Текст книги "Королевское чудовище"

Автор книги: Кристина Кашор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава двадцатая

В тот же день у них появились сведения, заставившие всех позабыть о юном помощнике Каттера.

Был поздний вечер. Спустившись в конюшни, Файер почувствовала, что во дворец из города возвращается Арчер. Обычно ей не удалось бы так ясно его почуять, не концентрируясь специально, но в этот раз разум его был открыт, словно у младенца – он определенно очень торопился поговорить с ней, а еще был слегка нетрезв.

Файер только-только начала чистить Малыша, который закрыл глаза и от блаженства закапывал слюнями пол в стойле. Ей не особо сильно хотелось видеть Арчера, особенно взволнованного и пьяного. Она послала ему мысль: «Поговорим, когда протрезвеешь».

Через несколько часов Файер, привычно сопровождаемая шестью стражами, прошла по лабиринту коридоров от своих покоев к комнатам Арчера. Но перед его дверью в замешательстве остановилась, почувствовав за нею разум Милы, у которой сегодня был свободный вечер.

Мысли Файер засуетились в поисках объяснений – каких угодно объяснений, кроме очевидного. Но разум Милы был открыт, как и все, даже самые крепкие, в такие моменты, какой Мила переживала прямо сейчас по другую сторону двери, и на Файер нахлынули воспоминания о том, как красива и очаровательна ее юная охранница и сколько у Арчера было возможностей положить на нее глаз.

Файер молча стояла перед покоями Арчера, ее била дрожь. Он совершенно точно никогда еще не злил ее так сильно.

Развернувшись на каблуках, она пошла обратно по коридору, нашла лестницу и устремилась вверх, вверх и вверх, пока не выбралась на крышу, и принялась там маршировать из угла в угол. Было холодно и сыро, пахло приближающимся снегом, а на ней не было плаща, но Файер не замечала, ей было все равно. Озадаченные стражи отошли в сторону, чтобы она в своих метаниях не сбила их с ног.

Через некоторое время то, чего она дожидалась, наконец произошло: Мила уснула. Ждать пришлось долго, было уже поздно, и на крышу устало поднимался Бриган. Нельзя сегодня с ним встречаться. Она не сумеет сдержаться и промолчать обо всем этом, и даже если Арчер и заслуживает, чтобы его имя вот так прополоскали, то по отношению к Миле это будет нечестно.

Она двинулась вниз по другой лестнице, чтобы не наткнуться на Бригана, снова пересекла лабиринт коридоров и остановилась перед дверью. «Арчер, – послала она ему мысль, – а ну выходи сейчас же».

Он появился очень быстро – удивленный, наскоро одевшийся и без сапог – и Файер впервые воспользовалась своим правом остаться с ним наедине и услала стражников в разные концы длинного коридора. Напустить на себя спокойный вид оказалось непросто, и когда она заговорила, голос ее прозвучал едко.

– Тебе обязательно было охотиться за моими стражницами?

Его недоумение тут же прошло.

– Вообще-то я не хищник, – горячо ответил он. – Женщины приходят ко мне добровольно. И что тебе за дело до меня?

– Ты делаешь им больно. Ты ужасно обращаешься с людьми, Арчер. Почему именно Мила? Ей всего пятнадцать!

– И сейчас она спит, счастливая, как разомлевший на солнце котенок. Ты шумишь по пустякам.

Файер перевела дыхание и заговорила тише:

– А через неделю, Арчер, когда ты от нее устанешь, потому что тебе в голову втемяшится кто-нибудь еще, когда она будет ходить печальная, подавленная или жалкая или придет в ярость, потому что ты отобрал у нее то, что делало ее счастливой – видимо, тогда она тоже будет шуметь по пустякам?

– Ты так говоришь, будто она в меня влюбилась.

Он так ее бесил, что ей хотелось дать ему пинка.

– Они всегда влюбляются, Арчер, всегда. Только раз почувствовав твое тепло, они тут же в тебя влюбляются, а ты – никогда, а потом ты их бросаешь, и это разбивает им сердце.

– Забавно услышать такое обвинение от тебя, – парировал он.

