Текст книги "Другой Синдбад"
Автор книги: Крэг Шоу Гарднер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава двадцать восьмая,
в которой мы узнаем, что, хотя птицы всегда возвращаются в свои гнезда, людей инстинкты обычно влекут в другие места
– Теперь ты можешь поблагодарить меня, – прозвучал в моих ушах голос, – а можешь сделать это потом.
Даже не глядя ни наверх, ни по сторонам, я знал, что снова нахожусь на попечении женщины-птицы. Я также понял, что со мной нет больше бутылки. Должно быть, я выронил ее от изумления и таким образом оставил Синдбада под градом драгоценных камней. Может, волшебная бутылка защитит его. Жаль, что не нашлось бутылки побольше для остальных моих спутников.
Но я не видел, как они погибли. Возможно, удача Синдбадов озарит и их судьбы тоже и им удастся спастись. А я лечу.
– Значит, мне суждено было выжить? – спросил я с изумлением и недоверием, ибо не мог поверить в свою удачу. Если только это действительно удача, поскольку мне была неведома истинная цель этой птицеженщины. Равно как не мог я себя заставить спросить об участи тех, кого моя спасительница оставила позади, хотя и не переставал думать о них. В любой момент я ожидал услышать их последние, исполненные муки крики, когда они будут погребены под этой бесценной грудой камней.
Все, что я слышал вместо этого, – свист ветра и щебетание моей крылатой хранительницы.
– Тебе суждено куда большее, – сказала она мне, – ибо я собираюсь отнести тебя к себе домой.
– Домой? – переспросил я, понимая, что будущее мое подвластно мне еще меньше, чем прежде. Очевидно, я никогда больше не увижу своих товарищей, даже если их не расплющит до неузнаваемости под обвалом.
Пожалуй, впервые с того момента, как мы попали в долину фиг, я с тоской подумал о моей Фатиме. Ах, если бы только она не закричала, когда я решился наконец приблизиться к ней. Подобные вещи представляли собой, безусловно, такой аспект наших взаимоотношений, над которым нам еще надо было поработать.
Или над которым мы поработали бы, не случись со мной такое. Но Фатима и почти наверняка все прочие женщины человеческого рода теперь были мне недоступны, и, возможно, недоступны навсегда.
Что именно это существо, несущее меня теперь в своих когтях, намерено делать со мной? Я понял, что мне совсем не хочется спрашивать, поскольку я помнил, как сверкал на солнце ее крепкий клюв. Вместо этого я спросил ее о доме:
– Это далеко?
Тут женщина рассмеялась, словно соловей зазвенел теплым летним вечером:
– Будь он ближе, я ни за что не сумела бы покинуть его. В этот самый миг мы как раз пролетаем под ним.
Под ним? Я уставился на движущуюся тень, казалось поглотившую все небо. Не хочет ли она сказать, что ее дом на Иззат? Я хотел было попросить ее объяснить, но меня вынудила умолкнуть та бесконечная тьма, к которой мы теперь поднимались, столь бесконечная и всепоглощающая, что любые слова, вообще все, о чем мог помыслить человеческий разум, представлялось мелким и незначительным.
И так мы поднимались все выше и выше, приближаясь к этой громаде, пока я не увидел наверху длинную полоску синевы между Иззат и землей. И эта полоса чистого неба становилась все больше по мере того, как мы поднимались.
– Мой народ живет на левом крыле, – объяснила моя спасительница, когда мы поднялись наконец над громадной тенью существа, казавшегося огромным, как луна. Небо, окружавшее теперь нас, было такой внезапной, сияющей синевы, что было больно глазам, и мне пришлось поморгать, чтобы они приспособились к свету. Мы продолжали подниматься, когда очередная огромная тень упала сверху и закрыла полнеба. При свете солнца я увидел, что эта новая штука покрыта темными перьями, не черными, а скорее темно-синими, как ночь, так что они слегка отсвечивали фиолетовым, – цвет вечернего неба в тот миг, когда над горизонтом сгущаются сумерки. Этот огромный движущийся предмет, понял я, должно быть, крыло Иззат.
