Текст книги "Управляемые (ЛП)"

Автор книги: Кристи Бромберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

8 глава

Пока мы с Колтоном неспешно покидаем «Дом», меня охватывает странное чувство спокойствия. Думаю, это оптимальное состояние, чтобы отправиться с ним на свидание. Эффект неожиданности: мне удалось застать его врасплох, и он не мог спланировать ничего грандиозного. Потому что грандиозное планирование может быть приравнено к повышенной снисходительности и заранее продуманному обольщению. А это именно те две вещи, в которых я, определённо, не нуждаюсь. Колтону тяжело сопротивляться и такому, как он есть – неподготовленному.

– Мы возьмём мою машину, – говорит он, кладя руку мне на поясницу; тепло его прикосновения успокаивает, пока он ведёт меня к гладкому, угольно-чёрному кабриолету, припаркованному у обочины. «Астон Мартин» красив и выглядит так, что понятно – за ним тщательно ухаживают. Похоже, он, действительно, умеет летать, и на мгновение мне хочется сесть за руль, утопить в пол педаль газа и умчаться, оставляя всех моих призраков позади.

– Классная тачка, – признаю я, хоть и стараюсь не показывать особенного интереса. Уверена, он привык к женщинам, которые подлизываются к нему, расхваливая его и его машину. Я не буду. Думаю, пора игре начаться.

– Спасибо, – он открывает для меня пассажирскую дверь, и я проскальзываю на сиденье, обтянутое чёрной кожей, любуясь изысканным, роскошным интерьером салона. – Я подумал, сегодня прекрасный день, чтобы кататься с откинутым верхом, – произносит он, обходя машину сзади и усаживаясь рядом со мной. – Я просто не мог предположить, что заполучу ещё и тебя. В качестве бонуса! – признаётся он, ослепляя меня мегаваттной улыбкой, пока надевает свои солнцезащитные очки.

Его улыбка так заразительна, что я не могу удержаться и улыбаюсь в ответ.

– А что случилось со старым добрым брутальным грузовичком? – спрашиваю я, в то время как он наклоняется и открывает передо мной бардачок, задевая рукой моё бедро и громко смеясь над моей репликой. Его прикосновение электризует, даже когда это происходит случайно. Колтон достаёт потрёпанную форменную бейсболку с лейблом Firestone на козырьке и водружает её себе на голову, тёмные вьющиеся волосы выбиваются из-под бейсболки на затылке, закрывая шею. Колтон надвигает бейсболку на лицо так, что её козырёк касается очков.

Предполагаю, что это его «инкогнито»-вид, но всё, о чём я могу думать – он выглядит чертовски сексуально. Как всегда готовый к извержению тлеющий вулкан – дерзкий, плохой парень с вызывающим слюноотделение телом. Я офигительно ошибаюсь, если на самом деле думаю, что моя сила воли захочет препятствовать какому-либо его ко мне требованию. Он тянется и быстро сжимает моё бедро, прежде чем нажать кнопку старта на приборной панели.

– Не волнуйся, грузовичок у меня тоже есть, – хихикает он, прежде чем двигатель с рёвом пробуждается к жизни, посылая вибрации по моему телу и наполняя меня острыми ощущениями.

– Держись! – кричит он, покидая окрестности «Дома» с возбуждённым взглядом маленького мальчика на лице. «Парни и их игрушки», – думаю я, рассматривая его из-под своих «авиаторов». Мастерство его вождения не должно меня удивлять, ведь он зарабатывает этим на жизнь, но, тем не менее, удивляет. Я также совсем не должна быть заворожена его абсолютным профессионализмом, тем, с какой плавностью и скоростью он управляет машиной, но мне очень хочется протянуть руку и дотронуться до него. Слиться с ним, даже зная, как опасно для меня пересекать эту черту.

Мотор оглушительно ревёт и смешивается со свистом ветра. Разговаривать в таких условиях не представляется возможным. Я сижу, сложа руки на коленях, наслаждаясь чувством свободы, пока ветер треплет мои волосы, а солнышко согревает кожу. Откидываю голову назад и поддаюсь желанию поднять руки вверх, пока мы несёмся по автомагистрали номер десять в западном направлении.

Оглядываюсь вокруг и замечаю, что Колтон пристально, с любопытством, наблюдает за мной. Он едва заметно, с крошечной улыбкой на губах, качает головой, прежде чем возвращает взгляд к дороге. Через мгновение он нажимает кнопку на приборной панели, и в машине начинает бить музыкальный источник, окружая нас быстрым ритмом песни.

Заканчивается эта песня, и начинается другая. Я откидываю голову, громко смеясь. Это запоминающаяся броская популярная мелодия, которую я много раз слышала по радио Шейна. Краем глаза я замечаю, что Колтон бросает на меня насмешливые взгляды, поэтому, несмотря на свой средний голос, я громко подпеваю, надеясь, что он слышит слова: «Ты заставляешь меня замечательно чувствовать себя, даже если это неправильно. Я хочу кричать об этом вслух, парень, я просто прикусила язык». Я снова поднимаю руки над головой, давая себе волю, наслаждаясь ощущением, что пою Колтону о своих чувствах, не говоря ему об этом прямо. Это так не похоже на меня – петь вслух, отрываясь, – но что-то в том, что я с ним, сижу рядом в этом роскошном спортивном автомобиле, ослабляет мои запреты. Когда мы покидаем автостраду, я с удовольствием допеваю: «Это так здорово, но ты вреден для меня!», Колтон слышит эти слова и добродушно им смеётся.

Я продолжаю подпевать песням, но уже с меньшим задором, потому что двигатель теперь работает тише, так как мы выехали на Четвёртую улицу. Я замечаю, что мой водитель высматривает уличную парковку, и моё любопытство обостряется, потому что мы не решили, куда пойдём. Он резко сворачивает и с искусной точностью паркуется у бордюра.

Я оглядываюсь вокруг в попытке выяснить, где мы, в то время как он нажимает кнопку на гладкой приборной панели, и сексуальное мурлыканье двигателя прекращается.

– Ничего, если ты секунду посидишь в машине? – спрашивает он, сверкая искренней улыбкой, и это действует на меня сильнее, чем я хотела бы допустить.

– Конечно, – отвечаю я и понимаю, что на данный момент я соглашаюсь на гораздо большее, чем просто терпеливо сидеть в машине. Я выкидываю из головы все опасения и клянусь себе свыкнуться с мыслью о том, чтобы снова начать чувствовать. Из-за желания чувствовать снова. Пробегаюсь взглядом по его лицу, останавливаясь на губах, а потом отвожу его; непристойные мысли вихрем проносятся в моей голове. Он ещё шире улыбается, замечая моё пристальное внимание.

– Я сейчас вернусь! – объявляет он, прежде чем развернуться и изящно вылезти из машины, а потом намеренно останавливается спиной ко мне, чтобы дать полюбоваться невероятным видом своей обтянутой джинсами задницы. Я кусаю губу, стараясь подавить сильное желание, пробивающее моё тело. Колтон оборачивается ко мне через плечо и бросает, смеясь, прекрасно осознавая, как на меня влияют его действия:

– Эй, Райлс!

– Да, Ас?

– Я говорил тебе, что ты не сможешь мне сопротивляться! – Он ослепляет меня обезоруживающей улыбкой, прежде чем перепрыгнуть через бордюр, и, не оглядываясь, быстро идёт к жилому массиву, длинными ногами меряя тротуар.

Ничего не могу поделать с усмешкой, с которой смотрю на то, как он уходит. Этот мужчина – само очарование и воплощение сексуальности. От ребяческой усмешки, которая за секунды разоружает меня, и до плотской разнузданности, которая свидетельствует, что он точно знает, куда идёт, и каковы его намерения. Он источает мужество, вызывая желание, и управляет всеобщим вниманием единственным взглядом ошеломляющих глаз. Он резкий и безрассудный, и хочется двигаться вместе с ним дальше, в надежде увидеть проблеск его нежной стороны, прорывающейся время от времени. Плохой мальчик с оттенком уязвимости, которая оставляет вас затаившими дыхание и крадет ваше сердце.

Я отвлекаюсь от своих мыслей, переключаясь на восхитительный вид широких плеч Колтона и сексуального самодовольства, с каким он шагает вниз по тротуару. При виде двух женщин он натягивает свою бейсболку пониже. Когда он проходит мимо, они обе поворачивают за ним головы, восхищаясь, а потом смотрят друг на друга, хихикая, пока одна другой восклицает: «Ничего себе!».

Я знаю, как они чувствуют себя, помножив это на сто. Вижу, как Колтон останавливается и исчезает в каком-то дверном проёме. Из моей точки обзора не видно вывески над входом на потрескавшемся фасаде.

Я коротаю время, любуясь лоснящимся салоном автомобиля, и рассматривая людей, которые проходят мимо машины Колтона и пялятся на неё. Звонок его телефона, лежащего на консоли, заставляет меня вздрогнуть. Я кидаю взгляд на экран, и вижу, как на нём высвечивается «Тони». Прежде, чем я гашу свою неожиданную ревность, на меня накатывает приступ раздражения при виде имени девушки на дисплее его телефона. Конечно, у него есть женщины, которые могут ему звонить, говорю я себе.

Вероятно, постоянно.

– Готово, – произносит, пугая меня, Колтон, размещая позади меня бумажный пакет с едой. Потом обходит машину и скользит на водительское место. Цепляя ремень безопасности, он замечает на экране телефона сообщение о пропущенном вызове и пролистывает его. При виде имени звонившего на его лице появляется загадочное выражение, а я отчитываю себя, потому что надеялась – он будет хмуриться, узнав, кто звонил.

Девушки всегда надеются.

За пару секунд мы возвращаемся на трассу и направляемся по автомагистрали в сторону Тихоокеанского побережья. Я любуюсь видом прибоя, волн, разбивающихся о пляж на фоне медленно опускающегося за горизонт солнца, прежде чем осознаю, что мы тоже становимся частью этого пейзажа.

Колтон едет к пятачку почти пустой автостоянки. Я удивлена, что здесь так мало людей, ведь погода сегодня необычайно теплая для этого времени года.

– Мы на месте, – объявляет мой спутник, нажимая кнопку, поднимающую крышу машины, и она накрывает нас, пока мы въезжаем на стоянку. Я смотрю на него, не в силах скрыть удивление: я надеялась на неромантичное свидание, а он привёз меня на моё самое любимое место на земле. Ближе к закату пляж почти пустой. Колтон просто ведёт нечестную игру, но, с другой стороны, он не знает меня достаточно хорошо, чтобы знать мои предпочтения, таким образом, я приписываю это удаче, которая на его стороне.

Он берёт пакет с сиденья позади меня и выходит из машины. Затем вытаскивает из багажника одеяло, и только после этого подходит к моему сиденью. Открывая мне дверь, он игриво предлагает руку, чтобы помочь выйти из машины.

– Пошли, – требует он, и тянет меня за руку, и во мне вспыхивает тысяча соблазнительных ощущений, пока он ведёт меня к песку и прибою. Моя голова немного кружится оттого, что он продолжает держать мою руку, хотя я послушно следую за ним. Грубые мозоли на его ладони против моей гладкой кожи – желанное и волнительное ощущение. Почти как приводящий в чувство щипок, когда хочешь удостовериться, что не грезишь наяву.

Мы выходим на пляж, проходя мимо кучи одежды и полотенец, которые, по моему мнению, принадлежат двум сёрферам, объезжающим волны. Мы идём молча, оба проникаясь окружающей красотой, пока я подыскиваю слова. Почему я вдруг так нервничаю – из-за напряжённости Колтона? От его близости?

Когда до полосы мокрого песка остаётся около трех метров, Колтон, наконец, произносит:

– Как насчёт остановиться прямо здесь?

– Конечно. Хотя, если бы я знала, что мы поедем к океану, я бы взяла купальник, – легкомысленно отвечаю я; как всегда, когда нервничаю, я глупо шучу. Если бы я могла закатить глаза на свои слова, я бы так и сделала.

Чувствуя отсутствие бравады в моих словах и мою ощутимую нервозность, когда мы действительно остались вдвоём, только он и я, Колтон иронично замечает:

– А кто говорит о купальниках? Я всегда купаюсь нагишом.

Я холодею от этого комментария, широко раскрыв глаза и громко сглатывая. Странно, что мысль обнажиться рядом с этим красавчиком так расстраивает меня, учитывая тот факт, что его руки уже были на мне.

