Текст книги "Теория блондинок "
Автор книги: Кристин Хармел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– Так что мне теперь, врать? – капризным тоном спросила я, гоняя по тарелке остывшую яичницу, пожалуй, чересчур яростно.
– Ну, не знаю, – покачала головой Эмми. – Почему сразу врать? Просто не упоминай, и все.
– И так не упоминаю, – возразила я. – Ты же знаешь, Эм. Стараюсь не упоминать как можно дольше. Но в итоге приходится. А что поделаешь?
– Тогда, наверное, все равно не надо говорить, – подхватила Джил. – Даже когда спрашивают.
Я упрямо покачала головой.
– Я не хочу врать о своей жизни. В конце концов, что здесь такого страшного?
По правде говоря, даже если моя карьера мешает личному счастью, я все равно рада, что стала юристом. Я мечтала об этом с детства, и мне удалось осуществить мечту, хотя все кому не лень твердили, что у меня ничего не выйдет. Мне нравится моя работа, и я не понимаю, почему ее вдруг нужно скрывать.
– Мужики – кретины. – Эмми не стала ходить вокруг да около. – Они боятся строить отношения с женщиной, которая представляет для них угрозу. А для многих из них угрозу представляет любая женщина, если она оказывается умнее и успешнее.
– Выходит, если бы я была тупой блондинкой, встречаться с мужчинами было бы проще? – пробурчала я себе под нос, намотав на палец прядь своих натурально блондинистых волос, которые, однако (скоро начну говорить «к сожалению»), не сделали меня глупее. Псу под хвост все разговоры о том, что блондинкам легче живется. Я – ходячее тому опровержение. – Тогда меня не воспринимали бы как юриста-чудовище, вы к этому клоните?
Девочки задумались.
– Н-ну, не обязательно.
Джил явно смущалась, Эмми тоже было неловко, а Мег ушла в раздумья. Я знала, о чем они думают, и они правы. Разумеется, было бы гораздо проще, если бы в голове у меня оказалась только одна извилина. Кто бы мог предположить, что мозги – и стремление добиться успеха в жизни – станут для меня проклятием?
– Повтори-ка, что ты сказала? – наконец нарушила неловкое молчание Мег, поворачиваясь ко мне.
Глаза ее блестели, и я почувствовала, что это неспроста.
– Что повторить?
Я перевела взгляд с Джил на Эмми. Эмми пожала плечами.
– Ну, то, что ты только что сказала.
Мег почему-то светилась от восторга.
– Если бы я была тупой блондинкой, встречаться было бы проще?..
Я начала беспокоиться. Когда у Мег такое выражение лица, расслабляться нельзя. Мы это уже проходили.
– Вот! – торжествующе возвестила она, радостно улыбаясь и хлопая в ладоши от восторга.
– Да в чем дело-то? – Эмми недоверчиво посмотрела на Мег. – Какая-то ты странная.
– Ничего странного! – воскликнула та. – Просто мне пришла в голову чудесная мысль. Насчет «Знакомств от А до Я».
Так называется одна из рубрик, которые Мег ведет в своем журнале. Каждый месяц там описывается очередной прием или подход из техники флирта. Я, если честно, всегда считала, что это полная чушь. Ну читаю я эти «Знакомства» с того самого дня, как Мег начала работать в «Мод», – и что, помогли они мне? Черта с два. Как-то, когда мне было уже почти тридцать, а полоса невезения в любви все не кончалась, я даже штудировала эти советы с карандашом в руках – и все равно безрезультатно.
– Я голову себе сломала, раздумывая, чему посвятить августовскую рубрику, но ни у авторов статей, ни на планерке ничего подходящего пока не родилось, – ликующе продолжила Мег. – И тут бац – вот оно!
– Что именно «оно»? – осторожно поинтересовалась я, зная по опыту, чего ожидать, когда Мег смотрит на тебя с хищной улыбкой.
Я уже заранее опасалась ее следующих слов.
– Напишешь статью в августовский номер! – объявила Мег, снова хлопнув в ладоши.
– Я?
Ни малейшего понятия, о чем это она. Вряд ли я пообещала ей написать статью, а потом взяла и забыла.
Мег как будто не расслышала.