Мы по спирали снижались, пока крыло не достигло нижней точки своей гигантской дуги. Потом мы, казалось, на миг неподвижно зависли в воздухе, а затем крыло, такое огромное, что само походило на большой остров, устремилось нам навстречу.
Теперь мы были столь близко от него, что я уже не мог видеть каждое перо целиком и вместо этого был зачарован сложностью его строения. Словно огромный узор расходился по обе стороны стержня, который был шире, чем река за Басрой в месте своего впадения в море. От этого огромного центрального стержня отходили другие, поменьше, похожие на заостренные колья, а от них – еще меньшие, на тех росли еще более тонкие прутики, из которых расходились более тонкие волоски, и так далее, и так далее, хотя ни одна из этих частей ни в малейшей степени не выглядела хрупкой, ибо в целом каждое перо по величине действительно было сравнимо с целым городом.
Итак, мы ли нырнули вниз, или, может, крыло поднялось, как я увидел, что даже наиболее плотные из его частей так далеко отстоят друг от друга, что мы с легкостью смогли бы проскочить между всеми этими волосками безо всякого вреда для себя, и мы так и сделали, петляя между частицами этого пера и других перьев, растущих под ним, пока не добрались до того, что, должно быть, было кожей этого существа, столь огромного, что я никогда не смогу представить его целиком.
Как ни странно, однако, пока мы летели все глубже и глубже внутрь оперения этой огромнейшей из огромных птиц, страх мой снова покинул меня, и я обнаружил, что меня опять занимают мысли о собственной значимости. Каждому из нас предписана своя задача на земле, и моя, на свой манер, не менее уникальна, чем задача Иззат. Или, говоря проще: может, та, на которую мы собирались опуститься, и была самой огромной из всех существующих божьих тварей, но я не сомневался, что, попытайся она сделаться носильщиком, стало бы ясно, что Иззат – не более чем большая птица.
И тогда я вновь обрел дар речи.
– Что со мной теперь будет? – спросил я женщину-птицу, когда мы сели.
– Теперь, – ответила она, – я познакомлю тебя со своей семьей.
С этими словами она при помощи крыльев погнала меня вперед, через место, похожее на огромные заросли бурого папоротника, где процеженный сквозь перья солнечный свет превращался в тусклые сумерки.
Я прошел между огромных стержней и увидел, что впереди неясно виднеется некое сооружение, двухэтажное, состоящее из веток и соломы, каким-то образом похожее разом на затейливую соломенную хижину и на птичье гнездо.
– Мама! Папа! – позвала женщина-птица, когда мы подошли ближе. – Я привела того молодого человека, о котором столько вам рассказывала.
Я услышал пару мелодичных приветствий, и еще два человека-птицы вышли на перепончатых ногах из темной глубины своего жилища. Оба были приземистые и более невозмутимые, чем женщина позади меня, но у них были такие же резкие черты клювастых лиц и сверкающее оперение, как и у их дочери.
– Да, дорогая, – прощебетала высоким голосом одна из птиц. Должно быть, это мать, предположил я. – И для человека он действительно кажется очень славным. – По ее тону я понял, что в их обществе люди считались чуть лучше – но только чуть – таких существ, как червяки и гусеницы.
– Так это вас зовут Синдбад? – раздался другой, более низкий голос, похожий на грозное карканье.
Я решил, что самым вежливым будет кивнуть, поскольку птичий папаша отрывисто продолжал:
– И как же именно вы собираетесь обеспечить будущее нашей дочери?
– О папа! – Тон птицеженщины говорил о том, что это был самый дурацкий вопрос на свете. – Он не сможет не обеспечить! Разве ты не знаешь, что он избранный?
– Ну же, дорогая, – успокаивающе сказала птица-мать. – Не следует повышать голос на отца. Женщине это решительно не подобает. Кроме того, все эти разговоры о судьбе всего лишь слухи…
Их дочурка фыркнула – звук, который, кажется, не подобает не только женщинам, но и птицам тоже:
– Слухи! Он явно избран как баловень судьбы. Да что там, с того момента, как я услышала о нем, он то и дело сталкивался с джинном, и Рух, и демонами, и монстрами!