Его совершенство против моей заурядности.

Колтон протягивает свободную руку, пальцем приподнимая мой подбородок так, чтобы я встретилась глазами с его нежным взглядом:

– Расслабься, Райли. Я не собираюсь есть тебя живьём. Ты хотела простоты, я тебе её предоставил. Я подумал, что грех не воспользоваться такой необычно тёплой погодой, – говорит он, отпуская мой подбородок, и вручает мне коричневый пакет, чтобы иметь возможность расстелить на песке большое одеяло от Pendleton. – Кроме того, когда я, наконец, заполучу тебя обнажённой, это будет несколько более приватно, чтобы я мог наслаждаться каждой медленной и сводящей с ума секундой этого. Чтобы я мог не торопиться, и точно показать тебе, для чего было создано твоё сексуальное тело, – вскидывает он на меня глаза, его взгляд искрится желанием, а рот изогнут в греховной улыбке.

Я делаю судорожный вдох и качаю головой, не уверенная в себе, правильности моей реакции на него, и не зная, как я должна вести себя дальше. Этот мужчина способен совратить меня одними словами. Определённо, это плохой знак, и, если он продолжит в том же духе, я сдамся ему в самое ближайшее время. Я ёжусь от напряжённости его взгляда и направления собственных мыслей, которые заняли всё моё сознание.

– Садись, Райли. Обещаю – я не кусаюсь, – усмехается он.

– Посмотрим, – фыркаю я в шутку, отвечая, но подчиняюсь, и, сев на одеяло, отвлекаю себя от переживаний вознёй с молнией на своей обуви. Потом стягиваю носки, освобождая ступни, и шевелю пальцами, окрашенными лаком цвета пожарной машины, зарываясь ногами в песок. Подтягиваю колени к груди, обнимая их.

– Здесь так красиво. Здорово, что облака сегодня далеко отсюда.

– Мм-хм, – мямлит он, дотягиваясь до коричневого пакета с Четвёртой улицы. – Ты проголодалась? – спрашивает он, выуживая два свёртка, обёрнутые белой гастрономической бумагой, буханку французского хлеба, бутылку вина и пару бумажных стаканчиков. – Вуаля! – объявляет он. – Весьма утончённый обед – салями, сыр Проволоне, французский хлеб и немного вина. – Уголки его рта слегка приподнимаются, пока он оценивает мою реакцию. Будто удостоверяется, правда ли, что мне, на самом деле, нравится такой непринуждённый, без излишеств, пикник, вопреки принятым в Голливуде блеску, гламуру и претенциозности.

Я осторожно смотрю на него, не испытывая радости от каких-либо игр или проверок, но, предполагаю, такой как он должен опасаться подобного неодобрения больше других. Опять же, он сам просил меня о свидании, хотя я до сих пор не знаю, почему.

– Ну, это не «Риц», – сухо констатирую я, закатывая глаза, – но придётся довольствоваться тем, что есть, – раздражённо заканчиваю.

Он громко смеётся, откупоривая бутылку, разливает вино по стаканчикам и вручает один мне:

– За простоту! – благодушно провозглашает он.

– За простоту! – поддерживаю я, чокаясь с ним стаканом, и делаю глоток сладкого, ароматного вина. – Ничего себе! А девушка легко может привыкнуть к такому, – признаю я. И продолжаю говорить на его вопросительно-сомневающийся взгляд. – Чего же больше я могу просить? Солнце, пляж, еда…

– Достойное свидание? – шутливо интересуется он, и, отрывая кусок хлеба, укладывая на него слоями сыр и тонко нарезанная салями, протягивает мне этот бутерброд на бумажной салфетке. Я милостиво принимаю его, мой живот урчит от предвкушения. Я и забыла, какой голодной была.

– Спасибо, – говорю я ему, забирая из его рук еду. – За угощение, за пожертвования, за Зандера…

– Что с ним случилось?

Я пересказываю ему суть истории мальчика; на протяжении всего рассказа лицо Колтона остаётся бесстрастным.

– И сегодня, увидев тебя, он в первый раз намеренно, по собственной инициативе, взаимодействовал с кем-либо, поэтому спасибо тебе. Моя благодарность больше, чем ты когда-нибудь сможешь узнать, – заканчиваю я, застенчиво опуская глаза; щёки заливает румянец, когда я вдруг чувствую себя неловко от его неприкрытого пристального внимания. Я кусаю свой импровизированный сэндвич; от сочетания свежего хлеба с гастрономическими деликатесами из меня вырывается благодарный стон. – О, это, действительно, великолепно!

Он согласно мне кивает.

– Я всегда закупаюсь в этом гастрономе. Это, безусловно, лучше и больше по мне, чем икра,– он непримиримо пожимает плечами. – Итак, почему «Всеобщая забота»? – спрашивает он; его рот слегка приоткрывается, когда он наблюдает за тем, как я наслаждаюсь едой.

– По многим причинам, – признаюсь я, откусывая ещё. – Возможность изменить что-то к лучшему, шанс быть частью прорывов, как сегодня с Зандером, и чувства, которые возникают, когда брошенный ребёнок начинает снова ощущать себя значимым… – я вздыхаю, не находя достаточно слов, чтобы выразить все свои чувства по этому поводу. – Так много всего, что я даже не могу начать объяснять.

– Ты очень предана всему этому. Я восхищаюсь тобой, – его тон серьёзный и искренний.

– Спасибо, – отвечаю я, делая ещё один глоток вина, и встречаюсь с ним взглядом. – Ты и сам сегодня вёл себя весьма впечатляюще. Как будто знал, что делать, несмотря на мои попытки выгнать тебя, – признаю я застенчиво. – Ты очень правильно повёл себя с Зандером.

– Нет, – мотает он головой, укладывая очередной кусок сыра на хлеб, – я вообще не лажу с детьми. Поэтому у меня их никогда не будет, – решительно резюмирует он с пустым выражением лица.

Я ошеломлена его заявлением.

– Довольно смелое заявление для кого-то настолько молодого. Я уверена, в какой-то момент ты передумаешь, – возражаю я, сощурившись, пока наблюдаю за ним, и жалею, что у меня, в отличие от него, в этом вопросе по-прежнему нет выбора.

– Абсолютно исключено, – настойчиво подтверждает он, впервые за время нашего знакомства отводя от меня глаза. Я чувствую, насколько неприятна ему эта тема. Это странно для такого самонадеянного и уверенного в себе и во всех других сферах жизни человека. В течение нескольких минут он молча смотрит на бурный океан; на его высеченном лице нечитаемый взгляд.

И когда я уже не жду ответа на своё, больше похожее на допрос, утверждение, Колтон прерывает молчание:

– Не совсем так, – произносит он с какой-то покорной грустью в голосе. – Я уверен, ты каждый день испытываешь это на собственном опыте, Райли. В этом мире люди используют детей в качестве пешек. Слишком много женщин пытается захомутать мужчину с помощью беременности, а потом, когда мужчина уходит, ненавидят своего ребёнка. Люди берут приёмных детей только ради ежемесячной правительственной выплаты. И это продолжается и продолжается, – он беспечно пожимает плечами, противореча тому, насколько глубоко затрагивает его скрытая за этими словами правда. – Такое происходит ежедневно. Дети загублены и брошены из-за эгоистичного выбора их матери. Я никогда не поставлю ребенка в такое положение, – он выразительно качает головой, всё ещё отказываясь встречаться со мной глазами; его пристальный взгляд следит за сёрфером, покоряющим очередную волну. – Несмотря на это, я, вероятно, испортил бы их так же, как меня, когда я был ребенком, – после этой последней фразы он глубоко дышит, одной рукой снимая бейсболку, а другой ероша волосы, что я интерпретирую как волнение.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, – я колеблюсь, пока задаю вопрос, не поднимая глаз. Этот разговор как-то очень быстро стал тяжёлым. На его лице мелькает раздражение, прежде чем я замечаю, как Колтон подавляет это чувство:

– Моё прошлое – достояние общественности, – заявляет он, а я морщу лоб от растерянности. – Известность заставляет людей докапываться до уродливых фактов в биографии знаменитости.

– Прости, – говорю я, поднимая брови. – У меня нет привычки исследовать биографии партнёров перед свиданием, – за своим сарказмом я прячу неловкость, которую испытываю от этого разговора.

Его насыщенные зелёные глаза ловят мой взгляд, на сжатой челюсти пульсирует жилка:

– В действительности, ты должна это делать, Райли, – предупреждает он стальным голосом. – Ты ведь никогда не знаешь, кто на самом деле опасен. Кто может причинить тебе боль, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Я озадачена этим внезапным высказыванием. Он имеет в виду себя? Предупреждает держаться от него подальше? Я в смятении. Преследует, а потом отталкивает? Это уже второе подобное его заявление за сегодняшний день. И какие выводы я должна теперь сделать?

И что это, чёрт возьми, за комментарии по поводу его загубленного детства? Его родители – практически элита Голливуда. Он намекает, что они плохо с ним обходились? Исследователь во мне хочет во всём разобраться, но, думаю, Колтон не одобрит моего любопытства.

Я осторожно оглядываю его, видя, что его внимание опять приковано к прибою. В этот момент он предстаёт таким, каким его описывают СМИ. Тёмный и задумчивый, немного грубоватый, с лёгкой тенью небритости на подбородке, с напряжённостью в глазах – отчего начинаешь считать его неприступным. Непредсказуемым. Широкие плечи и откровенная сексуальность. Плохой парень, чья искусно используемая привлекательность смешана с изрядной долей безрассудности. Возбуждённые женщины падают в обморок и клянутся, что могут приручить его – если бы у них был шанс.

И он сидит здесь. Со мной. Это ошеломляюще, и мне до сих пор не понятно, как всё это произошло, и почему это произошло со мной.

Я прочищаю горло, пытаясь развеять неловкость, сгустившуюся на нашем пикнике:

– Мммммм… – невозмутимо произношу я.

Он запрокидывает голову и громко смеется, повернувшись ко мне. Все следы Задумчивого Колтона сразу заменены Расслабленным Колтоном, с глазами, полными юмора, и мегаваттной улыбкой:

– Все это немного сложно, да?

Я киваю, кривя губы, пока откусываю ещё один кусок сыра. Время сменить тему.

– Понимаю, что мой вопрос не оригинален, но всё-таки: что тебя побудило стать гонщиком? То есть, что заставляет тебя ради забавы носиться по кругу со скоростью двести миль в час?

Он отпивает из одноразового стаканчика.

– Моим родителям нужен был способ справиться с моим переходным возрастом, – пожимает он плечами. – Они решили: почему бы не обеспечить меня безопасной техникой, которой бы я увлёкся, вместо того чтобы мчаться на улицу убивать себя или кого-то другого. К счастью для меня, у них были средства, чтобы выполнить задуманное.

– То есть, ты начал гонять в подростковом возрасте?

– В восемнадцать лет, – смеётся он, вспоминая.

– Что тут смешного?

– Я получил разрешение на сумасшедшую езду. Я гонял… на самом деле, выходил из-под контроля… как какой-то гоняющий слегка неопрятный панк, – Колтон смотрит на меня в ожидании какой-нибудь реакции. Я просто смотрю на него, подняв брови, и он продолжает. – Когда однажды меня задержали как малолетнего правонарушителя, я был освобождён только благодаря имени моего отца. Боже, как он был зол! На следующий день он вздумал преподать мне урок. Посадил в машину с одним из знакомых ему водителей-каскадеров. Думал, тот парень прокатит меня раз десять по трассе, я испугаюсь, и это вытряхнет из меня всё дерьмо.

– Очевидно, не сработало, – сухо констатирую я.

– Нет. Каскадёр попугал меня немного, а потом я спросил, может ли он показать мне пару профессиональных трюков, – с улыбкой на губах Колтон пожимает плечами, глядя в сторону воды. – В конце концов, он согласился, позволив мне пару раз вести машину самому. В тот день по какой-то причине на трек пришёл один из его друзей – его звали Беккет. Беккет был членом одного из экипажей местных гонщиков, и они только что потеряли своего водителя. Он спросил, думал ли я когда-нибудь о гонках. Я посмеялся над ним. Во-первых, он был моего возраста – как он мог быть членом гоночной команды, а во-вторых, мог ли он, посмотрев, как я сделал пару кругов по треку, решить, что я могу водить гоночный болид? Я рассказал ему о своих сомнениях, и он ответил, что уверен – я хорошо смогу справиться с машиной, и попросил прийти меня на следующий день, чтобы ещё поговорить на эту тему.

– Оказался в нужное время и в нужном месте, – бормочу я, довольная тем, что узнаю о нём нечто, не залезая для этого в Интернет.

– В точку, – он качает головой. – Ну, я с ним встретился. Опробовал машину на трассе, неплохо показал себя и поладил с ребятами. Они попросили меня участвовать в следующей гонке. Я выступил очень прилично, поэтому стал продолжать участвовать в гонках. Стал известен. И держался подальше от неприятностей, – он улыбается мне озорной улыбкой, подняв брови, – по большей части.

– И, по прошествии времени, ты наслаждаешься гонками?

– Я хорош в этом, – говорит он.

– Я не о том спросила.

Он жуёт, тщательно обдумывая мой вопрос.

– Да, думаю, да. Нет других ощущений, кроме этого. Я – часть команды, и в то же время на треке – просто я. И нет никого, от кого бы я зависел, и некого обвинять, если вдруг что-то пойдёт не так. – Я чувствую страсть в его голосе. Колтон всё ещё испытывает почтение к своему виду спорта. – На трассе я избавляюсь от папарацци, поклонниц… моих демонов. Единственный страх в это время – тот, который создаю я сам, и я могу управлять им поворотом колеса или нажатием на педаль… а не любой другой, навязанный мне кем-то другим.

Поражённый взгляд на его лице говорит, что Колтон рассказал мне больше, чем хотел бы. Что он удивлён своей неожиданной откровенностью. Чтобы избавить его от беспокойства из-за ощущения уязвимости, я откидываюсь на руки и поднимаю лицо к небу.

– Как же здесь красиво, – говорю я, вдыхая свежий воздух и зарываясь пальцами в прохладный песок.

– Ещё вина? – спрашивает он, передвигаясь ближе ко мне. Мимолётное прикосновение его ладони к моей руке заставляет мои чувства петь. Я бормочу, соглашаясь, пока в голове замолкают предупреждающие звоночки. Знаю, мне необходимо быть от него на некотором расстоянии, но он чертовски привлекателен. Неотразим. Я совсем не ожидала такого, но тем не менее, предвкушала. Мне нужно очистить свою голову, он затуманивает моё восприятие.

– Итак, Ас, ты именно так представлял себе наше свидание, когда платил за него деньги? – Я поворачиваю голову и сталкиваюсь с ним нос к носу; растрёпанные волосы, полные губы, сверкающие глаза. Я задерживаю дыхание, замерев для всего, что может случиться, если я наклонюсь, его губы снова окажутся на моих губах. И я испытаю его чувственный голод, как это случилось сегодня в дверях «Дома».

Он посылает мне мимолётную улыбку.

– Не совсем, – признаёт он, но я ощущаю, что наша близость тоже на него влияет, потому что вижу, как ускоряется биение пульса на его шее. Его кадык движется вслед сглатыванию. Я возвращаю взгляд к его лицу, между нами повисают невысказанные мысли.

– У тебя, действительно, самые необычные и прекрасные глаза, – выдыхает он мне шёпотом.

Не то чтобы я раньше не слышала об уникальности своих фиолетовых глаз, но, по какой-то причине, от сказанных им слов сквозь меня спиралью проходит желание. В моей голове снова предупреждающе звенят колокольчики.

– Райли?

Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом; моё сердце трепещет.

– Я спрошу тебя один раз. У тебя есть парень? – серьёзность его тона, как и сам вопрос, застают меня врасплох. Я не ожидала его, поскольку думала – Колтон знает ответ после нашего закулисного знакомства тем вечером. И что более удивительно, нежели сам вопрос – как он об этом спросил. Таким требовательным тоном.

Я отрицательно мотаю головой, шумно сглатывая.

– Никого, кого бы ты случайно приметила?

– Ты спрашиваешь об этом уже второй раз, – шучу я, пытаясь стряхнуть нервозность, проносящуюся по позвоночнику. А когда вижу, что он не улыбается, а удерживает мой пристальный взгляд, снова отрицательно качаю головой. – Нет. А что? – интересуюсь, затаив дыхание.

