Текст книги "Другой Синдбад"

Автор книги: Крэг Шоу Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Поэтому следующую фразу я постарался проорать самым сердитым тоном, на какой был способен:

– Уук гиббер гиббер скрии уук уук уук!

Обезьяны сочли это заявление еще смешнее предыдущего.

– Интересный ход, носильщик, – восхищенно отметил Малабала. – Попытка замечательная, но обреченная на неудачу. Что бы вы теперь ни сказали, это будет принято не более чем за шутку. Их королева уже очень давно подыскивает себе нового супруга. В любом случае, сомневаюсь, что обезьян сильно заботит, кто именно чистит их уборные.

Одна обезьяна пихнула другую локтем в бок.

– Уук гиббер уук скрии, – насмешливо сказала она.

– Скрии скрии скрии! – с изрядным удовольствием отозвалась другая.

– Уук скрии гиббер гиббер! – весело вступила в разговор третья.

От этого обмена фразами на сердце у меня воцарилась ночная стужа. Их поведение напомнило мне компанию скучающих носильщиков, перекидывающихся долгим вечером непристойными шутками. И я чувствовал, что на этот раз эти шутки – на мой счет.

– Обезьяны обсуждают некоторые из ваших достоинств. – Малабала отвернулся от меня, адресуясь к остальным людям. – Носильщик, разумеется, уже понял общий смысл их беседы. Для остальных, однако, я кратко переведу ее. Конечно, это касается свадьбы. – Он помолчал минуту, пока обезьяны продолжали разговор. Без сомнения, маг мысленно пытался пересказать обезьяний разговорный язык понятными людям словами. – Что-то насчет обезглавливания, если носильщик не справится. По-видимому, это какой-то ритуал. – Он тепло улыбнулся мне. – Но с вашим пониманием обезьяньего языка, я уверен, вы сможете справиться с любыми трудностями.

Позднее, обдумывая все это, я понял, что именно это упоминание об обезглавливании подстегнуло мою решимость огрызнуться. В свою удачу я верил куда больше, чем в собственный ум. И неужели Малабала не может сообразить, что это он ничегошеньки не понимает?

– Я не понимаю вообще ничего! – заорал я магу в ухо.

Малабала воззрился на меня со смесью жалости и все того же непонимания:

– Почему вы гиббер на меня? Просто стыд, что ваша человеческая речь совсем не похожа на ваши утонченные беседы с обезьянами.

Но мои бесконечные попытки добиться понимания были разом забыты, когда в этот самый миг обезьяны вдруг разразились чем-то, что я могу лишь описать как обезьянью версию поэтической песни, исполняемой на манер хорала:

 
Уук уук гиббер скрии,
Гиббер скрии гиббер скрии,
Хоо хоо уук, уук хоо,
Гиббер скрии гиббер скрии!
 

– Уук! – обратилась ко мне первая обезьяна, когда они с товарищами закончили. – Уук скрии!

Тут на лице мага отразилось величайшее изумление:

– Теперь они поют? Как талантливы эти существа! Это небольшая песенка насчет брачной ночи, с обычными для подобных сочинений гиперболами. То есть если обезьяны способны на гиперболы. – Он помолчал, удивленно покачивая головой. – Я бы полагал, что проделать подобное просто невозможно. Разве что если у вас есть хвост. – Еще одна пауза. – Что ж, возможно, обезьяны выносливее, чем люди. Признаюсь, носильщик, с каждым мигом я все больше преклоняюсь перед вашим мужеством.

Я не мог придумать, что бы еще сказать, по крайней мере – магу. Что бы я ни пытался ему говорить, он услышит лишь то, что я произнес некоторое время назад – что бы это ни было. Если только ему не послышится, что мои слова исходят из обезьяньих уст, а их речи – из моих. Как мог я преодолеть заклятие, которого даже не понимал?

Очевидно, Малабала мне вовсе не помощник. Придется употребить еще оставшиеся у меня мозги, чтобы выпутаться из этого затруднительного положения. Одно было хорошо в этой ситуации: хуже, на мой взгляд, она стать уже не могла.