– Да-да, возможно, дорогая, – отвечала ее мать все тем же увещевающим тоном. – Но действительно ли это судьба, или у него просто был неудачный день?
Честно говоря, этот вопрос я и сам задавал себе.
– Да и будет ли судьба возиться с таким? – заметил папаша, покачивая покрытой перьями головой. – Он выглядит довольно хилым даже для человека.
Юная женщина-птица, защищая, укрыла меня крылом.
– Вы можете приводить какие угодно доводы, но с фактами не поспоришь. Разве вы не заметили недавние перемены в климате? Иззат забрался далеко от своих привычных путей, чтобы убить его.
– Вот как? – склонила голову набок ее мать. – Да, теперь, когда ты сказала, я понимаю, что под перьями стало теплее. – Для разнообразия она мило чирикнула в мою сторону. – Иззат, знаете ли, обычно обитает в холодных и запретных местах, вдали от цивилизации.
Я улыбнулся старшей женщине-птице. Если я собираюсь проводить время среди этих существ, то хотел хотя бы делать это как можно более приятным образом. Супруг ее, однако, лишь нахмурился.
Минуту спустя, правда, даже он добавил крайне недовольным тоном:
– Впечатляюще. Наш дом пытается разрушить этот жалкий смертный?
– Иззат не стал бы делать это просто ради кого-то, – настаивала дочь.
– В самом деле, – заметила мать, – я не припомню, чтобы Иззат делал нечто подобное ради кого бы то ни было, во всяком случае, после того, другого человека по имени Синдбад.
– Вот видите? – чирикнула дочка еще более пронзительно и взволнованно, чем прежде. – Об этом я и говорю! Какие бы ужасные опасности ему ни грозили, для другого Синдбада пройти сквозь них было все равно что для вас или для меня весенним днем прогуляться на солнышке. И этого юношу тоже зовут Синдбад! И он явно обречен вести такую же волшебную жизнь.
– Он? – Птица-папаша тихонько присвистнул, потом помолчал с минуту, снова разглядывая меня. – Пути Провидения воистину неисповедимы.
– И наша малышка выбрала его из всех этих людишек? – вставила мамаша, от гордости выпятив покрытую перьями грудь. – Наверное, она обладает талантами, о которых мы и не подозревали.
– Так я могу оставить его?
Оставить его? То, что она назвала это именно так, сразило меня. Когда женщина-птица унесла меня, я понимал, что могу оказаться вдалеке от себе подобных, но в этих двух словах звучала такая необратимость. Неужели я теперь не буду иметь права голоса при обсуждении моего будущего – никогда?
– Ну, не знаю, – с сомнением ответил ее отец. – От людей в гнезде бывает столько проблем.
Но дочь не сдавалась:
– Я ведь всегда смогу клюнуть его легонько, чтобы он знал свое место!
Ее мамаша взглянула на супруга.
– Да, мужчины, кажется, хорошо поддаются этому.
Отец переступил с ноги на ногу, но потом признал:
– Быть может, это научит ее чувству ответственности.
– Видит небо, нам это не удалось, – согласилась мать. Она повернулась к дочери. – Ну, хорошо, если ты обещаешь хорошенько за ним ухаживать.
– Я знала, что вы мне позволите! – Их дочурка от радости захлопала крыльями. – Итак, Синдбад, добро пожаловать в твой новый дом!
Значит, меня оставили. Очевидно, моего мнения больше никогда никто не будет спрашивать.
– Где твое воспитание?! – пожурила ее мать. – Наверное, тебе следовало бы предложить гостю немножко подкрепиться. Скажите, Синдбад, – так вас зовут? – не хотите ли немножко червяков? Они очень свежие, уверяю вас.
Я попытался найти во всем этом свои плюсы. Быть может, я умру от голода и мое пребывание здесь будет не слишком долгим.
– Он не очень-то общителен, – с сомнением сказал отец. – Ты точно уверена, что он избран?
– Ой, папа, – отмахнулась дочь, – такие вещи девушки знают точно. Кроме того, его хотела Виша!
– О! – произнес отец, как будто этот факт каким-то образом объяснял все происшедшее. – Так это работа твоей кузины!