Файер отдала должное его логике, не намереваясь тем не менее позволить ему сменить тему.

– Речь о моей подруге, Арчер. Умоляю тебя, если тебе приспичило затащить в постель весь дворец, оставь в покое хотя бы моих подруг.

– Не понимаю, с чего вдруг такой переполох, раньше тебя это не волновало.

– Раньше у меня не было друзей!

– Ты повторяешь это слово, – сказал он с горечью. – Она тебе не подруга, она просто тебя охраняет. Разве подруга сделала бы то, что сделала она, зная о наших с тобой отношениях?

– Она почти ничего о них и не знала, кроме того, что они в прошлом. И ты забываешь, что я способна почувствовать, как она ко мне относится.

– Но она наверняка многое от тебя скрывает – так же, как все это время скрывала встречи со мной. Многое из того, что чувствуют люди, может быть тебе неизвестно.

Файер смотрела на Арчера, не отрываясь и все больше падая духом. Если он спорил, то спорил всем телом: подавался вперед, размахивал руками, лицо его темнело или наоборот загоралось. Взгляд пылал. И любил он, и радовался тоже всем собой, каждой частичкой: именно поэтому все они в него влюблялись – он разбивал мрачность и уныние этого мира своей живостью и пылкостью, и пока его страсть длилась, она пьянила не хуже вина.

И смысл его слов от нее не ускользнул: они с Милой встречались уже какое-то время. Отвернувшись, Файер подняла руку, прося его замолчать. Трудно было не понять всю притягательность лорда Арчера в глазах пятнадцатилетней девочки-воина с нищих южных гор. И она не могла простить себя за то, что не предвидела, что может случиться, что не подумала присмотреться к тому, чем занимается Арчер и в чьем обществе.

Опустив руку, она снова повернулась к нему и устало заговорила:

– Конечно, о чем-то в ее отношении ко мне я не знаю. Но как бы там ни было, это не отменяет тех чувств, что она мне открывает, той дружбы, что она доказывает своим поведением, и воинской верности. Тебе не удастся отвести мой гнев от себя и обратить на нее.

На этих словах из Арчера словно воздух выпустили. Он прислонился к двери и уставился на свои босые ноги с видом человека, понимающего, что он проиграл.

– Если бы ты вернулась домой… – беспомощно прошептал он, и на одно ужасное мгновение Файер показалось, что он вот-вот заплачет.

Но он тут же справился с собой и поднял на нее спокойный взгляд.

– Значит, теперь у тебя есть друзья, которых стоит защищать.

– У меня всегда были те, кого стоит защищать. Только теперь их стало больше. Они встали рядом с тобой в моем сердце, Арчер, но им никогда не заменить тебя, – ответила она с тем же спокойствием.

Мгновение он раздумывал над ее словами, не отрывая взгляд от своих босых ступней.

– О Кларе можешь не беспокоиться, – сказал он наконец. – Она порвала со мной почти сразу же. Думаю, это была дань уважения тебе.

Файер была решительно настроена считать это хорошей новостью. Нужно сосредоточиться на том, что все закончилось, и закончилось по желанию Клары; а то, что это вообще началось и что именно «это» – совершенно неважно.

После недолгого печального молчания он пообещал:

– Я порву с Милой.

– Чем раньше ты это сделаешь, тем быстрее она забудет. И еще – настал конец твоему присутствию на допросах Арчер. Не хочу, чтобы ты мучил ее своим присутствием.

Вдруг он резко поднял взгляд и выпрямился.

– Приятная перемена темы. Ты напомнила мне, о чем я хотел с тобой поговорить. Знаешь, где я сегодня был?

Файер потерла виски, не зная, как увильнуть от разговора. «Понятия не имею, и я просто валюсь с ног, так что если хочешь что-то сказать, то говори скорее».

– Я навещал отставного капитана, который был союзником отца, – сказал Арчер. – Его зовут Харт. Богатый человек и большой друг короны. Приглашение мне прислала его молодая жена. Самого Харта дома не было.

Файер активнее потерла виски.