Я решил продолжить разговор с обезьяной:

– Уук! Уук уук уук уук!

– Обезьяны тоже считают эти советы смешными, – переводил Малабала под обезьяний хохот, – хотя они согласны, что ваш совет насчет использования бананов при совершении человеческого жертвоприношения заслуживает одобрения.

Да, это ничуть не улучшало ситуацию; хотя, обдумав эти слова, я понял, что Малабала, видимо, переводит что-то, на самом деле сказанное мною прежде. От этого сложного процесса у меня разболелась голова.

Каким бы ни было решение вопроса, я понимал, что оно не может основываться на одних лишь «уук». Я должен более осмотрительно смешивать звуки.

– Скрии, – начал я спокойным тоном. – Уук скрии гиббер хоо.

Малабала перевел один из обезьяньих ответов то ли на то, что я сказал, то ли на какую-то более раннюю часть этого разговора:

– Нет, обезьяны не могут взять всю команду в свидетели на свадьбе. Однако они считают, что попросить об этом было очень мило с вашей стороны.

Немного утешало лишь то, что, принесенный в жертву нечеловеческой похоти, по крайней мере всех своих спутников я избавил от подобной животной участи. Как бы то ни было, не успел я утешиться в своей мученической доле, главная обезьяна неспешно направилась к моим товарищам по путешествию и указала на Ахмеда, Джафара и торговца Синдбада на удивление человеческим жестом.

– Уук? – осведомилась обезьяна.

– Уук, – ответил я, поскольку других слов у меня не нашлось.

Малабала переводил дальше:

– Обезьяны ответили, что, видя подобную любезность у скромного человека, могут ли они поступить иначе, нежели ответить на нее такой же любезностью? Поэтому они позволят вам выбрать несколько человек для участия в свадебной церемонии.

А после этого я дал обезьяне какой-то ответ. Хотел бы я знать какой.

Первая обезьяна повернулась и оглядела мага.

– Скрии? – спросила она.

– Скрии, – подтвердил я, поскольку от меня ожидали чего-то в этом роде.

– Да, – продолжал Малабала, – трое ваших товарищей могут сопровождать вас.

Я чувствовал себя ужасно. Своим неосторожным замечанием я обрек Ахмеда, Джафара и второго Синдбада разделить мою участь. Если бы не они, я бы… да, если задуматься, не повстречайся я с ними, я бы не оказался сейчас здесь. И все же, хоть это, возможно, было бы лишь справедливо, я полагал недопустимым силой впутывать кого бы то ни было в свои дела.

Ахмед глянул на меня и пожал плечами:

– Бутерброд всегда падает маслом вниз.

Но первая обезьяна пошла дальше и остановилась перед Кинжалом, Шрамом и паланкином, скрывающим таинственную Фатиму. И теперь, по-видимому, обезьяна спросит меня, хочу я или нет взять с собой и этих троих тоже. Фатима! Сердце мое заныло при мысли, что я не только женюсь на горилле, но и никогда не увижу мою Фатиму снова. Не то чтобы, конечно, я уже видел ее всю прежде, но я лелеял в душе возможности, таящиеся в этой ручке и этом смехе. Однако я никоим образом не мог себе представить существо столь прекрасное и утонченное, как женщина в этом паланкине, на отвратительном корабле, кишащем обезьянами. И уж, по правде говоря, жалеть об утраченной компании Кинжала и Шрама я тоже не стану.

Так что на этот раз я должен дать обезьяне отрицательный ответ. Я ждал, что скажет она; что это будет – уук или скрии? Как бы то ни было, хотел бы я лучше знать, что я ответил насчет мага.

Обезьяна указала на двух мужчин и паланкин.

– Гиббер? – спросила она.

Гиббер? Что мне сказать на это? Я знал, что два «уук» означают «да», и до сих пор не имел представления о последствиях двух «скрии». Делу не помогало то, что, пока я пытался принять решение, Кинжал и Шрам грозно смотрели в мою сторону. Тем не менее любые два звука могут означать на обезьяньем языке «да». Поэтому я решил, что стоит попробовать что-нибудь совсем иное.

– Хоо хоо, – ответил я.

