Текст книги "Королевское чудовище"

Автор книги: Кристина Кашор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Глава шестнадцатая

И а самом деде, Файер и вправду нужно было срочно чем-то заняться, потому что в отсутствие дела оставалось только думать. А размышления снова и снова приводили к мысли о безделье и о том, какую помощь она вообще способна принести королевству, если против этого не восстанут ее ум и сердце. Вопрос этот терзал ее по ночам, в часы, когда она не могла уснуть. Ей снились кошмары о том, каково это – обманывать и мучить, о том, как Кансрел заставляет Каттера извиваться от воображаемой боли.

Клара повела Файер посмотреть город. Оказалось, что народ на улицах еще активнее, чем народ при дворе, украшает себя чудовищными безделушками, причем гораздо меньше беспокоясь об эстетической гармоничности образа в целом. Кое-как заткнутые в петлицу перья, украшения, в самом деле потрясающие – ожерелья и серьги из чудовищных раковин – на пекарше, склонившейся над миской в облаке мучной пыли. Женщина в сине-фиолетовом парике из шелковистого меха какого-то чудовища – кролика или собаки – причем шерсть короткая, неровная и торчит клочьями. И под всем этим невзрачное лицо – общий вид напоминает карикатуру на Файер, и все же нет никакого сомнения, что на голове у нее нечто очаровательное.

– Каждый хочет кусочек красоты, – объяснила Клара. – Богачи покупают на черном рынке редкую кожу и меха. Остальные используют все, что найдут в канаве или у себя в водостоке. Результат, естественно, один, но богатым приятно знать, что они выложили кучу денег.

Что, конечно, очень и очень глупо. Столица, как решила Файер, была в равной степени благоразумной и глупой. Ей нравились сады и старые, осыпающиеся скульптуры, фонтаны на площадях, музеи, библиотеки и яркие ряды магазинов, по которым ее водила Клара. Нравились шумные мостовые, люди на которых были так увлечены своей шумной жизнью, что иногда даже не замечали проходящую мимо девушку-чудовище в сопровождении стражников. Иногда. На одной улице она успокоила упряжку лошадей, которые испугались пробежавших совсем рядом детей, тихо разговаривая с ними и поглаживая по шеям. Дела на той улице замерли до тех пор, пока они с Кларой не завернули за угол.

Файер полюбились мосты. Ей нравилось, стоя посередине и глядя вниз, чувствовать, что она может упасть, и знать, что не упадет. Самый дальний от водопадов мост был подъемный, и ей нравились колокола, что звонили, когда он поднимался и опускался, мягкие, почти музыкальные, шепотом доносящиеся сквозь многочисленные звуки города. Нравились склады и доки вдоль реки, акведуки и канализация, и скрипучие, неторопливые шлюзы, поднимавшие и опускавшие товарные корабли от реки к гавани. Особенно ей нравилась Погребная гавань, в которой падающая вода создавала туман и заглушала все звуки и ощущения.

Поколебавшись немного, Файер даже в больницах нашла некую прелесть. Размышляя, в какой из них ее отцу залечили рану от стрелы в спине, она понадеялась, что тамошние хирурги наверняка выходили и множество хороших людей. Перед больницами всегда было полно нервных ожидающих родственников. Она окидывала несчастных взглядом, тайком желая им, чтобы их волнения разрешились благополучно.

– Раньше по всему городу были лекарские школы, – рассказывала ей Клара. – Вы слышали о короле Арне и его советнице, чудовище леди Элле?

– Слышала имена на уроках истории, – с трудом припомнила Файер.