– Просто замечательно! – рассыпалась она. – Две недели ты будешь встречаться с мужчинами, притворяясь тупой блондинкой, а потом напишешь в «Мод», как это изменило твою жизнь.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – проговорила я. – И потом, что значит «притворяясь тупой блондинкой»?
Мег пожала плечами.
– Ну не знаю, просто будешь делать вид, что ты у мамы дурочка, поговорить хочется, а умных слов не знаешь, – изрекла она. – Как блондинка из анекдотов. Девочки, я не про вас, не обижайтесь.
Три блондинки – я, Эмми и Джил (которая на самом деле крашеная, но это сейчас не важно) – переглянулись.
– Подробности обсудим позже, – торопилась высказаться Мег, – главное, ни в коем случае не говорить, что ты юрист. И вообще ничего умного не говорить. Просто валяй дурака и увидишь, как изменится твоя жизнь.
– И зачем мне это? – спросила я недоверчиво.
Эмми и Джил дружно кивали в такт словам Мег, давая понять, что поддерживают ее дурацкий план.
– Затем, Харпер Робертс, что пора тебе перестать ныть и начать действовать, – ответила Мег, неожиданно превратившаяся в строгую наставницу. – Сама твердишь, насколько легче тебе было бы встречаться, если бы мужчины не пугались твоей профессии и интеллекта. Так давай проверим.
– По-моему, не стоит.
Безумие какое-то. Как я буду притворяться тупой блондинкой? Я же не такая. И потом, получается, мы оскорбляем всех блондинок?
– Давай, Харпер, попробуй!
Загоревшаяся идеей Эмми потряхивала собственными золотистыми кудряшками.
– Назовем это операция «Блондинка». – Мег тоже пропустила мои слова мимо ушей. Она сияла так, будто у нее в голове зажглась лампочка. – По теории, притворяясь тупой блондинкой, ты добьешься большего успеха у мужчин. Посмотрим, на самом ли деле блондинкам живется легче!
– Мне нравится! – поддержала Джил, перегибаясь через стол и хватая меня за руку. – Давай!
– Операция «Блондинка»?
Мой скептицизм не ослабевал. Я оглядела своих подруг. Глаза у них так и светились – то ли восторг, то ли хищный блеск. Как с ума посходили. Да и сама идея – сплошной бред.
– Не выйдет. Ничего подобного я делать не буду. Это безумие. Вы спятили, девочки.
– Боишься? – спросила Джил, с невинным видом склонив голову набок и улыбаясь мефистофельской улыбкой.
Я повернулась к ней.
– Что?!
Нашла о чем спрашивать! Ничего я не боюсь.
– Нет, – подумав, отрезала я. – Разумеется, не боюсь! Просто мне кажется, что это глупо.
– Бои-ишься, – злорадно пропела Джил.
Я сверкнула глазами.
– Нисколько!
На мгновение мне показалось, что мы снова в школе.
– Так в чем же дело? – не отставала Джил. – Кто жаловался, что мужики шарахаются от слишком умных и талантливых?
Я понимала, что она подзуживает меня. А многозначительно молчавшие Мег и Эмми с ней заодно.
– Ну... не знаю, – неохотно проговорила я, наполовину сраженная подколкой Джил, наполовину – мыслью, что мне представился случай проверить, насколько мои оправдания собственных неудач вяжутся с действительностью.
– Давай, Харпер! Наконец выяснишь, правда ли, что мозги на свиданиях лучше отключать, – уговаривала меня Джил.
Я прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего – например, что она-то уже давно все выяснила, похлопав ресницами перед доктором Алеком Кацем. Он явно не в восторге, когда она высказывает свое мнение или с чем-то не соглашается. Нам с девочками он никогда не нравился, слишком заносчивый и нудный, но с того дня, как Джил объявила, что выходит за него замуж, мы старались держать язык за зубами.
Поэтому я не стала делать никаких намеков, а вытащила вместо этого главный козырь своей линии защиты:
– Я не знаю, как ведут себя тупые блондинки. У меня не получится.
Думая, что поставила точку в беседе, я с подозрением оглядела подруг. Они явно не собирались отказываться от плана. Внезапно я почувствовала, что осталась одна против всех.