– Теперь обезьяна и носильщик решили взять с собой придурковатого старика в ярких одеждах. – Малабала запнулся. – Эта обезьяна что, говорит обо мне?

Я испытал огромное облегчение. Явно любые два слова обозначали утвердительный ответ. Быть может, я обрек на гибель Ахмеда, Джафара, торговца Синдбада и Малабалу, но, по крайней мере, моя возлюбленная Фатима будет спасена. Обезьяна махнула рукой в сторону капитана и остальной команды.

– Уук? – снова спросило существо.

Итак, мы опять вернулись к первому вопросу, тому, на который я уже знал ответ. До меня дошло, что, зная, что я говорил с момента появления обезьян, возможно, я сумею исправить то, что натворил. Поскольку, если я отвечу утвердительно и на этот вопрос, может быть, обезьяны решат, что я снова прошу слишком многого, и тогда оставят в покое и всех остальных тоже.

– Уук! – с великим жаром подтвердил я.

– Они решили взять двух больших мужчин и женщину в паланкине тоже, – крайне сухо сообщил Малабала.

– Уук уук! – скомандовала первая обезьяна, и по его приказу на борт корабля вскарабкалась еще пара дюжин этих существ.

– Уук? – ответил я, больше от замешательства, чем от желания общаться.

– Кое-кому действительно повезло, что носильщик решил оставить капитана и команду, – были последние слова Малабалы, прежде чем он поднялся в воздух на руках обезьян.

Я решил? Но я сказал «уук». Я решил, что насчет этого не может быть сомнений. Язык – действительно хитрая штука.

На дальнейшие размышления времени уже не было, поскольку меня тоже подхватили и понесли на плечах с полдюжины обезьян.

У меня появилось предчувствие, что моя свадьба не за горами.

Глава четырнадцатая,
в которой неприятности нашего носильщика перестают углубляться, зато начинают множиться

Я сделал еще одно из слишком часто совершаемых теперь мной открытий.

Эта ситуация с Малабалой и обезьянами была для меня, мягко выражаясь, совершенно исключительной. Тем не менее я извлек из нее очень важный урок. До встречи с Синдбадом Мореходом – неужели это было всего день назад? – я думал, что худшее, что может случиться с человеком, – это оказаться беспомощным перед силами хаоса, уступить неодолимым силам природы, или сверхъестественному, когда судьба твоя всецело от тебя не зависит.

Лишь теперь я понял, как ошибался. На самом деле было нечто худшее, много худшее, чем не иметь представления о том, что случится дальше. И это было – иметь это самое представление, что будет дальше, но только после того, как это уже случилось.

Такова была сама суть переводов Малабалы, оказывавшихся, в соответствии с его заклятием, – истолкованием не сказанного только что, а прозвучавшего некоторое время назад. И заклятие, наложенное на мага, по-видимому, было усложненным до крайности, поскольку оно, похоже, замедляло восприятие речи и обезьян, и людей, так что маг воспринимал ее совершенно по отдельности и этим запутывал меня еще больше. Прежде я боялся магии джинна. Теперь, должен нехотя признать, я еще и восхищался ею.

Таковы были мои мысли, пока обезьяны перетаскивали меня с нашего корабля на свой. Будущее мое сомнений не вызывало. Если планы этих антропоидов на мой счет останутся прежними, то о моем будущем говорить не приходится; и, бросив прощальный взгляд на покинутый нами корабль, я увидел, что капитан и матросы торопливо похватали весла и изо всех сил гребут прочь, так что от них помощи ждать тоже не приходилось. А кроме того, я был в руках той самой судьбы, которую так обожал мой старший тезка.

Однако именно обезьяньи руки опустили меня на палубу другого корабля. Вскоре за мной последовали и остальные, так что ко мне присоединились три моих изначальных спутника, а также маг и два головореза со своим паланкином. Судя по воплям, раздавшимся, когда меня подняли в воздух, я предположил, что Кинжал и Шрам сначала попытались сопротивляться. Вскоре, однако, они сдались, как и остальные, поскольку казалось, что снующим по палубе обезьянам просто нет числа. Так что теперь эти двое присоединились к нам; растрепанные, свирепые, но по сути невредимые.