– Они правили добрую сотню лет назад, – продолжала Клара. – Король Арн был травник, а леди Элла – хирург, и они чересчур увлеклись – в народе ходят истории о странных экспериментах над людьми, на которые, наверное, никто не согласился бы, если бы их предлагало не чудовище. Ну, вы понимаете, о чем я, миледи. Они резали трупы и изучали их, вот только никто особо не знал, где они берут столько трупов. Ну, все равно, – Клара сардонически вскинула брови, – как бы там ни было, они перевернули традиционное представление о врачевании и хирургии, миледи. Это благодаря им мы знаем, от чего помогают все те травы, что растут в расщелинах и пещерах на дальних краях королевства. Все снадобья от кровотечения, все обеззараживающие, все, что побеждает опухоли и скрепляет кости вместе, да и все остальное тоже получено в результате их экспериментов. Конечно, они же открыли и дурманящие зелья, которые разрушают разум, – добавила она мрачно. – В любом случае школы теперь закрыты, на исследования нет денег. Как, впрочем, и на искусство, и на ремесла. Все уходит на войско, на подготовку к грядущей войне. Наверное, город начнет деградировать.

«Он уже начал», – подумала Файер, но не стала озвучивать свою мысль. Расползающиеся во все стороны убогие районы, берущие начало у доков на южной стороне реки, полуразваленные переулки, которые так странно и чужеродно смотрятся где-нибудь посреди центра – много было в Столице уголков, лишенных знания, красоты и вообще какого угодно блага.

Однажды Клара повела ее обедать к своей матери в небольшой уютный домик на улице цветочников. Был у нее и муж, отставной военный, по совместительству – один из самых надежных шпионов близнецов.

– Сейчас я переключился на контрабандистов, – по секрету сообщил он им за едой. – Почти каждый состоятельный человек в городе иногда имеет дело с черным рынком, но велик шанс, что тот, кто во всем этом серьезно, может оказаться врагом короля. Особенно если торгуют оружием, лошадьми или чем-нибудь из Пиккии. Если повезет, от покупателя можно проследить заказчика, и если оказывается, что это один из мятежных лордов, то покупателя мы допрашиваем. Конечно, ответам их не всегда можно верить.

Неудивительно, что такого рода разговоры всегда побуждали Клару давить на Файер.

С вашей силой нам легче было бы понять, кто на чьей стороне. Вы могли бы помочь нам выяснить, верны ли нам наши союзники, – говорила она.

Или:

– Может, вы раскрыли бы заговор убийц. Представьте, как будет ужасно, если меня убьют, потому что вы отказались нам помочь?

А в моменты отчаяния:

– Что, если они собираются убить вас? Наверняка такие люди есть – особенно теперь, когда все полагают, что вы выйдете за Нэша.

Файер не отвечала на эту бесконечную атаку, не признавалась, что начинает сомневаться – и стыдиться. Только откладывала аргументы в сторону, чтобы обдумать позже, вместе с непрекращающимися увещеваниями короля, потому что порой после ужина – настолько часто, что Уэлкли в конце концов поставил в коридоре стул, – Нэш приходил к ней поговорить через дверь. Он вел себя прилично, беседовал о погоде и важных гостях при дворе и постоянно, постоянно пытался убедить ее передумать насчет пленника.

– Вы с севера, миледи, – начинал он одну и ту же песню. – Вы видели, как попран закон за стенами Столицы. Один неверный шаг, миледи, и все королевство утечет у нас сквозь пальцы.

А потом Нэш затихал, и это означало, что сейчас последует предложение руки и сердца, и Файер, отослав его прочь с отказом, пыталась вновь обрести равновесие в обществе своих охранников и серьезно обдумывала состояние города, королевства и короля. И место, которое ей должно занять во всем происходящем.

Чтобы занять себя и облегчить ощущение бесполезности, она последовала совету Гарана и пошла в ясли. Вначале она приходила осторожно и тихо сидела на стуле, наблюдая за тем, как дети играют, читают, возятся; когда-то здесь работала ее мать, и ей хотелось дать себе немного времени ощутить все сполна. Она пыталась представить себе, как в этих самых комнатах молодая оранжевоволосая женщина с мягким характером разговаривает с детьми. У Джессы в этом шумном, залитом солнцем месте была своя роль, и почему-то при одной мысли об этом Файер переставала чувствовать себя здесь такой чужой, хоть вместе с тем накатывало странное одиночество.

Учить защите от чудовищ было делом хитрым, а некоторые родители попросту не хотели, чтобы Файер приближалась к их детям. И все же у нее появились ученики и из господских, и из детей слуг.

– Почему тебя так восхищают насекомые? – спросила она однажды утром одного из своих самых сильных учеников, одиннадцатилетнего мальчика по имени Коб, который умел выстраивать защиту против хищных птиц и не поддавался искушению коснуться волос Файер всякий раз, когда их видел, и все же не способен был убить жука-чудовище, даже если тот удобно устраивался у него на руке и решал пообедать его кровью. – С птицами у тебя проблем нет.

– Хищники! – презрительно воскликнул Коб. – У них нет разума, только одна большая невнятная куча ощущений, которыми они надеются меня заворожить. Они совсем бесхитростные.

– Это так, – согласилась Файер. – Но по сравнению с жуками они все же настоящие гении.

– Но ведь жуки-чудовища просто совершенны, – задумчиво протянул Коб, скосив глаза на стрекозу, парящую у него перед кончиком носа. – Посмотрите на их крылья. На ножки, глаза-бусинки, на то, как ловко они управляются со своими клещами.

– Он без ума от любых жуков, – закатила глаза его младшая сестра. – Не только от чудовищ.

«Возможно, его проблема, – подумала про себя Файер, – в том, что он – ученый».

– Ладно, – сказала она. – Можешь позволять им кусать себя в знак восхищения их прекрасными клещами. Но, – добавила она твердо, – есть несколько видов жуков, которые причиняют большой вред, и против них нужно научиться защищаться. Понимаешь?

– Мне нужно их убивать?

– Да, нужно. Но после этого их всегда можно препарировать. Ты не думал об этом?

– Правда? – просиял Коб. – А вы мне поможете?

И в итоге Файер пришлось позаимствовать скальпели, зажимы и лотки у целителей из дворцового лазарета, и заняться своеобразными экспериментами – возможно, похожими на то, чем занимались сотню лет тому назад Арн и леди Элла. Не в таких масштабах, конечно, и с куда менее значительными результатами.

Ей часто попадалась на глаза принцесса Ханна. Из окон своих покоев Файер видела, как девочка бегает к зеленому домику и обратно. Еще она видела Сэйру, других учителей, иногда Гарана и даже пресловутого клариного садовника – он оказался мускулистым загорелым блондином, будто только что сошел со страниц какого-нибудь героического романа. А еще иногда крошечную согбенную старушку в переднике и с блекло-зелеными глазами, к которой то и дело подбегала непоседливая Ханна.

Маленькая старушка, проявляя неожиданную силу, вечно таскала Ханну на руках. Видимо, она была домоправительницей в зеленом домике. Любовь ее к Ханне была очевидна, а вот Файер ей не нравилась. Однажды в саду их пути пересеклись, и Файер заметила, что разум ее закрыт не хуже, чем у Бригана, а выражение лица при виде чудовища стало печальным и холодным.

Во дворце были встроенные в каменную часть крыши ходы наружу. По ночам, не в силах уснуть, Файер отправлялась туда со своей охраной. С высоты смотрела она на мерцание огромных факелов на мостах, горящих всю ночь напролет, чтобы корабли в проворных речных водах всегда знали, далеко ли до водопада. Сюда доносился также рокот низвергающейся с высоты реки. В ясные ночи она наблюдала за простирающимся вокруг спящим городом и отражением звезд в морской глади и чувствовала себя королевой, но не настоящей королевой вроде жены Нэша, а так, словно находилась на самой вершине мира. И на вершине города, жители которого становились для нее все более реальными, города, в который она все больше влюблялась.

Бриган вернулся во дворец через три недели после того, как уехал. Файер почувствовала его моментально – сознания, словно лица, достаточно было увидеть их один раз, чтобы запомнить навсегда. Разум Бригана был тих, непроницаем и крепок, и как только Файер споткнулась о него, то тут же узнала.

Так случилось, что в тот самый момент она вместе с Ханной и Пятнышом сидела в тихом уголке залитого утренним солнцем двора. Малышка разглядывала шрамы от когтей и клювов на шее Файер и пыталась вытянуть из нее историю о том, как она их получила и спасла воинов Бригана. Когда Файер отказалась рассказывать, девочка пристала к Музе.

– Тебя ведь там даже не было, – смеясь, запротестовала Файер, когда Муза принялась за рассказ.

– Ну, – улыбнулась Муза, – если уж тот, кто там был, не собирается рассказывать…

– Сюда идет кое-кто, кто тоже там был, – таинственно сказала Файер, и Ханна замерла, а потом резко вскочила на ноги.

– Папа? – Она завертелась, окидывая взглядом все входы во двор. – Вы про папу говорите? Где?

Он вошел через арку на другой стороне. Ханна с визгом помчалась через мраморный двор, и он поймал ее, поднял и на руках принес обратно, кивнув Файер и ее охране и улыбаясь сквозь поток дочкиного щебетания.

Да что такое на нее нападает каждый раз, как появляется Бриган? Почему ее тянет броситься бежать? Они теперь друзья, и Файер нужно бы преодолеть страх. Она запретила себе двигаться и переключила внимание на Пятныша, который охотно подставил уши под ласку.

Бриган спустил Ханну на пол и сел на корточки рядом, взял ее пальцами за подбородок и повернул лицо сначала одной стороной, а потом другой, осматривая по-прежнему багровый, перевязанный нос.

– И что же тут произошло? – тихо перебил он ее болтовню.

– Ну, пап, – на полуслове переменила она тему, – они плохо говорили про леди Файер.

– Кто?

– Селин, Мидан и остальные.

– И что же? Потом кто-то из них дал тебе в нос?

Ханна шаркнула ботинками по полу.

– Нет.

– Тогда расскажи, что случилось.

Снова шарканье, а потом Ханна уныло призналась:

– Я стукнула Селина. Он был неправ, папа! Кто-то же должен был ему показать.

Мгновение Бриган молчал. Ханна положила ладони на его согнутые колени и, опустив глаза в пол, трагически вздохнула из-за завесы темных волос.

– Посмотри на меня, Ханна.

Девочка послушалась.

– Ударить Селина – это был разумный способ показать ему, что он неправ?

– Нет, папа. Я поступила плохо. Ты меня накажешь?

– Пока что отменю твои уроки боевых искусств. Я не для того на них соглашался, чтобы ты так их применяла.

Ханна снова вздохнула.

– Надолго?

– Пока не буду уверен, что ты понимаешь, для чего они нужны.

– И уроки верховой езды отменишь?

– Ты что, задавила кого-то?

– Конечно, нет, папа! – тихо хихикнула она.

– Значит, уроки верховой езды можно продолжать.

– А ты мне разрешишь покататься на твоих лошадях?

– Ты знаешь ответ. Чтобы ездить на боевых лошадях, сначала нужно подрасти.

Протянув руку, Ханна потерлась ладонью о его щетину так нежно и непринужденно, что Файер невыносимо было это видеть. Она отвернулась и уставилась на Пятныша, который уже всю юбку ей усеял шелковистыми шерстинками.

– Ты надолго, пап?

– Не знаю, любовь моя. Мне нужно на север.

– Ты тоже ранен, – Ханна внимательно осмотрела перевязанную левую руку Бригана. – Ты первый начал драку?

Бриган улыбнулся Файер. Потом посмотрел внимательнее, и тут его взгляд похолодел, а губы сжались в тонкую линию. От его сурового вида Файер запаниковала.

Но через мгновение разум вернулся к ней, и она поняла, что он увидел – метку от кольца Нэша у нее на щеке.

«Это было несколько недель назад, – послала она ему мысль. – С тех пор он ведет себя прилично».

Бриган встал, подняв Ханну вместе с собой, и тихо проговорил:

– Нет, я не начинал первым. А сейчас мне нужно поболтать с твоим дядей-королем.

– Я хочу с тобой, – заявила Ханна, обвивая руками его шею.

– Можем вместе войти во дворец, но дальше я один.

– Но почему? Я хочу с тобой.

– Это секретный разговор.

– Но…

– Ханна. Ты слышала, что я сказал, – отрезал он твердо.

– Я могу сама дойти, – угрюмо помолчав, заявила Ханна.

Бриган поставил ее на пол, и снова наступило тягостное молчание, во время которого они уставились друг на друга, причем взгляд сверху вниз был куда более спокойным.

– Понесешь меня, пап? – тихо попросила она наконец.

На лице его снова проскользнула тень улыбки.

– Думаю, ты еще не слишком тяжелая.

Пока Бриган нес Ханну через двор, Файер слушала затихающую музыку ее голоса. Пятныш, как всегда, задумчиво помедлил, а потом засеменил за хозяйкой. Понимая, что это некрасиво, Файер всё же потянулась к его разуму и убедила остаться. Она ничего не могла с собой поделать, она нуждалась в нем – у него такие мягкие уши.

Бриган был небрит и одет в черное, а сапоги забрызганы грязью. Светлые глаза горели на усталом лице.

Ей стало очень нравиться его лицо.

И конечно, теперь Файер понимала, почему ее тело пыталось сбежать всякий раз, как он появлялся. Это был правильный инстинкт, ибо ничего, кроме печали, эти встречи ей не сулили.

Она от всей души сожалела, что увидела, как он нежен со своим ребенком.

Файер виртуозно умела не думать о чем-то конкретном, если думать об этом было больно или просто глупо. Она забивала эту мысль, комкала и запихивала подальше. Он, при том что его собственный брат влюблен в нее, – и она, дочь Кансрела?

Об этом даже думать было нельзя.

А вот о чем можно и нужно было думать поскорее, так это о цели ее пребывания при дворе. Ведь если Бригану нужно было теперь на север, значит, он, конечно же, собирался отвезти ее домой. А она еще не была готова уехать.

Файер выросла между Брокером и Кансрелом и не была наивной. Она видела районы, полные заброшенных домов и запаха грязи, понимала, что так выглядит город, в котором голодают и травят себя дурманящими зельями. Понимала, что значит, когда четыре огромных войска не в силах помочь Бригану остановить мародеров, которые сбросили город с утеса. И это все только поверхностные проблемы. Близится война, и если Мидогг и Гентиан со своими воинами захватят город и королевство, если один из них усядется на троне, что станет с теми, кто и сейчас уже на самом дне?

Файер не могла себе представить, как уедет, вернется обратно в свой каменный дом, до которого так неспешно доходят вести и единственным развлечением в серой обыденности дней будет время от времени ловить у себя на землях чужаков с туманом в голове, которых потом непонятно куда девать. Как можно отказывать в помощи, когда все поставлено на карту? Как можно их бросить?

– Вы тратите попусту то, что вам дано, – сказала ей однажды Клара, и в голосе ее звучало почти что негодование. – То, о чем остальные могут только мечтать. И эта трата – преступление.

Файер не ответила. Но она услышала ее слова, услышала лучше, чем Клара могла себе представить.

В ту ночь, пока она сражалась сама с собой на крыше, рядом появился Бриган и облокотился на перила. Файер успокоила дыхание и сосредоточилась на мерцании городских огней, стараясь не смотреть на него и не радоваться его обществу.

– Я слышала, вы с ума сходите по лошадям, – небрежно обронила она.

На губах его заиграла улыбка:

– Появилось дело, и завтра вечером мне нужно ехать на запад, вдоль реки. Я вернусь через два дня, но Ханна на меня обиделась. Я попал в немилость.

Файер вспомнила времена, когда ей самой было пять.

– Наверное, ей страшно не хватает вас, когда вы уезжаете.

– Да, – сказал он. – А уезжаю я всегда. Хотелось бы мне, чтобы все было иначе. Но я хотел договориться с вами перед отъездом, миледи. Скоро я поеду на север – на этот раз без войска. Если вы хотите вернуться домой, так будет быстрее и безопаснее.

Файер закрыла глаза:

– Полагаю, мне следует согласиться.

Он смутился:

– Вы хотели бы, чтобы я нашел вам иных сопровождающих?

– Ох, конечно, нет! – воскликнула она. – Не в этом дело. Просто все ваши родственники убеждают меня остаться при дворе и использовать свою силу, чтобы помочь разведке. Даже принц Гаран – и это при том, что он еще не решил, можно ли мне доверять.

– А, понимаю, – кивнул Бриган. – Знаете, Гаран никому не доверяет. Такой уж он человек, и работа у него такая. Вам тяжело с ним пришлось?

– Нет, он ко мне добр. Как и все. Мне здесь не тяжелее, чем где-либо еще. Просто… иначе.

Мгновение он обдумывал сказанное.

– Что ж. Не позволяйте им на вас давить; они видят только свою сторону вопроса. Настолько вросли в дела королевства, что никакой другой жизни и представить себе не могут.

Файер подумалось, какую же другую жизнь представляет себе Бриган. О какой жизни он мечтает, если к этой душа у него не лежит?

– Как вы думаете, – осторожно начала она, – мне следует остаться и помочь, как они просят?

– Миледи, я не могу указывать вам, что делать. Поступайте, как считаете правильным.

Тон его был жестким, но Файер не совсем поняла, кого он пытается защитить этой жесткостью – себя или ее. Она попыталась еще раз:

– А что считаете правильным вы?

Он в смятении отвернулся от нее.

– Я не хочу влиять на ваше решение. Если вы останетесь, я буду ужасно рад. Вы можете неоценимо нам помочь. Но мне будет очень стыдно за то, что мы будем от вас просить, очень.

Это была удивительная вспышка откровенности – удивительная не только потому, что вспышки вообще были не в его характере, но и потому, что никому другому и в голову не пришло бы извиняться за что-то подобное. Файер в растерянности стиснула лук.

– Овладевать чужими мыслями и манипулировать ими – посягательство на личность. Насилие. Смогу ли я остаться в рамках дозволенного? Как мне понять, что я зашла слишком далеко? Я способна на такие страшные вещи.

Некоторое время Бриган молча размышлял, впившись взглядом в собственные ладони и дергая повязку.

– Я понимаю, – тихо сказал он наконец. – Мне известно, каково это – быть способным на страшные вещи. Я готовлю двадцать пять тысяч воинов к кровавой резне. Мне приходилось совершать такое, о чем я очень жалею. И еще придется, – он бросил на нее короткий взгляд и снова уставился на свои руки. – Без сомнения, это самонадеянно, миледи, но если мое слово чего-то стоит и если вы пожелаете, я пообещаю сказать вам, если мне покажется, что вы преступаете границы. И вне зависимости от того, примете вы мое обещание или нет, я очень прошу вас делать то же самое для меня.

Файер проглотила комок в горле, с трудом веря, что он доверяет ей нечто настолько важное.

– Это честь для меня, – прошептала она. – Я принимаю ваше обещание и даю вам свое взамен.

Один за другим свет в городских окнах начал гаснуть. А избегать мыслей кое о чем было легче всего, если это кое-что не поощрять.

– Спасибо вам за скрипку, – сказала она. – Я каждый день на ней играю.

С этими словами она покинула его и в сопровождении стражей направилась обратно в свои покои.

И вот на следующее утро, придя в главный зал, Файер внезапно поняла, что делать.

Стены этого огромного, напоминающего пещеру помещения были покрыты зеркалами. Проходя мимо и поддавшись странному импульсу, Файер посмотрела на себя.

Задохнувшись, она не отрывала взгляд, пока не преодолела первую волну ошеломленного недоверия. Потом скрестила руки на груди, выпрямилась, и все смотрела, смотрела… Ей вспомнилось, как на днях она рассердилась, когда рассказывала Кларе, что решила никогда не заводить детей, и Клара сказала, что есть специальное снадобье. Несколько дней тебе очень плохо, но после можно больше ни когда не волноваться о беременности, со сколькими бы мужчинами ты не делила постель. Это лекарство навсегда делает женщину неспособной иметь детей – одно из самых полезных изобретений короля Арна и леди Эллы.

Файер страшно разозлила мысль о подобном лекарстве – о насилии, которое нужно сотворить над собой, чтобы не производить на свет себе подобных. И какой тогда смысл в этих глазах, в этом не возможном лице, в мягкости кожи и изгибах тела, и силе этого разума – какой смысл, если никто из тех, кто так ее желает, никогда не подарит ей малыша, если все это приносит ей лишь горе? Зачем на свете женщина-чудовище?

Вопрос этот слетел у нее с губ едва слышным шепотом:

– Зачем я?

– Простите, миледи, что? – переспросила Myза.

– Ничего, – покачала головой Файер, а потом шагнула ближе к зеркалу и стянула с головы платок. Волосы, мерцая, рассыпались по плечам. Один из стражников охнул.

Она была точно так же красива, как Кансрел. И во многом очень похожа на него.

Внезапно позади нее в зал вошел Бриган и резко замер. Они встретились глазами в отражении, и взгляды их задержались. Определенно, на уме у него была какая-то мысль или разговор, но ее вид заставил его совершенно позабыть об этом.

Он так редко отвечал на ее взгляд. Все чувства, которые она старалась прогнать, грозили сейчас нахлынуть с новой силой.

А потом Бригана догнал что-то резко говорящий Гаран, затем раздался голос Нэша и следом появился сам король. Увидев ее, он замер между своих братьев. Файер испуганно принялась собирать волосы, готовясь вытерпеть любую глупость, которую он собирается вытворить.

Но все обошлось, ничего не случилось – Нэш отчаянию старался закрыть свой разум.

– Рад встрече, миледи, – с ощутимым усилием сказал он, положил руки на плечи братьев и вместе с ними вышел из зала, вскоре скрывшись из виду.

Файер была впечатлена. Вздохнув с облегчением, она привела чувства в порядок, и тут в самый последний момент в глаза ей бросилось что-то блестящее на поясе у уходящего Бригана.

Рукоятка его меча. Меча командующего королевским войском. И в то самое мгновение Файер поняла.

Бриган делал ужасные вещи. Этим мечом в горах он убивал людей. Он готовил воинов к резне. В его руках была огромная разрушительная сила, как и у его отца, но он не использовал эту силу так, как отец. По правде говоря, он никак не хотел ее использовать. Но он сделал свой выбор, чтобы не дать другим натворить еще большего зла.

Его сила тяготила его. Он смирился с этим.

И он был совсем не похож на отца. Как и Гаран с Кларой, как и Нэш, в конечном счете. Не все сыновья похожи на своих отцов. Каждый сам выбирает, каким станет человеком.

И не все дочери похожи на своих отцов. Каждая выбирает сама, каким станет чудовищем.

Файер посмотрела на свое лицо, прелесть которого внезапно размыло замутившими взгляд слезами. Она поморгала, прогоняя их.

– Я боялась стать Кансрелом, – вслух сказала она своему отражению. – Но я не Кансрел.

– Любой из нас мог бы сказать вам это, миледи, – раздался сбоку ласковый голос Музы.

Файер посмотрела на капитана своей охраны и рассмеялась, потому что знала теперь, что она не Кансрел, а лишь она сама. Не нужно ни за кем следовать, она сама будет выбирать дорогу. А потом смех оборвался, потому что внезапно ее привел в ужас путь, который она сейчас выбирала. Я не могу, подумала Файер. Я слишком опасна. Я только все испорчу.

«Нет, – тут же возразила она себе. – Я уже снова забываю, что я не Кансрел. С каждым следующим шагом я буду сама создавать себя. И быть может, собственная сила всегда будет ужасать меня, быть может, я никогда не стану тем, чем хотела бы стать.

Но я могу остаться здесь и сделать себя тем, чем должна стать.

Трата – преступление. Я использую свою силу, чтобы исправить то, что натворил Кансрел. Чтобы сражаться за Деллы».