– Мы могли бы догадаться, отец, – добавила его супруга таким же понимающим тоном. – Эти морские гарпии порой созревают слишком рано!
– Ага, – криво усмехнувшись, согласился отец. – Ты знаешь, как бывает у этих юных гарпий. Стоит одной решить, что она хочет человеческого мужчину, как другие ни за что не смогут оставить его в покое!
Оба от души расхохотались.
– Мама? Папа? – не веря своим ушам, чирикнула дочь. – О чем вы? Родители вечно ничегоне понимают! – Взъерошив перья, она опрометью кинулась в хижину.
– Вот, пожалуйста, и это твоя дочь, – заметил птица-мужчина, распушив перья на груди.
– Моя дочь? – взвизгнула женщина. – Почему, когда она поступает подобным образом, она всегда моядочь?
Эти двое, казалось, на миг забыли про меня. Теперь, когда юная женщина-птица исчезла, что со мной будет? Может быть, пока эти двое заняты другим, я сумею исчезнуть в этом лесу из гигантских перьев.
– И куда это ты направился? – поинтересовался мужчина, едва я сделал первые бесшумные шаги прочь. – Наша дорогая Кавда никогда не простит нам, если мы тебя потеряем.
– Это, – резонно добавила женщина, – если мы вообще решим оставить его.
– А что нам тогда с ним делать? – спросил папаша. – Может, лучше избавиться от него прямо сейчас?
Мать расправила крылья, прежде чем ответить:
– Конечно, Кавде будет проще забыть его, если у нее не будет возможности к нему привязаться.
Мужчина склонил голову набок, приглядываясь ко мне повнимательнее.
– Он вроде мягкий и пухлый. Немножко похож на червяка, правда? – Отец вопросительно взглянул на супругу. – Я думаю, мы могли бы съесть его.
Я был в отчаянии. Ну почему все на свете хотят меня съесть?
Но, к счастью для моего дальнейшего существования, женщина не согласилась.
– Больше возни, чем проку, – каркнула она. – Такое мясо всегда плохо переваривается. Кроме того, взгляни на него. На этих костях – одни хрящи. Ну и есть еще наша дочь. Ты же знаешь, что Кавда может быть против.
Отец дернул головой.
– Эта молодежь бывает такой сентиментальной по отношению к самым странным вещам.
– По мне, так лучше добрая кучка личинок хоть каждый день, – с энтузиазмом сообщила женщина.
– Да, дорогая, ты уж точно знаешь путь к сердцу птицы, – охотно согласился папаша. Он снова взглянул на меня. – Так что, унести его из гнезда?
– Думаю, так было бы лучше, – ответила мать, отвернувшись и направляясь в гнездо, несомненно, чтобы заняться дочуркой.
– Отлично, мы уже улетаем. – Он захлопал крыльями и взлетел, петляя меж гигантских перьев, пока не оказался позади меня.
Я почувствовал, как две здоровенные когтистые лапы впились мне в плечи, отнюдь не так нежно, как это делали когти его дочери.
Но я снова летел, и похоже было, что эта птица унесет меня с Иззата, так что у меня может снова появиться шанс вернуться в мир людей и попытаться вести нормальную жизнь. Какими бы странными ни были теперешние мои приключения, наверное, все, что ни случается, – действительно, к лучшему.
Птица-отец поднимался ввысь, его сильные крылья несли меня даже быстрее, чем во время предыдущего полета крылья его дочери, и вскоре мы уже летели высоко над поверхностью Иззата.
– Я донесу тебя до края, – сообщил мне папаша.
И впрямь, за крылом гигантской птицы я уже мог видеть синее небо.
– После этого, – продолжал он, – ты должен будешь позаботиться о себе сам. – Он умолк на миг, что-то обдумывая. – О, верно, ты же не умеешь летать? Сдается мне, люди очень ограниченные, не так ли? Ну что же, так или иначе, я все равно сброшу тебя, и после этого я умываю крылья.
Мы наконец добрались до края крыла Иззата, и я увидел облака, клубящиеся далеко внизу.