– Уук, – обратилась первая обезьяна к волосатому собрату в капитанской форме. – Гиббер уук!

– Уук? – переспросил обезьяний капитан, разглядывая меня с некоторым изумлением. – Гиббер гиббер скрии!

Команда антропоидов нашла это чрезвычайно забавным. Но капитан быстро оборвал их веселье, рявкнув что-то, что могло быть только командой.

– Даже капитан, похоже, восхищен смелостью нашего носильщика, – снова перевел Малабала. – Королева обезьян славится своим чудовищным нравом.

Итак, я должен буду жениться не просто на обезьяне, а на чудовищной обезьяне. Мудрецы часто говорят о покое, нисходящем на человека перед смертью. Я уже упоминал, что за эти последние несколько часов моему благополучию угрожали так часто, что я, то ли в силу все возрастающей привычки к опасности, то ли постоянно находясь в состоянии шока, больше не впадал немедленно в панический ужас. Чем больше, однако, я думал об этой женитьбе, тем яснее понимал, что это куда хуже, чем просто смерть. Возможно, королева обезьян сохранит мне жизнь на несколько дней, недель, даже месяцев. И чем все закончится? Мне снова сделалось страшно.

– Помоги мне, о маг! – воззвал я к Малабале.

– Скрии! Скрии гиббер! – прокричал капитан своей команде.

– Почему вы кричите? – с искренним любопытством спросил меня Малабала.

Я кричал? Наверное, кричал, в недавнем прошлом, скажем, когда обезьяны потащили меня. Такие вопли стали уже обычным делом в моем теперешнем существовании.

Джафар вышел вперед и поклонился.

– Мой хозяин хочет, чтобы вы знали, что все мы сочувствуем вам.

Торговец отпихнул мажордома в сторону.

– В таких делах я должен говорить сам за себя. – Его большие руки обхватили живот и, пока он говорил, мяли изрядные жировые складки. – Боюсь, я мало что могу сделать для вас в этих обстоятельствах, даже после всех своих обещаний. Это действительно позор – насчет тех ста динаров. Будьте уверены, что когда я добуду деньги, то использую их на сооружение подобающего монумента в честь вашей жертвы.

Я был очень тронут его признанием.

– Хотел бы поблагодарить вас всех, – медленно произнес я, стараясь не дать чувствам захлестнуть меня. – За эти несколько коротких часов жизнь моя изменилась и стала богаче. – Эти слова я произнес в определенной степени искренне. И все-таки с той сотней динаров действительно получилось стыдно.

– Помочь? – перебил Малабала. – Какая помощь вам нужна?

Маг наконец смог услышать мои слова. Я решил ответить поскорее, пока его ничто не отвлекло снова.

– Способность понимать этих обезьян, похоже, покинула меня.

– Предсвадебное волнение, несомненно, – прокомментировал Ахмед.

– Вам нужна помощь, чтобы принимать благодарности? – в некотором замешательстве переспросил Малабала.

– Нет! – весьма энергично покачал я головой. – Мне нужно, чтобы вы переводили!

– Отчего же ваши способности исчезли? – спросил наконец Малабала. – Конечно, я всегда удивлялся, что такой простой человек, как вы, способный вообразить, будто столь великий маг, как я, мог находиться под заклятием, вообще может обладать подобными способностями. И все же я слышал истории о простаках с удивительной памятью или же изумительно легко оперировавших цифрами. Здесь, без сомнения, тот же случай. Во всяком случае, это судьба, поскольку, женившись на обезьяне, вы окажетесь среди существ своего уровня.

– О великий маг, послушайте меня, – был мой ответ, поскольку я совершенно не собирался обижаться на такого могущественного, к тому же бестолкового мага. – Нам всем нужна ваша помощь, если мы хотим уцелеть.

– Переводить? – Брови Малабалы понимающе приподнялись. – Ну конечно. Почему вы сразу не сказали?

Маг наконец понял, и как раз вовремя, поскольку обезьяний капитан снова подошел к нам.

– Уук! Грии уук!