– Я должен знать, кто стоит у меня на пути, – он склоняет голову набок и вглядывается в меня, отчего мои губы раскрываются, а во рту внезапно становится сухо, – чью задницу пнуть, прежде чем я сделаю это официально.

– Сделаешь официально – что? – моё сознание пульсирует в попытке выяснить, что же я упускаю.

– Сделаю тебя своей, – его дыхание обдувает моё лицо, а глаза поглощают меня целиком. – Как только я трахну тебя, Райли – ты будешь моя, и только моя.

О. Чтоб. Меня. Как могут эти слова, такие собственнические, такие доминирующе мужские, сделать меня ещё более изнывающей по Колтону? От которых у меня, независимой, уверенной в себе женщины, к тому же, поставленной в известность этим мужчиной – да, Колтоном Донованом – что он будет иметь меня, не спрашивая, не давая мне права выбора, слабеют колени.

– Может быть, это случится не сегодня вечером, Райли. Может, и не завтра вечером, – обещает он с шелестящим урчанием в голосе, посылающим вибрацию сквозь моё тело, – но это случится. – Моё дыхание сбивается, а Колтон делает паузу, позволяя словам впитаться, прежде чем продолжить: – Разве ты не чувствуешь, Райли? Этот… – произносит он, указывая на себя и меня, – разряд между нами? Электричество, наполняющее атмосферу, когда мы вместе, слишком сильное, чтобы его игнорировать. – Я опускаю глаза, испытывая неловкость от самоуверенности, пронизывающей его слова. Он поднимает руку; от прикосновения его указательного пальца, прокладывающего себе путь по моей шее до подбородка, по коже рассыпаются искры. Он поднимает пальцем мой подбородок, вынуждая меня смотреть в глубину его глаз. – Неужели тебе ничуть не любопытно, насколько хорошо это будет? Если простое прикосновение рук так нас зажигает, представляешь, на что это будет похоже, когда я окажусь глубоко в тебе?

Смелость его слов и интенсивность пристального взгляда приводят меня в замешательство; я опять опускаю глаза, чтобы сосредоточиться на кольце, которое прокручиваю на безымянном пальце правой руки. Разумная часть меня знает, что когда Колтон получит желаемое, он оставит меня и пойдёт дальше. И хоть я и предупреждена, чем всё закончится, в конце я всё-таки буду опустошена.

Я не хочу проходить через это снова. Боюсь рискнуть из-за последствий, которые станут для меня судьбоносными. Я использую этот страх, чтобы питать свою упёртость; независимо от крутизны приключения, неизбежный осадок его не стоит.

– Ты так самоуверен, что мне даже не требуется проявить себя для этого мероприятия? – высокомерно произношу я, пытаясь словами скрыть глубоко таящуюся боль, за появление которой он ответственен. Его единственный ответ на мой вопрос – ухмылка, заставляющая замирать сердце. Я качаю головой. – Спасибо за предупреждение, Ас, но нет, благодарю покорно.

– О, Райли, – со смехом увещевает он меня. – Этот едкий остроумный ротик, который я нахожу таким интригующим и сексуальным. Некоторое время он молчал, подавленный волнением. Я даже забеспокоился, – Колтон тянется и сжимает мою руку. – Ох, Райлс, ты просто знай, что это не предупреждение, сладкая. Это обещание.

С этими словами он с дерзкой усмешкой откидывается на локтях на одеяло и смотрит на меня с вызовом на лице. Я путешествую глазами по всей длине его вытянувшегося тела. Мои мысли сводятся к тому, как мне сопротивляться этому чрезмерному, безрассудному, проблемному и непредсказуемому человеку, словесный спарринг с которым постоянно ставит меня в неловкое положение. Заставляя меня желать. Пробуждая чувства и мысли, которые умерли в этот день два года назад. Всё же, в таком случае, мне, скорее, надо выбрать другой путь, потому что всё, что я хочу сейчас сделать – оседлать его прямо здесь, на этом одеяле, очерчивая руками твёрдые мышцы его груди, собирая в кулак волосы, и отдаться, пока все рациональные доводы не выветрятся из моей головы. Я храбро встречаюсь с его взглядом снова, зная, что он наблюдает за тем, как я оцениваю его тело. Убеждаюсь, что в моих глазах не отражается желание, которое я испытываю.