– Если ты избранник судьбы, – добавила птица, – как полагает моя дорогая дочь, то наверняка спасешься. А если нет, это послужит тебе хорошим уроком за то, что ты врал нашей милой девочке. Счастливого приземления.
С этими словами он выпустил меня.
Глава двадцать девятая,
в которой наш герой узнает, что иногда огонь не залить даже водой
Я падал.
Поглядев вниз, я увидел океан. И тут я понял, что Иззат был так велик, что, должно быть, накрыл собой огромную часть земной поверхности, включая и тот остров, на который забросило меня и моих товарищей. Поэтому, когда меня скинули с крыла, я уже находился далеко над морем. И еще я понял, что догадка моя может быть верна лишь в том случае, если Иззат все еще каким-то образом летит над той же частью земли. Что, учитывая его размеры и скорость полета, было очень маловероятно. Но все же я допускал, что это возможно, поскольку маловероятным представлялось вообще все, что касалось Иззата.
Мне хватило времени и на эти размышления, и на многие другие, с такой высоты мне пришлось падать. Птица-отец сомневался, избран ли я судьбой. В эти краткие мгновения я знал лишь, что обречен умереть, ибо я падал с небес с такой скоростью, что удар даже о столь податливую субстанцию, как вода, должен был переломать мне все кости.
И все-таки за то короткое время, что я провел с Синдбадом Мореходом, – всего-то три полных дня! – я поучаствовал в таких приключениях и побывал в таких местах, которые другим не привидятся и во сне, проживи они хоть дюжину жизней. Тело мое долгие годы просуществовало, перетаскивая грузы, но душа моя провела эти немногие последние часы, общаясь с духами и чудесами великого мира.
Я подумал про ту песню, которую пел у ворот Синдбада, и про то, как эти незатейливые куплеты дали мне возможность попасть в этот чудесный мир, мир, который, несомненно, каждый день окружает всех нас, если только суметь увидеть дальше той ноши, что все мы тащим на себе. Потом мне захотелось сочинить новую песню, чтобы покинуть эту новую жизнь точно так же, как я вошел в нее; песню, которая прославляла бы великое многообразие этого мира, песню про то, что все люди должны понять, как им посчастливилось, что они живут в нем.
И тогда я стал думать, как ее лучше начать. Пожалуй, слова, говорящие о приключениях, – «Мир, полный чудес» – хорошо рифмуются с «падая вниз с небес». Или, как того требовала моя романтическая натура, «любовь и мечты» созвучны с «падая с высоты».
Мои размышления были прерваны самым грубым образом, ибо я увидел мчащийся мне навстречу океан. Я слишком долго обдумывал рифмы. Если и суждено быть этой последней песне, то спета она будет уже в следующей жизни.
И все же, прежде чем закрыть глаза, готовясь к неминуемой смерти, я успел стать свидетелем еще одного чуда, не менее удивительного, чем все, что были прежде. Океан подо мной не был больше ровной поверхностью, он расступился, чтобы принять меня, словно ожидающая меня возлюбленная раскрыла мне навстречу свои объятия.
Я продолжал падать, но уже не в воздухе, ибо теперь меня со всех сторон окружала огромная стена воды. И вокруг меня тоже была вода, сначала в виде мельчайшего тумана, ласкающего мою кожу, но становившегося все плотнее по мере того, как я падал сквозь него, так что вскоре это стало похоже на проливной дождь, почему-то падающий снизу вверх. Этот волшебный ливень тоже становился все сильнее, сначала превратившись в бурю, потом в настоящий ураган, и водяные стены вокруг меня смыкались все теснее, и я оказался в узкой воронке, сходящей подо мною на нет. Потом я осознал, что, по мере того как плотность воды возрастала, скорость моего падения замедлялась, так что, когда в следующее мгновение тело мое прошло сквозь эту водяную стену, оказалось, что вода приняла меня с той же нежностью, с какой мать окунает ребенка в реку, чтобы умыть его.
Меня нисколько не удивило, что я могу дышать даже после того, как вода сомкнулась надо мной, поскольку я уже бывал в этом месте прежде. Так же как я ничуть не удивился, когда, после того как глаза мои начали привыкать к тусклому свету под океанской поверхностью, увидел обнаженную зеленую деву, плывущую мне навстречу из глубин.