– Они дают вам немного времени, чтобы подготовиться к встрече с королевой, – перевел Малабала.

Дверца, ведущая в каюты и трюм, распахнулась и со стуком ударилась о палубу.

– Скрии скрии уук! – скомандовал капитан.

– Готовы ли вы встретиться с невестой? – запоздало пояснил Малабала.

Но я, заслышав изрядный шум, обернулся и увидел зрелище, к которому не был бы готов, проживи хоть сто раз по сто лет. В голове моей одна за другой проносились мысли, в большинстве своем – напрасные мечты о спасении. Но более рациональная часть моего разума сказала мне следующее.

Среди людей мужчины имеют тенденцию быть больше женщин. Это, однако, верно не для всех видов живых существ, и если королева была типичной вообще, то выглядела она кем угодно, только не обыкновенной представительницей этой породы обезьян.

Она шагала по палубе, окруженная почетным караулом из десяти обезьян-самцов, каждый из которых с виду был куда меньше ее. Но что касается ее истинных размеров, насчет них я мог лишь догадываться, и эти догадки были совсем не радостными.

Возможно, дело было во множестве белых покрывал, которые скрывали большую часть ее фигуры и занавешивали лицо; то, как они раздувались на морском ветру, придавало укрытому под ними созданию сходство скорее с шатром, чем с живым существом. Или, может, время от времени я замечал руку или ногу, мелькнувшие из-под ее шатровых полотнищ – вернее, ее одежды, – когда их колыхал ветер. Если у капитана и других обезьян вокруг меня бицепсы были в два раза больше, чем у людей, то те горы мышц, которые я видел под одеянием, не напоминали бицепсы вовсе, скорее, напрашивалось сравнение с заросшими шерстью древесными стволами.

– Да, – заявил Малабала, ободряюще кладя руку мне на плечо. – Я сделаю для вас что смогу. – Он говорил так, будто на самом деле услышал то последнее, что я сказал ему. Наверное, понял я, я снова кричал.

– Уук скрии уук! – сказал капитан.

– Представляет королеву, – сообщил Малабала.

Я почувствовал на своих плечах тяжелые обезьяньи руки, заставившие меня опуститься на колени.

– Уук скрии уук грии гриич хоо хоо уук!

– На колени! – последовал до некоторой степени излишний перевод Малабалы.

– Уук гиббер, – продолжал капитан. Он, очевидно, выступал в роли официального спикера, или, точнее, главной говорящей обезьяны в этой компании.

– Вас не поженят немедленно. – Обезьяна говорила достаточно быстро, чтобы я мог улавливать смысл происходящего даже с задержками Малабалы. – Существуют ритуалы, которые должны быть соблюдены.

Мне не понравилось, как это прозвучало – ритуалы. Но нас не собираются поженить сейчас же? Я не знал, вздохнуть ли с облегчением или преисполниться страха. С одной стороны, думаю, я надеялся по крайней мере на быстрый конец, не говоря уже о минимуме боли. Теперь же мое будущее стало куда менее понятным.

– Гиббер уук гиббер, – продолжал объяснения капитан.

– Сначала будет ухаживание.

Ухаживание? Ну, это, во всяком случае, дело небыстрое и, каким бы оно ни было, потенциально безболезненное.

– Уук гиббер уук, – подчеркнул капитан.

– Большинство претендентов погибают во время ухаживания. Это сильно сокращает свадебные расходы.

Что ж, может, мой конец наступит даже быстрее, чем я думал. Почему же меня это не радует? Я взглянул на огромную королеву. Я явно испытывал двойственные чувства насчет всего происходящего.

– Гиббер гиббер уук уук.

– Если они не удовлетворяют ее требованиям, – голос Малабалы, будто эхо, выделил предыдущие слова капитана, – она быстро убивает их.

Поступит ли она так же и теперь? Быть может, я слишком поспешил сдаться, и теперь у меня появляется некоторый выбор? Наверное, лучше умереть человеком, чем жить обезьяньим угодником.

