Текст книги "Сын Солнца"
Автор книги: Кристиан Жак
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Глава 7
Рыжий пес Дозор проголодался. Он настойчиво лизал лицо своего хозяина, спавшего дольше обычного. Рамзес внезапно проснулся и вскочил, мыслями еще погруженный в прекрасный сон, где он обнимал тело любимой, чьи груди были подобны сладким яблокам, губы – нежны, как сахарный тростник, ноги – гибки, как вьющиеся растения.
Сон… Нет, это было не во сне! Она действительно существовала, звалась Красавицей Изэт, она отдалась ему и открыла перед ним тайники блаженства.
Дозор, которому было мало дела до воспоминаний Рамзеса, жалобно залаял, отчаявшись привлечь его внимание. Рамзес понял, наконец, что дело не терпит отлагательств, и отвел собаку в кухни дворца, где тот с жадностью набросился на пищу. Когда миска опустела, он повел собаку в сторону конюшен. Там содержались прекрасные скакуны, за которыми тщательно ухаживали и следили. Дозор побаивался этих высоких четвероногих существ, от которых можно было ожидать чего угодно; он опасливо трусил за своим хозяином.
Они подошли к компании конюхов, которые издевались над подмастерьем, с большим трудом тащившим тяжелую корзину навоза. Один из них подставил тому подножку, и несчастный уронил корзину, содержимое которой вывалилось перед ним.
– Собирай, – приказал его мучитель, конюх лет пятидесяти с тупым лицом.
Несчастный юноша повернулся, и вдруг Рамзес узнал его.
– Амени!
Сын Фараона подскочил, оттолкнул конюха и помог подняться своему другу, вздрагивающему всем телом.
– Что ты здесь делаешь?
Юноша, который еще не мог прийти в себя, пробормотал в ответ что-то невразумительное. Один из конюхов грубо толкнул Рамзеса в плечо.
– Слушай ты… Кто ты такой, что позволяешь себе вмешиваться?
Рамзес двинул вопрошавшего ударом локтя в грудь, и тот свалился назад. В бешенстве от того, что был выставлен посмешищем перед своими товарищами, с перекошенным от ярости лицом, он стал подбивать остальных:
– Мы их научим вежливым манерам, этих двух наглых юнцов…
Рыжая собака зарычала и оскалила зубы.
– Беги, – приказал Рамзес Амени.
Но писец не мог сделать ни шагу.
Рамзес был один против шестерых, и ему было практически невозможно одержать победу, но пока они были в этом убеждены, у него оставался пусть небольшой, но шанс выбраться из этого осиного гнезда. Самый крепкий бросился на него. Кулак ударил в пустоту, и, еще не понимая, что с ним произошло, нападающий взлетел в воздух и со всего маху рухнул на спину. Двоих из его товарищей постигла та же участь. Рамзес порадовался в этот момент, что в свое время упорно занимался на уроках рукопашной борьбы; эти люди рассчитывали на одну только грубую силу и хотели слишком быстро одержать победу, они не умели драться.
Дозор участвовал в драке, кусая за ноги конюхов и быстро отбегая, чтобы не попасть под горячую руку. Амени закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Конюхи сбились в кучу. Они колебались: только сын знатного человека мог владеть такими приемами.
– Кто ты такой?
– Неужели вы испугались? Шестеро против одного?!
Самый горячий из них потряс ножом, ухмыляясь.
– У тебя смазливая морда, но смотри, как бы тебе ее ненароком не раскроили… при каком-нибудь несчастном случае.
Рамзес раньше никогда не дрался с вооруженным человеком.
– Несчастный случай… со свидетелями. И даже этот юнец будет с нами заодно, чтобы спасти свою шкуру.
Сын Фараона не спускал глаз с короткого лезвия ножа; конюх между тем размахивал им, описывая в воздухе круги, пугая противника. Рамзес не двигался, позволяя конюху кружить вокруг него. Пес хотел было кинуться на обидчика и защитить хозяина, но тот закричал:
– Лежать, Дозор!
– Вот оно что, ты любишь эту ужасную собаку… Она так уродлива, что не заслуживает того, чтобы остаться в живых.
– Сразись сначала с тем, кто сильнее тебя.
– Ну и хвастун же ты!
Лезвие задело щеку Рамзеса. Ударом ноги по запястью он попытался выбить нож, но конюх увернулся.
– Ты упрям… Но один ты ничего не сделаешь!
Остальные тоже вытащили ножи.
Рамзес совсем не испугался. Он почувствовал, как в нем растет сила, до сих пор незнакомая – ярость против несправедливости и подлости.
Прежде чем противники успели согласовать свои действия, он толкнул двоих, опрокинув их на землю, с трудом уворачиваясь от мстительных лезвий.
– Удираем, братва! – вдруг крикнул один из конюхов.
Кресло с носильщиками только что появилось в воротах конюшни. Его великолепие говорило о высоком положении владельца. Тот сидел, откинувшись на высокую спинку, положив ноги на скамеечку, руки – на подлокотники, в тени зонта и смачивал лоб надушенным влажным платком. На вид ему было лет двадцать. У него было круглое, лунообразное лицо, пухлые щеки, маленькие карие глазки и толстые губы любителя поесть. Видно было, что физический труд совершенно чужд ему: толстое тело заметно давило на плечи двенадцати носильщиков, которым хорошо платили за свою скорость.
Конюхи разбежались. Рамзес предстал перед носилками.
– Рамзес! Опять в конюшне… Вот уж, определенно, ты лучше всего себя чувствуешь в компании зверей.
– Что изволит делать мой брат Шенар в этих местах, пользующихся дурной славой?
– Я делаю проверку, как мне приказал Фараон. От будущего правителя в его стране ничто не должно укрыться.
– Тебя послало само небо.
– Ты думаешь?
– Ты, наверное, будешь рад исправить несправедливость?
– В чем дело?
– Вот в этом молодом писце Амени. Я застал его в тот момент, когда шестеро конюхов притащили его сюда и издевались над ним.
Шенар ухмыльнулся.
– Бедняга Рамзес, у тебя неверные сведения! Разве твой юный друг не рассказал тебе о наказании, которое его постигло?
Сын Фараона повернулся к Амени, лишившись дара речи.
– Этот начинающий писец имел наглость исправить своего начальника, якобы допустившего ошибку. Тот не замедлил пожаловаться на этот дерзкий поступок, а я решил, что этому маленькому нахалу не помешает поработать на конюшне. Переноска навоза и сена научит его гнуть спину.
– У Амени не хватит на это сил.
Шенар приказал носильщикам спустить его на землю. Хранитель сандалий тут же подставил скамеечку, обул ноги хозяину и помог спуститься.
– Давай пройдемся, – потребовал Шенар, – я должен поговорить с тобой лично.
Рамзес оставил Амени под охраной Дозора. Братья прошли несколько шагов по двору, вымощенному досками, чтобы укрыться от солнца, которое Шенар с его белой кожей ненавидел.
Трудно было себе представить двух более непохожих людей. Шенар – низкого роста, приземистый, закутанный в одежду, походивший на разжиревшего от еды вельможу. Рамзес – высок, строен, с развитыми мышцами, в расцвете юных сил. Голос первого был елейный и дрожащий, голос второго – низкий и четкий. Их объединяло только то, что оба были сыновьями фараона.
– Отмени свое решение, – потребовал Рамзес.
– Забудь об этом недоноске, давай поговорим о серьезных проблемах. Разве ты не должен был уже давно покинуть столицу?
– Никто меня об этом не просил.
– Считай, что это сделано.
– Почему я должен слушать тебя?
– Ты что, забыл о моем положении и о своем?
– Значит, я должен радоваться тому, что мы – братья?
– Не старайся перехитрить меня, а лучше посвяти себя бегу, плаванию и борьбе.
– Однажды, если отец и я этого захотим, ты, возможно, получишь какой-нибудь пост в действующей армии; защищать страну – достойное и благородное дело. Для такого юноши, как ты, обстановка Мемфиса вредна.
– В последние недели я уже начал к ней привыкать.
– Послушай, не вступай в бесполезную борьбу и не заставляй меня просить отца, чтобы он вмешался в дело. Лучше подготовь без лишнего шума свой отъезд и так же тихо исчезни. Через две-три недели я укажу тебе место назначения.
– А Амени?
– Я уже сказал тебе: выкинь из головы своего ничтожного дружка, и я не люблю повторять свои слова. И последнее: не пытайся снова увидеться с Красавицей Изэт. Ты забыл, что она презирает побежденных?
Глава 8
Супруге фараона Туйе приходилось в отсутствие своего мужа, отправившегося проверять линии обороны на северо-восточной границе, много времени и сил уделять обременительным приемам. Она приняла визиря, главного царского казначея, двух номархов, глав провинций, и одного писца их архивов. И к тому же было необходимо срочно разрешить массу неотложных проблем, при этом не совершив ни одной оплошности.
Сети все больше тревожили не прекращавшиеся волнения в маленьких общинах Азии, Сирии и Палестины, которых хетты [4]4
Хетты жили на территории современной Турции.
[Закрыть]подстрекали к восстаниям. Раньше обычного визита фараона было вполне достаточно, чтобы успокоить местных царьков, которым просто хотелось поразлагольствовать перед своими подданными.
Туйя была дочерью простого мастера по изготовлению повозок и не принадлежала, таким образом, ни к царскому, ни даже к знатному роду, но она быстро завоевала место при дворе и в стране в целом благодаря своим личным качествам. Она обладала врожденной элегантностью: очень стройная, с большими миндалевидными глазами и строгим пронзительным взглядом, с тонким прямым носом, держалась царица довольно высокомерно. Как и ее царственный супруг, она требовала беспрекословного уважения и не выносила фамильярного обращения. Царица рьяно заботилась о процветании египетского двора; ей казалось, что величие ее страны и благополучие народа зависели от того, как она выполняла свои обязанности.
Когда она узнала, что о приеме просит Рамзес, ее любимый сын, усталость как рукой сняло. Обычно Туйя принимала посетителей в дворцовом саду. Она была в длинном льняном платье, подшитом золотом; на плечах – короткая накидка в складку, шею украшало ожерелье из аметистов в шесть рядов, а на голове был роскошный парик из переплетенных параллельных прядей одинаковой толщины, спускающихся чуть ниже ушей. Как она любила гулять среди акаций, ив и гранатовых деревьев, у подножия которых росли васильки, маргаритки и цвела живокость! Не было более прекрасного творения богов, чем сад, где все растения круглый год возносили хвалу создателям. Утром и вечером Туйя позволяла себе несколько минут помечтать в этом раю, прежде чем приступить к исполнению возложенных на нее обязанностей.
Когда появился Рамзес, царица была удивлена: за несколько месяцев он превратился в мужчину поразительной красоты. Любой ощущал исходившую от него силу и властность. Он, конечно, еще сохранил кое-какие черты подростка в походке и жестах, но детская беззаботность исчезла навсегда. Рамзес поклонился матери.
– Разве приличия запрещают тебе обнять меня?
Он на мгновение сжал ее в своих объятиях; она показалась ему такой хрупкой!
– Ты помнишь, когда тебе было три года, ты посадил здесь сикомор? Пойдем, посмотришь, как он прекрасно растет.
Туйя быстро поняла, что ей не удастся успокоить глухой гнев сына. Этот сад, где он провел много часов, ухаживая за деревьями, теперь стал ему чужим.
– Ты пережил тяжелое испытание.
– Ты говоришь о диком быке или об испытании одиночеством этим летом? Впрочем, это не имеет, значения, поскольку твердости перед испытаниями и храбрости недостаточно, чтобы победить несправедливость.
– А ты разве страдаешь от несправедливости?
– Мой друг Амени был ложно обвинен в неподчинении и в оскорблении вышестоящего. Из-за вмешательства моего брата его выгнали из канцелярии писцов, где он работал, приговорив к тяжелым работам на конюшне. Он не приспособлен для такого труда, и это несправедливое наказание убьет его.
– Ты выдвигаешь серьезные обвинения; ты знаешь, что я не люблю сплетен…
– Амени не солгал мне, это прямой и честный человек. Разве он должен умирать только потому, что он мой друг и потому что разгневал Шенара?
– Ты, по-моему, не любишь своего старшего брата.
– Мы не замечаем друг друга.
– Он опасается тебя.
– Он недвусмысленно дал мне понять, чтобы я как можно быстрее покинул Мемфис.
– Может быть, ты вызвал его гнев, став возлюбленным Красавицы Изэт?
Рамзес не скрыл своего удивления.
– Ты уже все знаешь…
– Это моя обязанность, не так ли?
– За мной, наверное, постоянно следят?
– С одной стороны, ты Сын Фараона, а с другой – Красавица Изэт довольно болтлива.
– С чего бы она стала хвастать тем, что подарила свою девственность побежденному?
– Наверное, потому, что верит в тебя.
– Для нее это просто интрижка, чтобы подразнить моего брата.
– А я не уверена в этом. Ты любишь ее, Рамзес?
Юноша помедлил.
– Не знаю… Я люблю ее тело, я хотел бы встретиться с ней снова, но…
– Ты хотел бы взять ее в жены?
– В жены?!
– Это в порядке вещей, сын мой.
– Нет, еще нет…
– Красавица Изэт очень упряма: если уж она тебя выбрала, она так скоро не откажется от своего.
– Разве мой брат не лучшая партия?
– По-моему, она так не считает.
– А может, она решила соблазнить нас обоих!
– Ты думаешь, столь юная женщина уже может быть такой коварной?
– Как я могу доверять людям после того, что случилось с Амени?
– А я тоже недостойна твоего доверия?
Рамзес взял мать за руку.
– Я знаю, что ты никогда меня не предашь.
– Что касается Амени, есть один удачный выход.
– Какой?
– Стань царским писцом, тогда ты сам выберешь своего помощника.
Несмотря на тяжелую работу, которую его заставили выполнять, Амени держался с упорством, восхищавшим Рамзеса. Конюхи, боявшиеся нового вмешательства сына Сети (они выяснили, что это был именно он), уже не издевались над Амени. Один из них, раскаявшись, не так тяжело нагружал корзины и часто помогал слишком хрупкому юноше, который, несмотря на это, таял и слабел день ото дня.
Когда Рамзес выдвинул свою кандидатуру на пост царского писца, он не был готов к конкурсу. Экзамен проходил во дворе рядом с канцелярией визиря; плотники поставили там деревянные опоры и натянули тенты, чтобы все участники могли укрыться от солнца. У Рамзеса не было никаких привилегий, ни его отец, ни мать, под страхом нарушить закон Маат, не смогли бы вмешаться, чтобы склонить судей в его пользу. Амени обязательно рано или поздно попытал бы счастья в этом конкурсе, а Рамзес не обладал ни его знаниями, ни его способностями. Но он сражался за него.
Дряхлый писец, опираясь на палку, обратился с речью к молодым людям, каждый из которых надеялся получить должность писца, предложенную центральной канцелярией.
– Вы долго изучали науки и древних авторов, чтобы получить должность, благодаря которой сможете управлять, но знаете ли вы, как обязаны себя вести? На вас должна быть чистая одежда, безупречная обувь, вы обязаны не спускать глаз с вашего свитка папируса и навсегда изгнать лень из жизни. Пусть ваша рука будет тверда, из ваших уст выходят только слова справедливости; вы должны учиться без устали и отдыха, подчиняться приказам начальников, должны стремиться только к одному: честно исполнять свои обязанности, быть полезным другим людям. Будьте внимательны и сосредоточены: обезьяна понимает обращенные к ней слова, лев поддается дрессировке, но нет существа более глупого, чем рассеянный писец. Против безделья существует только одно лекарство – палка! Ей внимает то ухо, что на спине, и все становится на свои места. А теперь – за работу!
Кандидатам выдали деревянные дощечки, покрытые тонким слоем застывшего гипса, в центре с углублением для тростниковых палочек. Все растворили в воде бруски красных и черных чернил и воззвали к великому мудрецу Имхотепу, покровителю писцов, совершив возлияние в его честь несколькими каплями краски.
За несколько часов нужно было переписать надписи, ответить на вопросы на знание иероглифов, решить алгебраические и геометрические задачи, составить образец письма, прокомментировать отрывки из древних авторов. Несколько кандидатов не завершили испытание, другие проявили недостаточно внимания. Наконец, пришла очередь последнего испытания, загадок.
Над четвертой загадкой Рамзес задумался: как писец превращает смерть в жизнь? Он не думал, что книжник обладает такой властью! В голову не приходил ни один подходящий ответ. Если он не разгадает, то, учитывая мелкие ошибки, рискует выйти из состязания. Напрасно он напрягал мысли – решение ускользало.
Даже если он провалится, то не бросит Амени. Он отведет его в пустыню, к Сетау и его змеям; лучше уж он будет ежеминутно рисковать жизнью, чем влачить жалкое существование, подобное участи раба.
Вдруг с одной из пальм спустился бабуин и забежал на территорию двора; надзиратели не успели вмешаться. Он вскочил на плечи Рамзеса, который застыл на месте. Обезьяна что-то пробормотала юноше на ухо и исчезла так же, как и появилась.
В эти несколько мгновений Сын Фараона и священное животное бога Тота, творца иероглифов, составляли как бы одно существо: их мысли слились, и разум одного двигал рукой другого.
Рамзес прочел то, что написал. Скребок из песчаника, с помощью которого писец снимает тонкий слой уже использованного гипса и заменяет его другим, свежим, позволяет ему как бы перевести дощечку из смерти в жизнь, так что ею опять можно пользоваться, как новой.
Амени был так изнурен, что уже не мог поднимать корзину; его тело разламывалось, затылок и шея затекли и были, как камень. Даже если бы его избили, он не нашел бы в себе силы сдвинуться с места. Как жестока была к нему судьба! Читать, писать, чертить иероглифы, внимать словам мудрецов, переписывать тексты, созданные цивилизацией… Какое прекрасное будущее раньше рисовалось ему! Он попытался в последний раз сдвинуть корзину. Вдруг сильная рука сделала это за него.
– Рамзес!
– Как тебе это?
Сын Фараона показал другу прекрасную ручку для перьев из позолоченного дерева, оканчивающуюся искусно выточенной лилией с конической вершиной, которой было удобно отшлифовывать надпись.
– Это великолепно!
– Это будет принадлежать тебе, если ты прочтешь эту надпись.
– «Да хранит бабуин Тота царского писца». Она не представляет никакой трудности.
– Я, Рамзес, царский писец, беру тебя своим помощником, личным писцом.
Глава 9
Тростниковая хижина на краю пшеничного поля ночью пустовала, поэтому Красавица Изэт и Рамзес выбрали это место для своих свиданий. Их сторожил Дозор, готовый отогнать любого неожиданного гостя.
Чувства одного любовника немедленно отзывались в действиях другого; изобретательные, страстные, неистощимые, они дарили друг другу часы удовольствия, не произнося почти ни слова.
Этой ночью, в любовном изнеможении положив голову на грудь своего любовника, Красавица Изэт напевала.
– Почему ты остаешься со мной? – спросил Рамзес.
– Потому что ты стал царским писцом.
– Разве девушка твоего происхождения не должна искать лучшей партии?
– Делить существование с сыном Сети… О чем еще можно мечтать?
– Выйти замуж за будущего фараона.
Изэт скривилась.
– Я подумывала об этом… Но он мне не нравится: слишком толст, слишком неповоротлив, слишком хитер. Мне было бы неприятно, чтобы он ко мне прикасался, и я решила любить тебя.
– Решила?
– Каждое человеческое существо обладает силой любви, но одни позволяют себя увлечь, другие же увлекаются сами. Я никогда не стану игрушкой в руках мужчины, будь он даже царем. Я выбрала тебя, Рамзес, и ты выберешь меня, ведь мы одной породы.
Еще пылая от страстной ночи, проведенной в объятиях любимой, Рамзес пересекал сад своей канцелярии, когда со стороны строения, выходящего на клумбу ирисов, возник Амени и загородил ему дорогу.
– Мне нужно с тобой поговорить!
– Я хочу спать. Ты не мог бы подождать?
– Нет, нет, это слишком важно.
– Ну тогда дай мне сперва попить.
– Там готов для тебя царский завтрак: молоко, свежий хлеб, мед и финики. Но прежде царский писец Рамзес должен узнать, что он вместе с другими писцами приглашен на прием во дворец.
– Ты хочешь сказать… к моему отцу?
– Существует только один Сети.
– Приглашен, во дворец! Это еще одна из твоих сомнительных шуток?
– В мою обязанность входит сообщать тебе важные новости.
– Во дворец…!
Рамзес постоянно мечтал снова встретиться с отцом; в качестве царского писца, он, может, будет иметь право хотя бы на короткую беседу. Что ему сказать? Взбунтоваться, потребовать объяснений, протестовать против его отношения, узнать чего отец хочет от него, спросить, какая судьба ему уготована… У него еще было время подумать.
– Есть еще вторая новость, менее радостная.
– Объяснись.
– Два из тех чернильных брусков, которые мне вчера доставили, очень плохого качества. Я всегда непременно пробую их перед тем, как использовать, и потом не жалею об этом.
– Это так серьезно?
– Да. Я собираюсь провести расследование от твоего имени. Царский писец не должен спокойно смотреть на подобные злоупотребления.
– Действуй, как сочтешь нужным, а теперь я хотел бы немного поспать.
Сари поздравил своего бывшего ученика: отныне Рамзесу больше не нужен наставник, который признал, что не принимал никакого участия в его подготовке к сложному конкурсу на должность царского писца. Однако, несмотря на это, успех ученика был отчасти приписан учителю. Сари назначили управляющим Капа, и это назначение гарантировало ему прекрасную карьеру.
– Признаюсь, ты удивил меня, но не обольщайся этим достижением. Оно позволило тебе исправить несправедливость и спасти Амени, разве тебе этого мало?
– Я не совсем понимаю.
– Я выполнил поручение, которое ты мне доверил: распознать твоих друзей и врагов. Среди друзей я вижу одного твоего помощника. Твой блестящий успех у многих вызвал зависть, НО' это не так важно. Главное для тебя – уехать из Мемфиса и обосноваться на юге.
– Это не мой ли брат тебя подослал?
Тень замешательства промелькнула на лице Сари.
– Не думай, что тут какие-то темные махинации… Не ходи во дворец. Этот прием тебя не касается.
– Я царский писец..
– Поверь мне: твое присутствие не является ни желаемым, ни желательным.
– А если я все же проявлю настойчивость?
– Ты останешься царским писцом… но без осей бых поручений. Не восставай против Шенара, иначе ты накличешь на себя беду.
Тысяча шестьсот мешков пшеницы и столько же отрубей были доставлены в царский дворец для приготовления нескольких тысяч пирогов и булочек самых разных форм. Для утоления жажды приготовили сладкое пиво и вино из оазисов. Благодаря расторопности царских стольников приглашенные на прием в честь царских писцов смогут вкушать произведения пекарей, как только в ночном небе взойдет первая звезда.
Рамзес одним из первых оказался у больших ворот, которую день и ночь сторожила личная охрана Фараона. Хотя воины и узнали младшего сына Сети, они проверили его грамоту царского писца, прежде чем пропустить в огромный сад. Там росли сотни деревьев разных пород, старые акации окружали озеро, отражаясь в его воде. Тут и там были расставлены, столы с корзинами, полными хлебов, пирогов и фруктов, украшением служили изысканные высокие букеты на подставках. Виночерпии разливали вино и пиво в алебастровые кубки.
Сын Фараона не сводил глаз с главного здания, где находились залы для приемов. Его стены были покрыты керамической глазурованной плиткой. Переливаясь разными цветами, она радовала взоры посетителей. Рамзес, до того как поступить в Кап, как-то играл на ступени тронной залы. Старая нянька, кормившая его грудью до трех лет, строго отчитала его тогда. Он хорошо запомнил трон фараона на квадратном возвышении, который символизировал справедливость богини Маат. Идя сюда, Рамзес надеялся, что фараон примет писцов в самом здании, но ему пришлось смириться с очевидным: Сети ограничится тем, что появится в окне дворца, выходящем на большой двор, где соберутся гости, и произнесет короткую речь, чтобы в который раз напомнить им о широте их обязанностей и размере ответственности.
Как при этом поговорить с ним с глазу на глаз? Он знал, что фараон иногда выходит к своим подданным, чтобы лично поздравить наиболее выдающихся из них. А ведь Рамзес на конкурсе не допустил ни одной ошибки и один из всех разрешил загадку про дощечку писца. Поэтому он мысленно приготовился встретить отца и по возможности высказать, сколь тягостно для сына его молчание.
Если он должен покинуть Мемфис и ограничиться незначительной ролью писца в каком-нибудь захолустье, то он хочет получить приказ об этом из уст самого Фараона – и никого другого.
Царские писцы, члены их семей и множество придворных, никогда не пропускавших приемы такого рода, пили, ели и болтали о чем-то незначительном.
Рамзес пригубил крепкого вина, потом – крепкого пива. Допивая свой кубок, он заметил двух людей, сидящих на каменной скамье под укрытием навеса из листьев.
Это были его брат Шенар и Красавица Изэт.
Рамзес подошел широкими шагами.
– Не кажется ли тебе, милая, что пора бы уже сделать окончательный выбор?
Молодая женщина подскочила, Шенар же сохранил невозмутимость.
– Ты ведешь себя очень невежливо, любезный брат мой. Разве я не могу побеседовать с достойной дамой?
– А она, действительно, является таковой?
– Не будь груб.
С пылающими щеками Красавица Изэт убежала, оставив братьев лицом к лицу.
– Ты становишься невыносимым, Рамзес. Тебе здесь больше не место.
– Разве я не царский писец?
– Зря ты кичишься этим! Без моего согласия тебе не будет присуждена ни одна должность.
– Твой друг Сари меня об этом предупредил.
– Мой друг… Скорее, твой! Он попытался уберечь тебя от еще одного ложного шага.
– Не смей больше подходить к этой женщине.
– Ты осмеливаешься угрожать мне?
– Если я ничто в твоих глазах, то мне нечего терять.
Шенар разрядил накалявшуюся атмосферу: его голос сделался слащавым.
– Ты прав. Я согласен, что женщина должна быть верной. Давай дадим ей самой принять решение, ладно?
– Хорошо.
– А теперь иди повеселись, раз уж ты здесь.
– А когда Фараон возьмет слово?
– А… Ты не в курсе! Фараон сейчас находится на Севере. Он поручил мне поблагодарить царских писцов от его имени. Тебе за твой успех предусмотрено вознаграждение – участие в охоте в пустыне.
Шенар удалился.
Борясь с раздражением, Рамзес опустошил кубок вина. Так значит, он не увидит отца. Шенар опять все подстроил так, чтобы посильнее его унизить. Сын Фараона в этот раз пил больше, чем нужно, и не присоединялся к беседующим, чьи мелочные разговоры его раздражали.
В легком опьянении прохаживаясь по аллеям, он наткнулся на элегантно одетого писца.
– Рамзес! Как я рад снова тебя видеть!
– Аша… Ты все еще в Мемфисе?
– Послезавтра уезжаю на север; ты еще не знаешь великой новости? Троянская война подошла к решающему этапу. Варвары-греки завладели городом Приама, и поговаривают, что Ахилл убил Гектора. Вместе с опытными посланниками я должен буду подтвердить или опровергнуть эти факты. А ты… Возглавишь какую-нибудь крупную канцелярию?
– Не имею представления.
– Твой недавний успех вызвал похвалы и зависть.
– Я привыкну к этому.
– А ты не хочешь уехать за границу? А, прости! Я забыл о твоей скорой свадьбе. Я не смогу там присутствовать, но всем сердцем буду с тобой.
Тут какой-то посол подхватил его под руку и увлек в сторону: миссия будущего дипломата уже начиналась.
Рамзес почувствовал, как нездоровое опьянение охватывает его: он походил на корабль с разбитым рулем, на дом, стены которого шатаются. В ярости, он далеко отшвырнул кубок и поклялся себе, что больше никогда не опустится до такого состояния.