– Я тебе помогу! Помогу! – Эмми рвалась в бой. – Дам тебе пару уроков!
– Она же у нас актриса, – напомнила Джил. Выдержала драматическую паузу, а потом медленно и торжественно произнесла: – Давай, Харпер. Спорим, у тебя ничего не выйдет.
Заклинание прозвучало. Мег и Эмми, судя по выражению их лиц, тоже поняли, что произошло. Все мы четверо знали... да что там, весь город нашего детства Вортингтон, штат Огайо, знал: Харпер Робертс никогда не оставит брошенный вызов без ответа. С другой стороны, мы уже не дети и задание не похоже на то, что мне приходилось делать на спор в школе, например подставить ножку какому-нибудь мальчишке в коридоре или подложить выловленную в ручье лягушку в стол нелюбимой биологичке. Это настоящая жизнь, где приходится отвечать за свои поступки.
И все-таки я знала, что отказаться не смогу.
Три года простоя – это слишком долго. Есть шанс выяснить правду: от меня бегут, потому что я умная и занимаю высокий пост (что может быть страшнее) или все дело во мне самой? Эту мысль я гнала от себя, как только могла, но вдруг и в самом деле я просто не нравлюсь им всем как женщина? Что, если мужчинам без разницы, дурочка я или вселенский мыслитель, просто я им не нужна? Проведу эксперимент, исключив интеллектуальный фактор, и хотя бы выясню, где на самом деле кроется проблема.
– Харпер, надо! – настаивала Эмми, не ведая, что я уже все для себя решила. – Весело будет!
– Две недели? – спросила я, пытаясь изобразить недовольство.
Впрочем, несмотря на страх, я уже начала потихоньку осваиваться с мыслью, что придется перед парнями кого-то из себя изображать. В конце концов, в своем собственном облике я пока в личной жизни не преуспела.
– Две недели, – подтвердила Мег и начала намазывать рогалик маслом.
– И мне нужно только изображать тупую блондинку?
– Да, на всех свиданиях, – кивнула она. – Везде и всюду: в баре, на вечеринке... где угодно.
Все трое выжидающе смотрели на меня.
Сделав глубокий вдох, я с решительной улыбкой посмотрела на подруг.
– Хорошо.
Тут у меня внутри что-то екнуло, и я почувствовала легкое головокружение, но мне уже было все равно.
За нашим столиком раздалось громкое «ура!», и Мег подняла свой бокал с «мимозой» за успех дела. Я тоже подняла бокал. Мамочки, во что же я ввязалась? Вдруг теория окажется ошибочной и я пойму только, что мужчинам не нравлюсь ни в каком виде?
– Начинаем завтра вечером, – зловещим тоном объявила Мег, когда мы все выпили по глотку шампанского с апельсиновым соком. – Отметьте эту дату в календаре, девочки. Двадцать третье мая – день, когда на свет появится Блондинка Харпер.
ГЛАВА 3
Итак, двадцать третье мая должно было стать днем «икс», когда Нью-Йорк увидит новую, преображенную Харпер Робертс и удача наконец мне улыбнется.
По крайней мере, я на это очень надеялась. Иначе зачем мне целых две недели изображать из себя не пойми что?
Поскольку мы решили, что наивная пустоголовая дурочка в офисе «Бут, Фицпатрик и Макмэхон» будет совершенно не к месту, мне милостиво разрешили на работе оставаться самой собой. Мы руководствовались тем, что юристы компаний, инженеры и химики, обращавшиеся ко мне как к патентному поверенному, вряд ли доверят свое финансовое будущее хихикающей идиотке. На все остальное время я должна была превратиться в эдакую говорящую Барби. Нет, не в смысле 90—60—90, с этим у меня тоже не очень. Скорее, 85-72-96. Тряпичная кукла какая-то, а не Барби. Ладно, я отвлеклась.
Спасибо хоть на работе позволили вести себя как обычно. Работа – мой второй дом, единственное на земле место, где я в своей стихии. Веселого здесь, конечно, мало. С другой стороны, не зря говорят: дом там, где тебе хорошо. А поскольку в моей жизни наблюдалась явная нехватка мужчин, с которыми я готова была бы свить семейное гнездо (да и вообще мужчины в моей жизни как-то не задерживались), все свои силы и время я отдавала работе, которую по-настоящему, до самозабвения любила.