– Значит, ты наконец вернулся ко мне? – сказала она, подплывая.
Она остановилась, и океан вокруг нас озарился ее улыбкой. Это было воистину прекрасное создание, и ее нагота и совершенство тела были столь соблазнительны, что я ощутил, как плоть моя исполнилась желания.
Но я состоял не из одной лишь плоти. События нескольких последних дней открыли мне глаза на все красоты, дарованные нам Аллахом, а мое падение с небес, когда я был уверен, что смерть близка, открыли мне и мой разум тоже. Я обнаружил в себе новые черты, новые возможности и новые силы, и понял, что все они – часть того путешествия, в котором я принимаю участие.
Теперь я знал, что это то же самое странствие, в котором мой тезка провел всю свою жизнь, и что, хотя он и разбил его на семь разных частей, на самом деле это было всего одно большое путешествие, то самое, в котором все мы находимся с момента рождения и до смертного часа. Синдбад Мореход был наделен даром увидеть сказочные чудеса и все же возвратиться домой целым и невредимым. И он лелеял этот дар, что бы он сам ни говорил. Мне пришло в голову, что он, возможно, даже устраивал каким-то образом (может, и неумышленно) снова и снова свое банкротство, чтобы иметь оправдание для нового путешествия и возможности воспользоваться своим даром.
Это и мой дар, который я тоже должен лелеять. И именно он привел меня в объятия морской девы.
– Ты вернулся ко мне в третий раз, – сказала она, подплывая еще ближе. – Это значит, что ты можешь остаться навсегда.
И окончить тем самым свое путешествие, подумал я. Как бы ни желал я эту морскую женщину, путешествовать мне хотелось больше.
– Ты дышишь водой благодаря моей магии, но ты не стал еще по-настоящему частью моря. Подожди. – Она склонилась ко мне, словно целуя мое лицо. – Открой рот, – сказала она вместо этого, – и впусти в себя океан.
Потом она коснулась моей щеки, и пальцы ее были холодными, как океанские глубины.
Я изо всех сил старался не дрожать. Эта женщина просит меня утонуть. Но что еще мне оставалось, ведь я был таким же пленником здесь, под водой, каким был прежде на крыле Иззата, без какой-либо возможности когда-нибудь вернуться к остальным людям. Но я не был готов принять такое решение.
– Тебя зовут Виша? – спросил я вместо этого.
Она рассмеялась, выпустив горстку очаровательных пузырьков, устремившихся к далекой поверхности. Я снова ощутил, как естество мое жаждет ее. Если бы только она не вынуждала меня делать такой выбор!
– Как ты узнал? – спросила она.
– Я разговаривал с твоей кузиной, – начал я. Потом я рассказал ей о том, как Кавда спасла меня из-под града самоцветов и о неудачной беседе с ее родителями.
– Кавда еще такой ребенок, – вновь рассмеявшись, сказала она. – Мои родители никогда ничего про тебя не узнают. Наша любовь будет нашей вечной тайной.
Мне не понравилось это слово – вечной.Лучше, решил я, короткая жизнь бродяги-путешественника, чем вечное существование утопленника в морских глубинах.
И все же морское создание находилось так близко, ее твердые, округлые, покрытые чешуей груди были такими манящими в царящем на дне океана полумраке. Ах, если бы я мог познать чудеса этой женщины, а потом улизнуть обратно наверх.
Наверное, поэтому я задал следующий вопрос:
– Почему ты выбрала именно меня?
Она снова погладила меня по щеке, и на этот раз ее прикосновение не казалось таким холодным, как прежде.
– Потому что от тебя пахнет наземным миром, солнцем и грязью. И потому что тебя зовут Синдбад.
– Так это мое имя свело нас? – спросил я.
– И твоя судьба, – ответила Виша.
– Значит, я должен уцелеть в любых опасностях, которые встретятся на моем пути, как и мой старший тезка?
– В любых, – согласилась она. – Кроме одной.
– И какой же? – поинтересовался я, совершенно уверенный, что она ответит: «Кроме этой».