По-прежнему стоя на коленях, я поднял глаза и увидел, что огромная королева остановилась в нескольких шагах от меня. С этого расстояния я смог разглядеть, что покрывала на ее лице слегка просвечивают и, если всмотреться, можно различить очертания ее клыков длиной с человеческий палец. Глаза мои скользнули ниже, туда, где из-под рукавов одеяния торчали две ее громадные лапищи. Кулаки ее были величиной как раз с мою голову. Один из ее обезьяньих слуг держал на весу серебряный поднос, ожидая ее одобрения. Я видел, что на полированном металле копошится с дюжину жирных белых личинок. Она милостиво кивнула слуге, сгребла личинки с подноса одним движением ужасной лапы и отправила их в рот. Потом быстро сглотнула и, поковыряв в зубах черным от грязи когтем большого пальца, с огромным удовлетворением рыгнула.

Да, решил я, гораздо лучше будет умереть человеком, чем жить обезьяньим мужем.

– Уук уук гиббер скрии, – объявил капитан.

– Вы можете поднять глаза и увидеть свою будущую невесту.

Очередной перевод мага застал меня врасплох. Я уже вглядывался в лицо этого чудовища, не дожидаясь, когда мне об этом скажут, во всяком случае, по-человечески. Неужели в какой-то степени верно утверждение Малабалы, будто я понимаю обезьяний язык? Более вероятно, однако, что я просто понимал всю серьезность своего положения.

В этот самый миг взгляд королевы встретился с моим, и это стало для меня потрясением, равного которому я никогда прежде не испытывал. Недостаточно владея языком, я мог бы описать это лишь как безрассудный ужас, приправленный мгновениями пронзительных, жутких предчувствий и полнейшего, неприкрытого отчаяния, но столь жалкое описание слишком слабо отражало всю глубину моих чувств.

Пасть королевы скривилась под покрывалом, должно быть изображая нечто вроде улыбки.

– Уук, – заметила она.

– Предоставьте королеве оценивать вас, – отреагировал Малабала на нечто, сказанное некоторое время назад.

– Уук гриич скрии хоо, – пояснил капитан.

– Ей нравится храбрость этого ничтожного человеческого существа. – Действительно ли Малабала переводит слова королевы? – Пусть пока живет.

Итак, она пощадила меня, потому что я смотрел ей в глаза. В этот миг могущество рока ошеломило меня. Не подними я глаз мгновение назад, неужели я был бы уже вычеркнут из этой жалкой жизни? Какая ирония таится в деяниях судьбы! Разве что я предназначен для какой-то высшей цели и не должен умереть, пока цель эта не будет достигнута. Может быть, мне не суждено быть разорванным в клочья когтями этой похотливой гориллы или раздавленным под тоннами обезьяньей плоти.

При этой мысли надежда воспрянула во мне. Снова и снова мне давали понять, что я повстречался с торговцем и его компанией, чтобы стать частицей некоего великого приключения. Как мог я вновь усомниться в этом? Что ж, когда посмотришь в глаза гигантской горилле, которая вот-вот станет твоей невестой, без сомнения, можно начать сомневаться очень во многом. Но я должен был видеть дальше сиюминутных опасностей.

Жизнь носильщика многое дала мне, и следовало быть благодарным за эти дары. Улицы Багдада наделили меня смекалкой, перетаскивание тяжестей сделало сильным, а длительные периоды без еды – выносливым. Наверняка одно из этих свойств поможет мне победить.

– Уук гиббер гиббер, – настаивал капитан.

– Сначала надо обменяться песнями, – пояснил маг.

Значит, песня? Песни петь я умею неплохо, я все время сочинял их, чтобы скрасить заполненные бесконечным трудом дни. Пожалуй, слишком даже неплохо. Мне вспомнилось, как я остановился отдохнуть у роскошного дома купца Синдбада и вздумал запеть. От правды не уйти: именно песня в первую очередь и втянула меня в эти неприятности.

И теперь я должен петь для этой гигантской самки.

Даже для столь поэтической натуры, как я, это будет непросто. Пожалуй, стоило бы перечислить ее наилучшие качества. Однако при взгляде на эту зверскую рожу понятия «лучшие» или «худшие» казались неподходящими. Я решил петь обо всем; то есть обо всем, что мог разглядеть под ярдами и ярдами покрывал.