Где-то я читала, что из ста американцев лишь один абсолютно счастлив в своей профессии – с утра идет на работу с радостью, вечером возвращается домой с чувством глубокого удовлетворения. Точно могу сказать, что к этим редким счастливчикам принадлежу и я. Я стала патентным юристом, потому что не могла выбрать между химическими технологиями (меня неизменно приводило в восторг взаимодействие химических элементов, хотя от подробностей я, пожалуй, воздержусь; когда я пускаюсь в рассуждения об ионизации и периодической системе, на собеседников нападает зевота) и риторикой (мне всегда нравилось выписывать словесные кренделя, выстраивать логические цепочки и подбирать слова, чтобы речь была гладкой и связной). Поэтому, закончив с отличием Университет штата Огайо и получив диплом бакалавра химических технологий, я поняла, что мне прямая дорога в юридический. Закончила Гарвард в числе лучших выпускников курса и решила специализироваться на патентном праве, поскольку химические технологии и юриспруденция были навеки повенчаны в моем сознании. А патентное право давало возможность совмещать два моих призвания.
Знала бы я тогда, что счастливый союз химии и права окажется единственным счастливым союзом в моей жизни!.. Но я, кажется, опять отвлеклась.
Каждый день приносил мне радость. Возможно, вы не поверите, но я испытываю небывалый душевный подъем, когда инженер-технолог из «Три Эм» с горящими глазами рассказывает мне о только что изобретенном им клеящем составе, благодаря которому липкая лента будет держаться в семь раз прочнее. Или когда инженеру-фармакологу из «Мабри» удается получить соединение, способное в три раза повысить скорость действия лекарств от головной боли. Или когда химик из «Бейкерсгрэйн» описывает мне новый консервант, вдвое увеличивающий срок хранения кукурузных хлопьев.
Да-да, для меня их рассказы звучат как музыка, потому что я понимаю каждую формулу. Мне нравится помогать технологам и химикам получать патенты на свои изобретения. Мне нравится сознавать, что в появлении новых продуктов и технологий, которые делают мир хоть чуть-чуть лучше, есть и моя заслуга. Мне нравится постоянно расти над собой, потому что в окружении ученых-изобретателей и юристов приходится держать марку. Нравится выступать перед патентным комитетом, доказывая, что мои клиенты не нарушают ранее выданных патентов и имеют полное право на регистрацию своих изобретений. Я безумно люблю свою работу.
Однако любовью к работе популярности не добьешься. Особенно если работа связана со сложными химическими формулами и юридическими тонкостями да еще приносит триста тысяч в год. Как объект знакомства я представляла бы гораздо большую ценность, если бы ничем, кроме школьного аттестата, похвастаться не могла.
А значит, пора превращаться в блондинку.
Утро прошло как обычно: составила записку по делу для предоставления в суд, начала разбираться с серией договоров, связанных с неким «волшебным кремом для увеличения объема груди», которые принес мне один из клиентов на прошлой неделе, – в общем, моя страшно умная голова поработала на славу.
А потом я отправилась на съемочную площадку «Богатых и несчастных» – мы договорились с Эмми встретиться. Она сказала, что ей надо обсудить со мной предстоящий эксперимент, и я решила – что я теряю? Кто сможет дать мне лучший совет, чем подруга, перед которой мужчины падают и сами собой в штабеля укладываются?
– У меня времени всего час, – предупредила я Эмми. Подруга ждала у служебного входа (очень не хотелось связываться с постоянно жующей жвачку пергидрольной девушкой-администратором, у которой, чтобы выдать пропуск, уходило минут двадцать). – В офисе гора документов. Может, перехватим быстренько по бутерброду с салатом?
– Нет уж, сегодня нам не до еды, – заявила Эмми, хватая меня за руку и втаскивая внутрь здания.
Дверь за мной захлопнулась с каким-то зловещим стуком.
– Есть не будем? – переспросила я.
Эмми была загримирована для съемки, к этому я за время наших встреч уже привыкла, но все равно меня не покидало ощущение, что передо мной клоун с детского утренника: толстый слой штукатурки на щеках, ярко-алые губы, осталось только красный нос нацепить.