– Я лучше не буду объяснять, – сказала она вместо этого, – а то вдруг я навлеку на тебя судьбу, от которой тебе удалось спастись.
– Спастись? – переспросил я, не понимая.
– Я не думаю, что тебя станут преследовать в океанских глубинах, – пояснила она, – хотя, когда имеешь дело с одной из таких сил, никогда нельзя быть уверенным.
– С одной из таких сил? – снова повторил я.
– Ты не знаешь? – изумилась Виша. – Твой торговец не рассказал тебе о своем седьмом путешествии?
– Нет, – признался я. – Я едва успел узнать про Иззата из его шестой истории.
– Неудивительно. Про это существо опасно даже упоминать слишком часто. Наверное, даже к лучшему, что ты ничего не знаешь.
Теперь, задумавшись об этом, я вспомнил немало случаев, когда казалось, что торговец ужасно напуган чем-то, случившимся с ним во время седьмого путешествия. Была ли это та самая опасность, о которой эта морская женщина не хочет говорить? И что могло быть настолько хуже тех ужасных опасностей, о которых Синдбад уже поведал нам или которым все мы бросали вызов во время нашего теперешнего путешествия?
У меня возникло более сильное, чем когда-либо, ощущение, будто я являюсь персонажем какой-то фантастической сказки, и более того, что я не только не знаю, какой у этой сказки будет конец, но что рассказчик опустил также и ее начало.
– Значит, ты должен быть мне особенно благодарен, – кокетливо сказала девушка. Теперь она подплыла так близко, что ее чешуя терлась о мой насквозь промокший халат. – Забрав тебя сюда, я наверняка спасла тебя от ужасной участи.
Но эти ее слова лишь укрепили мою решимость, чего никак не ожидала морская дева. Я решительно покачал головой:
– Я не могу остаться здесь с тобой. Судя по твоим словам, мои товарищи в смертельной опасности. Если торговцу и всем остальным суждено столкнуться с нею, я должен быть с ними.
Морская дева печально взглянула на меня.
– Мне очень жаль, мой Синдбад, но я должна отказать тебе в этом. Может, у тебя и есть желание присоединиться к своим друзьям, но возможности такой у тебя нет. – Она попыталась улыбнуться и весело тряхнула головой, отчего ее волосы рассыпались вокруг и закачались на легких волнах. – Но пойдем же! Этот мир не так плох, как может показаться. Мы возьмем двух морских коней и обследуем океанское дно. И мы отыщем среди водорослей укромные местечки, где сможем забавляться часами. Ты должен остаться со мной.
Я чувствовал, что меня начинает злить то, как эта женщина пытается командовать мною.
– Значит, я должен остаться, хотя, если сделаю, как ты просишь, и позволю воде заполнить мои легкие, я наверняка утону!
– Да, ты можешь думать об этом и так, – серьезно ответила она, к моему удивлению соглашаясь, вместо того чтобы спорить. – А если ты не сделаешь, как я прошу, я отменю свою магию. Ты не только утонешь, но и умрешь.
У меня не было на это иного ответа, кроме гнева. Если это единственный выбор, который мне предлагают, значит, мне никогда больше не придется дышать снова.
Но у морской женщины было еще одно оружие, помимо слов. Ее руки каким-то образом проникли под складки моего халата, и она коснулась ими моего обнаженного тела.
Дыхание разом покинуло меня, и я почувствовал, как вода устремилась ко мне в рот и в легкие.
– Извини, что пришлось так поступить, – сказала она со смесью печали и предвкушения, – но я обещаю, что это не будет неприятно. – Она склонилась ко мне и легонько ущипнула меня за ухо, как рыба могла бы клюнуть лист водоросли. – Скоро, – шепнула она, – ты, возможно, даже сумеешь полюбить это.
Похоже, у меня не было выбора. Мне было нечем дышать, и не было никакой возможности набрать в легкие ничего, кроме воды. Значит, это конец моей жизни как смертного человека. Я ждал, когда меня поглотит вечная мгла.
Вместо этого я услышал оглушительный шум, и мир мой заполнился ослепительным светом.