– Ты оказал союзнику Брокера огромную честь, – сказала она сухо.

– Но ты послушай. Она любит выпить – жена Харта – и знаешь, чем она меня угощала?

– У меня нет сил догадываться.

Теперь Арчер уже улыбался.

– Редким пиккийским вином из замороженного винограда. У них в дальнем конце винного погреба стоит целый ящик. Она не знала, откуда оно взялось – при мне его обнаружила. Ей, по-моему, показалось странным, что муж так его запрятал, но мне думается, это мудрый поступок, если он хочет оставаться союзником короля, как считаешь?

Нэш принял предательство капитана Харта очень близко к сердцу. И в самом деле, потребовалось лишь чуть больше недели непрямых допросов и наблюдения за Хартом, чтобы узнать, что лорд Мидогг время от времени преподносит ему в дар свое любимое вино, и выяснить, что гонцы, которых Харт посылает на юг по делам своих золотых шахт, по пути встречаются на постоялых дворах или в тавернах за кружкой чего покрепче с любопытными незнакомцами. Те же сразу после срываются на север по дороге, которая, по какому-то странному совпадению, является самым прямым путем к владениям Мидогга.

Гарану с Кларой этих сведений было достаточно, чтобы решить, что Харта придется подвергнуть допросу. Осталось только решить как.

Однажды лунной ночью в середине ноября капитан Харт направился на юг по горной дороге, что вела к его второй резиденции – очаровательному дому на побережье, в который он время от времени удалялся, чтобы отдохнуть от жены, пьянство которой все сильнее отравляло их брак. Он ехал в своей роскошной карете в сопровождении, как было у него заведено, не только кучеров и лакеев, но и десяти гвардейцев на лошадях. Это был самый мудрый способ передвижения в темноте по утесам – чтобы иметь возможность защитить себя от бандитов, если только шайка не будет совсем уж огромной.

К сожалению, шайка, что засела той ночью в скалах, была весьма многочисленна, а предводитель ее, если бы кому-то вздумалось побрить его и одеть по последней моде, при дневном свете и за каким-нибудь подобающим занятием мог бы, пожалуй, показаться похожим на Уэлкли, королевского управляющего.

С громкими, устрашающими криками разбойники напали на путешественников. Пока большая часть лихих людей задавала трепку сопровождающим Харта, шарила у них по карманам, связывала и забирала великолепных хартовых лошадей, Уэлкли с несколькими товарищами вломились в карету. Внутри их ожидал, размахивая мечом и кинжалом, разгневанный капитан Харт. Уэлкли, весьма ловко уклоняясь то в одну, то в другую сторону, что многие при дворе нашли бы весьма неожиданным, воткнул капитану в ногу дротик, смазанный сонным зельем.

Один из спутников Уэлкли, Тоддин, походил на Харта ростом, фигурой и осанкой. Несколько минут торопливых переодеваний – и Тоддин оказался наряжен в шляпу, плащ, шарф и сапоги из желтой кожи чудовища, позаимствованных у Харта, а сам капитан лежал без сознания на куче одежды Тоддина. Тот, схватив меч капитана, выпрыгнул из кареты вместе с Уэлкли. С хриплыми проклятиями они принялись сражаться у самого края утеса, на глазах у связанных путешественников, и те с ужасом наблюдали, как человек, которого они приняли за Харта, упал на землю, схватившись за бок. Трое бандитов подняли его и сбросили в море.

Потом шайка удалилась, увозя с собой добычу: горсть монет, четырнадцать лошадей, одну карету и одного капитана, мертвым сном спящего в этой самой карете. На подступах к городу Харта спрятали в мешок и передали курьеру, наказав ему доставить того во дворец с вечерней поставкой зерна. Остальные трофеи отослали прочь, чтобы продать их на черном рынке. Наконец разбойники, вернувшись в свои дома, снова превратились в молочников, лавочников, земледельцев, дворян и прилегли подремать пару часов до рассвета.

Утром людей Харта, связанных и продрогших, нашли на дороге – бедняги были крайне подавлены историей, которую им предстояло рассказать. Когда вести добрались до дворца, Нэш тут же приказал расследовать происшествие, а Уэлкли от имени королевской семьи послал вдове Харта букет цветов.