Капитан быстро пихнул меня своим весьма острым локтем. Очевидно, предполагалось, что начинать должен кандидат в женихи.

Одно я знал точно: попытка говорить по-обезьяньи уже создала мне достаточно проблем. Не стоит заходить слишком далеко и пытаться петь на обезьяньем языке.

Итак, я начал, и голос мой, возможно, не был столь сильным, как порой бывало прежде:

 
О, твои волосы коричневого цвета,
И кожа твоя – ах – коричневого цвета,
И вся шкура твоя лоснится.
И ладони твои коричневые,
А глаза у тебя черные,
А ногти такие грязные!
 

Пожалуй, это была не лучшая из моих песен, но она была сочинена под таким непомерным давлением.

– Скрии, – авторитетно заметил капитан.

Очевидно, я прошел это испытание.

– Вы начинаете, – объяснил Малабала.

И тут я почувствовал, как грубая рука ухватила меня за подбородок и голову мою рывком запрокинули так, что я уставился прямо в глаза своей нареченной, инстинктивно ощущая, что не должен противиться, если жизнь мне дорога. И так я слушал вокальные упражнения своей невесты, песню, длившуюся довольно долго, хотя все куплеты ее звучали более или менее похоже на этот:

 
Укк укк грии грии уук
Грии уук скрии уук грии
Уук укк грии укк уук
Хоо хоо скрии скрии скрии!
 

– Теперь наша возлюбленная королева удостоит нас своего пения, – сначала сказал Малабала, без сомнения переводя слова капитана, а не королевы.

Но песня продолжалась столь долго, и в ней было такое огромное множество куплетов, что даже заклятие мага не могло справиться с ними всеми, и он переводил прямо по ходу пения.

– Она говорит, что останется с этим хилым человеком, несмотря на то что волос у него меньше, чем у обезьяньего детеныша, – пересказывал маг. – Потом она во всех подробностях описывает его бледную кожу. Рифмы и аллюзии насчет его масти весьма сложны, но в итоге я могу отметить, что она без конца нелестно сравнивает носильщика со слизняком.

Наконец, она, кажется, закончила свою декламацию. Тут обезьяны вокруг нас возопили в унисон – жутко и в то же время возбужденно: искренняя реакция всей команды на совершенство королевских стихов. Даже я, не понимающий на самом деле их языка, мог оценить, что королева была явным мастером формы.

– Уук уук гиббер уук! – снова заговорил капитан.

– В последнем куплете содержатся некоторые весьма эффектные метафоры, – продолжал Малабала, наконец услышав концовку песни. – Пускай вы бледнокожий, но бананы тоже таковы.

Бананы? У меня было ощущение, что сердце мое хочет остановиться в груди. Если говорить о бананах, я знал, что они мне напоминают. И все же, может быть, маг ошибся, выбирая фрукт, или я был неправ в своих сравнениях, а королева всего лишь говорила о еде.

– Гиббер гиббер уук! – провозгласил капитан.

– Бледнокожий мужчина выдержал первое испытание! – весомо сообщил Малабала.

Тут Синдбад и его слуги окружили меня.

– Мы никогда в этом не сомневались, – с величайшим воодушевлением заверил меня торговец.

– Я уверен, что мы победим, и мой хозяин будет спасен, – заметил Ахмед. – Вам осталась сущая ерунда.

– Это, – строго добавил Джафар, – если мы когда-нибудь выберемся отсюда.

Но и Ахмед, и торговец отпрянули, когда между нами прошествовала очередная обезьяна, несшая очередное серебряное блюдо. На этом новом блюде высокой горой копошились белые личинки, их было столько, что и не сосчитать, сумей кто-нибудь удержать содержимое своего желудка внутри достаточно долго, чтобы предпринять такую попытку. Мне самому становилось все сложнее справляться с собственным желудком, поскольку блюдо это сунули мне прямо под нос. Я ничего не мог с собой поделать, ибо инстинктивная реакция победила во мне человеческий разум. Я рыгнул как мог тише и оттолкнул блюдо прочь.