– Нет, не будем, – возвестила Эмми.
– Тогда зачем я приехала? Я думала, ты меня приглашала перекусить.
– Болтать времени нет. Надо приниматься за дело, – загадочно сказала она, оставив мой вопрос без ответа. – Давай за мной.
Бросив взгляд на часы и шикнув на заурчавший желудок, я пошла за Эмми по полутемному коридору. Она взяла меня за руку, будто боялась, что я тут же кинусь назад, к выходу (как знать, может и стоило), и поцокала мимо дверей, на каждой из которых было имя актера на табличке в виде золотой звезды, а потом мимо студии № 1, в данный момент представлявшей собой больничную палату.
– Один из персонажей в коме, – бросила Эмми на бегу.
Разумеется. В сериалах всегда кто-нибудь в коме. Или неожиданно выходит из многолетней комы.
Уже два года Эмми играла в сериале ассистентку чертовски привлекательного доктора Дирка Даблдея и была уверена, что это первый шаг к большому прорыву – ее непременно должны заметить и пригласить на главную роль в качественную мелодраму, идущую в прайм-тайм, а уж оттуда рукой подать до главной роли в кассовой романтической комедии. Она уже присмотрела себе особнячок по соседству с поместьем Тома Круза. Я серьезно. Красуется на зеркале в ее гримерной.
Куда же она меня тащит? Вот коридор, ведущий к гримерке, да и нос подсказывал мне, что дразнящий вкусными запахами кафетерий остался далеко позади.
– Жди здесь, – велела Эмми, останавливаясь перед дверью общей гримуборной.
Вместе с ней там обитали еще несколько второстепенных персонажей сериала. То есть нет, «второстепенных» неправильно. У Эмми это называется «актеры второго плана».
– Что ты делаешь? – спросила я, глядя, как она открывает какую-то боковую дверь.
– Тсс! Проверяю, нет ли кого на горизонте.
Она с опаской посмотрела по сторонам, тряхнув светлыми кудряшками, и проскользнула в помещение рядом с гримеркой.
Я со вздохом прислонилась к стене, скрестив руки на груди. С утра ничего не ела, а поработать пришлось. Некогда мне играть в игры с Эмми. Она всегда так, напустит таинственности, даже если дело яйца выеденного не стоит. Конечно, такая у нее работа.
Тут из-за двери вынырнула сияющая Эмми, схватила меня за руку и втянула в помещение.
– Все чисто, пойдем, – проговорила она, включая свет.
Комната оказалась огромным гардеробом, уставленным вешалками с одеждой, подставками для обуви, париков и аксессуаров.
– Добро пожаловать в костюмерную, – торжественно возвестила Эмми, обводя комнату широким жестом.
Я заморгала. Именно так я всегда представляла себе райские кущи.
Помещение казалось бесконечным. Вдоль стен выше человеческого роста громоздились полки, уставленные обувью самых немыслимых размеров, фасонов и цветов. В прозрачных шкафчиках переливалось разными оттенками море джинсов, а на бесчисленных плечиках плотно висели блузки, брюки, платья, юбки и жакеты всех когда-либо существовавших расцветок и кроя. Вот Кэрри Брэдшоу из «Секса в большом городе» отвела бы здесь душу по полной программе. Ну, то есть не будь она вымышленным персонажем. Я, внутренне задохнувшись от восторга, попыталась сделать вид, что на меня комната не произвела никакого впечатления, однако мое неравнодушное к шопингу сердце забилось часто-часто.
– Что нам здесь надо? – спросила я как можно более ворчливо, чтобы не выдать потрясения. – Я есть хочу.
– Харпер, – рассердилась Эмми, – ты хоть полминуты можешь не думать о еде? Нам нужно подобрать тебе костюмы для предстоящего эксперимента.
– Костюмы? – переспросила я, с трудом отводя взгляд от нескончаемых полок, вешалок и стоек с чудесной одеждой. – Какие еще костюмы? Мы ни о чем таком не договаривались.
Эмми тяжело вздохнула – я ее окончательно расстроила.
– Харпер, – начала она объяснять размеренно, будто ребенку, – на сцене, когда начинаешь вживаться в роль, первое, что нужно сделать, – это подобрать одежду. В том, что на тебе надето, ты на гламурную блондинку не тянешь.
Я оглядела себя. Узкий брючный костюм от Армани черного цвета в тонкую полоску, накрахмаленная белая блузка, шпильки «Джимми Чу», высовывающиеся из-под чуть расклешенных брюк. Абсолютно деловой стиль. В вырезе блузки, под горлом, моя любимая цепочка с кулоном – серебряное сердечко от «Тиффани».
– Да, я понимаю, о чем ты.
Отрицать смысла не было. Хотя деловой стиль мне нравится.
– Вот я и взяла на себя смелость выбрать тебе несколько нарядов, – продолжила Эмми.
Я ничего не ответила, только смотрела на нее. Она выдвинула одну из стоек с костюмами.
– Уважаемая Интеллектуалка Харпер, – возвестила подруга с улыбкой, – разрешите представить вам Глупышку Харпер.
И широким жестом обвела ряд вешалок.
Передо мной предстало море узких брючек кислотного цвета, обтягивающих платьиц, открытых топиков, завязывающихся сзади на шее, и рубашек, мало чем отличающихся от лифчиков.
Ну уж нет, я это не надену. Ни за что.
– Топик без бретелек? – недоверчиво ткнула я пальцем в первую же штучку на вешалке.
– Ага, – с гордостью ответила Эмми. – И не волнуйся, все вещи от кутюр.
Я застонала как от зубной боли.
– От авантюр, – передразнила я вполголоса.
Эмми сделала большие глаза.
– Да нет же, смотри! – Она вытащила короткое белое платье, почти насквозь просвечивающее. – Видишь? – И помахала этикеткой у меня перед носом. – «Версаче». – А вот это, – она выхватила еще более короткое бирюзовое, – «Стелла Маккартни».
Я прошлась вдоль стойки – действительно почти на каждой вещи ярлык известного модного дома. И все равно я не могла понять, кому придет в голову тратить такие деньги на эти фасоны.
– Эмми, послушай, – твердо заявила я, отворачиваясь от вешалок с одеждой и усилием воли отгоняя кошмарные видения меня в одном из этих диких платьев. – В жизни ничего такого не надевала и не надену.
– Вот именно, – торжествующе заключила Эмми. – Сейчас, Харпер Робертс, ты обретешь свое второе «я».
Через десять минут я втиснулась в ярко-розовое платье без бретелек, достаточно длинное, чтобы меня можно было отличить от представительниц древнейшей профессии, но при этом обтягивающее во всех стратегических местах и не оставляющее особого простора для воображения. Плотно охватывая бедра, книзу оно распускалось пышной юбкой-тюльпан, заканчивающейся выше колен. Нахмурившись, я разглядывала себя в зеркале.
– Вылитая проститутка, – простонала я, прекрасно зная, что не так уж все трагично.
Как ни прискорбно, я выглядела в этом платье гораздо лучше, чем ожидала. Но Эмми я ни за что не признаюсь. Незачем ей потакать.
– Ты преувеличиваешь, Харпер, – отмахнулась она. – К тому же какая проститутка сможет позволить себе «Дольче»?
– И что, мне в этом завтра на корпоративный ужин являться? – ехидно поинтересовалась я, снова не торопясь признать правоту Эмми (когда я повернулась, чтобы рассмотреть себя в зеркале со спины, то заметила лейбл «Дольче и Габбана»). – На тот самый, помнишь, на который мне идти не с кем?
Эмми рассмеялась. Она знала меня давно, поэтому сразу поняла, что я пытаюсь отвлечь внимание от того, что меня действительно беспокоит. Один из моих любимых приемов.
– Нет, Харпер, не думаю, что стоит щеголять в этом перед остальными компаньонами, – сказала она с непроницаемым лицом. – Мы ведь решили, что в офисе правила эксперимента отменяются, а то вылетишь с работы.
– Чудесно, – ответила я, закатывая глаза. – Какое счастье.
Можно подумать, все дело в платье. Если я не найду, с кем пойти на вечер – а похоже, так оно в итоге и окажется, – на меня все равно будут смотреть как на прокаженную. Я серьезно. Я попробовала как-то прийти на вечеринку в одиночку – до сих пор иногда чувствую косые взгляды. Если ты являешься без спутника, значит, ты вообще не способна кого-то увлечь. В моем случае, положим, так оно и есть. Только зачем информировать об этом своих коллег? Одно дело терпеть неудачи в любви. Совсем другое, когда о твоих неудачах знает весь офис.
– И перестань менять тему! – Эмми легонько шлепнула меня, а я через плечо снова взглянула в зеркало. – Мы говорили о платье, а не о том, с кем идти на вечер. Найдем тебе кого-нибудь. А выглядишь ты на все сто.
Та-ак, на все сто, значит.
Если кому нравятся ночные бабочки, то, может, и да. А мне нет.
Однако кто бы мог подумать, что мне пойдет подобный облик? Узнаю себя с неожиданной стороны.
– В «Армани» я выглядела куда круче, – возразила я.
И потом, в каком смысле «найдем тебе кого-нибудь»? Мало того что Эмми заделалась стилистом, она еще и в свахи набивается?
– По-моему, в «Армани» ты не слишком женственна, – ответила Эмми с улыбкой. Я нахмурилась. – Сейчас ты выглядишь глупее, а нам только этого и надо.
– Если вам интересно мое мнение, я бы тоже сказал, что ты выглядишь на все сто, – раздался голос из-за двери.
Мы с Эмми вздрогнули от неожиданности и обернулись.
В дверях обнаружился знаменитый Мэтт Джеймс, один из ведущих актеров сериала, – лет тридцати с небольшим, черноволосый, с пронзительными зелеными глазами, квадратной челюстью и мальчишескими ямочками на щеках. Он играл адвоката Патрика Кара, доброго самаритянина, против которого ополчился весь мир. В данный момент, согласно хитросплетениям сюжета, ему приходилось расхлебывать кашу, заваренную матерью ребенка его брата-близнеца. Никак не решусь признаться Эмми, но я не так уж часто смотрю «Богатых и несчастных». Представьте себе, сюжеты мыльных опер кажутся мне пустыми, надуманными и сопливыми.
А вот актеры там снимаются симпатичные... Та-ак, похоже, я краснею.
Что касается непосредственно Мэтта Джеймса, должна признаться, что он мне нравился еще с тех пор, когда я впервые увидела его на одной из вечеринок по случаю окончания очередного сезона сериала, – мы с Питером как раз тогда расстались. Состояние у меня было депрессивное, я переживала разрыв с любимым и встречаться ни с кем не собиралась, но чтобы не заметить Мэтта, нужно было по крайней мере ослепнуть. Мужчина, который играет адвоката-супермена в дневном сериале, привлекателен по определению. У Эмми все партнеры такие. Однако Мэтт чем-то запал мне в душу, и каждый раз при виде него я превращалась в краснеющую мямлю. Удивительно, я привыкла в любой ситуации сохранять спокойствие и не терять головы. А у Мэтта одним своим присутствием как-то получалось превращать мои мысли – и чувства – в маловразумительную мешанину.
В отличие от других актеров, которые производили на меня впечатление недалеких и «зазвездившихся», в Мэтте чувствовалась неожиданная глубина. Он говорил умные вещи. Его глаза светились пониманием, и он внимательно слушал собеседника, чуть склонив голову набок. Для каждого у него находилась улыбка. Его доброта и открытость казались искренними.
С другой стороны, каждый раз одергивала я себя, он ведь актер. У него работа такая – нравиться людям и быть своим парнем. Меня не проведешь. Безупречных мужчин не бывает. По крайней мере среди актеров мыльных опер.
Разумеется, нет ничего глупее, чем влюбиться в сериального актера. Эмми я о своих пристрастиях ничего не говорила, зная, что она будет надо мной смеяться. Я знала, что она тоже находит его привлекательным, но у нее своя история: когда она только начинала сниматься в сериале, у нее был роман с неким Робом Бейкером, и она на своей шкуре почувствовала, как тяжело после разрыва продолжать работать с бывшим бой-френдом. Она до сих пор трясется, когда видит его в студии, и поклялась никогда в жизни не заводить служебных романов. Легко ей говорить. Эмми и за пределами съемочной площадки воздыхателей хватает.
– Привет, Эм, – поздоровался Мэтт, подходя к нам и с недоумением глядя, как мы роемся в гардеробной.
В его улыбке чувствовалась какая-то ехидца, но мне было не до этого. Я отчаянно пыталась перестать краснеть. Бесполезно, щеки просто пылали.
– Ну-ка, что у нас тут такое?
Он подошел ко мне и, взяв за локоть, встал на расстоянии вытянутой руки. Когда он буквально ощупал меня взглядом с головы до ног, мне захотелось прикрыться. Скрестив руки на груди, я вызывающе посмотрела на него тем самым взглядом железной леди, который обычно я приберегаю для выступлений в суде. Однако, прошу отметить в протоколе, очень трудно изобразить такой взгляд, если щеки светятся ярче фонариков на елке.
– Рад тебя видеть, Харпер, – сказал Мэтт. Только едва заметная искорка в глазах выдавала иронию. – Красивое платье.
Ага, значит, все-таки издевается.
– Тащим из костюмерной, что плохо лежит? – поинтересовался он у Эмми, вопросительно изогнув бровь.
– Не тащим, – возмутилась она, – а берем на время.
– Хмм, – задумчиво проговорил Мэтт, поворачиваясь ко мне с задорной мальчишеской улыбкой. Мы с Эмми не знали, куда деться от смущения, а ему, похоже, нравилось нас дразнить. – Харпер, я думал, крутые юристы вроде тебя купаются в деньгах и на одежду им хватает. Или ты решила сменить профессию?
– Заткнись, Мэтт, – отрезала Эмми, предостерегающе сверкнув глазами.
– Так чем вы тут все-таки занимаетесь? – наконец спросил он, оставив издевку.
Я пыталась не обращать внимания на смешинки, пляшущие в его больших зеленых глазах, когда он переводил взгляд с Эмми на меня и обратно. Большие зеленые глаза – моя слабость. Хотя, может, дело не только в глазах.
– Тебя, Мэтт Джеймс, это не касается, – ответила Эмми.
Охо-хо, она назвала его полным именем. Дело принимает серьезный оборот. Я, разумеется, молчала, мысленно перебирая все холодное, что только могла припомнить: лед, Северный полюс, морозилку – здорово было бы засунуть туда голову, чтобы щеки перестали гореть.
– Хмм, – снова промычал Мэтт, – похоже, все-таки касается, раз уж я невольно стал сообщником в вашем налете на костюмерную.
– Мы берем на время, – нетерпеливо перебила Эмми. – Значит, не налет, а заимствование.
– Ну да. – Он приподнял бровь. – Разумеется. Заимствование.
– И все равно тебя это не касается, – сердито заявила Эмми.
– Может, и нет, – согласился Мэтт, по очереди глядя на нас. Он снова широко улыбнулся и провел рукой по темному ежику волос. – Но если я выясню, в чем тут дело, я своего не упущу.
– Нечего тут выяснять, – отрезала Эмми.
– Ладно, – согласился Мэтт.
Он подмигнул мне, а я сделала вид, что злюсь. Лучше уж испепелить взглядом, чем истекать слюной.
– Хорошо, девушки, до скорого, играйте дальше в свои переодевалки. Я на вторую студию. У молодой миссис Коэн восьмидесятипятилетний муж в коме, и ей срочно нужен юрист, чтобы помочь законным путем отправить супруга в мир иной.
– Куда же без этого, – пробормотала я.
– Ага, я знал, что ты не совсем отключилась, – повернулся ко мне Мэтт. – Платье платьем, а мозги работают.
Я в ответ скорчила физиономию. Он, не меняясь в лице, продолжал улыбаться.
– Мэтт, погоди-ка, – раздался за моей спиной невинный голосок Эмми.
Что-то в ее тоне заставило меня обернуться. Увидев, как она улыбается, я насторожилась.
– Что такое?
– Что ты делаешь завтра вечером? – спросила она.
Тут мне стало ясно, к чему она ведет. Я открыла рот, чтобы перебить, но было уже поздно. О нет. Мои щеки снова запылали.