Только вечером все вздохнули с облегчением, когда от жены Тоддина пришло сообщение, что он в добром здравии. Он был незаурядным пловцом и легко выдерживал холод, но ночь была такая туманная, что ожидавшая внизу лодка заплутала и долго не могла его найти. Само собой, все беспокоились.

Когда капитана Харта впервые привели к Файер, мысли его были закрыты, а глаза плотно зажмурены. За несколько дней Файер так ничего и не добилась.

– Наверное, не стоит удивляться, что старый друг и соратник лорда Брокера так силен разумом, – как-то сказала она Музе, Миле и Нилу в комнате для допросов после очередной попытки. За все это время капитан Харт так ни разу на нее и не взглянул.

– И вправду, миледи, – согласилась Муза. – Человек, который совершил столько, сколько в свое время командующий Брокер, должно быть, назначал командирами только сильных духом.

Вообще-то Файер больше думала о том, сколько Брокер пережил – о безумном наказании короля Накса за некое таинственное преступление – чем о его достижениях на военном поприще. Она рассеянно наблюдала за тем, как стражи раскладывают на столе хлеб и сыр, чтобы спешно перекусить. Мила, избегая встречаться с Файер взглядом, передала ей тарелку.

Теперь она все время так себя вела. С тех пор как несколько недель назад Арчер расстался с ней, она словно съежилась – вела себя с Файер тихо и виновато, а та в свою очередь старалась быть сверх обычного добра и внимательна и не заставлять Милу находиться в обществе Арчера дольше, чем необходимо. Они не обмолвились обо всем этом ни словом, но каждая знала, что известно другой.

Умирая от голода, Файер оторвала кусок хлеба и вгрызлась в него, краем глаза заметив, что Мила сидит молча и смотрит на еду, но не притрагивается к ней. «Так бы и спустила с Арчера шкуру», – подумала Файер и со вздохом снова попыталась сосредоточиться на проблеме, какую представлял из себя капитан Харт.

Он разбогател и добился процветания после ухода из войска, постепенно привыкая к роскоши и комфорту. Быть может, и сейчас комфорт его смягчит?

В следующие несколько дней Файер приказала, чтобы темницу Харта в подземельях очистили и привели в достойный вид. В его распоряжении оказались ковры, тонкое постельное белье, книги и свечи, хорошая еда и вино, теплая вода для умывания по первому же требованию и ловушки для крыс – пожалуй, самая большая роскошь. И вот однажды Файер, распустив волосы по плечам и надев платье с чуть более глубоким вырезом, чем обычно, спустилась навестить капитана в его подземной обители.

Когда один из стражей открыл для нее дверь, Харт поднял глаза от книги, чтобы посмотреть, кто пришел, и изменился в лице.

– Я знаю, чего вы добиваетесь, – проговорил он. Возможно, он и вправду знал, но знание это не помогло ему отвернуться и перестать пялиться, так что Файер поняла: лазейка найдена.

Она подозревала, что ему должно быть одиноко в тюрьме, особенно когда дома осталась красавица-жена, которой вино и молодые поклонники милее мужа. Файер сидела рядом с ним на кровати, принимала угощения и подушки. Ее близость смягчала его, и с тех пор началась нелегкая битва, ибо даже в слабости своей Харт по-прежнему был силен.

Клара, Гаран и Нэш впитывали добытые Файер сведения, словно песок Погребной гавани дождевую воду.

– Мне так и не удается заставить его рассказать ничего полезного о Мидогге, – пожаловалась она. – И все же нам везет: он немало знает о Гентиане и куда охотнее выдает его секреты.

– Он – союзник Мидогга, – возразила Клара. – С чего нам верить тому, что, как он думает, ему известно о Гентиане? Неужели Гентиан не посылает в земли Мидогга людей с ложными сведениями так же, как к нам?

– Возможно, – кивнула Файер, – но… мне трудно объяснить… Харт говорит с такой уверенностью. Он убежден в том, что знает. Ему известно, как нас пытаются обмануть и Мидогг, и Гентиан, и он не сомневается, что его сведения о Гентиане иного толка. Источники он раскрывать отказывается, но я склонна доверять его информированности.

– Ладно, – заключила Клара. – Рассказывайте, что вам удалось узнать, и мы проверим эти сведения всеми возможными способами.

– Он сказал, что Гентиан с сыном Гуннером собираются на север и будут присутствовать на январском торжестве.

– Смело, – заметила Клара. – Впечатляет.

Гаран хмыкнул:

– Теперь, когда мы все разузнали о его несварении, можем устроить ему пытку тортом.

– Гентиан собирается сделать вид, что сожалеет о мятеже, – продолжала Файер. – Предложит восстановить дружеские отношения с короной. Тем временем его войско двинется на северо-восток от его владений и спрячется в туннелях Больших гор неподалеку от Половодного форта. Вскоре после праздника Гентиан намеревается убить Нэша и Бригана, а потом стрелой помчится к своему войску и нападет на Половодный форт.

У близнецов от удивления округлились глаза.

– Нет, это все-таки не смелость, – произнес Гаран. – Это идиотизм. Что за полководец затевает войну посредине зимы?

– Тот, кто хочет застать противника врасплох, – сказала Клара.

– К тому же, – продолжил Гаран, – ему нужно поручить убийство кому-нибудь неизвестному и ненужному. Что станется с его хитроумным планом, когда его прикончат?

– Что ж, – снова заговорила Клара, – нам давно известно, что Гентиан глуп как пень. И слава Деллам за предусмотрительность Бригана. Второе войско уже в Половодном форте, а Первое он ведет туда прямо сейчас.

– А где Третье и Четвертое? – спросила Файер.

– Они на севере, – ответила Клара, – следят за порядком, но готовы тут же выступить, куда понадобится. А куда именно понадобится – это вы должны нам сказать.

– Понятия не имею. Никак не могу вытянуть из него планов Мидогга. Он говорит, что Мидогг ничего не собирается делать – будет сидеть и ждать, пока войска Гентиана и короля поредеют в войне – но я чувствую, что он лжет. Еще он сказал, что Мидогг посылает свою сестру сюда, на юг, на время торжества, и это правда, но зачем – тоже не признался.

– Леди Маргда тоже будет на торжестве! – воскликнула Клара. – Да что с ними всеми случилось?

– Что еще? – спросил Гаран. – Нам нужно больше сведений.

– Больше ничего нет. Я все рассказала. Видимо, планы Гентиана оформились довольно давно.

Нэш стиснул лоб ладонями.

– Все это очень невесело. Предположительно, у Гентиана есть около десяти тысяч воинов, и у нас в Половодном форте столько же. Но еще десять тысяч у нас разбросаны по всему северу…

– Пятнадцать, – напомнила Файер. – Можно призвать вспомогательные войска.

– Ну, хорошо, еще пятнадцать тысяч разбросаны по всему северу. А у Мидогга сколько? Мы вообще имеем представление? Двадцать тысяч? Двадцать одна? И кто знает, на что ему взбредет в голову напасть – на крепость моей матери, на Срединный форт, или на Половодный, или на саму Столицу – и пройдут дни, даже недели, прежде чем нам удастся собрать войско и дать ему отпор.

– Он не может спрятать двадцать тысяч воинов, – возразила Клара, – особенно когда мы их так ищем. Даже в Малых горах ему не спрятаться, а уж сюда незамеченным не добраться ну просто никак.

– Мне нужен Бриган, – проговорил Нэш. – Я хочу, чтобы Бриган приехал, сейчас же.

– Приедет, когда сможет, Нэш, – сказал Гаран, – мы держим его в курсе событий.

Файер невольно коснулась разума испуганного короля в попытке умерить его тревогу. Нэш почувствовал, что она делает, и потянулся к ее руке. С благодарностью и с чем-то еще, что не сумел сдержать, король поцеловал ей пальцы.

Глава двадцать первая

Ежегодное празднество при деллийском дворе, на которое приглашались все, кто имел хоть какой-то вес в королевстве, было частью сложной политической игры. Семь внутренних дворов превращались в бальные залы, где верные союзники короны и предатели вместе танцевали, попивали вино из кубков и притворялись друзьями. Приезжали все, кто способен был осилить путешествие, только Мидогг с Гентианом обыкновенно не решались показаться – слишком уж неправдоподобны были бы с их стороны изъявления преданности. И целую неделю дворец сходил с ума от наплыва слуг, стражи, домашних питомцев и от бесконечных капризов гостей. В конюшнях было не протолкнуться, и лошади то и дело начинали нервничать.

Брокер как-то объяснял Файер, что торжество всегда устраивают в январе, чтобы отпраздновать то, что дни начинают становиться длиннее. Декабрь был отведен на приготовления. На всех этажах дворца Файер то и дело натыкалась на ремонтные работы, со стеклянных потолков свисали мойщики окон, а с балконов – полировщики стен, занятые приведением стекла и камня в надлежащий вид.

Гаран, Клара, Нэш и Файер тоже готовились. Раз Гентиан намеревался убить Нэша с Бриганом через несколько дней после праздника, а затем сбежать в Половодный форт и начать сражения, значит, Гентиана и Гуннера требуется убить во время бала – а еще, возможно, придется избавиться от леди Маргды, если она будет путаться под ногами. Потом Бригану нужно будет самому поспешить в Половодный форт и, затеяв битву в пещерах, взять войска Гентиана врасплох.

– Сражаться в туннелях, – покачал головой Гаран, – да еще в январе. Не завидую я им.

– Так что нам делать с севером? – снова и снова спрашивал Нэш.

– Может, удастся узнать о планах Мидогга у Маргды на балу, – предположил Гаран, – перед тем как мы ее убьем.

– И вообще, каким образом мы собираемся это провернуть? Три убийства! – Нэш с диким взглядом мерил комнату шагами. – При них постоянно будет охрана, они никого близко не подпустят, а во дворце нельзя начинать войну. Невозможно придумать худшего времени и места для того, чтобы тайно прикончить целых трех человек!

– Сядь, брат, – сказала ему Клара. – Успокойся. У нас еще есть время все подготовить. Что-нибудь придумаем.

Бриган обещал вернуться во дворец к концу декабря. Он написал откуда-то, неизвестно откуда, что послал воинов в имение лорда Брокера, чтобы привезти того на юг оказалось, что бывший командующий предложил юному преемнику помощь на случай, если и вправду разразится война. Эта новость Файер просто ошеломила – она за всю свою жизнь не помнила, чтобы Брокер ездил дальше, чем в соседний город.

По ночам, в сопровождении своей охраны, тоскуя по обществу Бригана, она всматривалась в раскинувшийся перед ней город и пыталась осознать, что грядет.

Воины короля на севере обыскивали горы, туннели и все обычные места дислокации войск Мидогга. Разведчики прочесали Пиккию, юг и запад. Все без толку: либо Мидогг спрятал свои легионы с необычайной изобретательностью, либо заставил исчезнуть с помощью волшебства. Бриган послал из резервных войск подкрепления в крепость Роэн, в Срединный форт и на южные золотые рудники. Количество воинов, размещенных в Столице, тоже заметно выросло.

Со своей стороны, Файер принялась мучить капитана Харта расспросами о торговце зверями Каттере и мальчишке-туманщике с разными глазами. Но Харт утверждал, что ничего об этом не знает, и в итоге Файер пришлось ему поверить. В конце концов, мальчик, по-видимому, не имел никакого отношения к приготовлениям к войне – как, собственно, и браконьер, и второй чужак, появившийся в ее землях на севере, и лучник, которому вздумалось любоваться видом из ее окон. К чему же они тогда имели отношение – это сейчас не интересовало никого, кроме самой Файер.

– Ты меня прости, Файер, – отрезала Клара. – Уверена, это все очень зловеще и все такое, но у меня нет времени ни на что, что не связано с войной или праздником. Разберемся с этим потом.

Единственным, кому было не все равно, оказался Арчер, но какой от него прок, когда он убежден, что причина всего происходящего кроется в чьем-то желании отобрать у него Файер.

Однако вскоре выяснилось, что у Клары все же нашлось время на кое-что, помимо войны и праздника. Она ждала ребенка.

Принцесса рассказала об этом Файер в Погребной гавани, чтобы рев водопада не дал никому, даже стражам, подслушать их разговор. Клара говорила прямо и спокойно, и когда Файер свыклась с новостью, то поняла, что не особо и удивлена.

– Я была неосторожна, – сказала Клара. – Мне никогда не нравились эти травы – от них подташнивает. К тому же до этого я еще ни разу не беременела – и, наверное, убедила себя, что просто не могу. И вот расплачиваюсь за свою глупость, потому что теперь меня тошнит от всего.

Файер она больной не казалась – в последние недели она как будто была в добром здравии и спокойна как никогда. Но ей было известно, что Клара – хорошая актриса и, возможно, лучшая кандидатура для подобного происшествия. У нее есть и деньги, и поддержка, и она будет выполнять свой долг до того самого дня, как родится ребенок, и продолжит сразу после. А еще она будет сильной, уверенной матерью.

– Отец – Арчер, – добавила принцесса.

Файер кивнула. Так она и предполагала.

– Когда ты ему расскажешь, он ничего для вас не пожалеет. Ручаюсь.

– Это все неважно. Для меня важно только то, что ты думаешь. Я сделала тебе больно тем, что прыгнула к нему в постель и оказалась настолько глупа, что позволила случиться тому, что случилось?

Файер посмотрела на нее изумленно и растроганно.

– Ты совершенно определенно не сделала мне больно, – сказала она твердо. – У меня нет никаких прав на Арчера, и я его не ревную. Обо мне можешь не волноваться.

– Ты такая странная, – вскинула брови Клара.

Файер пожала плечами:

– Ревности самого Арчера всегда хватало на то, чтобы внушить мне отвращение к этому чувству.

Клара посмотрела Файер в лицо, прямо в глаза, и Файер ответила на ее взгляд с прямотой и спокойствием, чтобы Клара убедилась в ее искренности. Наконец она кивнула.

– Для меня это огромное облегчение. Прошу, не говори моим братьям, – добавила она, и впервые в ее голосе проскользнула тревога. – Они все тут же взовьются и захотят порвать его в клочья, и тогда я сама разозлюсь. У нас слишком много других забот. Худшего времени для этого нельзя было и придумать. – Мгновение она помедлила, а потом закончила мысль с откровенностью: – К тому же я не желаю ему зла. Возможно, Арчер не подарил мне всего, о чем я мечтала. Но не могу отрицать: то, что он мне все-таки подарил, было восхитительно.

Но не все готовы были с радостью принять подобный дар.

Марго, стражница Файер, спала с нею в спальне всегда, а Муза с Милой сменяли друг друга. Однажды на рассвете Файер, проснувшись, почувствовала, что кого-то не хватает, и поняла, что Мила в ванной – ее тошнило.

Файер бросилась к девушке и помогла ей убрать с лица светлые волосы. Гладя спину и плечи Милы, она постепенно совсем проснулась и начала понимать, что видит.

– Ох, миледи, – в голосе Милы зазвенели слезы. – Миледи. Что вы теперь обо мне подумаете…

Файер и вправду подумала очень многое, и сердце ее разрывалось от сострадания. Она заключила Милу в объятья.

– Только то, как мне тебя жалко. Я буду тебе помогать всем, чем сумею.

Слезы Милы превратились в рыдания; она обхватила Файер и, зарывшись ладонями в ее волосы, всхлипнула:

– У меня кончились травы.

Файер ужаснулась:

– Ты могла бы попросить у меня или у любого из целителей.

– Я бы ни за что не решилась, миледи. Мне было так стыдно.

– Тогда нужно было сказать Арчеру!

– Он ведь из господ. Как я могла докучать ему своими проблемами? – Она задыхалась от рыданий. – Ох, миледи. Я сломала себе жизнь.

Файер с бешенством подумала о беззаботности Арчера – ведь наверняка вся история не доставила ему ни малейших неудобств. Крепко обнимая Милу, она гладила ее по спине и повторяла: «Ш-ш-ш, тише, тише». Кажется, бедняжку успокаивало прикосновение к ее огненным волосам.

– Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила, – сказала Файер. – И сейчас это важнее, чем когда-либо.

– Да, миледи?

– Ты можешь просить меня всегда и обо всем.

Только в следующие несколько дней Файер начала осознавать, что солгала принцессе. Она и вправду ничуть не завидовала тому, что Клара и Мила делали с Арчером. Но все же само чувство зависти не было ей незнакомо. Хоть она вместе со всей королевской семьей и была занята мозговыми штурмами, разработкой планов и уловок, внешне сосредоточена на деталях предстоящего празднества, а потом и войны, но внутри, в минуты покоя, Файер мучилась и не находила себе места.

Она все думала о том, каково было бы самой стать садом, почвой, укрывающей семя новой жизни. Как бы она согревала его, питала, как яростно защищала бы и как отчаянно любила это зернышко даже после того, как оно оставило бы ее тело, отделилось от нее и избрало, как распорядиться своей чудовищной силой.

Когда Файер начала замечать тошноту и головокружение, когда грудь налилась и начала ныть, ей даже подумалось, что она беременна, хоть это, само собой, было невозможно. Боль казалась ей наслаждением: А потом, конечно же, началось кровотечение и разрушило все ее иллюзии, доказав, что все это были лишь обычные приметы наступающего кровотечения. И так же горько, как Мила рыдала от того, что беременна, Файер разрыдалась от того, что пуста.

Собственное горе испугало ее, потому что оказалось своевольным, наполнило разум сладкими, кошмарными мечтами.

На третьей неделе декабря, в разгар приготовлений, Файер решилась, надеясь, что сделала правильный выбор.

В самый последний день месяца, который по стечению обстоятельств оказался днем шестилетия Ханны, та появилась на пороге покоев Файер оборванная и в слезах. Губы ее кровоточили, из дырок в штанах выглядывали разбитые колени.

Файер послала за целителем, но, когда догадалась, что Ханна плачет не от телесной боли, отправила его прочь, встала перед малышкой на колени и крепко обняла. Со всей возможной тщательностью постаралась разобраться в ее чувствах и всхлипах и постепенно поняла, что случилось. Другие дети дразнили Ханну тем, что ее отец вечно в отъезде, будто бы он так часто уезжает, чтобы избавиться от нее. А потом сказали, что на этот раз он не вернется. Вот тогда она полезла в драку.

Не выпуская девочку из объятий, полным нежности голосом Файер снова и снова повторяла, что Бриган любит ее, что ненавидит с ней разлучаться, что, вернувшись, первым делом всегда бросается искать ее. Что она всегда его любимая тема для разговоров и его величайшая радость.

– Вы бы не стали мне врать, – постепенно перестав всхлипывать, сказала Ханна. Воистину так, и именно поэтому Файер ничего не сказала о том, вернется ли Бриган. Она считала, что в любое из путешествий принца рисковала бы солгать, сказав, что он обязательно вернется. Его не было уже почти два месяца, и за последнюю неделю они не получили от него ни одной весточки.

Файер искупала Ханну и одела в одну из своих сорочек – та на малышке смотрелась платьем с длинными рукавами, что очень ее позабавило. Потом накормила ужином, и Ханна, все еще всхлипывая, в конце концов уснула в ее постели. Файер послала одного из стражей сообщить об этом, чтобы никто не волновался.

Когда она вдруг почувствовала приближение сознания Бригана, ей понадобилось несколько мгновений, чтобы унять дрожь облегчения. Затем она мысленно послала ему весть. Он тут же явился к ней в покои – небритый, пахнущий холодом – и Файер с трудом удержалась от того, чтобы прикоснуться к нему. Когда она рассказала, что дети наговорили Ханне, его лицо окаменело, в чертах проступила усталость. Он сел на кровать, коснулся волос дочери и, наклонившись, поцеловал ее в лоб. Ханна проснулась.