Оно остановилось перед самым носом королевы. Одним из своих огромных пальцев она наклонила его. Изрядная куча личинок посыпалась в ее разинутую пасть.

– Уук гиббер уук! – объявил капитан.

– Начинается второе испытание! – задним числом проинформировал меня Малабала.

– Скрии скрии укк уук! – продолжал капитан.

– Бледнокожий человек прошел второе испытание! – радостно добавил Малабала.

Я заметил, что королева обезьян снова разглядывает меня, но уже иначе, чем прежде. По правде говоря, она смотрела на меня так, что, будь это человеческая женщина, я счел бы это за нежный взгляд.

Такое развитие событий встревожило меня больше, чем все, что было до этого.

– Уук, – сказала она.

– Уук? – отозвался я, боясь подумать, что это может значить.

– Приготовьтесь к третьему, и последнему испытанию! – перевел Малабала последние слова капитана.

– Гриич укк хоо хоо, – приказал капитан.

– Королева говорит, что если этот слабый человек покажет ей свой банан, – продолжал переводить Малабала, – то она с радостью продемонстрирует ему свои дыни.

– И снова наши соболезнования, – тихо сказал мне Ахмед.

Звук, вырвавшийся из моей груди, был не столько вопль, сколько тихий, исполненный страдания стон. Впрочем, чем бы он ни был на самом деле, за ним последовало очередное заявление мага.

– Наш храбрый носильщик ответил, – перевел Малабала остальным нашим спутникам, – что он с гордостью покажет свой банан, когда бы это ни потребовалось.

Я?! Я решил никогда, никогда не произносить больше «уук».

– Уук гиббер уук! – потребовал капитан.

– Третье испытание проходит в королевской опочивальне, – перевел маг.

Думаю, мой вопль последовал сразу вслед за этим.

– Гиббер скрии скрии!

– Претендент должен подобающим образом просить королеву о любви.

Значит, я не просто вынужден буду сделать то, что даже представить себе как следует не могу, но должен еще хорошенько об этом попросить?

Я обернулся и оглядел остальных людей. Что будет с этими остальными, если я откажусь продолжать? Ни Кинжал, ни Шрам не вызывали у меня ни малейшего восторга; если они станут жертвами обезьян, я ничуть не расстроюсь. Верный Джафар и даже купец Синдбад прожили долгую и наполненную жизнь и вскоре в любом случае подойдут к закату своих дней. Ахмед, что ж, парнишка молод, но он умен, и если кому-либо из нас и суждено уцелеть, это наверняка будет он. Маг, я был уверен, сумеет сам позаботиться о себе, возможно, он смог бы даже спасти нас всех, если бы был способ нормально с ним общаться.

Лишь одна из нас всецело была во власти обезьян, но именно она была для меня важнее всего: прекрасная Фатима. Как должна она трепетать в своем ящике, в такой близости от постоянной, свирепой опасности, исходящей от этих тварей!

Значит, я должен пройти через это третье испытание ради моей возлюбленной. Осознает ли она хотя бы, подумал я, всю глубину моей жертвы?

Обезьяны вокруг меня, казалось, становились все более беспокойными. Я больше не мог медлить с принятием решения.

– Можете ли вы перевести мой ответ, о маг? – спросил я.

– Не нужно кричать на меня, – пожурил Малабала. – Я стараюсь помочь вам, во всяком случае, в том, что касается общения с обезьянами.

– Я хотел бы просить королеву оказать мне честь и… составить мне компанию, – сказал я, ожидая, чтобы маг перевел это.

– Уук уук уук! – потребовал капитан.

– Королева желает узнать подробности, – перевел Малабала.

Выполнить это мне было очень трудно. Как мог я сообщить королеве подробности, о которых не хотел даже думать?

Наконец я запаниковал. Может быть, я все же смогу каким-нибудь способом убедить Малабалу спасти всех нас. Да, верно, до сих пор мне это не удалось, но, возможно, я старался недостаточно. Да, вот именно. Побольше настойчивости. Откровенная мольба и подобострастие – вот единственный выход.

Я упал перед магом на колени: