* * *
Дом, который нам нашел Марко, оказался идеальной сменой обстановки. Я не хотела в город, в пригород или в хижину посреди леса, где окружение напоминало бы ферму Руби. Вместо этого мы поехали в Сан-Диего, оттуда вылетели в Южную Каролину, доехали до Мерреллс Инлет и остановились перед двухэтажным серым домом, который окружали пляж и океан. На часах было полседьмого утра, когда я рухнула в кровать. Прямо за окном растянулся Атлантический океан.
Я накинула одеяло на голову, скрываясь от света солнца и жалея, что не получалось так же легко отключить мозг. Мысли не переставали крутиться. Отношения с отцом наладить не удалось. Я впустила Сэма, игнорируя голос в голове, требующий быть осторожнее. Что бы он ни чувствовал, какие обстоятельства бы не мешали ему отыскать меня, это не отменяло факта, что я была в том же положении, как и тогда: одинокая, растерянная, обманутая.
Я хотела назвать это чувство, назвать его любовью. Я никогда не чувствовала к другим то, что было с Сэмом. Такой сильной преданности, что меня словно вырезали изнутри и наполнили чем-то теплым и податливым. Кровь гудела, как воздух от взмахов крылышек колибри. Даже мысли о Сэме могли отвлечь от безумия сплетен.
Но он не звонил, не пытался со мной связаться. Из Калифорнии в Вермонт лететь не так долго. Он решил, что наши отношения того не стоили? Я снова лежала и пыталась понять, была ли достаточно хороша для Сэма Брэндиса?
Я задвинула шторы, выключила свет, но пришлось посмотреть три серии «Шиттс Крик» на маленьком телевизоре, чтобы поднять свое эго над водой.
«Помнишь? – сказала я себе. – Ты не хотела больше такого чувствовать. Радость не стоит боли».
В дверь постучали, когда я уже начала засыпать.
Небольшой луч света растянулся по ковру, и я чуть приоткрыла глаза и заметила стоявшую на пороге приоткрытой двери маму.
– Милая, твой телефон звонит, – она замерла, а потом принесла его мне.
Я опустила взгляд. Мой номер был не у всех. На экране светилось уведомление о голосовом сообщении, но номер звонившего я не узнала.
Мама ушла, пока я смотрела на экран, надеясь отчасти, что это был Сэм, отчасти – что это не он. Радость не стоит боли.
Я поднесла телефон к уху, и в трубке раздался хриплый голос.
– Привет, Тейт, это я, – долгая пауза, и мои ребра стали давить на легкие, а потом раздался сухой смешок. – Безумие какое-то. Парни с камерами сейчас за моим окном. Я просто хотел убедиться, что ты знаешь – в этот раз сообщил не я.
Он замолчал, а потом кашлянул.
– Даже не знаю, что сказать. Я хотел хотя бы попрощаться. Я не знаю, нужен ли тебе… хочешь ли ты меня теперь, но я здесь. Это мой номер. Звони, когда и если будешь готова.
* * *
Ни одного дома не было в радиусе полумили. Ближайшей соседкой оказалась женщина бабушкиного возраста, ее звали Ширли. Она не знала, кто я, и призналась, когда принесла в честь знакомства запеканку, что ее любимым сериалом всегда будет «Блюз Хилл-стрит». Вряд ли стоило переживать, что Ширли позвонит в газету и нас выдаст.
Бабушка стала печь пироги с местными ингредиентами и доставлять их лично тем соседям, до кого могла дойти пешком. Мама установила мольберт на заднем крыльце и пыталась каждое утро запечатлеть рассвет. Я бродила по пляжу, искала целые ракушки и надеялась, что однажды проснусь и узнаю, что буду делать с Сэмом.
Мы провели здесь неделю, но я так ничего не решила.
Сэм больше не звонил, но, насколько я знала, не сделал пока заявление.
На восьмой день Марко появился со стопкой сценариев и новостью, что в не связанном с этим интервью, Гвен заговорила о скандале с С.Б. Хиллом.
– Гвен Типпет подтвердила, что у Тейт Батлер и Сэма были отношения в прошлом, и они воссоединились во время съемок «Молочая», – читал Марко, щурясь. Он приехал с собрания в Нью-Йорке, сидел босиком на песке, хоть и был в костюме за восемьсот долларов. – Когда режиссера спросили, повлияли ли отношения на игру Тейт в фильме, Типпет хитро намекнула, что зрителям придется подождать и увидеть, – Марко закатил глаза. – Очень тонко, Гвен.
Я притянула ноги к груди и натянула на них свитер, чтобы согреться.
– Значит цирк утих.
Он бросил телефон на песок рядом с собой и перевел взгляд на волны.
– В большей степени. До пресс-конференции. Или пока кто-нибудь не заметит вас с Сэмом вместе, – я молчала, ощущая, как Марко повернулся и посмотрел на меня. – Такое же случится?
– Не знаю, – я грызла ноготь большого пальца и думала. – Это ты дал ему мой номер?
– Да.
Я медленно выдохнула.
– Хорошо.
– Скажи, что ты чувствуешь, Тейт.
– Я скучаю по нему. Я хочу позвонить, но разум напоминает, о моей постоянной спешке в прошлом, – я нахмурилась. – Пора обдумать все и принять решение.
– Мои родители стали жить вместе после недели свиданий, – сказал Марко и пожал плечами. – И прожили вместе пятьдесят два года. Понятие скорости у всех разное.
Мне очень хотелось, чтобы это было правдой. Я вспомнила первый день на съемках, как увидела Сэма на тропинке, как все резко вернулось. Порой я радовалась, что у меня не было предупреждений. Я бы тогда согласилась на роль? Казалось, судьба…
Я замерла, мозг зацепился за эту деталь. Что-то явно изменилось в моей позе или на моем лице, потому что Марко вдруг наклонился.
– Тейт?
Его письма.
Я вытащила телефон из кармана свитера и стала искать среди писем, пересланных Терри. Я листала месяц за месяцем, а потом:
Вторник, 8 января.
Четверг, 14 марта.
Среда, 24 июля.
Четверг, 25 июля.
Голова кружилась. Я затаила дыхание и стала читать.
Кому: Тейт Батлер
От: С.Б. Хилл
Тема: «Молочай»
Дата: вторник, 8 января
Дорогая Тейт,
Не знаю, с чего начать это письмо. Я много лет думал, что тебе написать, но, учитывая новости, которые я только услышал, я не мог медлить и дальше.